Текст книги "Цветущая пустыня (СИ)"
Автор книги: Anetta78
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)
Привычно захотев повозмущаться отсутствием сервиса: душевых кабинок, шезлонгов и зонтиков, Мари прикусила язык – жительницу каменных джунглей пронзило красотой дикого пляжа. „Я все же бывалая путешественница“, – гордо подумала она о себе, вспомнив о своих пустынных приключениях и взбодренная солнечным вином. Так же были проглочены замечания об отсутствии купальных костюмов: вряд ли они были интересны в обществе, где этим не заморачивались. Незаметно для себя, Мари сначала побродила в воде, потом искупалась с удовольствием, и не один раз, а потом, безо всяких церемоний и ранее незаменимого антуража, расположилась на камнях, делая один за другим наброски простым карандашом.
Хмель мешал рисунку наноситься с точностью, вбитой еще с академических времен, а бешеных красок просто не было под рукой, и все чаще то один, то другой участник пляжной вечеринки подбегал к Мари, шумно восторгался: „ух ты!“ и снова удирал веселиться.
«Я никогда не слышала столько „ух ты“ разом, – удивлялась Мари, – мои рецензенты никогда не ограничивались менее, чем десятью-двадцатью тысячами знаков, ну или хотя бы пятнадцатиминутным выступлением, после которых всегда оставалось какое-то гадкое чувство и вопрос, что это было: так прекрасно или так ужасно?!». Но столь незамысловатые похвалы заставляли сердце покрываться сахарной глазурью. Она следила взглядом за своими попутчиками и не могла не удержаться от искушения запечатлеть незамысловатые картинки пляжного отдыха.
С очередной порцией „ух ты“ поступало и вино, и закуски, и опьяневшая от свежего морского воздуха, вина и впечатлений Мари, все быстрее двигала карандашом, впервые в жизни забыв обо всем на свете.
– Да ты просто обязан жениться на Элен, нельзя так смотреть на девушку! – стайка окружила Мари, и смуглая девушка бесцеремонно выхватила ее рисунок.
– Да-да, это настоящий компромат! Ты скомпрометировал девушку!
– Не просто скомпрометировал, он же тут ее почти съел своим голодным взглядом!
– Съел, людоед!
– Нет, Синяя борода!
– Это я-то – Синяя борода, я ведь еще не женился, а вы меня записали в синие бороды, – радостно возмущался парень, крепче обнимая Элен.
– Так что тебе мешает, женись.
– И женюсь.
– То-то же.
Счастливая Элен обняла Мари, а от несостоявшейся Синей бороды девушке достался поцелуй в щеку, наполняя ее какой-то незнакомой раньше радостью и счастьем.
Сгущались сумерки, в свете закатного солнца состоялось прощание с морем, компания выпила за будущую свадьбу Элен и ее парня, погрузилась в машинку, которая в две минуты доставила Мари к дому: „Да знаем, где ты живешь, у Энн и Хосе, тоже тайна!“ – смеялся водитель и попутчики.
Тетя Эн встретила ее ужином и горячей ванной.
– Как вы догадались, где я и что сейчас приеду? – удивилась Мари.
– Что ты, дорогая, все соседи только и названивают, как ты проводишь время, и с кем, и где…
„А где все эти соседи были, когда я брела по жаре!“ – привычно хотела побурчать Мари, но сладкий сон прервал эту мысль и унес утомленную и разнеженную девушку в мир фантазий.
========== 8. Сельская идиллия ==========
На заре фантазии Мари были безжалостно оборваны петухом, а жизнь петуха, видимо, синьором Хосе.
Пробудившись, Мари решила выяснить раз и навсегда отношение тети Энн к волокитству ее дорогого Хосе, в новой жизни ей понравилось все, кроме этого.
– Красивому мужчине можно простить многое, – философски и мечтательно сказала Эн, – но не все, – добавила она, вытирая кровь с тесака. Петух остывал тут же, в тазике на кухне.
Бедный Хосе, зайдя ненароком в этот момент на кухню, взбледнул с лица и удалился, не желая разделить участь утреннего певца.
