Текст книги "Сам ты Любаша (СИ)"

Автор книги: calling my name

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)

– Получше, чем у тебя, – захихикала Любава прямо ему в ухо, с такой искренней незамутненной радостью, что обижаться не захотелось. – Мне много бегать не надо, достаточно успеть на мяч посмотреть.

Желая оценить силу магического взгляда, Кирилл обернулся. Просто хорошо знакомые по прежней жизни глаза, его и не его одновременно, пугающим голубым огнем, как в до краев переполненный приключениями день победы над Ратмиром, они не горели.

Не успев ничего толком подумать, Кирилл в следующую секунду непонятно как, почему и зачем целовался сам с собой. От сюрреалистичности ситуации хотелось закрыть глаза, всегда до сих пор неизменно появляющееся в подобных случаях желание чувствительно ткнуть претендента коленкой в пах на этот раз не пришло. В отличие от того условного первого поцелуя… с легким уклоном в некрофилию, на этот раз Любава была гораздо более напориста, углубляя поцелуй, и крепко прижимала его к себе, опустив одну руку чуть ниже талии. Не очень похожа на себя, по недоразумению помещенную в его тело. И он как-то странно и пугающе вжился в образ, ощутив слабость в коленях и никогда прежде не испытанное желание просто замереть, приоткрыв рот, ничего не решая и не делая.

========== часть 10 ==========

Ай, ну не здесь же – в полицию заберут за хулиганство и перед людьми как-то неудобно.

Непонятно как несколько секунд или минут начисто выпали из жизни, Кирилл ощутил спиной жесткую холодную стену, как раз под пафосным лозунгом о высокой любви, а свои бывшие руки в совсем уж неположенном месте. С выводом, что ничего нового и интересного не испытает, он явно поспешил. Окружающий мир куда-то медленно плыл, ноги норовили подкоситься, а беспомощно схватившиеся за некогда свои плечи пальцы постыдным образом дрожали, как в пошлом любовном романе.

Что… что это вообще было?

То ли подумал, то ли все-таки произнес вслух Кирилл, чувствуя, как морок рассеивается и все понемногу встает на свои места. Слабость в коленях все не проходила, благо спасительная возможность прислониться к стене позволяла это скрыть.

– Рефлексы тела, наверное, – чуть неестественным тоном ответила Любава, отведя глаза в сторону. – Само как-то получилось, не знаю…

Она не могла так себя вести, совершенно точно.

И оказывается, она теперь умеет целоваться, и все остальное явно тоже, если не думать и не пытаться это контролировать. Не только умеет, но и хочет, становясь при этом не вполне сама собой.

Наконец-то состоявшийся первый поцелуй ожиданий не оправдал, не в смысле не понравился, а просто оказался каким-то… не первым. Коряво сказано, но по-другому выразиться трудно, когда вся ситуация такая. А первый раз… оправдает, интересно?

Girl, you’ll be a woman soon…

Милая песенка. Только непонятно, про кого из них.

Скрыть переполняющие эмоции и успокоиться лучше всего помогают простые действия – поправить растрепавшиеся волосы, например, юбку, раздуваемую шаловливым ветром, одернуть. Женщинам с этим определенно проще, хотя не будь он сейчас ммм… женщиной, и проблемы такой не было бы.

Первый секс второй раз в жизни – однозначно нечестно.

Как там она сказала, рефлексы тела? Значит, это он хотел ее поцеловать, и не только… на самом деле? Да, хотя признаваться не обязательно. А то, что у ее тела не появилось ответного рефлекса «дать коленкой по яйцам» – повод порадоваться? Действительно, приятная неожиданность.

Незаметно подступающая вечерняя прохлада дала о себе знать, наряд ее мечты совершенно не спасал, кожа на руках и едва прикрытой груди покрылась мелкими пупырышками. Кирилл поежился, неприязненно покосившись на любашины джинсы и нормальную футболку.

– Пойдем домой, – разочарованный вздох Любавы, явно желавшей полюбоваться морем огней внизу, он решительно проигнорировал. Сама виновата. Не заставляла бы ходить в этом безобразии – задержались бы подольше и еще куда-нибудь сходили. А теперь – только домой.

