Текст книги "Впусти в себя огонь (СИ)"
Автор книги: B_BlackCard
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
Он потянул Уилла за собой, крепко сжимая ладонь на его плече. Никакой уверенности, никакого расслабления, которые обычно следовали за этим жестом, парень не почувствовал. Только страх, заполняющий его нутро, беспомощность и беззащитность, несмотря на такое близкое присутствие Ганнибала. Он рухнул на стул безвольной куклой, позволил мужчине поправить воротник рубашки и уставился на накрытый ужин, заставляя себя дышать. Он заставлял себя вдыхать воздух, проталкивал его в легкие, умоляя их расшириться и затем сжаться, чтобы не потерять сознание. Лектер ободряюще положил ладонь ему на колено, легко погладил сквозь плотную джинсовую ткань, и как ни в чем не бывало приступил к еде. Уилл не думал, что сможет запихнуть в глотку хоть один кусок, но Ганнибалу точно не понравится, если он ничего не съест. Культ еды был возведен в абсолют. Лицо женщины все еще было красным от гнева, а отец не произнес ни единого слова. Уилл вяло ковырялся в тарелке, под внимательным взглядом Лектера начиная есть. Он почувствовал, как комок пережеванного мяса застрял в глотке.
– Так ты врал нам четыре года. Врал своим собственным родителям о том, что происходит с тобой. Что еще было не так, как ты говорил, кроме этого? – Ханна брезгливо указала на Ганнибала рукой, но тот, казалось, даже не обратил на это внимание, разрезая ломтик оленины и обмакивая его в соус. – Твоя учеба? Работа? Конечно, омегам не нужно это. Дьявол создал их, чтобы они были блудницами в пользовании альф.
– Поразительно, как в век такого стремительного развития науки люди продолжают верить в россказни монахов, не имеющих объяснения, как движется Солнце, – Ганнибал поднял свой тяжелый взгляд, и Уилл сжался, узнавая этот тон. Так альфа ставил на место зарвавшихся знакомых, оставаясь совершенно спокойным. – В те времена омег действительно было слишком мало, врачи, если можно так назвать этих полуграмотных христианских дикарей, не знали, как правильно принимать у них роды, так что большая часть омег просто умирала. Тогда-то и были созданы мифы о дьявольском происхождении омег. Женщинам же не нужны никакие вспомогательные средства, чтобы родить. Вот только медицина шагнула вперед, врачи научились делать sectio caesarea[1], а сказки о дьявольской метке на способных выносить ребенка мужчинах не исчезли.
Ханна подалась вперед, опираясь локтями о стол, и пристально посмотрела на мужчину. Взгляд женщины, державшей всю семью в страхе много лет. Она приподняла уголки губ в кривой усмешке, и сейчас совершенно не была похожа на добропорядочную христианку, которой ее знали соседи и друзья.
– А давно ли Вы грешите, задуряя молодым голову? Вы ему в отцы годитесь, доктор Лектер, не боитесь заполучить место в царстве Сатаны из-за связи со столь юным созданием? – бета наклонилась вперед еще немного, и сейчас ее лицо находилось почти на уровне середины стола, будто она бросала альфе вызов. Ганнибал на провокацию не отреагировал и легко обхватил пальцами чайную чашку. – Или возможно это мой сын проявил к Вам интерес, а Вы не смогли устоять перед молодым телом? Конечно, легко было променять своих родителей на кого-то с таким состоянием, хоть и грешно. Но наш сын давно уже погряз во грехе, а мы даже не заметили. После свадьбы он же станет единственным наследником, это так, доктор Лектер? Ваши деньги, дом, машина – все отойдет Уильяму. Очень дальновидный омега, как и все они, стремящиеся к плотским земным удовольствиям.
Уилл смотрел на мать, отчаянно пытаясь не понимать, куда она клонит разговор. Она только что обвинила его в браке по расчету, в его любви к деньгам Ганнибала и хорошей жизни, которую он не мог получить с матерью-домохозяйкой и отцом-механиком в доме на забытой самим Богом земле Вирджинии. Омега зажмурился и глубоко вдохнул несколько раз, стараясь взять себя в руки, и Лектер тут же переключил свое внимание на него, предлагая то воды, то доложить на тарелку что-то из еды. Уилл отказывал, не находя в себе сил даже объяснить это словами, предпочитая мотать головой. Еда – последнее, чего он хотел прямо сейчас. Он желал умереть немедленно, чтобы больше не слышать этих голословных, унизительных обвинений.
