Текст книги "Солнышко (СИ)"

Автор книги: Bruck Bond

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

========== Часть 1 ==========

Я стоял в подъезде и курил. А чего мне ещё делать оставалось? Пацаны все разъехались кто куда, один я, как лох, в городе завис, да ещё и с дедом. Дед старый, шарики за ролики заезжают, глаз да глаз за ним нужен, а то он может посреди комнаты напрудить или стирального порошка нажраться. Ещё он думает, что я хочу его отравить и получить в наследство квартиру, которая, так-то, нахуй мне не нужна, но разве этому маразматику чего докажешь? Иногда мне его жалко, всё-таки дед родной, детские воспоминания, всякая хуета, а потом он снова как что вытворит – и всё, прошла любовь. Мне, естественно, работать сиделкой для старика не уперлось, но родители под благовидным предлогом дачи свалили в закат, напрасно пытаясь скрыть довольные улыбки. Как же. Не меня одного дед заеб, не я один от него устал. Конечно, можно было бы поспорить, выдумать себе какую-нибудь практику и свалить куда-нибудь, но как-то так получилось, что матери врать я не умею, она на раз меня раскусывает, а отцу, который всю жизнь работает участковым в нашем районе, вообще врать не рекомендуется. Он товарищ нервный, может в профилактических целях и в обезьянник путевку организовать на пятнадцать суток. Он вообще считает меня своим позором. Мол, и как это у такого правильного и общественно полезного него мог родиться такой весь из себя неправильный и недальновидный я. Между прочим, ответ лежал на поверхности: рос я не в самом благополучном районе, а так как маме с папой заниматься мной было недосуг, воспитывала меня улица. Когда родители спохватились, было уже поздно: я вовсе не собирался торчать в школе до одиннадцатого класса и поступать потом в институт МВД, как грезилось отцу, или на медицинский, как грезилось матери. Несмотря на все уговоры и угрозы, я все равно ушел сразу после девятого класса и подал документы в местный технический колледж. В отличие от родителей, я прекрасно понимал, что моих мозгов ни на какой универ не хватит, учиться я не особо люблю да и не сказать, чтобы у меня это хорошо получалось. Вот если что-то руками нужно сделать – тут да, тут я в первых рядах. Так что решил не закапывать талант в землю и по-быстренькому получить профильное образование, чтобы скорее найти работу. Рабочие профессии, между прочим, неплохо оплачиваются.

Учиться мне оставался ровно год, я уже и подработку себе неплохую нашел, в автосервисе, даже хотел на лето остаться, но все мои планы накрылись дедом. Надолго его не оставишь, он же все равно что ребенок, даже памперсы носит. Я, в принципе, дедовы повадки давно выучил: если его не слышно, он или спит, или снова пытается разобрать телевизор – это у него прям идея фикс; если он посреди комнаты застыл с крайне задумчивым видом, значит пора менять памперс и желательно поживее, иначе дед снимет его сам, а все содержимое по полу размажет, чтоб в следующий раз у меня была мотивация сделать все быстрее.

Я, вообще-то, прекрасно понимал, что кроме меня дед никому в нашей замечательной семье и не сдался. Если б моим родителям не было так важно чужое мнение и пресловутое «а что люди подумают», они б давно его уже в специализированное заведение сдали. А так они в глазах знакомых и друзей выглядят прям ангелами, которые не только стараются обеспечить себе достойную жизнь тяжким трудом, но и заботятся о своих родителях. Мама, вон, вообще не упускает случая, театрально прикрыв глаза, сказать что-то вроде: «К сожалению, у моего папы деменция, но я не опускаю руки, забочусь по мере сил». Вот то есть не «мой отец старый маразматик, а какашки за ним убирает мой любимый сыночка», а именно деменция и именно она заботится. Тьфу.

