Текст книги "Секс и правда о Москве"
Автор книги: Антон Кравец
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)
Июнь 2016 г.
Алекс, Анатолий
Алекс сидел в кабинете Анатолия, дорогого московского психолога, рекомендованного ему Маратом, приятелем по его бизнес-проектам. В Москве часто ищут себе врачей и других специалистов по рекомендациям знакомых. Никогда не знаешь, на кого можно нарваться, обратившись в бесплатную больницу, впрочем, и в платную тоже, не зная нужного имени. Марат отзывался об Анатолии как о крайне приятном собеседнике и профессионале, на случай если захочется поговорить о себе. А Алексу хотелось, ему было просто необходимо разобраться в себе. Он приближался к среднему возрасту, но так и не нашел ответов на мучающие его вопросы, а самое главное, так и не нашел мира с самим собой.
Уже десять минут Алекс осматривал интерьер – все очень строго и лаконично: три кресла, два для клиентов, напротив одного – «хозяйского», низкий журнальный столик, на нем два тома Лакана, рядом яркая, аляповатая, очевидно, сделанная детскими руками чашка с зеленым чаем, и на другом конце – предложенный Алексу симпатичной ассистенткой доктора стакан воды. На стене напротив – большой циферблат кварцевых часов. И все. Алекс, не произнеся ни слова с момента, как он сел на диван, продолжал изучать незамысловатую последовательность предметов. Наконец это надоело ему самому, и он, подняв глаза на Анатолия, произнес:
– Я – журналист, разговаривать – моя профессия. Но сейчас я не знаю, с чего начать.
Анатолию было на вид лет пятьдесят пять – шестьдесят, открытый взгляд зеленых глаз, легкая седина на висках, красиво, без вмешательства пластической хирургии стареющее лицо когда-то очень интересного мужчины. На нем были надеты темно-синий вельветовый пиджак, рубашка, потертые джинсы и кеды. Он ответил Алексу спокойным низким голосом:
– «Все мы родом из детства», как утверждает классик. Начните, например, с какого-нибудь яркого воспоминания прошлого. Расскажите в мельчайших подробностях, как вы помните этот момент.
Алексу импонировала внешность и манера собеседника говорить.
– Из детства? – переспросил он и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Хорошо. Мне было десять лет. Стоял март месяц. – Алекс запнулся ненадолго и затем продолжил: – Как говорил еще один классик, «когда зима еще вовсю посыпает асфальт снегом, но утреннее солнце каждый день дает надежду на то, что весна уже совсем близко. И будет тепло, и будет новая жизнь». В тот день со мной случилось сразу два счастья разом.
Алекс горько ухмыльнулся.
– Я получил пятерку за контрольную по математике, которая всегда давалась мне с некоторым трудом. Но, главное, я занял первое место на литературной олимпиаде и был принят в наш школьный театр – место, где проводили время самые классные и взрослые ребята школы, где зарождалось и происходило все самое новое, интересное и значительное в нашей ученической жизни. Я мечтал попасть туда, как некоторые мальчишки мечтают о футбольных клубах. Конечно, меня взяли помощником помощника сценариста, но я знал, что скоро проявлю себя должным образом, ведь у меня было столько идей! Я был невероятно горд собой, воображал, как теперь будут уважать меня учителя и одноклассники. Из школы я даже не бежал, летел – в расстегнутой зимней куртке и с улыбкой до ушей.
В таком виде я вбежал домой и крикнул: «Мама, меня приняли в театр!» Мама вышла в коридор из кухни, на ходу вытирая полотенцем руки, и окинула меня долгим внимательным взглядом.
– А где твои шапка и шарф? – спросила она.
Я похолодел. Я вечно их терял. Уже четыре раза за зиму. Мама всегда очень страшно ругалась. Говорила, что же я за идиот такой, бестолочь и неблагодарная свинья. К тому же ей ужасно не нравилось, как меня постригли в последний раз, она называла эту стрижку дебильной, говорила, что так стригутся только «педики», и предпочла бы, чтобы я шапку никогда не снимал, лишь бы не видеть этого «мерзкого» чуба. Вот буквально вчера она еще грозилась приклеить мне шапку к затылку клеем «Момент». И вот я опять ее теряю.