– А есть ли что-то плохое в том, чтобы стремиться к хорошей жизни, миссис Грэм? – Ганнибал, все же долив воды в стакан Уилла, снова повернулся к женщине. – И женщинам-бетам, и омегам природа повелела одно – искать самого сильного и крепкого альфу ради здорового потомства, искать у альфы защиты и поддержки, в том числе, раз уж мы говорим только о людях, и материальной. Вряд ли кто-то осудит вашего сына за то, что он предпочел быть со мной, вместо того, чтобы выскочить за какого-нибудь пьяницу из маленького городишка, который будет поколачивать его каждую субботу. А если Вас, миссис Грэм, так волнует мой возраст, то вспомните Руфь, которой было всего тридцать, когда ее взял в жены уже пожилой Вооз. И в целом Святое Писание от начала и до конца пронизано педофилией, уж Вам ли это не знать.
– Господь не прощает богохульников, доктор Лектер. Им уготовано место в аду без права на отпущение их грехов, – Ханна скрипнула зубцами вилки по тарелке, ее взгляд пылал яростью, на которую был способен только оскорбленный в своей вере человек. – В какой области Вы врач? Должно быть, акушер, раз столько рассуждаете о появлении человека на свет.
Ганнибал широко улыбнулся, обнажив испачканные кроваво-красным соусом зубы. Уилл почувствовал, как сползает по стулу. Голова кружилась, большую часть разговора он почти не слышал, не мог разобрать ни единого слова. Внезапно он ощутил непреодолимое желание помолиться, лишь бы все это закончилось. Если бы Господь действительно существовал, он бы избавил его от этих ужасов. Лектер легко сжал его пальцы, скрытые длинным краем накрахмаленной белой скатерти, и склонил голову на бок, будто насмехаясь над сидящей напротив женщиной.
– Я психиатр, миссис Грэм. Врачую человеческие души, не тела.
Уилл стиснул зубы, неистово молясь, чтобы этот кошмар прекратился. Он знал, как мать относилась к подобной профессии, и это была одна из причин, по которой приезд сюда был самой большой ошибкой в жизни. Ему было пятнадцать, когда школьный психолог заметила его отчужденность и проблемы с социальными контактами. Мать тогда подняла такой скандал из-за того, что кто-то пытался править мозги ее сыну, что Уилл до конца учебы стыдился ходить по коридорам школы.
– Никто не имеет права врачевать души, кроме Господа, доктор Лектер. Человек слишком слаб и несовершенен в своих грехах, чтобы понимать планы Бога, и не нужно мешать им исполняться, – Ханна сдвинула пустую тарелку в сторону и теперь сверлила сына взглядом, собираясь начать свои нападки на него немедленно.
– Поэтому Вы решили изменить его планы на Уилла? – Грэм со свистом выпустил воздух изо рта. Ему было, что сказать, но, даже несмотря на присутствие Ганнибала, он не чувствовал себя достаточно смелым, чтобы озвучить свои мысли. – Он родился омегой, а Вы превратили его в бету, накачивая запрещенным лекарствами. Если Уилл подаст в суд на Вас за это, то будет прав. Вы чуть не убили его.
– Уильям! – парень вздрогнул, нож выпал из его рук, царапая острым лезвием кожу на ладони. – Мы учили тебя жить правильно, как повелел нам Бог, а ты позволяешь этому человеку оскорблять своих родителей? Разве пятая заповедь говорит тебе об этом? После всего того, что мы сделали для тебя, ты позволяешь это.
Грэм больше не слышал собственного сердца. Если оно и колотилось в его груди, то делало это бесшумно, лишь причиняя нестерпимую боль. Он вскинул голову, впервые за все время глядя на мать, унижающую его, считающего недостойным жить.
– Чти отца твоего и матерь твою, да благо тибудет, и да долголетием будеши на земли. Только за что мне вас чтить? За то, что лгали мне всю мою жизнь? За то, что ненавидели так сильно, что предпочли бы убить меня таблетками, чем принять, что я – омега? Не смей говорить мне, что вы делали это для моего блага, потому что это вранье. Ты бы сделала аборт, когда узнала, что твой сын – исчадие ада, дьявольское отродье, если бы это не было греховно. Поэтому не смей говорить мне, что делала все для меня. Все, чего ты хотела, чтобы я соответствовал твоим представлениям о Боге, на меня тебе было плевать, – Уилл выплюнул это, и дыхание перехватило.
