Текст книги "Цветок, что умирает после рассвета, не человек ли это?"
Автор книги: Ару Василиск
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
В магазине Джеха долго выслушивал советы от симпатичной немки с холодными как лёд, глазами, буква «р» рычала, урчала и ревела в её словах, эдакий грубовато мурлыкающий флирт продавца с упрямым покупателем, который сам не знает чего хочет. Когда она выдохлась и переключила внимание на других туристов, он с облегчением схватил то, что заприметил уже давно. Когда самолёт поднялся в небо, на дне его сумке лежал нотный блокнот с кожаной обложкой и вытисненными буквами: «Man muss noch Chaos in sich haben, um einen tanzenden Stern gebären zu können»1111
«Нужно носить в себе хаос, чтобы породить танцующую звезду», Фр.Ницше, «Так говорил Заратустра».
[Закрыть]. По опыту Джеха знает, что нет лучшего слушателя, чем пустые страницы.
В Ч. стояла тёплая и солнечная погода, но Джеха, порядком уставший от дороги из аэропорта, поторопился домой, в свою небольшую, но привычную квартиру, где можно поскорее отдохнуть и выспаться, смыв с себя воздух чужой страны. По пути он заметил, что на стене соседнего с его домом здания разместили огромный рекламный баннер. На нём девушка с белоснежной, почти прозрачной кожей и шелковистыми чёрными локонами легко прижималась губами к изящно выточенному пузырьку с лавандовой жидкостью. Джеха мимолётно отметил, что лицо модели кажется ему знакомым, но усталый мозг совсем не соображал и гнал его в постель. Уже позже, лёжа в постели и задумчиво разглядывая родной потолок, в его памяти всплыли отдельные черты девушки. Джеха попытался вспомнить, где и когда он видел девушку из рекламы, но его веки налились тяжестью и, не доведя мысль до конца, он уснул.
Во сне он бродил по плохо освещённому лабиринту, узкие стены высились и вместо потолка клубилась вязкая тьма, вдалеке же мелькала чья-то спина. Джеха подумал, впереди такой же потерявшийся человек, он потянулся за ним, чтобы тут же растерянно остановиться. Незнакомец, а это была широкоплечая мужская фигура, удалялся от него прочь, его тень стелилась за ним точно чернильный след. Джеха начал сомневаться, в этой темноте всё казалось таким одинаковым. И когда решился свернуть в другую сторону, туда, где тени казались слабее, человек впереди перестал убегать и развернулся к нему. Он показался из-за угла, тесня сутулую тень, белая рубашка сияла в темноте и пузырилась на невидимом сквозняке. Незнакомец был бос и шёл по земле лабиринта неторопливо, но неумолимо.
У него было гармоничное лицо – с правильными чертами, большими лучистыми глазами, чувственными губами, волосы обрамляли овал со скульптурными скулами и подбородком.
Человек в темноте носил лицо Минчже, но в то же время это был не он, а холодное и отстранённое его отражение. Как только не-Минчже подошёл ближе, Джеха сразу всё понял и где-то внутри почувствовал нарастающий ужас от одной мысли, что в лабиринте может бродить его собственный двойник.
– Ты всего лишь сон? – едва разлепляя губы, прошептал он.
Отражение молча подошло к нему так близко, что ему невольно захотелось отступить. Спиной он чувствовал холодок от неосвещённых частей лабиринта, ему показалось, что вокруг них сгущается темнота, а может до него добралась тень не-Минчже. Оно смотрело на него пристально, не делая никаких попыток отстраниться и ни один мускул на его лице не двигался, но оно стояло так близко к нему, что Джеха замер, не в силах двинуться. Но отражение ничего не делало, постепенно он успокоился.
Когда же прошло достаточно времени, чтобы Джеха перестал опасаться и наконец выдохнул, то его интерес переключился на отражение. Удивительно, как хорошо он помнил, как выглядит Минчже. Глаза у того были тепло-карие с шоколадным отливом, теперь же они опустели и наполнились чернотой, в которой отражался Джеха.
Пока он разглядывал не-Минчже, создание лабиринта пошевелилось и медленно положило левую руку Джехе на грудь. Это было ледяное прикосновение, от которого холод просочился внутрь, словно пустил глубокие корни. Джеха передёрнулся и взял отражение за запястье, чтобы убрать его от себя, но оно перехватило кисть и положило себе на лицо. Щека под горячими пальцами была гладкая, как у отполированной до идеала мраморной статуи, пальцы соскользнули с неё.
