Текст книги "Впусти в себя огонь (СИ)"

Автор книги: B_BlackCard

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

– Никаких проблем, парень. Я не лезу к занятым омегам, – Уилл непонимающе склоняет голову, но Лукас уже собирается уходить. – Тебе стоило сразу сказать, что есть кто-то посерьезнее альф-старшекурсников.

Грэму требуется почти три минуты, чтобы понять – на нем остался запах Ганнибала. Запах взрослого, опытного альфы. Видимо, ежедневный душ совсем не спасал от этого. Когда Марго подходит к нему, Лукаса уже и след простыл, а остальные теряют интерес к случившемуся. Уилл мотает головой, утверждая, что все в порядке, и вяло плетется к выходу. Ему нужно на воздух, потому что до него, наконец, начинает доходить, что Верджер имела в виду две недели назад. Тот самый альфа. Именно это Уилл ощущает каждой клеткой прямо сейчас, когда его мозг окончательно заработал. В пятницу, за пять дней до Рождества, Грэм тщательно бреется, пользуясь лосьоном Джонатана, который тот оставил, кидает в сумку вместо привычных учебников и тетрадей сменную одежду, точно зная – он останется на ночь. Марго помогает ему собраться, стоя в центре комнаты, и придирчиво рассматривает со своего места содержимое открытого шкафа. Она заправляет за ухо прядь волос и широко улыбается. Уиллу от этого не по себе.

– Надень голубую рубашку, она хорошо подчеркивает твои глаза, – омега хмурится, но жесткое требование выполняет. Он заканчивает справляться с мелкими непослушными пуговицами, когда девушка прячет небольшую черную картонную коробку в его сумку. Их взгляды встречаются, и Верджер лишь пожимает плечами. – Доктор Лектер точно знает, что с этим делать, даже если ты никогда и в руках этого не держал. Не надо благодарности за заботу.

Уилл вздрагивает и смотрит на подругу с нескрываемым раздражением. Как она могла подумать, что он едет на ужин с целью продолжить вечер в кровати? Отвратительно, что она, словно заботливая мать, подкладывает ему презервативы.

– Ненавижу тебя, – Грэм абсолютно искренен в своих словах. – Честное слово, ты ужасная.

– Но ты все равно меня любишь, – девушка поправляет воротник его рубашки и желает хорошего свидания, прежде чем покинуть комнату, оставляя после себя шлейф сладковатых духов.

Он не звонит предупредить о своем приезде, заводит машину, наблюдая, как Марго, закутанная в свое шерстяное светлое пальто, садится в незнакомое авто. Дорога до Балтимора настолько загружена в этот вечер, что Уилл подъезжает к нужному дому, когда тьма поглотила город. На часах восемь, и он надеется, что приехал не слишком поздно. Он не чувствует страха, поднимаясь по каменным ступеням, стуча в тяжелую дверь. Все так, как и должно быть, и, когда Ганнибал открывает ему, Грэм ощущает себя нормальным. Ему двадцать один, этому альфе – сорок три, интернет предоставил общую информацию о докторе, и это все более чем нормально.

– Уилл? – Лектер выглядит взволнованным и удивленным. – Проходи, не стой на холоде.

Температура упала до трех градусов, а в доме жарко и пахнет потрясающе – едой и Ганнибалом. Мужчина помогает ему снять куртку, галантно и сдержано, переплетает их пальцы, словно само собой разумеющееся, и ведет в столовую. Ужин еще не накрыт, и в отсутствие альфы Уилл выбирает себе место, по правую руку от хозяйского стула. Там, где должен сидеть омега. Лектер вносит тарелки и тратит время, чтобы сервировать стол, хотя Грэм пожелал бы прямо сейчас пропустить этот момент. Мясо так чудесно выглядит, что во рту скапливается слюна, Ганнибал довольно улыбается, замечая голодный взгляд омеги. Он приносит бутылку вина, и Уилл думает, что это прекрасно. Все, что происходит прямо сейчас, прекрасно и естественно, будто так проходит каждый его вечер.

