Текст книги "Роковые слова (СИ)"

Автор книги: chate

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

– Тарсий… – тяжело дыша, заговорил комендант. – Он с криком сел на кровати, а когда я попытался его растормошить, сказал: «Смерть наступает. Останови ее». И отключился. Я его тормошил, тормошил, а он не приходит в себя, только стонет.

Бросив быстрый взгляд в окно, Эштон увидел, что светлая полоса на востоке предвещает скорый рассвет. Мешкать было нельзя, и потому мастер подхватил рубашку, кивнув коменданту.

– Идемте. Надо спешить.

– К Тарсию?

– Нет. Он ясновидящий, и такая потеря сил после всплеска дара для них обычное явление. Поспит часик и будет вновь полон сил. Идем на стены, а лучше – на смотровую башню. Нужно осмотреться, и усильте патрули на стенах. На всякий случай.

Мартинэля никто не звал с собой, но он поспешил за всеми, прихватив плащ, о котором Эштон вновь забыл, так что выйдя на холодный ветер, поежился, передернув плечами.

Солнце только поднималось, и сумерки властвовали над миром, не давая как следует рассмотреть происходящее вокруг, но Эшу все же удалось что-то увидеть, и он указал в ту сторону рукой:

– Вон там, видите?

Далеко в проклятых землях мерцал огонек, словно кто-то разжег там костер.

– Что это может быть? – забеспокоился комендант, подходя ближе к парапету.

Эштон в ответ пожал плечами, соображая, что можно сделать, чтобы как можно быстрее разобраться в происходящем, а вот Мартинэль развел руки в стороны и что-то забормотал. Между его ладонями разгорелся огонек, постепенно увеличивающийся в размере, пока не вырос до приличных размеров. Еще несколько слов, резкий хлопок – и вот перед лицами присутствующих завис магический шар, показывая то, что происходило далеко от крепости, в сердце проклятых земель.

– Шаман, – тут же опознал мастер Дан прыгающего и завывающего у костра орка. Он вертелся и подпрыгивал, стуча в большой бубен, к которому были привязаны шкурки мелких зверьков, черепа и ленты. Черепа разевали рты, словно подпевая, а шкурки извивались, будто желая соскочить с бубна и броситься прочь от шамана. А вокруг костра, на границе света и тени, стояло несколько десятков мертвецов-орков, за которыми виднелись не более живые лошади и еще какие-то звери.

– Жуткое зрелище, – выдохнул дрогнувшим голосом комендант. – Что он делает?

– Непонятно пока, – ответил Мартинэль, вглядываясь в происходящее. Тем временем шаман вдруг остановился, вытащил нож и полоснул себя по предплечью, чтобы тут же вновь начать «танец» с бубном. Эштон же, вскрикнув, отшатнулся:

– Он собирается раскрыть границы проклятых земель.

Глава 7

 – С чего ты это взял? – Мартинэль побледнел, но все же постарался сохранить спокойствие.

– Видел уже такое, – Эштон на мгновение закрыл глаза, собираясь с мыслями, а потом начал отдавать распоряжения: – Как только он свалится бездыханным, как только последняя капля его крови упадет на землю, собранную им армию мертвецов будет очень сложно остановить.

– Значит, надо атаковать сейчас, пока ритуал не закончен, – вставил комендант и схватился за рукоять меча, готовый в сею секунду броситься в бой.

– Нельзя. Преждевременная смерть будет иметь практически тот же эффект, – Эштон тяжело вздохнул, словно принимая какое-то нелегкое решение. – Поднимайте гарнизон. Студентов. Любым способом разбудите Тарсия, он будет нам нужен. Мартинэль, надо оповестить магов в академии, дальше они сами разберутся. Я пока вернусь за плащом. Встретимся у ворот.

