Текст книги "Поцелуй Валькирии-2. Две разные войны (СИ)"

Автор книги: Астромерия

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

========== Выпускной бал (Снейп), Дурсли (Кэтрин) ==========

Снейп

Незаметно пролетело остававшееся от экзаменов Кэт до ее выпускного время. Неделю, отпущенную нам, как я позже думал, на прощание перед разлукой, пусть не вечной, но все же, мы провели вместе. Каждую ночь я просыпался в холодном поту, мне снилось, что с ней случилось что-то плохое. И после этого я по несколько часов просто вглядывался в любимое лицо, запоминая каждую его черточку.

Кэт сквозь сон сильнее жалась ко мне, видимо, тоже чувствуя тревогу. Дни мы проводили вместе, не расставаясь почти ни на миг, и казалось, что этой недели бесконечно мало. Но время неумолимо шло. И вот настал день, когда она прощалась со школой. Невзирая на возвращение Лестрейндж, Дамблдор решил провести выпускной бал для окончивших седьмой курс студентов. И я, как ни странно, был с ним солидарен. Потому что этот бал был хоть какой-то отдушиной и для них, и для нас в условиях начала новой войны. Хотя бы на один вечер он давал возможность забыться. А им еще побыть немного детьми перед взрослой жизнью…

В день выпускного Кэтрин была необыкновенно весела, летала по комнате, собираясь на один из самых важных балов своей жизни. Длинное, в пол, голубое платье с открытыми плечами, приталенное, с разрезиком сзади, свободное от бедра… Кэтрин была просто неотразима. Но собираясь делать прическу и макияж, она выгнала меня. Я, уже одевшись как подобает – рубашка, брюки и мантия – мне проще, я мужчина – вышел на воздух, на улицу. Вечером до того Кэт заставила меня при ней промыть голову, наложила какие-то чары на быстро пачкающиеся волосы и теперь моя прическа выглядела слегка презентабельнее…

– Волнуешься? – поинтересовался рядом со мной глубокий мужской голос, немного бархатный, немного строгий… Том Реддл, его ни с кем не спутаешь!

– Нет, это не первый мой выпуск, – я не волновался. Я думал о том, как быстро пролетели эти встречи, как миновали полтора года нашего счастья. Почти два года, и теперь нас ждала неизвестность.

– А Кэтти где? Собирается?

– Да, сказала, что это сюрприз. Так не хочу завтрашнего утра, она уедет и… – я вздохнул.

“Она уедет и я снова останусь один. Но она обещала писать и навещать, я не буду совсем одинок…”

– Она уедет не завтра, а послезавтра. И не домой… К Петунье в гости поедут, на неделю.

– К Дурслям? Зачем? – недоуменно смотрел я на него.

– Потому что я хочу их обезопасить. У нас в городке кишмя кишат волшебники, около “Норы” наблюдались лазутчики, в общем, мы решили переехать на Гриммо и закрыть на трансгрессию извне. Ну и скрыть от посторонних глаз, где теперь штаб-квартира Ордена.

– А Дамблдор в курсе? Что вы переехали…

– Нет еще. Вот и поговорю с ним вечером. Я ненадолго, на два-три часа. Работа. Так вот, с домом надо дней десять повозиться… Гарри там пока не место, а одного его к Дурслям не пустит Кэт. Но это всего на неделю!

– Думаю, Петунья дико обрадуется! – улыбнулся я, представив ее лицо. И через миг мы оба рассмеялись, подумав о реакции ее мужа.

А вскоре нас пригласили в Большой Зал. Я занял привычное место, Томас сел рядом со мной, в центре зала стоял один большой стол человек на семьдесят… за который сели все выпускники и ребята – гости выпускников, с младших курсов. Среди таковых был и Гарри, и даже кажется Драко. А стол для преподавателей был немного увеличен, для гостей. Среди них был и Римус, и родители некоторых учеников, ну или там бабушки всякие, если дети из семей волшебников.

Мы с Томом и Люпином обсуждали наши собственные выпуски. И вот Минерва пригласила учеников. Шармбатон и Дурмстранг – без сбежавшего Каркарова – уже отбыли давно, никого лишнего не было. Все ученики были облачены в строгие черные мантии, все волновались. Стройная шеренга из сорока человек, как семь лет назад на первом курсе. Я улыбнулся Кэт, нежно посмотревшей на меня в ответ.