Он не верил, что смог, наконец, это сказать, произнести вслух все то, что мучило его с самого детства. Его шрамы, оставленные тем ремнем, вспыхнули, начали зудеть, словно снова открылись, пропитывая рубашку кровью. Мать смотрела на него тем самым взглядом, с которым порола ночью в сарае за интерес к альфе. Все встало на свои места так быстро.
– Мой сын вырос шлюхой, прислужником Сатаны, раздвигающим ноги под альфой, – Ханна прищурилась, и Уилл инстинктивно втянул голову в плечи. Запал угас, он снова чувствовал себя беспомощным и запуганным мальчишкой. – Сколько у него таких, как ты? С омегами развлекаются по кабакам, потому что они ничего не стоят, дешевые туши для справления нужды, пока дома ждет законная жена. Неблагодарный ублюдок, променявший праведную жизнь на деньги. Ты будешь гореть в аду, Уильям, потому что не смог жить по законам Божьим. Я спасала тебя от греха столько, сколько могла, но ты выбрал прелюбодеяние. Я не желаю сына, отвернувшегося от Бога ради похоти.
– Если кто и будет гореть в аду, так это ты, мама, – Уилл вспыхнул, Ганнибал стиснул его руку, еле заметно улыбаясь происходящему. Парень вскочил, упираясь руками в край стола. – Раз в браке альфы и беты не появляются омеги, так как ты объяснишь меня? Дьявол обрюхатил тебя, чтобы привести на землю еще одного своего сына? Лицемерная тварь.
– Не смей так говорить о своей матери, щенок!
Отец резко сдвинул стол, посуда жалобно зазвенела, стоящая на краю тарелка упала на пол, с пронзительным грохотом разлетаясь на осколки. Край стола уперся Уиллу в живот, сильно, болезненно, и омега заскулил, опуская голову. Его словно пронзили насквозь, боль растеклась по телу, достигла ослабевших рук и подкосила ноги. Он судорожно дышал, пытаясь прийти в себя, но почувствовал, как больше не может стоять, оседая на пол. В следующую же секунду его живот и руки обожгло пламенем, казалось, кожа пузырилась и лопалась в том месте, где горячий чай, выплеснутый на него матерью, достиг тела. Он застонал, оттягивая рубашку, чтобы не тревожила израненную кожу, и хватал воздух широко раскрытым ртом, задыхаясь от приторного запаха растущих во дворе цветов. Ганнибал резко скрипнул ножками стула по полу, вставая, поднимаясь над столом как большой разъяренный зверь, и толкнул его обратно, чудом не перевернув. Мужчина больше не держал себя в руках, увидел это в глазах испуганной беты, больше не желавшей с ним сражаться, но все равно наступал, стискивая губы в тонкую линию, пока они почти полностью не исчезли с его лица. Нож был прямо под его ладонью, достаточно острый, чтобы он мог вспороть им живот женщины одним движением от лобковой кости до грудины. Он уже потянулся к прибору, когда чужие руки вцепились в его пиджак, лоб уткнулся между лопаток.
– Пожалуйста, Ганнибал, давай уйдем, – Уилл снова всхлипнул, в этот раз от страха. Он никогда не видел альфу таким. – Пожалуйста, пойдем отсюда, отвези меня домой.
Лектер выпрямился, отодвинул нож подальше, чтобы тот не вызывал соблазна. Трижды глубоко вдохнул, представляя чистую горную реку, полноводную, с сильным течением и опасными поворотами. Мужчина одернул пиджак, поправил сбившийся галстук и вытер губы салфеткой, небрежно комкая ее после и бросая в центр стола, неучтиво и провокационно.
– Простите, мы не останемся на десерт. Рад, что смог познакомиться с Вами и убедиться в своих выводах. Спасибо за ужин, хоть он и был ужасен, миссис Грэм, Вы отвратительно готовите, попробуйте посещать кулинарные курсы, – Лектер направился к выходу, удерживая Уилла под локоть. – Боюсь, Ваш сын прав. В аду для Вас уже приготовлен костер.
Грэм, дойдя до машины на негнущихся ногах, испуганно забился на заднее сиденье, по-прежнему опасаясь прикладывать ладони к животу. Кожа горела, невыносимо чесалась, но он боялся притрагиваться к себе, как и боялся смотреть на Ганнибала, слишком громко хлопнувшего дверью, резко тронувшегося с места и так и не пристегнувшегося. Он остановился на обочине спустя десять миль, опустил руки на колени и обернулся через плечо, пытаясь разглядеть затихшего омегу. Тот склонил голову, сверля взглядом собственные колени, размеренно дышал, прикрыв глаза, боялся пошевелиться, абсолютно подавленный чужим бесконтрольным гневом. Как не врезались в какое-нибудь дерево – загадка.