Через полчаса возле ворот стояли все воины крепости, два десятка студентов и Мартинэль. Три сотни глаз с надеждой и недоумением смотрели на подходящего Эштона. Откашлявшись, мастер окинул взглядом всех собравшихся и заговорил:

– В данный момент одинокий шаман-самоубийца проводит обряд, собираясь расширить границы проклятых земель. Если ему это удастся, мертвецами станем не только мы, но и многие другие существа, в том числе и ваши родные. Мы сейчас можем либо уйти, оставляя эту проблему на милость богов, либо попробовать остановить его. Войти и уничтожить шамана – это не выход. Он все равно успеет совершить свое черное дело. Есть другой вариант: мы закроем проклятые земли непроницаемой сферой. Все шаманство останется там, как и мертвецы, поднятые им, но от нас это потребует массу сил. Если кто-то боится – можете уйти сейчас. Если решите остаться, я не гарантирую, что вы выживете. На решение у вас пара минут, не больше.

Собравшиеся перед воротами воины и студенты даже не шелохнулись, готовые отдать свою жизнь и кровь до последней капли, чтобы не пустить смерть в родные земли.

– Хорошо. Сейчас делаем как я говорю. Все обладающие магическим даром, пусть и небольшим, должны выстроиться в круг и взяться за руки.

Кроме двух десятков студентов в кругу оказались Тарсий, едва держащийся на ногах от слабости, Мартинэль, бледный, но решительно настроенный, комендант крепости и еще пятеро из его воинов.

– Хорошо, теперь все остальные должны разбиться на пары, встать позади стоящих в кругу и положить руки им на плечи. Кому не хватит места – будете страховать: как только кому-нибудь из второго круга станет плохо, оттаскиваете его в сторону и занимаете его место. Если будете делать все четко, ваши товарищи останутся живы.

– Ты не будешь чертить пентаграмму? – донесся до Эштона вопрос Тарсия, и в глазах Мартинэля, с чьим взглядом мельком встретился мастер, читался тот же вопрос.

– Нет, времени нет, спешить надо. Я сам буду направлять силу.

– Но это же… – в глазах мага Янхо-Ла мелькнул страх, сменившийся жалостью, а на эльфа Эштон не стал смотреть.

– Ничего, справимся. Все готовы?

Вставшие как было велено воины и маги ответили утвердительно, и Эштон отвернулся от них. Глубоко вздохнув, он сделал шаг назад, так что спиной коснулся чуть вздрогнувшего Мартинэля.

– Прости, – на пределе слышимости шепнул Дан, – но пока мне нужны свободные руки, так что придется потерпеть.

– Ничего. Работай.

И с губ Эштона сорвались первые слова, подхваченные разбушевавшимся ветром, завывающим и раскручивающим воздушные воронки вокруг творивших магию существ. Маги в круге чувствовали, как сквозь них проносится ледяной ураган, вымораживающий все внутри, и только чужие руки на плечах да осознание того, ради чего все это происходит, не давали им разорвать цепь. Один за другим теряли сознание воины из второго круга, но их место тут же занимали другие, не давая заклинанию сорваться.

Эштон шептал и кричал, срывая голос, а когда все необходимое для создания сферы было сделано и оставалось лишь усилить ее, чтобы она поглотила все проклятые земли, он вклинился в цепь между Мартинэлем и Тарсием, по-прежнему оставаясь лицом к степи, где творилась волшба шамана. Теперь силы всех магов сливались в общую мощную волну и вырывались наружу через Эштона, заставляя того тихо постанывать и вздрагивать от накатывающей раз за разом боли, но рук он не разжимал, а наоборот, все сильнее стискивал пальцы, не давая себе расслабиться ни на секунду. Слишком уж дорого могла кому-то обойтись его слабость.

А сфера все росла и ширилась, набираясь сил, пока не достигла другого края проклятых земель. Едва она соприкоснулась с каменными столбами, выставленными орками на границе с той стороны, как идолы взорвались, накрывая степь оглушительным грохотом и озаряя яркими вспышками. Только тогда Эштон позволил себе опуститься на колени, расцепляя руки, чтобы упереться ими в землю, иначе он просто упал бы лицом вниз, настолько мало сил осталось у человека.

Грохот испугал и вывел из транса оставшихся на ногах воинов и магов, многие из которых точно так же, как и Эштон, попадали на землю. Райш Темный Волк подхватил теряющего сознание Тарсия и огляделся.

– Неужели это все? – прошептал он потрескавшимися губами, словно не веря.