Отражение потянуло его руку к себе ко рту, идеальное лицо сморщилось в судороге и на ладони оказались обжигающе алые лепестки. Джеха отшатнулся было в испуге, но багровые потёки были уже везде. Из глаз, ноздрей и ушей не-Минчже полились кровавые слёзы, одежда Джехи намокла так стремительно, словно он попал под проливной дождь. Красная жидкость растеклась повсюду, он начал тонуть и барахтаться в ней, вязкий сон становился тягучее, а отражение – прекрасная ожившая статуя – вцепилось ему в ногу и утянуло с собой на дно.
Джеха проснулся с застывшим криком, пальцы были скрючены, словно он цеплялся за простыни или их свело судорогой, во рту стоял металлический вкус крови. Ощупав губу, он понял, что во сне укусил щёку и, быть может, поэтому всё произошедшее показалось ему таким реальным.
Стрелки часов застыли между четверкой и пятеркой, но Джеха расхотел ложиться обратно – воспоминания были свежи. Он добрался до ванной, умылся и цокнул огорченно языком, рассматривая синяки на лице, однако особо по этому поводу не переживал. В попытках занять себя делом – распаковывал чемодан, вытащил все вещи, отложил в сторону сувениры и подарки, поставил на зарядку потухший телефон, в общем переделал всю рутину, которая нападает после поездки. Небольшие мелочи, в которых можно было найти успокоение и дать бунтующему мозгу передышку.
Потом Джеха включил ноутбук и сходил на кухню за чашкой кофе, а по возвращении полистал новости и снова взялся за текст. Новая история не поддавалась, шла со скрипом, он и забыл, как тяжко порой даётся написание книги. Слова периодически застревали на полпути и чаще всего он удалял только что напечатанный абзац, кривя в недовольстве рот. Когда за окном показалось солнце, он выпрямился, в отчаянии растирая затекшие плечи.
Дело было даже не в его способности сосредоточиться после странного сна, он вообще не мог перестать думать о Минчже. Он смотрел на буквы, но за ними видел равнодушные глаза. В очередной раз Джеха откинулся на спинку стула в районе семи часов утра, расписываясь в собственной беспомощности обуздать поток мыслей. Запустив одну руку в волосы и взлохмачивая их так, что он напоминал страдающего бессонницей ежа, другой он удерживал кружку с кофе. Оживший телефон неожиданно загорелся и квакнул входящим сообщением.
Ли Минчже: Прилетел?
Ли Минчже: Устал, да?
Ли Минчже: Тебе тоже после перелётов хочется лечь и не вставать?
Джеха улыбнулся и почти тут же набрал ответ.
Ким_Джэ: Почти не устал. Долетели очень быстро.
Ким_Джэ: Очень соскучился по Корее, особенно по еде. Не хочешь как-нибудь пообедать?
Он коснулся значка «Отправить», сообщение появилось в окошке их чата и сразу отметилось как прочитанное. Джеха шумно отхлебнул кофе, не сводя глаз с экрана телефона, рот обожгло, потому что в чашке плескался кипяток. Прошла минута, другая, и дисплей потух, так и не дождавшись от хозяина новых действий. Кофе почти закончился, когда от Минчже пришло короткое сообщение.
Ли Минчже: Не могу, мы на мероприятии за границей.
И до того, как Джеха успел расстроиться, следующая строка вспыхнула в чате.
Ли Минчже: Послезавтра вернусь. Нормально?
У Джехи от этих слов в груди словно полыхнуло. Не замечая опасно покачнувшуюся кружку, он поспешно напечатал:
Ким_Джэ: Конечно!
У постели резко замолчал ноутбук, уходя в спящий режим. За окном мир только начал просыпаться. У Минчже, в Японии, тоже было слишком рано, но для его профессии ненормированный рабочий график – дело настолько привычное, что они оба не обратили на это внимание. Они говорили и говорили, иногда молчали, когда чувствовали необходимость взять паузу, иногда перебивали друг друга, обсуждая еду, людей, фильмы, музыку, деревья, города и всё на свете. Когда солнце восстало на горизонте, Джеха смеялся, чувствуя себя пьяным от общения, и ему в его крохотной квартире, с сотнями книг и двумя закрытыми наглухо окнами, впервые было не одиноко.
4.
Размеренный ход метронома в кабинете дробил время и с каждым его ударом хорошее настроение оставалось позади. Каждый тик и каждый так словно нацелился на голову Джехи, беспощадный этот ритм сливался в унисон с голосом редактора Кана.