– Мне нужно осмотреть тебя, прямо сейчас. Уилл, ты слышишь меня? – омега коротко кивнул, хотя пальцы дрожали. – Я ничего не сделаю, просто осмотрю.
Грэм несмело расстегнул пуговицы на рубашке, они застревали, выскальзывали из пальцев, но Ганнибал не притронулся к нему, позволяя раздеться самому. Ткань соскользнула с плеч, запястья выпутались из узких плотных манжет, рубашка собралась жестким комком вокруг его бедер, розовая, словно разбавленная белой краской кровь. Белыми были стены в его комнате, красными – шрамы от ударов ремнем. Лектер уперся коленом в сиденье, склоняясь, и Уиллу пришлось выпрямиться, подставляя живот внимательному взгляду. Альфа не сделал ничего, действительно только осмотрел, хотя иногда можно было почувствовать его дыхание на коже. Ничего пугающего – немного покраснело, но пройдет уже через час или полтора, синяк на животе исчезнет через неделю. Мужчина протянул бутылку воды и кивнул на теперь уже бесполезную ткань.
– Намочи и вытри, выкину ее, как только вернемся, – Уилл решил не спорить, когда не был до конца уверен в спокойствии альфы, а ехать еще сорок с лишним миль. – Прости, meldžiamasis, я должен был тебя послушать и не настаивать на приезде. Это моя вина. Можешь пока спать, дорога долгая. Тебе стоит отдохнуть.
Он уже не видел, как омега согласно улыбнулся, кротко и почти незаметно. Уилл скинул обувь, все равно было слишком жарко, вслед за ней стянул носки и с ногами забрался на сиденье. Ганнибал простит ему это. Уилл закрыл глаза, и этого было достаточно, чтобы задремать в мерно движущейся машине.
Всю оставшуюся до отъезда Лектера неделю омега вел себя отстраненно. Он не был настолько обижен произошедшим, чтобы уйти в комнату, которую мужчина отдал ему в безраздельное пользование, но и не испытывал желания быть таким же близким, как и раньше. Он предупреждал – поездка к родителям очень плохая затея, но Ганнибал был слишком самоуверенным, чтобы подобные заверения убедили его. Уилл спал с ним в одной кровати, устраиваясь строго на своей половине, не отвечал на объятья и короткие прикосновения, и Ганнибал отстал от него. Дал время, чтобы успокоиться и привести мысли в порядок, не настаивал почти ни на чем, хотя по-прежнему внимательно следил за его питанием. Грэм хотел было возмутиться таким обращением, но собственный голод, резко возросший после провальных выходных, не позволил ему нагрубить и отказаться от горячей, вкусно пахнущей еды. Уилл списал прожорливость на перенесенный стресс, он часто заедал свои проблемы, и хвала его ускоренному обмену веществ – он никогда не набирал ни грамма лишнего веса. Хотя именно сейчас он заметил, как растягивалась резинка домашних шорт, как натянулись на животе любимые рубашки. После дела Леймана он, пожалуй, возьмет себе абонемент в тренажерный зал, чтобы не выглядеть на фоне взрослого альфы запустившим себя юнцом. Но это будет только во вторник следующей недели, а может быть в среду или четверг, потому что после завершения слушания Уилл собирался как следует набить желудок самой вредной едой, которую их контора купит в соседнем ресторане быстрого питания, чтобы отметить победу в очередном деле. Ганнибал оставил на раковине в ванной мазь от синяков, не предлагая помощь напрямую, но заметил, что флакон выглядел использованным, этого было достаточно, чтобы перестать волноваться. К концу недели Грэм окончательно успокоился, остыла обида, и в воскресенье он снова вернулся к своему обычному состоянию хоть и несколько язвительного и острого на язык, но довольно покладистого и размеренного омеги, ласково улыбающегося в ответ на предложенный обед или помощь в несложных делах. Они ужинали прямо на кухне, не желая накрывать стол в гостиной, Уинстон крутился у их ног, ожидая, когда ему перепадет кусок с хозяйской тарелки, и все выглядело почти идеально. Уилл проводил мужчину до ворот, поцеловал на прощание, пожелал хорошей дороги до Детройта и смотрел вслед отъезжающей машине, пока она не исчезла из вида. Потом он стащил из кухонного шкафа большую пачку вафель, вытащил из холодильника коробку сока и уверенно направился в спальню. Ганнибал был бы в бешенстве, узнай он, что Уилл ест прямо в кровати, но его здесь не было, и омега позволил себе такую вольность, как и каждый раз, когда мужчина уезжал по делам. Уинстон тут же плюхнулся рядом с ним, заглядывал в лицо, выпрашивая запретное лакомство, Грэм сдался под жалобным взглядом собачьих глаз, угостил маленьким кусочком и вытащил телефон, чтобы позвонить.
Марго, казалось, издевалась над ним. Ловко обошла тему поездки к родителям, понимая, что только спровоцирует скандал, рассказала о прошедшем в Испании отпуске, по секрету поделилась новостью о том, что они с Аланой подняли вопрос о детях, и тут же ударила в лоб, как делала это всегда – учтиво, вежливо, но слишком откровенно и напористо. В этом была вся Марго.
– Беверли сказала мне, что ты стал нервным и вспыльчивым, – Уилл сердито зашипел, пытаясь объяснить, что это было связано только с неудачными выходными, но девушка продолжила, не обращая внимания на его слова. – А еще ты ешь как техасский фермер после работы. Она говорит, что ты поправился, Уилл, я такого вообще не помню за тобой. Мне пришлось голодать перед получением диплома две недели, чтобы влезть в платье, а тебе хоть бы что. Признайся честно, вы с Ганнибалом ждете прибавления, поэтому ты стал таким. У меня нет никакого другого объяснения. Отвечай, Уилл Грэм, я стану названной тетей?
Грэм поперхнулся, сок потек по его подбородку и запачкал светлую простыню. Уинстон, дремавший до этого у него под боком, испуганно вскочил, залаял и унесся прочь из комнаты, пока омега пытался прокашляться и вернуть себе ровное дыхание. Это уже ни в какие ворота не лезло. Он посмотрел на постель, которую теперь придется перестилать, и зло осадил подругу.
– Ваши с Аланой разговоры о детях разъели тебе мозги, Марго. Ты рехнулась на этой почве, – девушка попыталась извиниться, но Уилл уже завелся и не мог себя остановить. – Иди к черту со своими предположениями, чокнутая.
Он бросил телефон на соседнюю подушку и с трудом удержался от того, чтобы запустить коробкой сока в стену. От безрассудного поступка его удержало только то, что сложно будет отмыть каминную полку от вишневых пятен. Омега убрал остатки ужина, тот теперь не лез в горло, собрал постельное белье, собираясь позже закинуть его в стиральную машину, и остановился у зеркала, критически разглядывая себя. Да, он набрал вес, но скорее всего это было связано с тем, что он ел больше, чем двигался в последние недели, это легко исправить. Волновало отношение Ганнибала к нему. Он стал еще более заботливым, чем раньше, и Уилл знал, что тот мог почувствовать его изменившийся запах. Они не всегда предохранялись, Лектер умело высчитывал подходящие для этого дни. Возможно ли, что его расчеты однажды оказались неверными? Конечно, иногда омега настаивал, так что этот вариант он не исключал. Возможно ли, что Ганнибал намерено сделал это с ним, чтобы ускорить свадьбу? Грэм критически покачал головой, его отражение синхронно повторило за ним движение. Он стал параноиком со всей этой работой. Ганнибал бы никогда не поступил с ним так, не после того, что они вместе пережили за эти четыре года. Оставался только вариант случайности, которая совершалась с каждым вторым омегой в этом мире, состоящим в отношениях. Ему нужно было убедиться. Время подбиралось к одиннадцати, но в конце квартала есть круглосуточный супермаркет, а мужчина сообщит о том, что добрался до отеля, только ближе к утру, слишком долгая дорога до Детройта. Уилл вытащил из шкафа самые неприметные штаны и футболку, чтобы его не узнали многочисленные соседи, которых он мог встретить в магазине, запер дверь, оставив Уинстона во дворе, и неспешно побрел влево по улице. Нужно будет купить еще вафель, чтобы альфа не заметил пропажу целой пачки.
Ганнибал не любил конференции, на которые его приглашали. Они все были одинаково скучными, проходили по одному плану, и это однообразие приелось за столько лет. В понедельник вечером его ждал ужин с Аланом Гилмором, президентом университета Уэйна, и его женой, во вторник он читал лекцию утром, а вечером посетит прием, на котором придется поддерживать светский разговор, знакомый до каждого слова, в среду останется лишь несколько утренних встреч. Единственным удовольствием был отличный номер в отеле, который ему оплатил университет, с хорошим рестораном на первом этаже. Уилл позвонил в понедельник ближе к полуночи, без умолка рассказывал о том, что у стороны защиты не было шансов на слушании, и они ожидаемо выиграли, добившись самого строгого приговора для Леймана. Ганнибал предпочитал только слушать и не перебивать, изредка вставляя многозначительные междометия и восхищенные возгласы, позволяя омеге выговориться и поделиться радостью. Утром во вторник Уилл был более сдержанным, болтал только по делу, но вечером решил свести альфу с ума. Лектер, затянутый в свой пошитый портным костюм, обсуждал с Гилмором проблемы обучения в нынешних медицинских школах, перекинулся парой слов с представителями попечительского совета.
