355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Бидхан Бондепадхай » Цикл «Просветители». Серия «Заповедник человечества». Книга первая: Стороны монеты » Текст книги (страница 2)
Цикл «Просветители». Серия «Заповедник человечества». Книга первая: Стороны монеты
  • Текст добавлен: 15 апреля 2020, 03:30

Текст книги "Цикл «Просветители». Серия «Заповедник человечества». Книга первая: Стороны монеты"


Автор книги: Бидхан Бондепадхай



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

Снова война и резня. Вот только не было грязи и пыли. Но всего остального хватало с избытком. Как говорится – из огня да в полымя.

Толком не отдохнувшие, еле-еле стоящие на ногах солдаты, за несколько часов были доставлены к точке связи противника. Где она? А на кой черт солдату это знать? Солдат – это мясо. Роль солдата – умереть за страну и прихватить с собой как можно больше врагов. Все остальное – мяса не касается.

Мясо шло на бой, шло на смерть. Холодный и горячий металл. Одно мясо давило другое и ни одного вопроса, ни одного слова поперек. Наши напирали, а враг не сдавался. А ведь они такие же! Как и мы, они тоже выполняют приказ! Тоже защищают родных и близких. Да неужели никто в этой людской массе больше не задается теми же вопросами? Неужели все так слепы?! Или все как раз зрячи и потому так рьяно напирают? Неужели человек действительно настолько злое создание? Неужели человек готов прикрываться выдуманной и навязанной правдой, чтобы не сожалеть о своих действиях? Много, очень много вопросов роилось в голове Святогора, но он то отгонял их, то затыкал силой, то замещал их чем-то еще. Он пытался найти оправдание своим же собственным действиям! Против своей воли, щадя собственную жизнь, он отнимал чужие жизни. Он осознавал это, но продолжал дальше, а вопросов становилось все больше, как его злость и ярость. Откуда она взялась? Что с ним случилось? Почему ему теперь так легко стало отнимать чужие жизни?

Враг напирал. Вот один выскочил и Святогор уже не думая, а смиряясь с неизбежным, ударил по врагу очередью. Вот еще один и снова, и снова… Потом снова и снова, и так пока не закончились патроны. А когда патроны закончились, не успевая перезарядиться, Святогор сразил врага ножом, откидывая автомат. Он всаживал лезвие снова и снова, и видел, как враг захлебывается кровью.

Что-то внутри Святогора звонко тренькнуло и мучавшее его чувство пропало. Если раньше он плакал, забивая человека как животное, то теперь этого не хотелось. Это чувство испугало его. Но враг не давал послабления.

На войне всегда так. Вчера ты пацан, с детскими амбициями и мечтами, а уже завтра ты на войне и убиваешь таких же пацанов. День. Всего один день! И ты уже другой. Новые чувства и эмоции захватывали и топили. Черное и белое стирало серость и цветность бытия. На войне ты лишь на одной стороне.

Вот он – переломный момент. Момент, когда человек становиться другим. Ребенок становится взрослым. Не смерти позади, делают из вчерашнего пацана взрослого парня, а момент осознания!

Смертей было много. Десятки, сотни и тысячи на каждого, такого как Святогор.

Пришлось положить десятки, а то и сотни вражеских тел на этот мост, что соединит и позволит пройти захватчикам в лице «наших» к кладезю знаний тех, кого называют «враг». И десятки мальчиков, что еще не стали мужчинами, за короткие часы обратились в оных.

Очередная победа. Очередные пляски на поле брани, среди тел своих и чужих. Важный, вражеский, объект захвачен. Укрепление позиции. Ночь и разбор на месте.

Рота Святогора расположилась недалеко от входа на объект. Вход лишь с дозволения, по поручениям и с новостями. Задача – охрана. Вот так просто.

Многие хвастались и бравировали. Мерились достижениями: кто, сколько убил и как; у кого какие раны и от чего… Святогора мутило от всей этой расхлябанности и напыщенности. Ему хотелось уединения. Ему хотелось одиночества!