С мамой у меня вообще отношения очень напряженные. У нее одна любовь и один интерес в жизни – это мой драгоценный папенька. Она из тех женщин, которые заглядывают своему мужчине в рот и считают, что женщина – раба при своем муже и ее главнейшая задача – обеспечивать ему комфорт. Вот чтоб вы понимали: когда я родился, первые три года жил у бабушки, потому как мать здорово опасалась, что в заботах о младенце она будет уделять меньше времени своему драгоценному супругу. Говорят, в первые три года жизни у детей формируется доверие к миру, или как ещё эта херня называется, но суть в том, что отсутствие в этот период матери может плохо сказаться. Я был более чем уверен, что у меня как раз-таки не сформировалось чего-то нужное, к матери я относился всегда очень прохладно, абсолютно без обожания, и в тот период взросления, когда мои сверстники малевали на стенах «любви достойна только мама», я незатейливо рисовал письки, которые, в отличие от всего остального, никогда не теряют актуальности.

Батька же всю сложившуюся в нашей двинутой семье ситуацию воспринимает как должное. Ему вообще не до низменных страстей, он весь, как он сам выражается, «для народа» и всюду тычет своей социальной ответственностью. Я, будучи мелким, одно время гордился, что мой отец работает в правоохранительных органах, пока не понял, что конкретно мой батька по факту не очень-то стремится защищать хоть чьи-либо права, кроме своих собственных. Отец вообще очень интересный человек, ему болезненно важно, чтоб все думали, что он очень успешный и живет ничуть не хуже других. Поэтому живем мы не по средствам и по уши в кредитах. В гостиной у нас, например, кожаный диван за сто тыщ, в котором из плюсов только то, что его от дедовых диверсий мыть хорошо, на кухне совершенно кошмарный, но зато дизайнерский кухонный гарнитур, в первое время я даже на кухню заходить опасался – боялся, что, глядя на эту красоту, заработаю себе эпилептический припадок. Ну и, само собой, машина. За которую, походу, будут вынуждены расплачиваться мои внуки, а то и правнуки. Отец, по-моему, эту простую истину про «живи по средствам» никак не мог понять, а я уже давно перестал пытаться кому-то что-то доказать. Какой в этом смысл, если тебя все равно не слышат.

Я последний раз затянулся, выверенным движением отправил окурок в жестяную банку из-под консервированных ананасов, когда меня окликнул Черный, единственный, кто ещё не успел смыться куда-нибудь на отдых, хотя, судя по сумке в руках, он намеревался сделать это прямо сейчас.

– Дэн, у нас, походу, новые соседи нарисовались. Стоят около подъезда, коробки спинами подпирают, мнутся чего-то. Тяжело им тут будет.

– Почему это?

– Да пиздец, – эмоционально выдохнул Черный, – там, кажись, батя с сыном. Мужик вроде ещё ничего, а вот парень… Тьфу бля.

– Что, косой на оба глаза? – хмыкнул я.

– Лучше бы косой, – недовольно буркнул Черный. – А он красивый, как принцесса. По-любому пидор.

Я еле сдержал смешок. Все знали, что вопрос ориентации для Черного крайне болезнен и после истории Макса с Куколкой он подозревает в противоестественных наклонностях всех вокруг. Хотя, если начистоту, когда Макс сошелся-таки со своей белобрысой принцессой, все вздохнули с облегчением, ибо Макс больше не ходил с кислой влюбленной миной и не пиздил всех вокруг, почему-то вообразив, что они про него плохо подумали, а про Куколку и говорить нечего, тот вообще отбитый напрочь, а тут остепенился, чудить перестал, весь из себя примерный мальчик, после двенадцати из дому ни-ни, к тайному облегчению тех, кто после двенадцати только выползает наружу. Конечно, украдкой про эту сладкую парочку гуляли шуточки вроде «жили у бабуси два веселых гуся, один серый, другой белый, оба голубые», но, в целом, открыто своего недовольства никто не выказывал. Ещё бы, пиздюлей-то никому не хочется.

– А мужик-то в очках? – переспросил я.

– А ты чего, знаком с ним, что ль?

– Да он терся тут пару дней назад, с батей моим познакомился, про район расспрашивал, – вздохнул я.

Ну что тут скажешь, не повезло мужику сразу на моего отца нарваться, а тот честь своего района никак посрамить не мог, вот и выдал целую хвалебную оду. Про инфраструктуру развитую заливал, про экологию. Вон, говорит, у нас и кустики какие вокруг. Ну, кустики, положим, и впрямь неплохие, в них прятаться можно. Не то чтобы у нас настолько криминальный район, просто у нас вероятность, что в сумерках у вас отожмут телефон, в два раза выше, чем в любом другом среднестатистическом районе.

