Текст книги "Сам ты Любаша (СИ)"

Автор книги: calling my name

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

***

Хьюстон, у нас проблемы!

Как к нему обращаться, амулету этому чертову, что говорить вообще? Если худо будет… может, пока недостаточно худо, потому и не срабатывает? Хотя куда еще хуже, представить трудно.

Все очень, очень, очень плохо.

Трусостью Кирилл никогда не отличался, в прежней жизни точно, случалось и в драки ввязываться и красные карточки за это получать… но то было совсем другое дело, как детские игры в песочнице, и сравнивать смешно. Получить горчичник от судьи или в самом худшем случае по морде в клубе одно, а здоровенную стрелу с зазубренным наконечником (неважно даже, в какое место) – совсем другое.

Ситуация намечалась прескверная и, если не считать призрачной надежды договориться с Любашиным амулетом, откровенно безвыходная. Слегка напоминающая старую комедию про Ивана Грозного и управдома, только не смешная, для него по крайней мере, от слова совсем.

С какого перепуга на деревню вдруг вздумали напасть кочевники, не понимал, кажется, никто. Местные жители и, что самое неприятное, княжеские воины оказались совершенно не готовы к подобному повороту событий. Его-то, понятно, жизнь к такому не готовила, но лучники Святополка расстроили, от них все же не ожидал. Любава в своем наскоро проведенном ликбезе раскрыть тему кочевников то ли не сочла необходимым, то ли просто забыла. Но так или иначе, казалось бы вполне доброе утро (Кириллу даже начала нравиться идиллическая деревенская тишина, особенно ощутимая на рассвете) вдруг перестало быть хоть сколько-нибудь добрым.

Непонятно почему преждевременно вынырнув из теплых объятий сна, Кирилл попытался было задремать опять: рано вставать никакого смысла не было, заняться все равно нечем уже почти целую неделю. Кирилл даже начал думать, что именно в этом и состоит коварный план Ратмира – заставить его умирать от скуки и на этой почве в конце концов согласиться на вечер при свечах с колдуном, лишь бы хоть как-то развлечься. После закончившегося полным провалом ночного свидания в капище старикашка куда-то подевался и до сих пор не напоминал о себе. Поверить, что это насовсем, Кирилл ни на минуту не мог и радоваться не начинал. Наверняка папаша вернется в ближайшее время и еще какое-нибудь дерьмо случится.

Благословенная скука (он скорее язык себе откусит, чем еще хоть раз в жизни на нее пожалуется) оказалась не более чем кратким затишьем перед бурей. Шум в неурочный утренний час, более всего похожий на беспорядочные крики и ругань, ознаменовал собой начало веселья. Сон слетел с Кирилла мгновенно, как уличный кот с заоравшей диким воем сигнализации машины. И он сам, слетев с кровати как тот самый несчастный кот, с перекошенным лицом стоял у окна, наблюдая за плотным потоком крепких черноволосых всадников в совершенно не похожих на наряды родичей Любавы кожаных одеждах. Кочевники с гортанными криками теснили немногочисленных княжеских лучников, размахивая кривыми саблями. Последние особого рвения защищать крестьян не проявляли, дружно отступая в сторону княжеской крепости, дабы отсидеться за стенами. Обычная тактика для тех времен, так можно попытаться выдержать осаду, а кто из деревенских жителей не успел последовать примеру своих защитников, тем, выходит, не повезло. Ну бывает, дело-то житейское. Ничего страшного, бабы потом еще нарожают.

А с ним что теперь будет? Как эти татаро-монголы (единственное, что вспомнилось из давно забытой школьной программы по истории) поступают со служителями культа побежденных племен? Хз… а надо было больше внимания учебе уделять, глядишь и знал бы ответ. Хотя что там знать, и так легко догадаться, что ничего хорошего ему не светит. Сваливать надо… в крепость к Святополку, иначе звездец. От услужливо представшей перед глазами смазливой физиономии княжича традиционно захотелось сплюнуть, но из всех зол это на данный момент наименьшее. Только у судьбы (и у местных властей в лице князя) оказались совсем другие планы на Любаву Ратмировну. Подозрительный шум уже прямо под окнами заставил нервно подскочить на месте.