– Бланкет из филе ягненка, – Лектер объявляет это так торжественно, что омеге хочется засмеяться, он с трудом держит серьезное лицо. – Тебе стоило позвонить, я бы приготовил что-то более подходящее случаю. Более изысканное.

– Не утруждайся. Я живу в студенческом общежитии с соседом-бетой и чаще всего ем либо в кафе, либо у Марго. Мне покажутся изысканными даже остатки твоего вчерашнего ужина, – Грэм не осознает, когда начинает говорить неформально, но это не повод для беспокойства. По крайней мере лицо альфы остается таким же довольным, как и до этого.

– Мне стоит приучить тебя к действительно хорошим вещам, в том числе и еде, – Уилл чувствует, как краска заливает его лицо и шею. Он смущен так сильно, что чуть не давится мясом. Ганнибал, кажется, решает свести его с ума окончательно, поэтому мастерски меняет тему, заставляя покрыться красными пятнами даже грудь омеги. – Ты замечательно выглядишь.

Грэм бурчит что-то невнятное, предпочитая сосредоточиться на еде, пока его сердце не успокоится, а в ушах не перестанет шуметь. Он внезапно обнаруживает, что может быть чересчур болтливым, рассказывая о своих экзаменах, о том, как Марго испортила любимый шарф Беверли, уронив на него кусок пиццы, и о приглашении Лукаса на концерт. Последнее оказывается лишним, Уилл понимает это по крепко стиснутым зубам Ганнибала и непроницаемому выражению его глаз. Он тут же извиняется, обхватывает его ладонь своими пальцами и улыбается так сладко, как только может, даже щеки сводит. Лектер, кажется, успокаивается, но омега все равно замечает какую-то странную решимость в его взгляде. Десерт, самый вкусный тирамису, который Грэм когда-либо пробовал, они доедают в гостиной, утопая в разговорах и кисловатом вкусе вина, и в хозяйскую спальню Уилл поднимается без страха. Ганнибал не предпринимает ничего, пока парень сам не двигается к нему, заглядывая в глаза, выпрашивая поцелуй. Альфа неспешно перебирает пальцами его влажные после душа волосы, жадно втягивая собственный запах с нежной, тонкой кожи, пока Грэм удобнее устраивается рядом с ним, прижимаясь теснее.

– Для меня нет ничего восхитительней, чем твое присутствие в моем доме, elniukas[1], – Лектер тянет его за плотный, скользкий от впитавшейся воды локон, наматывая его на палец.

– Звучит так, будто ты послал меня, – Уилл льнет к нему, чувствуя себя в абсолютной безопасности. Он не чувствует себя так даже наедине с самим собой.

Ганнибал выглядит уставшим, а его голос медленный и низкий, с несколько шипящим акцентом. Насколько Грэм может судить, это что-то из Восточной Европы, но может ошибаться. Он тянется за еще одним поцелуем, в этот раз долгим и томным, тем, что разжигает внутри него нестерпимое желание влезть альфе под кожу и остаться там, скрытым ото всех вокруг. Он физически может почувствовать, как между ними формируется тяжелая, мощная цепь связи, как оборачивает их тела, сращивая в одно целое, даже без вязки. Это приятно и пугающе, все сразу, и к этому нужно привыкнуть. Лектер возится, устраиваясь удобнее на спине и приглашающе подставляя руку, чтобы Уилл смог найти место своей голове на его плече.

– Когда мы с семьей жили в Литве, – вот оно что, Грэм почти угадал, от Восточной Европы до этой части Северной почти рукой подать, – за домом был лес. Если прийти туда рано утром, на рассвете или сразу после него, то можно было встретить оленей. Те, что были моложе, не сильно боялись и подходили. У них были большие печальные глаза, и взгляд такой влажный, доверчивый. Мы с сестрой с вечера собирали желуди, чтобы угостить их.

Уилл хочет задать вопрос, он крутится на языке, но вовремя одергивает себя. Еще не время, они, черт возьми, и не знают друг друга, хотя он, девственник, ставший омегой две недели назад, ничуть не стесняется лежать в постели взрослого альфы. Наверное, мир переворачивается с ног на голову, раз с ним это происходит. Он выворачивается, чтобы заглянуть мужчине в глаза, но успевает поймать лишь короткую тень болезненных воспоминаний.

– Ты назвал меня оленем, не очень-то ласково, – Ганнибал неспешно скользит ладонью между его лопаток через тонкий хлопок футболки.

– Это более ласково, чем олень, meldžiamasis[2], – возможно, Уиллу стоит выучить несколько основных фраз на этом странном языке, чтобы иметь возможность парировать.

Мужчина не трогает его больше, чем омега позволяет, и, возможно, засыпать вот так, переплетясь ногами и уткнувшись носом в изгиб сильной шеи, может стать слишком привычным. Уилл предпочитает не думать об этом хмельной головой прямо сейчас, подставляясь под касание ладони, замирающей на его животе. На следующее утро он находит на прикроватном столике, прижатые его собственным телефоном, два билета на концерт в Берджетстауне в январе.

Они проводят Рождество вместе, Уилл долго думает, стоя перед полками в шкафу, что из одежды может ему понадобиться – он собирается остаться у Ганнибала до начала нового семестра, потому что домой возвращаться больше нельзя. Родители узнают, что он больше не принимает лекарства, что стал тем, кем его сделала природа, и не хочет говорить об этом прямо сейчас, когда сам не до конца со всем разобрался. Лектер готовит говядину в эле, традиционную рождественскую индейку с клюквенным соусом, несколько тарелок разнообразных закусок, в том числе и типичные для Вирджинии устрицы, а за столом сидят Марго и Алана. Грэм чувствует странную двойственность собственных ощущений. Потому что эта женщина, сидящая по левую руку от Ганнибала, сейчас та Алана, с которой его подруга выстраивает отношения, но через два месяца она превратится в мисс Блум, читающую лекции их курсу, о строгости которой ходили самые настоящие легенды. Странно, дико и непривычно видеть Алану Блум такой, с раскрасневшимися от домашнего пива щеками и улыбающуюся глупым шуткам, поднимающую тосты и танцующую в центре гостиной под рождественские песни. На памяти Уилла это лучшее Рождество за двадцать один год его жизни.

Ганнибал берет его в третью течку, за полторы недели до начала нового семестра. Разжигает огонь в камине, отгоняя февральские холода, укладывает омегу в постель, застеленную чистыми, еще хранящими запах кондиционера для белья простынями, и стягивает одежду слишком медленно, заставляя мучиться от желания, скрутившегося болезненным клубком внизу живота. Уилл почти ничего не помнит о той ночи, так хорошо ему было. Помнил властные, грубоватые прикосновения ладоней к своей коже, жар чужого сильного тела, запах, сильный и терпкий, забивающийся в нос. Он видел во взгляде альфы самодовольство, восхищение самим собой, касавшимся омеги первым и последним, и не мог закрыть рот, чтобы сдержать хоть один требовательный стон. Последней яркой вспышкой в памяти остался укус острых зубов, оставленный на шее, нестерпимый, до крови, и шорох разрывающейся фольгированной упаковки, прежде чем Уилл перестал что-либо соображать от удовольствия, наполнившего его с проникновением члена. Они просыпаются к обеду, и Ганнибал готовит для них что-то быстрое и простое, чтобы вернуться в постель. Лектер впервые не моет посуду, просто складывая ее в раковине, собираясь заняться этим позднее.

Твердость каменных ступеней под спиной сменилась мягкостью кровати. Горячее солнце больше не жгло кожу, сменившись полумраком комнаты и гулом работающего кондиционера. Ганнибал осторожно поглаживал его запястье, прямо под тонким браслетом на правой руке, и Уилл попытался убрать руку, избавляясь от щекотки. Он был расслабленным и все еще сонным, сам не понял, как задремал, разморенный июльской жарой. Он потянул мужчину на себя, безмолвно прося лечь рядом, и с наслаждением скользнул пальцами по голым предплечьям. Было так замечательно забыться в стенах спальни, отстраниться от всех забот, что тяготили в последние дни. Грэм сдвинулся, сминая простыни, и заглянул альфе в глаза, просовывая колено между его ног. Так было ближе и теснее.

– Скажи, что я проспал, и мы никуда не едем, – он позволил Лектеру снова поглаживать кожу под браслетом, теперь уже с большим нажимом, в этом было какое-то особенно успокоение.

– Ни за что, mano brangusis[3], у нас еще пара часов до отъезда, не получится отказаться. Наберись смелости, в конце концов, они тебя не убьют за это, – мужчина легко воспользовался податливостью чужого тела, опрокинул омегу под себя, вытягиваясь между его ног и устраивая подбородок на худой груди.

– Лучше бы убили, – Грэм тяжело вздохнул, отводя на секунду взгляд. – Моя мать так разговаривает, что хочется пойти и выкинуться в окно, так что смерть куда предпочтительней ужина с ней за одним столом.

Ганнибал опирается на руки, подтягиваясь вверх, и целует неспешно, лишь скользя губами по чужим губам, ловя теплое дыхание. Уилл цепляется пальцами за его плечи, обтянутые тонким хлопком рубашки, и разводит ноги шире, давая больше простора для действий. Он все еще чувствует возбуждение после сна, и колено мужчины коротко и ритмично надавливает на его пах, вызывая острые вспышки удовольствия. Омега силится стянуть с себя шорты, но руки будто чужие, продолжают удерживать плечи, пока Ганнибал мягко облизывает его шею и углубление между ключицами. Уилл бесстыдный и распаленный, справляется, наконец, с непослушными пальцами и торопливо расстегивает пуговицы рубашки, чтобы развести ее полы в стороны и коснуться ладонями широкой, покрытой светлыми, жесткими волосками груди. Он чувствует мерное движение грудной клетки, жар кожи, его сознание плывет от сильного запаха возбужденного альфы. Его белье пропитывается смазкой, неприятно, липко, и он ерзает, безмолвно прося избавить от мешающейся одежды. Ганнибал стягивает с него шорты вместе с трусами одним долгим, плавным движением, оглаживает пальцами свод стопы, ведет ладонью вверх, по худой голени и нежной коже внутренней стороны бедра. Уилл вскидывается навстречу ласке, мышцы пресса резко сокращаются, когда мужчина властно ласкает низ живота. Омега подается вперед, задыхаясь, стоит ладони надавить сильнее. Ганнибал почти такой же, как обычно, довлеет над ним, но с едва уловимой осторожностью, которую обычно не проявляет. Грэм приподнимает ногу, и его стопа упирается альфе между ног, сквозь ткань брюк поглаживая вставший член. Лектер позволяет себе отпустить один короткий сиплый стон, прежде чем расстегивает ремень и выпутывается из штанов. Ганнибал терял рядом с ним весь хваленый контроль и рассудительность. Он остервенело избавлялся от одежды, бросая ее на пол, неосторожно и торопливо, выполняя горячее желание омеги. Теперь, когда они оба были обнажены, все чувствовалось острее и правильней, и руки Уилла нашли свое место на спине альфы, чуть пониже лопаток, оглаживая влажную от пота кожу. Лектер ткнулся губами в изгиб его шеи, повел по плечу, оставляя короткие, жгущие поцелуи, и не сдержался, вцепился зубами в метку, обновляя посветлевший след. Омега под ним выгнулся, подался навстречу, впиваясь ногтями в спину, оставляя краснеющие полулуния отметин. Грэм задышал громче, разгоряченная кожа просила прикосновений, и он не знал, что на него нашло. Обычно он не бывал таким требовательным и настойчивым, но сейчас не мог удержать себя в руках, извивался, стоило ладоням сжаться на его боках, и вскидывал бедра, почти выпрашивая ласку. Будь Ганнибал его врачом, он бы сказал что-то о том, что Уилл хочет почувствовать себя защищенным из-за волнительного ужина, но он его врачом давно не являлся, так что все эти психологические уловки оставались вне спальни. Мужчина скользнул пальцами по его грудной клетке, пересчитал ребра сначала справа, затем и слева, останавливая ладони на животе. Он испытывал почти эйфорию, зная, что его омега носит его ребенка, даже если сам Уилл об этом пока не догадывался. Грэм обвил его ногами, притягивая к себе, подразнил быстрым касанием ногтей на шее, скользнул руками выше, сжимая светлые, с чуть заметными проблесками седины волосы на затылке альфы. Ганнибал продолжал целовать его грудную клетку, прихватывая губами затвердевшие соски и ведя ладонью по животу, к напряженному члену. Уилл развел ноги в стороны, мышцы бедер заныли, и он почувствовал, как смазка тягучими каплями падала на простыню. Касаться Грэма было восхитительно. У него была нежная, мягкая кожа, лишенная любых лишних волосков, как подобает омеге, а еще он отзывался на любую ласку исступленно и жадно, словно все еще не знал своего тела. Серебро браслета поймало отблеск солнечного света, пробившегося сквозь тяжелые шторы, Ганнибал тут же мазнул языком и губами по коже запястья, оглаживая свободной ладонью мошонку и промежность. Член Уилла дернулся, оставляя на животе влажное пятно. Желание было общим, они не знали, где начинается свое и чужое, сплелось в одно целое, и альфа низко рыкнул, звук шел откуда-то из груди. Грэм перевернулся, упираясь плечами в постель, почувствовал руки на ягодицах, а после и язык на истекающем смазкой отверстием. Он заскулил, царапая простыню, подался назад, стремясь получить больше, но Ганнибал крепко удерживал его, мешая шевелиться. Уилл ощущал себя слишком открытым, поданным к столу словно редкий десерт, пока мужчина вылизывал его, добавляя пальцы. Один за другим, они проникали в него, растягивая, омега заскулил, когда они настойчиво потерли простату. Омега снова попытался насадиться, завертел бедрами, принимая пальцы полностью, надрывно вскрикнул, стоило языку обвести края его растянутого отверстия, пока его растягивали, мучительно подготавливая. Он больше не мог терпеть, готовый принять своего альфу в любой момент. Мужчина потянулся к прикроватному столику, но Грэм схватил его за руку, останавливая.

– Нет, – он рвано выдохнул, сжимая пальцами запястье сильнее. – Давай без этого, пожалуйста.

Ганнибал стиснул зубы, не в силах отказать настойчивой просьбе в очередной раз. Ничего плохо не случится, если они не будут предохраняться, они оба были здоровы, и подчиниться было несложно. Лектер перевернул его на бок, вытянулся за спиной, мягко, но вместе с тем властно приподнимая ногу, и вжался губами в шею, прежде чем неспешно толкнуться внутрь податливого тела. Уилл застонал, откидывая голову назад и упираясь рукой в кровать, чтобы принять устойчивое положение. Движения были размашистыми и быстрыми, совершенно не годились для состояния омеги, но Уилл сам просил, подаваясь назад, Ганнибал просто не мог ему отказать. Он сжал пальцы на его бедре, наверное, останутся синяки, притискивая к себе сильнее, двигался в нем, почти не выходя, омега благодарно простонал его имя, кусая собственные пальцы. Он почувствовал зубы на загривке, дернулся навстречу большой, заполняющей его до восхитительной боли плоти, податливо склоняя голову для укуса. Грэм обхватил свой член влажной от слюны ладонью, скользнул от основания до головки, подстраиваясь под заданный ритм. Он был распален жадными поцелуями и касаниями, разгорячен близостью желающего его альфы, и добровольно с головой нырнул в эту адреналиновую волну, сдавившую легкие и ускорившую сердце. Ему не потребовалось много времени, чтобы выгнуться, широко раскрыть рот, шумно вздыхая, и задрожать всем телом, изливаясь в свою ладонь и на простыню. Ганнибал догнал его спустя два десятка быстрых, рваных толчков, прижимаясь губами к мокрому плечу. Он сипло выдохнул и успел выйти раньше, чем узел связал их. Уилл, совершенно разморенный и уставший, прижался к его боку, убирая прилипшие ко лбу пряди волос. Он хотел остаться в этой кровати до конца своей жизни, голым и измотанным после секса.

– Давай никуда не поедем, – омега настойчиво ладонью по покрытой короткими волосками груди и зажмурился от удовольствия. – Это глупая идея, просто останемся дома, займемся чем-нибудь. Что угодно, Ганнибал, только не поездка.