– Ладно, я побег, у меня автобус через полчаса, потом разберемся, что за фрукты такие к нам селятся.

Я кивнул вслед резво сбегающему по лестницам Черному и глянул на часы. Дед должен спать ещё часа полтора, так что у меня оставалось немного времени, чтоб как следует познакомиться с «фруктами» самому.

***

Мужик и впрямь был тот самый. Невысокий, крепко сбитый и суетливый. Бегал вокруг коробок, как электровеник, то и дело поправляя сползающие на переносицу очки. А вот его сын, если это, конечно, сын, был принцессой ещё похлеще Куколки. Смазливый настолько, что поглядишь на него, а во рту сладкий привкус появляется. Понимаю, чего Черный так впечатлился.

– Ой, молодой человек, а я Вас знаю! – невесть чего обрадовался мужик, заметив меня. – Вы ведь сын участкового?

– Ага, – кивнул я и ради вежливости уточнил: – Переезжаете?

– Да, с сыном вот. И понимаете, какая незадача, нам привезли вещи и уехали, хотя был договор, что все поднимут на этаж. Я, конечно, крайне возмущен их поступком, однако дозвониться до их фирмы, чтобы оставить жалобу, никак не могу. – Сын мужика тяжело вздохнул и закатил глаза. Могу его понять, у этого мужика линзы в очках, поди, розовые. Интеллигент, бля. – Я подумал, может, Вы могли бы мне немного помочь с коробками?

И смотрит на меня, как щенок. Я своим «идите нахуй, нашли грузчика» аж подавился, так сказать ничего и не смог.

– Вот эта коробка очень тяжелая, я думаю, стоит нести ее вдвоем, а потом уже по одной носить будем.

– А сын Вам что, для красоты? – не сдержался я. Ну а что? Стоит, красавец, глазами хлопает, телефон из рук не выпускает. Телефон понтовый, айфон семерка. Черный бы сразу предположил, что этот принц на него насосал, но я ничего предполагать не стал, я выше стереотипов.

Парень тут же покраснел, засопел и схватился за ближайшую коробку.

– Ильдар, ну ты что! – ахнул мужик.

Я тоже ахнул. Ильдар? Серьезно? Да у него волосы белые, почти как снег, и глаза голубые. Солнышко ебучее, никак не Ильдар. Да даже я больше Ильдар, чем он. Хотя я Денис.

– Ему нельзя поднимать тяжелое, травма спины, только недавно курс восстановления прошли, – пояснил мужик.

Ильдар покраснел ещё больше, он сам по себе бледный, так что сразу заметно, и вновь вцепился в коробку, придурок.

– Не выебывайся, – беззлобно буркнул я. – С таким шутить нельзя. Табуретку вон возьми.

Ильдар табуретку взял, но при этом одарил меня очень красноречивым взглядом, так что мне сразу стало без слов понятно, куда он эту самую табуретку хочет мне засунуть.

Видно, и впрямь со спиной было что-то серьезное, осанка у парня была, будто он палку проглотил, и ступал он очень осторожно, будто выверяя каждый шаг, видно по привычке.

Коробок оказалось не так чтобы очень много, и мы их быстро все перетаскали. Новоприобретенный сосед, назвавшись Владимиром, все обещал непременно меня отблагодарить и рассказать моему отцу, как сильно я помог. Ну, пусть расскажет. Заслужу, может, снисходительный взгляд. Хотя сам Владимир глядел на меня крайне неодобрительно, когда я закурил. Зато его ручное солнышко Ильдар (Макс бы непременно сказал, что имя уебанское, у него на это пунктик, он даже Куколку своего никогда почти по имени не зовет) смотрел на меня явно завистливо и печальным взглядом проводил втоптанный в землю окурок. Явно недавно бросил. Ему, наверное, вредные привычки батя не позволяет. Мужик-то явно блаженный, не удивлюсь, что он одни овощи жрет и по выходным какой-нибудь херней типа йоги занимается.