– Боюсь, что здесь я ничем помочь не смогу. Дело не в качестве текста, тут есть к чему придраться, но я сейчас не об этом. Что ты знаешь о партии «Традиции держат небеса»?
Джеха, уже несколько дней мучившийся от странной головной боли, едва разлепил сухие губы:
– Это ультраконсервативная партия. Её не очень любят в обществе, но почему-то она смогла пройти в парламент на прошлых выборах.
– Именно! – воскликнул редактор Кан. – Кого ни спроси, все считают манифест «Традене» откровенным стёбом, но! Проблема не в том, что представляет из себя партия, а кто за ней стоит. В глубинах откровенной идиотии прячется рыбка побольше, я говорю сейчас о председателе Рю Чонсике.
– Хённим, я плохо разбираюсь в политике, – пробормотал Джеха, массируя виски.
– Да прекрасно ты всё понимаешь, – редактор Кан нервно вскочил со стула и прошёлся по кабинету. – На прошлой неделе состоялось закрытое акционерное совещание, где был представитель Рю Чонсика. Похоже, что нас купили.
Впервые за утро Джеха поднял голову и посмотрел на собеседника. Кан Бёнхо выглядел потрепано, он не мог сидеть на месте и постоянно теребил рукав пиджака.
– Мне жаль, – он имел в виду некогда упущенное кресло главного редактора. Если бы Бёнхо-хён всем заправлял, допустил бы он такое? Может быть, и да.
– Да брось, о чём тут жалеть. Раз уж пошли разговоры о сделке, не так уж плохи наши дела. Но это ставит крест на всех неоднозначных будущих проектах.
– И на моей книге тоже, – Джеха улыбнулся уголком рта. – Тебе бы в политику, хённим, а не быть редактором издательства среднего пошиба.
– Шутишь, значит, всё хорошо будет.
Но Джеха знал, что хорошо быть не может. Как только он закончил новую историю, он сразу же, как привык, переслал её «на посмотреть» редактору Кану. Несмотря на то что официально он взял перерыв, сюжеты продолжали приходить на ум и один из таких прочно засел в голове, а в одну из бессонных ночей вырос в полноценный черновик. Его-то он и переслал своему редактору, не ожидая получить сухой ответ.
Редактор Кан: Надо поговорить. Приходи в издательство, понедельник, 11.00.
Джеха встревожился и всё воскресенье просидел как на иголках, даже перебрасываясь сообщениями с Минчже в их чате, он чувствовал неладное. И теперь, сидя в кабинете, он ощущал, как что-то меняется в его жизни, безвозвратно отцветает, как поникший цветок чувствует подступающую пору увядания, так и он понимал, что его безопасная и в некотором смысле холёная жизнь писателя, связанного контрактами с издательством, подходит к концу.
Слухи о том, что «Новый ветер» планирует укрепляться, уже давно ходили среди рядовых сотрудников. Отвоевав себе нишу в книгопечатной иерархии и снискав репутацию крепкого середнячка, руководство нацелилось на достижение ещё более прибыльной высоты – выпуск детской литературы. Даже будучи далёк от дел компании, Джеха слышал о том, что начался конкурс рукописей среди начинающих детских писателей. Но никогда бы он не подумал, что его новая рукопись станет такой большой проблемой, возможно, до этого он просто никогда подобного не писал.
Сюжет истории, которую Джеха начал писать ещё во время своего отпуска в Германии, вертелся вокруг двух подруг, заочно знакомых друг с другом по интернет-переписке, но в реальности ещё не встречавшихся. Они решают встретиться до того, как закончится их двадцатилетие, так как уверены, что их жизнь после этого обязательно изменится. Роуз не может принять собственную ориентацию, это пугает её и ещё больше отдаляет от матери. Сэра больна раком и это уже четвёртый рецидив, надежды у неё остаётся всё меньше. Одиночество и отчаяние, которые испытывают обе девушки, толкают их на совместное приключение, во время которого узы становятся крепче.
Увидев синопсис, редактор Кан с одобрением взглянул на Джеху, но по мере чтения его лицо омрачалось. Проблемной рукопись стала с того момента, когда героини, преодолев все мыслимые и немыслимые препятствия встречаются, и выясняется, что первая девушка влюблена во вторую, о чём она в слезах признаётся.
– Не пропустят, – цокнул языком редактор Кан. – Точно не сейчас. А ведь рукопись хороша, Джеха! И дело даже не в однополой любовной драме, на которую слетятся независимые режиссёры, дело ведь в тексте. Один из лучших твоих текстов, вот правда.