– Вы стали взрослыми. И вместе с этой ночью от вас уйдет детство. Это печально, но это и радостно. Ведь теперь каждый из вас сможет сам выбрать свой путь, сможет найти свою любовь, создать семью, или посвятить себя работе. Грустно прощаться с детскими годами, но храните их в сердце и ваша жизнь будет освещена их светом. – Дамблдор говорил об ответственности, о уме, о дружбе и любви, ненависти и равнодушии… Умный совет, доброе наставление, мы все понимали, как сложно сейчас ребятам-ученикам.

Закончив речь, директор вызвал деканов факультетов для вручения дипломов студентам. Начали с Равенкло, потом Пуффендуй, Гриффиндор и наконец Слизерин…

– А сейчас диплом об окончании Хогвартса получит девочка, первая за последние лет четырнадцать, у которой все «Превосходно» и это при всех окружающих ее условиях! Кэтрин Реддл! Гордость Хогвартса!

Я вручил ей диплом, а когда сели за стол вновь, заметил, что держу в руке аккуратно сложенную бумажку. Официальная часть заканчивалась нашими напутственными речами. Я пожелал своим ребятам удачи, счастья и здравого рассудка в любой ситуации… И вот они сняли мантии. Обилие красок – зеленые, белые, красные, желтые, темно-сиреневые и каких только еще платьев не было, аккуратные красивые прически. Все же им еще хотелось уловить и задержать кусочек детства.

А вот Кэт куда-то пропала. И вместе с ней Том, а Римус на мой вопрос лишь пожал плечами.

– А теперь традиционно неофициальная часть. И для вас решил исполнить песню «Зимняя ночь» сам… Хотя не буду говорить, это интрига… Прошу вас! – едва директор сел, раздалась музыка, исполняемая настоящей приглашенной группой. И голос – сильный, глубокий, бархатный баритон. Том?! Но еще больше мой шок усилился на втором куплете, его пела Кэтрин – завила волосы до кудряшек и оставила так. Едва ли не впервые за наше знакомство в туфельках на каблучке… Безумно красивая! Я не в силах был отвести от нее взгляд.

Я наконец прочел записку: «Когда все отвлекутся, может, погуляем вдвоем? Хочу побыть с тобой наедине»…

Она пела прекрасно, они оба пели так, словно это были и не они, а ангелы, подобное пение редко можно услышать. После песни Реддлов заиграла музыка для медленных танцев. Я пригласил Кэт, как лучшую студентку. Прижав к себе хрупкое девичье тело, я прошептал ей на ушко:

– Еще минут через сорок проводим твоего папу и пойдем…

– Ты мой самый лучший, – Кэт нежно улыбалась мне. Нежно и весело.

В Зале наш вальс заметили и смотрели на нас, мы «засмущались» и отошли в сторонку. Еще за столом я позволил себе рюмку огненного виски, Кэт выпила бутылочку сливочного пива. Вроде все нормально, но что-то не то, не хотелось быть совсем уж серьезным… А уж когда Том ушел, Римус и Гарри отвлеклись на разговор с появившейся откуда-то Тонкс, мы сбежали из толпы… Молодежь веселилась, преподаватели тоже. А мы, дойдя до Озера, обошли его и остановились на опушке.

– Звезды, такие яркие… – подняла голову Кэт, – а какая из них Сириус? – я показал, прижав ее к себе за талию. – Красивая… А Полярная? – я показал. Хотя складывалось впечатление, что она надо мной подшучивает. Лучшая студентка, как-никак!

– А вообще кто-то учил Астрономию и… – она не дала мне договорить, приникнув к моим губам поцелуем… Острый язычок скользнул в мой рот, поцелуй стал глубже, я почувствовал, что начинаю отвечать взаимностью ее желаниям… Казалось, мы целовались бесконечно, каждый поцелуй сменялся словами любви и новым поцелуем…

– Я никогда не забуду эту ночь… А ты? – прижалась она ко мне уже под утро.

– Тоже. Все, что связано с тобой, я никогда не забуду!

