Текст книги "La Renarde (СИ)"

Автор книги: Атенаис Мерсье

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

– К-какая приятная неожиданность.

Она тоже запиналась, но упомянутая неожиданность не имела к этому никакого отношения. Подрагивающие руки и бескровные губы выдавали волнение совсем иного толка. Если не сказать, страх.

– Мадам? – повторил Джеймс, и она заговорила быстро и путанно.

– Лейтенант, я умоляю вас о помощи. Когда вы выходите в море?

– Как только закончим погрузку, – ответил Джеймс, уже догадываясь, в чем именно будет состоять ее просьба.

– Мне нужно немедленно убраться с этого острова, – подтвердила предположение мадам. – Не имеет значения, куда, и я готова поклясться, что сойду в первом же порту, но мне необходимо немедленно исчезнуть. Вы можете взять меня на корабль?

– Я… – медленно сказал Джеймс, чтобы выиграть еще несколько мгновений на раздумья, – не в праве принимать такие решения, мадам.

И без того бледные губы сделались почти белыми.

– Прошу вас, – с жаром прошептала мадам Деланнуа и безо всякого стеснения схватилась за его руку ледяными, несмотря на жару, пальцами. – Позвольте мне хотя бы поговорить с вашим капитаном!

И капитан, надо полагать, ответит, что женщине на военном корабле не место.

– Если это вопрос денег, то я заплачу, сколько он пожелает…

– Мадам, – оскорбленно перебил ее Джеймс, и бескровные губы дрогнули в слабом подобии улыбки. – Ни один офицер Королевского Флота не станет наживаться на попавшей в беду даме.

– Я, – тоже медленно ответила мадам, и ее улыбка сделалась чуть явственнее, – не в беде, лейтенант. Пока что. И всё же смею надеяться, что вы поможете мне ее избежать.

Обезоруживающая улыбка. И крепко сжавшие руку холодные подрагивающие пальцы. Как любая уважающая себя женщина, Катрин Деланнуа превосходно умела играть на мужских слабостях.

– Я… могу поговорить с капитаном, мадам, и вернуться, если…

Такой ответ ее, очевидно, не устраивал. Мадам передернула плечами, словно от порыва ветра, и быстро огляделась с нескрываемым выражением тревоги на бледном лице. Что такого могло случиться с женой обыкновенного, по ее словам, торговца, раз теперь она вела себя так, словно боялась каждой тени?

– Шевелись, собаки! – надрывался за спиной боцман.

Прошу вас, безмолвно молили зеленые глаза под низко надвинутой шляпой. Помогите.

***

Развалившийся за столом в своей каюте капитан воспринял услышанное с нескрываемым скептицизмом на лице.

– Лейтенант, я вынужден напомнить, что это военный корабль, а ваша дама даже не англичанка.

– Эта дама замужем за почтенным человеком, а потому никак не может быть моей, – холодно парировал Джеймс. – А потому я попросил бы вас, сэр, не делать выводов, способных бросить тень на ее честь.

Дама, по счастью, промолчала, но от брошенного на ее лицо взгляда не укрылись вновь дрогнувшие уголки губ.

– Молодость! – фыркнул в ответ капитан, явно подразумевая иное слово.

Дурость.

– Капитан, – заговорила мадам Деланнуа тоном, не имевшим ничего общего с ее прежним испуганным голосом, но неестественно прямая спина по-прежнему выдавала снедавшее ее волнение. – Я понимаю ваши опасения, но, как я уже сказала лейтенанту…

– Да-да, – грубо отмахнулся капитан, – сойдете при первом же нашем заходе в порт. Но что прикажете делать с вами до этого?

Прозвучало чересчур двусмысленно, но мадам среагировала первой.

– Я не намерена причинять вам и экипажу неудобства, капитан. И я готова оплатить…

– Лейтенант! – сухо сказал капитан, чуть повысив тон. – Это вы пригласили мадам Деланнуа на наш корабль, и ответственность за ее… безопасность также возлагается на вас.

