Текст книги "Вне зоны доступа (СИ)"

Автор книги: Altupi

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Он ехал к Горностаевым с чувством эйфории, наконец-то удастся посидеть, как нормальным пацанам, поговорить о жизни. Хотя о жизни только и говорили. И находили, что у них много общего, но при этом Нику казалось, что он просто обязан помочь Саньку с Никиткой, с ними было легко и не надо было следить за своим поведением. Просто оставаться собой.

Он с каждым днем больше привязывался к мальчику и тонул в серых глазах его отца. Константину он молчал о своих ежедневных поездках, а бойфренд был слишком занят, их общение сводилось к коротким вечерним беседам, в которых, кроме «я люблю тебя», не имелось абсолютно никакого смысла. Словно Железнов сознательно уходил от обсуждения своих будней. Ник порой подозревал, что Джонни ходит в «Пропеллер» не только для проверки счетов и переписки с налоговыми органами, но и свой орган использует там по прямому назначению.

Но это была лирика: Белкин слишком увлекся новыми друзьями, помогал Саше, уставал как собака. За прошедшие дни починили машину и залатали крышу. Домой он возвращался уставший, сытый и довольный. Единственным минусом считался реагирующий на Горностаева-старшего член.

Мужчины полигамны, но Ник считал себя однолюбом, раз уж с семнадцати лет мечтал только о своем классном руководителе, а в последние пару лет впускал в себя только его. То есть, вообще впускал в себя только его, изначально по своей природе и во всех других отношениях еще до совместной жизни с Константином он числил себя топом, но Железнов сказал забыть об этом.

С Саньком всё встало бы на свои места. Одна мысль о возможности всунуть член в тесную девственную дырочку скручивала мышцы до спазмов в животе.

Сегодня Ник собирался рассказать парню о своей ориентации, решил, что молодой отец для обескураживающей новости вполне созрел.

Как уже стало традицией, вечером они играли в Никиткой комнате, строили из книжек дорогу с трамплинами, катали машинки.

– Всё, Кит, пора баиньки, – напомнил сыну Александр, – завтра поиграем.

– Еще немножко, – запищал мальчик, прячась за Белкина.

– Нет, уже поздно, – настаивал отец, в холодильнике ждало пиво, не терпелось приступить к главному мероприятию вечера, пока они только пригубили по бокальчику, только подстегнул аппетит.

– Ну-ка, Никит, давай, игрушки собирать, – предложил Ник. – Кто быстрей добежит до той коробки?

Мальчик побежал, но Белкин подхватил его на руки и закружил по комнате, балдея от искрящегося детского смеха.

– Еще! Еще! – кричал Никита. Дядя Коля кружил его, пока у самого перед глазами не помутнело.

– Всё, неси игрушки в коробку.

– Хорошо!

Горностаев взял пульт, стал переключать каналы, ища что-нибудь интересное, кроме вечных мультиков.

– О-па, смотри, какая тёлка, – шел какой-то западный боевик. – Как тебе такие буфера? Смачные, да?

– Что такое буфера? – сразу влез сына, подбирая очередную игрушку.

Ник вгляделся: девка как девка, актриса, как актриса, интереснее Никитке помочь, чем на ее буфера пялиться. Но, кажется, момент настал.

– Мне у ее партнера задница больше нравится.

Александр по инерции рассмеялся, но потом сообразил, что шутка имеет двойное дно. Замолчал, посмотрел на друга с недоверчивой улыбкой. Увидел, что тот не очень-то стремится опровергнуть его бредовую догадку.

– Ты серьезно, что ли?

– Санёк, не тупи. Я – гей.

– Гей? – Саша переменился в лице и как-то ненароком заслонил сына. – Тебе лучше, наверно, не приходить больше к нам.

– Да что ж такое? Сань, слушай, ты всё неправильно понял. Я гей. Педик, но не педофил. Не бойся. Я нормальный. Ну, ты ж меня не первый день знаешь.

Но Александр не поддавался.

– Тебе пора уходить. Никита, а ты марш в кровать.

– Не хочу!

– Я тебя не спрашиваю. Живо! Я дядю Колю провожу и приду к тебе.

– Послушай, Сань, послушай, – Белкина ситуация тяготила, надоело чувствовать себя отбросом общества. – Сань, неужели от того, что мне нравятся парни, а не бабы, мне теперь и руки подать нельзя? Пока ты не знал, ты ведь не возражал против дружбы? Что сейчас-то изменилось?