Приехали, что ли, уже? За ним… и вообще.

Лихорадочно пытаясь придумать какой-нибудь план, Кирилл огляделся по сторонам в напрасной надежде увидеть что-то новое. Никакого оружия Любава и ее отец в доме не держали (им-то без надобности), да и вряд ли получится в таком виде мечом махать, гиблое дело явно. В прежнем облике он бы, конечно, попробовал, раз деваться некуда, а так смех один. Его даже и не поднять наверняка.

– Любава!

Не кочевники, слава Богу… лучше тут так не выражаться, наверное, местные боги могут обидеться.

Едва успев порадоваться появлению пары лучников на взмыленных конях, криками и ударами сапогов в дверь настойчиво призывавших поторопиться, Кирилл испытал одно из сильнейших в своей жизни разочарований. Максимально быстро, чуть ли не кувырком, слетев вниз по лестнице навстречу долгожданным спасителям, самозваный волхв (как оно называется в женском роде, Кирилл так и не придумал) был как обухом по голове огорошен известием, что его место не за стенами крепости, а в капище. Богов на помощь призывать. Должностная инструкция у волхвов такая, оказывается, только его с ней не ознакомили.

Это фиаско, братан. Что еще сказать.

Никогда не говори «никогда», очень верное выражение. Пожалуй, самая главная мудрость на свете. До сего момента Кирилл был полностью уверен, что день, когда он будет искренне рад видеть Ратмира, не наступит в этой реальности никогда. Но… он все же настал. Если бы старикашка (что ж он сгинул-то так невовремя) вернулся и использовал колдовские штучки не на недостойные своих седин пакости, а по прямому назначению, на благо народа то есть, кочевникам Кузькину мать показал, Кирилл, пожалуй, его даже расцеловал бы… скрепя сердце.

Ратмиру и настоящей Любаве прятаться за стенами княжеской крепости не нужно, разумеется, от них монголы давно уже по добру по здорову ноги уносили бы. Но он-то совсем другое дело, увы… волхв из него как царь Иоанн Грозный из управдома Бунши. Очень обидно и несправедливо (и вообще нечестно), что Любава в его теле сохранила свои паранормальные способности, а ему кроме ее очаровательной внешней оболочки милой блондинки не досталось ничего. Заполучить это тело себе он был когда-то (в недобрый час) очень даже не прочь, но про такой вариант реализации желания ни в жизнь не подумал бы. В капище делать ему абсолютно нечего, вся надежда на Любашин амулет.

Признаваться княжеским воинам, что царь-то ненастоящий, смысла не было, разумеется, только хуже станет. Или не поверят, или… право, не стоит фантазировать, и так настроение плохое. Поэтому Кирилл молча позволил усадить себя в седло впереди одного из сопровождающих (так они хоть уважают и лапать побаиваются) и, обреченно вздохнув, прикрыл глаза. Вот бы путь до долбаного капища продлился как можно дольше… желательно целую вечность.

========== Часть 5 ==========

Когда всё зависит только от тебя, а ты совсем ничего поделать не можешь, это, пожалуй, худшая пытка на свете. Особенно если «всё» не какая-нибудь ерунда, а вполне реальные жизни и смерти. Еле сдерживаясь, чтобы не начать бегать туда-сюда между равнодушных дубовых идолов, Кирилл по-прежнему не представлял, что делать. Хваленый амулет висел на шее бесполезной стекляшкой, ни на что не реагируя. Желание в сердцах швырнуть его куда подальше также пришлось с усилием подавить, а удар кулаком по сучковатому сосновому бревну только без толку поцарапал костяшки пальцев, не принеся ни малейшего облегчения. Каких-либо других идей не появлялось и взяться им было неоткуда.