Смылся я не попрощавшись, глянув на часы. Успел вовремя, дед только-только проснулся и даже меня узнал, у него это редко. Когда он в осознанном состоянии, он все больше молчит, потому что дед гордый, ему от самого себя, слабого и немощного, противно, он даже как-то раз пытался с окошка сброситься. Я, как бы это парадоксально ни звучало, терпеть не мог осознанного деда. Мне всегда не по себе было, я привык уже считать его старым выжившим из ума маразматиком и любить только воспоминания о нем. Хорошо ещё, что просветления долго никогда не длятся, уже через полчаса, после привычной тирады о том, какая я сволочь, что хочу его отравить, дабы заполучить квартиру, он завел свою шарманку про то, как на войне был. Вообще-то дед только в сорок пятом и родился, аккурат в мае, после победы, так что о войне только по рассказам родителей знал, но его воспаленному сознанию это не помеха. Он ещё и не такое выдать может, однажды два дня мне рассказывал, что он в Африке по долгу шпионской службы был.

Стук в дверь прозвучал неожиданно. Гостей у нас не бывает. Дед тут же заинтересованно завертел головой.

– Сиди, – велел я ему и переключил телевизор на телемагазин. Дед над этой передачей на добрых три часа зависнуть мог.

За дверью обнаружился Ильдар, уже не такой воинственно настроенный, как раньше. В руках у него была коробка с тортом и, судя по слегка виноватому взгляду, предназначалось это великолепие именно мне.

– Я поблагодарить зашел.

Я украдкой глянул в зеркало, чтобы убедиться, что я все ещё я, а не семилетняя девочка, которую надо пироженкой благодарить. Лучше б деньгами отдал.

– Я говорил отцу, что торт так себе. Но он пиво брать постеснялся.

Я снова посмотрел в зеркало, на этот раз прикидывая, не шибко ли я похож на алкаша.

– На кой мне твое пиво, – буркнул я. – Притащил свой торт, давай его сюда.

– Кто там? – снова подал голос дед. Раздались шаркающие шаги.

– Здравствуйте, – как-то неуверенно поздоровался Ильдар, глядя мне за спину.

Я медленно повернулся. Приехали.

– Дед, ты какого хрена памперс снял?!

========== Часть 2 ==========

Добрых два часа бегал за дедом, уговаривая его одеться. Дед хихикал, прятался и не давался в руки. Потом, правда, устал, напрудил в кошачий лоток (кота родители взяли с собой на дачу, они его любят) и очень довольный собой уселся на диван, где я его шустро изловил и одел-таки. Если бы у деда были проблемы с питанием, я бы точно вздернулся, но, на мое счастье, ел дед хорошо и сам. Руки тряслись, он часто проносил ложку мимо рта, но кормить себя никогда не давал, упрямо мотая головой и сжимая губы, если я все-таки пытался ему помочь.

Когда дед уснул, я привычно накрыл его одеялом и, схватив пачку сигарет, пошел подышать воздухом во двор. А ведь когда-то я всерьез думал, что брошу курить, придурок наивный. С моей никотиновой зависимостью я сдохну от рака легких прежде, чем мой поехавший дедуля от старости.

Я даже не удивился, когда на лавку рядом со мной приземлился Ильдар Ясно Солнышко. Видел я его взгляд, когда он уходил. Знаем мы таких, любопытствующих.

Сел рядышком тихонько и молча на меня уставился. Поспешил я, пожалуй, сравнивать его с Куколкой. Тот бы стесняться не стал.

– Ну? – не выдержав, подал голос я. Не люблю, когда над душой стоят. Любопытно тебе, так спроси, чего кота за яйца тянуть.

– Давно он так?

– Без трусов ходит? Недавно, месяца четыре, раньше наоборот, раздеваться ни в какую не хотел. Испугался?

– Чего?

– Ну, хуй знает. Мне бы как минимум было стремно, если б меня вышел встречать чей-то дед, размахивая хреном.

– Он им не размахивал.

– Успел рассмотреть?

Ильдар залился краской. И где всю свою вчерашнюю воинственность потерял? Эх, боюсь, не приживется он в нашем районе.

– Дай закурить, – вдруг попросил он.

Я пожал плечами и протянул ему пачку:

– А папенька не заругает? Ты же после операции.

– Заебали, – мрачно буркнул он. – Могу я хотя бы одну сигарету выкурить без нравоучений?