Была уже ночь, выпускной бал заканчивался, а мы все еще лежали на покрывале, брошенном на траву, смотрели в звездное небо и ждали первый рассвет ее совсем взрослой жизни. У нас оставались еще сутки до расставания. И потом когда мы увидимся снова – думалось, что скоро. А вот когда увидимся наедине и надолго… Знало это только Небо…

Кэтрин

На следующий после выпускного день я собрала вещи, упаковалась и оставшийся день и вечер решила провести с любимым. Странно было осознавать, что я окончила школу, с которой для меня столько всего было связано. Странно было понимать, что как ученица я сюда уже не вернусь…

Северус достал с книжной полки ворох пергаментов и листочков магловской бумаги, когда я читала одну из его книг, устроившись на любимом месте – на полу у кровати, я частенько там делала уроки… Мой взгляд упал на верхний листок и я невольно улыбнулась – это был мой детский рисунок. Я и Джеймс на метлах, Сириус собирался присоединиться. И подпись: «Бродяга, Сохатый и Принцесса играют в квиддич».

– Это твой? – спросил Северус, который тоже прочел надпись и теперь изучал лица изображенных человечков.

– Да, мой. Это я нарисовала, когда стала настоящим ловцом. На втором курсе.

– Потрясающе! У тебя определенно талант, милая! Я сначала подумал, это кто-то взрослый рисовал. А еще что-нибудь такое есть?

– Есть целая папка. Но я ее уже упаковала. Хотя… – я достала свои свитки с самыми дорогими сердцу записями, рисунки и вырезки из газет и журналов – в основном, кстати говоря, политика и общественность, которые меня заинтересовали, как дочку замминистра, – вот, смотри – протянув папку с рисунками Севу, я села к нему на колени. Мы просматривали мои наброски, я и родные, мои друзья, школьная жизнь. Все они ему явно очень нравились… Отложив папку в сторону, он внезапно спросил меня, могу ли я оставить ему несколько рисунков.

– Зачем? – не поняла я.

– Они будут частичкой тебя. Так ты будешь немножко ближе, если хочешь, можешь забрать что-нибудь мое… – я прижалась к нему, вдыхая его запах… Необыкновенный, немного терпкий. Свежескошенное сено, яблочный сироп и отчего-то крепкий кофе, запах лаборатории. Для меня не было ничего слаще. Разве что вкус его губ… Я подумала, что хочу забрать что-то, что пахнет им.

– Отдай мне свою рубашку. А я тебе рисунки!

– Бартер? – черные глаза ласково смотрели на меня. – Зачем тебе моя рубашка?

– Она пахнет тобой. Так что, меняемся?..

– Так со временем запах исчезнет или сменится другим. И чем я пахну? – ласковый взгляд родных глаз.

– Ты пахнешь любовью, я не знаю чем, но ты для меня пахнешь любовью…

Полчаса спустя у меня стало на полпапки рисунков меньше и мужскую рубашку больше. А мы вышли погулять. Дойдя до места нашего вчерашнего «романтизма», я невольно вспомнила прошедшую ночь. Одну из самых прекрасных в моей жизни. Судя по тому, как нежно его рука сжала мою, он вспомнил то же самое.

Засыпая с ним рядом ночью, я знала, что уже завтра буду спать одна. Но не представляла, как это будет, я за полгода уже совершенно отвыкла засыпать без него. Он был теплым, уютным и надежным… Мне всегда спалось спокойно и хорошо в его руках…

“Надеюсь, это временное явление и потом, после войны, мы всегда будем засыпать и просыпаться рядом. Точнее, не надеюсь. Я верю в это…”

Наутро, после завтрака, нас ждал поезд в Лондон. Гарри уже сел, я же загрузила вещи, отдала Рону Пушистика, кстати, совсем меня забросившего. Я его кормила, расчесывала, делала все нужное, а он где-то пропадал целыми днями.

Северус провожал нас, под видом прощания с группой. Но уже перед отправлением я прижалась к нему, нежно целуя напоследок и запоминая каждую черточку лица.

– Вечером напишу, как мы устроились у Дурслей! – еще раз поцеловав Северуса, я влетела в вагон. Поезд тронулся, а я стояла у окна коридора, глядя на отдалявшуюся черную фигуру на перроне. И я знала, что вернусь сюда.

