Текст книги "Мой родной знакомый (СИ)"

Автор книги: castlebuilder

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

========== I. О гибели ==========

– О Боже, это же Драко Малфой!

Возбужденный шепот сочился со всех сторон, из каждого угла. В это раннее рабочее утро ничем непримечательной пятницы все Министерство поразило появление небезызвестного аристократа, истинного сына своих родителей – Драко Люциуса Малфоя. Безразличным не остался никто – на него бросали заинтересованные, возбужденные, томные, презрительные взгляды. Он определенно вызывал к себе интерес.

Дорогие, начищенные до блеска ботинки из драконьей кожи гулко стучали по паркету третьего уровня Министерства, пока их хозяин вежливо улыбался всем встречающимся на пути представительницам противоположного пола, которые едва не забывали дышать, лишь увидев его.

Секретарь Главы Отдела магических происшествий и катастроф чуть не опрокинула стул, когда резко встала, заметив неожиданного посетителя. Миниатюрная брюнетка в белоснежной, застегнутой до самого горла блузке и юбке-карандаше поправила очки на переносице и бросилась провожать привлекательного блондина в кабинет своего начальника. Не требовалось спрашивать разрешения – Драко Малфой совершенно точно будет желанным гостем.

– Разорви меня горгулья! Малфой! Глазам своим не верю!

Теодор Нотт заключил друга в крепкие объятия, все еще вслух удивляясь его неожиданному визиту и упрекая в том, что визит состоялся без предупреждения.

В последний раз бывшие однокурсники виделись ровно год назад – Тео ездил во Францию на День рождения Драко. А сегодня именинник Малфой сам пожаловал к лучшему другу.

– Здравствуй, дружище. Зашел лично пригласить тебя на торжество. Повод, я думаю, уточнять не нужно.

– А я уже думал обидеться на тебя. Ни ответа, ни привета, ни приглашения. Я купил тебе подарок, но решил: если ты не объявишься – я оставлю его себе.

Тео приоткрыл дверь в кабинет и попросил у секретарши два кофе – оба друга никогда не начинали день без чашки крепкого ароматного напитка.

– Мы прибыли рано утром. Портключ сработал в восемь, поспать удалось часов пять – Астория все никак не могла успокоиться, без конца проверяла сумки. Без эльфов ей бывает тяжело, – пояснил Драко и сделал маленький глоток из чашки, придерживая блюдце.

– Ты распустил всех домовиков? – брови Теодора взлетели вверх в искреннем удивлении.

– Нет. Эльфы хозяйничают на кухне, следят за чистотой. Весь быт на них, но я против того, чтобы превращать их работу в «принеси-подай». Есть вещи, которые можно и нужно делать самостоятельно. Сначала мы долго скандалили с Асторией из-за этого, но теперь она смирилась, – Драко резко замолчал и уставился прямо перед собой на одну из книг на полке массивного книжного шкафа. – Энциклопедия мира? Серьезно? – он, скривившись, развернулся к сидящему за своим столом Нотту.

Тео перестал рыться в пергаментах и картинно закатил глаза.

– Ты табличку на двери видел? Нам постоянно приходится работать с маглами. Поэтому я и купил, – слегка смутившись, Нотт опустил глаза на стол, – чтобы иметь хоть какое-то представление о…

Внезапно входная дверь резко распахнулась, и так же резко захлопнулась после того, как в кабинет влетела заместитель министра магии.

– Мистер Нотт, позвольте узнать, почему ваш отдел до сих пор не разобрался с происшествием на мосту? Вы должны были решить это еще в начале недели, а сейчас твои стиратели заявляют мне, что им не с чем работать, ведь комитет по выработке объяснений так и не разработал новые воспоминания для тех семи маглов! Как это понимать? Я что, должна силой заставлять всех работать?

Гермиона Грейнджер была не в духе с самого утра, а это плохой знак. Все в Министерстве знали, что в таком случае лучше не попадаться ей на глаза до конца рабочего дня, а если не повезло, то нужно хотя бы создать видимость деятельности – заместитель министра не любила лентяев.

