Текст книги "Большая Советская Энциклопедия (ИМ)"

Автор книги: Большая Советская Энциклопедия

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

  Рост вывоза капитала и участия государства в этом процессе, хозяйничанье международных монополий влекут за собой всё большее обострение противоречий между финансовой олигархией главных империалистических стран и народами всего мира.

  Вследствие развития мировой социалистической системы, распада колониальной системы империализма и возникновения новых явлений в системе производительных сил и производственных отношений капитализма произошли существенные изменения во взаимоотношениях между империалистическими державами. Противоречия между ними обостряются. Только за период с 1964 по 1970 доля Японии в промышленном производстве капиталистического мира возросла с 5,8 до 9,4%, а доля Великобритании снизилась с 8,5 до 7,1%. Монополии стран, чья экономика растет быстрее, предъявляют всё новые претензии на рынки сбыта, источники сырья и сферы приложения капитала. Однако существование мировой социалистической системы и страх перед мировым революционным процессом заставляет империалистов в меньшей мере прибегать к военным конфликтам – традиционному способу разрешения взаимных противоречий. Они вынуждены расширять методы экономической экспансии и искать пути разрешения своих конфликтов главным образом в международных государственно-монополистических соглашениях. Но на этих путях противоречия не разрешаются, а лишь углубляются.

  В. И. Ленин определил историческое место И.: «...Империализм есть (1) – монополистический капитализм; (2) – паразитический или загнивающий капитализм; (3) – умирающий капитализм» (там же, т. 30, с. 163). Загнивание капитализма означает, что свойственные ему производственные отношения из фактора развития производительных сил, какими они были на первых порах, превратились в фактор, тормозящий их дальнейший прогресс.

  Ленин подчёркивал, что существенным для И. является соединение двух противоположных начал – монополии и конкуренции, вызывающее переплетение двух противоречивых тенденций, – к торможению технического прогресса и к росту производительных сил. То обстоятельство, что монополии, концентрируя в своих руках капитал, производство и научно-исследовательскую деятельность, могут диктовать рынку, хотя и в известных пределах, монопольные цены, снижает, а во многих случаях и вовсе уничтожает побудительные мотивы к техническим нововведениям. При И. господство монополий создаёт экономическую возможность искусственно задерживать технический прогресс. В 60-х гг. в США в обрабатывающей промышленности 82% общих капиталовложений в развитие науки сконцентрировали 100 крупнейших монополий. Результаты исследований, проводимых в государственных научно-исследовательских учреждениях, также оказываются в руках монополий. Эти монополии, руководствуясь стремлением к получению новых прибылей, решают, следует ли внедрить в производство то или иное открытие или изобретение. Конкуренция, которая при господстве монополий становится особенно ожесточённой, заставляет монополистов повышать технический уровень своих предприятий. Борьба двух тенденций – к загниванию и к росту уровня техники и объёма производства не прекращается; в зависимости от условий того или иного периода на первый план выдвигается то одна, то другая из этих тенденций. В 30-х гг. 20 в. в жестоких экономических кризисах особенно ярко проявлялась тенденция к загниванию. Но и тогда не прекращалось действие второй тенденции. В 60-х и в начале 70-х гг. происходит интенсивное развитие производительных сил И. Монополии стремятся использовать достижения современной научно-технической революции для нового повышения производительности труда, дальнейшего усиления эксплуатации пролетариата. Загнивание же капитализма в современный период проявляется в разрыве между потенциальными возможностями производительных сил и реальными темпами роста производства. Новая техника применяется далеко не в том объёме, который возможен при современном уровне научных исследований. Так, в США к началу 70-х гг. объём производства возрос по сравнению с довоенным периодом примерно в 3 раза, а накопленные результаты научных исследований могли бы обеспечить гораздо больший рост, если бы его не сковывали капиталистические производственные отношения. В освободившихся странах империалистические монополии стараются и вовсе заблокировать технический прогресс. Неравномерность технического прогресса проявляется, в частности, и в том, что основной поток научных открытий и изобретений направлен на производство вооружения. В этом особенно ярко проявляется загнивание капитализма, ибо технический прогресс оказывается в большой мере подчинённым развитию не производительных сил, а всё новых средств разрушения и массового уничтожения.

  В период И. небывало усиливается милитаризм. Только военная промышленность имеет гарантированный государственный рынок сбыта, не зависящий ни от каких нарушений процесса капиталистического воспроизводства. Военная промышленность стала отраслью, в значительной мере определяющей развитие капиталистической экономики. Загнивание капитализма проявляется и в создании монополистической буржуазией так называемой рабочей аристократии, т. е. прослойки рабочих, образ жизни и мировоззрение которых являются мелкобуржуазными. Рабочая аристократия – классовая основа оппортунизма в рабочем движении. Загнивание капитализма проявляется также в громадном росте паразитизма. Для И. характерен полный отрыв капиталистов от непосредственной организации производства. Эта функция перекладывается на наёмных управителей, менеджеров. Растет слой рантье. В США около ¹/₃ класса капиталистов даже формально не связана с производством и ведёт явно паразитический образ жизни. И. доводит внутренние противоречия капитализма до последнего предела, когда происходит крушение мировой капиталистической системы.

  Буржуазия не способна направлять прогрессивное развитие общественного производства, происходит её паразитическое перерождение. На первый план выдвигается ведущая сила современного общества – рабочий класс. И., ускоряя развитие капитализма за счёт массового разорения мелкого производства, не только способствует увеличению тем самым численности пролетариата и его роли в обществе, но и расширяет социальную базу революционной борьбы, во главе которой стоит рабочий класс. Потенциальными союзниками рабочего класса являются разорённые монополистическим капитализмом мелкобуржуазные слои города и деревни. И. выводит также на арену исторической деятельности угнетаемые им народы колоний и полуколоний. В результате экспорта капитала не только усиливается гнёт И. на основе переплетения докапиталистических и чисто капиталистических форм эксплуатации, но и создаётся материальная база для роста в колониальном мире новых социальных сил – национальной буржуазии, рабочего класса и интеллигенции, которые становятся выразителями интересов противостоящих И. порабощенных народов. При И. соединяется в один поток социалистическое движение рабочего класса и национально-освободительное движение угнетённых народов колоний и полуколоний.

  И. есть канун социалистической революции, поскольку на этой стадии создаётся не только необходимость, но и возможность свержения капитализма. Именно при И. завершается созревание объективных и субъективных предпосылок социалистических революций. Но эта возможность не реализуется автоматически. То, что И. есть умирающий капитализм, отнюдь не означает, что он сам сойдёт с исторической арены. Финансовая олигархия отчаянно борется за сохранение своего господства. Ликвидация И. возможна только в результате революционной борьбы широчайших масс трудящихся, возглавляемых пролетариатом и его коммунистическим авангардом против сил, отстаивающих сохранение исторически изжившего себя капиталистического строя. Революционное сокрушение мировой капиталистической системы занимает целую историческую эпоху, называется общим кризисом капитализма. Действие закона неравномерности экономического и политического развития капитализма приводит к тому, что социалистические революции побеждают в разных странах не одновременно. Разновременность отпадения от капитализма отдельных стран и групп стран определяет то, что революционный переход от всемирного капитализма к всемирному коммунизму занимает значительный исторический период, который называется периодом мирного сосуществования двух противоположных систем хозяйства. Переход от капитализма к социализму не может быть в разных странах единообразным. Главные закономерности социалистической революции являются общими для всех стран. Но разнообразие исторически сложившихся национальных особенностей и традиций, экономических и политических условий определяет различия в формах и темпах революционного преодоления капитализма и утверждения социалистического общества. «Современная эпоха, основное содержание которой составляет переход от капитализма к социализму, есть эпоха борьбы двух противоположных общественных систем, эпоха социалистических и национально-освободительных революций, эпоха крушения империализма, ликвидации колониальной системы, эпоха перехода на путь социализма все новых народов, торжества социализма и коммунизма во всемирном масштабе» (Программа КПСС, 1971, с. 5).