– Все, – подтвердил Мартинэль, пошатнувшись, а потом прикоснулся к плечу едва дышащего Эштона. – С тобой все в поря…

Договорить эльф не успел, потому что человек начал заваливаться вперед. Испуганно выкрикнув его имя, эльф подхватил Эша на руки и ужаснулся тому, что увидел: всего несколько часов назад мастеру можно было дать не больше сорока пяти лет, несмотря на его седые волосы, а сейчас же он выглядел на все шестьдесят. Морщины на лбу и вокруг глаз, сухая обветренная кожа, потрескавшиеся, словно от жажды, губы – все это будто принадлежало другому человеку.

– Эш, что ты наделал? – почти простонал эльф, прижимая его к груди.

Эштон слабо шевельнулся и открыл мутные глаза, чтобы тут же вновь потерять сознание. Вместо него ответил едва очнувшийся Тарсий:

– Он вложил в сферу пятнадцать лет собственной жизни, насколько я понимаю. Надеюсь, за это время совет магов найдет способ уничтожить проклятые земли, чтобы эта жертва не оказалась напрасной.

* * *

Приходил в себя Эштон очень медленно и тяжело. Голова не болела, но казалась набитой ватой, не пропускающей ни единой мысли или чувства. Даже для того, чтобы открыть глаза, потребовалось промучиться несколько минут, потому что веки ни в какую не желали подниматься. Когда он все же справился с этой задачей, первое, что увидел сквозь выступившие на глазах слезы, было улыбающееся лицо Тарсия на фоне белого потолка.

– Ну наконец-то. Я уже начал бояться. Пить хотите?

Эштон кивнул, а когда ему дали напиться, придерживая голову, смог выдавить из себя хрип:

– Сколько?..

– Сколько? А-а, понял. Три дня Вы были без сознания. За это время тут перебывал весь гарнизон и Ваши ребята приходили по несколько раз. Беспокоятся. Особенно эльфы светлые. Тот, который Мартинэль, вообще ночью от кровати не отходил, дежурил.

– Никто не пострадал? – Эш с трудом подавил в себе зарождающуюся панику. Зачем Мартинэль сидел возле него? Чего хотел? Непонятно.

– Нет-нет. Слабость была у многих, но денек отлежались и сейчас все вновь на ногах. А сфера получилась знатная: ни туда, ни оттуда – никакими силами не пробиться. Первоклассная работа. И почему Вы отказались от звания магистра? – Отвечать на этот вопрос Эштон не стал, да Тарсий и не ждал ответ, а продолжал говорить: – Я к самой сфере подошел. Она к себе даже прикоснуться не дает: стоит поднести ладонь на расстояние нескольких сантиметров, как она бьет мелкими молниями. Это из-за того, что в магию создания сферы были вплетены силы огневиков, да? А один из стражей не внял этому предупреждению и все же протянул руку дальше, так его шарахнуло с такой силой, что на пару метров отнесло. Здорово получилось.

– Испортил я ребятам практику, – просипел Эштон, закрывая глаза.

– Ничего не испортил. Они там разбились на пары и занимаются с утра до вечера. Мартинэль руководит воздушниками, а Райш – огневиками. За все это время был только один несчастный случай, да и тот несерьезный: один из ребят поставил двусторонний щит, а огневик изнутри попытался его пробить. Руки опалило твоему Жано, но слегка. Ничего, что я на «ты»? Дракон, с которым он был в паре, успел огонь погасить, а небольшую красноту я сразу же залечил, даже волдыри образоваться не успели. Больше так никто не делал. И вообще, ребята на удивление толковые попались. Я сам два года назад окончил академию, так, помню, с практики без пары-тройки несчастных случаев еще никто не возвращался. Как-то было однажды…

Эштон слушал тихо журчащий голос мага и незаметно для себя заснул. В следующее пробуждение комната, где он находился, оказалась погружена в легкий полумрак. Стоило мастеру открыть глаза, как рядом шевельнулась тень и над ним склонился Мартинэль, приподнимая голову Эша и поднося к губам стакан с водой.

Напившись, Эштон со вздохом откинулся на подушку.

– Спасибо.