– Ах, мужчины, – умилились Мари и Энн, принявшись за подготовку к обеду.
Энн, впрочем, и как мадам Матильда, готовила великолепно. «Что немало способствует укреплению семейной жизни», – отметила Мари, которая с подозрением относилась к кухонной технике и всячески избегала знакомства с этими загадочными и пугающими приспособлениями, что не мешало ей меланхолично ощипывать красные и золотистые перышки несчастной птички: «Докукарекался», – со вздохом подумала она то ли о петухе, то ли о Хосе.
Звон колокольчика на секунду прервал их кухонные упражнения. Энн с радостным удивлением пошла посмотреть, кто там решил посетить их уединенный домик. Гостей она любила. «И Мари на пользу, совсем, бедняжка, одичала в своем городе», – подумала добрая женщина.
– Мари, посмотри, что там! – раздался ее звонкий голос. Та неохотно побрела, неожиданных гостей девушка по городской привычке недолюбливала, мягко сказано, но наступила себе на горло, вспомнив радушных местных жителей.
Выйдя во двор, она увидала какие-то мешки и коробки.
– А где же твои гости, Энн? – удивилась она.
– Засмущались и сбежали, – веселилась Энн.
У Мари смущенные аборигены в голове не укладывались.
– Это не мои гости, а твои заказчики, – ухахатывалась Энн. – Побоялись потревожить такую важную сеньориту, как ты.
Оказалось, к Мари заходила делегация с дарами и просьбой написать портрет той самой Элен и ее жениха к свадьбе. Художница стояла и хлопала глазами, не зная оскорбиться или рассмеяться, а, может, пойти и застрелиться: натурой еще с ней не рассчитывались! Обычно оплата за ее шедевры поступала на красивых банковских бумажках со многими нулями, лично от восхищенных поклонников, осыпающих ее комплиментами. Правда, Мари подчас не знала, за что конкретно хотел заплатить тот или иной ценитель таланта. И Жерар, являвшийся как чертик из коробочки по сигналу мадам Матильды… Играл ли он роль дворецкого, настойчиво провожая гостей к двери, или же роль охранника-вышибалы при наивной дурочке? У Мари от таких размышлений и жаркого солнышка закружилась голова, и она невзначай оперлась о корзинку.
– Яйца, Господи, прости, яйца! – закричала Энн.
«Ох, теперь придется точно отрабатывать!» – со стоном подумала Мари, но особого огорчения, к своему удивлению, не испытала, а потом и вовсе обо всем забыла, ища свои наброски и листы для новых, – портрет обещал не задержаться.
За портретом поступило множество других заказов, потом приглашение на свадьбу, и Мари часто ловила себя на мысли, что ее желание рисовать даже в чем-то обгоняет пожелание заказчиков. Глядя на счастливых невесту и жениха, их экзотические наряды, она вдруг почувствовала, что ей пора. Тем более тетя Энн начала бурчать, что можно лавку открывать – дары уже складывать некуда.
«Где же мое счастье потерялось?» – рыдала на свадьбе пьяненькая Мари на мощной и гостеприимной груди того самого доброго водителя, заливая слезами его белоснежную рубашку. Тот было попытался намекнуть, что счастье вот оно, рядом, – но его намеки смыли соленные волны, и он сдал Мари тетушке, пока та не утопила и его в своем горе. И, вообще, от греха подальше, так как тетушка, отплясывая с Хосе, не забывала приглядывать за племянницей.
Как результат, похмельное утро, вместе с петухами, заместителями того, первого нарушителя спокойствия, встретило Мари головной болью и серенадами.
– А что ты хотела, дорогая! Раньше можно было сказать, что у тебя жених, и ты хранишь верность ему, но теперь-то все знают, что ты у нас девица свободная… Готовься к осаде! – заявила тетушка Энн, после переговоров с исполнителями, чьи песни необычайно пришлись ей по вкусу. «Молодость-молодость, вот помню, синьор Хосе…» – мечтательно закатывала она глаза, хотя Хосе никаких серенад под окнами семейного гнездышка Энн и ее бывшего мужа никогда не исполнял. Первый муж и так бежал за поездом, который увозил беглецов, и железнодорожные служащие еле-еле остановили его, отобрав охотничье ружье.