Я видел, как исказилось материнское лицо и как она намотала на кулак ткань полотенца.
«Так, – донесся до меня ее разгневанный голос, – иди ищи, где забыл. Пока не найдешь, домой не приходи».
Я был уверен, что забыл шапку с шарфом в школе, и поскакал туда. Но их там не было. И никто их не видел. Я вернулся домой и сказал: «Мама, нет нигде». Мать молча подошла ко мне, взяла за шиворот, как щенка, и пинками вытолкала из квартиры.
Тогда я решил еще раз пойти в школу, но очень медленно, крутя головой по сторонам. Шапку с шарфом надо было найти, а они вполне могли выпасть из кармана куртки на бегу и кто-то добрый мог их подобрать и повесить на куст, или дерево, или скамейку. Этот путь занял у меня примерно час, против обычных 20 минут бодрым шагом. Солнце уже спряталось за облаками, подул холодный ветер. Я замерз, как черт знает что, и к тому же есть хотелось ужасно.
Когда я дошел до школы, там уже никого не было. Я осмотрел уже убранные и совершенно пустые классы, где шли занятия, всеми правдами и неправдами растолкал задремавшую к тому моменту бабу Нину, нашу уборщицу, и она хотя и ворчала запрещенными словами на весь белый свет, но все же согласилась открыть мне актовый зал – штаб-квартиру школьного театра.
Я посмотрел на сцене, за кулисами, поискал в гримерке и гардеробной, заглянул под каждое кресло зрительного зала, хотя и пробыл тут сегодня утром всего пять минут и дальше коридора не проходил. Конечно, шапки с шарфом там не оказалось.
Баба Нина велела мне идти домой, так как было уже семь вечера, и солнце уже зашло, и «незачем ребенку бродить по темным холодным улицам одному, да еще и без шапки с шарфом».
Но я понимал, что домой мне сейчас нельзя. Даже если я буду очень-очень просить прощения, мама будет злиться и обязательно больно накажет, будет бить отцовским ремнем и сожалеть о том, что она меня родила и потратила столько сил и любви, которых я, конечно, не заслуживаю.
Я вышел на улицу. Мы тогда с родителями жили в самом центре Москвы, в поделенной на две комнаты несогласованными перегородками однокомнатной квартире. А школа, как я говорил, была по соседству, в Леонтьевском переулке. Вы, наверное, помните эти вечерние улицы Лужковской Москвы? – неожиданно прервал свой рассказ Алекс.
– Конечно, – отозвался Анатолий. – Это было довольно жуткое время: грязные улицы, пестрые витрины, тесно понатыканные магазины и ларьки, продающие слабоалкогольные напитки, сникерсы и сигареты. – Анатолий, не отрывая свой взгляд от Алекса, продолжал: – Толпы работяг, спешащих к метро, непонятные и неприятные компании подвыпивших мужчин в подворотнях, женщины, торгующие своим телом на главной улице столицы. Ну, в общем, да, помню неплохо. Не лучшее место для десятилетнего мальчика.
Алекс отметил про себя, что спокойный голос Анатолия и его манера слегка растягивать слова вызывают в нем какое-то необыкновенное доверие и желание рассказывать дальше. «Как на исповеди», – промелькнуло у него в голове, и он продолжил:
– Я вернулся на улицу и пошел в сторону, противоположную от дома. Я не знал, что мне делать и куда идти. Вначале я слонялся в переулках возле школы, а когда совсем замерз, попробовал зайти в красиво освещенный подъезд жилого дома, но был изгнан оттуда немедленно двумя мордоворотами —охраной какого-то богатея, прикупившего себе здесь, в центре, очередную недвижимость.
В какой-то момент я решил пойти к нашей классной руководительнице, возможно, потому что это был единственный адрес, который я знал. И я пошел. Она жила на соседней станции метро. Денег на общественный транспорт у меня не было, поэтому я пошел пешком. Уже было около девяти часов вечера, когда к пронизывающему ветру добавилась метель из противного мелкого снега. От холода я не чувствовал своих ушей и носа.
Алекс опять остановил свой рассказ.