– Не за что. Есть не хочешь? Тут для тебя овощи приготовили протертые, а еще мясо отварное.

Прислушавшись к себе, Эш отрицательно покачал головой:

– Пока не хочу. Как там ребята?

– Все нормально. Все живы, здоровы. Утром обязательно заглянут к тебе. Кажется, они тебя боготворят, – эльф едва заметно улыбнулся, отводя взгляд, и Эштон почувствовал, как в груди кольнуло.

Когда он вплетал в заклинание годы собственной жизни, он знал, на что шел, и не было ничего удивительного в том, что эльф не хотел смотреть на старое и сморщенное человеческое лицо.

«Впрочем, он и раньше на меня не смотрел так, как мне хотелось. Чего уж теперь…»

Закрыв глаза, Эш повернул голову в противоположную сторону, чтобы эльфу не пришлось разглядывать его морщины.

– Извини, я еще посплю немного, – пробормотал Дан в надежде, что Мартинэль уйдет, поняв, что сидеть рядом нет необходимости, но эльф не ушел. Он поправил сбившееся одеяло, укрывая человека получше, а потом сел на тот же стул, на котором провел предыдущие ночи.

Мартинэль прекрасно понял, что Эш не спал, да и все нежелание человека глядеть в глаза эльфу было понятно, а вот в себе разобраться Март долго не мог. Чего стоил один тот случай в трактире, когда Эштон едва не размазал его по стене конюшни. Эльф тогда действительно испугался, даже не подумал сопротивляться. Просто не вспомнил, что тоже маг не из последних, настолько сокрушительна оказалась сила разозленного человека.

А сфера? То, что сделал Эштон при помощи двух десятков студентов-недоучек и пятерки слабеньких недомагов, даже не поступивших в свое время в академию, потому что сил не хватило, – это вообще невероятно. В нормальных условиях для построения сферы такой величины и силы потребовалось бы два десятка магистров! Нет, сам Мартинэль и Тарсий, местный маг, тоже выложились порядочно, но эльф даже не подумал бы вплетать в сферу собственную жизнь, хотя век эльфа несоизмерим с человеческим. И вот буквально на его глазах одно из существ, которых Мартинэль привык презирать за извечную алчность, делает то, что в голове не укладывается. Намного проще было бы создать простую сферу, которую требовалось подпитывать каждые тридцать дней, но ведь это были бы уже проблемы других существ, того же Тарсия, например, и коменданта. Зачем надо было так рисковать, отбирая у себя часть жизни, когда ее осталось всего ничего? Значит, человек дорожил чем-то больше собственной жизни, раз отдал ее так… легко? Да и легко ли? О чем он думал, что чувствовал в тот момент, когда принял это решение? О ком заботился? О студентах? Так проще было увести их отсюда подальше, а решение проблемы с проклятыми землями оставить более опытным магам.

– Эштон, почему?

– Что почему?

– Почему ты не увел мальчишек и не ушел сам, ведь у тебя была такая возможность?

– А ты почему остался?

– Здесь мой… племянник.

– Так забрал бы его и уехал.

Мартинэль задумался. Он и в самом деле даже не рассматривал такую возможность.

– Что молчишь? Почему не сбежал?

– Не мог. Но ведь ты человек…

– И что? Почему ты отказываешь людям в возможности иметь собственные чувства? Нам, так же как и всем остальным расам, известны честь и благородство.

– Вот именно, что известны, но дальше слов дело не заходит. Люди умеют только говорить, а когда… – Мартинэль вдруг осекся, а Эштон поднялся, садясь на кровати, и его взгляд обжег эльфа такой бурей чувств, что тот невольно отшатнулся.

– Что же ты замолчал? Давай, говори дальше. Расскажи мне, человеку, какие мы, люди, убогие и жалкие существа, как недостойны даже взирать на вас, величественных и благородных от пяток до кончиков ушей. Расскажи, как стремимся мы продлить свою жизнь за ваш счет и как вы, «бедненькие», от этого страдаете. Ну, что замолчал?!

– Я… совсем не то хотел… – Мартинэль замялся, не зная, как успокоить разбушевавшегося человека. – Извини, я не подумал.