Горностаев оглянулся на спальню, куда ушел Никита, облизал губы, подбирая ответ. Ник ждал.

– Я не люблю голубых.

– Очень резонный ответ! – Белкин изобразил смех. – Почему ты их не любишь? Я алкоголик? Наркоман? Шпана? Мне кажется, мы неплохо ладили. Я мог тебе не говорить, но сказал. Чтобы между нами не было недоразумений.

Саня отвернулся, смотрел в пол, обдумывал. Ник решил, что все-таки не ошибся в нем, в его разумности.

– Лучше б не говорил, – пришел к выводу Александр, но уже без категоричной непримиримости.

– Но уже сказал. Ничего не поделаешь. Относись к этому проще.

– Хорошо, я подумаю.

Он пошел проверить, как там ребенок. Никитка уже спал. Отец раздел его, накрыл одеялом. Белкин остался стоять на месте, лишний раз не стал нарываться на повод обозвать себя извращенцем и педофилом.

Саша вышел из спальни, бросил на Ника короткий взгляд, чуть качнул головой в сторону кухни.

– Пойдем, что ли, обмоем новость?

– Если ты собрался и дальше на меня волком смотреть…

– Проехали, всё нормально.

Они убрались из комнаты, чтоб не разбудить ребенка, разместились на кухне. Хозяин сел за обеденный стол, а Белкин пристроился на двухметровом расстоянии от него возле стиральной машины.

Разговаривали на отвлеченные темы: о погоде, рыбалке, чемпионате мира по футболу.

– А как ты понял? – неожиданно спросил Горностаев.

– Что?

– Что ты голубой.

– Ну не знаю, – пивасик уже ударил Нику в голову, пробило на приукрашенную откровенность, – само как-то вышло. Вставать на мужиков стал. Ой, да брось, что там понимать? Мне лет всего, кажись, шестнадцать было, я уже девок наших деревенских во всю в кусты таскал. С парнями, правда, не получалось никак. Все вокруг натуралы, за свои задницы дрожат.

– И когда у тебя первый раз?..

– С мужчиной? – Ник заметил, что друга не на шутку заинтересовала эта тема. – Да в одиннадцатом классе. Меня мой классный руководитель изнасиловал.

У Александра округлились глаза, он не донес бутылку до рта.

– Классный руководитель? Вот старый хрыч. И где он, посадили?

Теперь Белкин пивом поперхнулся.

– Типун тебе на язык. Нет. Никто не знал. Я тебе, кстати, первому рассказываю. И он молодой был. Двадцать три года.

– Тем более мудак. Псих, маньяк и извращенец. Зря ты не накатал заяву: изнасиловать несовершеннолетнего ученика – это серьезно.

– Зря.

На какое-то мгновение замутненным мозгам действительно показалось, что надо было привлечь Железнова к ответственности, за то, что порвал его зад, уложил под себя, сорвал, сука, такой замечательный план вставить ему, очкарику-историку, опустить его, унизить.

– А сейчас как? Часто случаются перепихи? Или тоже сложно?

– Да не волнуйся ты за свой зад, – однако Белкин уловил, что Сашка больше не зажимается, подсел к нему ближе, продолжил прикладываться к бутылке. – У меня постоянный партнер как бы есть.

– В Новосибирске? Так ты к нему уезжаешь?

– Да, – нехотя кивнул Белкин – А давай-ка лучше ты расскажи, как тебя угораздило жениться на шалаве. Ты вроде мальчик-паинька.

– Отсасывала хорошо, – смущенно признался Горностаев.

– Ого. Интересная темка. Давай-ка поподробнее.

Ник поспешил перевести разговор в другое русло, потому что понял, что ляпнул лишнего. Не хотел откровенничать про ту сторону своей жизни, где был Костя, не хотел, чтоб друг знал о его пассивной роли.

Они засиделись за полночь, перейдя на обсуждение местной политики, проблем благоустройства района и важности археологических раскопок, вложения финансов в строительство космических кораблей, преимуществ эльфов перед гномами.

Спать Белкин устроился на диване в гостиной. В постельку к Сане нырять он не собирался, держал себя в узде. Хотя пьяного тянуло на подвиги, в том числе сексуальные.