“Не ученицей… Но к нему вернусь, а он никогда не бросит школу. Что бы он ни говорил, он любит Хогвартс…”

Мы ехали не домой. Нас ждали тетя и дядя Дурсли. Хотя я сомневалась, что они сильно горели желанием нас видеть. Скорее папа их заставил… Хогвартс скрылся из виду, я прошла в купе, в котором уже был Гарри. И вчетвером – его друзья и я – мы ехали навстречу моей новой жизни. Поезд прибыл в Лондон, где нас встретили Римус и Тонкс, папа же, по обыкновению, был на работе. Рем забрал наши вещи и отнес часть их в “Нору”, оставив нам только чемоданы с одеждой. Небо хмурилось, крапал мелкий дождь, туман окрашивал все вокруг в серые тона…

Маглы торопливо бежали, поднимая воротники курток и надевая капюшоны. Прохладный ветер относил капли чуть в сторону, они били по щеке или по лицу – смотря куда лицом стоять.

Мы с Дорой забежали в кафе, заказали по чашечке кофе и стали ждать Римуса. Гарри со скучающим видом листал какую-то магловскую газету, оставленную на столе. Дора придвинулась ко мне и зашептала:

– А мы с Ремом совсем подружились, часто вместе теперь оказываемся. Он классный, с ним так интересно!

– Даже не сомневаюсь нисколько, мне самой с ним очень нравится общаться. Он умный…

– И добрый… – расплылась она в улыбке. – И красивый… – при разговоре о нем Дора словно таяла, таким светом и негой светились ее глаза. Я с подозрением смотрела на подругу, гадая, не влюбилась ли та в моего крестного.

“Ну если так, и если и он еще влюбится в нее, то это замечательно! Очень замечательно!”

Римусу неплохо было бы иметь любимого и любящего человека…

– Кто красивый? Надеюсь, вы не обо мне? – к нам подошел улыбающийся Римус. Дора покраснела и немного смутилась…

– Да нет, это мы о своем… Ну что, идем?

– Нет. Том уже освободился, сам их отведет. А мы с тобой их поразвлекаем и потом пойдем разбирать гостиную Блэков… Голодные? – Гарри кивнул и Рем, просмотрев меню, решил отвести нас в другое кафе. Где мы благополучно поели, потом вышли на улицу, где уже не было дождя. Добрались до Косого переулка и через минуту дождались трансгрессировавшего к банку папу. Все время, пока мы ели, Рем и Дора рассказывали нам про новый дом, последние новости, шутили. Я вдруг подумала, что из них вышла бы отличная пара – они хорошо дополняли друг друга… И вот папа отвел нас к тете и дяде, которых мы до того дня никогда не видели.

Маленький двухэтажный домик, куда меньше и скромнее нашего, повсюду доведенные до идеального порядка садовые безделушки, цветы, у дома стоит машина, новая, блестящая, черная, красивая, надо признать. Папа остановился у калитки, протянул мне конверт со словами:

– Это вам магловские деньги на всякие покупки – продукты там, книжки… Короче, что сами сочтете нужным. Там нижняя полка холодильника ваша будет, продукты все есть, ты сама готовь, хорошо? А то тетя Петунья умрет от инфаркта…

– Ладно… – и папа нажал звонок на калитке. Тотчас же из дома вышла худощавая блондинка с каким-то лошадиным лицом и бесцветными глазами. И при виде отца сжалась, наверное, сильнее, чем могла. По крайней мере, Петунья уменьшилась в росте и весе раза в два.

– Мам, а кто там? – из-за нее выглянул… свиноподобный мальчик или свиномальчик, иначе не скажешь. Толстый, круглый, розовый, с глупыми глазками, он был ровесником Гарри, может, чуть постарше.

– Добрый вечер, миссис Дурсль, как я и обещал, – папа завел нас всех в дом. Свиномальчик остановился рядом, глядя глупыми глазками то на мать, то на нас.

– А что это у них за чемоданы? – взвизгнула Петунья. Мы с Гарри переглянулись. Больная или до такой степени магла, что чемоданы с одеждой уже не понимает…

– Одежда… Так, ладно, мне нужно уходить, и запомните – дети у вас на неделю и постарайтесь не трогать их без повода. Иначе мы уже серьезнее поговорим. Вы меня поняли?

Петунья кивнула. Едва за папой закрылась дверь, она повернулась к нам. И открыла рот:

– Вас как зовут хоть? Тебя Гарри, это я знаю, сын моей покойной сестрички ненормальной. А ты? – она посмотрела на меня. – Тебя как звать?