Когда Джеха вышел из кабинета, ему захотелось закурить, хотя он ни разу в жизни не держал сигарету. Он тут же представил себе кинематографичный образ: хмурый молодой мужчина с расстроенным лицом проходит через стеклянные двери и судорожно ищет пачку сигарет, а найдя, привычным движением подкуривает и выпускает в небо плавную струйку дыма. Камера сначала наезжает, берёт его в фокус – скрюченные пальцы цепляются за сигарету и трясутся от жадности, узкие губы высыхают от горячего дыма, глаза блестят, но не потому, что живые, это светлое небо отражается в них, затем камера уезжает вбок и вверх, человек размывается и вот уже это всего лишь здание, одно из многих.
Редактор Кан опасался, что выпуск подобной книги вызовет ненужное внимание. В их стране, где даже с появлением «болезни нелюбимых» вопросы об однополых отношениях не поднимались уже долгое время, как такое вообще возможно? Джеха понимал его, безусловно, но и соглашаться на полное изменение сюжета не мог. Легче было отложить эту историю «в стол», где уже находилось несколько незаконченных рукописей, в принятии которых издательство не только отказало, но также сослалось на «несвоевременность публикации такого романа», а к другим ему не позволяла пойти совесть. Нет, он просто был привязан к людям и вещам, непрактичное и бесполезное чувство.
Джеха потёр лицо ладонями, в глазах у него немного жгло, словно туда попал песок. Возможно, в воздухе снова была взвесь, о которой прогноз погоды не предупредил. В вагоне метро было душно и людно, он повис на поручне, позволяя телу болтаться в пустоте.
В душе он знал, что не посмеет тронуть этот мир. Не поднимется у него рука стереть сильную и храбрую девушку по имени Роуз, которой на жизненную долю выпало столько испытаний и теперь вот ещё одно – самое страшное. Что хуже: существовать в чьём-то одном разуме или не существовать вовсе? Джеха усмехнулся себе под нос.
Нет, он даже не будет пытаться заменить её на мужской прототип, потому что вся история дышала феминностью. Это был его небольшой гимн о том, что верить в себя, любить себя – необходимо. Роуз была прекрасна в своей хрупкости и непоколебимости, когда она шла против мира и обретала себя, Джеха чувствовал, что вот она – его писательская ответственность. Довести героиню до конца, не выстилать перед ней жёлтую кирпичную дорогу, но бросать бобы, если она совсем заплутает. Внести правки означало предать смысл этой истории, а Джеха не выносил предательства.
Джеха не помнил, когда нахлынуло смирение, ему всё чаще казалось, что он из тех творцов, что горят ярко, но единожды. Все ждали от него повторения успеха, устремляли на него взоры, мол, чем порадуешь в этот раз, а Джеха выкладывался в каждой истории по максимуму, получая в ответ невнятную гримасу на лицах. Они могли не говорить, но он знал. По пальцам он мог пересчитать людей, которые продолжали в него верить. Редактор Кан, неизвестный фанат из его писательского блога и младшая сестра. Даже мама посреди телефонного разговора могла вставить усталое: «Ну как ты там? Всё ещё не хочешь вернуться? Твой отец мог бы договориться, знаешь ведь». Как сильно было искушение перестать сопротивляться, чтобы волна принесла его к родительскому берегу, где тихие воды расступаются и принимают обмякающее от прекратившегося напряжения тело.
Но разве он мог? Джеха закрывал глаза, пытаясь представить себя в ином значении, и сразу спокойствие сменялось тревогой. Предал! Его мечта отказывалась воплощаться в физической оболочке, но раздирала душу, гнала его в любое время, перехватывала контроль над руками и дурманила разум так, что он ей поддавался. Он был рождён, чтобы писать. На кончике языка слова зудели, они ощущались на самых кончиках пальцев, где папиллярный узор причудливо определял социальную надёжность людей.
***
В «Никогде» всегда было мало покупателей. Именно покупателей, которые могли позволить роскошь неторопливо пройтись между стеллажей, разглядеть книги и полистать их, вчитываясь не только в буквы, но и заложенный ими смысл. Суетливые прохожие вбегали с улицы, что-то спрашивали и быстро выбегали, ветряные колокольчики даже не успевали закончить первую трель. Джеха задумчиво водил стрелкой туда-сюда по тексту, что-то ему не нравилось, но пока он и сам не мог понять, что именно. Минчже опаздывал на полчаса, правда, он предупредил, что задержится. Очередной промоушен подходил к концу, расписание его группы постепенно разгружалось, появлялись свободные окна между съёмкой в модный журнал в полдень и интервью на радиостанции в пять часов утра, но накладки случались время от времени.
