Текст книги "Солнышко (СИ)"
Автор книги: Bruck Bond
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
– Хули ты как баба, – грубовато буркнул я, зная, что именно это подействует на Ильдара должным образом. – Сам себе проблему выдумал, сам теперь из-за этого убиваешься. Что тебе, легче станет, если я скажу, что не думаю, что ты каждому встречному мужику отсасываешь?
– Станет! Я не хочу, чтобы ты думал обо мне плохо!
– Опять двадцать пять! – всплеснул я руками. – Да не думаю я о тебе, ясно? Потому что мне есть о чем подумать, понимаешь? О том, что сентябрь скоро, учеба и надо как-то с дедовой пенсии выкроить средства на новую обувь, о том, что его лекарство снова исчезло из аптек и надо искать его где-то по области и заказывать, оплачивая пересылку. О том, что мои сраные родители скоро вернутся с дачи, а я даже уйти никуда не могу, я как приклеенный возле деда! И бросить его я не могу, потому что он, блять, хоть и старый мудак, но подыхать как собака не заслужил. Никто этого не заслуживает. Если ты думаешь, что у меня ещё есть время думать о твоем поведении, то нихуя ты меня не знаешь. И не стоит вообще ничего начинать, – выпалил я на одном дыхании и замолк, тяжело дыша. Кричать я не хотел. Но когда твоя жизнь – кусок дерьма, эмоции иногда прорываются наружу. Если держать все в себе, однажды покажется очень притягательной опасная бритва.
– А ты хочешь начать? – Исключительный человек. И впрямь он, что ли, влюбился? Из всего того, что я наговорил, услышать только это…
– Бестолочь!
Ильдар расплылся в такой широкой улыбке, что она стала напоминать оскал.
– Дэн, а пошли в кино?
***
Кино мне никуда не уперлось, но Ильдар прилип, как банный лист к заднице. После того, как я нехотя признал, что «готов попробовать», он расслабился и окончательно обнаглел. С чего он вдруг решил, что я теперь буду как дрессированная собачка себя вести и радостно вилять задницей на каждое его предложение, я в душе не еб.
Я не понимал, зачем тратить деньги на сеанс, если то же самое можно и дома посмотреть, был бы интернет. Ильдар возмущенно закатывал глаза и твердил, что «это совсем не те ощущения». Я парировал тем, что «не те ощущения» – это когда трахаешься в презервативе, Солнышко тогда ненадолго затыкался и краснел, но продолжал стоять на своем. Последний мой аргумент о том, что деда не с кем оставить, не сработал, Ильдар попросил приглядеть за ним своего отца, и тот с радостью согласился.
Никогда я настолько не ощущал себя педиком, как в тот момент, когда взбудораженный Ильдар притащил мне большую корзину поп-корна, который я, к слову, терпеть не мог, и два билета на последний ряд.
– Расслабься, – шепнул Ильдар. – Пацаны ведь ходят вместе в кино, и в этом нет ничего педерастического.
– Ты в зеркало на себя смотрел? – угрюмо буркнул я. – Ты весь целиком педерастический. От тебя, по-моему, даже голубоватое сияние исходит. Ты – как принц педиков. Даже если в мешок оденешься, все равно все всё поймут.
– Параноик, – весело фыркнул Ильдар. – А фильм классный, я очень долго премьеру ждал!
«Оно» – прочел я на билете. Даже и фильм намекает, что вся моя жизнь то ещё… оно.
Оказалось, что «Оно» – это фильм ужасов про стремного клоуна с истерическим смехом. Я недоуменно пялился на экран, пытаясь понять, а где ж тут заявленный фильм ужасов, а сидящий рядом Ильдар, белый как полотно, нервно давился попкорном и вздрагивал от каждого резкого звука.
– Ебать, – тихонько проскулил он на особо жутком (в его понимании) моменте. – Теперь неделю не усну. Ненавижу клоунов.
– Ну, помахал он оторванной рукой из кустов, прикольно же, – не разделил я его чувств, – ты выражение его лица видел? У деда моего, когда он где-то напакостил, а я это ещё не обнаружил, точь-в-точь такое же.
– Прикольно? – просипел Солнышко. – Да он же пиздец какой страшный!
– Дед мой?
– Придурок!