Далеко не уходя, Святогор отошел к пруду и в лунном свете разглядывал свое отражение. Святогор был невеликого роста, не тощ и не полон, средненький. У него было округлое лицо и ярко выраженная лопоухость. Нос пуговкой и выразительные, но черные глаза. Его бритая голова делала его лицо похожим на сказочного колобка, вот только взгляд был далеким от сказок. Во взгляде читалось многое, и многое Святогор мечтал забыть.

Позади раздался голос:

– Лех! Ты че там, уснул?

Святогор обернулся.

– Я, это… Лицо умыть. Грязный весь… – мягким, но с хрипотцой, голосом ответил Алексей.

– Ааа… Ну ты это! Умоешься, давай к нам, там пожрать принесли.

– Да-да, сейчас…

Это был Макс, хотя кому, какое дело до его имени. Святогор, или вернее Алексей-Святогор, а проще Леха, окунулся в пруд и как есть вышел на пост.

Пост был укреплен, горел костер и все под общий гомон ели трофейные припасы.

Святогор подсел к общей компании и стал слушать. Говорили уже о девушках и о доме. Вдруг, кто-то спросил:

– Лех! А как тебя правильно звать?

– Что? – Непонимающе ответил Святогор вопросом на вопрос.

– Говорят у тебя имя странное?

– Ааа… Да нет, простое – Алексей-Святогор, – ответил Святогор, с чувством, словно данная тема ему не по душе.

– Ого! Это кто же тебя так обозвал?

Все заржали.

– Родители, кто же еще…

Солдата, что спрашивал Алексея, звали Александром или просто Санек. В роте он был что-то вроде батьки или пахана, ну то есть негласный лидер.

– Странное имя – Святогор… – Санек пожевал, пробуя словечко на вкус. – Что хоть значит?

– «Святогор» – значит святая гора, так звали богатыря великана в русских сказках.

– Во как! – Воскликнул Санек. – Так ты у нас богатырь значит?

Санек упер руки в бока, выпячивая грудь и плечи. Все снова стали ржать.

– Да какой там, богатырь… – Святогор опустил взгляд. – Я и драться то не умею.

– Ага! – воскликнул Санек. – Узкоглазый, которого ты заколол, иного мнения!

Все захихикали. Не ржали, как до этого, а просто – хихикали.

– Проехали, – констатировал Санек. – Девка то есть? Ждет кто дома?

– Нет, то есть, уже нет, – неуверенно ответил Святогор.

– Бросила? Вот сука…

– Нет…

Святогор замолк. Он не знал, какой ответ будет правильным и не стал гадать.

– Я бросил. Думал… Так… Лучше будет, я ведь… Могу и не…

– А думать не надо, – твердо и уверенно перебил Санек. – Умрем или нет – плевать! Дома должны ждать. Либо ждать, либо хоронить. Не решай за других. Любит – люби и ты! А не любит – гони шкуру нахер!

Смеяться никто не стал. Все сидели и слушали. Взгляд у всех был устремлен в костер и все словно бы пытались разглядеть в огненных языках что-то свое.

– А меня вот дома ждет дочь, – вдруг разорвал тишину чей-то голос. – Годик всего, а уже так резво катается по полу, а улыбка! Боже, все бы отдал, чтобы снова увидеть.

– Сколько ж тебе лет? – ответил кто-то другой.

– Двадцать, моей девятнадцать… Улыбка у дочи… Ее. С ямочками на щеках такая…

Глаза солдата заблестели и по щекам потекли слезы. К нему подсел Санек и похлопал по плечу.

– Ну-ну, не раскисай, – ободряюще произнес Санек.

– А тебя, ждет кто? – спросил кто-то у Санька.

– Меня? Нет… Я сирота, рос в детдоме, кто там может ждать?.. – Санек усмехнулся. – Но вот когда война закончится, приеду в родной город, найду там самую-самую! И сходу: «Выходи за меня!». А на груди у меня медали будут и форма, вся такая ровная, красивая. И все чин по чину! Лепота. Не устоит и сразу скажет мне «да».

Раздался голос:

– Или пошлет!

Все загоготали!

