Текст книги "На всю оставшуюся жизнь (СИ)"

Автор книги: Bazhyk

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

========== 1. Пролог ==========

Драко проснулся от раската грома. Над Хогвартсом бушевала гроза, было слышно, как завывает ветер в трубах, отсветы молний проникали даже сквозь плотно задернутые шторы на высоких узких окнах. Снова бабахнуло, Драко поежился и попытался завернуться в одеяло. Гро́зы он не любил.

Стоп! Какие окна?! В его комнате нет окон, в подвалах Слизерина вообще нет окон! И одеяло не его – слишком толстое, почти воздушное, невероятно мягкое и большое. И простыни не шелковые, и пахнут непривычно. Приятно, но не привычно! Драко распахнул глаза и уставился в темноту. Он явно был не у себя, потому что в его кровати никогда не спал рыжий пушистый кот – а сейчас плоскомордый зверь лежал прямо перед лицом Драко, смотрел сквозь узкие щелочки и раскатисто мурчал.

Опасности юноша не чувствовал, а вот смятение – очень даже. Он совершенно не представлял, где очутился, как сюда попал и что теперь делать. Впрочем, если осторожненько выбраться и тихо удрать, никто, может быть, и не узнает, что он заснул Мерлин знает где. Драко начал приподниматься на локте, и тут сзади кто-то тяжело вздохнул, к голове Драко протянулась рука и… погладила его по волосам.

– Спи, солнышко, – раздался сонный девичий голос. – Все в порядке, это всего лишь гроза.

Около минуты Драко лежал, глупо хлопая глазами. Связных мыслей не было, только паника и растерянность. Голос был смутно знаком и вызывал подспудные воспоминания, надо сказать, довольно приятные. Но совершенно размытые! Драко медленно повернул голову в ту сторону, откуда с ним заговорила незнакомка, присмотрелся и в слабом свете горящего камина опознал…

– Грейнджер?! – потрясенно выдохнул он.

Гермиона, не открывая глаз, снова погладила его по голове, ее ладонь сползла ему на плечо, пальцы мягко и ласково потерли ключицу, добрались до шейного позвонка и принялись кружить там.

– Спи, малыш, – пробубнила девушка, похоже, не просыпаясь, – и мне дай поспать. Я очень устала.

Еще через полминуты приятные поглаживания на шее прекратились. Кажется, Грейнджер провалилась в сон. Ее рука, впрочем, осталась там, где и была, и Драко с удивлением обнаружил, что ему это нравится. Но сонные ласки Гермионы Грейнджер никак не объясняли, что он делает в ее постели! Драко пошевелился – и залился краской, ибо, по ощущениям, был абсолютно голым.

Устраивать сцену с выяснением отношений посреди ночи в полнейшем и безоговорочном неглиже не хотелось. И не хотелось пробираться через весь Хогвартс в чем мать родила, в лучшем случае прикрываясь какой-нибудь тряпкой с символом Гриффиндора. Лучше он дождется подъема и потребует у Грейнджер объяснений. А пока можно полежать и попытаться вспомнить, что же привело потомственного аристократа Драко Малфоя в постель и теплые объятия магглорожденной ведьмы Гермионы Грейнджер.

Память Драко подвела – он уснул.

Утро началось с некрасивой сцены, однако устроил ее не Драко, а его родной высокопоставленный папочка. Будильник только-только перестал орать дурным голосом, прихлопнутый уверенной рукой хозяйки комнаты, когда дверь распахнулась, как от пинка, и в спальне Гермионы оказался Люциус Малфой собственной недовольной персоной. За спиной аристократа маячили растерянная профессор МакГонагалл и философски спокойный директор Дамблдор.

– Надо же, как интерессссно! – по-змеиному прошипел Малфой-старший, глядя на трущего глаза сына и сонно моргающую девицу. К облегчению Люциуса, девица была в пижаме. А вот родной сыночек, с которого сползло одеяло, щеголял голым торсом и, похоже, задница его тоже была прикрыта лишь постельным бельем. Всыпать бы по ней, подумалось Люциусу.

– Папа? – Драко приподнялся на локтях, прищурился. – Привет, – растерянно промямлил он, – а что ты здесь делаешь?