– Кэтрин. Я дочь вашей старшей сестры, Розалины… Не знаю, может слышали.

– Слышала, тоже ненормальная, – я стиснула зубы.

– Тунья, ты дома? – заревел за дверью раненный бык. Дверь открылась… Перед нами предстал боров – жирный, живот свисал через ремень брюк, висел складками, одутловатое лицо имело как минимум три подбородка… И свинячьи глаза на всем этом безобразии. Вернон Дурсль? Ужас какой… – уже тут эти больные? Что, приехали ерундой заниматься?

– Ага, ерундой и ересью… Вы может нас наверх проводите? Мы спать хотим! Эй, ты! – я обратилась к свиномальчику. Тот смотрел на меня как мышь на кошку или кролик на удава.

“Интересно, что такого им папа наговорил? Она вон и Петунья побаивается… “

– Тебя как зовут?

– Дадли, Дадли Дурсль…

– Я с первого раза поняла, понималка развита. Так вот, Дадли. Проводи нас с Гарри наверх, в гостевые спальни, мы спать хотим…

– Что значит спальни? – заревел бык в лице Вернона. – Мы вам выделили одну, наверху.

– Прошу принять во внимание то, что мы разнополые, и мы хотим спать… Веди нас наверх, наверх это по лестнице и… – я говорила медленно, четко проговаривая каждое слово, потому что он иначе мог и не понять…

Через некоторое время нас с грехом пополам приняли, Гарри уснул, а я в своей гостевой спальне зарылась носом с рубашку Северуса, закрыла дверь на щеколду и так лежала почти до утра, засыпая и снова просыпаясь… И мне снился любимый. Что все закончилось и мы вместе, уснула нормально я только под утро… А утром встала, спустилась вниз, желая кофе.

Свиномальчик, когда я зашла, попятился из кухни… Вы когда-нибудь видели крадущегося на цыпочках слона? Я тоже, пока не увидела Дурслей… Хуже ничего быть не может, они жуткие, толстые тупые маглы, и нас ждала неделя у них… О ужас!

В тот день я приготовила кушать, мы с Гарри осмотрели городок и уже ночью, когда все уснули, я писала Северусу, легла только в три ночи, тихонько отправив Хедвиг отнести письмо. А утром… Петунья поливала цветочки, а Дадли завтракал. Гарри одевался, он удивился тому, что сова улетела, а я что-то соврала и пошла делать омлет.

– А у тебя есть эта штука?

– Какая? – не поняла я. Дадли моргал своими поросячьими глазками, от чего мне хотелось засмеяться и заплакать сразу… Свинья настоящая!

– Ну чем вы колдуете… А можно посмотреть?

– Можно, только не ломай, а то взорвешься, – усмехнулся в двери Гарри, – у нас на первом еще курсе один сломал палочку. Вот перед отъездом ухо нашли… – это было сделано во избежание того, что Дадли сломает палочку, чтобы заглянуть внутрь… А свиной мальчик отбросил ее.

Дадли в ужасе убежал с кухни… Бегущий Дадли, надо заметить, нонсенс… Вообще мне нравилось шутить над ним. И отговариваться от Вернонских подколок. Таких же тупых как он сам… Примерно так и потянулась “неделя у Дурслей”.

========== Пощечина для Малфоя-старшего (Кэтрин) ==========

Нас забрали через десять дней вместо обещанной недели. Это было вполне в духе папы, потому что то, что он планировал, почти всегда откладывалось или менялось. В основном из-за его работы, а в этот раз из-за каких-то неполадок в доме Сириуса. Мне написал Римус, что заберут нас на три дня позже они с Дорой.

Это письмо я получила утром, еще до завтрака, на пятый день нашего «веселого» и «приятного» отдыха… Хотя насчет веселья… Мне было весело прикалываться над Дадли и я втянула в свои подколы еще и Гарри… Наверно, Дурсли мечтали о том светлом дне, когда мы наконец уедем.

Они все время боялись, что нас увидят соседи, что мы используем магию или еще что-то в этом роде, сжимались при одном упоминании о моем отце. С нами Дурсли разговаривали мало, в основном за едой.