Уплывая за грани бытия, Ник подумал, что Железнов растерзает его за выключенный телефон.

Он потянулся, чтобы найти гаджет в кармане уложенной на стул одежды.

– Колян, не спишь? – отвлек шепот из спальни.

– Нет, – Белкин перестал пытаться нащупать телефон.

– А в чем прикол быть голубым? – язык у Сани заплетался. – Что интересного, когда тебя имеют в очко?

– Во дурак, – не выдержал такой необразованности Белкин. – Ты что, никогда не слышал о массаже простаты? Это улётное ощущение. Похоже на… на… Блять, тебе всё равно не понять, ты никогда ничего подобного не испытывал. Словно скачешь на единороге по радуге с волшебной палочкой в руках – весь мир у твоих ног. Но на мир тебе наплевать, потому что можешь думать и просить только: «Еще, еще, еще».

– Да ну нафиг…

– Минет, опять же гораздо чаще получаешь, а это тоже кайф.

– Это да, – признал Горностаев. – А тех, кто сверху, вообще не понимаю. Это же одно и то же, что бабу в задницу пялить, что мужика. Где тут голубизна?

– Эх ты. Ты геев хоть раз встречал в жизни? Ну, кроме меня.

– Не-еет, – Саша зевнул.

– То-то же, а говоришь, не любишь голубых. У нормальных голубых, Саня, главное чувства, а не короткий перепих.

– Все так говорят. И голубые, и обычные, и серо-буро-малиновые.

– А тебя, вижу, эта фишка задела за кое-что живое, да? – подкольнул Ник. Пиво приятно шумело в голове.

– Не, это я просто. Понять хочу.

– Все так говорят… Хочешь, устрою тебе ознакомительный курс?

– В глаз получишь.

– Тогда давай спать. Я шучу ведь. Обещал же не приставать.

Горностаев затих. Белкин усмехнулся темному потолку и уткнулся носом в спинку дивана. Нет, так нет. На нет и секса нет.

***

Костя сидел в баре дорогого гей-клуба, поглощал выдержанное французское пойло, поминутно смотрел на, лежавший на стойке, телефон, думал.

Номер Белкина не отвечает целый день. Впору звонить в больницы и морги, точнее, просматривать российские сайты на наличие дорожно-транспортных происшествий с пострадавшими.

С очередной порцией коньяка, Железнов отогнал от себя бредовые мысли. Гуляет Николай и пусть гуляет: устал быть под его присмотром, нужен глоток свободы. Скоро уже встретятся. Он почти уладил дела в Сорбонне, нашел подходящее жилье, заказал номер для новобрачных на новогодние каникулы в уютном отеле, купил кольца, хотя считал последнее сентиментальной дурью, но Белке будет приятно носить одинаковые символы-гаранты их предстоящей оформленной по закону жизни.

Потребуется еще несколько дней, максимум неделя на утряску кое-каких вопросов семейного бизнеса, а потом: «…Всюду парень был, весело он жил, но по дому загрустил…»

– Кого я вижу в нашей глуши!

Русская речь сквозь гремящую музыку приятно резанула слух, голос показался знакомым. Константин обернулся, щуря глаза на мелькающий сине-лунный свет, пытаясь разглядеть земляка. Рослая фигура, уложенные кучерявые волосы, обтягивающие штаны, расстегнутая до середины рубашка.

– Не узнал, Кастусь?

Парень присел на стул рядом, подставляя лицо под более выгодное освещение, но Железнов уже понял.

– Ха, Михалик! Ты ли это? Какими судьбами?

– Скажешь тоже! Я здесь уже второй год ошиваюсь. Променял Родину на чужбину, вот так вот. Но мир тесен, мир тесен.

Михаил Василёнок притянул Костю к себе. Железнов открылся навстречу его обалденным губам, сразу перенимая инициативу. В памяти всплывали жаркие московские ночи с жадным до жестких развлечений белорусским хлопцем. Похоже, за годы он только усовершенствовался, работал языком так, что у Константина член перестал помещаться в брюках.

– Может, уединимся? – унисоном его мыслям томно выдохнул Михаил, его ладонь легла старому другу на пах, сжала напряженную плоть. – Здесь есть пара комнатушек на наш вкус, а я, кажется, весь вечер ждал только тебя. Соскучился, ты не поверишь.

Железнов выдохнул и снова смял его губы. Дырка белоруса всегда была узкой, он так натурально сопротивлялся насилию, не возражал против оставленных на коже синяков и засосов, что…

Константин подумал: если не трахнет его сейчас же, просто умрет на месте от одуряющего стояка. А Миша целовал его шею, поглаживал до предела твердый пенис через тонкую ткань и двумя пальцами проникая под ремень.

– Нет. Не сегодня.

Он сделал над собой усилие, ладонью в грудь отодвинул приятеля.

– Да что такое? – не понял Василёнок.

– Я занят, Михалик.

Парень оглянулся.

– Кем?

– Своей правой рукой, благодаря тебе. Извини, я б тебя трахнул, но у меня есть бойфренд. Без обид.

– Что ж ты раньше не сказал, Кастусь?

Михаил белозубо улыбнулся и в третий раз прильнул губами к Железнову.

***

На следующий день Никитку оставили у Белкиных, и Ник отправился знакомить Александра с ночной жизнью больших городов. Ехать пришлось аж в соседнюю область.

– Классный клуб, – расписывал по дороге Белкин. – В Сети нашел. Отзывы только положительные. Ништяк. Оторвемся. Главное не робей и не зажимайся.

– Не знаю, я никогда в клубах не был. Ну, не считая нашего сельского.

– Сельского? – Ник засмеялся. – Сравнил жопу с небом. Это совсем другое. Ладно, не бойся, я ж с тобой.

– Хорошо, уговорил.

Нику нравилось смотреть, как Горностаев оживает от такого пристального, чуткого внимания к себе. Всё-таки они почти ровесники, а парню не удалось нагуляться, окунуться в нормальную бурную молодежную жизнь. Постоянное безденежье, заботы о ребенке, вызванное этим чувство ненужности и замкнутость, необходимость рассчитывать только на себя, превратили его в затравленного человека. А теперь он сбрасывал с себя тяжелый кокон, раскрепощался. Нику нравилось , что именно с его подачи к Сане возвращаются жизнерадостность и вера в будущее, что именно он дает ему возможность вспомнить, что значит быть молодым.

– Только, – Белкин облизал губы, зная, какая последует реакция, в глазах плясами озорные чертики, – это… гей-клуб.

Секундная пауза. Ник оглянулся, что увидеть ошеломленное выражение лица Горностаева.

– Что? – заорал он, не очень, впрочем, гневно. – Всё, поворачивай обратно!

– Не-а.

– Эй, мы так не договаривались. Не хочу находиться среди гомосятины. Разворачивай.

– Нет, значит, в одной машине с гомосятиной ты ехать можешь и про гомосятину выспрашивать вчера тоже мог, – показушно обиделся Ник, – а в гомосятское заведение зайти в падлу? Ладно тебе, брат, один раз живем!

– Но…

– Слушай, никаких «но», – оборвал Ник. – Верь мне, чувак. Хватит сидеть взаперти. Никто на твою девственность покушаться не будет, без тебя свободных парней навалом. К тому же, подумают, что мы с тобой – пара.

Ему нравилось наставлять Александра, обучать его ориентироваться в непривычном для него мире. Роль покровителя затягивала, но он ни в коем случае не хотел унизить друга, считая свои поступки абсолютно искренними.

– Пара? Хух, мы не пара.

– Ну, конечно!

– Окей, уломал, едем в гомосятский клуб.

Ник усмехнулся, радуясь, что Саня согласился. Покажет ему, что не так страшен черт, как его малюют, может, проникнется той атмосферой.

Саша проникся. Шарахался от всех и вся. Смущался под изучающими взглядами, отворачивался от танцующих на подиумах жеребцов, шипел при каждой попытке облапать его. Успокоился и затих только, когда они нашли свободной местечко в баре. Ник заказал выпивку.

– Блять, словно в кошмарный сон попал,– крикнул ему Горностаев. – И все они педики?

Белкин подтверждающе кивнул, потягивая коктейль из трубочки.

– Ешкин кот, сказали б мне месяц назад… В глаз бы тому дал.

– Расслабься…

– Здесь всегда такая громкая музыка? Черт, и глаза уже от этого мерцания болят…

– Не ной, Санёк, пойдем, потанцуем…

– Не, не, я не танцую, – но Ник ухватил его за руку и потащил на танцпол.

Играло что-то гремящее американское. В толпе было тесно. Нику и Саше пришлось прижаться друг к другу почти вплотную. Белкин почувствовал, что ему стало душно, но не из-за температуры внутри помещения, а от близкого контакта с молодым мужским телом, которое вздрагивает от каждого случайного прикосновения.

– Не бойся, дурачок, – Ник обвил его шею рукой, чисто по-дружески, наклонился к самому уху, чтобы перекричать музон. – Перестань меня бояться. У меня парень есть.

Горностаев закивал, отодвигаясь, а Белкин подумал, что второй день не разговаривал с Джонни. С Саней и Никитой было приятно, уютно, по-домашнему, но по Косте он тосковал. В то время, когда не злился на него.

Они набрались по самое «не балуйся», вывалились из клуба в половине пятого утра перед самым закрытием.

– Супер! – молодой отец заметно повеселел. – Пипец какой-то. Колян, давай сюда еще разок махнем? Прямо на следующей неделе?

– Не вопрос, друг, хоть каждый день.

Ник поймал машину, попросил довести до ближайшей гостиницы: своими водительскими правами он рисковать не собирался.

Гостиница оказалась на уровне. Белкин снял двухместный номер на сутки: неизвестно, когда они оклемаются и станут способными пуститься в обратный путь.

Две узкие кровати стояли рядом друг с другом, разделенные какой-то замысловатой тумбочкой. С первого взгляда было ясно, что на них не пуховые перинки, но лежбища так и манили хмельную голову.

– Я спать, – сказал Горностаев, направляясь к своей постельке. Снял джинсы, снял футболку, носки, да так и рухнул на покрывало, заснул богатырским сном.

Ник сразу обнаружил, что его добрый молодец рвется познакомиться с товарищем по оружию. Летний загар русских полей еще не сошел с красивой спины механизатора. Ягодицам бы позавидовал сам Аполлон. Ноги в тонких русых волосках были сильными, мускулистыми, чуть кривоватыми, но это даже придавало сексуальности.

– Ну, вот и поговорили, – разочарованно произнес Белкин, двинулся в сторону своей кровати, но потом передумал и завернул в ванную комнату. Дрочить не собирался, просто привитая Костяном чистоплотность, но всё как-то само собой вышло.

Проснулся Белкин, не понимая, где он, кто он и зачем он. На удивление, больше никакие похмельные синдромы не донимали.

Выяснив ответы на первые три вопроса, он повернул голову в сторону приятеля, думая, что он еще дрыхнет.

Александр не спал. Он немигающе смотрел в потолок.

– Эй, Сань, – голос прорезался не сразу, пришлось кашлянуть, – ты как, живой?

Парень повернулся. Видок у него был не то что потрепанный, но весьма подержанный.

– А? Да.

– Нет, не заливай. Я ж вижу, ты бледный как смерть, бледня бледнёй прям. Тошнит? Мож тебя до сортира довести?

– Нет.

– За минералочкой сгонять? Тут супермаркет рядом.

– Слушай, Коль, – Сашка с силой облизал губы, слова давались с трудом, – ты ведь ко мне не просто так таскаешься?

– Конечно, не просто так! Ты ж мне кореш! Ощущение, что сто лет тебя знаю. Реально.

– И в клуб ты меня не специально заманил…

– Просто хотел, чтоб ты перестал быть гомофобом. Эй, а к чему допрос?

Горностаев выдержал паузу, пристально смотря на него печальными глазами. У Ника даже сердце в пятки ушло.

– Я…

– Ну же, телись быстрей!

– Ты можешь меня… мне показать, как это?

– Что? – пульс у Белкина мгновенно перевалил за сотню, бросило в жар.

– Показать, как это происходит между мужиками. На деле.

– Стой, ты вроде протрезвел. Зачем тебе, ты же гомофоб. Презирал нашу братию. Неужто один поход в клуб…

– Колян, не тяни резину за хвост. Да или нет?

– Но зачем? – в голове не укладывалось и так хотелось выполнить просьбу.

– Я давно проснулся. Думал. Вчера они все такие счастливые, довольные, неплохие вроде ребята, а я… всё один и один. Тоска берет. Иной раз хоть в петлю лезь от одиночества, да Кит у меня…

– Зачем ты так?… – Ник представил всю безвыходность его ситуации и как сам страдал по Константину Евгеньевичу, как хотелось тогда душу вывернуть наизнанку, чтоб не болела.

– Просто подумал, вдруг на этом фронте что-нибудь срастется. Парней много хороших. Вот, например, ты. Ты Никитке нравишься. А я способен тебе понравится? Ну, в этом плане?

Теперь Ник долго смотрел на него, не решаясь ответить. Боялся обидеть. Он уже привык защищать Горностаевых. Не мог нанести Саньку удар в спину, уронить самооценку еще ниже. И ответ «нет» был бы неправдой.

– Ты хорошо подумал?

– Да.

– Тогда надо подготовиться. У меня нет с собой презервативов и смазки. Сбегаю в аптеку. А ты пока прими душ.

– Хорошо, – Сашка улыбнулся со смешанными облегчением и страхом неизведанного. А Белкин не знал, что ему думать. Быстро привел себя в порядок и побежал на улицу. Было двенадцать дня.

Он вернулся, в надежде, что друг передумает. Но Горностаев лежал на кровати обнаженный в призывной позе. Член лежал на подушке из темных кучерявых волос, чего ни у Кости, ни у него самого в помине не было, потому что Железнов любил минимализм и какие-нибудь модельные стрижки. Поэтому первозданная картина заставила Белкина сглотнуть и сжать свои гениталии. А орган приятеля даже в спокойном состоянии вызывал уважении к размерам, не зря беглая женушка любила играться с ним.

Ник пожирал рослое тело взглядом и уже не мог себя пересилить: где-то между ягодиц скрывалась тугая дырочка, в которую так приятно будет протиснуться. Аххх, он и забыл это блаженное ощущение, когда твоя возбужденная плоть трется о мягкую бархатистую поверхность внутри симпатичного тебе человека.

– Я в душ, – почти выкрикнул Белкин. Теплые струи помогли отойти от морозного ноябрьского воздуха и уменьшить возбуждение, чтоб не кончить, едва начав.

Александр не произнес ни слова, когда Ник навис над ним. Он открылся навстречу ласкающим губам, старался не зажиматься и повторять, робко целовал шею, ключицы, плечи.

– А твой парень? – неожиданно вспомнил Горностаев, когда Ник вылизывал его живот и уже разведывательно проводил скользкими пальцами по промежности, слегка надавливая на сфинктер. – Он не будет возражать?

– Нет, – соврал Белкин и поспешил вобрать в рот трепещущую плоть, чтобы больше не колебаться, и чтобы Саня перестал задавать глупые вопросы. Железнов находился за три тысячи километров, а горячее, выгибающееся, жаждущее продолжения тело лежало под ним.

Николай протолкнул палец. Саша замычал, напрягся в струну.

– Стони, кричи, только не зажимайся, сейчас пройдет, – приказал Ник и снова сомкнул губы на красноватой головке, щекоча языком уретру.

Тугие стенки поддавались растягиванию с трудом, но Белкин протолкнул второй палец. Скорее, скорей! Пока он способен терпеть. Одна мысль, что он сегодня актив, невероятно заводила, но он хотел быть нежным с Санькой, показать, каким сладким, тягучим бывает пассивный секс.

Ник заглотил член поглубже, уж к этому ему было не привыкать, и нащупав бугорок простаты плавно проехался по нему пальцами, готовый в любой момент принять порцию спермы, но ее не последовало. Зато стоны и всхлипы партнера стали непроизвольными и бесконтрольными.

– Всё хорошо?

– Продолжай. Не останавливайся.

Ник привстал, поцеловал Сашку аккуратно, успокаивающе, рукой помогая себе приставить головку к неподатливому входу. Горностаев замер, напрягся. На скулах заходили желваки. Белкин всей шириной языка облизал его губы и когда почувствовал ослабление, усилил нажатие и раздвинул членом девственные стенки ануса.

– Ах-ххх, – он никак не смог сдержать этот полурык. Член медленно погружался в бархатистую горячую полость, туго обхватывающую со всех сторон. От узости Сани мутнело в глазах. – Оо-ххх.

Белкин готов был любить этого парня вечно.

========== Разные жизни ==========

Николай медленно водил пальцами по животу Александра, успокаивая после оргазма. По телу разливалось расслабляющее тепло, даже думать не хотелось, что скажут горничные, увидев, во что превратились казенные простыни. Сашкина сперма, да еще и он, блять, впопыхах забыл надеть презерватив. Зачем, спрашивается, в аптеку бегал?

– Кажется, я больше не смогу ходить, – произнес Горностаев, отстраняясь от партнера.

– Скоро пройдет. Это в первый раз, потом нормально. Давай лучше я тебе массаж сделаю?

Ник попытался перевернуть его на живот, но Саня выскользнул из его рук и едва не свалился с кровати.

– Давай лучше собираться домой. Кит уже, наверное, хнычет.

– Собираемся. Я по нему соскучился.

– Пойду, обмоюсь.

– Окей, я за тобой.

Александр, морщась, встал и, прихрамывая, пошел в ванную комнату. Белкин проводил его сочувствующе-благодарным взглядом, вспоминая свой раскорячный походняк после железновских нежностей. В те дни он ненавидел весь мир, а больше всех – суку Джонни. Но продолжал настырно лезть к нему. Вот ведь ж. Сам себя не поймешь, не поймет никто.

Из ванной, стыдливо прикрываясь полотенцем, вышел Горностаев.

– С легким паром, Санечка.

– Колян, думаю, нам этого лучше никогда больше не делать. И вообще забыть.

– Замётано, – согласился Ник, – как скажешь. Я – могила.

На продолжение он и не рассчитывал, и так в глубине души трепыхалась совесть, и яички поджимались, едва представлял, что с ним сделает Евгенич, когда узнает. В лепешку раскатает и порвет на британский флаг. Но если они всё забудут, Железнов ведь не узнает? Он далеко, а на ютьюб они ролики со своим любительским порно выкладывать не будут, больше ему узнавать неоткуда.

По дороге Ник забивал воспоминания песнями «КиШа», врубленными на всю катушку. Так было проще: разговоры откладывались на потом. А заодно музыка напоминала, что надо, блять, включить телефон и позвонить Косте.

Дома, с трудом отвязавшись от расспросов матери, Белкин поехал отвозить Горностаевых домой. Никитка оживленно повествовал, как баба и деда играли с ним в машинки и самолетики. Опять имелся повод не обсуждать произошедшее утром.

– Понравилось, Никит? – Николай радовался, что ребенок хорошо воспринял новую обстановку и чужих людей. – Еще поедешь в гости?

– Да, баба обещала мне самосвал купить.

– Так зачем же ждать? Пойдем прямо сейчас купим.

Они заехали в «Детский мир», накупили техники.

– Не надо, Коль, – отговаривал Саша, но Ник не слушал, ему хотелось куда-то выплеснуть свою энергию, переполнявшую после активного секса и после всей поездки вообще. Жить требовалось сейчас, ни в чем себе не отказывать, продлить каждый миг, наполнить его солнцем для двухлетнего ангелочка, которого, быть может, никогда теперь не увидит. Уедет в Новосибирск, потом заграницу, на другую планету, дружба не сохранится, об этом даже не стоит мечтать.

– Зайдешь на чай? – спросил Александр, высаживая из «Кашкая» Никиту возле своего дома. – Крепче не предлагаю, тебе ехать.

– Я и не собирался сегодня пить, – уверил Ник. – Сейчас приду, звонок один сделаю.

– Давай.

Саша повел сына в дом, на улице уже темнело, Ник дождался, когда они скроются за дверью, когда в окнах загорится свет, набрал воздуха в легкие и включил телефон.

Мобильный встретил его дюжиной пропущенных вызовов и тремя эсэмэсками. «Белкин, где ты пропадаешь?» «Ник, позвони, я начинаю терять терпение». «Ник, я волнуюсь, помощь нужна?»

Белкин улыбнулся: волнуется, значит любит. Лестно же быть кому-то небезразличным?

В голове даже мелькнула мысль, дать ему пострадать от беспокойства еще, но голос разума взял верх: всё-таки Костя занятой человек, тревога может сбить его с привычного ритма. Пора переставать впадать в детство хотя бы временами.

Трубку Железнов взял после первого же гудка, значит, не выпускал ее из рук. Чудно.

– Ник, слава богу. Почему телефон отключен? У тебя все нормально?

– Да не парься ты так, Кость. Привет, кстати.

– Черт, ты меня напугал. Мне надоело уже слушать, что твой телефон выключен или находится вне зоны действия сети. Думал, еще раз услышу, подам на эту компанию в суд.

Белкин довольно рассмеялся. Он помнил Железнова таким взбудораженным только один раз: когда валялся раненым на грязном снегу в каком-то парке год назад. Но продолжать игру в «Кошки-мышки» был б несерьезно.

– Прости, милый, я тут замотался немного. Друг попросил ему помочь с ремонтом. Крышу чинили, потом еще машину. А у него ребенок маленький…

Константин на том конце линии усмехнулся.

– А, ясно. Ты не смог отказать.

– Ну что я буду отказывать? Мне ж по-любому заняться нечем. Глушь. Скука. А так хоть доброе дело сделал. И ребенок – прелесть.

– Душу отвел? – Костин голос лучился теплотой, видимо, сильно его цепануло эфирное молчание.

– Ага, мы с Никитосом подружились. Я ему игрушек накупил. Книжки читаю. «Репку», прикинь.

– «Репку» – это сильно, – хмыкнул Железнов. – Потом мне тоже ее читать будешь, набирайся пока опыта.

– Джонни, как же я тебя люблю, ты просто не представляешь.

– Представляю, солнце, еще как представляю. Скоро твоя ссылка подойдет к концу, и тогда… Хотя нет, не расскажу, что тебя ждет.

– Интриган!

– Угу. Как ты догадался? Ладно, Бельчонок, извини, я в ресторане, вон товарищ пришел, с которым у меня встреча. Вечером позвоню.

– Если опять не дозвонишься, не переживай.

– Окей. Пока. Целую.

Студент спохватился, хотел спросить, в каком это он ресторане и что за деловой чувак такой, но Костя уже разорвал соединение. Ник вылез из машины, закурил, обдумывая, не слишком ли он много сказал ревнивому бойфренду, однако решил, что всё в норме: иметь друзей, так же как и деловых партнеров, не запрещается.

Отправив бычок в пепельницу «Ниссана», Белкин отправился пить чай.

***

Константин с легким сердцем отправил гаджет в карман и поднялся навстречу месье Этьену Клеману. Именно по итогам обеда с ним удастся ускорить подписание важных бумаг и отправиться на Родину, черт, к Белкину, уже через два дня, то есть на целую неделю раньше.

– Bonjour, monsieur Clément.

– Salut, Constantin.

Париж сидел в печенках. Гулять по самому романтичному городу Европы одному, когда вокруг столько соблазнов, и держать себя в руках? Это утомительно. Но Железнов не позволял себе ничего, кроме ни к чему не обязывающего флирта. А в последние дни из-за невозможности связаться с Белкиным, и вовсе лишился радости жизни, отправлялся на вечерние прогулки чисто на автомате.

Этьен был приятным человеком, ровесником и хорошим знакомым его отца, обладал истинно французской внешностью и мелодичным голосом. Константин догадывался, какие отношения, помимо бизнес-партнерства, связывали Евгения и Клемана, но ввязываться в это болото не собирался. На смелые взгляды Этьена отвечал также смело, но если б раньше без обиняков предложил продолжить встречу в более уединенном месте, то сегодня в мыслях присутствовало только молодое податливое тело Белкина. Доберется к нему и, не откладывая трахнет, разложив на заднем сиденье подаренного кроссовера.

Через два дня он вылетел в Россию. В Москве арендовал машину и выехал в южном направлении. За окнами стелилась ночь, мошки бились о лобовое стекло, но сердце ликовало, в колонках звучал неизменный «Король и Шут»: «В те дни, когда я в настроении бываю, сидя у огня, черепа перебираю»…

До Медведково он добрался в поздних рассветных сумерках, в девятом часу утра. Едва проехал указатель, к горлу подступил комок, даже пришлось остановиться, чтобы перевести дыхание: столько воспоминаний, черт, он никогда не думал, что этот богом забытый угол оставит в душе такой глубокий след, ведь выкинул из памяти все, что связано с деревней как только положил заявление по собственному желанию на стол директора школы. Даже своего ученика Белкина старательно избегал вспоминать, пока тот в буквальном смысле не наткнулся на него во дворе универа. А сам Николай не любил трещать о деревенской жизни, стеснялся.