– Зато здесь какие песни он мне исполнял! Вся округа слушала и замирала от восторга! – ничуть не смутилась Энн, когда Мари попыталась заикнуться о печальных обстоятельствах ее второго брака.
«Да, они нашли друг друга. Энн ничем не пробьешь и не удивишь, в своей любви к этому старому кобелю она как скала», – думала Мари, а сама смотрела на кобелюгу и Энн и видела пару, которых объединила страсть, сплотило осуждение родных и любовь – милые старички были запечатлены у белоснежной стены своего обиталища на последней картине Мари.
И вот вещи собраны и прощальная вечеринка, посвященная Мари, была в самом разгаре, когда раздался телефонный звонок. Тетя Энн выдернула Мари из толпы веселящихся гостей: все хотели попрощаться, поблагодарить за рисунки, сказать теплые слова и пожелания на дорогу. Да и ухажеры времени не теряли, кружа вокруг Мари в надежде зажать ее в темном уголке, которых было великое множество, и сорвать поцелуй «на удачу», вдруг Энн утратит бдительность?
– Кто это? – спросила Мари.
– Полиция, – ответила растерянная Энн.
Комментарий к 8. Сельская идиллия
Жених и невеста: https://s-media-cache-ak0.pinimg.com/736x/18/2c/7c/182c7cb4f084c392f24d22836876ab77.jpg
========== 9. Прощание ==========
Мари очень удивилась, откуда полицейским известно, где она и ее контактный номер? Если бы их известил адвокат, он бы первым позвонил! Эти размышления отвлекли ее от закономерного вопроса, а что, собственно, надо от нее полицейским.
– Да, это я, – подтвердила она. – Какое убийство? Элизабет, о Боже. Я немедленно приеду, уже завтра.
Ей еще что-то сказали, но Мари не слышала, Элизабет она знала так давно, что та стала частью ее жизнью и вот эта часть исчезла в никуда! Она была ее подругой, сколько себя помнила, и услышанное просто не укладывалось в голове. «Как такое могло случиться?» – думала Мари весь полет и с этой же мыслью садилась в такси к дому.
– Мадемуазель больше ничего не угрожает?
– А, что? – растеряно спросила Мари, но это оказался тот же таксист – свидетель ее фееричного приземления в маргаритки.
– Нет, наверное, – ответила она.
– Тогда счастливо оставаться, – таксист помог с чемоданами, и Мари вошла в свой дом, где ее уже ждала мадам Матильда.
– Какое горе! – запричитала она. А Мари наконец поняла, откуда полицейским стал известен ее телефон, и печально вздохнула:
– Да, бедняжка Элизабет.
– Похороны уже завтра, платье я приготовила, осталось подписать соболезнование семье, цветы я тоже заказала.
– Что бы я без вас делала, – Мари, как всегда, терялась под напором Матильды.
– Тут еще кое-что, – мадам замялась.
– Что еще? – испугалась Мари.
– Приходил тот молодой человек, который испортил мои маргаритки. Он так извинялся.
– Неужели? – иронично спросила Мари.
– За мои цветочки, – продолжила соседка, мечтательно улыбаясь. – Он, оказывается, так любит маргаритки!
Мари раздраженно фыркнула.
– Он спрашивал и о вас, – «утешила» ее добрая женщина
«О, конечно, после всех соболезнований цветочкам, сразу обо мне», – подумала девушка.
– Но вы не сказали, где я? – строго уточнила Мари.
– Я была нема как рыба, и ему, и тому молодому симпатичному полицейскому, я ничего не говорила! – ответила мадам Матильда и глаза ее сияли – столько событий в одночасье.
Звонок адвоката расставил все по местам. Нет, Мари не подозревают в убийстве Элизабет, застреленной у себя в доме неизвестным убийцей. При этом заявлении Мари села. Пока не подозревают, – она же могла и поручить это кому-либо. Мари встала. А завтра ее ждут в суде по обвинению в нарушении контракта с некоей фирмой.