– Нет, вы только посмотрите на него! – вскричал Люциус, потрясая руками. – Что я здесь делаю? Это что ты здесь делаешь?! Вот объясни своему отцу, что ты делаешь в постели незамужней девицы, а?

– Так это… – Драко проморгался и посмотрел на родителя. – Сплю.

– О-о-о! – голос Люциуса сочился ядом. – Это я вижу.

– Доброе утро, господа, – прочистила горло Гермиона. – Не могли бы вы выйти?

– С вами, юная леди, у меня будет серьезный разговор, – процедил Люциус, обжег не до конца проснувшегося сына гневным взглядом и вылетел из комнаты. Следом за ним, грустно усмехнувшись, ушел директор. Профессор МакГонагалл окинула молодых людей укоризненно-извиняющимся взглядом и тоже собралась уходить, сказав напоследок, что пришлет кого-нибудь с одеждой для мистера Малфоя. Драко представил, что его увидят в постели Грейнджер, и побледнел. Девушка, видимо, правильно расшифровала выражение его лица и попросила МакГонагалл послать за вещами Джинни – она и так в курсе событий.

Профессор ушла, и Драко с Гермионой остались наедине. Драко уткнулся лицом в подушку и застонал. Гермиона вздохнула, вылезла из постели и принесла свою ученическую мантию.

– Надень пока, – сказала она, – не сидеть же голышом, пока за твоими вещами бегают. Замерзнешь, простудишься…

Драко недоверчиво уставился на нее, но Гермиона действительно протягивала ему мантию. И смотрела как-то грустно.

Выхватив у девушки спасительную одёжку, Драко попытался натянуть ее прямо под одеялом. Гермиона хихикнула и отошла к столу, отвернулась. Юноша быстренько обмотал одеяло вокруг бедер и полез в нерасстегнутую мантию, чтобы через пару секунд беспомощно воззвать:

– Грейнджер, я застрял!

– Ох, горюшко! – вздохнула Гермиона, и Драко почувствовал, как ловкие пальцы выпутывают его волосы из петель, а потом помогают просунуть голову в воротник. Когда он снова смог на нее смотреть, Гермиона щелкнула его по носу.

– Эй! – возмутился Малфой.

И снова в глазах Гермионы промелькнула светлая грусть.

– Идем, я тебе все расскажу, – она вернулась к столу, и Драко нехотя поплелся за ней – ступать босыми ногами по полу с вытертым ковром было непривычно.

Как только юноша уселся за стол, перед ним возник стакан с молоком и тарелка с печеньем, а на колени вспрыгнул кот. Рыжий захватчик потоптался по Драко с хозяйским видом, устроился и басовито заурчал. Создавалось впечатление, что кот Грейнджер знаком с Драко давно и принимает его за своего.

– Я не пью молоко, Грейнджер, – с отвращением произнес юноша. – И сладкое с утра не ем.

– М-да? – девушка насмешливо заломила брови. – А кто стрескал годовой запас моих МакВитис*?

– Ладно, – проворчал Драко, вертя в пальцах печенюху. – Рассказывай давай, чего ты там хотела…

Гермиона села напротив Драко, побарабанила пальцами по столу – юноша вспомнил, как ночью эти пальцы поглаживали его по шее, пуская мурашки вдоль позвоночника, порозовел скулами и спрятался за стаканом молока – и начала рассказ.

Комментарий к 1. Пролог

*McVitieʼs – популярная в Британии марка имбирного печенья.

========== 2. Мадонна с младенцем ==========

Вальпургиева ночь – одна из тех, когда студентам Хогвартса позволено многое, и даже чуть больше. В этом году гроза не дала старшекурсникам устроить шабаш с барбекю и контрабандным огневиски на природе, но школа все равно не спала: в укромных уголках прятались парочки, в гостиных компании пели и веселились, а по коридорам то и дело пробегал кто-нибудь, посланный на кухню за вкусняшками. Короче говоря, не ночь, а сплошная головная боль для бедного Филча. Недовольный старик бродил по своим владениям в сопровождении верной миссис Норрис, ворчал и уже готов был сорваться на первом встречном. И случай ему представился – он встретил студента Слизерина в полном одиночестве. Филч оскалился, радостно потер сухонькие лапки и разразился гневной речью о наглости и бесполезности нерадивых учеников. Белобрысый юнец смотрел на него со смесью брезгливости и страдания на лице, но молчал.