– Не хотели бы Вы вернуться к преподаванию, доктор Лектер? – Гилмор смотрел на него открыто, хотя во всей его позе чувствовалось волнение. – Мы бы предложили Вам хорошую должность с отличным окладом, Вы могли бы открыть свой кабинет в Детройте. Я знаю, что Вы еще не состоите в браке, но наш университет готов предоставить Вашему партнеру место преподавателя, с этим не будет проблем. Говорят, он отличный адвокат, несмотря на столь молодой возраст. Многим требуется годы, чтобы добиться таких успехов, но у мистера Грэма, видимо, талант.
– А Вы подготовились, Алан, – Ганнибал отвлекся, наблюдая за перепалкой двух бет в дальней части просторного зала.
– Предпочитаю быть в курсе основных событий в жизни потенциальных преподавателей, чтобы не ляпнуть глупость в разговоре, – Гилмор учтиво улыбнулся, его волнение стало заметнее.
– Спасибо за честность, но не думаю, что в нынешнем положении Уилла переезд будет удачным решением. Мы решили не афишировать это, но Вы должны понять нас. Ваша жена, кажется, тоже находится в положении? – Лектер вздрогнул, когда в кармане брюк завибрировал от входящего сообщения телефон.
Мужчина извинился, удаляясь подальше от суматохи вечера. Если что-то случилось, он должен иметь возможность позвонить в тишине. Но опасения не оправдались. Грэм определенно был в хорошем настроении и решил поделиться им с заскучавшим на приеме альфой.
«Тебе не кажется, что ты меня перекормил?»
Ганнибал позволил себе усмешку, пока никто не видел. Уилл и раньше делал так, присылал ему бессмысленные сообщения с фотографиями, чтобы почувствовать себя ближе. Иногда он тяжело переносил разлуку даже в несколько дней, терроризируя мужчину. Сегодня он оказался непривычно сдержанным, в прошлый раз, когда пришлось уехать на неделю в Мемфис, Уилл прислал ему за один вечер не меньше двух десятков фотографий, пришлось даже позвонить и попросить угомониться. Сейчас омега поделился лишь снимком своего отражения в зеркале, задавая вполне четкий вопрос. Конечно, Грэм несколько прибавил в весе, почти незаметно для тех, кто не знал истинного положения дел. Может быть, парень начал что-то подозревать, но своими догадками решил не делиться в короткой безэмоциональной переписке, отложив разговор до личной встречи. Ганнибал быстро набрал ответ.
«Кормить тебя – одно из лучших моих удовольствий в этом бренном мире, Уильям. Впрочем, ты прекрасно выглядишь, как и всегда»
Уилл медлил с ответом, точки набираемого сообщения то появлялись, то снова исчезали, выдавая нерешительность. Омега подбирал слова, выбирая между покорным принятием комплимента и язвительностью, и Лектер даже успел отвлечься на то, чтобы оглядеться по сторонам. Наконец, ожидание его было прервано. Грэм оказался привычно саркастичным в своем ответе.
«Ты льстишь мне потому, что боишься не найти свои чудесные керамические ножи на их месте по возвращению домой. Но я тебя за это прощаю»
Вслед за этим пришло еще одно сообщение, меньше чем через минуту, и это уже насторожило. К нему была прикреплена фотография, Ганнибал не мог разобрать, что там, до того, как увеличил его. Подозрения были одно хуже другого.
«Кстати, у нас небольшое пополнение. Познакомься, это Бастер, и он передает папочке привет»
Ганнибал предполагал, что нечто подобное обязательно произойдет еще раз. Уилл уже притащил один раз домой щенка, вез его из самого Шарлоттсвилля, завернув в собственный свитер. Уинстон тогда был до ужаса отощавшим, кости торчали так, что их можно было прощупать руками, грязная шерсть сбилась в колтуны, а глаза гноились из-за инфекции. И альфа не смог отказать, завидев парня на пороге дома с этим скулящим свертком в руках. С тех пор он постоянно был настороже, ожидая, когда Грэм притащит домой еще одну собаку, но сейчас хотя бы мог это объяснить. Этот Бастер на вид был еще мельче Уинстона, хотя выглядел куда лучше, сидя на их кровати. Ганнибал тяжело вздохнул, признавая поражение. Эмоциональное состояние Уилла сейчас зависело от его взбесившихся гормонов, да и не выкидывать же щенка на улицу. Негуманно это по всем статьям.