Закончился фильм хорошо, разве что жизнеутверждающую песенку не спели. Пацаны —вообще ребята, злобного клоуна победили. Последние минут пятнадцать фильма Ильдар, кажется, и не дышал даже. Я все ждал, что он приставать ко мне начнет, ну не зря же билеты на последний ряд, а куда там!
Всю дорогу он бубнил, не затыкаясь, не каждая баба так может. Трещотка. Он все говорил и говорил, а я вдыхал свежий вечерний воздух и думал о том, как давно я просто так не отдыхал. Уже и забыл ощущение, что можно вот так вот спокойно идти, не бежать, не торопиться и с каким-то извращенным удовольствием слушать какую-то херню, которую до тебя пытаются донести. Ильдар совершенно не умел держать эмоции в себе. Это ошеломляло, удивляло. Притягивало.
Уже в подъезде Ильдар остановил меня, дернув за рукав и тихо сказал:
– Спасибо.
– За что?
– За компанию. С тобой было не так страшно.
– Оно и видно.
– Не издевайся, я правда всего этого боюсь.
– Интересно, а чего ты ожидал от фильма ужасов?
– Дэн?
– М?
– А слабо меня поцеловать? Хочешь, я даже брюки спущу, чтоб ты мог мои коленки пощупать?
Я хмыкнул и приник к его губам. Мягкие, как у девчонки. Бальзамом он их мажет, что ли. У меня губы сухие и обветренные. Завелся Солнышко на счет раз. Вспыхивает от возбуждения, как спичка, сразу, весь, забавно наблюдать. Я к его губам легко прикоснулся, нежно почти, а он язык мне в рот сует, постанывает, волосы мои на макушке в ладонь сгреб, тянет. Отвечал я на поцелуй жадно, это, оказывается, пиздецки приятно, когда можно не сдерживаться. Наверное, мы бы прямо на лестничной клетке друг с друга одежду стали стягивать, если бы вдруг рядом не раздалось:
– Ы-ы-ы-а-у!
Белый как полотно Черный смотрел на нас во все глаза. Солнышко осторожно сделал шаг назад, на ходу вытирая губы.
– Как ты мог! – возопил Черный, глядя на меня. – Ты был мне как брат!
– Он не виноват! – ляпнул Солнышко.
Черный побагровел и решительно двинулся в сторону этого придурковатого словоблуда. Я вздохнул тяжело и закрыл Солнышко собой.
– Вот так значит, – печально отозвался Черный, – друзей на хрен меняешь! – И резко сорвался с места, я даже сказать ничего не успел.
Бедный Черный. Теперь у него психическая травма на всю жизнь.
========== Часть 9 ==========
Оказалось, что Черный – болтливый гондон, вот уж никогда про него не подумал бы. Но, видно, моральное потрясение было столь велико, что в одиночку он с ним справиться никак не мог и растрепал обо мне всем, кому мог, а на его счастье пацаны как раз возвращались с отдыха и отпусков, так что каждого ебучий Черный встречал свежей новостью про меня и Ильдара.
Я и сам ещё до конца даже не понял, хорошая ли эта идея и нужно ли мне это Солнышко в принципе, а все вокруг уже думали, что я не сегодня-завтра буду сочетаться с ним гейскими узами брака. Ильдар, в отличие от меня, был доволен, как слон.
Ну, ещё бы, в первый раз, получается, он не только не огреб за то, что педик (пацаны по рекомендации Черного старались держаться от нас подальше и только провожали охуевающими взглядами), но его с этим ещё и поздравили. Злоебучий Куколка был просто счастлив, а Макс приглашал меня пить пиво и чуть ли не «дружить семьями» и шепотом советовал ограждать Ильдара от Куколкиного влияния, потому что «твой мальчик может нахвататься дурости».
Дурости у Ильдара и без Куколкиного влияния было хоть жопой жуй. В плане интима у нас с ним до сих пор ничего серьезного не было, так, подрочили друг другу разок-другой. Ну, то есть он мне подрочил, а я позволил об себя потереться, чтоб достичь разрядки. Не то чтоб я такой ханжа и мне к чужому члену стремно прикоснуться, но то самое «пацанское» сидело во мне очень глубоко и пока что не позволяло совершать настолько смелые поступки. Ильдар не расстраивался и мечтательно говорил, что «все впереди», и писал похабные смс-ки, рассказывая, чего бы он со мной сделать хотел. Прям интересно, и куда подевался тот мальчик-одуванчик, который сюда переехал.
