Текст книги "Сплетница представляет "Призрака Оперы" (СИ)"

Автор книги: BimboBoop

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

Никто из актеров не мог поддерживать тесную связь друг с другом во время этой предварительной подготовки. Серена и Блэр cтали лишь кидать быстрые приветствующие улыбки, когда проходили в зале друг возле друга, при этом одна обязательно кричала: «Извини, я должна уйти и …», а другая отвечала: «Да, я тоже». Они поддерживали связь в основном с помощью текстовых сообщений. Серена чувствовала, что эта ситуация была далекой от идеала, учитывая ее намерения наблюдать за Блэр и следить за ходом ее отношений с Чаком. Она была не совсем уверена в том, как охарактеризовать их «отношения», хотя иногда слово «беспорядок», или «фиаско» появлялось у нее в голове. Серена все еще не доверяла своему будущему сводному брату. Но между школой, встречами с Дэном и репетициями по вокалу у нее не было достаточного количества времени, чтобы посвятить его беспокойству потенциальной драме Би.

Нейт был разочарован, что до сих пор мюзикл не предоставил возможностей для общения с Блэр, которую он планировал завоевать с помощью очарования и убеждения. Или, может быть, он с сожалением признавал, что она решительно избегала его попыток остаться с ней наедине. Он подходил несколько раз, чтобы предложить встретиться вдвоем для работы над пьесой, но она всегда была слишком занята. Нейт задавался вопросом, как она могла учиться, учитывая загруженность ее графика, если, конечно, это были не просто отговорки, чтобы не встречаться с ним? Если это – правда, он не был уверен, следует ли толковать это как хороший или плохой знак. Было бы хорошо, если бы это означало, что у нее все еще были чувства к нему, и поэтому она беспокоилась, но будет плохо, если она не хочет его видеть, потому что просто не хочет его видеть. Нейт иногда смотрел на нее в школе, пытаясь найти объяснения ее поведению. Но все, что Нейт мог сказать, это то, что большую часть времени она, казалось, была отвлечена и не особенно участвовала в разговорах, потому что отвечала на постоянно приходящие сообщения. Нейт пытался поймать Чака несколько раз, надеясь, что он поможет разобраться в ее странном поведении, но Чака тоже было трудно отследить в эти дни.

У Чака и Блэр, возможно, было бы больше времени для своих лучших друзей, если в дополнение к их индивидуальным репетициям с педагогом по вокалу они не проводили бы почти каждый свободный момент своего времени в частных репетициях друг с другом. Хотя некоторые из этих так называемых «репетиций» были всего лишь эвфемизмами* для секса, по настоянию Блэр они действительно проводили большую часть времени по вечерам и выходным, работая над своими совместными номерами. Блэр потребовала от Чака помощи в практике их совместных дуэтов, он играл для не на фортепиано, в то время как она репетировала свое соло.

Уроки игры на фортепиано занимали большую часть времени Чака в детстве, поскольку его мать считала, что каждый истинный джентльмен должен уметь играть на этом инструменте. И хотя она умерла вскоре после рождения Чака, Барт Басс до сих пор считал ее наставления священными. Поэтому Чак был обречен на уроки игры на фортепиано три раза в неделю, с тех пор, как ему стало четыре года. Не желая разочаровывать ни отца, ни пожелания умершей матери, которую он боготворил, Чак старательно занимался до тех пор, пока не смог играть на уровне любого концертного профессионала. Но отец Чака каждый раз лишь холодно наблюдал за публичными выступлениями сына, пока тот не перестал их давать вовсе. В настоящее время мало кто из его друзей вообще могли вспомнить, что Чак мог играть на фортепиано. Но Блэр Уолдорф, естественно, никогда не забывала о его детском таланте.

Блэр никогда не забывала ничего из того, что могло помочь в ее росте как королевы. Будучи в состоянии мгновенно вспомнить старый слух или необходимую пикантную информацию из тайников своего сознания, она имела большое преимущество в борьбе со своими стервозными подчиненными. Однако причиной того, что Блэр помнила детские концерты Чака так наглядно, было то, что они обычно проходили с ее участием. Выступления Чака часто сопровождались в паре с Нейтом, Блэр и Сереной – Нейт обычно жонглировал или показывал физические упражнение, а Блэр и Серена танцевали или читали вместе стихотворение.

Мать и отец Нейта всегда были там, готовые оценить эти концерты, так же как и Лили, когда она была не за рубежом с ее новым бойфрендом. Гарольд также часто присутствовал, за что Блэр была чрезвычайно благодарена. Мать Блэр и отец Чака были самыми редкими посетителями, предпочитая деловые встречи, даже если обещали прийти. Чак иногда подходил к Блэр и сжимал ее руку в знак солидарности, когда они понимали, что их родители опять не появятся на выступлении. Не то, чтобы их присутствие было бы действительно утешительным. Когда Элеонор все же удавалось прийти, она всегда в конце выступления поджимала губы и говорила нечто вроде: «Очень хорошо, но Блэр, ты должны смотреть более внимательно на Серену в следующий раз и попытаться повторить ее грациозные движения» или «Блэр, ваше чтение было бы прекрасным, если бы ты поняла, что нужно говорить громче и медленнее, как Серена». Барт никогда не говорил ничего критического Чаку, а просто кивал ему в конце шоу, напоминая, что он улетает в Цюрих или еще какое-то другое место рано утром. Горечь того, что у них обоих были такие разочарованные и неблагодарные родители, оставила яркий след в памяти Блэр о завораживающем фортепианном исполнении Чака.

Так Блэр уговорила Чака помочь ей и себе с репетициями «Призрака», практикуя свои номера в ее квартире. На нее произвело впечатление то, что он все еще играл очень хорошо, она была тронута его признанием в том, что он продолжал помнить об этом идеале джентльмена, созданного его матерью. Наблюдая за тем, как красивое лицо Чака хмурится, когда его пальцы интенсивно взлетают над клавишами, как он снимает пиджак, чтобы обеспечить свободу действий, за тем, насколько идеально завязан его галстук, Блэр не могла не согласиться с мнением покойной миссис Басс.

Со своей стороны, Чак был удивлен, когда впервые услышал пленительный голос Блэр. Он не был уверен, что действительно слышал ее голос ранее. Он предполагал, что она поет достаточно хорошо, ведь она получила главную роль в мюзикле, но, учитывая успеваемость, ее конкуренция не была такой уж и жестокой. Однако, слушая ее пение, он был буквально очарован богатством и чувствительностью ее тона. Чак был удивлен, что такой командный голос мог издавать столь изящный звук. Может быть, поэтому, когда она пела, казалось, что музыка выливалась не только из ее рта, но через все ее тело, дрожа и выстреливая из лица, груди, пальцев на руках. Это заставило его еще больше восхищаться ею, хотя, конечно, он не показывал этого. Но через несколько дразнящих отказов, он охотно начал соглашаться репетировать с ней всякий раз, когда она хотела, намереваясь продолжать проводить время с ней. Даже несмотря на серьезное, несколько маниакальное отношение к совершенствованию своего выступления, рядом с Чаком невозможно было не расслабиться, посмеяться или подразнить, касаясь друг друга во время их номеров.

Иногда они даже не пели песни из мюзикла. Так же, как эти двое всегда разделяли любовь к классическим фильмам (хотя Чак предпочитал старый нуар** романтическим комедиям с Хепберн), винтажной одежды и старомодным коктейлям, так Чак и Блэр имели страсть к старому джазу, который Нейт и Серена никогда не были в состоянии понять. Подстрекаемая Чаком, Блэр часто заканчивала свои репетиции, хрипло напевая любимые песни. Чак с благодарностью оценивал эти страстные спектакли, исполненные Блэр, пока он сидел, скрестив ноги, на пианино и получал ласковые улыбки, танцуя пальцами по клавишам. Когда она акцентировала внимание на выступлении с «Fever»*** , она лениво перебирала волосы, облизывала губы и немного покачивала бедрами так, что ему приходилось резко обрывать песню, хватать ее в объятия и поваливать обоих на диван.

Только через две недели Блэр наконец начала репетировали номер «Wishing You Were Somehow Here Again». Хотя она должна была учить песню с педагогом по вокалу, она неохотно выполняла номер перед Чаком. Для Блэр пронзительная мелодия о продолжающемся горе Кристины после кончины ее отца была самым трогательным моментом во всем мюзикле. Ее настроение вторило и разжигало в ней эмоции от потери собственного отца, только не от смерти, а после ухода к молодому мужчине-модели во Францию. Поэтому она не хотела петь ее перед Чаком или кем-либо еще, пока не сможет быть уверенной, что будет в состоянии держать собственные чувства под контролем, чтобы не дать трещину в ее обычной непроницаемой броне стервы и не показать себя уязвимой.

Тем не менее, как только Блэр начала петь, Чак заметил неуверенные нотки в голосе. Обычно она поддерживала зрительный контакт с ним во время пения, но сегодня она решительно избегала его взгляда с начала строфы:

Ты был когда-то моим единственным спутником,

Ты был всем, что имело значение,

Ты был другом и отцом,

Затем мой мир был разрушен.

Память Блэр вернулась в прошлое, когда впервые был разрушен ее идеальный мир – ее отец объявил, что он и ее мать разводятся, а на следующий день он уезжает жить во Францию с Романом, этим человеком со Дня Благодарения. Горечь, наполнившая строчки, была вызвана страданиями из-за потери одного из родителей, который сопровождал ее в настоящей жизни, а не спародированной, и звучала очень странно из ее уст. Чак мог видеть боль на лице Блэр.

Хочу, чтобы ты снова оказался здесь,

Хочу, чтобы ты оказался рядом,

Иногда мне казалось, что если я просто захочу,

Каким-то образом ты окажешься здесь.

Но не важно, как страстно Блэр желала того, чтобы он был рядом, когда она проснется, ее отец никогда не вернется, не считая коротких посещений время от времени.

Хочу услышать твой голос снова,

Хотя знаю, что этого никогда не случится.

Мечтания о тебе не помогут мне сделать

Всего того, что, ты думал, я могу…

Понимая, в конце концов, что ее отец не вернется, и что человек, который был ее судьбой, ее непрестанным источником поддержки, ее силой притяжения, ушел навсегда, Блэр отбросила мягкость, которую приравнивала к слабости. Она сосредоточила всю свою энергию на стремлении стать королевой в отсутствие Серены, зная, что должна быть сильной для самой себя. Она не могла полагаться ни на кого, независимо от того, что они говорили и что обещали. Ее отец, Серена, Нейт – они все говорили, что любят ее, но все бросили.

Слишком много лет я борюсь со слезами,

Почему прошлое не может просто умереть…?

Голос Блэр сорвался от рыданий на последнем слове, она так бы хотела отпустить прошлое и перестать держаться за него. Чак перестал играть, взял ее за руку и поинтересовался причиной этого внезапного эмоционального срыва. Он хотел успокоить ее, но так как он не имел большого опыта в успокоении или утешении, он не был уверен, что делать.

– Что случилось, Блэр? – тихо спросил он, молясь, чтобы это не было связанно с ним и она не собиралась заканчивать их отношения.

Она посмотрела на него слезящимися глазами, но ее голос остался пренебрежительным.

– Песня просто расстроила меня, все в порядке, – отрезала она. – Многие люди становятся эмоциональными, когда слушают такую выразительную музыку. Те из нас, у кого есть чувства, конечно же.

Глаза Чака сузились, но он не попался на удочку, сразу интуитивно понимая, что это было лишь оборонительной реакцией Блэр, поскольку она признала, что было источником ее печали.

– Она напоминает тебя о уходе отца? – спросил он, пристально глядя ей в глаза так, чтобы он смог понять, если она захочет солгать ему.

Блэр угрюмо вздохнула под его пристальным вниманием.

– Да, – неохотно призналась она. Чак ничего не сказал, но нежно поцеловал ее в лоб.

– Это напоминает мне о том, какой одинокой я была после того, как он ушел, – призналась Блэр. – Какой одинокой я бываю до сих пор… и это заставляет меня думать…. о всех других людях, которые бросили меня.

Сочувствие Чака сразу превратилось в ревность, и он отпустил ее руку.

– Так вот в чем дело? Это значит, ты хочешь вернуться назад в объятия твоего драгоценного принца, даже если его корона уже не так чиста после секса с твоей лучшей подругой? – жестоко выплюнул он.

Яростный взгляд Блэр был обращен на его руку.

– Нет, это заставляет меня задаваться вопросом, почему я обладаю удивительным талантом окружать себя людьми, которые делают мне больно, – она плакала, ее тон явно свидетельствовал о том, что она включает его в эту группу. – Это заставляет меня думать о том, как не только мой отец, но и Серена, и Нэйт, практически все важные люди в моей жизни подводили меня в тот или иной момент.

Чак сразу почувствовал угрызения совести за нападение на Блэр и неспособность успокоить ее. Конечно, Блэр не могла просто забыть о боли, что причинил ей Нейт, только потому, что она была с Чаком сейчас. Так же сильно, как он хотел иметь возможность стереть воспоминания о многих годах, которые она провела с его лучшим другом, из ее голове, он хотел сохранить их отношения. И ссориться с ней было равносильно тому, чтобы бросить ее в объятия Натаниэля, что было неизбежно, если она узнает, что он держал их на расстоянии друг от друга и что Нейт хочет вернуться к ней обратно.

– Прости, – сказал Чак. Губы Блэр расслабились, и она перестала хмуриться, но ее тело оставалось напряженным. Чак обнял ее. – Просто для заметки, я никогда не бросал тебя, – выдохнул он нежно в ухо Блэр, когда она немного расслабилась.

Блэр почувствовала, что ее сердце стало биться быстрее от его слов. Потому что это было правдой, из всех людей в ее жизни Чак был единственным, кто никогда не бросал ее, никогда не подводил ее. И он был с ней, когда остальные уходили – сначала ее отец, затем Серена и, наконец, Нейт. Конечно, некоторые могут сказать, что он был даже слишком близок с ней, учитывая, что они переспали после около двадцати минут от расставания. Но он всегда давал ей то, чего она хотела. И даже после того, как она оттолкнула его на следующее утро, он был рядом в следующую ночь. С бриллиантовым ожерельем. Так что вполне естественно, что сердцебиение Блэр ускорялось, и она чувствовала разливающий жар внизу живота всякий раз, когда думала о нем. Это пугало ее. То, что он никогда не оставлял ее, никогда не причинял ей боль, не значит, что он никогда не сделает этого. Она никогда не думала, что Натаниэль, или Серена, или ее отец смогут сделать ей больно. Поэтому Блэр послушалась, когда холодный голос в ее голове прошептал, что она должна сделать все возможное, чтобы искоренить это чувство.

Она медленно выбралась из его рук.

– Ну, тоже для заметки, я больше не верю в очарование принца, – сказала она ему с саркастической ухмылкой.

Чак закатил глаза.

– Так значит девушка, которая говорила мне в пять лет, что собирается сделать свою жизнь идеальной сказкой, больше не включает в нее очаровательного принца? Как ты собираешься написать в конце «долго и счастливо» без принца? Хотя я полагаю, что у тебя точно есть очаровательная принцесса, – с намеком протянул Чак.

Блэр ударила его в грудь.

– Нет, я думаю, что это будет звучать как твое «долго и счастливо» на самом деле. Но, как бы это не происходило, я больше не поклонница сказок.

Чак уставился на Блэр. Все, кто общался с ней, знал, что Блэр Уолдорф любит сказки. Каждый Хэллоуин в детстве он видел, как она одевалась в разных принцесс: Золушку, Рапунцель, Спящую красавицу, Русалочку и, конечно, в ее фаворитку – Белоснежку. Это было непостижимо, что она перестала верить в сказки просто потому, что Натаниэль Арчибальд больше не играл главную роль принца.

– Уолдорф, как ты можешь ожидать, что я поверию, что ты перестала верить в сказки? Это непостижимо.

Блэр грустно улыбнулась.

– Это не так. Это именно то, что происходит, когда отец, который читал тебе сказки в детстве, кто учил тебя верить в них, убегает во Францию с другим мужчиной. Они были моим доказательством, Чак. Я думала, что я смогу иметь замечательную жизнь-сказку, потому что это то, что я считала, было у моих родителей. Но все это было ложью. С тех пор я поняла, какие утомительные на самом деле сказки.

Она выглядела такой раненой, что Чаку захотелось обнять ее. Но ее голос был холодным, и она выражала презрение к своей прошлой наивности. Чак знал, что это было возможностью сменить тему, проигнорировать боль этой девочки рядом с ним, потому что это было тем, чего он не хотел признавать.

– Ну, я никогда не был слишком сентиментальным и открытым. Я не думаю, что я на самом деле знаю хоть какие– то сказки.

Блэр рассмеялась.

– Чак, я знаю, что ты гордишься собой за воплощение цинизма в Верхнем Ист-Сайде, но даже ты обязан знать, по крайней мере, некоторые сказки, независимо от того любишь ли ты их или нет. Ты не можешь ожидать, что я поверю, что ты появился на свет, потягивая виски, покуривая сигары и издеваясь над глупостями других простых смертных. – Она протянула руку, чтобы с улыбкой ущипнуть его за щеку. – Даже великий Чак Басс должен был быть просто милым маленьким ребенком, который слышал те же самые истории, что рассказывали родители даже в Бруклине своим детям перед сном.

Чак улыбнулся ее внезапному игривому настроению, но покачал головой.

– Большой Плохой Барт не из тех, кто читает сказки перед сном. И я думаю, няне не платили сверхурочно, чтобы оставаться и делать это. Учитывая то, что я помню ее впечатляющую стойку раком, Барт заботился не обо мне, когда нанимал ее на работу.

Тон Чака был спокойным и беззаботным, но Блэр была в ужасе. Какими бы ни были недостатки ее отца, он был рядом, когда она была ребенком. Все равно он будет с ней даже сейчас, если она действительно будет нуждаться в нем. Он не был идеальным, но она не сомневалась, что он любит ее. Казалось, что Чак никогда не был в безопасности. В то время как Блэр всегда знала, что у Чака были сложные отношения с отцом, она никогда не осознавала реальные масштабы этой проблемы и отсутствие интереса у Барта к собственному сыну. Чак действительно никогда не делился конкретными деталями своей жизни, не считая тех редких случаях, когда он говорил о своей семейной жизни с ней или Натаниэлем. Живя в Верхнем Ист-Сайде, Блэр слышала истории о менее идиллических методах воспитания в домах, где взрослые были слишком заняты зарабатыванием денег, разводами, получением кайфа или беспокойством о том, что могли увидеть их дети. Но она не могла понять, как можно быть настолько далеким от собственного ребенка, чтобы не найти время, чтобы прочитать ему сказку на ночь.

– Чак, мне так жаль, – выдохнула Блэр, положив руку ему на плечо и закусив губу. – Никогда не слышать ни одной сказки…

– Мне в любом случае не понравилось бы, – быстро прервал ее Чак. У Чака Басса не было душераздирающих историй. – И почему я должен сожалеть о детстве, если оно помогло мне стать таким, какой я есть сегодня?

– Ты имеешь ввиду сделало из тебя очаровательно, скромного, застенчивого человека, – дразнила его Блэр, улавливая правду в словах Чака. Отсутствие сказок в детстве несомненно помогло зарождению его циничного прагматизма. Она может извлечь пользу из такого подхода к жизни.

– Но, может быть, ты прав, – задумчиво сказала Блэр. – Из-за этого у меня не вышло ничего хорошего. Может быть, если бы я никогда не слушала их на ночь, я бы сейчас не плакала над грустной песней из мюзикла, – обратилась Блэр к Чаку. С ожесточенным взглядом она продолжила: – Я не собираюсь больше плакать над чем-то столь идиотским снова. Отныне я приказываю себе не верить в сказки. Я приказываю себе быть реалистом. Я приказываю себе быть похожей на тебя.

Чак испытал неловкость от слов Блэр. Блэр была похожа на него во многих отношениях, и он любил это. Тем не менее, ему также очень нравилось то, что в других аспектах она была совершенно противоположна ему. Такая невинная, такая огненная, способная на такою глубину эмоций. Он не хотела, чтобы она стала такой, как он – измученной, холодной, бесчувственной. Несчастной. Она думала, что, уподобляясь ему, не подвергнется боли опять, но Чак знал, что новый тип боли, нового несчастья займет это место. Он не мог позволить этому случиться, не с Блэр. Ему нужно, чтобы Блэр Уолдорф верила в сказки. Ему нужно быть в состоянии улыбаться от ее беззаботной, уверенной гарантии того, что, каковы бы ни были испытания на пути, в конце концов, ей придется жить «долго и счастливо», как и любой другой принцессе.

Чак снова сел на стул возле фортепиано. Блэр все еще стояла, откинувшись случайно на клавиши пианино. – Это очень плохо, – протянул Чак, руки стали слегка ласкать бедра Блэр. – Потому что я, оказывается, только что вспомнил одну сказку, которую я знаю. Я уверен, что ты никогда не слышала, но, безусловно, должна верить в это.

– Я знаю все сказки, – уверенно и надменно сказал Блэр.

– Только не эту, – не согласился Чак, несомненно, бросая вызов Блэр. Она ненавидела, когда кто-то утверждал, что знает то, чего не знала она.

– Хорошо, – заявила Блэр, закатывая глаза. – Давайте послушаем ее.

– Я забыл, как эти вещи всегда начинаются, – подразнил ее Чак.

– Однажды… – нетерпеливо сказала ему Блэр.

– Что ж, хорошо, однажды была прекрасная королева, которая жила с чрезвычайно богатым королем в заколдованном королевстве, – начал Чак.

– Как оно называлось? – прервала Блэр.

– Манхэттен, – ухмыльнулся Чак. Блэр улыбнулась, он подтвердил ее подозрения. Конечно, для них в Манхэттене всегда было что-то от волшебного королевства. Это была их естественная среда, они жили и дышали духом элитного города.

– Во всяком случае, владея его деньгами и ее красотой, король и королева были очень счастливы. Они были еще более счастливыми, когда обнаружили, что у них будет ребенок, маленький принц, который, как только его надлежащим образом подготовят, конечно, возьмет на себя управление царством. Но когда королева рожала мальчика, она была очень больна. Ей было так плохо, что она умерла. Царь был тоже омрачен печалью. И из-за смерти матери и печали отца страшное проклятие повисло над новым принцем.

Чак сделал паузу для драматического эффекта и посмотрел на реакцию Блэра. Он не мог поверить в то, что он это делает, говорит ей это. Эта мысль пришла ему в голову в одно мгновение и, даже не думая об этом, слова начали сами литься из его рта. Теперь казалось, что он не мог остановиться. Это было такое облегчение – отвести душу. Признать, что он чувствовал себя проклятым. Часть его боялась того, что Блэр увидет его слабость, поэтому он делал вид, что все это сказка. И она не отстранялась от шока или тревоги, она наблюдала за ним с грустным удивлением.

– Проклятие не позволяло принцу наслаждаться чем-либо вокруг себя. У него было все – целое царство, но он имел мало удовольствия от этого… Он пробовал лучшую еду, но не испытал ее вкуса. Он слушал изысканную музыку, но не чувствовал никакой радости от нее. Он ничего не чувствовал. Ему казалось, что каждый следующий день обречён быть таким же скучным, как и следующий, – он снова остановился, улыбаясь ей.

– Принц мирился с этим фактом, пока однажды прекрасная принцесса не появилась перед ним. Когда она танцевала для него, его глаза открылись, и он вдруг смог увидеть ее великолепие. Весь мир, казалось, стал ярче. Позже, когда он провожал ее к карете, она поцеловала его, и она была восхитительной на вкус. Все вокруг казалось более ярким. Когда, наконец, она спела для него, это было так, как будто его уши слышали впервые, и он был в восторге от ее волшебного голоса. Каждый шум казался ему слаще после этого. Проклятие было разрушено.

Блэр посмотрела на Чака. Чак Басс был романтиком! Кто мог подумать? Но теперь она знала, и это было всем, что имело значение. Сердцебиение Блэр выходило из-под контроля, а жар внутри разгорался сильнее по мере его рассказа.

– Ты прав, – сказала она, наклоняясь, чтобы поцеловать его. – Этой сказке стоит верить. – Чак улыбнулся и продолжил выводить на ее животе небольшие ленивые круги. Он сидел перед ней, а она упиралась в пианино.

– Так тебе нравится мой голос, да? – Блэр стала дышать чаще, ощущения, как пальцы Чака пускали электрический разряд по ее телу.

– Ммм. Особенно, когда ты сидишь на фортепиано, и поешь, смотря прямо на меня. Удивительно сексуальная, – протянул он, двигаясь пальцами вниз, задевая центр ее живота.

– Мне нравится, – ее дыхание перехватило, когда его пальцы стали порхать над ее пупком, и он ухмыльнулся, – когда ты играешь на пианино, – продолжила она.

– Почему? – Спросил Чак, он расстегнул несколько средних кнопок блузки и начал целовать нежную кожу ее живота.

– Смотреть, как твои пальцы летают по клавишам… быстро… уверенно… они точно знают, что делатют.. это меня заводит, – прошептала Блэр. О Боже, она никогда бы не сказала вещи такого рода Нейту.

– Тебя привлекают мои пальцы? – изумленно спросил Чак. Блэр смущенно пожала плечами.

Не удовлетворившись этим ответом, Чак опустил руку ей под юбку, потирая ее клитор через увлажненные трусики. – Так? – спросил он.

– Д… Да! – воскликнула Блэр, он все быстрее и быстрее грубо поглаживал ее. Чтобы показать свою признательность за ее честность, Чак сунул пальцы под ее нижнее белье. Его глаза немного закрылись, когда он почувствовал, какой жаркой и влажной она была для него уже. Иисусе, она была невероятна.

Теперь он нуждаясь в разрядке, Чак резко встал и толкнул ее назад на фортепиано, чтобы она села на клавишах. Он снял ее трусики и потерся пахом о ее бедра. Блэр застонала от удовлетворения.

– Чего еще ты хотешь? – спросил Чак, расстегивая остальную часть ее блузку.

– Тебя, – прерывисто ответила Блэр, поскольку комок удовольствия между ее ног начинал пульсировать сильнее, когда она почувствовала, насколько большим и твердым был Чак через ткань штанов.

– Что я должен делать? – потребовал Чак, потираясь о нее дальше.

– Прикасаться ко мне… касаться моей груди, – простонала Блэр. Чак услужливо протянул руку и, касаясь поверх лифчика, начал гладить ее грудь, сжимая и теребя ее затвердевшие соски.

Блэр обратила свое внимание на его промежность, лаская через штаны. Это было так хорошо, но Чак знал, что необходимо освободиться от одежды. Как будто прочитав его мысли, Блэр расстегнула молнию, сняв сначала штаны, а после его нижнее белье. Схватив его возбужденный член, она начала сжимать его в кулаке. Чак втянул в себя воздух, затем застонал.

– Тебе нравится это? – лукаво дразнила Блэр, пробуя его же игру на нем.

– Это так хорошо. Ты так хороша, – бормотал Чак, перед тем как облизать губы и впиться в нее поцелуем. После он повел языком вниз и стал лизать и мучить ее соски, а ее пальцы порхали вокруг его яичек. Они даже не были должным образом раздеты, но Чак знал, что он не сможет терпеть слишком долго. Брюки были все еще вокруг его щиколоток, а на Блэр висела расстегнутая блузка и полуснятая юбка, ее ноги были широко расставлены, чтобы был обзор на ее мокрые половые губки.

– Блэр, – проворчал Чак. – Мне нужно быть внутри тебя, прямо сейчас. Ты хочешь перейти на диван? – он не хотел, чтобы ей была неудобно.

– Не…. нет, – захныкала Блэр. – Это займет слишком много времени. Я хочу, чтобы ты взял меня здесь, прямо сейчас.

Если это возможно, слова Блэр вызывали у Чака еще больший энтузиазм. Свирепая защита Блэр (до недавнего времени) статуса ее Д-карты**** зарождали некоторые слухи в школе о ее фригидности. Чак поразился мысли о том, что с самого начала знал, что Блэр быстро превратится в самую страстную любовницу, с которой он когда-либо был, желая угодить и быть удовлетворенной. Он не знал, каким образом ему так повезло.

Со страстным рычанием он вошел в нее глубоко одним движением, подталкивая ее обратно к изголовью пианино. Блэр испустила глубокий стон, царапая руками его шею и обвивая ноги вокруг его талии. Он захватил ее рот для нового поцелуя, прежде чем стал двигаться в ней все сильнее и быстрее, пока не почувствовал, что ее тело двигалось в унисон с его, и он наконец достиг разрядки.

Они оставались на мгновение, ошеломленные, задыхаясь и пытаясь сфокусировать взгляд. Тогда они услышали звук открывающегося лифта, Блэр прошипела в панике:

– Мама пришла домой раньше. – Это было удобно, что они не раздевались до конца, потому что Чаку нужно было только застегнуть молнию штанов, а Блэр только поправить волосы, когда ее мать вошла в комнату.

Оба Блэр и Чак почувствовали свободу после их репетиции днем, благодаря признаниям, которые они разделили. Блэр также обнаружила, что с тех пор она была в состоянии петь «Wishing You Were Somehow Here Again», не поддаваясь эмоциям. Изгнав своих демонов просто признанием перед Чаком, она смогла обуздать чувства мелодии и использовать их для своего выступления. Она была готова начать постановку сцен с остальными актерами на следующей неделе.

Комментарий к 2 Глава. Хочу, чтобы ты снова оказался рядом

* Эвфемизм – нейтральное по смыслу и эмоциональной «нагрузке» слово или описательное выражение, обычно используемое в текстах и публичных высказываниях для замены других, считающихся неприличными или неуместными, слов и выражений. В политике эвфемизмы часто используются для смягчения некоторых слов и выражений с целью введения общественности в заблуждение и фальсификации действительности.

** Нуар – жанр американского кинематографа 1940-х – 1950-х годов, запечатлевший атмосферу пессимизма, недоверия, разочарования и цинизма, характерную для американского общества во время Второй мировой войны и в первые годы холодной войны.

*** «Fever» – песня, написанная американскими поэтами-песенниками Эдди Кули и Отисом Блэкуэллом и записанная в 1956 году Литлом Вилли Джоном. Наибольший успех песне принесла версия Пегги Ли 1958 года. В 1960 году идентичную версию записал Элвис Пресли. Позже песню исполняли множество музыкантов (Том Джонс, Сара Вон, Аманда Лир,Мадонна и другие).

**** Д-Карта – Девственность

========== 3 Глава. Музыка Ночи ==========

Серена и Блэр хихикали, пока обыскивали комнату c реквизитом, смеясь над всем удивительным и странным снаряжением, оставшимся с прошлых представлений в Констанс и Сент Джуд. Сегодня был первый день настоящих репетиций, индивидуальные изучения песен с педагогом по вокалу уже прошли. Но на данный момент режиссер Спенсер Филдинг был занят работой с хором на сцене, оставив двух лучших подруг свободно веселиться за кулисами.

– Так, мы виделись не слишком часто за последние несколько недель,– начала Серена таинственным голосом. Она хотела точно знать, что происходит между ее лучшей подругой и будущим сводным братом и была полна решимости пробиться через уклончивые ответы Блэр. Серене были необходимы подробности их отношений, чтобы выполнить свой долг и защитить ее, даже если подруга умышленно запутывала свою жизнь с помощью знаменитого плейбоя. Но также ей была действительно интересна странная активность этих двоих. Она сравнивала это чувство с ужасной тягой, которую чувствуешь, когда проходишь мимо дорожно-транспортных аварий, или с извращенным желанием посмотреть на стоящих на краю людей, чтобы увидеть, действительно ли они спрыгнут.