– Это вообще ни в какие ворота не лезет, – завтра я должна быть на похоронах, а об этой фирме первый раз слышу! – возмущалась Мари. Внезапные подозрения заставили девушку нахмуриться.
– А тот молодой человек, любитель маргариток, не представился?
– А как же! Вот его визитная карточка. Как можно крутить роман, даже не зная имени? – пробурчала мадам Матильда.
Мари схватилась за нее, как утопающий за соломинку: «Анри…Издательство…»
– Нас никто как-то не удосужился другу представить. – заметила она. – А зря… – Она могла поклясться, что слышит это имя первый раз, а вот издательство было знакомым.
Сразу после окончания академии, Мари хотела найти себя, и с юношеской наглостью обратилась в самое успешное издательство в Париже, которому требовались художники. Она пришла в красивое здание и уже фантазировала, как будет в нем творить, общаться с интересными людьми, своими новыми коллегами. Но ей сообщили, – нужны художники, рисовать комиксы. Для нее это был удар. Она-то представляла совсем не это! В прах рассыпались мечты об иллюстрировании высокохудожественных произведений с пронзительными и замысловатыми названиями! Она с негодованием отвергла предложение и отправилась на вольные хлеба – то есть и дальше жить на родительские деньги. И теперь эта фирма обвиняет ее в невыполнении контракта! Мари попыталась вспомнить – не подписывала ли она, чего-нибудь не читая, по-обыкновению. «Анкета, была анкета!» Печально, но ни ее, ни Анри, ни каких-либо подробностей этой странной истории она не припомнила.
Адвокат заявил, что фирма предложила мировое соглашение: отработать неустойку и Мари с облегчением согласилась, в суд тогда можно не идти, и она сможет проводит Элизабет в последний путь
На церемонии прощания ее встретили шепотки и взгляды не совсем уместные по отношению к такому скорбному событию. Не то, чтобы она специально это заметила – за годы ее художественной карьеры такие вещи были обыденностью и не вызывали у нее особых эмоций. Но, когда Ричард отвернулся, стоило ей подойти к нему, она почувствовала чуть ли не физически осуждение – этот его жест был практически обвинением в убийстве. Это уже был перебор и все, оправившись от первого впечатления, также пришли к такому выводу, тем более, когда Мари о слезами обняла тетушка покойной – Элизабет, как и Мари, была круглой сиротой, – еще один момент, который в свое время их сблизил.
«Что же ты, Лизи!» – мысленно обратилась Мари к бывшей подруге. – «Ты же всегда играла по правилам, жила как все – за что же тебе это?»
Когда гроб погрузили на катафалк, Мари не отправилась за ним на кладбище – словно с этим событием порвались все нити, связывающие ее с прежней жизнью, со знакомыми много лет людьми, которым, как оказалось, нельзя доверять – среди них убийца!
========== 10. Память девичья ==========
Не успела Мари далеко отойти, как ее окликнули. Это был молодой человек в цивильном, миловидный и светловолосый, его легкий облик наводил на мысль о человеке искусства, но, к удивлению Мари, он представился полицейским детективом.
Это недоразумение довольно лихо взяло деморализованную девушку в оборот, и та, не успев и глазом моргнуть, уже выкладывала ему версии гибели Элизабет, даже не спросив документов. Молодой человек, то есть, господин детектив, зардевшись, смущенно протянул их, причем именно Мари стало неудобно от своего легкомыслия. «Вот теперь я понимаю, почему пал бастион мадам Матильды!» – мысленно заметила она, не в силах закрыть свой рот. «Это же ходячий детектор лжи!» Не смотря на осознание этого прискорбного факта, замолчать не представлялось возможным. Только после того, как Мари окончательно осипла, умилостливленый стаж закона дал ей возможность перевести дух. «Наверное, все это уже слышал, и неоднократно, с его-то талантом!» – подумала Мари.
– А как вы объясните то, что в доме Элизабет были найдены документы ваших родителей, ранее пропавшие при ограблении? – с наивным изумлением спросил господин офицер.
– Это еще какие? – насторожилась Мари, все связанное с родителями она воспринимала болезненно.
– Как вы понимаете, я разглашаю тайну следствия, – тоном заговорщика прошептал детектив, склоняясь к самому уху Мари, – но документы определенно имеют к вам отношение и, собственно, принадлежат вам. Это письма ваших родителей.
– К родителям Элизабет? Это не удивительно, они дружили, как и мы с Элизабет, с раннего детства.
– Нет, к вам.
– Что за бред! Кто станет писать письма годовалому ребенку. Именно столько мне было, когда они погибли в автокатастрофе.
– Мои соболезнования, но письма адресованы именно вам!
– Мари! – на горизонте появился еще один персонаж, весьма недовольный близким соседством детектива, который, как змейка, буквально обвился вокруг Мари. Анри как раз не вводил в заблуждение легкомысленный вид, и намерения детектива приударить за его жертвой вызвали неожиданно ярость и гнев. Полицейский, не будь дураком, смято, но многозначительно попрощался, не забыв вырвать обещание встретиться на нейтральной территории. Как же говорить о таких деликатных вещах в казенной обстановке?!
– А вы все за старое! – возмущению Анри не было предела.
Мари же недоумевала, чем вызвана такая экспрессия, но поскольку твердо стояла на своих двоих, а внизу не маячили розы с маргаритками, попыталась огрызнуться. Впрочем, безуспешно, Анри без труда запихнул ее в машину и рванул с места.
– Как же запрет приближаться? – пискнула Мари.
– Да мне сейчас орден за отвагу дадут – захотел остаться один на один с убийцей! – буркнул Анри.
В тревожном молчании они выехали за город, машина остановилась у опушки и Мари с облегчением вышла, за нею сразу вышел и ее навязчивый спутник.
– Что мы тут делаем? – удивленно осмотрелась Мари.
– Беседуем о твоих будущих рабочих буднях, дорогая сотрудница, вернее – теперь рабыня! – нагло заявил Анри.
– Что-что? – изумленно переспросила Мари.
– Да, дорогая, считай, что ты на приеме у своего работодателя и рабовладельца, – целый год твоей жизни будет зависеть только от меня! – обрадовал ее молодой человек.
Мари сложила один и одни, и вместо привычных трех у нее внезапно нарисовалась другая, более правдоподобная картинка.
– Ах, – рассмеялась она, – это злосчастное мировое соглашение! Не бойтесь, я отработаю всю неустойку. Для меня это мелочи, что вам там надо: вывески нарисовать, а может полы и стены покрасить?
Анри немного опешил от такого энтузиазма, но быстро взял себя в руки:
– И нарисуешь, и покрасишь, – рассмеялся он, – у тебя будет полно работы!
– Я что, опять, что-то не то подписала? – удивилась Мари, глядя на черезчур воодушевленного работодателя – новоиспеченного рабовладельца.
– Вспомни, дорогая Мари, память тебя подводит, но может быть это тебе напомнит о прошлом? – с этими словами Анри не спеша подошел к девушке, она-то не особо и далеко стояла, и, притянув к себе, поцеловал в изумленно приоткрытый рот. Мари не долго терялась и сама приняла горячее участие в поцелуе, до тех пор, пока рука Анри бесцеремонно не полезла ей под юбку.
– Этого не было в контракте, – Мари с деланным возмущением легко ударила его по руке. Рука ни грамма не засмущалась и поползла дальше, задирая подол. Смутно Мари понимала: место для столь горячего выражения чувств не очень подходящее. Может ее натолкнули на эту мысль сигналящие машины, проезжавшие мимо, или свист их водителей, которые готовы были дать по газам и начать давать советы, но она остановила распаленного Анри:
– Дорогой, ты же не хочешь, чтобы наш первый раз был посреди дороги, и движению мы мешаем…
– Первый раз! – неожиданно вскипел Анри. – Ты о нашем первом разе еще вспомнишь, дорогая.
И тут в мозгу Мари щелкнуло: вот она, рыдая, удаляется попудрить носик в туалетную комнату злополучной редакции, предварительно облив кофе симпатичного секретаря и документы, что лежали на столе. «Ах, я все исправлю, вот новый бланк, я поставлю подпись тут!» – и оставляет его, ошеломленного возле стола, залитого кофе, любезно им же и поднесенного накануне. Вот три часа спустя, уже вечером, она, вдоволь нарыдавшись и напугав весь персонал, спотыкаясь от переполнявших эмоций, бредет в ближайший бар и смело заказывает бармену «чего покрепче». Где-то на горизонте сознания загорается стоп-сигнал, что пить ей не рекомендуется, причем не только натощак, а от слова «вообще», что уже доказано практикой. И вот к ней подходит недавний знакомец, секретарь из редакции, взъерошенный и взволнованный, спрашивает о самочувствии, делает неловкий комплимент, и Мари уверенным жестом берет его в оборот: не смотря на возражения, требует, чтоб он выпил с ней, потом проводил, потом… Потом был мотель, и желание передумать, но, казавшийся неловким секретарь, вдруг оказался везде, забрал дыхание, волю, – ничего не осталось, только наслаждение и предвкушение еще большего. Потом появился стыд, вина и, куда же без него, – похмелье…
Мари хотела забыть и не удивительно: у нее это получилось. А вот Анри – он стоял перед нею, и счет, который он собирался выставить, был огромен. «Причем в прямом и переносном смысле», – подумала Мари и глупо хихикнула. Ответом была пощечина.
========== 11. Былое и думы ==========
Ошеломленная Мари схватилась за щеку, Анри – за голову. Они некоторое время стояли, боясь взглянуть друг на друга.
– Я тебя не била, – сказала Мари, испуганно косясь на дорогу: из грузовика уже вылезал водитель с монтировкой, решительно поглядывая в сторону Анри.
– Нет, я справлюсь сама, – заверила его Мари.
Тот недоверчиво покосился на нее, на сгорбленную фигуру обидчика и заявил, что подвезет ее до города. Анри поднял голову и попытался что-то сказать, но монтировка была рядом, а Мари уже садилась в кабину.
– Как вы? – спросил водитель, перекрикивая шум взревевшего мотора.
– Все в порядке, – сказал Мари.
– Не дело это, лицо подставлять, – заметил тот.
– Я и не собиралась… Впрочем заслужила, наверное, – ответила Мари, подумав.
– Нехорошо, ой, как не хорошо, – женщин бить нельзя. Я вот никогда не поднимаю руки на свою Мари.
– Мари? Я тоже Мари, только я – битая Мари.
Увидев, что девушка готова расплакаться, водитель протянул ей бутылку с водой.
– Пейте, не надо плакать! Дадите от ворот поворот, и Бог с ним, такие хахали на дорогих машинах только и знают, что девушек обижать.
– Нет, это я его обидела.
– Хе-хе, уж моя Мари так обидит, так обидит: вот недавно сковородкой прилетело, весь квартал сбежался, как в кино на бесплатный сеанс. А я что, яичницу с головы смахнул и говорю: «сегодня ты в ударе, дорогая… что еще у нас на завтрак?»
– А меня в маргаритки уронил…
Водитель покраснел, но, подумав, сказал:
– Мы это тоже делали, и в лесу, и у родителей в беседке, пока они гостей встречали…
Повисло неловкое молчание.
Мари стало немного легче от разговора со случайным попутчиком, но когда она пришла домой и увидела роскошный букет с извинениями от Анри, сердце снова растревожилось. Она, с ненавистью посмотрев на розы, упала на кровать, пытаясь спрятаться от воспоминаний.
«Он так изменился», – подумала она. – «Совсем стал другой человек». Там в гостинице он хотел оставить ее и уйти. Вежливый и благородный жест по отношению к практически незнакомой девушке, попавшей в беду. Но Мари было так плохо на душе – она совсем не хотела и боялась остаться одной. Первая жизненная неудача казалась ей концом света, а алкоголь только подкинул дров в огонь, где и так жарко горело ее самолюбие, уязвленное, как ей показалось, непристойным предложением. Мари хотелось немедленно доказать себе, что она не такая неудачница, а наоборот – как всегда на коне, само совершенство, перед которым все должны немедленно пасть ниц. И тут какой-то секретаришка делает вид, что не понимает ее непрозрачных намеков. Это ее ужасно разозлило. «Да кто ты такой, чтобы бросать меня» – подумала она и безжалостно приступила к плану «Б». Остановить молодого человека, уже взявшегося за ручку двери, было просто – достаточно сказать: «мне плохо» и со стоном опуститься на кровать. А после, схватить его за отвороты пиджака и притянуть к себе. Будущая жертва изнасилования замерла, словно завороженная, глядя в омуты глаз Мари, которые сияли блеском предвкушения победы. Он сам несмело коснулся ее губ, но когда Мари поощряющее их раскрыла, резко отпрянул.
– Вы должны кое-что узнать обо мне, – смущенно сказал он.
Мари недовольно застонала. Разговоры в постели она не приветствовала.
– Я знаю вас, нас познакомили в университете друзья…
«Тоже мне новость! Сколько у меня таких знакомых, я их что, всех помнить должна…», – с иронией подумала Мари, между тем пожирая взглядом манящие своей красивой формой губы молодого человека и вполуха слушая то, что он продолжает говорить.
– Нас несколько раз знакомили, вы, верно, меня не помните, – с горечью, но без упрека, словно угадал мысли ее визави. И вдруг схватил Мари в охапку.
– Я люблю вас давно, безумно, Мари – прошептал он прямо в губы.
– Я вас тоже… – нашлась Мари, которая начала терять терпение. Таких признаний у нее собралась целая коллекция, и совсем не хотелось углубляться в подробности, где эта любовь догнала юношу, на парах или в студенческой столовке.
Молодой человек был в шоке от такого заявления, он смотрел на Мари, не верящими от счастья глазами. Мари предусмотрительно прикрыла свои бесстыжие очи ресницами и потянулась за честно, как ей казалось, заслуженным поцелуем. И получила его и много других. Анри, его имя она не вспомнила и не спросила потом, осыпал ее ласками. Сначала как прекрасную статую богини, полными восхищенного благоговения, а потом, впадая в неистовую страсть: Мари отнюдь не лежала статуей, а проявляла вполне человеческие чувства и желания, и ласки ставали все откровение В какой-то момент Мари подумала, что не все в этой жизни она попробовала, но в тот момент мысли уже не играли какой-то роли. Ее руки блуждали по бархатной коже спины, оглаживая твердые мускулы, напрягшиеся от движений, совершаемых с приятной для Мари амплитудой. «Меня надо было знакомить сразу с этим великолепным членом, а не его сереньким хозяином, губы правда божественны, нарисую завтра, наверное» – хихикнула она, трезвой такого бы в голову не пришло. Впрочем, как и тянуть первого попавшегося парня в постель. Эта праведная мысль догнала ее на рассвете.
«Я совсем пала, теперь коллекционирую члены», – Мари припомнилось и развязное поведение, и пошлые мыслишки, и признание в любви. В свете нового дня и с мерзким привкусом похмелья все это показалось ей отвратительным. «Пьянь и блядь!» – вынесла она вердикт себе, быстро собрала вещички, побрезговав гостиничным душем, а еще больше боясь разбудить любовника, и уехала домой.
«Карма, не иначе», – думала Мари, лежа на кровати, не шевелясь и сжимая подушку. «Иначе почему я влюбилась сейчас, а не тогда… Еще и эта работа, что с ней делать? После всего он никогда мне уже не поверит, и не простит».
========== 12. Деловые будни ==========
«Она меня никогда не простит! – в это время думал Анри. Он совсем не ждал Мари, но она уже с утра появилась на пороге издательства, не выспавшаяся и в привычном злобно-веселом амплуа. Сначала она построила глазки охраннику, потом выпила кофейку в отделе, где, по первоначальной договоренности адвоката, должна трудиться.
«Сбылась мечта идиота – вот я и работаю здесь», – смеялась она про себя. Первым делом вытребовала себе рабочее место, а поскольку ее не особо сегодня и ждали, то и дел для нее никаких не было. Все суетились как пчелки, и Мари заскучала, почувствовав себя наглым трутнем. Чтоб не сойти с ума от безделья, она открыла свою страничку в Фейсбуке и скоро застучала: «Привет и тебе, Цветочек, по поводу фото твоего члена, я переслала его Викингу, извини, телефон твой к нему попал случайно, уронила планшетик, и он сам чего-то понажимался об мусорную корзинку…» Цветочку было не до того: разъяренный Викинг уже названивал по поводу демонстрации частей тела, которые обещал поотрывать. «Да-да, отрывайтесь мальчики», – умилилась Мари и переправила Цветочку порцию розочек и котиков от Викинга, очистив свою презентацию для организации аукциона.
Переписываясь с заказчиками, она не заметила, как подошел обед, и начала подумывать, куда бы отправиться откушать. «К такому рабочему дню можно и привыкнуть», – подумала она, уплетая вкусности с коллегами, которые, увидев, что новый сотрудник не кусается: работу не делает, но хотя бы не мешает, позвали с собой.
Вернувшись с обеда, Мари снова уселась на свое место и довольно потянулась: «С таким рабством можно смириться…», – и чуть не упала со стула: к ним пожаловал шеф – Анри, собственной персоной. Он с ужасом уставился на свою скромную рабыню, с ногами, расположившимися на столе.
– Привет, – как ни в чем не бывало, сказала Мари, чудом удержавшая желание убрать ноги со стола. Эта деталь вернула Анри самообладание.
– Вижу, ты готова приступить к своим обязанностям? – спросил он с улыбкою, не предвещавшей ничего хорошего.
– Как видишь, – нагло заявила Мари.
– И почему же не приступаешь?
Мари вовсе не хотела сваливать вину на своих обаятельных новоприобретенных коллег, не озаботившихся выделить ей фронт работ, понимая их смятение.
– Обдумываю концепцию, – наугад брякнула она.
– С каких пор для ксерокопирования нужна концепция? – глумливо поинтересовался Анри.
– Я без концепции, извиняюсь, и в уборную не хожу, сложно без концепции как-то жить, знаете ли.
– Я не расслышал, без чего? Без контрацепции?
– И без нее тоже. Мне вот год отрабатывать, уйду в декретный отпуск, что тогда… – веселилась Мари, наблюдая, как подтягивается публика: со зрителями играть еще веселее.
Анри заметив непорядок, вежливым и проверенным жестом подхватил Мари под локоток, перемещая в свой кабинет «обсудить концепцию». Мари, подмигнув благодарным зрителям, под свист и улюлюканье отправилась за ним.
Пока сотрудники делали ставки, какую роль Мари играла, играет или будет играть в жизни их шефа, она оказалась в святая святых своего грозного истца.
– Все шалишь? – утвердительно спросил Анри.
– Да, – ответила Мари, решив, что юлить смысла нет. Без приглашения прошла вперед и плюхнулась в удобное креслице. По изумленному лицу Анри поняла, что угадала – креслице принадлежало ему.
– Какой трон, всегда мечтала посидеть на месте главного редактора, – удовлетворено ответила она. – Что теперь, снова будешь драться?
Анри сел на стул попроще и уставился на Мари во все глаза. В этих глазах Мари без труда прочитала глубокий посыл на рабочее место.
– Эй, я еще не получила свое задание, где оно? – возмутилась она, креслице ей очень понравилось, а суровое лицо Анри, такое серьезное, вдумчивое, интеллигентное, сексуальное (и куда это мысли забрели?) будило совсем не те чувства, с которыми она пришла, чтоб разметать несчастное издательство.
– Где моя работа? Я пошла…, обойдусь, в виде исключения, без концепции… и контрацепции…
Анри покинул свой стул и не спеша приблизился к ней мягкой походочкой. Очевидно, он уже оправился от эскапады, и бравада девушки его совсем не смущала.
– Я позабочусь об этом, – доверительно пообещал он, склонившись к губам Мари.
– О чем, о ксерокопии?
– Нет, о контрацепции…
– И чем это ты привык заниматься в своем кабинете?! – делано возмутилась Мари между поцелуями.
– Ну, собеседования провожу… – между делом выдохнул Анри.