Мужчина нахмурился и перехватил ласкающую его руку. Уступкам больше не было места в постели.

– Твое неуемное желание сократило время, так что нам придется встать, принять душ, собраться и отправиться к твоим родителям. Не смотри на меня так, elniukas, я уже приготовил мясо и собираюсь поставить его на стол твоей матери, – Уилл перевернулся к альфе спиной, всем своим видом выражаю вселенскую обиду. – А когда вернемся, займемся чем угодно.

Грэм смотрел ему вслед, следил, как закрылась дверь ванной комнаты. Он вытянулся на постели, между бедер было неприятно липко. Черт с ним, если мать доведет его в очередной раз, он просто бросит ей в лицо содержимое своей тарелки и уйдет. И все это будет на совести Ганнибала, не его. Он предупреждал.

Комментарий к

[1] – олененок (литовский)

[2] – мой милый (литовский)

[3] – мой дорогой (литовский)

========== Часть 2 ==========

Уилл с такой тоской смотрит на открытую дверцу автомобиля, будто он старая больная собака, которую везут на усыпление. Лектер деловито устраивает на заднем сиденье сумку-холодильник с идеально приготовленной олениной и делает вид, что не замечает страданий омеги. Грэм опирается рукой о нагретую солнцем крышу машины и дергается, обжигаясь о раскаленный черный металл. Он может прямо сейчас упереться руками и ногами в крепкий кузов, чтобы Ганнибалу пришлось насильно затолкать его внутрь, оставить на теле синяки. Тогда они вызовут полицию, Уилл заявит о жестоком обращении, и, пока доблестные офицеры будут выяснять причины, пройдет несколько дней, им не придется никуда ехать. Идея на самом деле ужасная и лишена любого смысла. Так что омега предпочитает тяжело рухнуть на свое место и обреченно застегнуть ремень безопасности, теребя тонкий жгут серебра на запястье. Лектер невозмутимо поправляет манжеты своей идеально отглаженной рубашки, прежде чем завести машину, и бросает короткую ободряющую улыбку парню. Уилл кривится и отворачивается, рассматривая сквозь стекло знакомый район, с каждой секундой все больше отдаляющийся. Ганнибал будто вырывает его с корнями из земли, собираясь заново высадить на бесплодной, потрескавшейся от отсутствия воды почве, это отвратительно и совершенно грубо. Кому нужно это знакомство, если они больше никогда не увидятся с его родителями. Грэм жалеет, что не взял с собой бумаги по делу Леймана, смог бы занять свою голову во время часовой поездки до Вулф Трап, где в старом доме жили уже несколько поколений его семьи. Но нового из материалов он все равно не узнает. У них было достаточно веских оснований, чтобы предъявить Лейману обвинение в изнасиловании и убийстве Сары Джонсон, девятнадцатилетней студентки, оказавшейся не в то время и не в том месте, а воскрешение подробностей ужасающего действа только сделали бы хуже сейчас. Грэм сосредотачивает внимание на кольце. Оно, словно огромный указательный знак, красовалось на его пальце еще с прошлого лета, но Ганнибал не настаивал на конкретной дате, лишь обозначив предложением серьезность своих намерений. Омега издал нервный смешок и вздрогнул, почувствовав на себе внимательный взгляд. Он обернулся и намеренно ударился затылком о спинку, пытаясь избавиться от начавшейся головной боли.

– Что тебя так веселит в этой поездке? – Лектер сбросил скорость, перестраиваясь в правый ряд, чтобы свернуть к платному участку дороги. – Пятнадцать минут назад ты выглядел так, будто я везу тебя на жертвенный алтарь.

– Я до сих пор себя так чувствую. Как агнец на заклании, – Уилл сцепил пальцы в замок и опустил стекло, впуская в салон сухой горячий ветер. – Просто вспомнил, как спросил тебя о стоимости кольца, и зачем ты выбрал такое дорогое.

Ганнибал отрешенно хмыкнул, кажется, на мгновение проваливаясь в воспоминания об июньском вечере, когда делал столь щедрый подарок. Он стоил потраченных денег.