Первые дни Вернон пытался нас подколоть, например, с постоянно нерасчесанными волосами Гарри. Но услышав в ответ мое мнение о его дрелях и его втором подбородке, перестал… Утром в окно постучала сова. Петунья едва не упала с табурета, на котором сидела, наблюдая, как я делаю нам с Гарри сок. Питались мы, помня папин совет, отдельно. Гарри умывался, Дадли, сидя за столом, поедал торт, Вернон как раз заходил на кухню.

– Что это? – челюсть Дурсля упала. Не на пол, нет, помешал третий подбородок. – Это что такое? – трясущийся палец ткнул в окно. Уши дяди и щеки под усами побагровели, казалось, он закипает и из ушей сейчас пойдет дым.

– Это сова. Она носит почту волшебников. Правда, совы активнее ночью. Ну знаете, у них зрение такое, – я издевалась. Мне нравилось, учитывая их с нами обращение, это делать.

– Я знаю, кто такие совы! – прогремел Вернон. – Но что она тут делает?

– Письмо принесла… – я открыла окно, сняла с лапы птицы письмо, сунула той орешек, лежавший в вазочке, и отпустила.

Письмо мы прочли вместе с пришедшим Гарри. И прочитав, вздохнули… Еще три дня тут! Хотя…

На седьмой день Петунья приготовила нам завтрак, явно в расчете что мы сейчас уйдем, поэтому ее лицо, когда Гарри обнял дядю, заявив:

– А мы решили, что еще на три дня останемся! Нам у вас хорошо… Это здорово, правда же? – ее лицо было неописуемо… Петунья, казалось, вот-вот расплачется…

Наконец дом. Я попала в комнату с Гермионой и Джинни. Гарри жил с Роном и близнецами… В целом, тут жилось приятнее и легче. Но мне так хотелось остаться ночью одной, я закрывала глаза и мечтала о том, что я с Северусом… Что он просто рядом. И сны сменяли эти мечты, даря те же самые образы, а наяву я не видела его больше двух недель. В день моего рождения я не стала праздновать, так как Северус был на встрече с Беллой и я не могла думать ни о чем другом.

Он пришел лишь пятнадцатого числа, через почти три недели после нашей разлуки, пришел ночью, когда все спали. Папа меня разбудил и велел идти на кухню. Я зашла и секунду спустя прижалась к мужчине, закутанному в черную мантию, мокрую от дождевых капель. Северус рассказывал последние новости из лагеря Пожирателей. Папе и Дамблдору, заодно мне. А я просто прижалась к нему…

Нас оставили наедине всего на полчаса. Но нам хватило даже их, чтобы наговориться, насмотреться друг на друга и просто побыть рядом. Мы писали друг другу несколько раз в неделю, поэтому новости друг друга знали. Уходя, он прижал меня к себе, поцеловал, и по щекам побежали предательские слезы. Хотелось вцепиться в его мантию и не отпускать. Но он, разжав мои руки, ушел…

А еще примерно через два дня пришел ответ на запрос в Денбридж. Я поступила на третий курс и лишь в начале августа мне надлежало прибыть – узнать расписание и еще некоторые формальности. И собеседование. Вот так вот просто, без меня, все решили…

Я пошла похвалиться папе – в Министерство. За час до конца его работы, но попала в лапки Малфоя. Мы случайно встретились в коридоре у кабинетов отца, самого Малфоя, заместителя Малфоя и еще кого-то.

– Мисс Реддл! – я вздрогнула, услышав его голос. И резко обернулась. Малфой хищно улыбался. В коридоре было безлюдно. – А папы нету, папа вышел… Я могу тебе помочь? – я вспомнила его пытки…

“Урод! Что опять надо?”

– Нет… – отчеканила я. – Мне нужен папа.

– А вот ты мне помочь можешь… Скажи мне, где Гарри? – я оказалась в его руках. Крепких и сильных. Закричать мне не дала бы рука в кожаной перчатке. А вторая поднялась по груди и сдернула маховик времени, я пыталась просунуть руку в карман к палочке, но бесполезно.

– Не знаю…

– Вы же вместе живете, – змеиным голосом прошептал он мне на ухо. – Я могу быть более жесток, деточка. Ты же помнишь май, правда? Такое трудно забыть…

– Я не знаю, где Гарри. И здесь ты мне ничего не сделаешь, иначе я скажу, что ты Пожиратель. Что ты пытал меня.

– А чем ты докажешь? Милая, милая глупая Кэтти. Где доказательства? Я же исправился!