– Да кури, кто тебе не дает. – Я сунул ему зажигалку. – А за матные слова отец тебя по губам не бьет?

– Да ты издеваешься, что ли? – вспылил Ильдар, снова покраснев. Видно, особенность организма.

– Есть маленько, – признал я и, оценив композицию – прекрасного юношу с неестественно прямой осанкой и сигаретой в руках, ляпнул: – Знаешь, тебе бы вместо сигареты трубку – и вылитый аристократ в стопятьсотом поколении.

– Знаешь, тебе бы в черепную коробку мозгов – отличный парень бы вышел.

– Подъеб засчитан, – хмыкнул я, снова меняя свое мнение об Ильдаре. Не такой он и беззащитный, каким кажется на первый взгляд. Но в торец кому-нибудь прописать вряд ли сможет, не с такими руками. И пальцы у него блядски длинные и тонкие, как у пианиста какого. И выраженье лица такое задумчиво-вдохновенное, будто он думает о каких-то пиздецки важных глобальных вещах. Эх, вот везет же некоторым. Ему и делать ничего не надо, чтобы девки около него штабелями падали. Когда ты выглядишь, как ебаный принц из сказки, достаточно только улыбнуться многозначительно, подмигнуть – и всё, твоя дама сердца уже радостно выпрыгивает из трусов и мечтает о будущих детях. А вот таким как я, чтобы обратить на себя внимание кого-то покрасивее крокодила, приходится попотеть. Когда у тебя внешность самая что ни на есть обычная, а в карманах гуляет ветер, в ход идет одна харизма. Ее, родимой, у меня хоть жопой жуй, но обламывается мне все равно нечасто. Да и не сказать, чтоб я получал от этого зашибенное удовольствие. Не очень это и приятно – пыхтеть на девице и думать, а не проснулся ли там дед.

– Я вообще-то давно уже после операции, почти год прошел. Просто пока идет процесс восстановления, много в чем ограничивают из-за приема лекарств.

– То есть и выпить тебе нельзя, – констатировал я.

– Можно подумать, мне до этого было можно, – буркнул Ильдар. – Ты же отца моего видел. Но раньше можно было хотя бы тайком.

– Ну, ты же тайком куришь. Почему бы тайком и бутылочку пива не скушать?

– Потому что таблетки с алкоголем дают такую реакцию, что, боюсь, твой дед станет уже не единственным, кто встречает гостей без трусов.

– Ну, не повезло, – посочувствовал я. – Слушай, а у тебя матери нет, что ли?

– Почему нет, есть. Они с отцом в разводе, но расстались друзьями.

Я поморщился. Терпеть не могу такие формулировки, да и бред все это. Ну как можно остаться друзьями с человеком, в которого ты свой член совал? Это выше моего понимания. Хотя если речь о таком, как Ильдаров отец, то я даже и не удивился, если б он к своей бывшей свидетелем на свадьбу пришел.

– Кажется, я знаю почему, – ляпнул я.

– Да не, – махнул рукой парень. – Они вообще-то душа в душу жили, но потом мама повстречала другого мужчину, влюбилась. Знаешь, она долго не могла уйти. Только когда я ей пообещал, что останусь с отцом, решилась.

– Изврат какой.

– Ну, мой папа он такой… в общем, нельзя ему одному.

Я промолчал, хотя мне было что сказать. Но Ильдар своих родителей, в отличие от меня, явно любит.

– Бля-я-я! – подал голос он. И голос у него глубокий и проникновенный, даже когда матерится.

– Где? – заинтересовался я.

– Да вон там, около соседнего подъезда, видишь? Парни сосутся! Ну, в смысле, целуются!

– Можно было и не уточнять, – рассмеялся я, приглядевшись. – Никакие это не парни, это Макс с Куколкой, им можно.

– То есть можно? – недоуменно на меня глянул Ильдар. – Им что, никто ничего не говорит? – И правда, что ли, педик? Иначе чего ему так интересоваться?

– Поначалу говорили, но Макс всем пиздюлей выдал, они и перестали. А с Куколкой связываться себе дороже, он вообще поехавший. Прекрасная пара, никому не мешают. Хотя шокируют, не без этого. Черный, когда их в первый раз вот так увидел, так охуел, что два дня обратно выхуеть не мог.