Домой…

Как-то он совершенно не задумываясь это сказал. А Любава… она так считает, интересно? И все ли в этом вопросе зависит от нее… от них? Если все действительно получится так, как они надеются, Любава может просто исчезнуть, вернуться в свой мир, как уже неоднократно происходило. Причем уже навсегда. Он скорее согласился бы оставить все, как есть сейчас… точно согласился бы. Крайне неожиданный вывод, Кирилл и не представлял, что может до такого додуматься. Все, больше не наливать, что называется. Хотя он пока ничего и не пил, как ни странно.

Идти в супермаркет, тем более большой, не хотелось до жути. Кирилл опять опустил глаза на невероятную красотищу – едва прикрытые подолом недоделанной юбочки ноги, глаз безусловно радующие, но тем хуже, и во всех подробностях обтянутую топиком грудь. Что с ней (женской грудью то есть) происходит на холоде и без лифчика Кирилл знал и раньше, но результат все равно удивил, просто порнофильм какой-то. Оно, конечно тоже… приятно посмотреть (особый вид извращений, не иначе), но ходить по многолюдному торговому залу совершенно не хочется.

Небольшой минимаркет у остановки, точь-в-точь похожий на своих провинциальных собратьев (Кирилл даже думал, что в Москве они они уже ушли в прошлое), – то, что сейчас нужно. Скучающая, ко всему равнодушная пожилая продавщица (он запоздало испугался, что могут спросить паспорт, но обошлось), полное отсутствие других покупателей и идеально подходящий ассортимент.

Прежде идея подсунуть девушке сладкий алкогольный коктейль, не объяснив, что это такое, ему бы в голову не пришла. Поступок вполне в духе Любаши, наверное, ее тело на него плохо влияет.

Но ничего такого же нет, ей просто надо немного расслабиться, а то опять напряглась. Тем более она теперь и не вполне девушка. И все совсем не ради того, чтобы ее к сексу склонить, она и так не против, судя по ее поведению на смотровой площадке. С ним можно и подождать, не обязательно именно сегодня. Вдруг и правда на этом все сразу закончится.

И как хорошо, что она песню из фильма Тарантино не вспомнила, как днем из «Красотки», где-то иногда и везет все-таки.

– Что это? – с легким недоумением спросила Любава, изучая бело-розовую банку.

Amore

– Лимонад, – максимально невинно улыбнулся Кирилл, как-то даже слегка переиграл. Так картинно хлопают ресницами только блондинки в дурацких телешоу. – Попробуй, тебе понравится.

– А ты? – рассеяно произнесла Любава, отпивая глоток.

– Спасибо… потом наверное, – поспешил отказаться Кирилл (только пить за рулем еще не хватало), чуть поморщившись от откровенно химического запаха клубничного ароматизатора. Можно было бы и чем получше девушку угостить, конечно, но вино ей вряд ли понравится, про что покрепче и говорить нечего, а идти в бар или клуб – только не в таком наряде.

Любаша не понимала, что именно помогло – обитое приятной на ощупь мягкой кожей удобное сиденье, тихая музыка, что-то из дискотеки восьмидесятых-девяностых, кажется (ориентироваться только на свои желания было, конечно, эгоистично, но молчание можно считать знаком согласия), тепло своей бывшей коленки, ощущаемое через плотную джинсовую ткань, или что-то еще. Но с каждым глотком сладкого, чуть пощипывающего язык пузырьками газированного напитка со смутным горьковатым привкусом напряжение и неловкость таяли, серьезные мысли переставали казаться таковыми и ускользали, как вода между пальцев. Хотелось беспричинно улыбаться и бездумно наслаждаться ощущениями – вдруг начавшими танцевать под музыку огнями вечернего города и близостью прежней себя, дружеской или не совсем… а какая, собственно, разница? Зачем вообще подбирать определение?

– Э… потише, – второе я мягко отстранило ее, заставляя откинуться на спинку сиденья. Ложиться на плечо водителя движущейся по оживленной дороге машины и правда не стоило… но так захотелось.

Надо было только одну банку брать, наверное.