Мне перспективы представлялись не шибко радужными, если честно. Дед приболел и целыми днями теперь лежал спокойно на диване и смотрел телевизор. О войне не рассказывал, не пакостил, не капризничал. И хотя я последние три года только и делал, что мечтал именно о таком деде, все равно втайне очень за него переживал. Самое паршивое, что этими переживаниями мне и поделиться не с кем было. Черный, единственный друг, который был в курсе моего семейного пиздеца, считал меня предателем и принципиально не здоровался со мной даже, а Солнышко последние дни лета был вынужден проводить с отцом, который, внезапно осознав, что он хреново выполняет роль отца, взял недельный отпуск и целыми днями таскал разнесчастное Солнышко по выставкам и музеям смотреть на картины мертвых художников и статуи, которым не ебаться сколько лет.
Ильдар мне жаловался, а я злорадствовал, потому что вообще очень люблю, когда кому-то хуже, чем мне. Даже если это мой навроде как парень. Парень бля… Кто б мне ещё месяц назад сказал. А ведь мы даже и наедине толком побыть не можем, так всерьез ещё и не разговаривали. Ильдар к этому и не стремится, подозревает, наверное, что я в любой момент слиться могу, поэтому ведет себя принципиально расслабленно и шлет мне эти свои ебучие смс-ки, чтоб наверняка. И куда вся его стеснительность девается? Я даже чай теперь спокойно попить не могу, печеньем давлюсь, когда он мне сообщение присылает, где подробно рассказывает о том, чем бы он мечтал подавиться. Держите меня семеро…
***
– На выставку современного искусства ходили, – затягиваясь, сказал Ильдар. – Искусство там весьма сомнительное. Прикинь, посреди зала унитаз стоит, а в нем натурально навалено. И все такие «вау, какой глубокий смысл, гениальная задумка автора!».
– Хватит курить, тебе вредно. – Я отобрал у него сигарету и затянулся сам. – Таблетки пил?
– Пил. Мне приятно, что ты обо мне заботишься.
– Иди нахуй.
– Знаешь, я всегда мечтал о таких доверительных отношениях, – заулыбался Ильдар. – Как там дедушка, температуры нет?
– Нет вроде. Но все такой же скучный, днем не спал, я вот вообще первый раз за день на улицу вышел.
– Слушай, у меня к тебе нескромный вопрос.
– Не буду я с тобой на улице сосаться, ещё чего!
– Да не об этом, хотя это тоже было бы очень кстати, – лукаво улыбнулся Ильдар, будто бы невзначай касаясь моего бедра. – Это вопрос про твоего дедушку. Знаешь, за городом есть один частный пансионат для пенсионеров, там природа красивая, воздух свежий, персонал вышколенный и специалисты закачаешься. Постоянные мероприятия, концерты там, не дают старикам заскучать.
– И к чему ты это все ведешь? Думаешь, у меня случайно в кармане дохулиард денег нарисовался? – нахмурился я.
– В том-то и дело, что ничего платить не надо. Там работает очень хороший знакомый моего отца, который ему за что-то должен. Я поговорил с отцом, он был бы рад помочь тебе определить деда в пансионат.
– То есть бесплатно, по блату? – уточнил я, с шипением отбрасывая сигарету в сторону. Совсем о ней забыл и чуть пальцы не сжег.
– Так и знал, что ты не согласишься. Но Дэн, это ведь такая возможность…
– Схуяли я не соглашусь? – перебил я. – Да хоть завтра!
– Завтра не получится, – улыбнулся Ильдар. – Нужно собрать необходимые документы, медицинскую карточку ещё со всеми заключениями врачей, анализами. Сможешь?
– Епт, да конечно смогу! Только пусть мне список пришлют того, что нужно.
– Родители не будут против? Ты говорил, что они к такому настороженно относятся.
– Ты же сам сказал, что пансионат понтовый, – отмахнулся я. – Ну, будет отец хвастаться всем, что он ежемесячно кругленькую сумму на содержание отца тратит, ничего, переживу. Зато деду хорошо будет, ему всяко лучше в компании ровесников. Да и уход соответствующий.
– Ты хорошо за ним ухаживаешь.
– Хорошо-хорошо, да не очень-то. Многого не успеваю, срываюсь, психую.
– Многие на твоем месте вздернулись бы уже, – покачал головой Солнышко. – Бля, я уже замерз. Пошли домой?