Анатолий, понимая, что Алексу нужна передышка, спокойно ждал, когда он сможет продолжить свой рассказ.
– Ангелина Павловна, наша классная, – вновь заговорил Алекс, – сорокалетняя, но уже сильно утомленная жизнью женщина, открыла мне дверь в банном халате и бигуди. Она удивилась, как я ее нашел, выслушала мой сбивчивый рассказ, ни на минуту не прекращая переругиваться с мужем, оставшимся в комнате, выдала мне какой-то старый мужний шарф, в который, как мне показалось, я мог замотаться весь целиком, и сказала, что будет звонить родителям, если я немедленно не отправлюсь домой.
По дороге назад за мной увязалась стая бродячих собак. Я слышал, как они семенят за мной по пустым и тихим ночным переулкам, изредка перелаиваясь между собой. Я изо всех сил старался не оборачиваться и не ускорять шаг, потому что бежать нельзя. Побежишь – они бросятся за тобой и растерзают твое тело. Так меня учили. Я шел и плакал от страха, но они отстали в районе Тверской. Я плача добежал до самого дома.
В окнах горел свет. И вот в этот момент, стоя метрах в пятидесяти от дома, я окончательно понял, что мне туда нельзя, и идти больше некуда. Я так и стоял посреди улицы, но на мое счастье дверь подъезда открылась и из него вышел отец с мусорным ведром в руке. Он подошел ко мне, положил свободную руку мне на плечи и сказал: «Пойдем, выбросим мусор – и домой!»
Он появился внезапно, как в сказках, где всех спасают в последний момент. Мой папа! Мне показалось даже, что его тучная фигура как будто согрела воздух вокруг меня, потому что я резко перестал дрожать от холода и пошел за отцом. Потом мы пошли обратно, и я все собирался с силами, чтобы рассказать папе, что я наделал, чем разозлил маму.
Я хотел сказать ему, что мне с ним туда нельзя, что она меня теперь домой не пустит. Но боялся, что отец тогда уйдет и оставит меня на улице одного. Мы молча поднялись по лестнице и вошли в квартиру.
Алекс снова остановился, чтобы перевести дыхание и сделать пару глотков воды.
– Я стоял в коридоре и смотрел на дверь в комнату. Она открылась. Вышла мама. Я думал, что не заплачу, но заревел как белуга. Я просил прощения, говорил, что очень виноват и больше не буду, что завтра я найду шапку с шарфом, обязательно, мне просто переночевать, а завтра я прямо с утра пойду и все найду.
Мать выслушала меня, не перебивая, совершенно уже спокойная, даже с некоторой улыбкой на лице, так с ней иногда случалось, что гнев ее проходил сам собой, потом повернулась к вешалке и сняла оттуда мои «потерянные» шапку и шарф. Я забыл их дома утром.
Алекс замолчал.
Анатолий выдержал небольшую паузу и спросил:
– Вас била только мать?
– Да, – быстро ответил Алекс.
– А что делал отец? Как он себя вел? – спросил Анатолий.
Алекс тяжело вздохнул.
– Отец? Отец зарабатывал деньги за двоих на трех работах, ведь мать была, по сути, безработной, и в ее «домашние дела» не вмешивался. Уходил рано утром, приходил поздно вечером. Он видел синяки от побоев на моем теле, но предпочитал считать, что материнская рука знает меру и что это необходимая составляющая воспитания из меня человека.
Алекс на несколько секунд закрыл глаза и покачал головой, будто он сам не верил в то, что говорил.
– Он, конечно, любил меня, – продолжил он, – но когда он пытался высказать свое мнение, мама устраивала ему грандиозные истерики со швырянием тяжелых предметов, в которых от убийства ее спасала только его значительная конституция. Он всегда был большим человеком и не любил скандалов. Она управляла им как хотела. Знаете, меня еще в детстве удивляло, как им, в принципе, удалось вступить в брак.
– Любовь часто не поддается никаким формулам, – тихо сказал Анатолий.
