Текст книги "Льдинка (СИ)"

Автор книги: Awelina

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

11

Суета, рокот разговоров, фоном к которому служила спокойная музыка, льющаяся из динамиков, очень быстро утомили Станиславу. Игоря Пятигорского она нашла практически сразу же, удивив его своей новой прической и цветом волос. Минуту поговорила с ним, улыбнулась присоединившимся к ним партнерам и друзьям агентства, а потом, воспользовавшись первым же подходящим предлогом, поторопилась исчезнуть.

Липкое внимание окружающих вызывало у Стаси неприязнь и неуверенность. И ведь хотела затеряться в толпе, намеренно не стала накладывать яркий вечерний макияж, предпочтя лишь нейтральный блеск для губ да тушь, нашла в гардеробе скромное платье: черный цвет, классический, подчеркивающий талию и бедра силуэт, длина – два сантиметра выше колен. Конечно, открытые плечи и спина – платье полностью закрывало грудь, завязываясь на шее лентами – к пуританской скромности отношения не имели, но, предпочти она наглухо закрытый вариант, еще больше выделилась бы из общей массы женщин.

Вооружившись необходимой атрибутикой любой из подобных вечеринок: скучающим выражением лица и бокалом шампанского, – Станислава бродила по краю этого гомонящего, медленно фланирующего людского моря, ловя на себе то заинтересованные, то пристальные, то презрительные взгляды. Торжественная часть банкета подходила к концу, отец и центральное лицо «Спортлайфа», Михаил Игнатьевич Ледянов, с минуты на минуту должен был выступить с речью, подведя итоги этого «слета кур, снесших золотые яйца», как говаривал Пятигорский, а также ребрендинга своего детища. Наверное, можно было бы уже и уезжать…

Что держало ее здесь? Станислава этот вопрос обходила так же ловко и аккуратно, как обходила гостей празднества Ледяновых, появлявшихся у нее на пути.

Дома ждали родители, как и обычно, полностью погруженные в свою жизнь и увлечения, занятые только друг другом, недописанная запись в дневнике, потерявшего свою суть «доверенного лица», ранние стихи Ахматовой, которыми Стася сейчас зачитывалась, остро переживая каждую строчку. И одиночество. Да и дома-то своего, настоящего, у нее не было, только съемные квартиры да комнатка в отчем доме. Не было ничего, за что стоило бы цепляться и что можно было бы взять за основу, чтобы в дальнейшем выстроить и новую себя, и свою новую жизнь.

Если и имелось что-то, за что она цеплялась изо всех сил, так это ее обида на Вячеслава Ледянова да еще стремление стереть его из памяти и сердца. Вот и получался парадокс: поставив точку, следующую строку Стася так и не начала.

Девушка внимательно, стараясь делать это незаметно, вглядывалась в лица присутствующих на мероприятии мужчин. Взгляд искал высоких, с широким разворотом плеч, с короткой стрижкой и рыжевато-русыми волосами. Таковых ни одного не нашлось, что Осееву поначалу озадачивало, а потом уже и растревожило.

Вячеслав Ледянов не мог не присутствовать здесь. Он такое же лицо компании, как и его отец. В таком случае где он?

Берега этого импровизированного моря со множеством течений и перемещений Станислава обошла трижды, но Вячеслава так и не выхватила взглядом. Она заметила его отца, стоящего у одного из фуршетных столиков, посмеивающегося, обнимающего какую-то высокую блондинку, чья модельно-глянцевая красота и пустая улыбка вызвали у Стаси жалость, и беседующего с двумя мужчинами, одним молодым, другим уже в летах и при солидном весе. Заметила, к своему бесконечному и приятному удивлению, Артема Ледянова, во всем черном, очень повзрослевшего, вытянувшегося, но по-прежнему худого, немного даже дисгармоничного, Стася даже не сразу его узнала, потребовалось дважды присмотреться. Но ни следа старшего сына Михаила Ледянова. Где он может быть?

Растерянная и обеспокоенная, Станислава не сразу осознала, что музыка стихла, обороты смеха и бесед уменьшились вдвое и все неторопливо переместились к возвышению в правом углу большого зала, на котором техник возился с микрофоном. Настало время для торжественных речей и благодарностей. Далее должна была последовать неофициальная часть мероприятия, слух пронесся, что специально для нее был приглашен известный диджей, звезды какого-то танцевального шоу и даже один из знаменитых певцов. Разумеется, Станислава присутствовать там не планировала. Она даже на речь не собиралась оставаться, но сейчас, когда людское море плавно перетекло к сцене, ее уход могут заметить. Так подводить Игоря Валентиновича Стася не посмела.

