355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Antrekot » Сумчатые баллады » Текст книги (страница 7)
Сумчатые баллады
  • Текст добавлен: 4 октября 2016, 01:32

Текст книги "Сумчатые баллады"


Автор книги: Antrekot



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

История о настоящей любви.[8]8
  Автор истории – Mithrillian.


[Закрыть]

Предыстория такая – нам всем подводникам, под воду по долгу службы лезущим, надо каждый год проходить курс DAN Oxygen Provider и обновлять знания по CPR and First Aid. Там учат (напоминают) как давать кислород человеку, пострадавшему в результате diving accident. Так вот в прошлом году мужик рассказал такую историю.

Представьте себе небольшой австралийский городок, где соседи друг друга прекрасно знают годами. Вот женщина заметила, что она не видела своих соседей весь вечер. На другой день она решила зайти к ним, постучала в дверь, та не заперта, зашла в дом, зовет хозяев – никто не отвечает. Дверь на задний двор открыта, она выходит на двор и замечает соседку в дверном проеме сарайчика. Хозяйка делает CPR, то есть искусственное дыхание и непрямой массаж сердца своему мужу. Соседка бежит в дом, вызывает скорую помощь, те приезжают и забирают мужа и жену в госпиталь. И жена проводит в госпитале заметно больше времени, чем муж. Оказалось, что мужу стало плохо с сердцем в сарайчике с инструментами, жена побежала его спасать, фактически дышала за него и массировала его сердце около суток. Без перерыва. Она не решалась отойти позвать на помощь. Вот и вся история о настоящей любви.

О зарубежных гостях

(истории с двух работ)

Водим по колледжу делегацию с той стороны шарика. Попутно делегация интересуется, как мы соотносимся с государством и чего оно от нас хочет. Мы начинаем объяснять. Заодно объясняем про государство.

По факту – парламентская демократия, по закону… наверное, лучше не нужно, этого вам никто не объяснит, все давно запутались. Да, в общем конфедерация. Глава государства, да, королева. Нет, мы не часть империи, просто она у нас с англичанами общая. Королева, а не империя. Да, так удобнее. Нет, нету. Нет, нету. Нет, и свободы слова нету. То есть, по факту есть, а в законе нету.

– Как это есть, а в законе нету?

– Ну есть, но нигде не прописано.

– А как это может быть, чтобы было – и нигде не прописано. Это непорядок.

– Ну как, непорядок. Что, лучше было бы, если бы прописано было, а в наличии не было?

– А вот это, – наставительно сказал высокий гость, – естественно. Так бывает. А у вас все как—то… как у антиподов.

– А мы кто? – хором спросили мы.

И тут уже отвечать было нечего.

У деловой группы из РФ между двумя встречами заезд в зверинец. Переводчику, естественно, положено пребывать с, хотя местная сумчатая фауна известна своей общей молчаливостью. Зверинец хороший, большой, просторный. Животным там удобно. В вольере у клинохвостого орла в качестве насеста стоит телеграфный столб.

И стою я себе на дорожке и вижу, как на лужайке служитель выгуливает оливкового питона. Замечательный питон, светло—зеленый, метра на три – это много, оливковые растут примерно до четырех. Ну как не подойти поздороваться?

Иду, здороваюсь. Организм оценил меня – и пополз. На меня. И по мне.

Стою, ползет.

Служитель говорит:

– Слушай, у меня хвост кончается.

– У меня, вообще—то, я кончаюсь.

Потому что я уже по самые уши в питоне, а его голова качается где—то под левым локтем.

А группа уже сбежалась и всю эту радость фотографирует. И все бы хорошо, только одного товарища мой вид вдохновил – и он решил, что тоже так хочет. Подошел – и цоп.

А питон—то понимает только одно, что его силой с «дерева» ташшшат. И естественно что? Правильно, начинает цепляться. То бишь, вцепляться, в меня. Изо всех своих питоньих сил.