  Лит.: Ленин В. И., Империализм, как высшая стадия капитализма, Полн. собр. соч., 5 изд., т. 27; его же, Империализм и раскол социализма, там же, т. 30; его же, Война и революция, там же, т. 32; Международное совещание коммунистических и рабочих партий. Документы и материалы. Москва 5—17 июня 1969 г., М., 1969; Варга Е. С., Очерки по проблемам политэкономии капитализма, М., 1964; Выгодский С. Л., Современный капитализм, М., 1969; Ленинский анализ империализма и современный капитализм, М., 1969; Политическая экономия современного монополистического капитализма, т. 1—2, М., 1970; Драгилев М. и Мохов Н., Ленинский анализ монополистического капитала и современности, М., 1970.

  М. С. Драгилев.

  Империализм в России – фаза экономического и общественного развития с начала 20 в. до 1917. При этом новейше-капиталистический И. в России был связан рядом общих черт и интересов с «военно-феодальным империализмом», хотя у последнего иная материальная и социальная основа – абсолютистско-дворянская империя, крепостническая колониальная и внешняя политика.

  В генезисе российского И. источник его своеобразия, позволяющий говорить об особом типе И., для которого характерны: 1) предельное сближение процессов смены крепостничества капитализмом и перерастания последнего в И. В результате финансовый капитал явился в России, с одной стороны, надстройкой над молодым, сравнительно быстро развивающимся капитализмом (см. Капитализм, раздел Капитализм в России), а с другой – частью многоукладной экономики, в которой устойчиво сохранялись (а в некоторых районах преобладали) докапиталистические и раннекапиталистические отношения. Отсюда – особая сложность общественной структуры, переплетение разных типов социального антагонизма и их обострение по мере роста ведущего капиталистического способа производства. 2) Непосредственная связь монополии новейшего капитализма и монополии феодальной эпохи. Существование обширного, сильно выросшего к концу 19 в. государственного хозяйства вместе с традиционной регламентацией всех сфер социально-экономической жизни позволяли абсолютизму не только приспосабливаться к буржуазной эволюции но и до известного предела приспосабливать её к потребностям крепостничества, главной из которых было сохранение системы латифундий и власти землевладельческого дворянства. 3) Продолжающийся в условиях И. рост капитализма вширь. Экономическое освоение империи финансовым капиталом при преобладании методов колониальной эксплуатации, характерных для «военно-феодального империализма», консервировало наиболее стойкие пережитки средневековья, сближая также и в политическом отношении господствующие классы. 4) Своеобразие связей России с мировым И. Оставаясь одной из «разбойнических великих держав» (см. В. И. Ленин, там же, т. 27, с. 1), боровшихся за раздел и передел мира, Россия вместе с тем принадлежала к числу крупных сфер вывоза капитала, чем объяснялась дополнительная заинтересованность финансовой олигархии и правительств развитых капиталистических стран в сохранении (в том числе с помощью частных реформ) абсолютистского режима в России. Взятые в совокупности эти особенности обусловили историческое место России как страны, в начале 20 в. наиболее чреватой социальной революцией, и ряд принципиально новых черт этой революции по сравнению с революциями прошлого.

  Главной предпосылкой перехода к И. в России, как и везде, была высокая степень концентрации производства. Однако в России существовала концентрация двух различных типов: собственно капиталистическая, связанная с техническим прогрессом (новые отрасли промышленности, новые индустриальные районы), и концентрация, порожденная полуфеодальным строем промышленности (например, Урал) и в целом – дешевизной рабочих рук в результате аграрного перенаселения. «Естественный» процесс возникновения монополий форсировался политикой насаждения капитализма сверху, концентрацией казённого спроса, а также прямым воздействием правительства, особенно энергичным в конце 19 – начале 20 вв. В ходе монополизации выделяются три этапа: 1) для начального этапа (80—90-е гг. 19 в.) характерны временные соглашения и синдикаты в отраслях промышленности, связанных с финансируемым казной ж.-д. строительством, а также в других отраслях, опекаемых государством (сахарная, нефтяная монополии). 2) Первое десятилетие 20 в. Мировой кризис и последующая депрессия ускорили образование крупных, устойчивых синдикатов («Продамета», «Продуголь», «Продвагон», синдикат паровозостроительных заводов и др.; см. Монополии капиталистические в России). Монополизация казённых, особенно ж.-д., заказов дополняется борьбой за раздел «открытого» рынка. 3) С промышленным подъёмом 1910—13 связана полоса наиболее широкого распространения и возрастания силы монополий. К 1914 насчитывалось около 150 синдикатов и картелей, охватывавших почти все отрасли крупной промышленности, отчасти и самую массовую из них – хлопчатобумажную; однако последняя благодаря патриархальным формам владения и финансирования (своими же московскими банками) продолжала занимать особое место в системе российского капитализма. Новым моментом явилось образование монополий высшего типа, уже не единичных (как нефтяные тресты, возникшие ещё в конце 19 – начале 20 вв.), а довольно распространённых, особенно в тяжёлой индустрии. Но сфера господства монополий была сравнительно ограниченной; вне её оставались часть крупной, значительная часть средней и мелкой промышленности, а также масса мелких производителей: в 1913 на долю неакционерной и кустарно-ремесленной промышленности приходилось около 1,3 млрд. руб. основного капитала против 2,8 млрд. руб. капитала акционерных предприятий.

  Скачкообразно шло в России формирование финансового капитала. Акционерные банки, занимавшие до начала 80-х гг. 19 в. второстепенное место в кредитной системе, к концу 19 в. превратились в сравнительно крупную и резко централизованную силу (см. Банки в России). Промышленный подъём 90-х гг. втянул их в учредительские операции, однако связи банков с промышленностью были ещё неустойчивы. Перелом произошёл в начале 20 в.: значительно возросшая мощь банков (основные ресурсы в 1900—14 увеличились в 4 раза при дальнейшем усилении централизации капиталов) вместе с изменением характера деятельности главных петербургских банков (на первый план выдвинулось финансирование промышленности) имела своим результатом образование типичных банковых монополий, хотя и сохранявших некоторые раннекапиталистические черты (например, активность в области торговли). Важная особенность банковых монополий в России – их тесная связь с государственным кредитом: к 1914 из 4,5 млрд. руб., составлявших ресурсы акционерных банков, около 1 млрд. руб. приходилось на счёт средств министерства финансов и Государственного Банка.

  1-я мировая война 1914—18 дала резкий толчок комбинированию производства, сращиванию промышленного капитала с банковским. Особенно существенным был сдвиг в сторону перерастания частного капитализма, с одной стороны, и государственного капитализма – с другой, в государственно-монополистический капитализм. Итогом явилось быстрое формирование финансовой олигархии, овладевавшей командными позициями в экономике страны. К 1914 в состав финансово-капиталистических групп разнородных предприятий, связанных с 8 крупнейшими банками, входило около 12% всех акционерных предприятий (без железной дороги и самих банков) с 35% основного капитала, а к 1917 – соответственно 18% и 42%. В свою очередь, разбогатевший на военных поставках, товарном голоде и инфляции крупный торгово-промышленный капитал также перерастал в промышленно-банковский (концерны Стахеева, Второва, Ярошинского и др.). Однако И. как всероссийская система полностью ещё не сложился к моменту, когда пролетарская революция положила ему конец.

  Важнейшая особенность И. в России – взаимопроникновение высших форм капитализма и докапиталистических укладов – имела весьма противоречивые последствия. Пережитки крепостничества сужали базу роста монополий, а сохранение за помещиками решающих позиций в управлении ущемляло политические и правовые интересы всех групп буржуазии. Но эти же факторы облегчали установление господства крупного капитала на внутрироссийском рынке, резко, а главное устойчиво, ограничивая сферу конкуренции. Кроме влияния экономической политики в узком и широком смысле (привилегии сравнительно небольшой группы предприятий и банков, бюрократическое «регулирование» всей предпринимательской деятельности), существовало более активное – косвенное влияние крепостничества. В этом направлении действовал прежде всего сложный механизм использования и перераспределения внутренних накоплений страны. Относительная недостаточность их усугублялась отвлечением огромной доли в пользу царизма и помещиков: государственные займы на непроизводительные «общие нужды» вместе с ипотечным кредитом забирали с денежного рынка 70% средств в 1900 и 68% – в 1914. Значительная, хотя и трудно учитываемая часть накоплений удерживалась в сфере торгово-ростовщического капитала, высокая доходность которого была производной, в первую очередь, от крепостнической кабалы в деревне. Общим следствием было ограничение притока капиталов в промышленность. Но тем легче было промышленным и банковым монополиям перераспределить эти средства в свою пользу. В результате реальная власть финансового капитала оказывалась значительно больше его производственной мощи. Условия же полукрепостнического строя открывали особенно большие возможности для эксплуатации пролетариата и мелких производителей. Эта «,,русская“ сверхприбыль», как называл её В. И. Ленин, доставалась крупному и отчасти среднему капиталу (см. там же, т. 22, с. 62). Но синдикаты и тресты и здесь неуклонно увеличивали свою долю с помощью монопольных цен на топливо, металл и др. сырьё, а горстка банков, обладавших сетью филиалов и посредников, достигала ещё большего результата, диктуя свои условия кредита массе «независимых» предприятий. Таким образом создавались предпосылки для раннего загнивания верхушки российского капитализма в условиях недозрелости капиталистического развития в целом. С этим связано парадоксальное, на первый взгляд, опережение российским И. финансового капитала передовых стран: так, уже с конца 19 в. монополии в России, как правило, осуществляли регулирование производства путём его ограничения и даже прямого сокращения. Несмотря на сравнительно высокие в начале 20 в. темпы промышленного роста, берёт верх тенденция к закреплению и усилению общей экономической отсталости страны уже не только на «чисто» крепостнической, но и на смешанной крепостническо-монополистической основе. Конкретно это обусловливалось также: непосредственным сращиванием финансового капитала с латифундиальной системой (к 1914 из более чем 40 млн. десятин земель, заложенных помещиками в банках, половина приходилась на долю частных банков); широкими масштабами личной унии дворянских и сановно-бюрократических верхов с крупным капиталом; специфической ролью помещичье-буржуазного предпринимательства, которое, с одной стороны, вело к расширению собственного хозяйства помещиков, ускоряло процесс капитализации сельского хозяйства и даже развитие монополий (сахарная промышленность), а с другой – открывало дополнительные возможности для интенсификации отработок и кабальной эксплуатации крестьянина-арендатора. Принципиально сходными были последствия проникновения И. в колониальные области Российской империи (Закавказье, Средняя Азия): лишь в небольшой степени способствуя развитию там производительных сил (добыча минерального сырья) и росту раннекапиталистических отношений, оно вело главным образом к усилению докапиталистических форм гнёта и неэквивалентного обмена. В результате всех этих процессов, протекавших в условиях революционного подъёма в России, сложился сначала консервативный, а затем агрессивно-контрреволюционный тип полубуржуазного помещика и капиталиста, связанного с казной. Наиболее ярко этот тип был представлен октябристами, но получил распространение в разных сферах социально-политической и «деловой» жизни (съезды представителей промышленности и торговли, антирабочие предпринимательские союзы, а в более широком плане – аграрно-капиталистические элементы «объединённого дворянства», представительство крупной буржуазии в Государственном совете, черносотенно-буржуазный блок в Государственной думе). Наряду с этим по мере возрастания веса финансового капитала, как и буржуазии в целом, усиливались попытки перераспределения доли политического влияния и участия в управлении в пользу либерально-монархического, кадетского и «прогрессистского» крыла контрреволюции. Но эти попытки носили компромиссный и крайне ограниченный характер в силу непреодолимого противоречия между крепостничеством и буржуазной эволюцией и в ещё большей мере – вследствие поражений, наносимых либерализму пролетариатом в борьбе за гегемонию в освободительном движении. Это, в свою очередь, ускоряло сближение либералов непосредственно с финансовым капиталом и одновременно с абсолютизмом и помещичьей реакцией – тенденция, идеологически выраженная в струвизме и «веховстве», как течении и господствующем настроении буржуазии после 1905. Самый общий итог состоял в объективной революционности всего положения России эпохи И. – в «...невозможности решить задачи буржуазного переворота на данном пути и данными (правительству и эксплуататорским классам) средствами» (Ленин В. И., там же, т. 23, с. 301).

  Развитие российского И., имевшее внутренним источником экономические и социальные перемены в пореформенной России, являлось вместе с тем составной частью всемирного процесса. Переход к монополии был ускорен приливом иностранного капитала в ведущие отрасли промышленности (главным образом горнодобывающую, металлургию Юга и др.). В дальнейшем российский капитализм оказался неспособным «переварить» иностранные инвестиции, как это имело место в США, но роль международного капитала в России и не была тождественна его роли в полуколониальных странах. В России он ориентировался преимущественно на внутренний рынок – государственный и частный, – добиваясь не столько особых преимуществ, сколько доступа к привилегиям верхушки российского капитала. Лишь в немногих отраслях промышленности (химической, электротехнической) создавались дочерние предприятия иностранных фирм и монополий. В большинстве же случаев иностранный капитал действовал под «русской» вывеской. После 1905 главным каналом его проникновения стали петербургские акционерные банки, как правило, сотрудничавшие сразу с несколькими группировками иностранного капитала и проводившие, особенно в предвоенные годы, самостоятельную промышленную политику. Соответственно изменялась роль иностранного капитала, хотя его удельный вес оставался более или менее стабильным. Для 1914 доля иностранного капитала определялась в 1,96 млрд. руб., что составляло свыше ¹/₃ всего акционерного капитала в России. В конечном счёте весь иностранный капитал функционировал как часть собственно российской капиталистической и империалистической системы, притом как одна из наиболее влиятельных экономически и вместе с тем политически наиболее реакционных фракций крупной буржуазии России. Война внесла ряд новых моментов, не менявших, однако, этого общего вывода; был оттеснён германский капитал и значительно возросла роль крупного русского капитала, но одновременно создались предпосылки для возобновления в будущем экспансии антантовского и американского капитала, что было связано с резким экономическим ослаблением России и катастрофическим ростом внешнего государственного долга.

  Роль иностранных займов весьма существенна в эволюции российского И. Уже в конце 19 в. царская Россия задолжала 4 млрд. руб., к 1913 внешний долг возрос до 5,4—5,6 млрд. руб. (по разным оценкам). Бо'льшая часть долга (80% в 1900 и 65% в 1914) происходила от ж.-д. займов, которые были прямо или прикрыто государственными. Производительное назначение этих займов являлось в значительной мере условным и не только потому, что казённые железные дороги (²/₃ всей ж.-д. сети) до последних предвоенных лет оставались убыточными, но и в более широком смысле: интенсивный толчок, который ж.-д. строительство дало всей экономике, перевешивался специфически крепостнической недоразвитостью производительных сил, а задолженность, доставшаяся в наследство от пореформенного времени, не могла быть сокращена, несмотря на колоссальный рост налогов, из-за хищнической траты финансовых ресурсов на реакционную внутреннюю политику и военные авантюры правительства в начале 20 в. Уплаты по старым займам требовали фактически новых займов. Платёжный баланс оставался отрицательным даже при активном торговом балансе (1911—13). Займы 1906 и 1909 придали внешнему долгу открыто политический характер как орудия сохранения абсолютизма и борьбы с революцией.

  На этом фоне происходили изменения в отношениях России с кредиторами: необходимость идти на уступки в экономических, а затем и в военно-дипломатических отношениях (эволюция франко-русского союза). Вместе с тем царизм до конца сохранял собственные империалистические цели, особенно в Азии, добавив к традиционным новые средства их достижения (ж.-д. концессии и банки при решающем участии в них царского правительства). Экономическое усиление буржуазии, провозгласившей после 1905 лозунг «Великой России», в свою очередь, давало импульс военно-феодальному И. Известное равновесие между этими двумя тенденциями – падением международного престижа России и ростом российского экспансионизма – резко нарушилось в результате военных поражений 1915 и 1917, хозяйственной разрухи, увеличения внешнего долга за годы войны ещё на 7,2 млрд. руб., в том числе на 2 млрд. за несколько месяцев хозяйничанья буржуазного Временного правительства. К октябрю 1917 необходимость свержения российского И. стала настолько острой, что иным путём предотвратить общенациональную катастрофу было невозможно.

  Самым важным результатом развития И. в России были глубокие изменения в социально-классовой структуре общества и освободительной борьбе: рост численности и особенно общественного веса промышленного пролетариата, само размещение которого способствовало консолидации его во всероссийскую интернационалистскую силу; назревание конфликта пролетарских и полупролетарских слоев деревни с крестьянской буржуазией в условиях, когда решение главного для всего крестьянства вопроса о земле становилось всё более зависимым от революционного вторжения в крупнокапиталистическую собственность; сближение антиколониальной и антифеодальной борьбы в азиатских районах империи с решением общероссийской проблемы освобождения производительных сил от крепостничества, уже неотделимого от реакционного капитала, действующего в монополистической оболочке. Возрастание, с одной стороны, материальных элементов для обобществления крупного производства и контроля над мелкобуржуазной экономикой, а с другой – быстрое созревание класса-гегемона, способного опереться на «последнее слово» мирового экономического и технического развития, делало возможным и необходимым соединение унаследованных от прошлого буржуазно-демократических задач с новыми, социалистическими задачами в едином процессе революционного развития. Реализовав эту возможность, теоретически ещё раньше открытую В. И. Лениным, Октябрь 1917 начал новую эпоху истории.

  Лит.: Ленин В. И., Полн. собр. соч., 5 изд. (см. Справочный том, ч. 1, с. 57—61, 116, 160, 176, 197, 246); Материалы по истории СССР. [Сб. документов], т. 6, М., 1959; Экономическое положение России накануне Великой Октябрьской социалистической революции, ч. 1—2, М.—Л., 1957; Монополистический капитал в нефтяной промышленности России. 1883—1914. Документы и материалы, М.—Л., 1961; Монополии в металлургической промышленности России. 1900—1917. Документы и материалы, М.—Л., 1963; Цыперович Г., Синдикаты и тресты в дореволюционной России и в СССР, 4 изд., Л., 1927; Сидоров А. Л., Финансовое положение России в годы первой мировой войны (1914—1917), М., 1960; его же, Исторические предпосылки Великой Октябрьской социалистической революции, М., 1970; Эвентов Л. Я., Иностранные капиталы в русской промышленности, М., 1931; Лященко П. И., История народного хозяйства СССР, 4 изд., т. 2, М., 1956; Струмилин С. Г., Статистико-экономические очерки, М., 1958; Бовыкин В. И., Зарождение финансового капитала в России, М., 1967; его же, К вопросу о роли иностранного капитала в России, «Вестник МГУ. Серия 9. История», 1964, № 1; Цукерник А. Л., Синдикат «Продамет». Историко-экономический очерк. 1902 – июль 1914 гг., М., 1959; Фурсенко А. А., Нефтяные тресты и мировая политика. 1880-е гг. – 1918, М.—Л., 1965; Лаверычев В. Я., Монополистический капитал в текстильной промышленности России (1900—1917 гг.), М., 1963; Ананьич Б. В., Россия и международный капитал. 1897—1914, Л., 1970; Шацилло К. Ф., Русский империализм и развитие флота накануне первой мировой войны (1906—1914 гг.), М., 1968; Волобуев П. В., Экономическая политика Временного правительства, М., 1962; Гефтер М. Я., Топливно-нефтяной голод в России и экономическая политика третьеиюньской монархии, в сборнике: Исторические записки, т. 83, М., 1969; Об особенностях империализма в России. [Сб. статей], М., 1963; В. И. Ленин о социальной структуре и политическом строе капиталистической России. [Сб. статей], М., 1970; Тарновский К. Н., Советская историография российского империализма, М., 1964. См. также лит. при статьях Банки в дореволюционной России, Буржуазия (раздел Буржуазия в России), Капитализм (раздел Капитализм в России).