Кирилл, вполне по-женски поджав губы и чуть закатив глаза, со вздохом покосился на безмятежно задремавшую Любаву. Тащить ее теперь придется, что ли… или сама встанет, если хорошенько потрясти? Не должны были в его теле несчастные полторы банки ее вырубить в полный мрак, устала просто, наверное. Осторожно забрав из рук спящей красавицы полупустую банку, Кирилл, чуть подумав (а… хуже не будет уже все равно), в три глотка допил ее и машинально выбросил в окно.

Для того, чтобы практически сразу ощутить невыносимую легкость бытия, столь скромного количества быдлококтейля оказалось достаточно. В таком худощавом и непривычном к возлияниям теле неудивительно. Плюс он и не съел сегодня почти ничего в дурацком Макдоналдсе – так злили взгляды малолетних долбоебов за соседними столиками и в очереди. Острое желание дать кому-нибудь из них в морду или хотя бы вежливо спросить: «Че пялишься, козел?» напрочь отбило аппетит. Совершенно не до еды было.

Неужели всем девушкам так тяжело живется, или только ему? Одни нервы. Надо учиться спокойнее к этому относиться, наверное. Хотя легко сказать. Им-то оно где-то как-то приятно и лестно бывает, в отличие от него.

Не слишком грациозно выйдя из машины, Кирилл отпинул пустую банку в сторону, глупо захихикав (офигеть, какой удар, мастерство не пропьешь и в чужом теле не забудешь), и чуть покачнулся, к счастью вовремя успев схватиться за дверцу. Платформы, конечно, не столь убийственны, как те смертельно опасные босоножки на шпильках, но тоже не торт. Ну ничего… он еще купит балетки, и фиг Любаша заставит носить что-то другое. Только если совсем иногда… или очень хорошо попросит.

В принципе, ему и самому нравится это тело в подобных нарядах, гораздо больше, чем в сарафане. И волосы… прямо как у девушек из рекламы шампуней. Кирилл с удовольствием покрутил в руке тугую шелковистую прядь, пропуская волосы между пальцев. К тонким пальцам с неожиданно острыми ногтями он уже успел привыкнуть и почти перестал воспринимать, как нечто чужеродное. Им только маникюра не хватает и стразиков, Любаше точно понравится. Надо будет сделать.

О чем он вообще думает? Совсем, что ли, уже из ума выжил?

– Солнышко мое, вставай!

– А… – она что, заснула?

Мир продолжал танцевать в такт беззаботного диско, все обыденное и простое стало вдруг ярким и удивительным. А прикосновение женской груди (раньше она не знала, как это чувствуется со стороны) было каким-то еще.

– Тебя надо опять поцеловать, что ли?

Кирилл сам не понял, пытался он пошутить или нет. Но поцеловать ее… или его он хотел по-настоящему, совершенно точно.

Слегка неловкий поцелуй со вкусом дешевого клубничного коктейля (кажется, он никогда уже не выветрится) не потребовал никаких усилий и не вызвал вопросов, все было легко и радостно. Если не считать некоторой фрагментарности восприятия, впрочем, совершенно не напрягавшей. Момент перехода между попыткой разбудить Любашу, наполовину протиснувшись в салон, и нетрезвым жарким поцелуем под сенью романтичного звездного неба как-то сумел ускользнуть от сознания.

– Что ты делаешь? – сколько раз сегодня уже было сказано и опять невольно сорвалось.

Это определенно были самые… острые ощущения в его жизни. Еще не совсем то есть, но ждать осталось недолго. Расторможенные алкоголем мысли путались, колеблясь между приятно холодящим, как в предвкушении экстремального развлечения, страхом и ранее не испытанным желанием… непонятно чего. Не то, чтобы так уж непонятно, конечно, называть вещи своими именами иногда просто не хочется.

– Ну, может, не здесь…

Некогда свои собственные руки легко подняли его и усадили на капот. Сам он при жизни… в прежней жизни то есть, такого еще не делал. Не додумался как-то. Хотя почему бы и да?

Черт… надо было побольше выпить.

Любава не предполагала, что ей может искренне захотеться реализовать с бывшим телом все свои запретные мысли, робкие мечты и тайные страхи. И они перестали быть робкими и расплывчатыми, обретя четкость и определенность деталей. Сознание удивительным образом раздвоилось – одна часть со жгучим любопытством наблюдала со стороны, порой ужасаясь, но страх только приятно щекотал нервы, как на аттракционе.