– Мистер Филч! – раздалось из-за спины, и сказано это было таким уверенным и строгим тоном, что завхоз поначалу струхнул: уж не декан ли МакГонагалл бродит ночью по школе и отбирает его хлеб? Каково же было удивление вредного старика, когда он обнаружил всего лишь семикурсницу с Гриффиндора! А она тем временем продолжала: – Вы же прекрасно знаете, что именно в эту ночь студентам позволено находиться в общих помещениях после отбоя. И никто – ни вы, ни директор Дамблдор, ни сам Мерлин не могут нам запретить гулять, веселиться и даже нарушать правила. Так что оставьте свои нотации на другие дни и будьте добры отстать.

Раздосадованный завхоз недобро прищурился, запоминая нахалку, но возразить ему было нечего и он ушел. А нахалка, поудобнее перехватив книги, которые она тащила из библиотеки, внимательно посмотрела на спасенного студента.

– Малфой, что ты тут делаешь?

– Отстань, Грейнджер, не твое дело.

Вот и весь разговор, как всегда. Драко Малфой не любил Гермиону Грейнджер, и весь Хогвартс был уверен – за то, что она магглорожденная, ведь это самый большой недостаток любого мага, так считали поколения предков Драко, так должен считать и он сам. По правде же, Драко до Гермиониного происхождения дела не было, просто он сильно недолюбливал ее дружков, Поттера и Уизли. Те отвечали ему полной взаимностью, и редкое общение молодых людей сводилось к обмену оскорблениями и злыми подначками. Счет был приблизительно равный, так как проехаться по Уизли было легче легкого, но Поттер неизменно портил вкус победы каким-нибудь невинным замечанием, от которого у Драко сводило челюсти и непроизвольно сжимались кулаки.

– Я хотела как лучше, – вздернув нос, холодно произнесла девушка. Окинув Малфоя надменным взглядом, она ушла, а Драко остался на подоконнике в пустом коридоре. Вообще-то, как ни стыдно было это признавать, Грейнджер появилась очень кстати: в родных слизеринских подвалах дым стоял коромыслом и заснуть не получалось, веселиться со всеми у Драко не было сил и желания, а ворчание подло подкравшегося Филча въедалось в мозг и не давало хотя бы сконцентрироваться на достаточно едком ответе. Так что Грейнджер его, можно сказать, спасла, иначе вскоре разболелась бы голова, как обычно во время грозы. Драко вздохнул и уставился в темноту за окном, изредка разрываемую молниями.

А на утро снова были занятия, и многие студенты, особенно те, кто накануне пробовал огневиски, начали подозревать, что Вальпургиевы гуляния дирекция разрешает с коварной целью проверить учеников на стойкость.

Зловредный Снейп отрывался на классе по полной программе, дав самостоятельную по авторским зельям. Похмельный и помятый Рон Уизли был так откровенно где-то вне занятия, что Снейп удостоил его чести варить зелье старения – плод антинаучной фантазии старших братьев. Некстати хихикнувший Драко пожалел об этом мгновенно: его поставили в пару к Уизли. И даже поспорить не дали. Пришлось двум старинным недругам работать сообща.

Выходило у них из рук вон плохо: Рон не помнил не только формулу, но даже то, спрашивал ли он ее вообще у Джорджа и Фреда, а если спрашивал, то поделились ли ею близнецы. Драко, не знавший об этом зелье вообще ничего, скрипя зубами, следовал указаниям Уизела, и только его дотошность и скрупулезность помогла им уложиться в отведенное время.

Почти час бок о бок с человеком, который тебя не переваривает – страшное испытание для нервов. Незадолго до конца занятия Рон и Драко сцепились, шипя друг на друга почище змееустов на конкурсе художественного шипения, и добрый профессор, демонстративно подтянув рукава, подошел к ним и ткнул лбами в стол. Рону было не привыкать, а Драко от неожиданности разинул рот – и со всей дури окунулся лицом в котелок с неизведанным варевом, стоявший аккурат перед ним.