Михаил Игнатьевич в ядовито-шутливой манере, видимо, свойственной ему при публичных выступлениях, коснулся истории своего бизнеса, его зари и зенита, описал суть перемен в политике и курсе компании и, пожелав «Спортлайфу» многая лета, под гром аплодисментов спустился к гостям. Заскучавшая Станислава уже было повернулась к выходу, когда вдруг знакомый густой баритон, раздавшийся со сцены, остановил ее. Внутри всё перевернулось, кожа покрылась мурашками.

– Спасибо за эту речь, отец, но ты забыл поблагодарить тех, кто помог воплотить твои идеи в жизнь.

Михаил Игнатьевич ответил что-то забавное, поддержанное смешками и возгласами присутствующих поблизости. Станислава же побоялась посмотреть на сцену. Девушка так и застыла вполоборота к ней. А Вячеслав продолжил:

– Но согласись, денежные премии должны прилагаться к словам. Которые я сейчас и скажу. Огромная благодарность не только сотрудникам и менеджерам «Спортлайфа». И не только моему младшему братишке, который сподвиг тебя, отец, и меня на это и который сыпал идеями как из рога изобилия. Необходимо поблагодарить и рекламное агентство «Клик о` шик», их профессиональная работа придала ребрендингу окончательную огранку. Отдельное спасибо тебе, Игорь Валентинович, и… Станиславе Осеевой… Ее я не вижу здесь…

Когда Ледянов с заметной заминкой назвал ее имя, Стася инстинктивно съёжилась, а сердце зашлось в груди. Рядом стоящие гости, так же как и те, что находились ближе к сцене, закрутили головами, вероятно, пытаясь отыскать ее, но тщетно. Ее новый облик оправдал себя на сто процентов. Впрочем, в следующую секунду Стася перестала осознавать окружающее, она наконец-то решилась повернуться и поднять взгляд на находящегося на сцене мужчину: белый смокинг, черные брюки – лаконичный и ослепительный шик, но голос, лицо…

– Я очень рад, что воспринимавшееся поначалу отцом как хобби, как некий побочный продукт получило такую интересную и полноценную жизнь. Охватило и захватило столько замечательных людей. Сегодня прекрасная возможность сказать вам всем, что мои пути расходятся с путями «Спортлайфа», я больше не буду заниматься его делами, но чрезвычайно доволен тем, что работал с вами бок о бок. И вдвойне отрадно, что расстаемся мы с ним и с вами на таких высотах. Ну а меня ждут новые. В буквальном смысле, кстати! Не надо этих скептических взглядов. Я решил оставить мир бизнеса и комфорта ради гор. На членство в клубе «Семи вершин» пока не претендую, но Эльбрус в планах значится. Хотя самая значимая вершина в жизни так и останется непокоренной… Знаете, когда единственный важный для вас человек наглухо закрывает перед вами все двери, то многое в жизни пересматриваешь, многое начинаешь осмыслять. Например, то, что прошлое не искупишь никогда… Проще убежать в горы. И, разумеется, с экипировкой, купленной в магазинах «Спортлайфа»! Спасибо и удачи, друзья!

Слова Вячеслава Ледянова, взмахнувшего рукой и быстро спустившегося со сцены, вызвали большой шок и ажиотаж. Ошеломленные гости довольно громко делились впечатлениями, жестикулировали, многие окружили Ледянова-старшего, его спутницу и стоящего рядом Артема, другие же, сбившись собственными группками, наперебой обсуждали новость. Довольно малая часть публики осталась равнодушной, вновь вернувшись к шампанскому и закускам на фуршетных столах.

Никто из них не заметил выскользнувшую из зала девушку в скромном черном платье, торопившуюся вслед за Вячеславом.

***

Стася чувствовала себя очень странно. С одной стороны, каждая частичка тела ощущалась будто воздухом наполненной, будто не была ограничена кожным покровом, впаяна в кровь и мышцы. А с другой, сердце молотило в груди, в животе осел ершистый комок адреналина, свинцом сковывали множество не совсем определимых эмоций, а напряженные ноги неохотно слушались.

Сегодня вечером Осеева неожиданно увидела другого Вячеслава Ледянова. И не сразу поверила в увиденное.