«Надеюсь, ты вымыл его до того, как привести в спальню. Не вижу никакой радости в блохах по всей комнате и на Уинстоне»
Омега ответил незамедлительно. Он знал, что мужчина ему не откажет, тем более в таком.
«Не принимай меня за идиота, мне же не пять лет. Отмыл, накормил, бросил в стирку вещи, в которых принес его домой, вымыл полы везде, где он прошел грязными лапами, и почистил сиденья в машине. Ему очень понравилась кухня»
На фотографии, прикрепленной к этому сообщению, красовалась уже изрядно погрызенная ножка барного стула. Лектер потер глаза ладонью, надеясь, что ему все это почудилось от излишка выпитого вина и усталости. Он читал лекцию с самого утра, а ночью перед этим готовился к ней, исправляя мелкие недочеты в распечатанном тексте. Так что он действительно был чертовски измотанным своим присутствием в Детройте. Фотография никуда не исчезла, Ганнибал почувствовал острую потребность выпить еще. Эти стулья были сделаны для него на заказ, придется ждать не меньше трех месяцев, пока ему доставят новый. Погрызенная ножка разбила ему сердце.
«Мы поговорим обо всем этом, когда я вернусь. А это будет не раньше утра четверга. Отвези его к врачу, если не хватит денег, ты знаешь, где взять»
Он надеялся, что на этом разговор окончится. У него разболелась голова, хотелось вернуться в номер. Но вместо этого мужчина продолжил стоять на веранде, глядя на яркий экран телефона. Уилл что-то писал ему, он мог даже представить это – забрался с ногами на кровать, высунул язык, пытаясь подобрать слова поделикатнее, почесывая одной рукой Уинстона между ушей. Времени между сообщениями прошло достаточно долго, чтобы Ганнибал начал волноваться, но, в конце концов, текст высветился, черные буквы на сером фоне.
«Да, это будет отлично. Я хочу кое-что тебе рассказать, но только когда ты приедешь. Это вполне может подождать до четверга. Не буду отвлекать тебя от работы, напиши завтра, когда выедешь из Детройта»
Лектер отправил ему до зубовного скрежета банальное пожелание спокойной ночи и просьбу не ввязываться ни в какие авантюры под предводительством Марго, вернулся к остальным гостям, чтобы попрощаться, и поймал такси на соседней улице. Он прекрасно понимал, что Уилл обо всем догадался и теперь собирается сообщить радостную новость. Хотя, она вполне могла оказаться и не слишком-то радостной, учитывая, как хорошо продвигалась карьера омеги. Ребенок мог стать обузой, и это тот вариант, о котором Ганнибал еще не думал. Ему стоило дождаться разговора, чтобы все выяснить и расставить по своим местам, прийти к какому-то общему решению. Сейчас он собирался выспаться, потому что следующая ночь измотает его еще больше, чем эти два дня и дорога до Мичигана вместе взятые.
Ганнибал еще раз посмотрел на обычную бумажную карту, лежащую на коленях. Он не рискнул пользоваться навигатором, чтобы разобраться в федеральных трассах между Мичиганом и Вирджинией, чтобы впоследствии его не могли связать ни с чем, еще раз просчитал время, которое придется затратить на дорогу. В лучшем случае он доберется за семь часов с небольшим, ночью трасса почти не загружена, так что у него не будет с этим проблем. Мужчина, как и обещал, позвонил омеге, с сожалением отмечая, что придется задержаться еще на несколько часов, ужин был важным и отказываться от него было нельзя, Уилл разочаровано вздохнул и пообещал, что не будет дожидаться, ляжет спать, а разговор подождет до утра. Ганнибал отключил телефон, чтобы не беспокоиться по пустякам, и уверенно повел машину на восток. Сейчас, когда он все продумал, задумка казалась еще более логичной и обоснованной, чем та первая вспышка гнева, которую он испытал неделю назад.