Ну тут служитель очнулся, отцепил деятеля от питона, питон сам сполз с меня…

Все хорошо. Кроме немножко ребер и, естественно, костюма.

Но это бы еще полбеды. А вот на следующем совещании, поймав недоуменный взгляд контрагентов, обращенный на мой пиджак всмятку, сердобольные клиенты тут же пояснили:

– Не беспокойтесь, это была гигантская анаконда.

И мне пришлось это переводить.

* * *

Коллега Марк Стоич утверждает, что ось зла существует. И существование это дано нам в ощущениях. Непосредственных и, увы, неистребимых. Ось зла от Марка тянется от сиднейской дорожной службы до лондонского метро. Поскольку именно в этих точках концентрируется, по его мнению, максимум возможного злобестолкового кабака. С ним особенно не спорит. Любой, кто оказывался на другой – и совершенно ненужной ему – стороне Сиднея из—за цепочки объездов, порожденной очередным строительством, подтвердит первую часть тезиса, любой, кто застревал в лондонском метро посреди нигде по причине потери сигнала, подтвердит вторую. И вообще, все знают, что геймановский Neverwhere – реалистический роман.

Но все же, так уж и ось?

– А как же Россия? – спрашивает Кристина Умеда—Леер, на отца которой российские дороги произвели почти летальное впечатление сначала в незабвенном 41, а потом в не менее незабвенном 93.

– А Россия, – важно отвечает Марк, – попала в зону интерференции.

* * *

Другу подарили энциклопедию оружия. Там, в числе прочего – пистолеты—пулеметы австралийского производства. Магазин в эти агрегаты вставляется сверху. Почему? Ну антиподы же.


Если вы меня спросите, как из этой штуки целиться, отвечу – хорошо. Все прицельные приспособления смещены влево.

* * *

В начале 20 века (хотели еще раньше, да война помешала) решили в городе Сиднее навести мост через Порт Джексон.

Планировали с запасом. Как раз тогда заложили сиднейскую подземку, и мост рассчитали на шесть полос и два пути. За образец взяли мост Врата Ада в Нью—Йорке. Рассчитали конструкцию, придумали подземные якоря… а городские власти смотрят на эту горбатую железяку, которая стоит буквально ни на чем (якоря—то в землю утоплены) и понимают, что живое существо на нее по доброй воле не пойдет. Страшно. Она ж от косого взгляда сама в себя сложится.

Нет, говорят, этим никто пользоваться не будет и мы такой проект не примем. Потому что оно у вас рухнет.

Ладно, сказал главный инженер. И прикроил к проекту гигантские бетонно—каменные пилоны. Четыре штуки.

О, сказали городские власти. Раньше бы так. Теперь все в порядке.

О, сказали приглашенные граждане – вещь. Добротная, надежная. Сразу видно.

Слоны, черепаха.

Так и построили мост. И никого не смутило то, что «опоры» моста соединяются разве что с полотном этого моста – и ничего совершенно не поддерживают.

Впрочем, пилоны зря не пропали – когда под мостом прокопали тоннель, воздуходувы провели именно через пилоны моста – что зря пейзаж портить?

Но к тому времени сиднейцы уже к технологиям привыкли, нервами покрепчали – и по мосту Анзак, который вообще, считай, висит на веревочках, только шшурх – как будто так и надо.

* * *

В зоопарке служители вчетвером тащат за хвост большого рыжего кенгуру. Тащат быстро, бегом, с предупреждающими криками. Кенгуру болтается и протестует, но сопротивления не оказывает.

Дотащили до выгородки, где посетители с сумчатой живностью общаются, перекантовали через воротца, опустили. Кенгуру сказал что—то непечатное, встряхнулся и поскакал работать кенгуру.

Оказывается, так их и переносят. За хвост. Кенгуру теряет ориентацию и становится транспортабелен.

* * *

Недавно напомнили.

Рассказывает коллега Фелисити.