Мужчина, чья харизма и характер так ярко выделяли его среди остальных людей, словно бы погас, сломался, утратив значительную их долю. Вячеслав Ледянов, поражавший всех знакомых с ним своей холодной самоуверенностью и привычкой язвительностью прощупывать всякую почву, сегодня говорил мягко, с искренним расположением, с нотками надломленности. Тот, кто всегда был верен выбранному курсу и цели, вдруг решил их оставить, рисковать жизнью и здоровьем потому, что…

Станислава ускорила шаг, испугавшись, что догнать мужчину, свернувшего за угол пустынного коридора отеля, где проходило мероприятие, уже не получится. Там, похоже, близко выход. Стиснув крохотный клатч, девушка перешла на бег и, обогнув угол, тут же наткнулась на остановившегося и обернувшегося Ледянова.

Одну бесконечную минуту они безмолвно смотрели друг на друга. Слава едва узнал Стасю в этой девушке, поразившей его каким-то фэнтезийным, неземным обликом: хрупкая изящная фигурка в таинственно мерцающем черном платье, тоненькие бледные плечи и руки, коротко подстриженные густые волосы, темно-вишневый локон которых, единственно длинный, упал на лоб, полуоткрытые губы, сквозь которые вырывается частое дыхание, и широко распахнутые, огромные, цвета темнеющего неба глаза, в которых вопрос смешался с тревогой. Станислава же застыла, пытаясь совладать и с дыханием, и с отчаянно стучащим сердцем, и с пустотой в голове, желая найти слова для… чего-то важного.

«Обида ведь тоже эмоция. Значит, ее можно погасить другой. Значит, она может перестать иметь смысл и без конца колоть льдом сердце, если вдруг окажется, что больший смысл имеет другое: любовь, знание того, что человек – твоя вторая половинка», – слова сложились сами собой, только когда сказать их ему, не опоздала ли она?

– У тебя грандиозные планы, – тихо, взволнованно заговорила девушка. – Длительный отпуск. Эльбрус. – Она смущенно отвела взгляд от внезапно обжегших глаз Ледянова.

– Сначала Тордоки-Яни. – Ответил просто, с теплым спокойствием. – Не ожидал, что придешь.

– Тоже не ожидала, что приду. – Едва слышное в ответ. – И буду искать тебя.

Сердце забилось еще быстрее, а слова… Рассеялись. Да и нужны ли они сейчас? Стася сделала шаг к Вячеславу. Он тоже шагнул к ней в тот же миг. Теперь они оказались совсем близко. Запрокинув голову, Станислава, даже и не осознавая, что делает, действуя инстинктивно, подняла руку и осторожно, неуверенно коснулась пальцем теплой, гладко выбритой щеки мужчины. Привстав на носочки, потянулась к его губам.

Он, окончательно перечеркивая прежние ее представления о самом себе, не сделал ни единого движения. Никакого захвата в собственнические объятия, никакой властности, мгновенного наступления. Ничего. Он просто позволил ей нежно, немного неловко поцеловать себя, оставаясь неподвижным, безучастным, и, когда отстранилась, Станислава почувствовала, что сердце ее, глухо стукнувшись о грудную клетку, помертвело.

Еще одно тягостное мгновение, в течение которого Слава пристально вглядывался в испуганные и погрустневшие Стасины глаза.

– Это да? – хрипло спросил затем, ощутимо напрягшись.

Станислава поняла, о чем он, кивнула, покраснев, опустив взгляд:

– Да.

И облегченно выдохнула, ликуя. Потому что ее талия и затылок тут же оказались в захвате сильных рук, а губы – во власти жадного, горячего и нетерпеливого рта мужчины.

***

– Поцелуй меня. Еще.

– Потом, у меня голова уже кружится…

– У меня тоже кружится. Пусть кружатся вместе.

В полутемной комнате, освещенной лишь точечными светильниками под потолком, на диване расположились двое: мужчина и девушка, полностью поглощенные друг другом, являющие собой живой и яркий пример пресловутой лихорадки любви. Перешептывались, обжигали друг друга дыханием, прикосновениями.

– Слав… – девушка еле освободила свои губы из плена жаркого, но нежного поцелуя. – Что ты делаешь? Не трогай эти ленты…

– Хочу тебя поцеловать вот здесь… И здесь…

Вячеслав, полностью опьяненный, взъерошенный, благодаря стараниям пальчиков своей – наконец-то! – невесты, давно расставшийся со смокингом и галстуком, в полурасстегнутой сорочке, одной рукой крепко обнимал оседлавшую его колени Стасю, другой ослаблял ленты, удерживавшие ее наряд на месте.