Я глянул на всё ещё стоявших в обнимку парней, вокруг них скакал мелкий Максов племянник. Прям ни дать, ни взять кусочек прогрессивной Европы в суровых российских реалиях.

– И ты к этому нормально относишься? – допытывался Ильдар.

– А что, похоже, что я бегу разгонять их семейный гей-парад? Мне вообще фиолетово. По мне, так ебись с кем хочешь, хоть с комнатной собачкой, если у вас это по взаимному согласию. Хотя, пожалуй, с собачкой всё-таки не стоит, как-то это фу.

– Ого.

– Что «ого»?

– Никогда бы не подумал, что ты такого мнения обо всем этом.

– Ещё пара таких вопросов – и я останусь при мнении, что ты голубее своих бездонных глаз.

– Да ты что?! Нет, я вовсе не гей!

– Вот ты же сейчас понял, что только подтверждаешь мои догадки? – вкрадчиво спросил я.

– Иди в задницу! – рявкнул Ильдар, по самые уши заливаясь краской. – И это не предложение!

– Какая жалость, а я так хотел им воспользоваться, – расхохотался я. Ильдар, не выдержав, тоже. Всё-таки, походу, он голубец. Жалко Черного. Концентрация педиков на его жизненном пути растет и растет.

========== Часть 3 ==========

День с самого утра пошел по пизде. Сначала домой невесть с чего решил наведаться отец и вместо того, чтобы хотя бы поинтересоваться самочувствием деда или тем, как мы тут вдвоем живем и всего ли нам хватает, брезгливо поджав губы, заявил, что «в доме свинарник, даже людей пригласить стыдно». Меня чуть не подбросило, честное слово. Людей он собрался приглашать, ага. Своих друзей отец таскает только по всяким ресторанам, каждый раз выбирая местечко попонтовее, чтоб никто не дай бог не подумал, что отец не может себе позволить чего-то статусного или что он питается едой обычных смертных.

В общем, я не сдержался и сказал отцу пару ласковых, а он будто бы этого и ждал и с удовольствием, смакуя каждое слово, расписал, как сильно я его разочаровал и как ему теперь всю жизнь тащить на себе этот крест, и как я олицетворяю собой его позор. В общем, впору гордиться тем, как я умею испоганить жизнь достойному человеку. Под конец батька вставил свое привычное «тюрьма по тебе плачет». Это он искренне считает, что я причастен к каждому преступлению в нашем районе и если не участвовал в этом сам, значит вожу тесную дружбу с организаторами. Раньше даже заставлял меня «сдать подельников», требовал имена, пароли, явки. С ума сходил почище деда, повсюду выискивая заговор против своей драгоценной персоны. Профессиональная деформация, едрить ее в дышло.

После феерического визита отца у деда, очевидно, случился стресс, и он решил вообразить себя котом. И нассал в мои кроссовки. Фирменные, на которые я копил не один месяц. Единственная приличная пара обуви, да и в принципе единственная. И так заведенный по самое не хочу, взорвался я на счет раз. Дед не любил, когда на него кричали, он вообще боялся громких звуков, а поэтому обиделся и лег спать, проигнорировав завтрак. Глядя на хрупкую фигуру на диване, по самую голову укрытую одеялом – спрятался, – я почувствовал себя распоследней скотиной и, привычно схватив пачку сигарет, поспешил выйти на свежий воздух. В блядских домашних тапочках.

Жизнерадостно улыбающемуся Ильдару, тут же появившемуся – караулил возле окошка, что ли, – я, естественно, не очень обрадовался. По-моему, по морде лица у меня можно было спокойно прочитать «не влезай, убьет», но у лыбящегося во все тридцать два Солнышка были с этим очевидные проблемы.

– Привет, Дэн! Угости сигареткой?

– Да щас, – рявкнул я. – Я тебе что, табачный киоск? Хочешь курить, перебирай своими спицами в направлении магазина, купи себе свои сигареты и укурись ими нахрен.

– Что-то случилось? – осторожно спросил он. Потрясающая проницательность.

– Нет, – процедил я сквозь зубы. – Ничего особенного. У меня в жизни пиздец перманентный.