Под рождество звонит ей приятельница. Работает она в полиции. И говорит, так и так, начальник уходит в отпуск – и притащил он в контору клетку с шиншиллой и всеми шиншильими причиндалами. С просьбой кормить и поить. И вот она теперь думает, это как понимать?

– Да что ж тут понимать? – удивляется Фелисити. Вы ж работаете круглые сутки, всегда кто—то есть. – Поить и кормить, естественно.

– Но это же МЫШЬ!

Тут у Фелисити включается, как она сама выражается, внутренний софист, и она говорит:

– Какая мышь? У вас, что, там интернета нет? Ты посмотри, какие шубы из шиншиллы шьют и сколько эти шубы стоят. Ты когда—нибудь слышала, чтобы кто—то мышей носил?

Пауза.

– Гулливер носил.

Пауза. Щелканье.

– Чтооо?

Пауза. Видимо, происходит попытка совместить цену с зарплатой.

– Ты права, это не мышь. Тогда ладно.

Вот как важен в жизни грызуна статус.

Рабочий день

Заканчиваю программу. Иду за следующей. Беру. Запускаю файл. Прихожу в офис.

– Ребята… Посмотрите, тут звука нет.

– Не может быть. – говорит дежурный менеджер Дженни. – Какой номер файла?

– Вот.

Находит, запускает. Звука нет.

– Однако. Это, наверное, при закачке что—то не сработало. Ладно, я его вечером закачаю снова, а пока вот еще одна русская программа.

Беру. Запускаю файл. Смотрю. Прихожу в офис.

– Ребята, это вообще не русский.

– Как, не русский, не может быть… – говорят оба дежурных менеджера хором.

– Да сами посмотрите.

– Какой номер файла?

Смотрят.

– Да, – говорят, – действительно. А что это?

– По—моему, армянский.

– А ты не знаешь армянского?

– Нет.

– Совсем?

– Совсем.

– А, – голосом крыловской лисы, – если мы монтажные листы найдем?

(Вспоминаю предыдущий опыт.)

– Нет.

– С киргизского – да, с казахского – да, с якутского – да, а с армянского – нет?

– Ну переводчика с якутского в Австралии не найти, климат не тот, а переводчики с армянского есть.

– Ну ладно… У нас больше готовых программ нет. Возьми вот, тут файл с субтитрами для глухонемых, посмотри, что распознавалка там наработала.

Беру. Запускаю файл. Сверяю первые 15 минут. Иду в офис.

– Ребята…

По большевикам прошло рыданье.

– …там текстовой файл на 16 минуте кончается.

– Как кончается, не может быть!

– Э…

– Номер файла.

Смотрят.

– Ладно, вот тебе еще одна распознавалка. Будем искать хвост этого файла.

Беру. Запускаю видеофайл. Ищу текстовой. Иду в офис.

– Ре…

– ЧТО.

– Текстового файла вообще нет.

– Не… номер файла.

Смотрят.

– Знаешь что, к вечеру твоя программа загрузится – а ты иди домой, наверное. Тебе до конца смены всего ничего.

– Спасибо, – говорю.

– Да не за что.

* * *

Фрэнсис Гринуэй, чертежник и строитель, как и многие из знаменитых австралийцев, прибыл на свою новую родину в хорошо упакованном виде.

На старой родине он успел отметиться так, что заработал себе смертный приговор, который потом заменили 14 годами каторги.

Принесло его в Сидней вовремя – губернатор Маквори как раз запускал свои строительные проекты и ему очень нужны были люди. А Гринуэй оказался прекрасным архитектором.

После того, как он построил сиднейский маяк, его каторжный срок изволил как бы испариться, и Гринуэй уже как свободный человек успел понастроить целый ряд замечательных зданий в колониальном и тюдоровском стиле, проесть печенку двум администрациям и наградить город несколькими курьезами. Например, сиднейская консерватория располагается в спроектированных им конюшнях губернаторского дворца. Дело в том, что Гринуэй несколько увлекся и, когда здание было закончено, стало ясно, что держать в нем лошадей… это некоторый перебор. Тем более, что в Лондоне посмотрели на проект самого дворца – и зарубили его к русалочьей бабушке, потому что не были уверены, что в колонии найдется нужное количество земли, и были точно уверены, что в колонии нет таких денег.