– И вам доброе утро, мисс Грейнджер, – нарочито вежливо ответил Тео. – Комитет буквально недавно предоставил мне варианты воспоминаний, и сегодня этот вопрос будет закрыт. И я бы советовал вам так не орать, – он понизил голос, подавшись чуть вперед, а губы его тронула загадочная улыбка. – Мы здесь не одни.

Нотт стрельнул взглядом в угол комнаты, намекая, что как раз там находится его невидимый гость.

Гермиона резко повернула голову и весь ее гнев уступил место удивлению, а затем страху. Драко по-прежнему стоял около книжного шкафа, держа в руках чашку с блюдцем и не отрываясь смотрел на испуганную, шокированную, но такую красивую Грейнджер.

Непривычно видеть ее на каблуках. Хотя, должность требует определенного дресс-кода, который нисколько ее не портит. Лишь еще больше украшает.

Драко скользнул по ней взглядом – приталенное офисное платье с узкой юбкой определенно ей шло. И цвет его – темно-зеленый, а помада – глубокая бордовая. Гриффиндор и Слизерин в одном флаконе. Министру магии повезло с заместителем.

– Здравствуй, – просто сказал Драко. Его лицо было нечитаемым.

Дурацкий самоконтроль. Грейнджер ненавидела эту его непроницаемую маску.

– Здравствуй, – она предприняла попытку взять себя в руки, гордо вздернула подбородок и расправила плечи. – Приехал на День рождения? – вопрос прозвучал небрежно.

– Именно. Приятно, что ты помнишь, – уголок его губ дернулся в слабой ухмылке. Эта ухмылка была номером два в личном грейнджеровском списке ненавистных вещей.

Ей хотелось треснуть себя по губам. Гермиона чувствовала, что Тео точно так же ухмыляется сейчас. Эти два кретина без всяких сомнений наслаждаются ее замешательством. Нотту она обязательно отомстит позже.

– Документы посмотрите? – спросил Тео.

Гермиона только секунд через пять оторвала взор от Драко, и захлопала глазами, фокусируя взгляд на хозяине кабинета.

– Что?

– Документы, – повторил он, пододвигая по столу заполненные пергаменты, – посмотрите? В прошлый раз вас не устроили предложения комитета.

– Я уверена, в этот раз все отлично. Жду отчет до пяти часов. Мне нужно успеть его проверить до конца рабочего дня. Сегодня я задерживаться не собираюсь.

– Свидание? – игриво поинтересовался Нотт, приподняв бровь.

– Да. Но вас это касается в последнюю очередь.

Она нервно и искусственно улыбнулась Теодору, а после едва заметно кивнула Драко в знак прощания и поспешила прочь из кабинета.

Когда стук ее каблуков перестал быть слышен, Тео осторожно обратился к Драко, нарушив гнетущее молчание:

– Вы все еще с ней…

– Жду сегодня в семь. Не опаздывай, – оборвал его Малфой и, поставив чашку на кофейный столик, так же спешно покинул помещение.

Драко удалялся от кабинета лучшего друга все дальше и дальше, теряя непроницаемую маску безразличия, становясь похожим на человека чувствующего. Потому что чувства его переполняли.

Только что Грейнджер одним своим появлением перевернула его существование с ног на голову. Перевернула как тогда, шесть лет назад.

Драко не помнил, как так вышло.

Помнил только, что в какой-то момент зачастил с визитами в башню старост, где достаточно мирно сосуществовали Гермиона Грейнджер и Теодор Нотт. Малфой часто заглядывал в гости к другу, иногда даже не один, и сначала не обращал на Гермиону никакого внимания.

Задирать ее он перестал – не было желания. Ведь он вернулся в школу после войны, чтобы закончить образование, а не выяснять отношения. И, похоже, такой же линии поведения придерживались и все остальные. Никто ни с кем не ругался. Все прекрасно понимали, что сотни людей в 97-м сражались и погибли не за то, чтобы выжившие продолжили самоутверждаться друг за счет друга и выплескивать детские обиды. Все повзрослели.

И Драко повзрослел тоже.