– Ты ж военный, фу! – продолжал пискучим голосом. – Уйди противный!

Все ржали пуще прежнего.

– Да пошли вы… – отозвался Санек.

– А я вот, после войны, дом хочу построить! И чтобы у моря!

– А мне бы…

Они еще долго говорили о доме, о своем будущем после войны. Много смеялись и мечтали. Кто-то плакал, вспоминая что-то, с чем пришлось расстаться или что, или кого потеряли. Спорили и ругались.

Кто-то сказал, что каждый из нас внутри себя носит машину времени. Воспоминания уносят нас в прошлое, а в будущее наши мечты. Но одна машина времени всегда несет всех в неизбежное и суровое будущее – само время. Мечты – это розовые очки, скрывающее реальность, наркотик, вызывающий привыкание. Мечты должны идти изнутри в мир и валить реальность, как топор валит дерево. Мечта не должна уходить внутрь и позволять реальности придавить тебя. Мечта – это надежда, а надежда – должна умирать последней.

В веселую компанию ворвался твердый голос:

– Смирно!

Все как есть встали по струнке и отдавали честь. В солдатскую группу, словно бы из ниоткуда, вписались несколько офицеров.

– Младший сержант Соколов!

Короткая тишина.

– А… Я! – неуверенно выкрикнул Санек.

– Проследуйте за нами.

Дверь распахнулась и офицеры, вместе с Саньком, проследовали внутрь. Повисла тишина.

– Младший сержант? – неуверенно кто-то произнес.

Все гадали: что и как? А через час все вопросы, вернее большая часть, разрешились.

Когда дверь распахнулась, и из нее вышел Санек, все налетели на него с вопросами.

– Ну, че там?

– Ковалев, Алексеев и Сенюк. Собирайте пожитки и за мной.

Святогор встрепенулся, услышав свою фамилию.

– Так че? – нетерпеливо насаждал кто-то.

– Меня повысили, – немного неуверенно ответил Санек. – И приказ: доставить в штаб документы. Все. Первостепенный приоритет.

– А мы? – послышался недоуменный голос.

– А вы остаетесь держать позицию. Все. Так, вы трое, живее.

Через десять минут вся четверка двигалась к побережью. Там уже ждали. Их погрузили и отправили к Владивостоку и уже через несколько часов они были в штабе.

Что было в документах, никто не знал, но документы были важны, ибо их не отправили через каналы связи, а банально из рук в руки, через посыльного. А уже в штабе, когда документы были доставлены, какой-то сержант беспардонно выхватил их из рук Санька и исчез за дверьми.

Возник резонный вопрос: «А на кой ляд были нужны мы?». Санек – посыльный, а остальные? Ответ не знал и Санек. Ему приказали – он исполнил. Сказали – важно и взять еще троих бойцов. Все.

Через пару часов ожиданий в штабе начало что-то происходить. Весь вокзал оживился. Все куда-то заторопились, шли нервные разговоры. Четверка нервно оглядывалась. И дураку становилось ясно, что что-то произошло, что-то очень и очень серьезное. Потом в общий гомон втерся радостный возглас, и цепная реакция радости распространилась по всему штабу. Все ликовали. Все бежали куда-то, и четверка решила последовать за толпой. В толпе спрашивали: «Что случилось?» А на вопросы отвечали: «Победа! Они отступают!»

Да. Чуть позже все подтвердилось. В переданных Саньком документах были координаты. За те пару часов, что четверка ждала, по данным координатам был нанесен удар и противник пал. Битва была выиграна. Нет, не война, всего лишь битва, всего «один» враг. Но сколько радости!

Весь штаб радовался. Столько счастья, словно наступил новый год. Радовались и солдаты, и офицеры, все! Счастью не было границ. Пить спиртного, правда, было не разрешено, а вот еды было вдоволь! И вкусного питья было тоже не мало. Нет алкоголя, ну и ладно. И так хорошо.