– А ты никогда не отличался умением думать, – съязвил Эш, но уже намного тише. – Ты всегда руководствовался только первым впечатлением и никогда не стремился заглянуть глубже, понять суть проблемы. Твое поверхностное мышление и косность – вот твои слабые стороны. И ты, пока не переступишь через это, не поймешь, почему я поступил именно так, а не иначе.

Покаянно опустив голову, Мартинэль поднялся.

– Прости, если сможешь.

– Я-то смогу, а вот сможешь ли ты?.. – в голосе мастера было столько горечи, что эльф почувствовал себя последней сволочью.

– Я… постараюсь. – Развернувшись, Мартинэль направился к выходу, но на самом пороге остановился, вспомнив, что не сказал о главном: – Завтра утром в крепость прибывают магистры, чтобы разобраться в произошедшем, а нас заберут порталом прямо в академию.

– Хорошо, спасибо, что сказал. На лошади трястись нет ни сил, ни желания, а практика у ребят все равно сорвана, так что оставаться здесь до конца цветня нет никакого смысла.

На этом они и расстались.

Эштон вскоре уснул, мучимый слабостью, а Мартинэль, проворочавшись несколько часов в кровати, понял, что не сможет. Одевшись потеплее, он вышел на воздух. Глубоко вдохнув, эльф почувствовал аромат настоящей весны, неумолимо приближающейся, чтобы принести миру покой и радость. Вот-вот распустятся первые цветы, оживут уснувшие на зиму почки, а земледельцы будут отмечать праздник плодородия, после которого начнутся работы в полях.

Не зная, чем себя занять, Мартинэль поднялся на стену, с которой хорошо была видна чуть мерцающая в темноте магическая сфера. Изредка по ее куполу пробегали синие молнии, рождая причудливые отсветы на земле. Именно благодаря им эльф заметил внутри сферы что-то темное, движущееся вдоль мерцающей границы. Недолго думая, он сбежал вниз, проскользнул в небольшую калитку, провожаемый удивленными взглядами стражи, и приблизился к сфере. Там, внутри, на проклятой земле, стоял шаман орков. В его мертвых глазах отражался блеск голубых молний; шкуры, из которых была сшита его одежда, медленно подрагивали и извивались, казалось, живя какой-то своей – извращенной – жизнью. Если такое существование вообще можно было называть жизнью. Все это создавало жуткое впечатление, от которого по спине эльфа поползли мурашки страха.

Именно сейчас, в этот момент, глядя в мертвые глаза шамана, Мартинэль понял, почему Эштон остался, как не ушли все остальные участники ритуала и сам эльф. Потому что допустить вот ЭТО в свой дом не захотело бы ни одно существо в мире. Почему шаман решился на подобный поступок – они не знали и теперь, скорее всего, не узнают никогда. Наверное, надо было очень сильно отчаяться, чтобы так отдать свою жизнь, посвятив всего себя мести. И нужно было очень сильно любить жизнь, чтобы противостоять ему. Даже ценой собственной жизни.

Глава 8

 29766 год от сотворения мира. Месяц травень.

Межрасовая магическая академия.

Выпускной в академии отмечали шумно и с размахом. Эштон идти туда не хотел, он вообще с некоторых пор праздники не сильно жаловал, но выпускники огневого факультета приглашали его с таким вдохновением и упорством, что магистр Дан сдался.

Звание магистра ему все же присвоили, хотя Эш и попытался вновь отказаться. Тогда, вернувшись с несостоявшейся практики, он вообще не очень понимал, как теперь ему жить, но экзамены, которые его студентам пришлось сдавать на месяц раньше срока, заставили его вновь влиться в работу, забыв обо всем остальном. Почти забыв.

Глядя на себя в зеркало, магистр Дан поправил мантию. А ведь поначалу он не мог видеть свое отражение. Каждый раз вздрагивая, проводил пальцами по лицу, чтобы убедиться, что это именно он, а не кто-то другой. Но постепенно привык к своему новому облику, а сейчас даже порадовался внезапно появившимся морщинам: теперь, по крайней мере, ретивые студенты больше не будут соблазнять его на спор. Кому нужен старик?