– Ты ответил, – Уилл продолжил, все так же не поднимая взгляд, – что, если с тобой что-то случится, то я смогу его продать, и этих денег мне хватит на первое время. Эти мысли до сих пор не выходят у меня из головы. Пугали тогда, пугают и сейчас.

– Я забочусь о тебе. Жизнь очень непредсказуема, тем более я значительно старше тебя. Мне будет спокойней, если я буду знать, что, если я тебя оставлю по независящим от меня причинам, то ты не будешь ни в чем нуждаться. Потребуется время, прежде чем ты по завещанию получишь все мои деньги, тебе нужно будет на что-то жить, – внезапно Лектер развеселился, обогнал вяло плетущийся перед ними минивэн с уставшей женщиной за рулем, и снова вернулся в правый ряд. – Но, поверь мне, умирать в ближайшие годы я не собираюсь. Как минимум я собираюсь увидеть лицо твоих родителей еще раз, когда ты родишь одного, а лучше двух детей. Хотя бы это уже отличная причина, чтобы не исчезать из твоей жизни.

Уилл возмутился, на языке крутилось не одно язвительное замечание, но вовремя заткнулся. Он помнил, как зимой один из пациентов напал на Лектера, чуть не застрелив его. Он тогда чуть сознание не потерял, когда вжался в стену коридора, боясь дышать, дрожащими пальцами вызывая полицию. Но эти шутки о еще одном посещении родителей не были смешными. Еще раз этого никогда не случится. Грэм даже не был уверен, что переживет сегодняшний ужин. Он попросил мужчину свернуть через два поворота, поерзал, устраиваясь удобнее, и прикрыл глаза, пытаясь хотя бы на оставшиеся полчаса дороги освободить свою голову от пугающих картинок предстоящей встречи. Ганнибал выглядел серьезным и собранным, будто обдумывал план по захвату мира.

Все здесь было таким же, как и четыре года назад, когда Уилл последний раз объявился на пороге родного дома. Старый, но крепкий дом, доведенный до ума отцом, огромная неогороженная территория вокруг, чистая подъездная дорожка. Мать высадила цветы, и сейчас их сладкий, удушающий запах разносился в раскаленном сухом воздухе, забивая легкие. Уилл видел начисто вымытое окно своей комнаты, второй этаж, вид на федеральную трассу I-95 S и лес, непроходимый, словно стена. Он закрыл глаза, вспоминая, как этот вид – единственное, что ему оставалось, когда мать запирала его в комнате за провинности, заставляя вымаливать у бога прощение. Прощения не было, как и спасения. Ни тогда, ни сейчас. Лектер был слишком довольным, будто все еще не понимал, куда приехал, в логово к самому дьяволу, готовому сжечь их за любое неосторожное слово. Вытащил из машины сумку, убедился, что ничего не забыл, и уверенно направился к двери. Грэм поплелся за ним следом, уныло опустив голову и думая, не сможет ли он заставить мужчину развернуться прямо сейчас, уехать отсюда, пока все не превратилось в катастрофу. Но он видел, как колыхнулась занавеска в гостиной, кто-то из родителей заметил их, пути назад уже не было. Омега спрятал левую руку в карман, собираясь не демонстрировать кольцо так долго, как только сможет, и несмело постучал, сотрясая стекло на входной двери. Мать открыла им после второго же удара, ждала под дверью, и широко улыбнулась, выглядя как счастливая домохозяйка, ожидающая дорогих гостей.

– Уильям, я так рада, что ты, наконец, приехал! – она всплеснула руками, тут же притягивая к себе парня, чтобы заключить его в объятья, словно любимого сына. Ложь в каждом жесте и слове, ложь – не в списке смертных грехов. – Мы так соскучились с отцом, нельзя же так долго не навешать своих родителей. Познакомь нас с этим мужчиной, будь гостеприимным, Уильям.

В тоне ее голоса скользнул холод, и Грэм снова почувствовал себя мальчишкой-школьником, наказанным за четверку в школьной ведомости об успеваемости. Он склонил голову еще ниже, втянул ее в плечи, неловко дергая правой рукой. Альфа обворожительно улыбнулся, и женщина смущенно отвела взгляд. Ганнибал умел быть неотразимым, когда хотел этого.