– Я заметила в мае… – на мое счастье, подошли папа и заместитель Люциуса. Тот отпустил меня и с сожалением вернул маховик.

– Ты никогда ничего не докажешь, твоя мать не смогла доказать… И ты такая же дура, как и она! – вслед мне усмехнулся Малфой. Я развернулась, подошла к нему и резко влепила пощечину. Ногтями проехалась по лицу… Малфой вытер с губы кровь и злобно оглядел нас с отцом. – У тебя будут большие проблемы, Том, обещаю! – развернувшись на каблуках ботинок, Малфой ушел, а на следующий день в «Пророке» появилась статья Риты Скиттер. Под названием «Заместитель министра Магии не в силах воспитать собственную дочь! Скандал в Министерстве». Там Малфой выставлен был невинной овечкой, которую я, стерва, ударила, а папа одобрил. У отца начались проблемы с Фаджем, но как-то не разошлись. Свою вменяемость папа мог доказать.

Сириус, прочтя статью, куда-то трансгрессировал вечером. И вернулся довольный.

– Эта крыса теперь подумает… – усмехнулся он.

– Ты что, бил Малфоя? – ужаснулась я.

– Почему сразу бил? Просто научил быть серьезным, опровергнет статейку свою жалкую…

– Сириус, он тебя хоть не узнал?

– Меня нет, но ему еще до меня кто-то нос разбил. Там такой фингал… Интересно, кто…

Кто – мы узнали вечером следующего дня, когда пришел с отчетом после одиннадцати вечера Северус. Оказалось, что нос Малфоя – его рук дело. Прочтя статью, он не выдержал, но объяснил удар тем, что высовываться нельзя. Итак, в два дня Малфоя ударила я, ударил Северус, побил Сириус… Статья, вышедшая после, была еще краше.

«Главу Совета Попечителей избил неизвестный волшебник. Подозревается Сириус Блэк. Информация об одобрении Томасом Реддлом поступка своей дочери не подтвердилась. Люциус Малфой утверждает, что пощечина была случайной реакцией на его спонтанное появление…» и еще полстраницы того, как бедного Малфоя неправильно поняли и как его непонятно за что побили… А меня папа не выпускал из дома, после того, как Рита хотела взять у меня интервью. Оправдывались они с Ремом, неприятности с прессой в лице Скиттер легли на их плечи. Но если бы меня спросили, жалею ли я о содеянном, я ответила бы, что нет… Я не жалела.

========== “Заклятый друг” (Снейп) ==========

После отъезда Кэтрин мне стало на удивление спокойно. Я знал, что она в безопасности, что смогу иногда ее видеть. И все же я каждый день с тревогой и волнением ждал прилета сов. Я ждал письма… Ее почерк, ровные буковки, запах рук от пергамента. Как много эти мелочи стали значить, когда нас разделяли расстояние, война, и разлучило то, что мы были в слишком разных лагерях.

Полтора года мы были рядом каждый день, и вот теперь я не видел ее сначала три недели, потом еще два дня… Но она всегда была рядом, потому что любовь, для меня, – не прогулки под Луной, поцелуи и признания…

Любовь – это когда один взгляд может быть в миллионы раз красноречивее длинного монолога, когда одно легкое, неуловимое прикосновение заставляет сердце биться сильнее, разгоняя по венам кровь. Когда при одной лишь мысли о той, кому отдано твое сердце, тебя согревает тепло даже среди лютой ненависти и холодных душ… Когда ты смотришь в бесконечно глубокие карие глаза и видишь в них себя, и даже расстояние в тысячи километров не в силах заставить тебя забыть о ней… Любовь для меня – это прежде всего право знать, что я нужен, и право знать, что где-то в мире есть женщина, которая навсегда прочно вошла в мое сердце, вернув ему жизнь… Поэтому даже на расстоянии, даже в условиях войны, я знал – мы обязательно будем вместе. Может быть, не в этом мире, но будем.