– И здесь… – Губы мужчины искушающе и чувственно касались постепенно открывающихся ключиц, ямки у горла. От любимой пахло солнечным летом, медово-горькими одуванчиками и чем-то еще… Свойственным только ей. Таким же одурманивающим, как ее частое дыхание, тихие стоны и возгласы, как касания дрожащих пальцев, снова пробежавшихся по его волосам, затылку, шее, забравшихся за воротник сорочки.

– Мое солнышко, – выдохнул Слава, остановившись, пытаясь сдержать сильнейшее желание. Уткнулся носом в шею под аккуратным ушком Стаси, потерся им, будоража девушку своим дыханием, горяча своими словами. – Я хочу раздеть тебя. Полностью. Хочу заняться с тобой любовью. Медленно, нежно. Хочу везде поцеловать, всё тело: от маленьких пальчиков на ногах до умной и вредной головы.

Станислава тихо рассмеялась, ероша его волосы:

– Умной и вредной, да?

Смех вышел с капелькой нервов. Сейчас голову Стаси кружили сильное возбуждение и восторг. Забавляли и волновали сразу несколько вещей. Во-первых, одно движение рук Славы, и платье окончательно ретируется. Во-вторых, слои одежды достаточно тонкие, а ее поза более чем не скромная, и сидит она сейчас на очень возбужденном мужчине, причем твердость его воспринимается так ярко, так… На грани боли от желания того, чтобы всё наконец свершилось. И в-третьих… В-третьих, он тот единственный, кому она всецело принадлежит, и кто всецело принадлежит ей. Осознание этого само по себе пьянило. Только надо бы сказать ему, что она ведь обманула его тогда…

– Умная и вредная. Моя. Любимая. – Новый глубокий, страстный поцелуй.

Когда Ледянов снова дал своей невесте возможность дышать и говорить, она поторопилась ею воспользоваться:

– Слав, я тогда…

Мужчина со счастливой улыбкой смотрел на мило покрасневшую девушку, припухшие губы которой соблазняли прервать разговор на… надолго, а бедра, стиснувшие его – причем исследующие ласки показали, что на Стасе чулки, – рождали невероятно приятные фантазии. Станислава зачастила, крутя пуговицу на его сорочке, не решаясь посмотреть своему жениху в лицо.

– Я наврала тогда. Хотела сделать тебе больно. Хотела уязвить, чтобы ты пожалел. Чтобы… Я ни с кем… – Она вдруг подняла на него взгляд, поразившей его своей твердостью, яркостью, торжественностью так сильно, что желание наполовину ослабило свое давление. – Я поняла сегодня, что рушу собственную жизнь. Больше не буду даже вспоминать о той обиде. Я люблю тебя.

– Сильно? Безумно? – Взгляд Вячеслава стал серьезным, пронзительным.

– Сильно. Безумно. – Стася прекратила смущаться, уверенно глядела в его лицо.

Глаза мужчины сверкнули торжеством. Он приподнял бровь, не удержавшись от ироничного:

– Не сильнее и не безумнее, чем я тебя. Ну а про это твое вранье я знаю. И клянусь всем, что мне дорого…

Изумленная Станислава остановила Ледянова, закрыв его рот ладонью.

– Знаешь? И откуда?

Мужчина не торопился с ответом. Освободив свои губы, он лукаво улыбнулся, запечатлел долгий поцелуй на ее запястье, еще один – в середине теплой нежной ладошки.

– Опять справки навел? – возмутилась Стася. – У кого на этот раз?

Слава мягко рассмеялся.

– Сначала у Марины Коротковой. Еще у твоей невестки, сестры Игоря. Потом порасспрашивал твою соседку по лестничной клетке. Она божилась, что домой ты всегда приходила в промежутке между семью и половиной восьмого вечера, она как раз в это самое время с собакой гулять выходит. В выходные весь день дома проводила. Ни шумных вечеринок, ни мужчин.

Разозленная Стася оборвала его:

– То есть ты…

– То есть я решил, что выбрать должна ты. За тобой следующий ход. А я свой выбор сделал еще пять лет назад.

Ледянов умолк, подался к выпрямившейся на его коленях и неподвижно сидящей Станиславе, глядевшей на него с негодованием, провел носом по ее губам, щеке.