Мадам, кажется, с трудом сдержала очередную тонкую улыбку. И благоразумно молчала – как и подобало скромной замужней женщине, – пока капитан раздавал указания насчет каюты и без капли почтения вопрошал, сколько сундуков с одеждой мадам намерена загрузить в трюм. Та в ответ немедленно огорошила его тем, что все ее пожитки ограничиваются сменой белья – заявив об этом без малейшего стеснения – и парой незначительных безделушек. Иными словами, никаким другим багажом, кроме громоздкой кожаной сумки, мадам не располагала.

– Я прошу прощения, – негромко сказал Джеймс, когда капитан, не переставая ворчать, потребовал оставить его наедине со своими мыслями. И наконец сняться с якоря. Мадам подняла голову, подставляя лицо теплому соленому ветру, и улыбнулась почти робко.

– Не стоит, лейтенант. Ваш капитан из тех мужчин, что при первой встрече считают любую женщину недалекой глупышкой, а при второй уже начинают молодцевато подкручивать усы. Я сумею с ним справиться.

– Смею вас заверить, что никто на этом корабле не поставит под сомнение…

Мадам подняла ладонь и дотронулась до его руки вновь, осторожно положив пальцы на обшлаг рукава.

– Благодарю, лейтенант.

Новый порыв ветра раздул белое перо на ее шляпе.

– Могу я спросить, мадам…?

Чего делать не следовало, но любопытство на долю мгновения пересилило правила приличия.

– О чем, лейтенант?

– Как вы меня заметили? Вы ведь… совсем не смотрели по сторонам.

Несколько мгновений она молчала, рассматривая его лицо с, пожалуй, чересчур неприкрытым интересом, прежде чем улыбнулась вновь.

– Ваш голос, лейтенант. У вас один из тех голосов, что делают женщину совершенно безразличной к тому, что именно вы говорите. И она готова продать душу морскому дьяволу, лишь бы вы не замолкали. Потому я и запомнила. Прошу меня простить, – добавила мадам, разжимая пальцы и убирая руку с его запястья. – Я, верно, отвлекаю вас от обязанностей.

– Да, пожалуй, – растерянно ответил Джеймс, не зная, что ему делать с такой откровенностью.

Но следовало признать – хотя бы в мыслях, – что это был самый неожиданный и огорошивающий ответ в его жизни.

Комментарий к III

*Насколько я поняла, «йо-хо-хо» изначально было морским аналогом «раз-два-взяли».

*рундук (не сундук) Дэйви Джоунза – обитель погибших моряков, иносказательное название морского дна.

========== IV ==========

Тяжелый бронзовый диск морской астролябии казался еще массивнее рядом с женской рукой, рассеянно вращавшей пересекающую его алидаду. Вперед-назад, снова и снова, наблюдая, как то один, то другой ее острый конец указывает на отметку в девяносто градусов, нанесенную на край диска под самым подвесным кольцом. Льющийся сквозь окна кают-компании свет заходящего солнца вспыхивал красновато-зелеными искрами в простеньком перстеньке с прозрачным полудрагоценном камнем.

Мадам выглядела настолько погруженной в раздумья, что не обратила никакого внимания на скрип открывшейся двери. И подняла глаза, лишь заслышав стук каблуков на его сапогах по дощатому полу.

– Любопытная вещица, – улыбнулась мадам, подпирая голову левой рукой и поворачивая алидаду еще раз. – Никогда не понимала толком, как она работает. Все эти градусы, углы, горизонт и звезды, – в ее голосе появились мечтательные нотки, но в глубине зрачков таились лукавые искры. – Как вы во всем этом разбираетесь, лейтенант?

– Я могу показать, мадам, если вы желаете, – ответил Джеймс, и она подняла уголок губ в почти ехидной улыбке.

– Я не хочу отвлекать вас от обязанностей. Сдается мне, вы и без того тратите слишком много времени на пассажира, которого не должно быть на этом корабле.

– Я бы не назвал ваше общество отвлекающим, мадам. Мало кто на «Разящем» может поддержать беседу на… интересные мне темы.