Алекс внимательно посмотрел на Анатолия и продолжил:
– Вот представьте. Он – некрасивый толстый мужчина, миролюбивый уютный тюфяк, интроверт и большой ученый. И мать – хрупкий ангел, выпускница Петербуржской академии русского балета, начинающая прима-балерина Большого театра, вся из себя грация и стать, невероятной красоты женщина, жаждущая славы и признания.
Любил он ее, конечно, ужасно, на руках носил, они поженились, родили меня и даже славно жили какое-то время. Отец продвинулся по работе, английский язык, которым он прекрасно владел, сделал возможным публикации его работ по молекулярной физике в зарубежных научных изданиях. Мать уже тоже вышла из декретного отпуска и была твердо намерена вернуть себе прежнюю физическую форму и все достижения. Меня в основном оставляли с бабушкой, папиной мамой, которая была еще жива. Все, говорят, были счастливы, пока не случилась трагедия.
Алекс почувствовал, как ком подкатил к горлу. Он сделал над собой усилие, чтобы продолжить:
– Трагедия, с которой все и началось. И я не знаю, чем закончится.
Анатолий заметил, что стакан Алекса почти пуст. Он взял со стола бутылку «Перье», открутил крышку и налил воду в стакан. Алекс кивнул в знак благодарности.
– Мне исполнялся год, – продолжил он. – Это был день моего рождения, и мама с коляской спешила вернуться с прогулки домой, чтобы сдать меня бабушке, она уже тогда не любила проводить со мной много времени наедине. На улице был гололед, она поскользнулась, упала и сломала ногу в трех местах. О карьере балерины можно было забыть, для хореографа она была слишком молода, всего двадцать два года, а судьба учительницы танцев ее не прельщала. Поэтому она села дома и принялась со всей неукротимой яростью несостоявшегося гения за мое воспитание.
И, видимо, это окончательно разочаровало ее в жизни. Вначале выяснилось, что я в мои три года «лишен чувства ритма», а движения мои «неуклюжи и болезненно непластичны», что страшно ее расстраивало. К моим семи она уже винила меня в том, что пожертвовала своей фигурой, оставшись сидеть дома и растить меня. К десяти ей уже не нужно было даже повода, чтобы меня ненавидеть.
Мать всегда и во всем была мною недовольна и постоянно сравнивала меня с Леночкой, моей двоюродной сестрой, которая жила в ее родном Петербурге, была моей ровесницей и лучше меня преуспевала во всем. Я втайне ненавидел за это ни в чем не повинную умницу-сестру и завидовал ей, ведь ее родители, особенно ее мама, очень любили свою дочь. Они просто любили ее. – Алекс почувствовал, что сейчас заплачет, но закончил мысль: – Родители любили свою дочь. Это же так просто.
Алекс почувствовал, что из глаз текут слезы.
– Меня же воспитывали, заставляя доедать прокисший суп за то, что я забыл убрать кастрюлю в холодильник, и ставя в угол коленями на горох за полученную тройку.
Алекс медленно, будто сам себе, закивал головой.
– Я не помню, – сказал он, – в каком возрасте она впервые не ограничилась только оскорблениями и унижениями, а подняла на меня руку. Наверное, это случилось довольно рано.
Июль 2016 г.
Вика. Дневник
«Мы не виделись уже три месяца и двадцать дней.
Мне крышу рвет. Мне снился сон. Как будто я была у Алекса дома, на Патриарших. Там, где мы были вместе, как будто все, что было наяву, действительно было, то есть и расходились мы, и уезжал он в этот непонятный Амстердам на какой-то журналистский проект, и целый год он был в этом уютном голландском городе, где можно курить все, что вздумается.
Он сдал свою квартиру какой-то блондинке и уехал. И мне снится, что он снова здесь, и что живет он в той же самой квартире, которую он сдал тогда худощавой блондинке, и я там тоже была. Я пришла к нему. И он был рад меня видеть, опять любил меня.
Это было не так, как под конец наших отношений (как на самом деле), когда он вроде как уезжал навсегда из Москвы, хотел все поменять, а перед этим снова стал много пить, курить траву, пропадать с какими-то непонятными людьми. Я уехала тогда из города. Переехала в Питер к двоюродной сестре, хотя всегда чувствовала себя там неуютно из-за промозглой погоды. Алекс улетел, чтобы быть подальше от Москвы. А я. Даже когда его нет здесь. Как же так? Город, в котором бесчисленное количество людей, а у меня болит только из-за одного из них, только из-за него, одного из всех пятнадцати или двадцати миллионов человек, живущих тут.
Я уезжала. И снова возвращалась, и я шла к нему, и из Питера ехала в Москву, только чтобы увидеться хотя бы на пару минут… Это было по-другому. Как будто он приехал навсегда, мы сидели на его большом желтом диване в гостиной, мы держались за руки. В этом сне Алексу надо было переезжать, и я помогала собирать ему вещи, он брал меня с собой, то есть звал жить вместе.
…Потом мы поехали к моим, и когда мы уже сидели в квартире моих родителей, и все разговаривали, и всем было понятно, что Алекс мне не просто знакомый или друг, а он мой мужчина, мне стало так радостно от того, что я совсем не волновалась, как его здесь примут, понравится ли он… Я привела его домой уже как родного человека, и я даже не задумывалась над этим… Да… Я ведь хотела вот так вот просто привести его к своим родителям. Не успела.
Вот такой сон.
Может, правы те, кто говорит, что я просто ищу ему замену. Потому как после этого сна у меня опять проснулись нежные чувства к нему.
А мы не виделись уже три месяца, двадцать дней и пятнадцать часов».
Апрель 2018 г.
Алекс, Вика, Леня, Виктор, Грег
– Ты в порядке, Алекс? – голос Вики вернул Алекса в действительность.
Алекс мотнул головой и посмотрел на Вику.
– Да, да, – сказал тихо он, – все в порядке. Я просто задумался.
Вика, внимательно смотря на него, поставила на стол чашку с кофе.
– Как ты любишь, – сказала она. – Одна ложка сахара.
Тем временем все уже вернулись в комнату и расселись по своим местам.
Леня нервно сжимал потные ладони, постоянно посматривая на Виктора. Витя для него всегда был героем. И всем было понятно, что Леня будет в игре.
Алекс сделал несколько глотков кофе, которые окончательно вернули его из неожиданно нахлынувшего воспоминания о той первой встрече с психологом.
Все расселись по своим местам.
– Так что же особенного в этом банке? – спросил Алекс Грега.
Грег посмотрел на Виктора долгим взглядом. Виктор, сощурив глаза, впился в свою очередь глазами в Грега.
– Расскажи им! —отрезал Виктор. – Я отвечаю за Алекса, Грег, и за Вику тоже. Если Алекс не впишется, никто ничего не узнает. Мое слово.
Грег кивнул. Потом прикурил Marlboro, глубоко затянулся и медленно выдохнул дым. Момент, к которому он готовился, настал.
– Банк называется Trust, – начал Грег. – Все видели его рекламу со знаменитой на весь мир лысиной Брюса Уиллиса.
Все сидящие за столом знали, о чем идет речь.
– Так вот, – продолжал Грег, – как правило, все банки находятся на больших оживленных улицах, чтобы было много народа вокруг, чтобы было видно светящуюся рекламу и все такое. Верно?!
Леня понимающе быстро закивал.
Грег оглядел всех присутствующих и продолжил:
– Но одно отделение «Траста» находится в особом месте, а именно, на территории Высшей школы брендинга в Протопоповском переулке. Там же Институт бизнеса и дизайна. И этот же банк обслуживает работников МГТУ «СТАНКИН».
Виктор посмотрел на Алекса и кивком указал на Грега, мол, «теперь слушай внимательно».
– Банк на территории института, – повторил Грег. – Поэтому никому в голову не придет охранять его особо. Внутри банка лошара из охранки, недельные курсы по стрельбе – и вперед, работай за тридцать восемь тысяч рублей в месяц.
Все внимательно вслушивались в каждое слово Грега.
– Дальше, – продолжал Грег. – Расстояние между банком и внешними воротами института – около ста пятидесяти метров. Менты случайно у дверей не остановятся.
– А кто охраняет внешние ворота института? – спросил Алекс.
Грег с интересом посмотрел на Алекса.
– Ты уже бывал в деле? – вместо ответа спросил Грег Алекса.