– Не злись. А иначе…

– Да ничего иначе, – нахмурившаяся Стася отодвинулась от него, ткнув пальцем в его грудь, останавливая. Слава довольно ухмыльнулся: воинственно настроенная Станислава была еще более неотразимой. – Ты мог бы потерять меня. Тогда-то точно потерял, но продолжил копать вместо того, чтобы…

– Ну, ты и принять меня назад не решалась, и пинка окончательного дать. В тот день я решил помочь тебе. Был послан. Но желание-то убедиться, что ты осталась тем же чудом не от мира сего, каким я тебя всегда знал, никуда не пропало. Я борюсь за сохранность своих идеалов, видишь?

Станислава в сердцах стукнула мужчину по плечу:

– Дурень.

– В точку, – со смехом согласился Слава и рывком прижал Стасю к себе, заставил ее положить голову на свое плечо. – Знаешь, я ведь в тот вечер напился. Едва в отделение не загремел, полез в драку с таксистом.

– А я, рыдая, вещи собирала. Волосы обкромсала, таким чудищем выглядела. – Станислава, крепко обняв мужчину, поглаживала его спину. Пальцы Вячеслава принялись перебирать короткие темно-вишневого оттенка пряди девушки. Он проговорил в ее висок:

– Дурочка. Лучше б мне позвонила… Прости меня… И за тот вечер пятилетней давности и за тот… Снова головой не думал. В отношении тебя это у меня регулярно случается.

В ответ Стася просто крепче обняла его.

– Я едва тебя узнал сегодня. Тебе очень идет. Цвет можешь оставить, но так коротко стричься запрещаю.

– Что? – Станислава, совсем разомлевшая от ласк и тепла любимого, так и не подняла голову с его плеча и больше разыгрывала возмущение, чем на самом деле испытывала его. – Диктатор!

– Диктатор, – и не думал возражать благодушный Ледянов. Поцеловал ее в висок, скользнул губами по скуле.

– Ты помни про свое и мое «сильно и безумно» и что я весь твой, а мы в ответе за тех, кого приручили, и разногласий не будет. По крайней мере не каждый день.

Стася хихикнула.

Короткое мгновение, до краев наполненное нежностью и полным единением, пониманием, они просидели молча. Потом Станислава спросила, коротко поцеловав жениха в щеку, погладив его лицо:

– Ты ведь передумаешь теперь насчет гор?

– Поеду туда только вместе с тобой, – усмехнулся Слава, коснувшись губами кончика сморщившегося носика девушки. – Сихотэ-Алинь, кстати, прекрасен. Поэзия и суровость. Прямо как ты.

– Ой нет, лучше я рассказы твои просто послушаю. Ты же знаешь, я не сторонник экстрима.

– Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Так что поедем…

– Слава!

– … куда захочешь, в свадебное путешествие.

Станислава пружиной подпрыгнула на коленях смеющегося мужчины со срывающимися с губ ликованием и идеей, куда можно отправиться. Совершенно позабыла о руке Ледянова, поглаживающей ее затылок и шею. Завязки платья потерпели окончательное поражение, ткань поползла вниз, но девушка вовремя удержала ее.

Руки Вячеслава стиснули ее бедра, а горящий взгляд остановился в районе груди, округлость которой соблазнительно обрисовалась под шелком. Стася тоже замерла. Он предоставил ей выбор: обида или любовь. Теперь она предоставит ему выбор: возьмет он ее сейчас или захочет соблюсти давние и, наверное, уже действительно устаревшие традиции.

– Я сказала тебе да, – тихо напомнила девушка своему напрягшемуся любимому. Погладила его по обнаженной груди, переместила пальцы на щеку, коснулась ими губ.

– Хочу, чтобы ты знала, – Вячеслав потянулся к ней, скользнул ладонями вверх по бедрам, задирая подол платья. – Твою девственность я всегда воспринимал так же, как и ты. Как сокровище. Как подарок. И ценю ее невероятно. Не представляешь, как я рад, что ты полностью моя. – Он оставил медленный, дразнящий поцелуй на ее зовущих губах. – Предлагаю вот что…

Подхватив вскрикнувшую от неожиданности Станиславу под бедра, Ледянов поднялся с дивана и зашагал со своей драгоценной ношей к спальне.

– Свой подарок я разверну сейчас. Ты же не против? – Смутившаяся Стася покачала головой. – Есть много способов испытать удовольствие, покажу тебе. Но главное произойдет после свадьбы.

Станислава рассмеялась.

– Да неужели? – усомнилась она.

– Ужели, – тяжело вздохнул тоже сомневающийся Слава. – Поэтому не будем с ней затягивать. Я не железный.

Снова скептически посмеявшись, Стася закрыла его рот поцелуем. Он тут же с жаром ответил.