– Я могу как-то помочь?

– Ага. Съебаться отсюда, например, – выдохнул я и, почувствовав, что слегка перегибаю палку, нехотя выдавил: – Извини.

Хватит с меня чувства вины из-за деда, чтоб ещё и из-за ебучей снежной королевы загоняться. И чего у него волосы-то такие белые, как будто седые, красит он их, что ли? Наверняка педик.

– Я всё понимаю.

– Да нихуя ты не понимаешь, – снова завелся я.

– Понимаю. Может, это, конечно, не одно и то же, но каково беситься из-за бессилия, я знаю – я полгода на больничной койке провалялся без возможности встать, а потом практически заново учился ходить и в этот промежуток времени я так всех своими психами заеб, что до сих пор удивляюсь, что от меня вместе с друзьями родители не отказались.

– Это не то же самое, – кивнул я, успокаиваясь. Потому что это в сучьей человеческой натуре: радоваться, что кому-то было или есть, или будет хуже, чем тебе. – Ты психовал, из-за того, что не получалось?

– И это тоже. Когда много времени проводишь в больнице, начинаешь потихонечку съезжать крышей. Сначала, несмотря на все уверения врачей, я был уверен, что больше никогда не смогу ходить. Потом, когда доктора заговорили о скорой выписке, я решил, что скоро умру. Каждый раз, сдавая анализы, я ждал, что мне скажут «да у вас, батенька, пиздецома четвертой стадии, самое время список предсмертных желаний писать». Непросто было это пережить.

– Пережил же.

– Не без помощи специалистов.

– То есть, ко всему прочему, ты ещё и псих, – сделал потрясающее умозаключение я.

– К чему прочему? – заинтересовался Ильдар.

– Ну, как тебе сказать, – ехидно улыбнулся я. – Вот есть у нас на районе Черный. А ты светло-синий.

– Это что ли голуб… да не педик я!

– Не отрицай свою внутреннюю сущность. К тому же тебе очень повезло, я ж пиздецки толерантен.

Ильдар пробурчал что-то маловразумительное. К бабке не ходи, сладкий он. Не бывает у натуралов таких длинных пушистых ресниц, они их под корень сбривают. Да и я не лучше: разве ж натуралы обращают на такую поеботень внимание? А я с этого проклятого Солнышка уже третий день глаз не свожу.

После того, как Макс с Куколкой открыто заявили о своих отношениях и ничего им за это не было, я не без удивления стал за собой замечать, что иногда пялюсь на парней. Заглядываюсь на крепкие упругие задницы и представляю, каково было бы их пощупать. Но всё было на уровне фантазий и представлений, я списывал все на гормоны и юношеское любопытство, когда хочется попробовать в своей жизни все. Я и гейскую порнуху не смотрел ни разу толком. Пробовал как-то, но даже до середины ролика не досмотрел, настолько реальным было ощущение, что сейчас из-за спины выскочит Черный и торжествующе завопит: «Ага, я так и знал!». Из-за последнего я и не давал хода своему любопытству. Трое «четких» педиков на район это уже чересчур. Черный бы непременно уверовал в то, что это передается воздушно-капельным путем, и ему бы пришлось себя убить. Было бы жалко, лучший друг все-таки. Который наверняка мне лопатой бы поперек хребта уебал, если б заметил мой заинтересованный взгляд. Черный неплохо сложен и летом часто ходит без майки.

– А я с Ромой вчера вечером познакомился, – подал голос Ильдар.

– Ну вот, – хмыкнул я. – А говоришь, что не гей.

– Да с вашим Ромой, который Куколка.

– Это ты зря. Макс он знаешь, какой ревнивый?

– Да блять! – Ильдар аж покраснел весь, заставляя меня безмерно собой гордиться. – Просто познакомился, по-дружески.

– Ну, не расстраивайся. Бывают в жизни неудачные дни. Кому-то на голову кирпич упал, ты вот с Куколкой познакомился.

– По-моему, ты предвзято к нему относишься, нормальный он. С собакой гулял.

– Нет у них никакой собаки, откуда он ее взял, спер?