Но в 1837 пришла к нему разрушительница собраний, в 1901 Австралия стала независимой… завелась у нее и своя валюта. А на купюрах, соответственно, разнообразные местные знаменитости и культурные герои.

Вот так вот выглядела бумажная купюра в 10 долларов.


И пусть кто—нибудь скажет, что у австралийцев нет чувства юмора. В какой еще стране вы найдете на деньгах изображение человека, приговоренного к виселице за подделку?

* * *

Мелочи:

кустодиевская купчиха, кровь даже не с молоком, а со сливками. Все на месте – блеск в глазах, румянец, стать, платье и даже шаль. На коленях – кошка. И не какой—нибудь облегченный вариант, а, кажется, норвежская лесная. Во всяком случае, на коленях в свернутом состоянии она умещается не вполне.

И все это несется по забитой людьми и машинами улице делового центра на скутере для инвалидов, проскальзывая в щели, лихо объезжая заторы и предупреждая зазевавшихся жизнерадостным «Pardon!» Кошка спит.

Прихожу сдавать кровь. По помещению лаборатории мечется, видимо, медсестра, что—то раскладывая, переключая, разливая и сортируя.

– Мне бы…

– Да. Сейчас. Стойте, где стоите. Не мешайте.

Стою. Она опять что—то переключает и укладывает. В процессе защелкивает на моей руке браслет и опять пробегает куда—то мимо. По дороге обратно прихватывает пробирку с трубочкой. На конце трубочки, оказывается, игла. Я это обнаруживаю, когда ее втыкают в меня. Пробирка все всасывает со всхлипом. За это время медсестра успевает рассортировать десяток других пробирок. Выдергивает мою, вынимает иголку. Заклеивает меня, надписывает пробирку.

Смотрит на меня изумленно.

– А почему вы здесь стоите?

– Уже не стою. – говорю. – Спасибо большое.

Выхожу, закрываю дверь.

И уже от лифта слышу отчаянное.

– Подождите! Я забыла!

Оборачиваюсь.

– Пожалуйста. – говорит она. И улыбается.

* * *

О жителях острова Мер в Торресовом проливе говорят, что они все поголовно балуются черной магией. Сами мерцы в черную магию не верят. Верить – это если может быть, а может не быть. А черная магия – вот она, все равно что сигарету прикурить, любой умеет. И ничего страшного. Нужно только смотреть, с кем ешь, о чем говоришь – соблюдать технику безопасности.

Местный протестантский священник объясняет – это все глупости. Сглаз, там, порча, мелкое несчастье навести – это все ерунда. Было, говорит, настоящее могущество, но теперь никто не умеет, потому что этому перестали учить. Несколько поколений назад перестали, когда «свет пришел». Дядя его ему рассказывал, как прадед отказывался «Нет, с собой унесу».

«И, – говорит священник, – я полжизни думал, что дураки были наши предки, ведь могущество – это то, что у черных людей есть, а у белых не бывает. Единственное оружие выбросили. А сейчас знаю – они правы были, спасибо им большое. Посмотрите, – говорит, – всюду вокруг черные люди друг друга убивают. Из—за глупостей всяких убивают и даже просто смеха ради. Ни за что изводят друг друга совсем. У нас меньше, но тоже есть. И это только оружием. А вы представьте себе, что бы они с могуществом сделали, при этом—то подходе. Подумать страшно. А с Иисусом ничего такого не бывает. Если ты у него неправильную вещь попросишь, он не ответит – и все. И никакой беды. Поэтому у нас сейчас христиан очень много. Я знаю, что многие белые люди вообще никому не молятся – ну так они свою магию когда еще закопали. Им можно, наверное. А здесь страшно».