Святогор сидел и разглядывал людей. Ведь лишь один противник повержен, а сколько их еще? Святогор посмотрел на свои руки. Они были испещрены линиями и бороздами. Зияли царапины и порезы, а сама кожа была грязной и в рассвете казалась старческой. Святогор чувствовал себя не пацаном, а увядающим стариком. Он глядел на веселящуюся толпу и подобно старику брюзжал себе под нос. Мелкий лицемер засел у Святогора внутри. Ему не хотелось веселиться, ему хотелось – забыться! Выкинуть все пережитое из головы и потому он выдергивал из памяти хорошие и чистые воспоминания, а когда картины насилия вдруг всплывали и наваливались на воспоминания, он с еще большей силой давил и выдавливал все хорошее. Святогор не желал сдаваться. Святогор не желал становиться как все эти хвастуны. Слабость это или сила? Если я жалею врага – это слабость или сила?! Если я ценю жизнь, и само насилие мне претит, что я – слабый? В чем гордость убийства?

Святогор решил не думать больше… Философия не его конек. Как сказал его отец: «Философ – это самоубийца. Простым людям могилу роет смерть. А философ роет себе могилу сам».

Клонило в сон, и Святогор решил пойти спать, но дойти он не успел. Штаб взорвала чудовищная новость!

Да. Враг был разгромлен, он не ожидал удара, но отступать они начали еще до удара! Противник покидал позиции по невыясненной причине и разбор добытых данных дал понять, что противник намеренно направлялся к определенной цели. В ходе дальнейшего разбора были получены и другие данные. Америка, Канада, Германия, Китай и многие другие стремились добраться до кораблей-ковчегов. Высшие чины, предчувствуя неладное, отдали распоряжение на отступление ближайших, к ковчегу нашего государства, войск. На короткое время война прекратилась и все ждали ответа. А ответ был – пустышка! Пустышка! БРОСИЛИ ВСЕХ!

Пока все воевали, главы государств, ученые и кто там еще покинули Землю и отправились к Земле-2 – Тейе, а всех остальных (15 миллиардов человек) бросили! Не было сказано ни слова. Под шумок. Ковчеги – это пустышки. Они не то, чтобы к другой планете не способны добраться, они даже от земли оторваться не могут. Все главы государств объединились, развязали войну и пока мы воевали – бросили… Отвлекли внимание «недостойных» и бросили!..

Все. Абсолютно все люди на планете Земля замерли от ужасной новости. 15 миллиардов людей…

– Как же… Как это?! А… А мы?! – звучал общий вопрос.

Ответы на все вопросы получили позже.

Все знали, что Земля гибнет, перенаселение и нехватка ресурсов, а Марс – это и вовсе гиблое дело. Все знали и то, что ученым удалось найти способ быстро перемещаться в космическом пространстве и разведка потенциально «пригодных» экзопланет дала «один» положительный результат. Экзопланета по имени «Тейя» должна была стать Землей-2. Люди строили ковчеги и готовились к переселению, но главы государств развязали войну за возможность первыми населить Тейю. Из-за войны многим стало не до ковчегов. Строительство продолжилось, но уже в полной секретности. Вернее, там делался вид, что что-то строилось, а учитывая то, что сбежали все главы, было ясно, что война – это шумиха. Записали себя в круг избранных, собрали пожитки и бросили. Вот так просто. Кто-то взял и решил за всех. Кто-то взял и определил ценность каждой человеческой жизни.

Но война на этом не закончилась. В отчаянии и гневе, многие развязали свою войну. Больше не было государств, более не было правителей. Были только люди – брошенные на произвол судьбы люди! Человек превратился в животное, которое более не сдерживал ошейник морали, лжи и надежды. Все осознали, что они все еще просто «трепыхающиеся мертвецы». Зачем сдерживаться? В руки людей без морали и надежды попали орудия войны всех видов. Человечество превратилось в двуглавого орла: в одной руке был фобос, а в другой деймос. Этот орел получил полную власть над всеми видами смерти. Хочешь заколоть? Коли! Хочешь застрелить? Стреляй! Хочешь отравить? Бомбу атомную бросить? Вирус опасный выпустить? Забить или изнасиловать? Ради Бога! Все виды смерти! Все! Не желаешь убивать – дичь. Желаешь – охотник.

Мир дрожал. Тень нового всадника апокалипсиса войны «Человек» опустилась на мир. Переступая тела, он шагал и рокочуще, с надрывом и грохотом, смеялся!

Глава 2. Отправная точка

Всякий человек – человек.

Но не всякий человек – человечен.

Атланты покинули мир, оставив его потребителям. Человек должен был быть венцом природы, ее райским плодом, а человек оказался скверной! Порочные, грешные создания поглощали все подле себя подобно опухоли. Метастазы этой опухоли проникали во все уголки мира, не давая покоя всем и вся.

Чуть больше года военные удерживали Владивосток. Оборона держалась ровно столько, сколько это позволяли продовольствие и боеприпасы. Но как только запасы подошли к концу: кто-то остался и пал вместе с городом, а прочие бежали, пока была возможность. Святогор не был героем и его путь был очевиден. Он, Санька и еще несколько военных покинули Владивосток и направились в сторону столицы – домой. Вначале был транспорт, но его пришлось бросить еще у Хабаровска, техника не справлялась с дорогой, ибо в новой – последней войне, дороги были роскошью. Роскошью было все! Остатки лесов сгорели, оставив после себя скелеты обугленных коряг. Озера и реки обратились ядом. Земля была испещрена нарывами, шрамами и ожогами. По земле и в земле копошились паразиты, а человек шествовал, добивая умирающую Землю.

Так было недолго. Смерть – это начало новой жизни. Человеку понадобился год, чтобы убить и отравить былую природу. Природе понадобился год, чтобы подобно фениксу, восстать из могилы в новом обличии. Жизнь – сильная и упрямая, ее просто так не сломить. Человек не живет без природы, а вот природа без человека процветает. Когда последняя война пошла на убыль и лишь горстки людей, самых ярых и упорных, старались добить друг друга, Земля запустила очищение. Природа бушевала. Земля обернулась коконом и менялась на глазах. Через год из кокона вылупилась бабочка и начала расправлять свои крылья. Однако эта бабочка не была прекрасна! Эта бабочка не питалась нектаром цветов и не радовалась Солнцу. Этой бабочке была по вкусу кровь! Земля не погибла. Ее жизни угрожал человек, а человек себя, пусть и не совсем, но почти истребил. Теперь Земля брала свое и брала силой!

С момента бегства из Владивостока прошло чуть более двух лет. Первый год небольшая группа военных, вначале на транспорте, а после пешком, двигалась на Запад, стараясь, после потери транспорта, держаться как можно дальше от границ бывшего Китая, захваченной ими Монголии и Казахстана.

Дорога была суровой. Земля бушевала. Невероятной силы ураганы, землетрясения и Бог знает, что и где еще обрушивалось на оскверненную человеком землю и путников. На пути порой встречались такие диковинные и странные вещи и явления, что от одного вида волосы вставали дыбом. Но на пути встречались, и люди… Голодающие, страдающие и умирающие люди. Кто-то сторонился, кто-то угрожал и требовал, а кто-то просился присоединиться. За год пути, отряд сильно изменился. Были те, кто покинул их, а были и те, кто примкнул. И одной руки хватит, чтобы посчитать тех, кто был в отряде с самого начала. Цели всех растворились в едином направлении – запад. Каждый шел по своей причине и лишь Святогор с Саньком хотели попасть на Родину, в надежде, что там хоть кто-то уцелел.

Если первый год пути был борьбой со стихией, то второй год пути был подобен ходьбе по раскаленным углям и битому стеклу. Припасы иссякали, находить новые становилось не то, чтобы сложнее, а опаснее! В новом мире завелись твари, нечета прежней живности. Если раньше можно было бояться всего, что было большим и сильным или маленьким и ядовитым, то теперь бояться, приходилось всего! Неблагоприятные условия и борьба за жизнь превратила всякую, прежде безобидную, тварь в хищника. Каждый хотел одного – есть! Человек по своей природе консерватор. Человек не любит изменения, и вливаться в новый мировой строй не жаждет. Человек потому и создал вторую «человеческую» природу, дабы избежать эволюции. Человек хочет остаться человеком, а все чуждое – уничтожить. Но жизнь – это сила, которая противится смерти, а потому готова на любые изменения. Жить – ради жизни. Новый мир – новая жизнь. Все старое, что не способно и не желает жить в таких условиях – стереть. Разум человека – это единственное, что противится, но природа упряма, а воля человека не безгранична.