А другая просто делала то, чего она прежде и помыслить не могла, как нечто желанное и само собой разумеющееся. И явно очень хотела повторить испытанное утром невероятное ощущение зародившегося в голове взрыва, разбившего все тело и сознание на мелкие пылающие осколки и собравшего заново уже немного другим. Слиться с прежним я, войти в него как можно глубже, присвоить себе, чтобы достичь желанной физической разрядки и наконец преодолеть разделенность.

Ну, теперь уже ничего удивительного больше не случится. Да, он реагирует на все слишком по-женски, не как раньше, но никакой интриги в происходящем, разумеется, нет. Хотя с этой стороны оно впервые. И не особо должно быть больно… он же не девчонка на самом деле.

– О… ой! – тем не менее, неожиданно оставшись без минималистического топика, одним уверенным движением снятого через голову, Кирилл непроизвольно негромко вскрикнул. Холод не самой теплой ночи давно уже совершенно не чувствовался. Соски на достаточно большой для такой изящной фигуры, но не чрезмерно-силиконовой, а восхитительно настоящей, груди затвердели не от него, а от грубоватых прикосновений слишком горячих рук и бушующих внутри необъяснимых чувств и желаний.

Еще совсем недавно Любава умерла бы от стыда или сквозь землю провалилась, доведись ей раздеться не наедине с собой… а зря. Зачем было стесняться такой красивой груди… и приятной на ощупь. Прикосновения к ней и раньше вызывали странные, смутно приятные ощущения. А теперь, судя по реакции, гораздо более острые. Наклонившись, Любава осторожно захватила ртом одну из отвердевших горошин некогда своих сосков, лаская рукой вторую.

Как-то стало уже слишком… Трудно сказать, что. Слишком все.

Прикосновения губ к почти уже невыносимо напрягшимся соскам опять заставили вскрикнуть (да что ж такое), отозвавшись болезненно-сладким спазмом внизу живота. Хотелось только полного слияния с бывшим телом, способного принести избавление от чрезмерных ощущений. Руки сами собой потянулись вниз, к металлической пуговице и туговато расстегивающейся молнии джинсов, на мгновение раньше, чем он успел подумать о необходимости этого жеста. Надо же ей помочь… на первый раз. Бедра почти самопроизвольно раздвинулись, от легкого нажима любашиной ладони, ступни сомкнулись у нее на пояснице, повинуясь инстинктивному желанию наконец достичь чувства наполненности.

Оказавшаяся совсем не такой сильной боль скорее просто удивила, только ощущение неприятной липкой сырости на бедрах заставило досадливо поморщиться.

И это все? Там что, правда много крови?

Не так все и страшно, хотя можно бы и побережнее конечно, не настолько увлекаться. Смутные приятные ощущения внутри могли бы стать сильнее… если бы она двигалась не так быстро и резко, конечно. Тогда, может, и удалось бы оценить новые впечатления. А пока у нее как-то слишком уж жестко получается, не надо так. Кирилл прикусил губы, не желая портить Любаше удовольствие. Он ей потом объяснит, как надо это делать… если придется, конечно. От последнего чуть было не проткнувшего насквозь толчка, почти до искр из глаз, не вскрикнуть в очередной раз оказалось просто нереально. Зато ей все понравилось, так явно и откровенно, что некий особый вид удовольствия она все же ему доставила.

А ожидаемого эффекта, увы, так и не наступило. Пока, по крайней мере. Можно, конечно, продолжать надеяться, что все еще будет, только чуть позже. Но больше уже похоже на самообман.

Но зато она здесь.

Переведя дыхание, Любава заглянула ему в глаза явно еще затуманенным, невидящим взглядом и нежно поцеловала в губы, слегка приложив головой о лобовое стекло.

– Это так классно!

– Да… – чуть криво улыбнулся Кирилл, потирая затылок. – Очень.

– Я тебя люблю, – не задумываясь, пробормотала Любава, опять проводя руками по его бедрам.

Только слишком уж сильно… все теперь болит. Это у нее сейчас тоже рефлекс какой-то был, или как?

Цель, с которой Любава запустила руки под совсем потерявшую товарный вид юбку (а вот это очень хорошо, на самом деле), оказалась гораздо более благородной, чем он сначала подумал. Все неприятные ощущения, не такие уж и сильные, в общем, пропали без следа. Кожа на бедрах и ммм… чуть выше, как по волшебству стала совершенно сухой и чистой, и дурацкая юбка высохла.

– Пойдем. – По уже прочно установившейся традиции Любава все так же играючи взяла его на руки. Так и не состоявшийся обмен телами, казалось, нисколько ее не огорчал.

Потому что совсем не о том думает, наверное.

***

– Любава… не нагостилась еще разве? Пора и честь знать…

А… аа! Это был сон или кошмар?

Раздавшийся прямо в голове голос, знакомый как ничей другой (Любава успела твердо поверить, что никогда больше его не услышит), заставил резко сесть и испуганно оглядеться. Сонливость пропала мгновенно и без следа, как под воздействием отцовского колдовства. Хотя, кажется, не как…

Быстро взглянув на по-прежнему крепко спящего Кирилла (они так и не поменялись телами, может быть, сейчас, наконец) Любава медленно, торопиться почему-то не хотелось, подошла к мерцающему тускло-серебристым, неживым светом зеркалу. От отца вряд ли можно ожидать чего-то хорошего.

Как он вообще смог здесь появиться???

– Папа… ты разве не… – окончание фразы она все же предпочла проглотить, хотя оно, конечно же, легко угадывалось, равно как и ее явное огорчение от этого факта.

– Не расстраивайся, Любавушка, – иронично улыбнулся Ратмир, совершенно не обидевшись. – Я да… разумеется. Вам же удалось… найти мою смерть, поздравляю. Я здесь, чтобы позвать тебя назад. Домой.

– Прямо так, что ли? – с раздражением переспросила Любава. – Хочешь сына вместо дочери… таким вот образом?

Не слишком смешная шутка вышла, но Ратмир все равно от души рассмеялся, точь-в-точь как при жизни. Любава всерьез испугалась, что Кирилл проснется.

– Он не проснется, пока мы с тобой не закончим, не беспокойся. А то ты не знаешь, – не спеша заговорил Ратмир, назидательно подняв руку вверх. Кажется, он ни капельки не изменился. Что отец вообще сейчас делает, ждет следующего воплощения?

– Да, именно так. И насчет облика – ты вернешь его, только когда возвратишься. Все встанет на свои места, Любавушка. Твое место там.

– Папа… я могу… – Любава беспомощно огляделась по сторонам, мысли совсем спутались.

– Нет, только сейчас. Времени ждать и думать нет. Этот мир не твой, понимаешь? Тебе не место здесь… как ты будешь жить в смертном теле?

– Я что-нибудь придумаю, папа. Есть же способы.

– Да, возможно у тебя и получится. Но это все равно не твой мир, пойми же.

– Что ты задумал, папа? Опять за свое, что ли? – переходить зеркальную границу совсем не хотелось, понимание недавно еще невозможного факта крепло с каждой минутой. Смущал только один момент… хочет ли Кирилл принести такую жертву, чтобы быть с ней. Может, ему все-таки важнее вернуть прежний облик и привычную жизнь?

– Нет, Любавушка, упаси Боже, как тут у вас говорят, – замахал руками колдун. Переход в состояние призрака не сильно испортил ему настроение, как ни странно. – Это уже не нужно.

– Я не хочу, – наконец не совсем уверенно произнесла Любава, отходя на шаг назад.

Непонятно, что там опять придумал Ратмир, но что ничего хорошего совершенно точно. И ей не хочется уходить… совсем не хочется.

– Ты все-таки моя дочь, Любава. Маленькая эгоистичная девочка. Хочет ли твой… добрый молодец в девицу до конца жизни превратиться, ты и не спрашивала, – неожиданно произнес Ратмир, становясь серьезнее. – Я тоже думал только о себе… в твоем возрасте. Как, впрочем, и в дальнейшем, просто желания стали совсем другими. Все эти любови… по молодости только. Первые сто лет, двести, может быть. А потом…

Эгоистичная…

Вносить холод и уныние во все, к чему прикоснется – особый талант Ратмира. Или он просто сказал правду… а она редко не бывает холодной и унылой.