Единственное слабое утешение (если можно так сказать), что кочевники, наверное, всё же не убьют его, даже скорее всего. Красивые девушки, как Любаша, дорогой и ценный товар, время такое, что поделаешь. За тысячу лет ничего не изменилось, всякие…ммм… монголы всегда питали особую слабость к славянским блондинкам. Сбежать от них, увы, вряд ли получится, монголы давно промышляют подобным и явно не дураки. Так и придется стать любимой женой какого-нибудь хана Батыя… или кто там у них сейчас? Ну не особо он может в историю, так получилось, и не хер ли с ним, если суть не меняется?

Роксолана, блин.

Да уж, хоть сколько-нибудь цензурных комментариев на такую перспективу и не дашь. Лучше пусть пристрелят нахер или башку отрубят, чтобы не мучиться.

Сдерживать себя, дабы не демонстрировать панику, приходилось в основном из-за крестьян, нашедших себе убежище в капище, и в весьма изрядном количестве как на грех. По славному дебильному народному обычаю в любой непонятной ситуации на защиту своих деревянных богов надеяться. И дети еще… Увидев босоногого светловолосого (как, впрочем, и все здесь) мальчонку лет пяти, испуганно цепляющегося за руку матери, Кирилл болезненно поморщился. Круглые светло-серые детские глаза, переполненные давно уже готовыми пролиться слезами, как раз с наивной надеждой остановились на нем, заставив испытать физически ощутимую боль, как от ожога.

Ну нет, нет никакого толка от чурбанов ваших деревянных, и от меня тем более. Бегите… глупцы.

Уже не один раз готов был заорать Кирилл, но пока молчал. Некуда им деться, куда ни кинь, везде клин… то есть песец. А вдруг все-таки…Совершенно безумная надежда, что, может быть, кочевники сюда и не придут – забудут, поленятся, будут побеждены доблестной княжеской дружиной, была жестоко разбита, даже не успев зародиться.

Вот они, гады… При виде появившихся у склона холма всадников в ушах совершенно определенно как наяву зазвучал похоронный марш.

– Бегите отсюда. – Кирилл очень старался, чтобы в звонком голосе Любаши не слишком явно звучали истерические нотки. – Боги не помогут вам сегодня! Быстрее… и в разные стороны.

Может быть, кому и повезет.

– С той стороны – торопливо показал он на проем в ограде с противоположной от приближающихся кочевников части. Рука почти не дрожала, не сильно, по крайней мере.

Если выйти поговорить с монголами, они наверняка отвлекутся на какое-то время… можно попытаться его потянуть. Если, конечно, не пристрелят издали, особо не разбираясь…Тяжелые с виду луки из потемневшего дерева всадники держали наготове, металлические наконечники стрел красноречиво поблескивали на ярком солнце погожего летнего дня. Хороший день, чтобы умереть.

Б – безнадега.

– Ратмир, ну где ж ты, мудила… сделай что-нибудь, пожалуйста! Помоги им! – Кирилл сам удивился помимо воли произнесенным вслух словам.

– Ничего не получается, дочка? Так и должно быть… долго же ты пыталась обойтись без меня, – в раздавшемся за спиной голосе прозвучало почти искреннее сочувствие. Если бы не холодные руки (Кирилл сразу понял, чьи, тут не ошибешься), по-хозяйски обнявшие его сзади, он совершенно точно упал бы… в глазах потемнело, и желудок резко устремился куда-то вверх, в последний раз ему довелось испытать подобное, неосторожно приобретя билет на американские горки.

Ратмир.

В отличие от Любавы, папаша отреагировал на обращение сразу, будто только этого и ждал.

– А почему… почему так и должно быть? – машинально задал бессмысленный и не способный ничего изменить вопрос Кирилл.

Неужели старикашка все понял?

– Потому что ты не можешь идти против меня… амулет и право отца не дадут тебе.

Дурнота и слабость продолжали накатывать все сильнее… его сейчас стошнит, если Ратмир не перестанет так прижиматься.

Слава Богу, это не то.