Поначалу он боялся смотреть Гермионе в глаза, стыдился своего поведения, стыдился своей сумасшедшей тетки, от пыток которой Грейнджер визжала как резаная, извиваясь на ледяном полу менора. Ему не хватало смелости извиниться, но он все осознал. Осознал еще давно. Совесть ежедневно нашептывала ему, подначивала подойти к ней и произнести такое простое и одновременно сложное слово «прости».

Просить прощения всегда тяжело.

Но когда он собрался с духом и решился поговорить с ней как-то вечером, Гермиона сама подошла к нему и пригласила в башню на свой День рождения. Так просто. Будто они давние товарищи. И Драко снова струсил, снова промолчал, посчитав ее приглашение белым флагом, символом мира.

Кажется, она совсем не злилась. И этот факт теплом отозвался у него в груди – она не ненавидит его.

Он заметил, как она заволновалась, когда увидела его на пороге в вечер праздника, как поглядывала на него исподтишка, думая, что он слишком увлечен разговором с ребятами и не замечает ее. А он замечал. Замечал и плотоядный взгляд Уизли, обращенный в ее сторону. И сам не понимал, почему он обратил на это внимание.

Драко внезапно разонравилось проводить свободное время в гостиной Слизерина. Там было слишком шумно – Блейз постоянно выяснял отношения с Дафной, Грегори слишком громко ржал по поводу и без. Малфою казалось, будто он не на своем месте. Ему постоянно хотелось уйти.

А уходил он в гости к Тео. По крайней мере, он старался убеждать себя в этом. Хотя в скором времени у Драко не осталось сил отрицать, что в башню старост он наведывается не только к лучшему другу.

Тео в тот период наоборот зачастил в подземелья к однокурсникам – в башне ему было скучно. И Малфой стал занимать его комнату, когда тот отсутствовал, чтобы в тишине почитать, подготовиться к занятиям. И быть ближе к Грейнджер.

С ней рядом Драко было спокойно. И ему хотелось компенсировать то скотское отношение к ней и проводить с ней время, чтобы она знала – вся его ненависть и отвращение в прошлом. Это стало, своего рода, безмолвным извинением.

Сначала они обменивались неловкими улыбками, когда пересекались в гостиной, потом стали вместе готовиться к занятиям, помогали друг другу с заданиями. А немногим позже штудировать библиотечные фолианты им стало не так интересно – интереснее было разговаривать.

У них было мало общих тем, но это не мешало получать удовольствие от общества друг друга.

Драко безумно нравилось, как розовели щеки Гермионы, когда он пристально смотрел на нее. Она всегда смущалась под его взглядом, но не пыталась просить его не смотреть. Драко знал, что ей нравится, когда он на нее сморит. Прекрасно видел, что он сам нравится ей.

Это его и погубило. Ее чувства.

Малфой боролся с собой, но вскоре осознал, что ему хочется ответить ей взаимностью. Однако не все было так просто.

В один из выходных дней, когда Тео в очередной раз проводил время в подземельях, Драко как всегда занял его комнату и устроился на его кровати с книгой в руках. Он слышал, что Грейнджер была на месте – тонкая стена между комнатами позволяла слышать все шорохи. Малфой не стал заходить к ней и навязывать свое общество. Ему было достаточно быть поблизости, пусть и через стену.

Смысл прочитанного Драко улавливал плохо, ему приходилось перечитывать предложения, чтобы понимать, о чем идет речь. Мысли его были где-то далеко.

Шум воды из ванной окончательно сбил его, и Малфой стеклянным взглядом пялился в одну точку на странице, представляя, как моется Грейнджер. Внизу живота тугим узлом медленно завязывалось напряжение. Ему лучше было убраться отсюда подальше, но он не успел этого сделать.

За едва приоткрытой дверью послышались приближающиеся шаги, а затем и возмущенный голос:

– Тео, сколько раз мне еще попросить тебя, чтобы ты закрывал зубную пасту? Разве это так…

Гермиона осеклась на полуслове, распахнув дверь и увидев на кровати вовсе не Теодора.

– Прости. Я думала, Тео здесь, – она стушевалась и слегка съежилась под внимательным взглядом Драко.