– Торопись, Любавушка. Думай быстрее… или окно закроется.

Я как папа… только о себе думаю?

Любава оглянулась назад, безуспешно пытаясь что-то прочесть по почти не видному в предутренней полутьме не своему лицу. Делать шаг в серебристую прохладную глубину не хотелось до слез. В прямом смысле, несколько капель уже скатилось по щекам. Плакать в этом облике так глупо и смешно со стороны.

========== Эпилог ==========

Заглянувший сквозь не задернутые (вчера как-то не до того совсем было) шторы солнечный свет неприятно ударил по глазам, прервав не слишком сладкий сон. Голова ощутимо побаливала, во рту давно уже пересохло. Из-за Amore, не иначе, вся таблица Менделеева в одной банке.

Слава всем богам (деревянным из любашиного капища в первую очередь, они как-то особенно теперь запали в душу), что сегодня выходной, а то сил вообще ни на что нет.

Пить надо меньше… и не только пить.

Любаша-то как там интересно, жива? Ну раз встала уже, значит наверное… Поглядев на характерно смятую кровать на ее месте, Кирилл, повинуясь многолетней привычке, поправил подушку… и замер на месте, не отрывая взгляда от своих рук. Они действительно опять его собственные, еще вчера казалось бы навсегда потерянные, такие родные и привычные.

Все еще не вполне веря своим глазам, провел рукой по волосам, вновь коротко стриженным, и наконец догадался заглянуть в зеркало.

Сердце на миг сжало тревожное ожидание, и тут же отпустило – из совершенно обычного зеркала чуть испугано смотрел он сам собственной персоной… как будто все было сном. Вот только каким?

Дурным? Странным? Или чудесным?

Да конечно же нет. Такое ему точно никогда не приснилось бы, послевкусие от клубничного коктейля самое что ни на есть настоящее, да и спал он явно не один. Так что, Любава… Где она, кстати?

И правда, где?

Присутствие в доме кого-то еще никак не ощущалось, стояла некогда привычная, а теперь оставляющая тревожное и неуютное ощущение тишина. Неужели ее просто больше нет здесь? Вернула свой облик и ушла, вернулась в родной мир. И не попрощалась даже…Забыла на радостях. Это у него в той сказке не очень как-то все сложилось, а ее ждет много всего хорошего наверное. И жених – статный, красивый, княжеских кровей.

Звать ее, чтобы окончательно убедиться, почему-то не хотелось. Тогда сказка точно закончится, окончательно и бесповоротно. Останется только пойти напиться, когда-то он страстно об этом мечтал кстати. Только не с таким настроением, совершенно иначе себе представлял. Но сидеть так вечность, делая вид, что она просто куда-то отошла, все равно невозможно.

“Лю…Любаша!” – хотел наконец сказать Кирилл, совсем не надеясь услышать ответ.

– Привет! – как ни в чем не бывало жизнерадостно произнесла Любава, возникая на пороге. – Ты что грустишь? Или не рад мне?

– Ты… ты здесь… – только и смог ответить он.

– Да… папа был прав. Я и правда эгоистка.

– Что? – машинально переспросил Кирилл, не особо интересуясь ответом.

– Да так… ничего. Я…я хочу остаться с тобой, если ты не против.

– Я за! – не придумав ничего лучше, поспешил ответить Кирилл. Не особо он может в романтику, увы.

И с трудом устоял на ногах, когда она с размаху бросилась ему на шею, пытаясь задушить в объятиях.

– Ну как? – Любава все-таки чуть ослабила хватку, дав возможность говорить. Впрочем, он не имел ничего против столь тесного контакта…совершенно ничего – тебе понравилось на моем месте?

– Да, – она чуть покраснела – а тебе?

Подъеб засчитан.

– Ну такое, – сделал неопределенный жест Кирилл – могло быть и лучше, хотя неудивительно.

– Я не только об этом вообще-то – к его откровенной радости Любава опять смутилась. Это всегда так мило.

Надеюсь о том, что было вчера, никто никогда ничего не узнает.

– Тебе и на своем месте все понравится, вот увидишь!