После самой короткой практики в истории академии в Эштоне словно что-то… сломалось. Нет, не в плохом смысле этого слова, скорее, в хорошем. Треснула та ледяная корка, которая мешала видеть яркие краски окружающего мира. Он не жалел о том, что отдал пятнадцать лет собственной жизни, просто стал яснее смотреть на окружающий мир, заново учась радоваться теплым весенним дням. Впервые со дня собственного выпуска Эш начал чувствовать себя живым. И пусть его мысли по этому поводу были несколько сумбурными, но это были его мысли, его чувства, его жизнь. И, даже если у него осталась всего пара лет до встречи с «костлявой госпожой», ему не на что было жаловаться. Почти.

Одернув мантию, магистр Дан собирался уже выйти, когда в дверь настойчиво постучали. Решив, что за ним пришли студенты, Эштон распахнул дверь, собираясь сказать им, что уже идет, и замер, чувствуя, как сердце пропустило удар, а потом сумасшедшей птицей забилось в груди. Перед ним стоял Мартинэль. Даже с растрепавшейся косой и в пыльной одежде он был все так же хорош.

Студенты магистра Дана, сдав свои экзамены и получив перевод на следующий курс, разъехались по домам, так что Эштон озвучил первое, что пришло ему в голову:

– С Эрстинэлем что-то случилось?

Вместо ответа Мартинэль шагнул в комнату, заставляя Эша попятиться, а потом захлопнул дверь, повернув ключ в замке.

– Со мной случилось, – тихо сказал эльф, взглянув прямо в глаза человека, а потом… встал перед ним на колени, покаянно опустив голову. – Прости меня, Эш, если сможешь. Прости за глупость мою и слепоту. За то, что наговорил тебе, а потом позволил уйти. Если бы я мог взять свои слова назад, если бы мог изменить то, что натворил, я бы отдал всю свою жизнь без остатка.

Эштон смотрел на коленопреклоненного эльфа, слышал его и не мог поверить своим глазам и ушам. Чтобы высокородный не просто просил прощения, а делал это вот так… Эштон о подобном даже не слышал.

– Я… простил, – прошептал он, глядя на светлую макушку, – еще там простил, когда стоял в круге и не знал, выйду ли из него живым. Понял, что тащить на тот свет свои обиды – глупо, вот и простил.

– Спасибо, Эш, – эльф облегченно выдохнул, поднимая взгляд на человека. – Я люблю тебя и прошу принять…

Мартинэль достал из-за пазухи небольшой бархатный футляр и раскрыл его, заставив Эштона попятиться, отрицательно мотая головой. В футляре лежали парные венчальные браслеты эльфийской работы. Изящные золотые веточки клена переплетались между собой, образуя сложный узор, говоривший любому посвященному о том, к какому клану относятся супруги и какое место в клане занимает их род. На листьях клена, кое-где, словно капельки росы, поблескивали небольшие бриллианты.

– Я не могу это принять, – Эштон сжал пальцы в кулаки, не заметив, что неосознанно скомкал свою мантию.

– Почему? Считаешь, что я недостоин быть твоим супругом? – в голосе эльфа было столько горечи, что Эш сглотнул, чувствуя, как в горле образовался ком, а к глазам подступают невольные слезы.

– Это я недостоин, – выдохнул он, отворачиваясь. – Ты отказался от любви тогда, посчитав ее ложью, а я не верю в твою сейчас. Зачем тебе постаревший человек? Из жалости? Или хочешь искупить вину? В любом случае не надо. Я не приму твое предложение. Да и любви той уже нет.

– Лжешь, – Март поднялся на ноги, но футляр не закрыл, а подошел вплотную к Эштону, почти соприкасаясь с ним всем телом, – Эри мне все рассказал. Ты все еще любишь меня, – эльф прошептал последние слова на ухо человеку, и тот вздрогнул всем телом, качнувшись назад, но Мартинэль удержал его на месте, подхватив под локоть. – Любишь ведь, – эльф не спрашивал – утверждал, но от этого становилось только тяжелее, потому что принять его предложение было невозможно.

– Может и люблю, но судьбу свою с твоей не свяжу. Сам же потом благодарить будешь. Ну зачем я тебе? Старый и безобразный… – Мартинэль хотел что-то сказать, но Эштон накрыл пальцами его губы и отрицательно покачал головой. – Не надо ничего объяснять. Это лишнее. В тебе сейчас говорит не разум, а чувство жалости и желание искупить свою вину. Не хочу, чтобы меня жалели. Жалости достойны те, кто зря прожил свою жизнь, а я ни о чем не жалею, и если бы мне предложили прожить жизнь еще раз, то я не изменил бы в ней ни одного дня, ни одного своего решения.

Губы под пальцами чуть шевельнулись, целуя, и Эштон отдернул руку, словно обжегся.

– Знаю, Эш, иначе это был бы уже не ты.

– Да, не я. Сейчас ты полон благородного порыва, но завтра… Просто посмотри на меня и представь, что тебе придется проснуться со мной, вот таким, как сейчас, в одной постели, и ты поймешь, почему я отказываюсь.

– Представил. Но все равно не понимаю, – в глазах эльфа Эштон четко видел упрямство, а потому тяжело вздохнул – Мартинэль всегда был ужасно упертым, – придумай более веский повод для отказа.

– Не хочу, просыпаясь, видеть жалость в твоих глазах, – Эш решительно захлопнул крышку футляра, все еще удерживаемого эльфом. – А теперь извини, меня ждут студенты.

Эштон попытался отойти, но Мартинэль так и не отпустил его локоть. Наоборот, еще сильнее сжал пальцы и, кинув футляр на письменный стол, рядом с которым они оказались, освободил и вторую руку, чтобы перехватить ею Эштона за талию, безжалостно сминая мантию. Глаза эльфа при этом хищно блеснули, пугая.

– Знаешь, Эш, я предлагаю проверить, каково нам будет просыпаться утром вдвоем, лежа в одной кровати.

– Что? Ты сошел с ума?!

– Наоборот, я понял, что безумным был раньше, когда предложил тебе занять очередь. Твой номер всегда первый.

С этими словами Мартинэль впился в губы человека жарким поцелуем. Опешив в первую секунду, Эштон попытался вырваться, но эльф удержал его, подхватив под спину. Губы человека шевельнулись, уступая напору, и Эштон простонал, понимая, что еще секунда – и он просто не сможет оттолкнуть наглеца.

Так и получилось: губы Эша дрогнули и он обмяк в руках Марта, позволяя ему все. Несколько ударов сердца – и мантия магистра упала вниз, а руки эльфа заскользили по обнаженной спине. Помогая избавиться от лишней одежды, Мартинэль мягко, но настойчиво толкал человека к кровати, занимающей дальний угол комнаты, пока не уронил Эша на темное покрывало, избавляя от брюк и белья. Губы эльфа начали спускаться ниже, и Эштон испуганно замер, представляя, как сейчас Март поймет, что ласкает отнюдь не молодое, полное жизни тело, и отшатнется, но страхам не суждено было воплотиться наяву. Эльф не отшатнулся. Он покрывал поцелуями каждый сантиметр тела Эштона, а добравшись до мужского достоинства, вобрал его в рот, нежно перебирая пальцами яички, отчего человек выгнулся, пронзительно вскрикнув.

Всего несколько движений языком и губами – и Эштон с протяжным стоном развел ноги в стороны, позволяя пальцам пробраться к звездочке входа, инстинктивно сжавшейся от прикосновения. Член медленно выскользнул изо рта Мартинэля, и эльф потрясенно уставился в затуманенные страстью глаза человека.

– Неужели никто?.. – едва слышно выдохнул эльф, и сердце его замерло в груди, чтобы вновь забиться с удвоенной силой.

Эштон в ответ прикусил губу, сдерживая стоны, закрыл глаза и отвернулся, не в силах вынести горящий взгляд лиловых глаз. Однако спрятать свои эмоции за опустившимися веками ему не было позволено. Ладонь Марта легла на щеку и мягко повернула голову Эша обратно, заставляя вновь встретиться взглядом.

– Это честь для меня, стать твоим первым... – выдохнул эльф ему прямо в губы, даря мягкие ласкающие поцелуи, а потом вновь спустился вниз, чтобы целовать, облизывать и сосать там, едва не доводя Эштона до разрядки, пока пальцами настойчиво растягивал вход в тело, используя ароматное масло, благоразумно прихваченное для такого вот случая.

Когда Мартинэль входил в Эштона, тот неимоверно широко открыл глаза, судорожно глотая воздух. Погрузившись до конца, эльф замер, давая ему привыкнуть к невероятной наполненности, а когда Эш чуть шевельнулся, показывая, что ему не больно, – начал двигаться. Медленные и плавные толчки постепенно переходили в неистовые и резкие, заставляющие человека кричать, но совсем не от боли. Однако кончить Мартинэль ему не дал: почувствовав, что Эштон близок к разрядке, эльф перехватил его член у основания, при этом ни на секунду не прекращая движение, заставив человека протяжно и жалобно закричать.

– Я не дам тебе кончить, пока не согласишься стать моим супругом. Ну, говори.

– Нет, Март, я не могу. Не могу.

– Можешь. И скажешь. "Да", скажи "да"! Ну, говори! Говори! Говори!

– Да-а-а-а!

Пальцы, удерживающие от разрядки, переместились выше, скользя по члену. Еще два толчка – и они кончили одновременно. Взлетая к небесам, Эштон чувствовал руки, обнимающие его, поддерживающие, не дающие упасть и разбиться. И звезды, яркие и переливающиеся всеми цветами радуги, спустились к ним, чтобы закружить в хороводе, даря свой жар, не обжигающий, а нежный, словно укутывающий в теплое одеяло среди вечного холода ночи.

– Вот теперь все правильно. Все так, как должно было быть, – услышал Эш шепот, проваливаясь в сон. Что-то теплое охватило правое запястье, но сил на то, чтобы открыть глаза и посмотреть, уже не было. – Спи, моя любовь, а я буду охранять твой сон. Вечно.

* * *

Просыпаться не хотелось. Сон был настолько прекрасен, что Эштон не мог заставить себя открыть глаза и прервать его. Там он был счастлив, тогда как в реальном мире не ожидало ничего хорошего, и он…

– Может, хватит жалеть себя? – насмешливый голос эльфа заставил Эша вздрогнуть, резко открывая глаза.

Мартинэль, улыбаясь, нависал над ним. Он полулежал на боку, опираясь на локоть, тогда как пальцы второй руки рисовали узоры на груди человека, легонько царапая кожу ногтями.

– Март? – Эштон никак не мог поверить в то, что все приснившееся ему – правда.

– Да, супруг мой? – мурлыкающий голос Мартинэля больше подошел бы какому-нибудь коту, но не узнать его Эш не мог. А уж когда до человека дошел смысл слов, он испуганно ахнул и попытался сесть, но рука на груди не дала даже оторваться от матраца.

– Супруг? – Эштон начал паниковать. – Я не давал согласия.

– Разве? А как ты объяснишь вот это?

Эльф сел, не прекращая улыбаться, обхватил пальцами правое запястье Эша, поднимая его руку вверх: на запястье человека красовался венчальный браслет клана Золотого Клена, а на руке Мартинэля поблескивал его двойник. Не веря своим глазам, Эштон схватился за браслет, пытаясь стащить его с руки, но золотое украшение сидело как влитое.

– Не получится. Пока один из нас не разлюбит, оба браслета останутся на месте. А когда мы дадим супружеские клятвы в храме, он вообще исчезнет, превратившись в клановую брачную татуировку, ведь брак у нас равный.

– И ты говоришь об этом так спокойно?! А как твой род воспримет брак со стариком? Я не хочу слышать о том, что испортил тебе всю жизнь. Я не хочу…

– Ш-ш-ш, – эльф приложил кончики пальцев к губам человека, останавливая его, а потом легко, едва ощутимо, коснулся его губ своими. – Мне будут все завидовать.

– Завидовать? Март, ты сошел с ума? Я старик!

Мартинэль звонко рассмеялся, откидывая голову назад, а потом поднялся, ничуть не стесняясь своей наготы, снял со стены зеркало и вернулся к кровати, держа его так, чтобы Эштон мог видеть свое отражение.