Разумеется, если не принимать во внимание тот факт, что его нынешняя собеседница походила на фарфоровую статуэтку, выглядя еще более хрупкой в светлом жюстокоре с широкими обшлагами, не имела привычки собирать длинные волосы в более подходящую статусу прическу и обладала чарующей улыбкой, приводившей половину команды в полнейший ступор. Глупо было отрицать, что мадам Деланнуа была красивой женщиной. Но, что было еще хуже, она имела привычку порой говорить совсем несвойственные женщинам вещи. А потому капитан не переставал повторять при малейшем удобном случае, что не будь он джентльменом, и высадил бы даму на первом же встречном клочке суши. Даме этого никто не передавал, но она наверняка догадывалась и в душе посмеивалась над капитаном, не забывая развлекать себя шутливым флиртом с матросами, с радостью бросавшимися объяснять ей, как правильно убирать паруса или сниматься с якоря.

– Порой плаванье становится невыносимо тоскливым, не правда ли? – улыбнулась мадам, рассеянно запуская пальцы в волосы, едва сколотые на затылке и свободно падавшие на ее плечи. – Тем, кто стоит на берегу, море кажется волнующим, но в действительности… не каждый сможет выдержать корабельную рутину. Мне требовалось немало времени, чтобы привыкнуть к этому. Поначалу же казалось, будто я бесцельно трачу дюжины и сотни драгоценных часов. А вы, лейтенант? У вас не было такого чувства?

– Мне трудно судить об этом, мадам, – ответил Джеймс, проходя к крайнему окну в длинной кормовой стене и складывая руки за спиной. Красное солнце уже касалось горизонта, слепя глаза последними яркими лучами. – Я даже не помню, когда впервые ступил на корабельную палубу. Мой отец – адмирал Королевского Флота.

– И он брал вас на корабль совсем ребенком? – казалось, мадам заинтересовалась этим разговором всерьез. И поднялась из-за стола, ступая, словно опытный фехтовальщик: легко и едва слышно. – Я сужу об этом, как женщина, но будь у меня дети, я бы не осмелилась подвергать их подобному… риску. Море опасно даже для опытных моряков.

– Вы правы, – согласился Джеймс, рассматривая игру света на пенящейся за кормой корабля кильватерной струе.

– Смею предположить, что вам пришлось узнать об этом раньше, чем следовало бы, – мадам остановилась у соседнего окна, положив руку на разделяющую их деревянную раму. Он не смотрел на нее, но всё же видел краем глаза каждое движение. – И полагаю, поэтому моя дорогая подруга Шарлотта с таким восторгом рассказывала о вашем стремлении очистить эти воды от пиратов.

Теперь в ее голосе отчетливо слышалась насмешка.

– Я полагал, вы разделяете это стремление, мадам, а не находите его забавным, – ответил Джеймс ровным тоном, но она едва заметно подняла левую бровь и коротко усмехнулась.

– О, вы приняли это на свой счет? Простите. Пиратство, без сомнения, должно караться виселицей. И я нахожу забавным не ваше стремление, а излишнюю увлеченность Шарлотты. Увлеченность мужчиной, который, очевидно, не разделяет ее… интереса.

– Я не имел намерений давать миссис Мейсон хоть малейший повод считать себя…

– Оскорбленной? – негромко рассмеялась мадам. – О, я не сомневаюсь, что она оскорблена. И именно тем, что вы, в свою очередь, оскорбить ее не пожелали. Вы бессердечны, лейтенант, – улыбнулась она вновь с нескрываемым ехидством в голосе.

– Неужели? – спросил Джеймс, поворачиваясь к ней лицом. Трудно было не улыбнуться в ответ на такую обезоруживающую манеру подшучивать над всеми и каждым. Особенно если эта манера оборачивалась против него же.

– Не будьте слишком строги́ к ней, – ответила мадам, и уголки ее губ дрогнули вновь. – Шарлотта Мейсон – несчастная женщина. Муж влюблен в нее до безумия, а вот она к нему совершенно равнодушна. Да еще и вынуждена проводить свой досуг за вышиванием и прочей чепухой. Неудивительно, что бедняжка жаждет приключений. Если уж не сражений с пиратами, так хотя бы рассказов о них. А кто расскажет ей об этом лучше, чем молодой офицер?

– Боюсь, миссис Мейсон не имеет ни малейшего представления о том, насколько в действительности опасны сражения с пиратами, – ответил Джеймс ровным голосом. Женщинам вообще было несвойственно понимать, как мало романтики в действительности было в пушечных залпах и абордажных крюках, но некоторых из них не убеждали даже самые откровенные рассказы. Миссис Мейсон была в их числе, и развеять ее иллюзии смогла бы лишь неприглядная картина морского боя во всей ее красе. С вонью дыма и крови и свистом картечи в воздухе.