– Доктор Ганнибал Лектер, – он поцеловал тыльную сторону ладони беты и ответил на крепкой рукопожатие мужчины. – Невероятно рад познакомиться с вами, мистер и миссис Грэм. Если позволите, я привез кое-что к ужину. Могу я пройти на кухню, чтобы закончить с этим?

Он указал на сумку в своей руке, и Ханна расцвела в ту же секунду, словно один из ее цветов в саду. Она объяснила Ганнибалу, где находится кухня, хотя заблудиться в таком маленьком доме было невозможно, и, как только альфа скрылся из вида, тут же кинулась к сыну, глядя на него счастливым взглядом, будто познала бога. Отец все еще стоял за ее спиной, по-прежнему подчиняющийся собственной жене и не перечащий ей. Она схватила парня за свободную руку, так крепко стискивая ее, что, возможно, кости хрустнули. А может это внутри омеги что-то сломалось, быстро и просто, как и раньше.

– Уилл, я так рада, что ты приехал. Должно быть, Марго чудесная девушка, если вначале отправила своего отца, – она мечтательно улыбнулась, краем глаза отмечая дорогую машину во дворе. Кажется, она уже решала, на что потратит деньги во время планирования свадьбы. – Я всегда знала, что ты вырастешь умным и правильным мальчиком, Уильям. Знала, что ты не разочаруешь нас.

Уилл надломлено выдохнул и издал короткий смешок. Ни в коем случае, он не собирается разочаровывать родителей такими шокирующими новостями. Возможно, было бы лучше, вернись он в родительский дом уже с обручальным кольцом и огромным животом, чтобы они сразу увидели, что произошло. Он не знал, как должен об этом сказать. Омега переступал с ноги на ногу, пытаясь подобрать слова и объясниться. В голове было пусто.

– Мама, это не Марго, – единственное, на что его хватило, пока он придумывал дальнейшую речь. Язык внезапно распух во рту и не желал двигаться. Оставалось только тяжело дышать, будто после удушья. – Все не так, как ты подумала.

– Так должно быть это Беверли? Кажется, так ее зовут. Ты много про нее рассказывал, когда звонил. Уильям, если это хорошая девушка, мне не важно, что случилось у тебя до нее, – женщина попыталась обнять его еще раз, но парень отшатнулся, изменился в лице. – И что с твоей рукой? Ты получил какую-то травму, поэтому не хочешь показывать? Я же твоя мать, меня не волнует, какой ты, главное, что ты правильно живешь.

Внезапно Уилл засмеялся. Сипло и глухо, зажимая рот ладонью. Ее не волновало, конечно же, именно поэтому она пичкала его таблетками двадцать лет, врала в лицо, убеждая, что он – бета, а омеги недостойны жизни в этом мире. Грэм почувствовал острое желание бежать. Дверь за его спиной была лишь прикрыта, запереть ее никто и не подумал, можно было развернуться и бежать как можно дальше, поглубже в лес, чтобы его никто не нашел. Он слышал шаги Ганнибала, мог бы потребовать уйти прямо сейчас, тот не откажет своей паре, не посмеет, только не сейчас, когда у него, кажется, какой-то приступ. Уилл дернулся, его плечи задрожали, и лицо его матери исказилось, женщина была рассвирепевшей и напряженной. Она видела его кольцо, бриллиант которого ловил отблески пробивающегося через окно света. Кажется, она собиралась его убить. Ханна успела схватить его за запястье, когда Ганнибал снова вернулся к ним, вытирая влажные руки кухонным полотенцем.

– Что здесь происходит? – бета обернулась, и Уилл выдернул руку из ее хватки, сжимаясь, готовясь к удару. Она всегда так делала, когда была недовольна им. – Думаю, подобное обращение с Вашим сыном, миссис Грэм, неприемлемо, тем более в моем присутствии. Вы должны знать, как альфы защищают свою пару. А сейчас давайте пройдем к столу и поговорим, как цивилизованные люди, а не звери.