С недавнего времени Джехе начали сниться сны, иногда лёгкие и воздушные, полные золотого сияния карих глаз и тёплых плеч под рукой, а иногда сладко-тяжёлые с жаром и чувством томления. Джеха, прекрасно себя зная, подозревал, что он попросту влюбился. Давно такого не происходило, обычно он долго и придирчиво рассматривал людей, убеждая себя в том, что ему и одному прекрасно живётся. Чтобы окончательно убедиться, он попросил о встрече, Минчже на приглашение откликнулся с радостью. Но ответ он уже и так знал, сердце выстукивало собственный код и словно говорило: «Ну где же он?».
Хозяйка магазина снисходительно посматривала на его барабанящие по столу пальцы, однако ничего не говорила. Она вообще была немногословной девушкой. Джеха был знаком с такими людьми – живущие в своём мире тихони, которые медленно и упорно настигали намеченную цель, словно идущие по следу охотничьи псы. Он даже не знал её имени, на недавно появившемся бейджике красовалась буква «А» и ничего больше. Хозяйка на все вопросы по поводу её настоящего имени молчала или попросту их игнорировала, а Джеха так и привык даже в мыслях называть её хозяйкой магазина.
Переливчато зазвенели колокольчики на входе, посмотревший в ту сторону Джеха успел заметить, как вошедший в помещение Минчже вздрогнул от неожиданности. В чёрных очках и тёмной одежде он всё равно привлекал внимание подтянутой фигурой, ровной осанкой и какой-то неуловимой взгляду аурой, которая всегда окружает по-настоящему красивых людей. Он неловко улыбнулся хозяйке магазина и прошёл внутрь помещения, направляясь к столу Джехи, однако по пути зацепил ногой стоявшую возле стеллажа пустую коробку из-под книг, отчего та отлетела в сторону.
– Прошу прощения! – сказал поспешно Минчже. Могло показаться, что он совсем не смутился, но уши у него запылали красным. – Я сейчас поставлю её на место.
– Да не волнуйтесь, – фыркнула хозяйка. – Коробку давно надо было перенести, лучше проходите.
Минчже признательно ей улыбнулся и подошёл к Джехе, стаскивая с себя ненужные очки.
– Привет, – сказал Джеха, рассматривая уже полузабытое лицо с жадностью, которая удивила его самого.
Даже для айдола Минчже был неприлично красив, но не той «цветочной» красотой, которой отличались остальные мемберы его группы. Внешность Минчже говорила о привлекательности естественной, а потому совсем удивительной и поражающей, словно она происходила изнутри, как свечение души. Когда он улыбался, в уголках глаз собирались морщинки, Джеха увидел это отчётливо только сейчас, ощущение было таким, словно он знал это всю жизнь.
– Привет, – также просто ответил Минчже.
Он сел напротив, с интересом рассматривая магазин изнутри, куда попал впервые, потом перевёл взгляд на писателя. Джеха под его взглядом невольно занервничал, начал лихорадочно вспоминать, выглядит ли он хорошо. Утром и так долго и придирчиво выбирал себе одежду, остановился на полуклассическом варианте с чёрными брюками, которые, как он знал, делали его ноги длиннее, и простой белой рубашке, безо всяких изысков. Минчже был одет похоже, только вещи на нём были получше качеством и сидели идеально.
– Отлично выглядишь, – сказал Джеха, стараясь избежать неловкой паузы, которая повисла между ними, всё-таки общение вживую отличалось от чата.
– А то, – задорно подмигнул ему Минчже. – Я само совершенство. Тебе ещё не стало жарко от моей красоты?
– Пффф, – Джеха притворно закатил глаза, всем своим видом говоря, да, так жарко, что он вот-вот загорится.
Оба рассмеялись и неловкость между ними растворилась без остатка. Дальше они много говорили, иногда быстро и перебивая друг друга от переизбытка эмоций, под конец Минчже даже говорил с хрипотцой, в его звенящем голосе она казалась инородной и потому привлекательной.
Домой Джеха возвращался с болевшими скулами и блестящими глазами, так много за день он ещё никогда не улыбался. На пороге дома споткнулся о собственные домашние тапочки, которые он, уходя в спешке, сбросил прямо перед дверью. На мгновение странно перехватило в груди, словно сердце сбилось с ритма или царапнула внутри лёгких кошка, но всё прошло так же быстро, как и возникло. Джеха потёр грудь и, достав телефон из кармана брюк, набрал сообщение для Минчже.