– Это неважно, – быстро ответил Алекс.
Грег неотрывно смотрел на Алекса.
– Ворота университета охраняют два полных чайника. Тоже с охранного предприятия. У этих пацанов даже оружия нет. Они там так, проверять, кто въехал-выехал, обслуживают платную парковку. Причем на выезд, как правило, вообще не проверяют.
– А у чела в банке есть оружие? – спросил Виктор.
– Есть, – хитро улыбаясь, ответил Грег. – Но там без вариантов. Он один. Обрезком трубы по затылку. Очухается и проживет еще лет пятьдесят в своем Бирюлево.
Леня вспотел. Пот на его лбу блестел под светом желтой лампы, которая висела над столом. Неожиданно не только для всех, но и для себя он сказал:
– Что значит обрезком трубы по затылку? А если этот охранник умрет?
Все посмотрели на Грега.
– А если он умрет? – повторил Леня.
Грег смотрел на Леню, о чем-то думая, но не отвечал.
– Если так, то я ничего не слышал, ничего не видел и исчез, – тихо сказал Леня.
– Подожди, Лень, – сказал Виктор, – это не первое наше дело. Как с аптеками. Риски всегда на мне. Ты же знаешь.
– Да, – ответил Леня. – Но мы никогда никого не убивали. Это ж совсем другое. – Он снова стал тереть потные ладони. – Это ж совсем другое дело, – нервно повторил он.
– Мы и здесь не собираемся, – сказал Виктор. – Помнишь, как мы всегда говорили: «что бы в жизни ни делал, живым не уйти»? Поэтому надо разок попробовать прыгнуть выше головы.
Леня через силу попытался улыбнуться.
– Положись на меня, Леня, – глядя ему в глаза, сказал Виктор.
Леня всегда был трусоват. Виктор знал это. Также он знал, что у Лени золотые руки и мозги. Вычислить, как работают камеры слежения, взломать серверы. В этих делах Ленчик был просто непризнанным гением. Виктор также знал, что всегда уговорит Леню. Он даст ему немного времени, нарисует перед ним перспективы, а потом подпишет на все что угодно. Они уже проворачивали вместе кое-что. Грабили аптеки, точнее как: размахивал пистолетом и грабил Виктор, а Леня изображал очень напуганного случайного покупателя. Даже если бы их поймали, по договору с братом Ленчик был не при делах. Но их не поймали.
Повисла пауза. Грег о чем-то напряженно думал и, как и все остальные, не нарушал тишины.
– Сколько мы еще будем по мелочам разбазариваться? – сказал Виктор Лёне. – Ну, зацепят меня однажды. А ты тогда что будешь делать?! Всю жизнь с мамой жить на Юго-Западной?!
Леня тяжело вздохнул.
– А тут раз – и все! – воодушевленно сказал Витя. – Поймаем удачу за хвост – и вперед, как ты хотел: в Таиланд, на Шри-Ланку, Бали. Телки, коктейли. Когда бабки есть, жизнь сама в руки плывет, брательник!
Грег внимательно посмотрел на Алекса.
– Ну а ты, Алекс, работал с Виктором хоть раз? – спросил Грег, наперед зная правильный ответ.
Все посмотрели на Алекса. Алекс повернул голову в сторону Виктора.
– Давайте, – сказал Грег, – если есть что, колитесь. Сейчас самое время.
Алекс посмотрел на Вику. Вика не ожидала в отношении Алекса такого вопроса. А самое главное, поняла, каков будет ответ.
– Говори, Ал, – сказал Алексу Виктор.
– Мы несколько раз грабили аптеки, – сказал Алекс. – С Виктором. Я отвлекал внимание, а потом давил на продавщиц, чтобы те отдали деньги. По договору с Виктором в случае чего я не имел к этому делу никакого отношения.
Алекс перевел свой взгляд на Вику. Она восторженно смотрела на Алекса. Будто только что услышала, что он вытащил старушку из горящего автобуса, а не ограбил с другом детства несколько аптек. Она только не знала, участвовал Алекс в этих ограблениях, потому что ему понадобились деньги, или он сделал это для того, чтобы пощекотать себе нервы.
Грег внимательно смотрел на всех присутствующих, он не пропускал ни единого слова или жеста, и ему нравилось, что все, кроме девушки, так или иначе были «запачканы» мелкими делишками.
– А как ты планируешь предотвратить нажатие кнопки безопасности? – осторожно спросил Леня.
– Не зря Витя говорил, что ты крутой технарь. Знаешь дело, – ответил Грег. – Скоро я отвечу на твой вопрос.
Грег ждал момента, чтобы сделать профессиональный комплимент Лене, и, судя по реакции Лени, который первый раз за вечер улыбнулся, действовал правильно. Грег хорошо разбирался в людях. Он понимал, что почти достиг своей цели. Все пойдут на его дело. И он безоговорочно будет главным.
– Я говорил, что работал там охранником и все детально изучил. Когда был там несколько месяцев назад, увидел, что ничего у них не поменялось, – сказал Грег. – Только коллектив новый, а вся охранка та же.
Грег откинулся на спинку.
– Вход в банк не охраняется, как я уже и сказал, – продолжал он. – Охранник аккуратно вырубается на раз. Кнопка тревоги есть за каждой кассой, поэтому важно сразу взять под контроль линию из четырех кассирш. Это я возьму на себя. Девки за кассами испугаются мгновенно. Вот увидите, геройствовать за сороковник в месяц там некому.
Виктор с явным уважением смотрел на Грега.
– Дальше, – продолжал Грег. – В банке есть несколько комнат. У них тревожной кнопки нет. Кнопка есть только у руководителя. Его возьмет на себя Виктор.
Виктор утвердительно кивнул.
– Наша цель – комната с ячейками и большой сейф. Что в ячейках, никому не известно. Но там может быть много интересного. Валюта, ценные вещи, побрякушки. Короче, все, что люди не любят хранить дома, но и светить тоже не хотят.
– У кого ключи от сейфовой комнаты? – спросил Алекс.
– У босса, – коротко ответил Грег.
Грег медленно достал очередную сигарету и закурил ее. Он явно контролировал ситуацию.
Вика поймала себя на том, что не могла оторвать свой взгляд от Грега. Будто она принимает участие в съемках фильма. Она впервые в жизни присутствовала при подобном разговоре.
– Леня отвлекает охранника, когда я уже стою у касс, – продолжил Грег. – Охранник поворачивается в сторону Лени, и тут Алекс бьет сзади охранника по голове и берет на себя клиентов банка. Леня начинает орать «только не стреляйте!» и смотрит за клиентами. Наши пистолеты и его крики должны за пару секунд усмирить публику.
Виктор, сжав губы, кивал в знак согласия.
– Вика, – сказал Грег. – Вика, когда мы входим, остается снаружи у двери. Там у них вывеска висит такая – «открыто – закрыто». Она переворачивает на «закрыто», остается на улице и достает из сумки что-то типа бланков, ну, типа опрос проводит какой-то, люди не любят эту шнягу и отходят, чтобы вернуться позже.
– Ясно, – только и сказала Вика.
– Если у дверей будет стоять девушка, то никаких вопросов у публики не возникнет, – сказал Грег.
– Ясно, – повторила Вика.
– Леня играет роль клиента, – сказал Грег. – Когда я сгоню всех кассирш в центр зала, то хватаю Леню, приставляю к его башке пистолет…
– Пистолет? – испуганно спросил Леня.
– Успокойся, – сказал Грег, – ствол будет на предохранителе. Хватаю его и, угрожая убить Леню, давлю на босса, чтобы этот хрен открыл сейфовую комнату. И им никуда не деться, уж поверьте, – неприятно усмехнулся Грег, сверкнув своими местами гнилыми и желтыми от курения зубами.
– Пока все гладко, – сказал Виктор.
– Гладко на уровне плана, – сказал Алекс.
– Не бывает удачного ограбления без хорошего плана, отличник, – сказал ему Грег.
Алексу неприятно было слушать Грега. Он был противен ему. Но он считал разумным не замечать обидных реплик в свой адрес. «Отвечу, если посмеет оскорбить Вику», – думал он.