Восемнадцатого июля я получил номер «Пророка» из рук Альбуса. Это было утром, после завтрака. На первой полосе красовалась статья от Скиттер. Я терпеть эту журналистку не мог еще с Турнира Трех Волшебников, когда она бегала по школе и лезла ко всем подряд с вопросами о Гарри. А еще это ее Самопишущее Перо…

«Заместитель Министра Магии не в силах воспитать собственную дочь! Скандал в Министерстве» – гласил заголовок. Под ним была фотография Люциуса Малфоя с слегка поцарапанной щекой. Я вопросительно посмотрел на Альбуса, тот сцепил пальцы в замок:

– Читай, Северус, очень любопытная статья… – я пробежал глазами несколько строк и остолбенел. Кэтрин ударила Малфоя по лицу прямо в Министерстве Магии, на глазах Тома и Пита Броснана, заместителя Малфоя. Признаюсь, я одобрил ее поступок, чем бы он ни был вызван. Я и сам бы с удовольствием треснул Люциуса как следует, после всего, что он мне сделал, и Кэт…

«– Я был шокирован этим вопиющим фактом наглости моей бывшей подопечной, сознательно усиливавшей вред от пощечины с помощью ногтей. А ее отец молча стоял и улыбался. Во время этой сцены подошел мой помощник Питер Б., чье вмешательство предотвратило дальнейшие ссоры и разногласия…», – писал Малфой. Он, кроме того, намекал, что заместитель министра невменяем.

– Вот урод! – вырвалось у меня. Малфой выставлен был невиннейшей овечкой. А Кэтрин и Том – самые близкие мне люди, кроме Дамблдора – наглыми и грубыми… – Скорее всего, пристал к ней, получил пощечину и теперь гнобит Тома…

– Он уже приставал к Кэтрин? Хм, везде успевает…

– Малфой и этим все сказано. Скользкий и противный тип. Статейка вчерашняя, значит, Кэт его вчера треснула.

– Просто имей это в виду, Северус, ты сам знаешь чем это может обернуться, полагаю. Тома могут уволить, могут оштрафовать или что и поинтереснее и похуже.

– Я думаю, не обернется! И мне нужно идти, простите, директор… – я отправился в Малфой-Мэнор. Люциус был дома, сидел у себя в кабинете и рассматривал свою щеку с легкой царапинкой. Обиженный Нарцисс…

– Люц, привет! Какие новости? – присев на край софы, я сделал вид, что ничего не знаю. Люциус заохал, повернувшись ко мне:

– Представляешь, меня ударила маленькая стерва – сестричка Поттера. Прямо в Министерстве! Вообще обнаглела! А я всего лишь спросил, где Гарри.

– И что она ответила? – «удивился» я. Люциус поднялся с места, прошел ко мне и сел рядом. И понизил голос:

– Ну, вообще немножко стиснул, но иначе она бы могла колдовать. – Я в принципе именно этого ждал. – Она сказала, что не знает, вранье конечно, но я не успел выдавить признание.

– И что, ты ее отпустил и она тебя ударила? – я даже внутренне хихикнул, представив эту сцену – Кэтти резко берет и бьет его по лицу. Непредсказуемая малышка, но для меня самая родная и самая любимая…

– Не совсем. Я сказал что ее мать пыталась доказать, что я плохой, но не смогла… И эта тоже не сможет! А она развернулась и подошла. Ну и ударила!

– Дожили, тебя побила девушка… – усмехнулся я. Дверь отворилась и бесшумно вплыла Нарцисса с подносом, на котором стояли две чашки кофе.

– Привет, Сев, рада видеть! – улыбнулась она. Я улыбнулся ей в ответ, изображая дикую радость. Все же сестра самой Лестрейндж! – угощайтесь, мужчины. Что-нибудь еще хочешь, любимый?

– Нет, спасибо, Цисси. Это лишнее! Ты свободна!

– Хорошо… – она собралась уходить. Люциус продолжил:

– Ничего. Я устрою этой дуре райскую жизнь в аду! – его глазки светились подлинной мерзопакостностью никчемной душонки. – Я еще покажу кто я такой, они не знают, что значит один из главных Пожирателей! А, друг? – я не выдержал. Мне стоило огромного труда удержаться от того, чтобы не ударить его. Я в прямом смысле слова ненавидел его. Особенно после того, что он в мае сделал с Кэтти… Кулак чесался весь разговор с ним. И мне вдруг стало плевать на последствия, минутное помешательство. Миг спустя Малфой схватился за разбитый нос, из которого текла кровь. Под глазом всплывал фингал. Пока еще чуть красненький. Но учитывая, что отлетел бывший теперь уже друг метра на полтора, фингал намечался яркий и четкий.