Леденящая душу история о правильно оформленном документе

Итак. Жил—был в бывшей советской республике, а ныне независимом государстве N гражданин. И пришла этому гражданину пора менять паспорт. Пришел он в соответствующее учреждение, открыли там его паспорт – и увидели там вклейку: податель сего является постоянным жителем Австралии. Было дело в Грибоедове, уехала туда после распада Союза часть семьи, они и оформили ему этот статус, на всякий случай. В те времена это было несложно, тем более, что в независимом государстве N довольно основательно постреливали. Посмотрели в учреждении на эту вклейку и говорят

– Так вы гражданин Австралии?

– Нет, я постоянный житель.

– Но вы же статус очень давно получили…

– Да.

– И до сих пор не гражданин?

– Нет.

– Почему?

– Да, я, как бы, и не собирался. Я здесь живу…

– Не может быть. Нам нужны доказательства.

– Какие?!

– Пусть они пришлют справку, что вы им не гражданин.

И пошел он, солнцем палимый, домой, звонить родне – так, мол, и так, нужна справка.

Родня сомкнутым строем двинулась в сиднейское отделение министерства иностранных и прочих дел. Нужна справка.

– Что гражданин? – понятливо кивают за стойкой.

– Нет. Что не гражданин. Что постоянный житель.

– А что случилось? У него неприятности? Он под судом? Нужна защита?

– Да нет, справка нужна. Что не гражданин.

– Зачем?

– Он паспорт меняет.

– Ну так почему бы ему его просто так не поменять?

– Он не может. Нужна справка.

– … Позвольте, а где он живет? В какой стране?

– N.

– Ааааааааа. Вы бы так сразу и сказали. Вы продиктуйте, какая вам справка нужна, мы сделаем.

И правда, сделали.

На следующий день звонок.

– Не берут. Нет печати.

Родня бежит в министерство.

– Не берут, печати нет.

– К—как, а это что?

– Она маленькая, им не нравится.

– Им, это кому?

– N.

– Аааааааа. Вот у нас есть печать «вход—выход», большая. Давайте мы ее поставим.

Поставили.

Ночью звонок. Не берут. Говорят, подписи не знают. Говорят, в Сиднее знают только одну подпись, такого—то такого—то чиновника в русском консульстве. Пусть он подпишет, что там все в порядке.

Берут отгул. Идут в консульство. Ищут. Находят.

– Да почему я должен это подписывать?

– Понимаете, в N…

– Ааааааа…

Подействовало. Приняли паспорт. Но поскольку в старом документе была вклейка о постоянном жительстве, то новый паспорт, если верить пострадавшему, оказался не внутренним, а международным. Но это уже, право, такие мелочи.

Студенческие радости

На семинаре

– Это была гарпия.

– Нет, фурия.

– А какая разница?

– Фурии преследуют людей за нарушения, а гарпии – для удовольствия.

– Гарпии просто есть хотят.

– А фурии?

– Тоже, наверное. Но не все и не все время.

В книжном магазине

Девушка: У вас есть «Ницше для чайников»?

Парень за стойкой: Ницше считал, что чайники должны умереть.

Д: Это Спенсер так считал, а я вас про Ницше спрашиваю.

А сову эту мы разъясним

Вечер. Лето. Кенсингтонский парк. Питера Пэна нет. Есть белки – большие, пушистые и чрезвычайно настойчивые. Они съели у нас все, включая сыр. Темнеет, идем к выходу.

– Смотри, какой красивый флюгер. Это же ушастая сова.

Ветер, скрип. Флюгер поворачивается.

– Действительно красиво. А это точно флюгер?

– Да конечно же, ты посмотри, если бы это был не флюгер…

Ветер, скрип. Флюгер остается на месте.

– Ты знаешь, это кажется…

Флюгер поворачивает голову. Глаз он при этом не открывает.

* * *

Из зала суда.

Адвокат – судье:

– With all due respect, your honour, as you can clearly see for yourself, my client is an idiot. – Пауза. – And so is the policeman.

Пауза.

Судья.

– I can see your point. The case is dismissed.

(Примечание переводчика – адвокат был прав. Судья тоже.)

Частично сумчатая баллада об очернительстве

Москва. Сбербанк. Рабочее время. В сбербанк шумною толпою является семейство моих приятелей. В нормальном агрегатном состоянии они живут в Австралии, но периодически кристаллизуются в Москве. И в этот раз они вспомнили о том, что на имя младшего сына было некогда положено 40 долларов. А ему уже 14, следовательно, он может эти деньги снять. Ура. Пусть снимет и купит себе что—нибудь.

Подходят к стойке, предъявляют документы.

– Нет, – говорит им девушка, – не дадим.

– Почему?

– Потому что только с совершеннолетия.

– Простите, но вот тут написано, что, по наступлении совершеннолетия, он может снять эти деньги самостоятельно. А с 14 лет – с родителями. Ну вот они мы, родители. И наши документы.

– Это раньше было можно, а теперь нельзя.

– Но мы не такое соглашение заключали.

– Так вы и в другой стране родились. До совершеннолетия только через органы опеки.

– Простите, а на каком основании?

– У нас инструкция.

– А посмотреть ее можно?

– Нельзя. Она для внутреннего пользования.

– То есть вы не выдаете сыну его деньги на основании документа, который не желаете показать?

Девушка куда—то звонит.

– Привет! Мы же не можем показывать инструкции? Спасибо. Ну вот, не можем.

– Позвольте, но вот у нас соглашение…

– Какое соглашение? Вы тут сами уехали, а теперь очерняете страну, в которой родились!

На этой фразе семейство хватил некоторый удар. Придя в себя, глава оного все же поинтересовался, какую часть страны и как именно он очернил, пытаясь помочь сыну получить его деньги.

Девушка некоторое время думала, а потом сказала.

– Извините, вырвалось.

На чем они и ушли. В задумчивости.

* * *

Едем мы по дороге, ведущей вдоль Великого Австралийского Выкуса. Да, так и называется – Great Australian Bite – тот самый полукруг, который неизвестный лангольер отъел у Австралии снизу. Устали до такой степени, что местные красоты уже не так радуют. А по дороге – плакаты, предупреждающе, что порядочному водителю надлежит внимательно следить, не появилась ли где «скорая помощь», и если появилась, то немедля уступать дорогу, желательно всю. Ну куда уступать – пустая трасса совершенно. От машины до машины – как от того уездного городка до следующего государства. Но мы уже знаем, зря предупреждать не будут. Если пишут, что клинохвостые орлы взлетают медленно, значит есть орлы, и взлетают они медленно. Если пишут, «следите и уступайте» – значит, такая тут скорая, что за ней глаз да глаз. Так что, мы следим. Не спим. Смотрим. Направо. Налево. Вперед. Назад. А нужно было – вверх. «Скорая» в этих краях на самолетиках летает. А садится, в случае чего, на шоссе. Ничего, разошлись.

* * *

Из зала суда.

Разбирается какое—то дело. Ответчица, пожилая полная дама, представляющая себя сама, бодро препирается с представителем обвинения по каким—то техническим вопросам. Пять минут, десять…

Судья, миниатюрное существо явно эльфийского происхождения и неопределенного возраста и пола, вклиниваясь:

– Извините, что прерываю вас, но не может ли ответчица объяснить, почему она здесь находится?

Ответчица:

– Э, честно говоря… не могу, Ваша Честь.

Судья:

– А обвинение?

Обвинение лихорадочно роется в бумагах и в конце концов заявляет, что предмета дела у себя не находит, но он точно должен где—то быть.

Судья:

– (Тихо) Ну, как обычно. ВОН ОТСЮДА! ВСЕ!

Поправляет прическу и переходит к следующему делу.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю