Текст книги "Секс и правда о Москве"
Автор книги: Антон Кравец
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)
Сентябрь 2016 г.
Алекс, Анатолий
– Сейчас ее, наверное, лишили бы родительских прав, если бы увидели, в какое кровавое месиво она превращала мои ягодицы, – сказал Алекс. – Но побои были не самым страшным – гораздо хуже были ежедневные запреты и унижения, подавление абсолютно всего, чего может хотеть ребенок.
Они встречались уже второй раз. Алексу нравился Анатолий. Он впервые говорил так откровенно про себя, свое детство, о своих проблемах с другим взрослым человеком, с человеком вдвое старше себя.
Ему даже пришла в голову мысль, что так он всю жизнь мечтал поговорить с отцом, пожаловаться ему, спросить, как ему быть. Но отец всегда либо был на работе, либо позорно отводил глаза, когда Алекс со слезами на глазах просил его помочь ему, либо спал, а теперь еще и умер.
– Она бесконечно читала мне нотации. По ее мнению, я все и всегда делал не то, и не так, и ей назло. Во время нотаций было лучше молчать, не возражать и не отсвечивать. Но и в этом случае я нарывался на крики из серии «Что ты молчишь?! Мы тебя кормим и одеваем, почему ты такой тупой, ленивый и неблагодарный ублюдок?» Ну а дальше в ход шел ремень – «за упрямство и хамство». Я до сих пор иногда вздрагиваю при звуке, который получается, когда ремень рывком выдирают из брюк.
Алекс сделал глоток воды и отметил про себя, что его руки дрожат. Ему опять стало очень жаль себя. Тем не менее он продолжил:
– В девяностых мать внезапно ударилась в сайентологию. Наткнулась на какого-то адепта этой темы, взяла и стала верить в их теорию на все полные сто, даже не поинтересовавшись, что об этом думают представители классических религиозных течений. И с тех пор все свои решения и поступки прикрывала новыми знаниями, полученными от «настоящих друзей». А я в ее представлении был совсем судьбе не угоден. И если бы не воспоминание о мучительных двадцатичасовых родах, мне кажется, она бы решила, что я ей не сын, а исчадие ада.
Впрочем, вела она себя со мною именно так. Мне было запрещено все: созваниваться с друзьями, приводить их домой или ходить в гости к ним, получать плохие отметки, терять предметы, влипать в неприятности. Малейшее нарушение – и тут же следовало жестокое наказание.
Когда я подрос и стал физически сильнее ее, побои прекратились, или, вернее, как и в случае с отцом, перешли в метание тяжелых предметов. Она швыряла в меня утюг, сковороду, тяжелый стеклянный шар, знаете такие сувенирные штуки с каким-нибудь изображенным внутри городом и падающим снегом, если встряхнуть?
Анатолий утвердительно кивнул.
– У нас был «Париж». Однажды я купил в магазине не тот сыр, что она велела, и мать запустила в меня «Парижем»! Во имя сайентологических ценностей, – грустно ухмыльнулся он, – и с проклятиями на устах!
Алекс неожиданно для себя засмеялся, он начал смеяться и не мог остановиться, едва дыша, он проговорил:
– Шар попал мне по уху, затем врезался в стену и рассыпался на маленькие осколки. Боль была оглушительная, мне казалось, я вот-вот потеряю сознание или меня стошнит. Она велела мне собирать разбитое стекло голыми руками и была удовлетворена только тогда, когда увидела кровь от порезов на моих ладонях. Она считала, что только так я могу «очиститься». Вот скажите, вы верите в бога?
– Я буддист, – как-то просто ответил Анатолий. – А Вы?
– Мне бы и хотелось верить, я часто думаю, насколько это, наверное, упростило бы мне жизнь. Но мать на годы сделала для меня религию невозможной. И я стал философом. Точнее, закончил философский МГУ, а стал журналистом, потому что деньги.
Алекс горько ухмыльнулся.
– С тех пор как я вырвался из дома, мне невыносимы любые правила и догмы. Верующему полагается прощать, верно? Я не знаю, как мне простить свою мать. Я ненавижу ее. Ненавижу.
– Вы когда-нибудь говорили с ней на эту тему? – спросил Анатолий.
– Тогда нет, конечно, – ответил Алекс. – А потом… Какой в этом смысл?!
Алекс откинулся на спинку кресла.
– И еще. Она всегда сравнивала меня с моей двоюродной сестрой-отличницей. Ставила ее в пример мне, – сказал Алекс. – Она хотела, чтобы я получил золотую медаль, а потом сделал карьеру, стал большим начальником. Наверное, она хотела, чтобы я сделал то, что не получилось у нее самой.
Анатолий видел, как тяжело Алексу давалось каждое слово.
– За любую четверку она избивала меня до полусмерти, – сказал Алекс. – Я часто ездил на метро по Кольцевой. Часами. Просто чтобы не идти домой до прихода отца. При нем она не избивала меня так больно, как без него. Иногда она избивала меня так остервенело, что мне казалось, она хочет меня убить.
– Что Вы кричали, когда она била Вас?
Алекс сильно зажмурил глаза. Он увидел перед собой пьяную мать, в очередной раз замахивающуюся на него отцовским ремнем.
Алекс почувствовал, что съежился в комок. Будто это происходило с ним вновь.
– Я кричал «мама, не надо», «я прошу тебя», «не надо, мамочка».
Анатолий внимательно смотрел на Алекса.
– Я кричал «я больше не буду», а она била и спрашивала: «Что не будешь?»
Алекс почувствовал, что на глазах выступили слезы.
– Я бы хотел любить ее, – сказал Алекс. – Она же моя мать. Она подарила мне жизнь.
Алекс опустил голову.
– Однажды она поднялась на табуретку, чтобы дотянуться до антресолей в коридоре. И я незаметно разлил воду около табуретки. Я хотел, чтобы она поскользнулась, упала и разбила себе голову.
– И что произошло? – спросил доктор.
– Она не упала. Только намочила ноги, – ответил Алекс. – А потом избила меня. Она знала, что я ее ненавижу. Она, наверное, сама себя ненавидела. Ей просто духу не хватало выброситься из окна. Или повеситься на этом чертовом ремне. – Он помолчал и добавил: – Наверное, когда-нибудь так все и закончится.
Анатолий посмотрел на Алекса долгим взглядом.
– Я попрошу Вас кое-что сделать прямо сейчас, Алекс, – мягко, но уверенно сказал Анатолий.
– Да, конечно, – сказал Алекс, не поднимая головы.
– Это очень просто, – сказал Анатолий.
Алекс внимательно смотрел на доктора.
– Я попрошу Вас, Алекс, представить себе сейчас Вашу мать и сказать: «Я люблю тебя».
Алекс поднял голову и как будто посмотрел сквозь доктора. Перед его взором встала его мать. Женщина, из утробы которой он вылез в этот мир и увидел свет. Он вдруг увидел себя совсем маленьким на ее руках. Он не мог помнить этого, он просто представил себе такую картину. Слова сами слетели с его губ.
– Я люблю тебя, мама, – почти прошептал Алекс.
И в тот же миг к его горлу подкатил ком. Разящий ком, со многими металлическими острыми углами, которые стали резать, кромсать его изнутри. Алекс явственно почувствовал этот горячий едкий удар. Он снова почувствовал себя маленьким и беззащитным. И еще через мгновение из глаз полились слезы. Он не помнил, когда плакал последний раз. Но ему не было странно. Он даже забыл о существовании доктора, который был рядом с ним в этот момент. Слезы прорвались из ниоткуда и лились резкими рывками из его глаз. Дыхание стало заходить.
– Я люблю тебя, мама, – снова сказал Алекс. На этот раз громче. И слезы полились еще сильнее. Как будто у него внутри, в его душе, открылись врата, которые столько лет сдерживали невидимый поток слез.
– Я люблю тебя, мама! – почти закричал Алекс сквозь слезы.
Анатолий, прищурив глаза, неподвижно сидел на стуле и молча смотрел на Алекса.
Алекс откинулся на спинку кресла и закрыл глаза руками. Его плечи и спина слились с креслом. Он весь обмяк и совершенно не был похож на того уверенного и снисходительного человека, которого знали многие его приятели и коллеги.
Алекс перестал плакать так же неожиданно, как и начал. Не вытирая глаз, он поднял голову на Анатолия и уверенно сказал:
– Я хочу, чтобы она умерла.
Ему самому стало страшно от этих слов. Остатки сознания, не застланные эмоциями, воспоминаниями, нашептывали ему, что ему будет стыдно за эти слова. Но сейчас, именно в этот миг его нынешнего состояния, ему не было стыдно. Он говорил то, что думал.
– Я хочу, чтобы она умерла, доктор! – закричал Алекс, глядя Анатолию прямо в глаза.
Алекс плохо помнил, как закончилась та встреча с психологом. Какие-то слова после долгого молчания Анатолия. Алекс понимал, что доктор должен был его успокоить перед тем, как он выйдет из этого кабинета с приглушенным светом на улицу, где его встретит городской день и резкий шум Москвы. Он плохо помнил слова, которые говорил сам. Помнил только, что благодарил Анатолия. И уже в дверях сказал: «Не волнуйтесь, доктор. Со мной все будет в порядке. Я приду в следующий раз. Попросите меня, чтобы я рассказал о Татьяне. Я должен Вам это рассказать. Сейчас уже нет сил».
Май 2018 г.
Алекс, Виктор
Алекс был дома один. С момента, как они вступили в сговор и готовили большое ограбление, это бывало редко. Вика переехала к нему окончательно. И он впервые был рад этому. Рад всем сердцем. Даже на каком-то физиологическом уровне. Ему было неуютно в собственной квартире. Даже страшно. Но больше, чем страх физический, его терзал страх душевный. Он вдруг впервые в жизни почувствовал одиночество. Не то одиночество, которым он гордился, как всякий мизантроп и нигилист, коим он однозначно являлся. Но одиночество истинное. Одиночество гнетущее. Он вдруг ощутил необходимость не быть одному. Ощутил всем своим естеством. Своим телом, своей душой, не всегда понятной ему самому. Ему нужен был рядом дорогой человек. Не тот, который будет заботиться о нем и выполнять любые его прихоти. Не это вдруг понадобилось остро. Ему был нужен человек, о котором он, Алекс, будет заботиться. Человек, ради которого он, Алекс, будет готов на все что угодно.
Буквально за несколько дней до переезда Вики к нему он перебирал свои старые университетские записи. И там он наткнулся на притчу. Короткая притча о страхе. О человеке, который много боялся. Боялся физически. Боялся морально. Человек, который практически всю свою жизнь прожил в страхе. И вот однажды ему осточертела эта жизнь. И он пошел задавать вопросы. Вернее, один вопрос. Как мне жить дальше?
Этот человек опросил много людей, но так и не получил ответ. Многие, почти все, как выяснялось в их беседах, сами чего-то боялись. И однажды этот человек, как это обычно и случается в притчах, встретил мудреца, который прожил длинную и непростую жизнь. И этот мудрец сказал: «Тебе нужен человек, о котором ты будешь заботиться. Человек, который будет зависеть от тебя. Полностью. Как ребенок, который полностью зависит от своей матери… Это может быть девушка. Или ребенок. Или старая мать. Или отец. Но суть вещей такова, что ты, отдав себя служению этому человеку, больше не будешь бояться. У тебя попросту не останется на это времени. Ибо страх суть чрезмерная любовь к себе. Боязнь остаться без средств. Боязнь получить травму. Психологическую, физическую. Боязнь быть непонятым. Боязнь того, что люди, люди, все эти люди вокруг не поймут твоей особенности. Так вот, у тебя попросту не будет времени на всю эту шелуху. Ты будешь занят защитой другого человека. И когда ты будешь защищать другого человека, ежедневно, ежечасно, ты перестанешь бояться. Страх уйдет. И на его место придет смелость. Смелость в твоей душе. Потому что не бывает пустых мест. Все чем-то обязательно заполнено».
Вика уехала к родителям и обещала вернуться до полуночи. На часах было около восьми вечера. Алекс, послонявшись по квартире, улегся на диван и принялся щелкать программами на кабельном телевидении. Он наткнулся на гандбольную встречу женских сборных России и Франции и с интересом стал смотреть. Он сам в детстве занимался гандболом пару лет и хорошо разбирался в этом захватывающем виде спорта. Потом родители переехали, и к спорту Алекс вернулся только на первом курсе университета, когда увлекся вольной борьбой.
Алекс лениво следил за матчем. На часах было около половины девятого. Раздался звонок на мобильном. Раньше, в прошлой жизни, Алекс отключал звук, как только приземлялся на диван. Сейчас, когда, кроме его смартфона, около него всегда находился еще и телефон связи с командой заговорщиков, а Грег разрешал говорить между собой только по отдельной линии, он перестал это делать.
Звонок раздался на его обычном айфоне. Алекс поднес поближе телефон и с удивлением увидел на экране имя «ВИТЯ».
– Привет, – сказал Алекс в трубку. – А почему сюда?
– Потому что я звоню своему старому другу Алексу, – ответил на другом конце Виктор.
Алекс вдруг почувствовал себя в той, старой жизни. Витя звонит ему на его обычный мобильник. Хотя это не так часто происходило в последнее время, до того, как все началось. Они виделись все реже и реже. Но все равно это был привет из старой жизни. До ограблений. И до всех этих попыток познать себя. И до всего того, что Алекс устроил сам себе, о чем знал только он один. Знал и не был уверен, хочет ли помнить он об этом или забыть. Как дурной сон. До всех этих, как он сам перед собой называл это, экспериментов над самим собой.
– Привет, привет! – радостно выпалил Алекс.
– Я здесь, у пруда, – сказал Виктор. – Зайду?
– Конечно, – быстро ответил Алекс. – Что за вопрос?!
Через несколько минут Виктор вошел квартиру Алекса. Они обнялись, как два старых друга, и перешли в гостиную.
– У тебя найдется, что выпить? – спросил Виктор.
– Конечно, – ответил Алекс.
Разговор поначалу не клеился. И только после нескольких хороших порций Red Label Виктор начал говорить.
– Ты знаешь, Ал… – сказал Виктор. Он уже давно не называл Алекса Алом, так, как называли Алекса в детстве только самые близкие друзья.
Виктор помолчал некоторое время, покручивая и рассматривая в руках красивый стакан для виски от Gala Prestige, и потом продолжил:
– Ты знаешь, а ведь я не был у тебя сто лет.
– Да, – ответил Алекс. – Я мотаюсь по своим делам. Ты своими делами занят.
– Ал, – грустно сказал Виктор, – ты же понимаешь, о чем я?!
Алекс посмотрел на Виктора и сказал:
– Я понимаю, Вить.
Продолжая смотреть на Виктора, Алекс добавил:
– Но…
– Нет, погоди, – оборвал его Виктор. – Я не за объяснениями пришел.
Они смотрели друг на друга.
– Я просто пришел к старому другу детства, Ал, – сказал Виктор.
Алекс молча несколько раз кивнул.
– Ты же знаешь, Ал, я не дурак, правда? – спросил Виктор.
– О чем ты говоришь, Вить? – сказал Алекс.
– Подожди, – сказал Виктор. – Я к тому, что я понимаю, что я не самый умный. Но я не самый идиот.
Алекс покачал головой.
– У меня нет и не могло быть образования, как у тебя, – сказал Виктор, – предки у нас с тобой, прямо скажем, из разного теста.
При упоминании о родителях Алекса передернуло.
– И я шел той дорогой, которую мне уготовила судьбинушка, – продолжал Виктор.
Алекс опять хотел что-то сказать, но Виктор остановил его жестом.
– Я не жалуюсь, братан. Я так.
Алекс ожидал, что Виктор будет корить его тем, что они не видятся. Что Алекс крутится совсем в других кругах, куда вход Виктору был заказан в силу его воспитания и поведения. Но Виктор говорил не об этом. Совсем не об этом.
– Ты простишь мне, что я втянул вас с Викой в эту историю? – вдруг спросил Виктор.
Алекс оторопел. Он не ожидал такого поворота.
– О чем ты, Вить? – сказал он. – Это мой выбор. И ее выбор.
– Да, – сказал Виктор. – Но как же хитро Грег все обставил. «Только аптеки, посмотрим, попробуем», – сказал он, повторяя слова Грега. – А теперь у нас, блядь, за плечами вооруженное ограбление.
– Витя, – сказал Алекс, – твоей вины здесь нет. Я сам принимал решение.
Они немного помолчали.
– Я так и не понял, почему ты согласился, Ал. Ведь у тебя реально есть все. Просто, сука, все, – сказал Виктор. Он обвел рукой красивую квартиру Алекса. – Ебануться, братан, только посмотри, как ты живешь, – сказал он. – Девяносто девять, сука, человек из ста продали бы душу дьяволу, чтобы хоть немного пожить как ты, хоть пару лет, хоть, сука, полгодика. Собственная квартира в центре города, и не где-нибудь, а на Патриарших. Чистая работа, вокруг знаменитости, люди из телика, телок больше, чем у Оксимирона, Фараона и Гуфа вместе взятых. А ты, блядь, ты рискуешь всем. – Виктор смотрел на Алекса широко открытыми глазами. – На хуя, Ал?
Алекс посмотрел на Виктора долгим взглядом. Как бы ему хотелось взять и рассказать ему, своему старому дворовому другу, всю свою историю. Всю без остатка.
Но нельзя было. Алекс прекрасно понимал это. Витя был бы ошарашен рассказами о похождениях Алекса, и совершенно неясно, как он отреагировал бы.
– Я запутался, Вить, – ответил Алекс. – Я перегорел. Я уже много лет делаю то, что не хочу делать. Общаюсь с теми, с кем общаться не хочу. Я перестал понимать, где я и что я. Я ненавижу свою работу и стараюсь работать столько, чтобы только хватало на жизнь. Понимаешь? Все эти встречи с ушлыми бизнесменами, которые кидают партнеров, кидают своих работников, все эти рекламные статьи, где сплошное вранье, все эти так называемые исследования, где одна заказуха, все эти проплаченные посты блогеров. Все эти Соболевы, Вилсакомы, Бузовы. Везде один сплошной красиво упакованный пиздеж, Витя. Цель только одна. Чтобы простой человек купил именно этот шампунь, а не другой, именно кроссовки Adidas, а не Nike. Чтобы сожрал Mac, а не Burger King или KFC, хотя у них всех еда дерьмовая. Вот в чем я варюсь со своим филфаком и эмгэушным дипломом, который висит в моем туалете. Это, Вить, какой-то нескончаемый пиздец просто.
Алекс глубоко вдохнул.
– И с Викой, – начал Алекс и прервал себя.
Он замолчал, чтобы перевести дух.
– Она любит тебя, – тихо сказал Виктор.
– Я знаю, – сказал Алекс. – И я виноват перед ней.
Они немного помолчали.
– Любой другой, Ал, если бы получил десятую часть любви такой девушки, как Вика, чувствовал бы себя самым счастливым на планете Земля, – сказал Виктор.
– Знаю, Вить. Я знаю, – выдохнул Алекс. – Но все непросто.
Алекс откинулся на спинку стула и посмотрел Виктору прямо в глаза.
– Так что я благодарен тебе, – быстро сказал Алекс.
– Что? – не веря собственным ушам, спросил Виктор.
– Да, – сказал Алекс.
Виктор налил себе еще порцию виски и залпом ее выпил.
– Правда, Вить, – сказал Алекс, – у меня просто не осталось ценностей. Никаких. Я перестал получать кайф от жизни. Плыву себе и все. Я не помнил, чтобы мое сердце замирало от чего-нибудь. Понимаешь?
– Нет, – ответил Виктор, – не понимаю.
– Я перестал ценить все то, что у меня было. Вот в чем дело, Вить. Я даже перестал замечать, что творится вокруг меня.
Алекс посмотрел Виктору прямо в глаза.
– До этого дела, – сказал он.
– Имея все, что имеешь ты? – искренне изумился Виктор. – Квартиру в центре Москвы, охиренную работу, лучших телок города и дорогое бухло?
– Да, Витя, – ответил Алекс.
– Да ты совершенно охуевший тип, братан, – засмеялся Виктор.
– Я был очень несчастен, – сказал Алекс.
– Горе от ума, братан, – сказал Виктор. – Вот как это называется. Помнишь, в школе нас заставляли читать эту книгу? Не помню, кто ее написал.
– Грибоедов, – сказал Алекс.
– Вот. – Утвердительно кивнул Виктор. – Но хуй с ним, с Грибоедовым. Ты просто охуевшая рожа, братан. Вот в чем секрет.
Они оба рассмеялись. Им обоим явно стало легче от этого разговора.
– И к Вике у меня поменялось отношение благодаря делу, – продолжал Алекс. – Я понял, что она для меня значит.
– Ну, уже хорошо, братан, – сказал Виктор. – Получишь хорошую жену, да еще бабла заработаем.
– Так что я пошел на все это осознанно, – закончил Алекс.
– А Вика? – серьезно спросил Виктор.
– Она тоже сделала свой выбор, – сказал Алекс. – И потом, – Алекс сделал небольшую паузу, – прямо перед делом я объясню ей, что в случае, если что-то пойдет не так, она должна будет сказать, что понятия не имела, что мы замышляли. Что я сказал ей, что мы снимаем документальный фильм, и я просил ее всего несколько минут посмотреть за дверью. То же самое я собирался сказать тебе и Ленчику. Я был уверен, что вы оба согласитесь в случае провала не подставлять ее. Чтобы она первая пошла на сделку, если что не так.
– Конечно, Ал, – с некоторым облегчением в голосе сказал Виктор.
– И давай хватит на эту тему, – сказал Алекс.
Алекс посмотрел на Виктора.
– Мы оба понимаем, что ничего уже не изменить, – сказал Алекс. – Поэтому пусть нам просто повезет.
Виктор хитро улыбнулся.
– Ты знаешь, Ал, если бы риски стали слишком высоки, я б, наверное, просто шлепнул Грега. И концы в воду.
Алекс внимательно смотрел на Виктора.
– Но эти деньги нужны всем, – сказал Виктор. – Даже тебе.
– Да, – ответил Алекс.
– Что бы в жизни ни делал, живым не уйти, – засмеялся Виктор. – Поэтому пусть нам просто повезет, – повторил слова своего друга Виктор.
Виктор выпятил нижнюю губу. Это был явный признак того, что он начинает пьянеть. Виктор быстро напивался, Алекс хорошо знал это. Так было с самого юношества, когда они только начинали пробовать пиво и вино. И если он уже напивался, то предсказать его действия было никак нельзя. Он не раз попадал в неприятные истории, связанные с пьянством, в том числе и в драки с тяжелыми исходами, но каждый раз милицейские друзья вытаскивали его из этих передряг. Кодекс полиции, гласящий о том, что своих не сдают, всегда срабатывал железобетонно.
– Ты достойный парень, – сказал Виктор.
«Знал бы ты, чем занимался этот достойный парень месяц назад», – подумал Алекс, но ничего не сказал.
– Я больше тебе не наливаю, – сказал Алекс.
– Еще по одной, Ал, и в школу не пойдем, – засмеялся Виктор.
– Нет, нет, – сказал Алекс, вставая и убирая бутылку со стола, – я слишком хорошо тебя знаю. Ты же потом непредсказуем, злобный Халк. Завтра спасибо скажешь.
– Я брошу у тебя кости? – спросил Виктор.
– Конечно, – ответил Алекс.
Алекс сварил и налил им обоим кофе. Виктор постепенно приходил в себя.
– Ты помнишь, – спросил Виктор, – когда ты делал ремонт у себя, в этой квартире, ты оставил у меня свои вещи.
– Помню, да, было, – ответил Алекс, – а что?
– У тебя там было несколько ящиков с книгами, – сказал Виктор.
– Было что-то, – припоминал Алекс.
– Вот,– сказал Виктор, – я покопался там у тебя, знал, что ты будешь не против, захотелось почитать что-нибудь.
Виктор почесал затылок.
– Ну, короче, нашел я там у тебя, в этом ящике, книжонку одну, – сказал Виктор.
Виктор сделал гримасу, пытаясь вспомнить автора или название книги.
– То ли Борес, то ли Борис автор тот, – сказал, хмурясь, Виктор. – Название мне понравилось, очень по-нашему – «Все или ничего».
– Борхес, – сказал Алекс. – Аргентинский писатель.
– Знаменитый, наверное? – спросил Виктор.
– Очень, – ответил Алекс.
– Ну, ты же знаешь, я с книжками с детства не очень. – Улыбнулся Виктор. – Не то что ты, умник.
– Так что в этом рассказе? – спросил Алекс.
Виктор допил свою чашку кофе и откинулся на спинку стула.
– Короче, все другие его рассказы я начинал читать и бросал на третьей строчке. Вообще не понимал, о чем он пишет, – начал Виктор. – А вот этот… «Все или ничего»… Прям, сука, прошиб меня.
– Расскажи, – сказал Алекс.
– Короче, – оживился Виктор, – главный герой там – человек по имени Никто, прикинь.
– Я очень давно читал Борхеса, уже не помню, – сказал Алекс.
– Ну вот, – продолжал Виктор, – короче, чувак по имени Никто. Этот парень отличался от других. Ну, был не такой, как все. Он пробовал рассказать об этом своему другу, но даже тот не понял его. И он решил скрывать тот факт, что он не такой, как все.
Виктор потихонечку трезвел. Алексу было видно, как рассказ Борхеса захватил его необразованного друга.
– И он, этот человек по имени Никто, приезжает в большой город, где его никто не знает, в реально большой город, наподобие нашей Москвы, – продолжал Виктор, – и становится актером. В театре. Чтобы играть кого-то. То есть быть кем-то. Поскольку он никто, понимаешь?
– Да, понимаю, – сказал Алекс, с интересом наблюдая за Виктором.
– Он играет других людей, – продолжал Виктор, – царей там, слуг, героев, предателей. Ну, обычный артист театра. И ему охеренно хорошо, пока он на сцене. То есть пока он Кто-то, понимаешь?!
Алекс утвердительно кивнул.
– Но после спектакля этому человеку реально плохо, – говорил Виктор. – То есть он перестает играть, становится снова Никто, и ему снова херово. Потому что он Никто, он не такой, как все, и он даже не может поделиться этим ни с одним человеком на земле, потому что боится, потому что он не знает, как отреагирует народ на его необычность.
Виктор словно преобразился. Он уже не был похож на пьянеющего Витю, коим он был еще десять минут назад. Собственный рассказ увлек его. Ему самому тоже было интересно, как отреагирует на его рассказ Алекс.
– Тогда он начинает после окончания спектаклей ходить по кабакам и борделям. И там за небольшие деньги устраивает представления. Как нынешние комики стендапа типа Руслана Белого или Нурлана Сабурова. Лишь бы не быть Никто, которого никто не понимает.
Виктор взъерошил волосы и продолжал:
– За много лет в этом большом городе этот Никто выкупил маленький театр, в котором играл, и прославил этот театр. Но в один прекрасный день Никто проснулся и понял, что его воротит от жизни в этом городе. Что он устал быть каждый день кем-то. Кем-то, но не собой. И его чуть не вырвало на собственное отражение в зеркале. Он устал. Он просто, сука, устал.
Алекс за много лет никогда не видел, чтобы глаза Вити так горели.
– Устал разыгрывать комедии и трагедии каждый день за кого-то, но не за себя, понимаешь? В этот прекрасный день этот Никто продал свой театр, поднял неплохие бабки. И уехал из этого большого города в свой маленький городок, откуда он был родом, типа нашей Пензы или Пскова.
Виктор остановился, чтобы перевести дух, и смотрел горящими глазами на своего друга.
– Прямо как у нас в Москве, – заметил Алекс. – Приезжают тысячи. Кто-то остается и становится частью города, а кто-то возвращается обратно.
– Да, – продолжал Виктор. – И этот Никто вернулся в свой маленький город. В старый двор, который оказался не таким большим, как ему представлялось в детстве. И там, чтобы никого не злить и чтобы не задавали лишних вопросов, он взял на себя одну только роль. Роль, короче, уставшего предпринимателя. И тихонько там прожил до своей смерти.
Виктор внимательно посмотрел в глаза Алексу.
– И тут самое интересное, братан, – сказал он. – То ли перед смертью, то ли сразу после смерти – я тут не совсем просек – он, короче, предстает перед Господом и говорит ему…
Виктор сделал хитрое лицо.
– Братан, я выучил наизусть концовку. Как Сэмюэл Джексон в «Криминальном чтиве». Это очень интересно, Ал, – сказал заговорщически Виктор. – Этот Никто сказал Господу: «Я, бывший всуе столькими людьми, хочу стать одним – Собой». И глаз Творца ответил ему из бури: «Я тоже не я: я выдумал этот мир, как ты свои создания, и один из признаков моего сна – ты, подобный мне, который суть Все и Ничего».
Виктор откинулся на спинку стула и победоносно взглянул на Алекса.
– Что скажешь, братан?
– Крутая история, Вить, – восторженно сказал Алекс. – И ни фига себе ты текст выучил!
– Да, – смачно протянул Виктор. Он был явно доволен собой. Доволен этим вечером. Доволен тем, что смог провести его со своим старым другом детства, с которым уже давно их разделяла целая пропасть. И только череда их жизненных неудач, эта череда вроде не связанных между собой событий привела к тому, что сейчас они сидят за одним столом, пьют неплохой виски и болтают о том и о сем. Болтают так, будто через несколько дней их не ждет самое важное дело их жизни. Дело, в котором в прямом смысле слова борьба пойдет не на жизнь, а на смерть.
Они помолчали некоторое время, глядя друг другу в глаза и улыбаясь. Оба в этот момент почувствовали, кажется, то тепло из их детства, когда они были сорванцами, почти одинаковыми, когда впереди, перед ними, была вся жизнь. С открытыми объятиями. Готовая встретить двух друзей, двух юных москвичей. В начале своего жизненного пути. Вот что они чувствовали тогда. Вот что они на мгновение почувствовали сейчас, когда виски и прекрасный пересказ Витей небольшой работы великого Борхеса слегка пьянили их разум и чувства.
– Ну что, Ал, – сказал Витя, – еще по одной – и в школу не пойдем?
– Да, – ответил Алекс, – еще по одной.
Алекс встал и направился к полке, где стоял алкоголь. Проходя мимо Вити, он потрепал друга по плечу.
Виктор вдруг рассмеялся.
– А ты помнишь, какая кличка была у Березкина из девятого класса? – смеясь, спросил он.
– Нет, не помню, – ответил Алекс.
– Двуликий анус! – рассмеялся Виктор.
– Точно! – Щелкнул пальцами Алекс и рассмеялся. – А ты помнишь легенду, что он может менять местами свои яйца в мошонке?
– Конечно, помню, – смеялся Виктор. – Я ведь этот прикол и придумал.
– Ни хера себе! – смеялся Алекс. – А я и не знал.
Друзья перестали смеяться.
– Еще только по одной, Вить, – сказал Алекс. – Потом я постелю тебе на диване.
– Спасибо, – сказал Виктор.
– Будешь храпеть – мы с Викой закидаем тебя подушками. – Улыбнулся Алекс.
Позже, когда пришла Вика, Алекс рассказал ей, о чем они говорили с Виктором. Они лежали в кровати, голова Вики покоилась на его груди. Алекс нежно гладил ее по волосам.
– Он выучил целый кусок наизусть, представляешь? – сказал Алекс. – Ты только представь – Витя цитирует Борхеса.
– Я любила Борхеса, – задумчиво сказала Вика.
– Я давно не читал его, – сказал Алекс. – Помню, мне понравилась одна фраза у него. «Зеркала и совокупление отвратительны, ибо умножают количество людей».
Вика перевернулась и посмотрела на него.
– Ты не хочешь детей? – спросила она.
– Ты, наверное, удивишься, – сказал Алекс. – Я впервые в жизни захотел ребенка. – Он помолчал и потом добавил: – Чтобы его защищать.