– А вы, лейтенант? – вновь заинтересовалась мадам. – У меня… сложилось впечатление, что ваша неприязнь к этим бандитам продиктована не только чувством долга.

– Можно сказать и так, мадам. Мне было всего шесть, когда я впервые встретился с пиратами, и я должен признать, что нашел их общество крайне… неприятным.

Мадам Деланнуа прислонилась к оконной раме всем плечом и сказала:

– О. Что произошло?

На ее узком лице вдруг отразилось непритворное беспокойство.

– Трудно сказать. Я помню только пальбу и воду. Слишком… много воды для одного человека.

– Воду?

– Да. Я оказался за бортом. И был обязан своим спасением… пирату.

Последнее слово он невольно выплюнул со злостью, совершенно неуместной в разговоре с женщиной, но мадам лишь удивленно подняла брови.

– Что ж, видно, не все они… пропащие души. Не каждый готов рискнуть жизнью ради чужого человека. Даже ради ребенка.

– Пусть так, но это позволило ему избежать правосудия.

– Хм, – пробормотала мадам, склоняя голову к плечу. – А вы не слишком строги к себе, лейтенант? Или к отцу? Трудно винить его за то, что он был благодарен этому пирату.

– Не думаю, что одного хорошего поступка достаточно для того, чтобы склонить чашу весов на правую сторону, когда на другой стороне годы грабежа и разбоя. И он… не был благодарен.

Не следовало этого говорить. Хотя бы потому, что она вдруг сделала шаг вперед и оказалась непозволительно близко.

– Откуда такие мысли?

Солнце скрывалось за горизонтом стремительно, тонуло в окрашенной в красноту воде, словно брошенная за борт монета. Мадам молчала несколько долгих мгновений, а затем повернула голову и тоже устремила взгляд на пенящиеся за кормой волны.

– Мне нет нужды разглашать ваши секреты, лейтенант. Кому бы то ни было. Но я, увы, чересчур любопытна от природы. Мне было бы интересно узнать, если вы пожелаете рассказать.

– Боюсь, здесь нечего рассказывать, мадам, – ответил Джеймс. Среди слепящих глаза лучей солнца на мгновение блеснуло что-то белое. – Я подвел его. Неудивительно, что он предпочел бы видеть меня мертвым, чем этого пирата – живым и по-прежнему… пиратствующим.

Мадам промолчала вновь, и освещенное красноватыми лучами лицо приняло задумчивое выражение.

– Порой злость и страх вынуждают нас говорить совсем не то, что мы думаем на самом деле, лейтенант. Или неверно понимать услышанное.

– Увы, он выразился предельно ясно, – коротко ответил Джеймс и повернулся лицом к ней. Слишком близко. Слишком… уязвимо, хотя это совсем не то слово, что должно было приходить на ум лейтенанту Королевского Флота. – Но я не жалуюсь, мадам. Любой офицер знает, что на службе у короля лучше не допускать ошибок.

– Мужчины, – фыркнула мадам, словно они были… знакомы куда ближе, чем им следовало. – Мир не рухнет в пучину, лейтенант, если вы хотя бы раз признаете за собой право на обыкновенные человеческие чувства. И вы… не задумывались о том, что это была не ваша ошибка?

Он промолчал, непонимающе подняв брови.

– Лейтенант, – повторила мадам таким тоном, словно объясняла очевидные вещи несмышленному ребенку. Впрочем, так оно и было. – Полагаю, мы оба знаем высоту фальшборта на верхней палубе. И я вполне представляю рост шестилетнего ребенка. Сдается мне, вы оказались за бортом не по своей воле.

Он промолчал вновь, раздумывая над этими словами, и наконец ответил. Медленно и понимая, что на лице у него отразилось не слишком подходящее офицеру недоумение.

– Признаться, это не приходило мне в голову, мадам.

– Не сомневаюсь, лейтенант, – невозмутимо согласилась она. – За последние годы вы наверняка привыкли смотреть на этот фальшборт с высоты своего роста и не задумывались о том, что когда-то он вполне мог быть выше вас. Но это возвращает нас к тому, что виселица – меньшее, чего заслуживают пираты. В большинстве своем… они хуже зверей. И как, вы сказали, имя вашего отца? Боюсь, я уже запамятовала.

Он не сказал, но она тактично обошла эту неловкость, притворившись чересчур забывчивой.

– Адмирал Лоуренс Норрингтон, мадам.

– А вы… старший сын?

– Единственный, мадам.

– Так, значит, – медленно протянула она, рассеянно накручивая на палец прядь волос. – Джеймс Лоуренс Норрингтон, верно? Или у вас есть еще одно имя? – и добавила, получив в ответ чуть растерянный взгляд. – Мне кажется, мы неверно начали этот разговор, лейтенант. А мне хотелось бы узнать вас поближе… насколько нам позволяют приличия, прежде чем ваш капитан высадит меня в шлюпке посреди открытого моря.

Капитан, разумеется, не стал бы этого делать, но чувства юмора у мадам было не отнять. Как, впрочем, и ее редкой проницательности. Порой даже казалось, будто она в силах прочесть все обуревающие человека эмоции по малейшим изменениям в выражении его лица. Был ли этот талант врожденным или приобретенным за годы общения с торговцами, привыкшими расхваливать достоинства своих товаров и умалчивать о недостатках, Джеймс не знал, но в иной ситуации, пожалуй, даже нашел бы это умение опасным. И помедлил, прежде чем ответить.

– Вы замужем, мадам.

Она всё еще стояла слишком близко.

– Так я и не прошу вас жениться на мне, лейтенант, – парировала мадам, невозмутимо пожав плечами. – И вы не ответили. Я угадала?

– Да.

– В таком случае ваша очередь.

Следовало отказаться, но мадам Деланнуа была не единственной, кого порой снедало излишнее любопытство.

– Мари? – предположил Джеймс после короткого раздумья.

– Слишком просто, – парировала мадам, забавно наморщив тонкий нос.

– Луиза?

– О, нет, Луизой во Франции зовут каждую вторую, но меня эта участь, по счастью, миновала.

– Колетт?

– Почти угадали, – одобрительно хмыкнула мадам и скрестила руки на груди. – Хорошо, я не стану вас мучать. Катрин Констáнс Николетт Моро́. В замужестве Деланнуа.

– Рад знакомству, мадам, – чопорно ответил Джеймс, вновь переводя взгляд на море за кормой корабля, и мадам звонко рассмеялась в ответ.

– А мне нравится ваше чувство юмора. Какие еще таланты вы прячете от местных женщин?

Край солнечного диска скрылся в мгновенно потемневших волнах на горизонте, но почудившийся на мгновение светлый проблеск появился вновь, слабо белея в сгущающейся темноте.

– Что? – насторожилась мадам, едва он задумчиво нахмурил брови, и тоже принялась вглядываться в море за окном. – Что там?

– Корабль. Возможно, – ответил Джеймс. Тусклое стекло не позволяло сказать наверняка, и этот проблеск мог оказаться последним бликом от солнечных лучей. Но если корабль, то чей? – Я поднимусь на палубу.

Предполагалось, что мадам останется в кают-компании, но она первой взбежала по ступенькам, поднялась на квартердек и стискивала край борта до белых пальцев, вглядываясь в сумрак на горизонте.

– Вы видите флаг?

– Нет, – ответил Джеймс, рассматривая горизонт в подзорную трубу. Всё же корабль. – Он слишком далеко. Но вам нечего бояться, мадам, даже если это и пираты…

– Я боюсь не пиратов, лейтенант, – неожиданно тихо ответила мадам Деланнуа, и раздувающий паруса ветер унес этот почти робкий голос в сторону. – Простите. Мне жаль, что я не успела сойти с вашего корабля.

– Что вы хотите этим сказать? – переспросил Джеймс, складывая подзорную трубу и поворачиваясь к ней лицом. Если мадам предполагала, что им придется дать бой, то капитану корабля следовало знать причину.

– Я полагаю, что они идут за нами от самого Сен-Мартена, – по-прежнему тихо сказала мадам, и ветер с силой швырнул ей в лицо темные волосы. – И ищут меня.

========== V ==========

Комментарий к V

Флейт – голландский транспортный корабль, одно из наиболее быстроходных парусных судов XVII века.

Первый/второй/третий лейтенант – грубо говоря, ранг офицера, поскольку на британских линейных кораблях было несколько лейтенантов, каждый из которых выполнял обязанности помощника капитана и командовал батареей судна. (Автор понятия не имеет, каким лейтенантом был Джеймс в начале первого фильма, но командует он в той сцене лихо, поэтому пусть будет первым.)

Дек – оружейная палуба на военном корабле. У «Разящего» их, судя по кадрам, три. (На Пиратской Вики, правда, пишут, что «Разящий» – линейный корабль первого ранга, но таких кораблей всего-то было штук двадцать, и в дальние походы они вроде как не ходили.)

Бакшта́г (нидерл. bakstag) – курс, при котором ветер по отношению к кораблю дует сзади и сбоку. Скорость при нем очень высокая.

К утру стало очевидно, что возникший на горизонте корабль едва ли был случайным попутчиком. Он шел тем же курсом, что и «Разящий», и гордо развевавшееся над бушпритом полотнище пестрело полосами красного, белого и голубого цвета. Пиратская маскировка или действительно…?

– Голландцы? – с сомнением повторил капитан, когда взошло солнце и корабль уже подошел достаточно близко, чтобы позволить разглядеть его флаг в подзорную трубу. – Не вижу причин для беспокойства, лейтенант. У нас мирный договор с голландцами, да и их флейты не идут ни в какое сравнение с линейными кораблями Его Величества. Торговцы, – хмыкнул капитан, – что с них взять?

Пожалуй, с этим можно было бы согласиться. Если бы не одна причина. Та причина, что прошлой ночью пыталась уйти от ответа и спрятаться в своей каюте.

– Вы переходите границы, лейтенант, – зло прошипела мадам Деланнуа, не сумев захлопнуть дверь у него перед лицом. Борьба была недолгой, но отчаянной, и на ее лице вспыхнул яркий недовольный румянец.

– Я вынужден, мадам, – парировал Джеймс, опираясь второй рукой на дверной косяк. – Вам придется объясниться.

– Я не собираюсь…! – сорвалась мадам на крик, рефлекторно отступая вглубь каюты, но осеклась и замолчала, когда дверь всё же захлопнулась. У него за спиной.

– Вы бежите. От кого?

– Вас это не касается, – зашипела мадам вновь, уже опомнившись от такого возмутительного вторжения. Прозрачные глаза потемнели до темно-зеленого цвета и угрожающе сузились.

– До тех пор, пока вы на этом корабле, меня касается всё, что угрожает вам, мадам. И даже, – он осекся на мгновение, и ее лицо приобрело растерянное выражение. – Когда вы с него сойдете.

– Вам вздумалось изображать из себя рыцаря, лейтенант? – хмыкнула мадам, вновь вернув самообладание. – Не трудитесь, у меня и в мыслях не было просить вас о дуэли в защиту моей чести. Я сожалею, что вообще втянула вас в это.

– Мадам, – сухо парировал Джеймс, – если вы полагаете, что офицер Королевского Флота испугается каких-то торговцев или…

– То будь я мужчиной, и вы бы вызвали на дуэль уже меня, – фыркнула в ответ мадам. Но мгновение спустя опустила глаза, недовольно нахмурилась и тяжело вздохнула. – Не думаю, что это торговцы. У меня… были дела на голландской стороне Сен-Мартена, но я надеялась, что сумею скрыться. Должно быть, они проверяют все корабли, что ушли от острова в тот день.

– И что же это за дела, из-за которых могли поднять целый флот?

– Флот – это слишком сильно сказано, лейтенант, – улыбнулась мадам, но попытка отвлечь его была чересчур очевидной. – Пара кораблей, не более.

– Мадам, – сказал Джеймс с нажимом, и ее улыбка мгновенно увяла.

– Вы задаете вопросы, на которые я не могу ответить, – призналась мадам почти шепотом. – Поскольку это не совсем мои дела.

– А чьи же?

– Франции, лейтенант.

– Франции, – сухо повторил Джеймс, в глубине души понимая, что ему следовало ожидать чего-то подобного.Если бы он задумался об этом с самого начала, а не восхищался впустую ее непослушными темными кудрями, сверкающими глазами и тонкими чертами лица, то давно заметил бы, что эта женщина вела себя подозрительно едва ли не с самой первой встречи. Пользуясь тем, что мужчины не станут задавать чужой жене лишних вопросов. – И вы решили скрыться от связанных с этими делами неприятностей на английском военном корабле. Умно.

У мадам едва заметно задрожали губы. Она прекрасно поняла, что это отнюдь не похвала.

– Я не планировала этого, лейтенант. Наша встреча была случайностью.

– Но вы ею воспользовались.

– Я, – пробормотала мадам, обиженно кусая губы, – надеялась, что они не рискнут связываться с военными.

– Что ж, – сухо ответил Джеймс, – этого мы не узнаем, пока они нас не догонят. Если они вообще идут за нами.

Мадам помолчала, покаянно опустив глаза в пол – не иначе, как вновь притворялась девицей в беде, – но потом все же решилась спросить:

– Сколько времени им понадобится?

– Я не знаю, каков класс этого корабля, мадам, но при таком ветре… Полагаю, у нас есть время до утра.

– Что… – мадам помедлила вновь, все еще не решаясь поднять глаза, – вы скажете капитану?

– Что на горизонте замечен неизвестный корабль, – по-прежнему сухо ответил Джеймс и повернулся, взявшись за круглую дверную ручку. – Другими сведениями я пока что не располагаю.

– Лейтенант, – позвала мадам с непритворным отчаянием в голосе и бросилась вперед. Запястье с силой сжали поверх обшлага мелко дрожащие пальцы. – Я вам не враг.

– Сегодня, быть может, нет, – нехотя согласился Джеймс, – Вопрос в том, не станете ли вы им завтра?

– Я не солдат, который поднимет против вас ружье, – ответила мадам почти шепотом.

– Но вы вполне в силах направить этого солдата в мою сторону. Сдается мне, именно это вы и сделали, когда поднялись на борт «Разящего».

– Я не прошу вас рисковать ради меня, – медленно сказала мадам, часто моргая, словно безукоризненно вежливый тон обижал ее сильнее, чем любые прямые оскорбления. И повторила совсем несвойственным ей робким голосом. – Я вам не враг. Я не хочу быть вашим врагом… Джеймс.

Следовало держать дистанцию – особенно сейчас, когда эта женщина начала раскрывать секреты, которых он предпочел бы не знать, – но голос смягчился едва ли не против воли.

– Доброй ночи, мадам, – ответил Джеймс, открывая дверь каюты, и вышел, не оглядываясь.

Утром мадам Деланнуа на палубе не появилась. Быть может, еще спала – если, конечно, не провела всю ночь, мечась по тесной каюте, – или, быть может, просто пыталась не привлекать к себе лишнего внимания. Не напоминать о том, что она вообще находилась на борту корабля. Пожалуй, это было самым правильным ее решением.

К рассвету ветер переменился, и голландский флейт шел в бакштаг, рассекая неспокойную темно-синюю воду, словно вырвавшаяся из ножен шпага – чужую плоть. Полосатый флаг бился на ветру, словно в агонии, и в смешении алого и голубого цветов мерещилась кровь на морской глади.

– Не к добру, – пробормотал второй лейтенант, весельчак и пройдоха Фрэнсис Хагторп, тоже заметив буйство яркого, еще не успевшего выцвести от солнца и соли полотнища. – Вот уж не думал, что какие-то торгаши настолько превосходят нас в скорости.

– Да они вдвое меньше! – заметил третий лейтенант, поднявшийся с верхнего дека. Погорячился, конечно же. – И мы лучше вооружены.

– Зато они маневреннее!

– Сигналят, – коротко сказал Джеймс, пресекая начавшийся спор. – Сообщить капитану.

С приказом лечь в дрейф он предпочел бы повременить, но капитан был иного мнения. Угрозы «Разящему» голландец, пожалуй, не представлял – если исключить шанс пушечного залпа в ту же капитанскую каюту, – но одному Богу было известно, что могли наговорить капитану незваные гости. И как он мог на это отреагировать.

Когда голландцы спустили на воду шлюпку и подошли к «Разящему», рассекая темную воду длинными веслами, Джеймс заметил – краем глаза, сам поначалу не поняв, что его смутило – промелькнувшую в провале ведущего к каютам трапа смутную тень. На верхнюю палубу она не поднималась, остановившись на самой границе между залитой ярким светом верхней ступенью и остальной сумрачной, словно в ночной час, лестницей. Но наверняка внимательно следила за происходящим у правого фальшборта. И что, спрашивается, было с ней делать?

– Доброе утро, господа, – поздоровался предводитель голландцев на не слишком хорошем английском, поднимаясь на борт, представился и спросил: – Могу я… говорить с капитаном этого славного корабля?

Джеймс поймал себя на том, что рефлекторно заслоняет спиной выход с трапа на верхнюю палубу.

Только не привлекай внимания, отчаянная французская лиса. Оставайся там, где стоишь, и я всё улажу. Только не…

– И по какому же вопросу? – ответил капитан ровным, если не сказать «равнодушным», тоном, не торопясь приглашать гостей пройти с палубы в более подходящее для возможных переговоров место.

– Мы идем от острова Синт-Мартен. И ищем… украденное.

– Простите? – вежливо переспросил Джеймс. Мгновенно воспользовавшись тем, что капитан замешкался, не ожидав такого заявления, и нахмурил брови. – Вы обвиняете офицеров Его Величества в воровстве?

– Лейтенант, – опомнился капитан, нахмурившись еще сильнее.

– Прошу прощения, сэр, – вежливо склонил голову Джеймс, пряча глаза под полями шляпы. Чувство было такое, словно он ходил по доске над бурлящим водоворотом. Одно неосторожное слово, и капитан отошлет его прочь с палубы или уведет гостя в свою каюту, чтобы поговорить наедине.

– Ничуть, офицер, – продолжил тем временем голландец, тщательно подбирая слова, но от Джеймса не укрылось то, с какой силой чужак сжимает рукоять шпаги. – Но нам известно, что у одного уважаемого человека похитили нечто… крайне ценное. Вор скрылся от нас на французской стороне острова и передал украденное прежде, чем мы сумели его настигнуть.

– И какое это имеет отношение к Флоту Его Величества? – сухо спросил капитан. – Это военный корабль, мы не занимаемся контрабандой.

– Но вы заходили во французскую гавань Синт-Мартена в тот день. Начальник порта был так любезен, что сообщил нам обо всех кораблях, бросавших якорь в заливе.

Угрожали или заплатили? Впрочем, детали значения не имели.

– Возможно, вор спрятал украденное на борту вашего судна. Возможно, он и сам сейчас на борту. Вы брали пассажиров, капитан?

Они не знают, что это женщина? Или знают, но намеренно притворяются, чтобы… сохранить лицо?

– Это военный корабль, – напомнил Джеймс, вновь рискнув вмешаться в разговор. – Мы не берем на борт посторонних.

На этот раз капитан промолчал. Что бы он ни говорил прежде – «вы пригласили эту даму на корабль, лейтенант, и вы отвечаете за ее безопасность», – окончательное решение всё же оставалось за капитаном.

– Вам могли заплатить, – заспорил голландец. – Насколько мне известно, она не бедствует.

Она? Проклятье.

– То есть, – возмутился Джеймс, надеясь, что капитан не успел заострить внимания на роковом «она», – теперь вы обвиняете нас в мздоимстве?!

Удалось. У капитана даже ноздри раздулись от гнева, и он с силой втянул пахнущий солью воздух прежде, чем ответить.

– Покиньте наш корабль. Немедленно!

– Вы не понимаете! – заспорил голландец. – Сам губернатор Синт-Мартена…

– Да хоть Господь Бог! Никто не смеет обвинять меня и мою команду в подобной… мерзости!

В дальнейший разговор – если этот обмен оскорблениями вообще можно было назвать разговором – Джеймс не вмешивался. Капитан превосходно справлялся сам, разъяряясь лишь сильнее с каждым услышанным словом, а после требования обыскать корабль – повергшего в откровенный шок и возмущение всех, кто слышал этот разговор – и вовсе схватился за рукоять пистолета.