– Итак, – сказал Грег, когда понял, что Алекс не отвечает ему, – клиенты и работники на полу, мобильники отобраны. Витя пригоняет босса и Леню, типа «клиента», в сейфовую. Босс открывает комнату с ячейками и главный большой сейф, и мы его вырубаем. Пока я потрошу сейф, Леня вскрывает ячейки. На все не больше пятнадцати минут.
– Все реально, – воодушевленно сказал Виктор.
– Витя говорил, ты работал со взрывчаткой. – Грег повернулся к Лёне.
– Совсем немного, – сказал Леня. – И только соблюдая все правила безопасности. На удаленном взрыве.
– Что-то подобное и надо будет сделать, – сказал Грег.
Виктор посмотрел на Леню и одобрительно кивнул.
– А что если вдруг найдется герой? – робко спросил Леня.
– Двадцать миллионов. По моим расчётам стипендий и зарплат от количества студентов и педагогов, каждый из нас отхватит двадцать мультов, Леня. За такие бабки стоит и рискнуть. Тем более дело – верняк. Думаю, все пройдет тихо, – ответил Грег.
Двадцать миллионов рублей. Огромные деньги, которые меняют жизнь. Алекс знал, что бы он сделал в той, прошлой жизни с такими деньгами: мог бы положить эти деньги в разные банки, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания. Под процент. Наверное, можно было получить десять процентов годовых и перестать работать. Можно было бы поехать на часть миллионов путешествовать и прожигать жизнь. Можно было бы вложиться в какой-нибудь подающий надежды стартап, чтобы разыграть шанс разбогатеть до неприличия.
Но не теперь. Теперь Алекс точно знал, на что пойдут эти деньги, таков был их уговор с Викой.
В общем, это дело не должно было сделать его миллионером. Но должно было целиком поменять его жизнь. Это дело должно было подвести черту под предыдущим опытом и открыть новую страницу жизни. Это дело означало для него свободу.
У Вики все было проще. Она вообще не задумывалась о количестве денег, которые могли стать ее в случае успешного дела. В ее голове звенела оглушающая боль от пережитой потери. Она точно знала, куда в случае успеха пойдет ее часть денег, вся без остатка. Ей уже было на все наплевать. В случае провала ей вообще незачем было жить. А еще в голове звенела сказанная Алексом фраза: «Ты мне нужна».
– Есть еще вариант, – сказал Грег. – Я подтяну еще ребят для дела, а вы сыграете роль клиентов. Получите по паре лямов за участие, поможете с подготовкой. – Грег, прищурившись, смотрел то на Алекса, то на Вику.
Алексу становилось не по себе от того, как Грег смотрит на Вику, и ему приходилось сдерживать себя, чтобы не нарваться на конфликт.
Виктор понял, что ему надо срочно вмешаться в разговор.
– Алекс, дело правда верное, – сказал Виктор. – Риски если и есть, то минимальные. Не сильно больше аптекарских. – Он сделал паузу и закончил: – Зато это может стать последним делом. Перед новой жизнью. Как мы и мечтали с тобой когда-то, Ал.
Виктор улыбнулся Алексу.
На самом деле Виктор, конечно, не доверял Грегу на все сто. Но ограбление предложил Грег, и Виктор не мог бы пойти на это дело без него. Это было, как говорили в его и Грега кругах, не по понятиям. А если кто-то вел себя не по понятиям, то мог быть строго наказан. Грег разработал безукоризненный план и диктовал правила игры. Виктор подстраховывал себя, позвав на дело своих людей, кому сам доверяет. Тогда шансы на успех значительно вырастали.
Для него эти двадцать миллионов тоже означали свободу. От последующих ограблений. Свободу от постоянного риска быть схваченным и отправленным на нары. Виктор знал, какая незавидная участь уготовлена бывшим ментам за решеткой. Он мечтал получить эти деньги и уехать из Москвы. Один его бывший коллега жил в Челябинске, открыл небольшой таксопарк и уже несколько раз звал Виктора к себе. Ему нужен был партнер, и, как он рассказывал Виктору, когда они иногда болтали по Skype, что ему бы миллионов десять-пятнадцать – и можно было б «так раскрутиться»…