Великий колдун все же пока не понял, что он не вполне его дочь на самом деле. Хорошо это или плохо, Кирилл мог только догадываться, точнее уже не мог… Чтобы суметь отстраниться от Ратмира, потребовались все оставшиеся силы. Что он там только что сказал? Неужели…

– Это твоя работа, Ратмир? Кочевники… – попытаться заглянуть Ратмиру в глаза было выше его сил, на ногах бы устоять, – остановите их… папа, или…

– Ты еще так похожа на человека, Любава, – усмехнулся колдун, опять кладя руки ему на талию. – И все-таки передумала, я правильно понял?

– А если нет? – Кирилл попытался сбросить вытягивающие казалось уже последние остатки сил и разума мертвые ладони… Расходящиеся от них по всему телу волны озноба оставляли только одно желание – избавить себя от бессмысленной борьбы с неизбежным и, закрыв глаза, наконец упасть в похожий на смерть обморок… в объятия колдуна.

– Кочевники очень жестокий и примитивный народ, Любава, – осуждающе покачал головой Ратмир, – даже для этого мира. Ты же сама знаешь, какие у них обычаи. Пленников иногда варят заживо в большом котле… там, кажется, был один маленький мальчик, помнишь?

Да как… как такое вообще возможно? Почему все это происходит с ним… за что?

Дойдя до готового окончательно померкнуть сознания, чудовищно невозможные слова Ратмира подтолкнули его к свету.

– Нет… это невозможно… – одними губами обреченно прошептал Кирилл, больше не пытаясь отодвигаться. Что старый волхв не шутит и не пытается обмануть, он понял сразу и совершенно отчетливо.

– Эх, Любаша… фигня твой амулетик. И папаша мудак редкостный, – непонятно зачем то ли подумал, то ли все-таки сказал вслух Кирилл… И уже однажды испытанное ощущение обжигающего прикосновения маленькой ледышки к обнаженной груди заставило, как и в тот раз, слегка подпрыгнуть от неожиданности.

***

Чао, бамбино, сорри…

Привязавшаяся со вчерашнего дня приятная легкая песня продолжала звучать в голове. Если все же доведется задержатся в этом мире или даже остаться навсегда, приверженность стилю ретро в музыке не покинет ее до конца, всегда будет любо. Композиции девяностых и позже откровенно не ее, их только во время еды хорошо включать, если стоит задача вес сбросить. Сразу и голова разболится, и аппетит пропадет, и захочется сбежать, не доев. Может, еще и правда придется, с ее безответной любовью к сладостям из местных супермаркетов. И чипсам с сухариками, что это безобразие, понятно. Покосившись на уже вторую за сегодня «Аленку» с мягкой карамелью (правильный горький шоколад по вкусу ей совершенно не пришелся… гадость… и доедать не стала), Любава после секундной борьбы с самой собой отломила большой кусок и, зажмурившись от удовольствия, целиком засунула в рот.

Зажигательная мелодия замечательно подходила к настроению. Полузакрыв глаза (вид нынешнего отражения всегда сбивал), Любава пританцовывала, сильно покачивая бедрами, что больше походило на восточные танцы, и делая словно подсмотренные у тех же знойных танцовщиц движения руками, благо свидетелей поблизости не было. В этом теле оно конечно… ну такое.

Ощущение, что жизнь налаживается, как-то незаметно и поначалу робко вошло в ее душу и даже начало потихоньку укореняться. Она точно будет скучать по этому гостеприимному миру, когда придется уйти. Он так разнообразен и прост, целостен и противоречив… не идеален, конечно, но удобен и безопасен, по сравнению с предшественниками. В нем можно просто жить, наслаждаясь маленькими радостями… многие современники, в отличие от нее, не чувствуют и не ценят своего счастья, считая само собой разумеющимся. Кое-кто даже неосмотрительно мечтает попробовать другой мир, похожий на тот, откуда пришла она, например, не имея представления, что это на самом деле такое. Да они бы там и дня не прожили… глупые. Романтики им не хватает с острыми ощущениями. И стрелы в задницу от кочевников, что может быть острее?

Любава снисходительно улыбнулась, заглядывая в зеркало, больше не видеть там свое двадцать предыдущих лет родное лицо так пока и не стало привычным.

Жаль, но гости не остаются навсегда, рано или поздно их время под чужим кровом истекает.

Это просто отпуск, отдых от обязанностей, всего того, что постоянно приходится делать помимо желания (поиграть в футбол, ей даже начало уже нравиться, кстати, ни в какое сравнение не идет), ненавистного амулета на груди. Больше его не чувствовать странно и непривычно… и так радостно. Это свобода… понять всю ценность которой способен только тот, у кого ее нет. Впрочем, об этом она, кажется, уже думала, хватит о грустном.

Какое же счастье, что проклятый кулон Ратмира больше не холодит ей грудь, как мерзлый могильный камень, как… как сейчас.

Иногда сияющее лето может кончиться в один миг, краски померкнуть, листья облететь и рассыпаться в прах под ставшим блеклым и холодным солнцем. В кошмарных снах о конце мира, например.

Может, показалось?

Нет… прикосновения обжигающего холода будут преследовать ее всегда, даже в вымышленном христианском Аду, и там достанут.

Что-то… что-то случилось. Ей не убежать от этого. Да она и не хочет.

Звучащая в голове мелодия оборвалась на полуслове, растянутые в глуповато-счастливой улыбке губы сжались, недоеденный шоколад полностью потерял вкус. Вот и все, кажется… кончилась сказка. Амулет звал ее, только на этот раз не выполнять волю Ратмира, а наоборот. Она теперь может бороться с ним… но бороться не значит победить. Ратмир сошел с ума… или просто стал настолько далек от всего человеческого, что его необходимо остановить. Она обязана попробовать и хочет. Хотя Ратмир и ее отец, она уже не чувствует к нему ничего, кроме этого желания… причем, кажется, давно. Что-то до сих пор мешало ей это осознать, чертов амулет, наверное.

Как прийти на зов амулета, Любава поняла сразу, все именно так, как она надеялась. Ратмир зачаровал амулет на нее, ее кровь и душу, и теперь он мог соединить их вместе… в одном мире. Ей не нужно искать портал – где он в этом мире, Любава так и не поняла. Прямо на проезжей дороге, что ли, или просто не имеет постоянного места? Сейчас это совершенно неважно… надо только не сопротивляться, ее душа, следуя зову, перейдет грань и благополучно обретет тело, так она прочла в одной из книг Ратмира, по крайней мере. Без разрешения, он потом ее наказал. Отец всегда умел это делать… и явно любил.

Ратмир никогда не жалел меня… и вообще никто. Только наверное… да, подобное было с ней первый и единственный раз.

И в итоге все закончилось точь-в-точь согласно пословице «Не делай добра – не получишь зла», к сожалению. Но она не хотела делать никакого зла и не собиралась… все само как-то получилось. Хотя почему же закончилось? Еще нет, она сейчас все исправит.

========== Часть 6 ==========

Комментарий к Часть 6

К главе очень подходит вот это. Даже слушала, когда писала))

https://music.yandex.ru/album/3599393/track/361414?from=serp

Родной мир встретил Любаву совершенно свободным от вездесущего запаха бензина, нагретым летним солнцем воздухом. Пожалуй, единственное, в чем ее мир лучше. Здесь были только запахи цветов, засыхающей травы, речной свежести и иногда хвои. Правда, сейчас еще и гари, резко и неприятно нарушающей гармонию.

Гари? Что же здесь происходит?

Материализовавшись буквально из воздуха (она даже не почувствовала ничего, что обычно бывает при переходах и трансформации), Любава все же не удержалась от беглого осмотра самой себя, насколько оно возможно без зеркала, конечно. Да, она по-прежнему в облике Кирилла и всё более чем материально. Живая и смертная… к сожалению.

Что осталось в том мире и как в него вернуться сейчас – не важно. Потом увидит… если увидит. Да и не нужно ей возвращаться.

Жаль… она на секунду всё же успела понадеяться, что окажется в своем настоящем теле и недоразумение закончится… для Кирилла, по крайней мере. Но как и следовало ожидать – не так всё просто.

Кочевники… Ратмир призвал их. Жгут… и убивают. И всё ради того, чтобы принудить ее. Он сумасшедший!

Любава физически ощутила неудержимо поднимающуюся внутри волну плотной горячей злости, от которой опять засветились синим глаза. Здесь у нее есть силы, и много. Правда, у Ратмира всё равно намного больше, его вообще невозможно убить, как говорят. Или всё же можно, но как, она не знала. Ратмир, естественно, предпочитал не сообщать эту маленькую деталь никому, в том числе и ей. С ним придется встретиться потом, и, возможно, закат этого дня станет для нее последним… даже скорее всего. Но это позднее, сначала она разберется с кочевниками, с ними проблем не будет.

Ратмир, насколько она его знает, не станет вмешиваться. Отцу плевать на людей, так всегда было и будет. Из-за гибели недавних союзников даже бровью не поведет, просто потом найдет новых, если потребуются. Он спокойно подождет в надежде, что бой вымотает ее. Интересно, Ратмир правда так и не понял, с чем имеет дело? Или всё знает и оно ему только на руку?

Менять облик на собачий всегда было легко, и, несмотря на неизбежно сопутствующую трансформации боль, приятно. Давненько уже не доводилось… пора вспомнить. Мир, отраженный в собачьих глазах, виделся как родной, чуть ли не более родной, чем человеческий. Наверное, душа собаки больше всего соответствует ее собственной. Это ее самая сильная сторона, пожалуй, единственное, что она могла лучше Ратмира. Волки и собаки безошибочно чувствовали человеческую старшую сестру издалека, понимали с полуслова, или с полувзгляда.

Простите, братья и сестры. Кто-то из вас погибнет сегодня.

Невольно взвизгнув от боли (при трансформации кости словно ломались и срастались заново), большая серая собака, та самая, что случайно прыгнула в проход между сосен, громко завыла, вытянув острую морду к полуденному солнцу. Обычно ее собратья обращали свои песни к луне, но это была не просто песня, а призыв, короткий вой прозвучал требовательно и нетерпеливо, как приказ. Из-за кромки леса почти сразу послышался чуть приглушенный расстоянием ответ, и уже через пару минут на опушку друг за другом начали выскакивать серые тени. Лесные хищники, зло скаля зубы и вздыбив шерсть, образовали некое подобие строя, как кочевники перед набегом на ничего не подозревающую мирную деревню.

Но никакой угрозы человеческой деревне невиданное воинство не несло, только успевшие войти во вкус грабежей и насилия кочевники были до глубины душа поражены никогда прежде не виданным. Огромная стая волков атаковала захваченную деревню росичей. От потрясения и суеверного ужаса захваченные врасплох степняки даже не успели взяться за луки и стрелы… разъяренные серые хищники прыгали с разбегу, молча вцепляясь в горло лошадям или даже самим всадникам, не обращая никакого внимания на не менее перепуганных крестьян.

Как будто гнев неведомого местного бога несколько запоздало, но яростно и неотвратимо обрушился на захватчиков, обращая в беспорядочное бегство уцелевших. Немало детей Великой степи так и не вернулось в тот день к своей матери, а возвратившиеся сложили страшные сказки, рассказываемые по вечерам у костра многими поколениями.

***

Кажется, что-то наконец пошло не по плану Ратмира, даже Кирилл сумел это почувствовать, хотя прежде никаких мистических способностей за собой не замечал. Поблекшие от разлитой в воздухе смертельной угрозы краски летнего дня вернули свое очарование, стало легче дышать. Давящая волна всепоглощающего холода спала, Ратмир как будто даже стал ниже ростом и опять начал восприниматься как человек. Иллюзия, увы… в которую так захотелось поверить и наконец сделать явью.

Впавшим в отчаяние и побежденным Ратмир, к огромному сожалению, не выглядел, просто недовольным, как ворчливый дедушка, раздосадованный проделками невоспитанных внуков. Осуждающе покачав головой, волхв сделал шаг назад и медленно растворился в воздухе.