Класс замер в ожидании. Снейп выпучил глаза и прижал локти к бокам – такого он не ожидал. Рон отодвинулся и опасливо пялился на соседа. Драко выпрямился, проморгался, вытер лицо и, слегка пошатываясь, молча вышел из кабинета. Ни учитель, ни студенты и не подумали его задерживать.

Конечно, Снейп не смолчал, и весь остаток урока Рон выслушивал мнение профессора о себе и своих умственных способностях. С Гриффиндора сняли пятьдесят баллов за невнимательность и коварную подставу конкурирующего факультета, образец зелья взяли на анализ, однокурсники похихикали над незадачливым Уизли, и никто не подумал узнать, что же стало с жертвой роновского зельеварения. Гермиона вопросительно глянула на профессора, но тот выглядел невозмутимым, потом на Гарри, но друг был занят своим заданием. Девушка пожала плечами и вернулась к котелку, в котором они с Пэнси Паркинсон готовили проявитель скрытых чернил.

Следующей у Гермионы была форточка, и она намеревалась посидеть в Большом зале и почитать не учебы ради, а для собственного удовольствия – редкая возможность немного разгрузить мозг, отвлечься. На пути к залу девушка остановилась завязать шнурок и услышала из ближайшей кладовки странный звук. Как будто котенок застрял за диваном и пытается выбраться. Никаких котов, кроме собственного Косолапа да завхозовской миссис Норрис, Гермиона в Хогвартсе не знала, а потому решила, что ей показалось. Но звук повторился, на этот раз более долгий и жалобный, и девушка распахнула дверь в чулан.

В темноте и пыли маленького помещения что-то шебуршало и тоненько попискивало. Призвав «Люмос», Гермиона вошла внутрь. И застыла с отвисшей челюстью. В самом дальнем углу, за щетками и швабрами, в ворохе неопознаваемой ткани, сидел маленький светловолосый мальчик и горько всхлипывал, размазывая по щекам слезы. Увидев Гермиону, он сжался в комочек и потянул на себя большую черную тряпку, в которой девушка с изумлением узнала ученическую мантию. Не раздумывая, Гермиона подошла к ребенку и присела на корточки. Мальчик подозрительно на нее уставился, стараясь не реветь.

– Привет, – как можно ласковее сказала Гермиона. – Что ты тут делаешь?

Ребенок выпятил нижнюю губу, скривился, из ясных серых глаз побежали слезы, но он ничего не сказал, только дернул голым плечиком. Что-то в этом жесте показалось Гермионе знакомым, и она внимательнее всмотрелась в детские черты. Если бы не искаженное от сдерживаемого плача личико, не покрасневший носик, она могла бы узнать его сразу, а так ей пришлось недоверчиво поворошить смятую вокруг ребенка одежду, чтобы обнаружить слизеринский зеленый галстук, щегольские лакированные туфли, белую рубашку с золотыми запонками… Все еще не до конца веря собственным глазам, девушка подняла взгляд на мальчика.

– Меня зовут Гермиона, – осторожно начала она. – А тебя?

Малыш всхлипнул и отвернулся.

– А сколько тебе лет? – предприняла еще одну попытку Гермиона.

Ребенок озадаченно поморгал, потом высвободил из ткани ручку, прижал большой палец к ладошке и предъявил ей четыре тоненьких розовых пальчика. Гермиона умилилась, но расследование не прекратила.

– Ты что, не умеешь разговаривать? – сочувственно спросила она, осторожно прикасаясь к детской ладошке.

– У-у… – мальчишка судорожно втянул воздух носом и не выдержал: – Умеююуууу! – он заревел.

Не слишком отдавая себе отчет в том, что делает, Гермиона обняла ребенка и подняла на руки. Маленькие и удивительно цепкие пальчики сжались на ее мантии, горячий лобик прижался к щеке. Мальчик плакал так горько и безнадежно, словно пережил нечто ужасное. Впрочем, так оно и было: ребенок, скорее всего, не понимал, как он оказался в пропахшем сыростью чулане, где его родители и что вообще происходит, и, конечно же, испугался.

Гермиона поглаживала узенькие дрожащие плечи, шептала успокаивающие слова и слегка покачивала прижавшееся к ней тельце, пока малыш на ее руках не успокоился.

– Так как же тебя зовут? – на всякий случай уточнила она.

– Драко.

– Ну, я так и знала, – прошептала Гермиона, а ребенку сказала: – А ты очень здорово справляешься с буквой «р»!

Мальчишка шмыгнул носом, но приободрился.

Гермиона погладила его по голове, думая, что же теперь делать. Пропади Рон пропадом с его неумением варить зелья и похмельем!

Директор Дамблдор и профессор МакГонагалл с ужасом взирали на лучшую ученицу седьмого курса. Та прожигала преподавателей взглядом и ласково прижимала к себе мелкого пацана, завернутого в ученическую мантию. На директорском столе лежали вещи, принесенные мисс Грейнджер, и принадлежали они взрослому ученику Хогвартса. Сам ученик, обхватив руками шею девушки, косил одним глазом на пожилых волшебников и шмыгал покрасневшим носом. И лет ему было – аж целых четыре.

Бледный больше обычного, с перекошенным лицом, профессор Снейп стоял немного в стороне и делал вид, что у него все под контролем. Красный и потный Рональд Уизли виновато пыхтел у дверей, тоскливо на них поглядывал, но сбежать не пытался. Гермиона сдержанно неистовствовала:

– …и не вздумайте больше ругаться при ребенке – вы его пугаете! – строго выговаривала она профессорам. – Лучше подумайте, во что его одеть. Вы же магистры! Неужели у вас нет ни одной завалященькой мысли, где взять детские вещи?

– Спраут, – подал голос Снейп. Все посмотрели на него. Он повторил: – Помона Спраут. У нее есть внук, она иногда приносит на работу детские вещи для починки. Я видел, когда ходил в оранжерею за ингредиентами.

Профессор МакГонагалл всплеснула руками и выбежала из директорского кабинета. Оставшиеся без женского участия Дамблдор и Снейп переглянулись.

– И сообщите его родителям! – устало подсказала Гермиона.

Профессоры приуныли.

– Так… я пойду? – вякнул Рон, пятясь к выходу.

– Нет уж, мистер Уизли, – ядовито возразил Снейп, – вы кашу… кхм… заварили – вам и распутывать!

– Как?! – ужаснулся Рональд.

– Да просто, – вздохнул директор. – Пока профессор Снейп изучает ваше великое творение и изобретает нейтрализатор, мальчику нужен уход и присмотр. Вот вы и займитесь.

Рон издал звук, более всего напоминающий предсмертный хрип простуженного пикси. Он и маленький Драко уставились друг на друга в немом ужасе, и если Рон прощался со спокойной жизнью, да и просто с жизнью, то Драко явно готовился к последнему бою. Мальчик набрал полную грудь воздуха и издал вопль такой силы, что у всех присутствующих заложило уши. Особенно досталось Гермионе.

Когда ребенок выдохся и вцепился в свою спасительницу с новой силой, взрослые смогли расшифровать то, что он пытался до них донести. У Гермионы закружилась голова, преподаватели снова переглянулись, а Рон облегченно вздохнул.

– Мисс Грейнджер, – заискивающе начал директор, – вы же понимаете, что так будет лучше для всех? Мал… мальчик вам доверяет, вы уже с ним подружились… Присмотрите за ребеночком, вам как девушке это должно быть не трудно…

– У нас ЖАБА в этом году, – мрачно напомнила Гермиона.

– Ах, ну что вы, мисс Грейнджер! – Дамблдор засмеялся неуверенно и насквозь фальшиво. – Конечно же, все преподаватели будут извещены, что у вас… э-э-э… особые обстоятельства. И пойдут вам навстречу. Не так ли, профессор Снейп?

– Несомненно, – проскрипел зельевар.

Гермиона прищурилась. Эх, пропадать – так с музыкой!