– Да ну, не хочется, давай ещё побудем, воздухом подышим.
– Хочешь, чтоб я задубел?
– Ага, моя тайная мечта, – огрызнулся я. – Хуй с тобой, золотая рыбка, иди сюда, – распахнул я объятья. Ильдар, радостно пискнув, с готовностью ко мне прижался.
Ещё пару часов назад нерадужные перспективы будущего вдруг заиграли новыми красками.
========== Часть 10 ==========
Ильдар вдруг мне открылся с совершенно другой стороны. Я раньше что о нем знал? Ебнутый слегка, коленки у него красивые, целуется он классно и все остальное тоже классно, что помимо поцелуев у нас было. Классический такой мальчик напотрахаться.
А тут… Блять, да со мной в жизни никто так не носился. Он был одновременно всюду, договаривался о лучшей палате в пансионате, помогал мне собирать анализы, сидел с дедом, когда я бегал по поликлиникам, при этом успевая всех накормить и украдкой зажать меня где-нибудь в углу. Серьезно, я не особо удивился бы, если б у него вдруг нимб над башкой сиять начал. Я, наверное, впервые за все прошедшее время почувствовал… да хуй его знает что. В интерпретации собственных чувств я не силен. Просто я наконец-то осознал, что вот это вот всё – не зря.
Вообще в жизни будто бы потихоньку начало все налаживаться, показалось солнце из-за туч. Дед в норму пришел, относительно, но все-таки. Ильдар ему рассказал про пансионат, так описав тамошние условия, что даже мне там остаться захотелось, а уж про деда и говорить нечего – он каждый день спрашивал, когда его туда отвезут уже. Знакомый с автосервиса звонил, предлагал подработку с сентября, с гибким графиком. Даже Черный стал потихоньку оттаивать: уже не проходил мимо, будто меня не существует, а коротко кивал в ответ на приветствие. Руку он мне, конечно, не скоро ещё подаст, но прогресс-то налицо. Возможно, кстати, в прогрессе сыграла роль очаровательная хрупкая брюнетка, которую видеть рядом со здоровенным и слегка неуклюжим Черным было немножко странно, особенно вкупе с его обожающим взглядом, направленным на девушку. Черный, кажется, несмотря на все свои опасения, нашел свое счастье.
И я как никогда был к этому близок.
***
Пансионат и правда был очень красивым, хотя стильное современное здание больничного корпуса смотрелось немного неуместно посреди окружающего почти деревенского пейзажа. Воздух здесь был тоже каким-то особенным, вкусным, им нельзя было надышаться.
Жаль только, что моему деду этого уже не надо было.
Ехать до пансионата было добрых три часа, Солнышко-Ильдар даже запарился и заказал машину с водителем. Деда долгая дорога всегда выматывала, неудивительно, что он уснул.
Хреново, что не проснулся.
***
Я блядскую тысячу раз представлял себе, как это случится. Блядскую тысячу раз мечтал об этом. А теперь все ненастоящим кажется. Как будто в ебучий театр пришел.
Отец курит без конца, мать носится договариваться о поминках. Обо мне никто не вспоминает, кроме Солнышка. Единственный, кто понимает. Единственный, кого я не хочу видеть. Потому что он был там. Видел, как я тряс безжизненное тело. И как выл по-волчьи, почти тоже видел. И как кричал: «Ну и пиздуй в ад, старое ты чмо!». Ильдар вообще-то и слова мне не сказал с тех пор. Он рядом очень правильно, именно так, как нужно. Даже в его взгляде нет этого ебаного сочувственного выражения, от которого зубы сводит и кулаки сжимаются. Он все делает, как надо. Все понимает. Но я не хочу, чтоб он видел меня таким. Не хочу, чтоб видел меня слабым. Я посылаю его нахуй по тридцать раз на дню, а он все время возвращается. Наверное, он и впрямь меня любит. Педик, что с него возьмешь.
Вечером родители обзванивают всех своих знакомых, приглашая на поминки. Они очень хотят, чтоб все видели их показное горе, чтоб все видели, насколько шикарные похороны они организовали, насколько они любили деда, чтоб организовать все так дорого и богато.
Отец купил здоровенный венок. Хвастался матери, что со скидкой. Венок со скидкой, глупость какая. Оказывается, смерть – очень выгодный бизнес.
Приходит Черный. Пытается сказать что-то, но у него это плохо получается, поэтому он просто меня обнимает. Крепко, так, что я дышать не могу. Спрашивает, может ли он с пацанами прийти на похороны – все хотят меня поддержать и попрощаться с дедом. Это даже смешно. Только чья-то смерть может примирить Черного с голубыми.
***
Похороны – дурацкий фарс. Вся эта музыка, пафосные слова. Мать вытирает сухие глаза кружевным платочком, отец печально хмурится, оба ходят с выражением вселенской скорби на лице. Остальные сочувствуют вроде бы искренне. И добрые, хорошие слова говорят от сердца, а не потому, что так надо, но мне все равно пиздец как не по себе.
Солнышко от меня не отходит, вцепился в мою руку, не отпускает. Если б его рядом не было, я б свихнулся нахрен, наверное. Он шепчет:
– Ты был хорошим внуком ему, Дэн. Самым лучшим.
А я только мотаю башкой. Нет, нихуя. Не был хорошим. Тем более не был лучшим. Я, блять, кричал на него, я мечтал остаться в одиночестве, я… И очередная пачка сигарет вдруг оказывается пустой. Сука. Что ж мне так хреново-то.
Я теперь свободен. Все как я хотел.
Только оказалось, что эта свобода мне нахуй не нужна.
***
На поминки я не остаюсь – это выше моих сил. Уезжаю с Ильдаром домой сразу после погребения. Он предлагает пойти к нему, но я отказываюсь. Мне нужно побыть одному.
А дома неожиданно пусто. Непривычно тихо. А я деда в пансионат сдать хотел, придурок. Взвыл бы через две недели и поехал бы обратно его забирать…
Открыл все окна настежь, надеясь, что выветрится этот специфический запах больного человека. Хорошо бы, чтоб вместе с воспоминаниями.
Собираю в кучу все его вещи, рассовываю по мешкам. И что с этим делать теперь, интересно? Выбросить? Отдать кому-нибудь? Сжечь? Блять, я – как котенок беспомощный. Встречайте, бля, любимчик публики, уверенный в себе, цинично-харизматичный красавчик Дэн стоит, сопли на кулак наматывает.
И нихуя я не плачу. Жарко просто. Глаза вспотели.
***
Родители возвращаются поздним вечером. Усталые, измотанные, непривычно тихие. Отец с громким стуком ставит на стол бутылку водки, велит матери достать рюмки. Протягивает наполненную до краев рюмку мне, вторую опрокидывает в себя, выдыхает и говорит:
– Ну, наконец-то. Отмучились.
Содержимое моей рюмки отправляется ему в лицо.
– Сука! – шиплю я, хватая его за грудки. – Отмучился ты? Ты отмучился?! Я скажу то же самое, когда ты подохнешь.
Мать визжит, оттаскивает меня, боясь, что я его ударю. Напрасно, мне совсем не хочется пачкать руки в дерьме. Я сам отпускаю явно испуганного отца – ссыкло, ну какое же он ссыкло – и выбегаю из квартиры нахрен. Нечем дышать.
Ильдар открывает мгновенно, будто бы ждал. Я толкаю его к стене, зло впиваюсь в губы и только потом спрашиваю:
– Отец дома?
– Нет, – хрипловато отвечает Ильдар, облизывая свои блядские губы. – Его до завтра не будет, Дэн, а что ты…
– Давай сделаем это, – перебиваю его я, пытаясь сдернуть с него футболку.
– Дэн, Дэн, – он хватает меня за руки. – Я не уверен, что сейчас подходящее время…
– Да блять! – почти со стоном отзываюсь я. – Мне это нужно, понимаешь? Ну хочешь, ты меня трахни, мне уже все равно, мне просто нужно, я хочу почувствовать что-то другое, я…
Ильдар сам снимает с себя футболку и тянет меня за руку в спальню.
========== Часть 11 ==========
Комментарий к
Глава написана в соавторстве с моей бетой tananda_sad. Хвала ей и почет. И большое авторское спасибо!))
Говорят, подменять одни эмоции другими неправильно, говорят, что скорбь настолько сильное чувство, что его невозможно ничем заглушить. Что бы они, нахрен, понимали.
Я когда Ильдара увидел, раскинувшегося на кровати и тяжело дышащего, у меня не то что мысли о мертвом деде – у меня вообще все мысли из головы улетучились. Если бы меня в этот момент спросили, сколько дважды два будет, я бы только промычать смог что-нибудь в ответ.
У нас с Ильдаром до сих пор как-то не было возможности остаться наедине и сделать все медленно, вдумчиво, никуда не торопясь и ни на что не оглядываясь, а тут вот оно – никуда не торопись и делай, что хочешь. Хотя про «не торопись» я погорячился, у меня было такое ощущение, что я до сих пор и не трахался никогда – так я хотел Ильдара, как никого. И совершенно меня уже не смущали ни его волосатые подмышки, ни его член. Ну, подумаешь, член. У меня вон такой же между ног висит. Ну, в смысле, не висит, а стоит, и не такой же, а наверняка больше.
Описывать, что творилось дальше, мне как-то стремно. Не умею я этого: как вообще можно о своем трахе рассказывать, я ж не Куколка-порнограф. Макс как-то рассказал, что нашел у Куколки толстую тетрадку, где тот описывал свои любовные похождения и впечатления от интимных встреч, и не убил Макс его только потому, что фигурировал в списке последним и имел оценку десять из десяти.
Но, в общем, все как у всех, разве что мне было конкретно так не до предварительных ласк. Я, конечно, с Ильдара одежду стянул, погладил его, где мне хотелось (коленки даже два раза), целовал его – в поцелуях мы уже достигли почти что совершенства, – а потом перевернул на живот, давая понять, чего мне хочется.
– У тебя с девушками было сзади? – спросил Ильдар.
– Нет конечно, чего я, педик, что ли, – по привычке ляпнул я и прикусил язык, но Солнышко только фыркнул, покачав головой:
– Я почему-то так и думал.
Смазку он достал, как фокусник, из ниоткуда. И пачку презервативов на подушку положил, многозначительно на меня глянув – думал, что я, увидев все это богатство, сбегу, что ли?
Оказалось, что пальцы в заднице это не только не «фу, какая мерзость», но и очень возбуждает, особенно учитывая тот факт, что Ильдар смазывал себя с таким блаженным выражением лица, будто только что пару миллионов в лотерею выиграл.
– Иди сюда, – прохрипел я, потянув его на себя, и завис, внезапно осознав, что я, походу, мудак. Не так, наверное, Ильдар себе свой первый раз со мной представлял, что к нему побегут, только чтобы забыться.
– Знаешь, я прям физически ощущаю, что ты какую-то хуйню думаешь, – тихо шепнул Ильдар. – Давай уже, только помедленнее, я давно не практиковался.
Во бля, он ещё и практикуется. Я аж зубы стиснул, чтобы что-нибудь этакое не ляпнуть. Видимо, мою морду от этого нехило так перекосило – Солнышко аж с лица сбледнул, когда в очередной раз на меня обернулся.
– Ты это… ты чего? – как-то сипло спросил он, опускаясь на кровать и пытаясь поджать под себя ноги.
А я только зубы крепче стиснул – не рассказывать же ему, что на душе творится! Ну или рассказывать, только тогда сеанс ёбли превратится в сеанс психотерапии с ним в роли доктора типа Зигмунда нашего… Хотя… Почему бы и не поиграть в доктора?
И тут меня как-то от этой фантазии накрыло, нахлобучило с такой силой, что не до прелюдий стало, не до нежностей и размышлений, как там оно будет и чего он там хочет. Очнулся уже после того, как Ильдар как-то застонал-взвыл.
– Ты чего? Больно? Тебе плохо? – засуетился я.
– С-с-сука… – прошипел он, подмахивая задом. – Мне как раз хорошо, я уж думал, что щас всё, щас вот кончу, а ты… Двигайся давай! – рявкнул он.
Ну, а я что, я и двинулся. Раз. Другой. Третий. Это-то я умею. Ритм увеличивался, Ильдар шумно дышал, изредка порыкивая – никогда такого не слышал в процессе, девки все больше стонут страстно и томно, – и только я было вошел во вкус, как…
– Бля-я-я! – заорал он подо мной, а потом рухнул на постель как подкошенный.
Я на всякий случай сунул руку ему под живот, пощупал, убедился, что это было оно – ну не просто же так там теперь горячо, мокро и липко, – ну и продолжил двигаться, уже заботясь только о себе. Ну надо же, раньше вот это «заботиться» у меня даже и не возникало в мозгу, а тут вдруг… Откуда что берется? Видимо, злоебучее Солнышко и тут мне мозг поломало и заново собрало, чтобы он, значит, вот об этом теперь тоже думал. И как-то оно само вдруг оп – и случилось. И всё. Потерялся. Никогда не думал, что вот так бывает. Очнулся уже лежа в постели, весь такой в нирване, голова пустая, а Ильдар мне лицо вытирает.
Потому что разревелся я, как баба. Лежу и сам не знаю, отчего слезы из глаз градом – то ли из-за того, что мне так хорошо было, то ли из-за того, что я такой долбоеб, то ли мне деда жалко, то ли Ильдара, то ли своих загубленных молодых лет, то ли всё, что накопилось в душе, решило вот так себе найти выход. Мужчины не плачут. Мужчины рыдают, как маленькие девочки.
Страшное дело вообще-то, когда аж задыхаешься, а все остановиться не можешь, даже смешно. Вот когда я ещё и смеяться начал, Солнышко, кажется, нехило так испугался за мое психическое здоровье и со всей дури влепил мне пощечину. Помогло – затих я сразу.
– Бьет – значит любит, – ляпнул я.
– Ебанат! – неожиданно зло рявкнул Ильдар и ущипнул меня за сосок. Больно, зараза. – Знаешь, как я испугался?
– Я тоже. Вот был бы номер, дед в могиле, я в психушке, ты в шоке, шок в тебе, оба, как говорится, в ахуе…
– Придурок, – Солнышко обнял меня и выдохнул в шею: – И не вздумай загоняться потом по этому поводу, понял? Плакать – это не стыдно.
Я хмыкнул. Я сейчас вообще ничего не чувствовал, как выжали. Пиздец какой-то. Вот вам и сильный грозный Дэн.
– Я не могу сейчас домой пойти. Если отца увижу, убью его нахуй, – тихо сказал я.
– Так не уходи, я и не хочу, чтобы ты уходил. Тебе поспать нужно. И поесть было бы неплохо.
– Солнышко?
Он даже вздрогнул. Ну ещё бы, я впервые так вслух его назвал. И без приставки вроде «ебучее». А просто так. Ну а хули – и впрямь ведь солнечный мальчик. И чем я такое заслужил?
– Да?
– Спасибо.
Ильдар улыбнулся, сжал мою руку. Ты гляди-ка, смутился, кажется.
– Меня сейчас и правда вырубит.
– Вот и хорошо, дать тебе ещё одну подушку?
– Нет, но ты можешь для меня сделать кое-что другое. Это важно.
– Что?
– Ты свои джинсы блядские, те, с коленками, выброси нахуй. Или дома их носи, чтобы кроме меня больше тебя в них никто не видел.
========== Часть 12 ==========
Проснулся оттого, что мне почудились дедовы шаркающие шаги. Я подскочил, как буйнопомешанный, дернулся было с кровати, но вовремя вспомнил, что дергаться мне больше незачем, ибо деда больше нет. Эта мысль отчего-то сегодня далась мне легко и почти безболезненно, и я тут же внутренне устыдился того, что скорблю недостаточно. Пока я разбирался со своими нездоровыми мыслями, Ильдар варил кофе, а потом пришел в комнату с подносом, на котором стояли две маленькие чашки с горячим напитком и тарелка бутербродов с ветчиной.
– Завтрак в постель, – сказал Солнышко и кривовато улыбнулся.
– Ну прям как бабе, – хмыкнул я и, спохватившись, добавил: – Спасибо, кофе очень кстати. Взбодрюсь перед тем, как встречусь с любимыми родственничками. Может, даже и без членовредительства обойдется.
– Дэн, я же говорил, ты можешь остаться. Ну, по крайней мере, пока всё не наладится.
– А нечему там налаживаться. Ты ж не думаешь, что я внезапно воспылаю страстной трепетной любовью к своему отцу? Если когда и были у меня родственники, которых я любил, то совсем недавно они все кончились. – Я опрокинул в себя содержимое чашки залпом и поморщился – горячо, глотку ошпарил, придурок.
– Тем более оставайся.
– Солнышко. – Я отставил поднос в сторону и потянул Ильдара на себя. – Если я останусь, то ты неминуемо очень скоро окажешься без одежды.
– Если ты думаешь, что меня это пугает, то ты очень ошибаешься, – Ильдар улыбнулся шало и чмокнул меня в губы. – Я бы заставил тебя обо всем забыть. Ты думал бы только обо мне.
– А потом придет твой батя и спросит, чем мы тут занимаемся. Даже и представить стремно. «Здрасьте, Владимир Батькович, а мы тут с вашим сыном сексом трахаемся».
– Ну-у-у, – протянул Ильдар и отвел от меня взгляд, – знаешь, не хочется, конечно, тебя шокировать, но он как бы и в курсе.
– Что, Черный и ему всё распиздел? – возмутился я.
– Нет, – улыбнулся Ильдар. – Просто папа все про меня знает, а ещё он видел, как я на тебя смотрю. Дважды два сложить сумеет, он же ученый. Оставайся, Дэн.
– Ага, – фыркнул я. – Поиграем в милую гомосексуальную ячейку общества.
– А хоть бы и так, – пожал плечами Ильдар. – Кому от этого хуже?
Я был вынужден признать, что никому. Да и, честно говоря, уходить мне и правда не хотелось. Хотелось совсем другого, хотелось показать Ильдару, что я не какой-то там мудак, воспользовавшийся ситуацией, хотелось показать, что он действительно мне дорог и я действительно хочу его. Просто так хочу, потому что он мне очень нравится, а не потому что мне нужно забыться, потому что я, как оказалось, та ещё истеричка. Как Макс говорит, «блядские матушкины гены».
***
Как бы я ни оттягивал время, встретиться с дорогими родственниками всё-таки пришлось. Я к тому времени уже поостыл и был абсолютно равнодушен ко всему, что мне собирались сказать, поддержка Ильдара тоже здорово помогала. Даже его блаженный батька и тот мне сказал, чтобы я не переживал понапрасну и что я могу остаться у них столько, сколько потребуется. Всё-таки роняли его в детстве из люльки, однозначно. Любой другой батя, узнав, что его сын домой любовника на пмж притащил, обоих бы убил нахрен, а этот только улыбается и всячески дает понять, что я в их семье совсем не лишний.
Солнышко, кстати, рассказал мне историю своего признания. Как раз после того, как я решил, что неплохо бы сказать о наших отношениях и моему отцу тоже – а вдруг его после этого хватит инфаркт, и будет мне счастье?
– Слушай, помнишь, я тебе говорил, как спину повредил?
Я кивнул, хотя, конечно, ни черта не помнил. Из Солнышка ж информация сыплется, как из дырявого мешка, ему только дай свободу – не заткнешь. А разбирать в этом эмоциональном бубнеже действительно ценную информацию я пока не научился. Но насчет состояния его спины я и впрямь переживал, особенно после того, как ее у него заклинило прямо во время нашего с ним страстного секса. И он, придурок, не признался, что такие интенсивные физические нагрузки ему противопоказаны, и я, дебил, дорвавшийся до тела и мозговыносящего секса, даже об этом не подумал.
– Ну, в общем, экстремальные виды спорта тут совсем ни при чем. Странно даже, что ты не догадался, видел же, как я выгляжу. Где я и где спорт. Короче, – Солнышко вздохнул, – я же про себя достаточно рано всё понял, а в шестнадцать решил, дурак, что это самое настолько важно, что скрывать это от собственных родителей просто непозволительно. Должны же они о своем сыне всё знать.
– Тебя что, мама с папой отпиздили? – удивился я.
– Дурак! Мама… ну, она меня не приняла. Начала говорить, что все это временно, просто возраст такой, что она запишет меня к специалисту, что всё будет хорошо, я встречу ту самую и буду с ней жить долго и счастливо, перед этим осчастливив маму парочкой внуков.
– А батя?
– А батя ученый же, – улыбнулся Солнышко. – Не переживай, говорит, сынок. Это всё нормально абсолютно, мы это не выбираем. И вообще, даже Александр Македонский!.. В общем, они стали с мамой ссориться. У них и раньше не всё гладко было, а тут ещё и повод появился, они начали поговаривать о разводе. Я, естественно, решил, что всё это из-за меня, переживал, ходил подавленный, огрызался со всеми, ну и огреб в итоге. Домой возвращался поздно, а мне навстречу ребята, чего это, говорят, у тебя пуховик красный, как у бабы, пидор, что ли? А я и говорю, да, мол, а как вы, мальчики, угадали? И в щеку одного из них поцеловал…