Он оставил авто в миле от нужного дома, в непроглядной тьме ночи и тени вековых деревьев, видевших и любовь, и людскую жестокость. На этом ответвлении дороги не было ни полицейских, ни случайных путников, которые смогли бы опознать дорогую машину, да и люди предпочитали спать в своих постелях в три утра, а не слоняться по лесу. Канистра с бензином была ощутимо тяжелой, но это не играло никакой роли – дождя не было уже несколько недель, его следы исчезнут к рассвету, уничтоженные сухим ветром и мелкими животными, снующими в поисках пищи. В темноте дом казался пугающим и мрачным, несмотря на белую краску стен. Свет не горел, дверь накрепко заперта – три замка и щеколда, спасение от возможных грабителей, наткнувшихся на маленький оплот спокойствия и тишины в этом жестоком мире. Ганнибал бесшумно обошел вокруг дома. Окно в гостиной открыто, призванное наполнять комнату хоть и горячим, но воздухом, и проход ничем не затруднен, как безответственно и глупо. Альфа с усилием ставит на подоконник канистру и бесшумно проникает внутрь, не боясь оставить следов. К тому моменту, как сюда приедут другие, доказательства его пребывания растворятся в пепле и золе. Идеальный порядок, почти стерильный, как в операционной, ни единой грязной тарелки в раковине, ровные стопки книг на кофейном столике, вычищенные ковры. Безжизненно, мертво и бесполезно, как и вся жизнь этой семейной пары. Ганнибал знает, они спят крепко, не услышат его шагов. На полках фотографии, но Уилл на них перечеркнут мрачными чернилами – предатель и грешник, он не заслуживает своего места в этом доме, как не заслуживал его с самого своего рождения, теперь он вычеркнут из праведного существования альфы и беты, безмятежно спящих в спальне на втором этаже. Половицы не скрипят, Томас хороший хозяин, следящий за своим домом, лишь негромкий стук, с которым канистра касается пола, разрушает звенящую тишину. Ибо вот, придет Господь в огне, и колесницы Его – как вихрь, чтобы излить гнев Свой с яростью и прещение Свое с пылающим огнем. Ибо Господь с огнем и мечом Своим произведет суд над всякою плотью, и много будет пораженных Господом[2]. Губы Ганнибала шевелятся, но с них не срывается ни единого звука, чтобы не потревожить чужой сон. Может для четы Грэм этот огонь и будет освобождением от грехов, посвящение себя Богу, вознесение к райским вратам, но только для Лектера это – сожжение нечестивых, орудие кары. Эти люди даже не заслуживали стать частью его постановки, не заслуживали быть на его столе. Не более чем забракованные животные, не подходящие для еды. Он чуть приоткрыл дверь спальни, наблюдал меньше минуты за тем, как крепок был сон семейной пары, слышал, как Томас громко захрапел, переворачиваясь на левый бок, спиной к жене, когда та в своем бессознании положила руку ему на живот. Отстранение, отчуждение, препятствие, вот чем был для Томаса брак с этой женщиной. Ганнибал еле слышно открутил тугую крышку с канистры и щедро плеснул на порог комнаты и шерстяной ковер. Он оставлял мокрую дорожку бензина на лестнице, разлили его в гостиной. Стараясь не испачкать туфли, мужчина намочил пол около газовой плиты, открыл вентиль и повернул рычаги конфорок, позволяя газу скапливаться в доме. Он вылез в окно, на свежий воздух, не утяжеленный бензиновыми парами, дернул раму, опуская ее. Никаких подозрений, никаких подсказок. Остатками из канистры Ганнибал облил входную дверь, отрезая путь к отступлению. Альфа еще раз посмотрел на творение своих рук, понимая, что отступить уже не сможет. Дом из дерева, внутри только натуральные материалы, вспыхнет как факел, огонь ничего не оставит после себя. Люди верили, что с дымом душа поднимается в царство Божие, присоединяется к небесной армии, готовящейся к войне с Сатаной. Этим душам там нет места. Ганнибал был судьей и палачом, Богом, выносящим жестокий приговор и приводящим его в исполнение, и не винил себя за то, что защищает свою семью всеми доступными в его понимании морали способами. Чувство вины вообще эфемерное понятие, а этот поступок не то, чего стоило стыдиться. Мужчина чиркнул спичкой по темному боку коробка, поджег мокрый порог и поспешил удалиться, не забыв забрать канистру. Он обернулся метров через двести, когда уже вошел в лес. Бензин так потрясающе горит. Темно-синее, почти черное небо окрасилось всполохами кроваво-алого, огненно-горячего, оказалось расчерчено отчаянием и трагедией, ядовитым предупреждением целому миру, написанным по небесному холсту почти мунковской[3] рукой. Оглушающий взрыв Ганнибал услышал еще до того, как добрался до машины. Теперь все было кончено.