Хоть на ней и был атласный халатик, одетой Гермиона себя не чувствовала. Голые ноги, все еще влажные после душа, покрылись мурашками, а щеки заалели, и она обняла себя руками, прикрывая грудь, потому что почувствовала, как твердеют соски. Но Драко уже успел все заметить.

Тогда между ними все произошло. Гермиона не сопротивлялась, когда он поцеловал ее, когда распахнул халат и уложил на кровать. Она была такая податливая. Таяла в его руках, как магловский пломбир под палящим солнцем. И чем мягче была она, тем настойчивее действовал Малфой, сходя с ума от ее вздохов, всхлипов, и осторожных прикосновений.

Он был у нее первый, но она ни словом, ни жестом не дала ему этого понять. Только когда он одним резким толчком вошел в нее на всю длину, он все почувствовал. И шокированно уставился в ее испуганные глаза.

Драко не сказал ничего и продолжил неторопливо двигаться, давая ей привыкнуть к ощущениям, а зверь внутри него утробно урчал от осознания того, что Гермиона доверила Драко самое ценное. Грейнджер цеплялась за его плечи, больно впиваясь ногтями в кожу, но не издала ни звука, хоть и было очень больно.

– Я люблю тебя, Драко, – услышал он ее шепот, когда кончал.

Малфой думал, что ему показалось. Он не мог этого слышать, потому что она не могла такого сказать. Ведь не могла же?

Лифт наконец прибыл на этаж. Драко невыносимо хотелось покинуть Министерство. Его бросало в жар. Нужно было срочно проветриться.

– Грейнджер сегодня совсем с катушек слетела. Заставила переписывать отчет из-за одной неверной строчки. Мужика бы ей найти. Он-то найдет способ ее успокоить, – мужчина позади Драко похабно засмеялся, и Малфой пожалел, что не подождал следующего лифта, чтобы ехать одному. Еще один такой намек, и его кулак впечатается в наглую физиономию этого клерка.

– Так она же всех отшивает, – ответил ему второй. – Сколько мужиков пыталось к ней подкатить? Она даже Дэвидсону отказала, а по нему, между прочим, столько баб вздыхает. Уж не знаю, какого принца она ждет. – Лифт приехал в Атриум, и Драко поспешил прочь. Подальше от ее имени и от самой Грейнджер.

А действительно, скольким мужчинам отказала Гермиона? Наверное, порядка пятнадцати или около того. Она точно не помнила.

Был среди них Джон Дэвидсон – нынешний глава Отдела международного магического сотрудничества. Он незначительно старше ее, высокий кареглазый брюнет, одет всегда с иголочки. Денди, не иначе. Слишком смазливый и самодовольный. Такие всегда будут любить себя гораздо больше, чем свою женщину.

Предлагал Гермионе отношения и молоденький стажер Льюис, только что окончивший Хогвартс. Целеустремленный, готовый много работать. Свежая кровь. С пылу с жару. Но думал он только о желанном переводе с должности стажера, а в нерабочее время цеплял таких же юных сотрудниц, с которыми по ночам избавлялся от бурлившего в организме тестостерона. Серьезностью тут и не пахло.

Сэмюэл Кинг – заместитель министра маглов тоже отметился в этом списке. Не самый приятный человек. Очевидно, у него огромный багаж комплексов, который он героически таскает с собой всю жизнь. Кинг не искал любовь, он искал женщину, которая будет смотреть ему в рот, подчиняться и нянчиться с шестью детьми, ежедневно стоя у плиты за готовкой ужина для любимого мужа. Кажется, его недолюбили в детстве.

В каждом мужчине ее что-то не устраивало. Они все были далеко не подарки, но, при желании, некоторым можно было дать шанс. Но Гермиона не дала.

Их недостатки были такими явными для нее, такими мешающими. Ее могла не устроить в человеке сущая мелочь, и Грейнджер раздражалась, даже не пытаясь успокоить себя. Все, кто крутились около нее, были не теми, кто ей нужен. А тот, кто действительно был необходим, давно наплевал на нее и на ее к нему отношение.

Драко Малфой не был идеальным, каким описывали его недалекие министерские сотрудницы. Он был соткан из недостатков, и Гермиона отчетливо видела каждый. Но ни один из них не отталкивал ее – она принимала Драко таким, какой он есть.

Он все время удивлялся, чем мог так ее зацепить. Малфой не раз спрашивал Гермиону об этом, когда они после жаркой близости лежали мокрые и уставшие в ее кровати в башне.

– Я не знаю, Драко, – упрямо повторяла она. – Я даже сама себе не могу ответить. Просто люблю и все. – И она смахивала каплю пота с его скулы большим пальчиком, влюбленным взглядом рассматривая лицо слизеринца. А затем целовала его в мокрый лоб.

И он верил. Хоть это было невыносимо абсурдно, но поведение Гермионы было таким красноречивым для Малфоя, что не оставалось сомнений – она любит.

Как она смотрела на него – всегда с таким трепетом, что не нужно было никаких признаний вовсе. Ее взгляд говорил сам за себя.

Она всегда старалась делать для него все, чтобы он чувствовал себя счастливым. Как родитель души не чает в своем ребенке, так же и Грейнджер всегда беспокоилась о нем, помогала и поддерживала, была на его стороне, даже если он был не прав. Так к Малфою относилась только мама.

И эта гриффиндорская самоотдача Гермионы что-то в нем сломала. То, что давно нужно было сломать, и взамен построить новое.

Перед новогодними каникулами она подарила ему шоколадку из «Сладкого королевства» в качестве презента. Они договорились не обмениваться подарками, но гриффиндорка не могла ничего не преподнести.

– Я не люблю сладкое, Грейнджер, – Драко снисходительно улыбнулся и все-таки взял коробочку со сладостью.

– А ты открой. Но только не сейчас, а когда будешь один. Там для тебя… сюрприз.

В тот же вечер в мэноре перед сном Малфой вскрыл коробку, и вместе с плиткой вытащил небольшой конверт. Письмо. Вот каков ее подарок на самом деле.

…Я так счастлива быть с тобой. Я и мечтать не могла, что ты обратишь на меня внимание…

…Я бываю рассеянна, делаю или говорю что-то не так, но это оттого, что ты очень волнуешь меня. Ты не представляешь, что я чувствую, находясь рядом с тобой. Как же я боюсь потерять тебя…

…Я люблю тебя. Только не спрашивай больше, почему. Я люблю просто так. Люблю тебя такого, какой ты есть, со всеми твоими недостатками…

Драко смотрел на это письмо, как на что-то невероятное, не поддающееся объяснению. И действительно – объяснения тому, почему Грейнджер его так любит, просто не находилось.

В ту ночь он долго не мог заснуть.

Он до сих пор поверить не мог, что все эти слова адресованы ему. Лишь находясь наедине с собой он мог наконец дать волю эмоциям и улыбнуться. Грейнджер сносила ему крышу своими признаниями. Но ей он ни разу не дал этого понять.

Драко был скуп на эмоции. По нему никогда не было понятно, что он чувствует, и Гермиону это жутко раздражало. Гриффиндорка не понимала, нравится ли ему, когда она берет его за руку, когда коротко целует в подбородок. Она боялась сделать что-то не так, чтобы не огорчить Драко. Ссориться с ним категорически не хотелось. Выяснения отношений отнимали все ее нервные клетки.

Гермиона не давала поводов для ревности, не позволяла себе общаться с парнями, держалась от них подальше, потому что Драко не нравилось, когда рядом с ней кто-то был. Исключением стали лишь редкие общие встречи с друзьями в гриффиндорской гостиной. Дин Томас однажды обратился к ней за помощью в домашнем задании, и она с готовностью откликнулась на просьбу, проведя с ним в библиотеке целых два часа. А когда вернулась в башню, Малфой уже ждал ее и тут же заявил, что она повела себя неподобающе и он не хочет больше общаться с ней.

А ведь она всего лишь помогла товарищу.

Гермиона тогда плакала целые сутки, почти не спала, ничего не ела и еле уговорила Драко выслушать ее и понять. Она пообещала ему, что никогда больше не позволит себе такого, лишь бы он не оставлял ее. Грейнджер до смерти боялась его потерять. Хотя и понимала, что полностью ей Драко никогда не принадлежал.

Малфой простил ее, и она поклялась себе, что никогда не посмотрит в сторону других парней. Гермионе казалось, что если он бросит ее, у нее не выдержит сердце.

Каждый раз, когда Драко что-то не устраивало, кровь стыла у нее в жилах. Он будто превращался в ледяную глыбу, к которой невозможно было прикоснуться – от невыносимого холода сводило руки. Малфой никогда не объяснял, что конкретно ему не понравилось, и Гермиона клещами вытягивала из него информацию, попутно осыпая его извинениями и мольбами простить.

Его могла не устроить ее интонация, или отдельная фраза, и Гермионе приходилось долго объясняться с ним.

Драко с самого начала предупредил ее, что он сложный человек. И Гермиона все равно не отказалась от своих чувств, хотя еще слабо представляла, что значит «сложный».

И с ним действительно оказалось тяжело. Но Грейнджер справлялась. Держалась, как стойкий оловянный солдатик.

Об их отношениях никто не знал – Драко запретил ей афишировать их роман. Запретил лишний раз смотреть на него, чтобы кто-нибудь донельзя любопытный не заметил ее овечьи глаза, обращенные в его сторону.

Ламби {?}[овечка, ягнёнок] – так он прозвал Гермиону за ее взгляд: с ноткой испуга, но такой наивный и нежный.

Грейнджер действительно была наивна. Она до последнего верила, что Драко останется с ней. Несмотря на тот факт, что он был помолвлен.

Малфой, надо отдать ему должное, изначально дал ей понять, что сам еще не разобрался в своей жизни и не может ничего ей обещать. А ей и не надо было. Гермиона наслаждалась присутствием Драко рядом и старалась не думать о будущем, хотя в глубине души надеялась, что он не оставит ее. А надежда умирает последней.

К Астории, которая была предназначена ему в жены, Драко питал теплые чувства, но он, скорее, видел в ней сестру, нежели девушку. Именно поэтому в Гермионе теплилась надежда, что Малфой не сможет жениться на той, которую не любит.

Но он смог.

В один майский день Драко сказал Гермионе, что им нужно прекратить общение. И ее сердце бетонной плитой рухнуло куда-то в пятки и разбилось вдребезги.

На ее «почему» он ответил сухое «так надо», и все стало ясно. Он все-таки женится на Гринграсс.

Малфой сразу дал понять, что решения не изменит. А у Грейнджер и не было сил спорить с ним. Ее будто выпотрошили и оставили истекать кровью. В ней что-то умерло в тот день.

Она просила не отталкивать ее хотя бы до конца учебного года. Дать ей время постепенно отвыкнуть. И Драко согласился.

Их встречи стали редкими, общались они на отвлеченные темы. Каждый делал вид, будто ничего не происходит. Они вернулись к тому, с чего начинали – неловкие улыбки, обмен новостями и подготовка к экзаменам. В Большом зале Грейнджер теперь исправно садилась спиной к столу Слизерина, чтобы лишить себя возможности смотреть на Драко. Который теперь совсем ей не принадлежал.

Каждый раз, когда они пересекались, гриффиндорка видела перед собой совершенно чужого человека. Драко вел себя так, будто и не было тех семи месяцев, которые они провели вместе, пусть и втайне от всех. Дружить было уже невозможно.

Гермиона стоически переносила его ледяное спокойствие, безразличный взгляд. Но вечером в своей комнате по возвращении с ужина она падала на кровать, заливала подушку слезами, выла, как раненый зверь, закусывая кулак. Стены давили на нее, люди вокруг давили на нее. Ей отовсюду хотелось уйти, сбежать. Но от себя сбежать невозможно. Отчаяние в ней росло, как раковая опухоль, причиняя все больше боли, заставляя корчиться и молить высшие силы о конце страданий.

Она чудом не провалила экзамены. Ее большой мозг оказался устойчивым к душевным терзаниям и не подвел Гермиону. Только теперь плевать она хотела на свою успеваемость и оценки. Когда в груди свербит боль и горечь, и хочется вскрыться, вытащить, выковырять этот сгусток скверны, тебе не до учебы. Тебе не до чего.

– Зайдешь сегодня? – незаметно обратилась она к Драко в дверях Большого зала. На дворе было пятое июня – его День рождения. Гермиона не могла обделить вниманием этот день.

– Не знаю, посмотрим, – сухо ответил он.

Грейнджер готовилась полдня, ждала его. Надела красивое белье его любимого оттенка. Но Драко так и не пришел. А через день выпускникам предстоял отъезд из Хогвартса.

На прощание она удостоилась недолгих объятий и быстрого поцелуя в щеку. На платформе Малфой был увлечен своими однокурсниками – обменивался рукопожатиями и обещаниями писать и видеться. А Гермиона словно так, под руку попалась, и он обнял заодно и ее тоже. Ну, чтобы совсем не обижать наивную девчонку.

Тео подошел к ней и сгреб ее в охапку, прекрасно понимая, что она еле сдерживается, чтобы не зарыдать.

– Угораздило же тебя, Грейнджер, – произнес он ей на ухо и погладил по спине, не размыкая объятий. – Мой тебе совет: перестань так убиваться, он того не стоит. – Затем Нотт отстранился и заглянул ей в глаза, проверяя, не плачет ли она. – Я не должен так говорить про своего друга, но он поступил как конченый мудак, и, честно, мне хочется разбить ему рожу. – Гермиона усмехнулась. – А ты заслуживаешь лучшего. Помни об этом. – Он тряхнул ее за плечи и мягко улыбнулся. Ответную гримасу Грейнджер едва ли можно было назвать улыбкой.

Тео с самого начала с недоверием относился к их союзу. Часто, когда они все вместе бывали в компании, он будто задумывался о чем-то, прищуриваясь и прожигая взглядом счастливую Грейнджер, украдкой бросающую влюбленные взгляды на Малфоя. Нотт всегда грустно усмехался, когда Драко просил его «погулять», чтобы во время отсутствия друга заняться с Гермионой сексом.

Теодор уже тогда догадывался, что все так и закончится. Ему уже тогда было жаль Гермиону. Он даже не пытался поднимать эту тему, потому что знал – бесполезно. Гриффиндорка по уши увязла в своей любви, упорно не понимая, что это не безбрежный океан, а самое обыкновенное болото, выбираться из которого ей придется долго и тяжело.

Справиться с депрессией Гермионе помог Рон. Милый Рональд, который всегда старался поддерживать, находился рядом, когда это было необходимо, и не отсвечивал, когда его присутствие не требовалось.

Их поцелуй в Тайной комнате заставил его понадеяться на большее, но летом сразу после войны Гермионе было не до отношений – она занималась восстановлением памяти у родителей. А когда наступила учебная пора, Грейнджер влюбилась в Малфоя.

У Уизли чуть не случился инфаркт от этой новости. Он еле сдерживался, чтобы не орать на Гермиону и не применить к ней силу и вытрясти всю дурь из ее умной головы.

Она открылась Рону лишь потому, что заподозрила его романтический настрой, и решила не обманывать его и не давать ложных надежд.

Они не перестали быть друзьями, но с тех пор Рональд стал дерганым, а Малфоя старался всячески избегать, потому что кулаки так и чесались. Гермиона умоляла его не трогать Драко, чтобы не привлекать ничьего внимания. Ее отношения со слизеринцем нельзя было раскрывать ни в коем случае. Их с Драко связь стала секретом на троих.

Невооруженным взглядом было видно, с какой ненавистью Рон испепелял Драко взглядом при любой встрече. Это не казалось необычным – они никогда не ладили. Но Малфой догадывался, что Уизли наверняка в курсе их отношений. Гермионе он ничего насчет этого не сказал. Ему даже нравилась ненависть рыжего. Он ею наслаждался.

Рона преследовало желание все всем рассказать, сделать так, чтобы их поймали с поличным, и тогда Малфой вряд ли бы остался с Гермионой. А значит, место парня Грейнджер стало бы вакантным.

Но Рон догадывался, что Гермиона не скажет ему за это спасибо. Она, скорее, возненавидит его, обвинит во всех смертных грехах, и в итоге он просто потеряет лучшую подругу.

Поэтому он молча гладил ее по спине, когда она в очередной раз приходила в слезах из-за ссоры с Драко, приносил ей горячий чай и пытался подбодрить, отвлекал разговорами о квиддиче и о том, какие новые вредилки внедрил в продажу Джордж.

Он был для нее удобным. Грейнджер ловила себя на мысли, что нагло пользуется его расположением, и по-хорошему им бы не надо часто общаться. Но, как бы глупо это ни звучало, ей нравилось, что она ему нравится.

Позже, после окончания школы Гермиона поняла одну вещь: ее отношения с Роном – почти точная копия ее отношений с Драко, с тем лишь отличием, что гриффиндорка не манипулировала Уизли, не спала с ним, а просто была ему другом, хоть он и жаждал большего. Он был для нее точно такой же удобной кормушкой, какой она была для Драко. Гермиона только брала, ничего не давая взамен.

Смотря на Рона, она будто смотрела на собственное отражение. Видела себя в каждом его жесте, слове и нежной улыбке.

Гермиона понимала, что он не заслуживает такого отношения, но Рональд сам тянулся к ней, и ей не хватало сил отталкивать его.

Но никаких чувств она к нему по-прежнему не испытывала. С ним было весело и интересно, но как мужчина он совсем ее не привлекал и не возбуждал.

Как-то Рон остался у нее на ночь после привычного вечера за бутылочкой вина. Они оба долго не могли уснуть, а он и вовсе ворочался, будто ему что-то мешало. Минутой позже стало ясно, что.

– Я, наверное, пойду домой, – он резко встал и начал спешно одеваться, пока Гермиона, ничего не понимая, следила за ним в полумраке комнаты.

– Что? Но почему? На дворе ночь, Рон! Куда ты собрался? Не выдумывай.

– Тебе меня не понять. Мне слишком тяжело находиться с тобой вот так… близко, – признание далось ему непросто. Было видно, что Уизли изо всех сил борется с собой. – Ты бы знала, как я хочу тебя. Для меня пытка лежать с тобой в одной кровати. Мне лучше уйти, иначе я просто трахну тебя, Гермиона. Я больше не могу терпеть.

– Постой, – она вскочила с кровати, хватая его за локоть на пороге комнаты. – Давай поговорим…

– Я не хочу разговаривать! Я хочу секса, Гермиона! У меня яйца уже чугунные, так что отпусти меня, или я за себя не отвечаю.

Грейнджер обняла его в попытке успокоить, а Рон не сдержался. Он почти взял ее тогда. Раздел, игнорируя ее сопротивление, трогал везде, как ошалелый. Но в самый последний момент перед проникновением Гермиона закричала так громко, что он отпрянул от неожиданности. А через пять минут оделся и ушел.

Больше они не общались.

Первое время для Гермионы близость с другим мужчиной была равносильна измене. Она не спала ни с кем больше года, храня верность Драко непонятно зачем. Ей иногда казалось, что если она переспит с кем-то, Малфой тут же об этом узнает и точно никогда не будет с ней.

Да-да. Она продолжала надеяться, что он к ней вернется.

Поводом послужили его письма. Драко стал писать ей спустя год после выпуска из Хогвартса. Редко и кратко. Но даже такие крупицы его внимания заставляли сердце Гермионы заходиться в бешеном ритме.

Когда она получила первое его письмо, она плакала от счастья. Впервые за свою жизнь.

Он интересовался ее делами, рассказывал о своих. Одним словом, начал напоминать о себе.

Каждый раз Грейнджер надеялась, что их переписка перерастет в нечто большее, но этого не случалось.

А немногим позже они стали видеться. Драко назначал встречи, когда ему было удобно, и Гермиона всегда подстраивалась, уходила раньше с работы, отказывалась от предложений друзей погулять, чтобы провести с Малфоем жалкие пару часов. Иногда меньше. А бывало, что он и вовсе отменял встречи почти в последний момент.