Он улетел, но обещал вернуться, сука.

Любава… это могла быть только она. Амулет на груди продолжал холодить кожу, но в отличие от могильного холода, исходящего от Ратмира, ощущение теперь было даже приятным, дарящим свежесть в жаркий полдень.

Относительно немногочисленные кочевники, человек десять, прекратившие было свою атаку после появления колдуна, снова активизировались и двинулись вверх по склону, непонятно о чем переговариваясь между собой. «И снова здравствуйте», что называется. Но с исчезновением Ратмира настроение полностью изменилось, страх и панику всадники теперь почти не вызывали, только острую досаду от невозможности что-либо им противопоставить. Даже кинуть в гадов нечего, полный голяк, если только туфлю снять. В отличие от жительниц деревни, Любава (и он, соответственно, теперь тоже), носила не лапти, а удобные и даже симпатичные ботиночки из мягкой кожи. Но совершить этот совершенно бессмысленный жест Кирилл не успел. Только машинально попятился вглубь капища… дальше крайней стены отступать уже некуда, и всё, привет Хюррем. Но хоть того мальчика при нем в котле не сварили, уже большое спасибо. Монгольский всадник, спешившись у входа, с масленой улыбкой разглядывал добычу… даже восхищенно зацокал языком.

Если повезет, можно хотя бы пнуть как следует… чтобы не ходить черномазому больше по девушкам.

Но не успел Кирилл даже толком сформулировать свою мысль, как снаружи послышалось испуганное конское ржание, крики и яростный собачий лай. Кочевник, направившийся было прямиком к нему, замер в недоумении, гаденькая ухмылка на его лице сменилась плохо скрываемым испугом. Кирилл, забыв о своем кровожадном намерении (любопытство победило за явным преимуществом), подбежал к проходу, благо откровенно деморализованный монгол никак тому не препятствовал. Пропустить уникальное зрелище было совершенно непростительно, шанс увидеть нечто, даже отдаленно похожее, выпадает раз в жизни, и то очень мало кому… если вообще кому-то до сих пор выпадал.

Оху… охренеть!

Любашины глаза, даже невероятно широко распахнутые, наверняка выглядят со стороны очаровательно, мило и трогательно, как и всё в этом теле. Хотя, казалось бы, еще больше, чем с утра они стать уже не смогут. Сострой он в своем прежнем облике подобную рожу, ничего милого не было бы точно.

Такого себя он и представить никогда не мог, даже узнал не сразу. Хотя всё осталось прежним и до боли знакомым, Любаша ничего в его внешности не поменяла, даже явилась в красно-синей футбольной форме с номером четырнадцать и бутсах. Могла бы что-то более подходящее найти, хотя сейчас, конечно, не до такой ерунды.

Он как будто стал выше ростом, а глаза горели невыносимо ярким синим огнем, смотреть невозможно, как на разлетающиеся при сварке металла снопы ослепительно-холодных искр. Такое обычно в ужастиках про одержимых дьяволом показывают.

Растерзанные тела кочевников и нескольких лошадей, живописно разбросанные по склону, представляли собой идеальный фон. На заднем плане мелькали то ли волки, то ли собаки, не спеша уходящие в лес.

В руке Любава непринужденно держала огромный меч, испещренный непонятными письменами, то ли рунами, то ли арабской вязью (Кирилл в который раз почувствовал пробелы в своих познаниях), испачканный чем-то подозрительно темно-красным. Явно уж не клубничным вареньем, которое этим самым мечом открыть пытались.

Неженкой Кирилл себя не считал, доводилось повидать кое-чего не слишком приятного, и излишне эмоционально он обычно не реагировал. Но тут как-то всё уж слишком… по-настоящему. Любава машет этим мечом (откуда он взялся, кстати?) в его теле совсем не в шутку… и сама может удар пропустить. И тогда его (на данный момент бывшее, но такое родное и с теплотой вспоминаемое) тело может всерьез испортиться или того хуже. Определенно есть от чего испытать стресс. Наверное, в этом женском теле реакции невольно становятся… более женскими, и ничего с этим не поделать.

Встретившись с ним взглядом – плещущееся в собственных глазах темно-синее пламя завораживало и пожалуй даже… восхищало, Любава улыбнулась, и в этом уже можно было узнать ее, такой горьковато-наивной улыбки он за собой не помнил. Пугающий синий огонь в тридцать предыдущих лет смотревших на него из зеркала глазах наконец погас, они вернули свой нормальный голубовато-серый цвет и озарились неожиданной радостью, гораздо более горячей, чем он надеялся.

– О… ты… – Любава сделала шаг навстречу, протягивая руки, ее внушающий всяческое уважение меч как по волшебству (Хотя почему как?) куда-то испарился.

Кирилл тоже непроизвольно развел руки в стороны… но, к сожалению, встречу на Эльбе испортил уцелевший кочевник. Жадность вкупе с самонадеянной глупостью пересилили в нем страх и осторожность, монгол попытался схватить желанную добычу в охапку и посадить на своего коня, намереваясь скрыться. Захваченный врасплох Кирилл (такой наглости он не ожидал) начал брыкаться и вырываться, пытаясь укусить похитителя. Но Любава (глаза ее остались нормальными, просто загорелись обычным человеческим гневом) одним прыжком оказалась рядом и, не прибегая к помощи волшебного меча, очень сильно, а, главное ловко, заехала кочевнику кулаком в лицо. Сдавлено вскрикнув, бедняга отлетел назад и, вписавшись всем телом в ограду, мешком рухнул на землю.

Хороший удар. – восхитился Кирилл. – Точно в табло.

А это все-таки уже его заслуга, те самые «рефлексы тела», про которые говорила Любава, ей вряд ли до сих пор доводилось драться. Сам он тоже не устоял на ногах в момент удара по кочевнику и чуть замешкался с подъемом на ноги, так и тянуло немного отдохнуть, задержавшись в горизонтальном положении. Но долго отдыхать, естественно, не пришлось, Любава тут же подала ему руку и легким движением поставила на ноги.

– Ты в порядке? – В ее (его?) глазах опять было что-то такое, в чем можно запросто утонуть, только на этот раз глубина условного моря была не непроницаемо черной, а голубовато-серой, больше похожей на настоящее. Без Любаши совершенно точно ничего подобного с его взглядом не было.

– Да, спасибо, – далеко не сразу сумел ответить Кирилл, оказавшись в своих собственных объятиях. Да, так и есть, по-другому не воспринимается. Руки Любавы сомкнулись на его талии… Всё, он запутался окончательно, лучше не пытаться это осмыслить. А просто отдаться блаженному, успокаивающему всерьез расстроенные за последнее время нервы чувству.

– А где твой меч? – чуть запрокинув голову, иначе не получалось из-за разницы в росте, Кирилл все же предпочел нарушить затянувшееся и ставшее несколько двусмысленным молчание. Стоять тут и обниматься бесконечно долго, наверное, все же как-то неправильно.

– Ч… что? – Любава, довольно близко наклонившаяся к его лицу, выпрямилась, порывисто вздохнув. – А… я призову его, когда понадобится. Это родовой меч.

– А… – Кириллу так и не удалось ничего ответить.

Выросшая почти точно в дверном проеме черная тень символично закрыла собой дневной свет, дуновение холода перекрыло поток нагретого воздуха лучше любого включенного на полную мощность кондиционера. Старик определенно знал толк в эффектных появлениях, нельзя не признать.

– Не скучали без меня, молодые люди? – над вступительной речью волхв особо не заморачивался, да и не было в том необходимости. – Вижу, что нет, огорчил я вас, – с легкой усмешкой продолжил Ратмир. Казалось, ничего нецивилизованного не произойдет, все ограничится обменом изящными колкостями. Отец Любавы выглядел и вел себя, как гость псевдоинтеллектуального телешоу, или скорее ведущий. – Ну ничего, бывает.