За второй год будущие леса поднялись из пепла, что остался от катаклизма войны и природы. Лес рос быстро и упрямо, словно сорняк! А твари, что упорно обживали новый мир, яростно защищали будущий дом. Кем все они были? В последней войне чего только не было. Были излучения всех видов, были все возможные химикаты, были вирусы и бактерии, были!.. Было все. Никто не сдерживал себя. Лишь вначале человечество робело, но войдя во вкус, не сдерживало и не ограничивало себя ни в чем. Что именно породило то или иное создание, ведает лишь Бог. Если таковой есть?! Было и то, что люди называли «аномалии». Вот что их породило?! Воистину, лишь Богу ведомо. Последняя война уже велась не между людьми, а между жизнью и смертью. Борьба велась за право унаследовать будущее. Человек тоже хотел жить, но вот только жизнь в своем будущем человека не видела…

2050 год близился к концу, о чем поспешно сообщали холода и верный счет прожитых дней. Позади пять с половиной, а может и шесть тысяч километров, а впереди еще тысячи четыре, а то и больше. Их путь был извилист, а цифры были, как говорится, на глазок. Кривой дорогой люди миновали Красноярск. Через сам город пройти не удалось, ибо от города остался лишь фонящий радиацией кратер, покрытый чем-то стекловидным. Их путь, в основном, лежал далеко от дорог, а порой, приходилось идти даже вдоль рек или через болота. Останавливались в небольших городах и селах, но гораздо чаще приходилось разбивать палатки. Всякий средний и крупный город приходилось держаться стороной.

По словам Санька, Красноярск – это город, после которого начинается цивилизация. Что это значит? А то, что дальше идут скопления городов, сел, дорог и всего того, чем богата была цивилизация. Ибо до Красноярска весь отряд двигался, в основном, по пересеченной местности, а дальше путь, по идее, должен быть легче, но… Все видели город, видели, что от него осталось и какая гадость расплодилась вокруг города. Отряд двигался в сторону Томска, и у многих не было подозрений, что там такая же ситуация, у всех была убежденность в этом.

Обойдя Красноярск, отряд сделал привал недалеко от села или деревни на реке Большой Кемчуг. Что тут было раньше? Село или все же деревня? Что бы тут ни было, а теперь тут грибное поле, под которым похоронены дома и дороги. Лишь маленькая церквушка выделялась, да и та обросла так, что была похожа на пару гигантских поганок. Бывшее человеческое обиталище было как белая плешь среди черной и бурой растительности. От этой плеши тянуло как от компоста, но главное, рядом не было живности. Живность, вероятно, сторонилась этой грибницы. Сами грибы напоминали поганки, но все покрыты были нитями, очень напоминавшие паутину. А в паутине виднелись скелеты местной живности, а может и не местной… Были и людские кости, среди которых особенно выделялся один скелет в очках и с монтировкой, облаченный в странный комбинезон. Грибница имела четкую границу, это как раз было плюсом, но минусом было то, что она затрагивала реку, поэтому расположиться пришлось выше по течению.

Лагерь состоял из пяти палаток. Эти пять палаток вмещали в себя девять взрослых человек, трех детей и пару младенцев. Палатки стояли звездой, а в центре был костер. Женщины собирали все, что могло гореть, а мужчины искали все, что можно было съесть. Дети сидели с младенцами. Ближе к вечеру в лагере готовился ужин: два больших и три маленьких шестилапых, голых как египетские кошки и безглазых, создания. Их тела походили на сморщенную сосиску, а морда походила не то на крота, не то на зайца. В отряде была собака, которую держали как дегустатора, а потому первый кусок всегда доставался ей. Перед тем как готовить, пищу проверяли на радиацию, а уже после готовки, по поведению и состоянию собаки после первого куска, принималось решение – есть или не есть.