– И я попрошу вас, господа, – тоном, не предполагавшим просьбы, произнесла она, – отменить снятие баллов с Гриффиндора… – девушка посмотрела на малыша, погладила его по голове и вынуждена была вступиться и за его права: – и со Слизерина. В силу особых обстоятельств, – елейным голоском закончила она.

Дамблдор согласился. Ах, как же он недооценил мисс Грейнджер! Он-то понадеялся, что староста курса всего-навсего захочет поблажек для своего факультета. Но Гермиона была девушкой вдумчивой и обстоятельной, а потому проживание, питание, добычу одежды, игрушек, книжек, банных принадлежностей и прочих необходимых маленькому ребенку мелочей возложила на администрацию школы. К моменту, когда в кабинет ворвались взъерошенная профессор МакГонагалл и запыхавшаяся миссис Спраут с детскими одежками, у Дамблдора уже был длинный список предстоящих покупок. Восседавший на руках у Гермионы мальчишка с победным видом диктовал директору, какие именно игрушки он хочет. Гермиона одобрительно поглаживала его по спинке и кидала на понурых учителей ироничные взгляды.

========== 3. Педагогическая поэма ==========

В гостиной Гриффиндора стоял нечеловеческий рёв. Войдя, Гермиона тяжело вздохнула, пристроила сумку с учебниками на столик и направилась к дивану, где заходился в истерике маленький Драко. Вокруг покрасневшего и уже с трудом дышащего ребенка толпились растерянные студенты, Джинни пыталась напоить мальчика водой, но он выворачивался из чужих рук и вдохновенно голосил.

– Что случилось? – спросила Гермиона, присаживаясь на диван.

Драко приоткрыл глаза, увидел свою старшую подругу и кинулся ей на шею – обхватил руками и ногами, чтоб уж точно не удрала и не оставила его одного с этими ужасными глупыми студентами, – продолжая самозабвенно плакать.

– Герм… Герм… Гермионаааа! – выдавил он сквозь рыдания. – Он… он… он назвал меня хорькооооом!

Гермиона подняла на красного, несчастного от растерянности и неловкости Рона осуждающий взгляд. Уизли принялся оправдываться, но родная сестра пихнула его в бок, а подруга только сузила глаза и поджала губы. Отношение Рона к Драко она знала, всячески его не одобряла, а теперь, когда это белобрысое стихийное бедствие поселилось в их башне, стала высказывать в глаза все, что думала об умении однокурсника общаться с детьми.

– Драко, солнышко, перестань, – ворковала Гермиона, ласковыми материнскими движениями убирая со лба мальчишки мягкие волосики. – Дядя Рон неудачно выразился, и ты совершенно зря на него обижаешься, потому что хорьки классные!

– Не… не… не классныееее! Они злые и кусаютсяяаааа!

– Это если их разозлить. А если познакомиться и подружиться, то хорек может стать самым преданным другом! Ну поверь мне, солнышко! Хочешь, пойдем в библиотеку и почитаем про хорьков?

Драко еще немного поплакал, потом задумчиво пошмыгал носом и согласился читать про хорьков. Гермиона повела его умываться, пригвоздив Рона к полу взглядом и сквозь зубы велев лететь в библиотеку – искать книгу с хорьками. И Рон полетел, потому что иначе покоя в башне не будет, проверено недельным опытом!

Четырехлетний Драко оказался, вопреки всеобщим ожиданиям, не вредным и даже не капризным, но очень активным, любопытным – и невероятно ранимым. Малыш охотно шел на контакт со всеми, кто согласен был играть с ним, легко воспринимал любую затею – от пряток до рисования, – но стоило кому-то из гриффиндорцев устать от беспрерывной болтовни и косо посмотреть на ребенка, как случалась трагедия. Уже на второй день все заметили, что успокоить расстроенного Драко могли только Косолап, взявший над новичком шефство, и Гермиона, с которой мальчик готов был вообще не расставаться. Слушался он, надо сказать, тоже только Гермиону, поэтому девушка все больше чувствовала себя собственностью маленького Драко Малфоя.

Как ни странно, сама Гермиона не испытывала по этому поводу никаких отрицательных эмоций. Возиться с маленьким ребенком ей неожиданно понравилось. Конечно, это было утомительно и непривычно, но минуты покоя, когда к ее боку прижимался маленький теплый лучик света, стоили того, чтобы немножко поднапрячься. Самым сложным временем с Драко был вечер. Днем мальчик послушно сидел на занятиях рядом со своей нянькой и увлеченно черкал на листе бумаги или рассматривал картинки в учебниках, и даже не ныл, так что учителя не имели возможности возражать против присутствия ребенка на уроках. Обед и вторая часть дня проходили в обычных делах, новым пунктом в расписании стали лишь обязательные прогулки по двору или по крытой галерее, если шел дождь. А вот вечером на Драко нападала активность: он то носился по гостиной, раскинув руки и крича, как птичка, то прыгал по дивану, излагая какие-то свои детские теории и гипотезы, то прятался, и это означало, что его надо долго и со вкусом искать. Искали всем Гриффиндором.

Рон ворчал, зудел, страдальчески вздыхал, но исправно собирал разбросанные игрушки. Гарри покорно катал на шее, подбрасывал в воздух и ловил, помогал собирать башенки из кубиков и даже сдуру пообещал прокатить на метле, и Гермионе чуть не наизнанку пришлось вывернуться, чтобы отвлечь ребенка от этой гениальной идеи. Джинни и Полумна рисовали, причесывали и подкармливали сладостями (пока Гермиона их не застукала и не запретила портить малышу зубы). Невилл вдумчиво и с выражением читал книжки и объяснял непонятные слова. И все же самым любимым взрослым у Драко была Гермиона.

Только ей было позволено переодевать его, только ей он не сопротивлялся, когда приходила пора купаться. На ней он ехал из ванной в кровать, только она имела право рассказывать сказку на ночь и целовать в лоб перед тем, как будет погашен свет. Именно в ее постели он спал, обхватив ручками гигантского медведя, раздобытого где-то Роном. Гермиона уже забыла, что такое отдельная комната, но с появлением в ее жизни маленького Драко подруги потеснились и оставили им небольшую спаленку, в которой девушка готовилась к занятиям, когда мальчик уже видел десятый сон.

Бывало, что во сне он начинал вертеться, бормотать и скидывал одеяло, и тогда Гермиона бросала недописанные эссе или недочитанные параграфы и укладывалась рядом, гладила светлые вихры, дула на личико, разгоняя дурные видения, и удивлялась, как из такого позитивного, доброго ребенка вырос такой вредный Малфой? Но чем больше проходило времени, тем меньше девушка помнила его выходки и обидные выпады в сторону друзей, тем больше привязывалась к малышу, уютно сопевшему на ее подушке.

Для своих четырех лет Драко был не слишком рослым, еще по-младенчески пухленьким, очень ладненьким и вызывал непреодолимое желание тискать и держать на руках. Сам мальчик и не думал возражать – он был очень тактильным. Любая игра заканчивалась обнимашками, и обнимашки не считались качественными и полноценными, если Драко не погладили, не пощекотали и не зацеловали до заливистого смеха и яркого румянца во всю щеку. Гермиона очень любила играть с ним – как раз ради финальной части, когда можно было подхватить малыша на руки и прижимать к себе.

А еще она совершенно не понимала родителей Драко. Директор сообщил им о происшествии, но Люциус Малфой, находившийся на Международной Магической конференции в Америке, не пожелал прервать командировку, и жену не пустил – Нарцисса Малфой сопровождала супруга во всех официальных поездках. Гермиона только диву давалась, как это родители не примчались в Хогвартс в тот же день. Вот Молли Уизли, мама Рона, едва получив от дочери письмо с описанием проблемы, тут же выслала огромную посылку с оставшейся от сыновей детской одеждой, игрушками и прочим необходимым, хотя Драко никогда в жизни не видела, да к тому же знала, что у Рональда с этим юношей весьма натянутые отношения.

К слову о Роне… Если он не нашел в школьной библиотеке понятную книгу о хорьках с красочными колдографиями, сам будет отдуваться! Это ж надо было додуматься: обозвать ребенка!

Рон перерыл весь стеллаж с учебниками по обычной и волшебной биологии, пока не наткнулся на тоненький справочник немагических животных, обитающих в Запретном лесу и его окрестностях. Облегченно выдохнув, он уселся ждать, пока Гермиона приведет это ходячее несчастье.

Вообще-то за сегодняшний случай Рону было стыдно. Он уже получал втыки и от Гермионы, и от Джинни, и даже от Лаванды за плохое отношение к маленькому ребенку и за грубое обращение с ним. В ответ на нотацию от мисс Браун Рон огрызнулся, Лаванда обиделась и заявила, что если раньше она была уверена в их совместном счастье, то теперь сильно подумает, прежде чем рожать Бон-Бону ребеночка. Бон-Бон офигел, захлопнул варежку и разумно умолчал о том, что настолько далеко в свое будущее не заглядывал, а следовательно и Лаванды в нем, в своем будущем, не разглядел. Однако подобные оговорки наводили на тяжелые и грустные мысли. И дело было не в том, что Лаванда Браун уже все спланировала за них обоих – время покажет, она ли удостоится чести рожать маленьких Уизли, – а в том, что Рональд всерьез взялся переосмысливать свое отношение к детям в целом и к мелкому Малфою в частности.

Пару дней назад Рон застал своего самого близкого друга – Гарри – читающим маленькому Драко «Зайчиху-шутиху». Поттер валялся в гостиной на диване, а белобрысый пацан лежал у него на животе, заглядывал в книгу и тихо, вполне себе мирно что-то спрашивал. Гарри отвечал и улыбался.

Потом, когда Гермиона увела малого спать, Рон поинтересовался у друга, как так вышло, что Гарри спокойно реагирует на ребенка – конкретно этого ребенка, – зная, кто он такой на самом деле, и помня семь лет постоянных подколок, злословия, злобных выпадов и даже откровенных гадостей. Гарри недоуменно похлопал на товарища глазами и с превеликим удивлением ответил, что их ровесник Драко Малфой может быть каким угодно противным и вредным, но вот этот четырехлетний мальчик готов любить весь мир, и было бы просто жестоко разбивать его детское представление о людях. Рон тогда только хрюкнул, а сейчас задумался.

От дверей послышался звонкий детский голосок, выспрашивающий о хорьках. И мягкий голос Гермионы отвечал, что вот сейчас они найдут дядю Рона и он им все расскажет и покажет. Дядя Рон страдальчески прикрыл глаза. В одном он был точно уверен: ни при каких обстоятельствах он не напомнит маленькому Драко, как на четвертом курсе приглашенный преподаватель по ЗОТИ Аластор Грюм, вмешавшись в перепалку между гриффиндорцами и слизеринцами, превратил Малфоя в хорька. Рон сам еще не знал, но подсознательно чувствовал, что и когда Драко вернется в свой естественный возраст, он его тоже хорьком дразнить не будет…

========== 4. Серьезные намерения ==========

– Грегори! – Гермиона почти бежала по коридору и уже готова была достать волшебную палочку. – Грегори Гойл! Немедленно иди сюда!

Гойл нервно оборачивался, но шагу не сбавлял, все еще надеясь, что упрямая гриффиндорка от него отстанет. Надежда была тщетной, и он это знал, но до последнего пытался улизнуть.

– Ступефай! – терпению Гермионы пришел конец.

Гойл кувырком полетел на пол, пропахал носом мраморную плиту и замер. Ну все, теперь легко не отделаешься!

– Грегори, где Драко? – Гермиона постучала носком башмака прямо перед глазами поверженного беглеца.

– Грейнджер, ты спятила! – прогнусавил Гойл, оттягивая момент неизбежной расплаты. – Могла бы и простым Инпедимента обойтись! Больно же.

– Ты мне зубы не заговаривай! Где ты оставил Драко?!

– А вы опробуйте на нем Круциатус, – вкрадчиво прошипели над ухом Гермионы. Девушка дернулась и неодобрительно посмотрела назад – туда, где со своей извечной ехидной улыбочкой замер их преподаватель по ЗОТИ, профессор Томас Реддл.

– Я не использую непростительные заклятия на живых существах, профессор! – отрезала Гермиона.