– Говорит, недавно из приюта взяли, мол, давно с Максом собаку хотели. Забавный такой щенок. Кличка, конечно, странная, я бы собаку Олегом не назвал…

– И ты меня только что пытался убедить в его нормальности? Ладно, пойду я, дед, наверное, проснулся уже.

– Я с тобой.

– Куда, деду подгузник менять?

– Я могу помочь, – с готовностью кивнул Ильдар. – Только не надо связывать это с тем, что я извращенец и, однажды увидев твоего деда голым, никак не могу этого забыть.

– Поздно, – мстительно ответил я. – Я уже об этом подумал.

========== Часть 4 ==========

Вот уже второй час кряду я занимался самой ебанутой вещью, на которую только был способен. Ревновал деда.

Проклятый Ильдар не прекращал нудеть до тех пор, пока я все-таки не согласился пустить его к себе в квартиру, понадеявшись, что пять минут общения с поехавшим стариком живо отобьют ему охоту ходить в гости, но не тут-то было. Он не только с явным интересом слушал дедовы бредни, но ещё и задавал уточняющие вопросы. Польщенный таким вниманием к своей скромной особе, дед разливался соловьем, выдумывая все новые и новые подробности и иногда теряя нить повествования, но не останавливаясь. Когда я накрывал на стол, дед показательно погладил Ильдара по руке и сообщил, что он хороший мальчик, не то что некоторые, которые так и мечтают его отравить. А Ильдар – он хороший и умеет слушать, поэтому квартиру дед перепишет на него. Ебучее солнышко Ильдар умиленно улыбался, а я чуть вилку бантиком не завязал. Меня прямо-таки пронзало крайне гадливое чувство обиды. Я деду, значит, подгузники меняю и чуть ли не колыбельные на ночь пою, а квартиру он собирается отписывать придурку, который уши развесил. Он у него хороший, а мне, значит, можно в кроссовки ссать.

Видно, морду лица мне знатно перекосоебило, даже злоебучий Ильдар это заметил. Отвлекся и спросил тихонько:

– Все в порядке?

Отвечать я не стал, неопределенно махнув башкой. Ну не говорить же, что деда взревновал. Изврат какой.

***

Случайно встретил в подъезде Ильдарова отца. Он сразу заулыбался, кинулся жать мне руку и звать в гости. Ему, мол, очень любопытно поближе познакомиться с другом его сына. Мол, Ильдар очень трудно сходится с людьми, и у него ещё не было серьезных дружеских отношений с кем-то, а вот со мной у него «как-то сразу настроился диалог». Я, не особо стесняясь в выраженьях, нагло заявил, что его драгоценный сын никуда мне не уперся и сам ко мне липнет, как банный лист к заднице. Странный мужик почему-то заулыбался ещё шире и ещё раз попросил прийти на ужин. Мол, он будет готовить самые вкусные в мире энчиладас. Что это за поебень такая, я не знал, да и слово целиком выговорить с первого раза нипочем не смог бы, но выдавил из себя улыбку и пообещал постараться прийти, хотя, естественно, ужинать в компании странноватого мужика и его принцессы-сына не собирался, хватит с меня их семейства. Один хуйню какую-то готовит, другой деда отбивает, ну их нахрен.

Отмазаться от ужина не получилось, Ильдар выловил меня, когда я в очередной раз выполз на улицу покурить. Начал он очень издалека, вручив мне целый блок сигарет, якобы в благодарность. Другой бы на моем месте благородно отказался от подачки, но я, слава богу, принципиальным хуйлом не был, придерживаясь позиции «дают – бери». Да и куда бы он этот блок дел? А мне нехилая такая экономия, может, даже на новые кроссовки скопить удастся.

То, что это неспроста, я понял, когда Ильдар будто бы между прочим упомянул отца, а потом и напрямую заявил, что тот с живого меня не слезет, если я на ужин не явлюсь. Мол, может даже заявиться ко мне домой, а когда увидит деда, то пригласит на ужин и его, а когда тот начнет рассказывать про войну, непременно начнет с дедом спорить, доказывая, что все было не так. Я представил этот феерический пиздец и, тяжело вздохнув, поплелся за Ильдаром. Мы, блять, как подружки-школьницы, друг к другу на чаепития ходим. Скоро начнем драться подушками, красить ногти и выщипывать брови.