Пойманная дичь прошла проверку и все, с облегчением, принялись ужинать. Мясо было жестким, словно резина, а вкус был как у бумаги. Но никто не морщил нос, никто не возникал или жаловался. Все ели, ибо чувство голода сильнее любых капризов.

Новым миром правил древнейший инстинкт – самосохранение. Фундамент инстинкта – утоление голода и жажды. Ради утоления голода, все прочее, что человек взрастил в себе от сытой, ленивой жизни, было убито и закопано глубоко в недрах понятия – комфорт.

Ужин был в тишине. Последнее время, что ужин, что обед или завтрак – все ели молча. Разговаривать не хотелось. Все погружались в себя и что-то вспоминали, что-то обдумывали или о чем-то мечтали. Даже дети ели тихо. Был отчетливо слышен треск костра. Пламя приятно грело и словно бы создавало атмосферу былого времени. Времени, когда компания друзей выбиралась на природу, чтобы посидеть у костра, поесть шашлыков, просто отдохнуть. Быть может, все сейчас представляли именно это?

После ужина все принялись за свои дела. Санька, как негласный начальник отряда, корпел над картами, думая и размышляя как лучше проложить маршрут. Трое мужчин и Святогор были караульными. Поочередно, каждые два часа караул сменялся. Четыре женщины занимались по хозяйству: стирали тряпки и чистили посуду в плохо отфильтрованной воде, латали дыры на защитных комбинезонах и нянчили младенцев. Дети либо помогали им, либо проводили время с караульными. Ночь была тихой и спокойной, но не уютной. Небо затянуто облаками и свет луны, проходящий через мутно-желтые и серые облака, слабо освещал землю. Света городов давно уже нет, и ночи были особенно темные. Святогор, стоя в карауле, вглядывался в небо. Караульный – это глаза и уши лагеря. Но следит караульный в первую очередь не за той угрозой, что может прийти, а за той, что может выпасть. С неба. Всякие там мутанты, это конечно страшно и опасно, но дожди страшнее. Особенно сейчас – осенью! Дожди часто идут радиоактивные, а порой и кислотные. Палатки способны защитить от дождя, даже от кислот в нем, но от радиации защищает стратегический запас антирадиационных препаратов. Использовать этот запас можно только в крайнем случае, ибо пополняется он редко и только за счет мародерства.

Святогор стоял спиной к лагерю и разглядывал реку. Как и все вокруг, река была черной, от нее веяло приятной прохладой, а сама река была чертовски грязной, но не зараженной. Пить было можно, предварительно потратив несколько часов на ее фильтрацию. Однако вкус отдавал чем-то масляным, но слабо. Оглядев округу, Святогор обернулся к лагерю и обратил взор на детей, что помогали женщинам с младенцами. Святогор, да и другие, давно уже потеряли брезгливость и отвращение к уродствам. На своем пути они встречали много людей, искалеченных всяческой гадостью. Они встречали калек и уродов, с не хватающими и лишними конечностями и органами. С кожей всех возможных цветов. С чешуей вместо кожи, с рогами и копытами. И Бог знает, кого им еще предстоит увидеть и кого им посчастливилось не увидеть. Пара младенцев в руках женщин были словно пара агнцев подстать Новому Эдему. Трехглазый Адам и четырехногая Ева. Первое поколение – будущее новой эры. Их не чурались, их нянчили, их холили и лелеяли, их любили и не желали бросать. Трое детей, лет по пять или шесть, на вид, были нормальными, вот только… Один был похож на старика, у другого кожа была словно не по размеру, а девочка – тощая словно живой скелет! Лишь взрослые выглядели более или менее нормально. Но каждый из них скрывал свой недуг. Страшную язву на теле, прикрывающий чем-либо горб или зоб, кровавый кашель, сыпь или… Новая эра оставила свой след на всех. Но, не смотря на все, человек продолжал жить… Нет, выживать! И бороться!

К Святогору подошел Макс. Его подобрали недалеко от села Талое. Макс постоянно был в балаклаве и в тряпках, не снимая ходил в очках и перчатках. Причина была проста. На всем его теле не было ни единого волоска, на руках и ногах не было ногтей, а кожа покрыта родимыми пятнами всех размеров и форм. Он скрывал это не от других, а от себя. Макс боялся своего тела и потому прятал.

– Моя очередь, – просипел Макс. – Там тебя Александр звал.

– Хорошо, – отозвался Святогор.

Святогор прошел к палатке Санька и, отгибая полог, произнес:

– Звал?

– Да-да, проходи.

Святогор зашел внутрь палатки. Палатка вмещала до четырех человек. Сама палатка была прямоугольной и без окон, а материал палатки напоминал прорезиненный брезент, но Святогор знал, что то была не резина. Внутри, за импровизированным столом из валуна, сидел Санек – сержант Соколов Александр Дмитриевич. Рядом с Саньком дремал пес, который коротко глянул на Святогора и продолжил дремать дальше. На валуне лежала папка, а в ней были карты. Карандаш, резинка, рация и навигатор, напоминающий рыболовный сонар (устройство чуть больше рации с большим экраном и набором кнопок). Карты в папке были старые, еще довоенные, покрытые блеклыми пятнами зелени и голубизны, с паутиной тонких голубых и толстых оранжевых нитей рек и дорог. На карте было множество отметок, вроде: опасно; обход; что-то странное? И так далее. Был отмечен и их путь, который тянулся от Владивостока и до их точки привала. Санек сидел над картой и хмуро вглядывался в линии, водя пальцем то по одной линии, то по другой. Санек выглядел как усталый отец. Его волосы сильно поседели, а его поджатые губы теперь постоянно искажены печалью. И глаза – узкие щелочки с сетью морщин на скулах, превращали, в его-то двадцать шесть лет, в старика.

– Глянь, – произнес Санек и жестом указал на навигатор.

Святогор подошел и посмотрел в прибор. Изображение было черно-белым и показывало местность в радиусе пятидесяти километров.

Прибор этот – навигатор, был военной игрушкой. До войны все гражданские пользовались допотопной системой навигации GPS, которая использовала спутники. Система эта морально и технически устарела, а у военных уже вовсю использовались навигаторы нового поколения. Эти навигаторы использовали магнитное поле Земли и требовали лишь немного электричества, которое добывалось небольшой динамо-машиной с обратной стороны прибора. Крутанул ручку и наслаждайся. В памяти устройства заложены карты с привязкой магнитных полюсов или линий, или чего-то там… Короче! Когда человек движется, движется и прибор, чувствительный датчик реагирует на поле и ориентируется по нему, как компас! Но при этом, прибор выдает точное местоположение, но в ограниченном радиусе. Санек использует его не только как навигатор в их путешествии, но и как детектор аномальных возмущений поля. Как только в радиусе появляется такое возмущение, на карте, в той точке возмущения, начинает происходить черти что. Прибор отображает эти возмущения в виде некоего клубка линий, которые постоянно движутся.

Святогор глядел в прибор и видел два больших возмущения, а между ними шла дорога.

– А… Не понял? – недоумевающе спросил Святогор.

– Приглядись внимательнее, – посоветовал Санек, указывая на карту.

Святогор глянул в карту и нашел отметку их привала. Мысленно накладывая карту из навигатора, он продолжил их путь по дороге и уперся в два приличных города. Первая мысль – идти в обход, но тут же отогнал ее, так как мысленное представление местности из навигатора рисовали приличные возмущения. Святогор удивленно расширил глаза.

– Предлагаю делать крюк, – произнес Санек шепотом, видя глаза Святогора.

Святогор перевел безумные глаза на Санька и произнес:

– Ты ебнулся что ли? – шепотом ответил Святогор.

– А что ты предлагаешь? – возмущенным шепотом парировал Санек. – Через город идти? Нет уж, увольте!

– Да ты сам посмотри! Тут же крюк километров двести!

– И что? Мы и раньше крюк давали.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю