Текст книги "Вне зоны доступа (СИ)"

Автор книги: Altupi

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Новинки и продолжение на сайте библиотеки https://www.litmir.me

========== Разные пути ==========

***

Утренний секс Костя не очень любил, но сейчас было уже поздно что-то менять. Ненасытный беличий маньяк замучил приставаниями, что легче было сдаться, чем отмахиваться от него, пытаясь еще немного поспать.

Но даже в ленивом сексе есть конечная прелесть. И сейчас он уже вытянулся на кровати, сглатывал слюну, чтобы увлажнить пересохшую глотку и блаженно щурил смыкающиеся глаза. Ладони расслабленно лежали на бедрах Ника, чья задница никак не хотела убираться с загнанного в нее члена.

– Что, не пожалел? – на не восстановившемся дыхании, спросил коварный провокатор. Он наклонился вперед, опираясь на руки, поцеловал. Потом, оставив в качестве опоры только одну руку, указательным пальцем другой принялся выводить узоры из собственной спермы по Костиному прессу. Губы сами разошлись в ехидной улыбке, когда его учитель-преподаватель-командир стал шипеть и морщиться: еще бы, чья-то теплая, липкая мерзость измазывает его царственный живот.

– А знаешь, некоторым людям корону хочется поправить лопатой, – не удержался от издевательства Белкин, но, глупый, потерял бдительность…

Железнов дернул его за руку, и лишенный равновесия Ник распластался на нем, как лягушка.

– Ой, блять! – мало того, что теперь и его живот, член, мошонка перемазались спермой, так еще въехал макушкой в деревянное изголовье.

– Попалась, которая кусалась? – пробормотал Константин и спихнул Белкина с себя. Анус издал жалобный звук, словно протестуя против извлечения из себя любимой игрушки. Ник едва не кувыркнулся на пол, успел выставить руки.

– Скотина ж ты, – проинформировал он, возвращаясь обратно на кровать. Костя, играючи ухватил его за ухо, потянул к себе. Парень притворно завопил, зажмурился, предвкушая пикантное наказание, но Железнов отпустил, обнял, уложил его голову себе на плечо, чмокнул в висок. После снял презерватив и притворился, что спит.

Белкин решил больше не нарываться, под бочком у Джонни было уютно, они давно так не нежились в тихой обстановке. Он лишь повернулся поудобнее, закинул на него ногу, но историк ее сразу скинул.

– Недотрога. Ну и хрен с тобой.

Ответа не дождался. Накрыв их обоих одеялом, Николай тоже смежил веки, потерся членом о бедро бойфренда, но сразу бросил это дело, рассудив, что непременно возбудится, а второй утренний заход уж точно обойдется ему вдвое дороже, да и просто на него элементарно не хватит времени. До звонка будильника оставалось всего пятнадцать минут.

Спокойно лежать он не мог: сон ушел полностью, проснулась жажда действий. Ник снял Костину руку со своего плеча, сел. Дома было хорошо.

– Я еще не осознал, что закончилась вся эта эпопея с армией. Что не надо делать зарядку, ходить строем, стоять в карауле…

– Но привычка вставать спозаранку еще осталась, – откликнулся Железнов, переворачиваясь на бок и властно привлекая дембеля к себе.

– Не надо есть столовскую дрянь, вскакивать по тревоге и бежать тридцать километров по лесу, – продолжал рассуждать Ник. – Не надо слушаться тебя.

Константин фыркнул.

– А на это ты не надейся, – он завалил Белкина и оказался сверху. – Ну не дал же ведь поспать, не дал.

Белкин жалобно посмотрел в его внимательные синие глаза.

– Костик, может, не надо? Неделя же всего прошла после возвращения, давай перенесем эту поездку? Хотя бы еще на недельку. А? Потусим, расслабимся, отдохнем. Натрахаемся. Ну?

– Нет. Ты обещал.

– Сдуру обещал. Что за неделю изменится?

– Вот именно, что изменится? – Константин слез с него, свесил ноги со своей стороны кровати, выключил запиликавший будильник. – Так же будешь страдать бездельем и спать мне не давать. Твои родители тебя год не видели, а тебе всё равно.

– Да что я в деревне буду делать? Ноябрь на дворе. Там скукота, даже на улицу не выйти, грязища по уши.

– Привык к хорошей жизни? Давно принцем-то заделался? Будешь просто сидеть рядом с мамой и телевизор смотреть. А она будет на тебя, верзила ты моя, любоваться. Всё. – Николай негодующе скривился, показывая, где он видел такие жизнерадостные перспективы.

– Поедем хотя бы со мной. Тебя же тоже приглашали. Не съедят тебя там, не бойся.

– Коль, ну ты подумай сам: у меня отпуск заканчивается, надо на работу возвращаться. С диссертацией надо заканчивать, мне б сейчас хоть вспомнить, что в ней было. Дел по горло, это тебе еще до сентября гулять можно, а мне нет. С клубом опять же разобраться, что там да как. Всё ж не в одно мгновение решится, я не старик Хоттабыч. Сколько можно обсуждать эту тему? С друзьями встретишься, с Михеем, глядишь, еще понравится.

– Не понравится, – буркнул Белкин и отвернулся. Обратный билет взят с промежутком в месяц, вернется назад только к Новому году. – Ладно, как-нибудь переживу, раз тебе не хочется меня видеть.

– Ага, ты мне за год в армии весь мозг выебал, по-другому не скажешь. Собирайся, отвезу тебя в аэропорт. А это, – он открыл ящик в прикроватной тумбочке, вытащил конверт, протянул бойфренду, – это чтоб тебе не скучно было.

– Что это? – спросил Ник, забирая и разрывая бумагу. – Пластиковая карточка? На моё имя? С чего вдруг?

– Там немного денежек. Купишь себе машину. Не класса люкс, но поначалу хватит.

У Белкина от удивления и радости в зобу дыханье сперло.

– Ты мне даришь машину? – еще не верилось. – С чего вдруг? Нет, нет, я не могу…

– Уймись. Должен же я тебя отблагодарить за спасение своей жизни. Так что не скромничай, мой герой.

– Спасибочки, – Ник кинулся ему на шею, повалил на кровать, набросился с поцелуем. Константин оторвал его от себя, как только почувствовал, что прижимающийся к ноге член начинает твердеть, да и сам он не прочь повторить утренние упражнения. Но рейс до Москвы был через пять часов.

Ник вышел из ванной, когда хозяин квартиры, уже в джинсах и еще не застегнутой рубашке, заправлял кровать. Его отросшие, но всё же не такие длинные волосы, как раньше, от влаги казались темнее, чем на самом деле. Движения были правильными, выверенными, педантичными, но сейчас это не бесило, а добавляло сентиментальной грусти перед разлукой. Однако, предстоящая покупка наполняла душу нетерпением. Машина! Его мечта! А-аа, супер!

– Я люблю тебя! Я так сильно люблю тебя! А ты можешь даже не отвечать: я ж вижу, что и ты от меня без ума.

– Ага, потерял остатки разума с тобой.

Константин усмехнулся, сел на кровать, стал застегивать пуговицы. Белкин приземлился рядом, положил голову ему на плечо.

– А знаешь, что это напоминает? – робко начал он. – Не благодарность за спасение, а…

– А? – спросил Железнов, не дождавшись продолжения.

– А свадебный подарок…

– А мне это напоминает, что ты сосешь хорошо и часто, – ответил препод, вроде шутливо, но Ник уловил раздраженные нотки и угадал. – Мы пятьсот раз говорили на эту тему.

– Почему бы не поговорить еще раз? – а в своем голосе Белкин услышал обиду и протест.

– Спустись с небес на землю, – Костя встал, остановился задом к нему – Спустись. Хватит превращаться в…

– Бабу…

– Вот! Ты прекрасно всё сам понимаешь. Нет, я не против семьи, – его понесло, – не против официальных отношений, оформленных по закону, с совместно нажитым имуществом и прочими обязательствами. Но, Ник! Нет в нашей стране таких законов. Нету! И не будет никогда!

– Но в других-то странах есть…

– Да даже если кто-нибудь, где-нибудь возьмется нас расписать, то это будет фикция, ничего больше. В твоем паспорте не будет никаких отметок, в лучшем случае тебе дадут красивую бумажку, с которой только в сортир сходить. Не признают у нас однополых браков, пойми. А ты все ноешь, как баба, которой замуж невтерпеж. Не терплю этого.

– Хорошо, – Ник спрятал глаза, в душе появилась горечь, – буду мужиком.

– Ник, Никусенька, – Железнов опустился перед ним на колени, повернул голову к себе, заглянул в покрасневшие глаза, – маленький мой шкафчик с антресолями, не плачь, мужчины не плачут. Ты же знал, на какой путь вступаешь, знал, что легко не будет. Для наших сограждан гей – это размалеванный урод в розовой кофте и лосинах, скачущий на гей-параде, размахивающий радужным флагом и пытающийся совратить каждого обладателя яиц между ногами. Я с тобой, я люблю тебя и нам должно быть этого достаточно. А штамп нам не светит. Дети? Ты отучись сначала, встань на ноги, а потом что-нибудь придумаем.

– Да?

– Да, – заверил Константин, прижимая к себе своего ребенка. – Мы ж не нагулялись еще, зачем нам сейчас пеленки? Получи профессию, зарекомендуй себя на работе, встань на ноги, почувствуй, что ты сможешь нести ответственность за человеческую жизнь, тогда и…

– Ладно, прости, я и правда как девчонка. Ты у меня самый классный.

– Я в курсе.

– Просто улетать от тебя не хочется. Загуляешь еще без меня. Кругом столько парней, которых не надо утешать, которые уже повзрослели…

– Бойся, бойся, – подначил Железнов.

– Козёл ты…

Ник потянул его на себя. Костя лег на призывно-обнаженно-упругое тело любимого сорванца, тут же обвившего его ногами. Черт с ним с самолетом, их, если что, до Москвы летает много, а этот день у них один, кто знает, когда еще доведется просунуться в эту тугую, нежную задницу. Трахнуть на посошок – отличная вышла бы традиция.

На рейс они успели. Еще долго целовались и тискались в кабинке туалета.

– Ладно, доберешься, позвони.

Костя ободряюще смотрел на парня, вспоминал, каким тот был в школе, удивлялся, каким он вымахал сейчас. Только мягкий характер никак не вязался с его габаритами. Но в романтичности Ника была своя прелесть, делавшая его неповторимым, влюбляющая в себя.

– «Аську» не выключай, и «скайп»…

– Целыми сутками в них висеть буду, тебя, свет моих очей, поджидать.

– Хватит прикалываться, а то никуда не поеду. Я ж могу, ты меня знаешь.

– Тебе пора, а то сам тебя не отпущу.

– Пока. Люблю тебя.

– И я.

Они пожали друг другу руки – всё, что могли сделать два парня на глазах людей. Ник улыбнулся, взял сумку и стал продираться сквозь толпу, обернулся, помахал рукой. Константин помахал в ответ. «Снова волки воют на луну, в возвращенье верю, как в мечту, я давлю тоску свою в вине, в этой ссылке на чужой войне»… В Париж, домой.

***

Ник постучался в «аську» только вечером. До этого три дня почти не вылезал из нее, мешая работать, описывая едва ли не каждый свой шаг, вплоть до походов в туалет, а тут двенадцать часов тишины. Раздражающей, надо сказать, тишины уж лучше его бестолковый щебет.

ШутНик: Привет! Привет! О, наконец-то я добрался до дома. О, как это было утомительно!

Проказник-скоморох: Купил?

ШутНик: Ага. Все салоны в Липецке объехали, хотели уже в Воронеж двигать.

Проказник-скоморох: Колись уже.

ШутНик: Ниссан Кашкай. Движок 2.0 л, 144 лошадки. Впечатляет?

Проказник-скоморох: Ну, конечно. Катайся осторожно, ты мне еще живой нужен.

ШутНик: Спасибо тебе, Костя. Ты самый лучший. Там еще больше трехсот тысяч осталось, я верну.

Проказник-скоморох: С ума сошел? Оставь себе на мелкие расходы.

Проказник-скоморох: Потом отработаешь. Натурой. )))

Константин улыбнулся, представляя, как сейчас радуется его Бельчонок. Ради такого никаких денег не жалко. Лишь бы его личико светилось счастьем, а сердце не плакало от разлуки.

Таксист упрямо делал вид, что честно следует девизу фирмы о качественном и вежливом обслуживании, а личная переписка пассажира его не интересует.

За окнами плыл серый промозглый ноябрьский Архангельск. Город, где он не был два с лишним года.

ШутНик: Хоть сейчас. Всем буду говорить, что честно насосал на такую тачку.

Проказник-скоморох: И не покривишь душой. Будешь стараться лучше, получишь тачку посолиднее ))

ШутНик: Куда уж еще-то стараться старательнее… Я и так, как профи… А ты чего с телефона? Я хотел в «скайпе» поговорить. Ты не дома? По клубам шляешься?

Проказник-скоморох: Эй, полегче на поворотах. Дома я, просто утром винда слетела, отдал в ремонт, завтра заберу. Да и сплю уже почти. Разница в три часа, забыл уж?

ШутНик: Ну да, типа того, просто все мысли моим мальчиком заняты. Надо его обкатать поскорее. Завтра в Елец поеду прокачусь, опробую.

Проказник-скоморох: Уже оформил?

ШутНик: Всё сразу не отходя от кассы. Меня прям чувства переполняют. Хоть сейчас садись и всю ночь колеси, только жаль его по нашей грязи таскать. Как эту ночь пережить? Чем хоть заняться? Виртуальным сексом? Я как раз только из душа, весь тут голенький на постельке.

Проказник-скоморох: Секундочку погоди, сейчас смазку достану, подрочим вместе. Всё, давай.

Такси остановилось на красном сигнале светофора. Сейчас один поворот направо, а дальше его дом. Мама звонила, ждет своего блудного сыночка. И отец уже едет с работы. Идиллия, блин.

ШутНик: Я нависаю над тобой, завладеваю твоими губами. Моя рука спускается ниже, находит твой ствол и требовательно мнет его…

Проказник-скоморох: Он быстро твердеет. Он тебя хочет.

ШутНик: Я покрываю легкими поцелуями твою шею, облизываю кадык, веду языком вниз, очерчиваю один за другим соски…

ШутНик: Добираюсь до впадинки пупка, исследую ее языком…

ШутНик: Спускаюсь еще ниже, вылизываю внутреннюю часть бедер вокруг яичек…

ШутНик: Провожу языком по мошонке, облизываю ее всю…

Проказник-скоморох: Чёрт! Замечательно… Не останавливайся…

Константин расплатился с таксистом, вышел на зябкую улицу, поднял глаза вверх, ища родные окна на восьмом и девятом этажах. В этой квартире он жил всего пару лет после ее покупки, наездами во время каникул, теперь наверно, там всё еще больше изменилось. У его мамы была тяга к переменам.

Он закурил, вернулся к сообщениям.

ШутНик: Я вобрал в рот одно яичко, пососал…

ШутНик: Потом второе, пососал…

ШутНик: Прикусил…

Проказник-скоморох: Эй, аккуратней. Больно же!

ШутНик: Такая сладкая головка. Словно ее окунули в земляничное варенье. Мои губы энергично работают, снимая с нее всю вкусноту…

ШутНик: Язык проходится по всей длине ствола, губы снова смыкаются на головке…

Проказник-скоморох: Аххх… Продолжай… Смелее… Аххх…

ШутНик: Ствол погружается в горячий ротик, язык ласкает нежную кожу…

ШутНик: Ах, какой он вкусный, так бы и сосал его целую ночь…

ШутНик: Но я делаю над собой усилие и выпускаю его изо рта…

Проканик-скоморох: Вернись на место… Это было так хорошо… Я сейчас кончу…

Он сделал последнюю затяжку, бросил бычок в урну возле подъезда. Вошел внутрь, вызвал лифт. Нажал кнопку с восьмеркой. Двери сомкнулись, тихо зашуршал подъемный механизм.

ШутНик: Я продолжаю сладкую пытку. Раздвигаю тебе ноги шире. Теперь мой острый язычок толкается в твою восхитительную дырочку.

ШутНик: Вылизываю ее очень тщательно…

Проказник-скоморох: да… да…

ШутНик: Добавляю слюны…

ШутНик: Язык проходится по яичкам, по стволу, ротик раскрывается шире… в нем исчезает сантиметр за сантиметром…

Проказник-скоморох: Я толкаюсь в него сильнее, заставляя заглотить весь. Головка касается самых гланд…

ШутНик: Средний палец нащупывает сфинктер…

Кнопка звонка вдавилась легко. Было как-то волнительно.

Щелкнул внутренний замок. Дверь открылась.

– Костёныш, слава богу, доехал.

– Привет, мам.

Всё-таки она у него красивая.

Костя переступил через порог, дал себя обнять и потрепать по волосам, отдал цветы, получил сразу кучу новостей, пожал руку отцу, уселся за стол.

ШутНик:… и проскальзывает в него…

ШутНик: Твой крик раззадоривает. Внутри тебя узко и горячо…

ШутНик: Я растягиваю тебя и сосу твой член, чувствую твою дрожь…

ШутНик: Добавляю слюны… Толкаю второй палец…

ШутНик: Третий…

ШутНик: Эй, Джонни? С тобой там всё в порядке?

ШутНик: Костя? Ты спишь?

Проказник-скоморох: Вытирался.

ШутНик: Быстро ты однако.

Проказник-скоморох: Долго ли умеючи? Ладно, я спать. Чмоки-чмоки.

ШутНик: Споки ноки. Люблю тебя.

Костя отложил телефон в сторону, улыбнулся.

– Всё. И не смотрите на меня так.

– Никто и не смотрел, – разливая вино по бокалам, пожал плечами Евгений. – Да, Наташ?

– Почему ты своего Николая не привез?

– В следующий раз, – ответил Константин. – Сейчас он к своим в деревню поехал. Он у них тоже блудный попугай.

– Вы нашли друг друга.

– Хоть кто-то это признал, – хмыкнул парень. Он не собирался объяснять, что Белкин даже не знает об этой поездке и вдаваться в подробности – почему.

***

“Кашкай” шел мягко, мерно урча двигателем, и Ник жалел, что его пока еще нельзя разогнать побольше и дать показать себя во всей красе. Видели бы его сейчас бывшие одноклассники, от зависти бы лопнули. А если б еще узнали, кто ему этого мальчика подарил… Но все старые приятели, с кем можно было поболтать о жизни, разъехались. Да и знали они, скорее всего, что он с их классным руководителем спит и на шее у него сидит. Деревня. Тут слухи с космической скоростью расходятся и искажаются.

Хрен с ними. Зато у него “Кашкай” за больше лимона есть и орден Мужества. Ну и любимый человек, само собой.

Белкин бросил взгляд на синие купола возвышающегося над городом Вознесенского собора и свернул на стоянку у небольшого супермаркета: купить колы и потом двигаться в обратный путь.

Не успел отстегнуть ремень, как задняя правая дверь открылась.

– Садись давай. Аккуратней. Не запачкай.

По заднему сиденью почти на четвереньках проползло сероглазое чудо лет эдак трех, в вязаной шапке, теплом комбинезоне с Винни-Пухами и в перепачканных сапогах, уселось позади водителя. Сразу за ним салон протиснулся молодой парень, закрыл дверцу.

– На улицу двести двадцатой дивизии, пожалуйста, – сказал он, поправляя ребенку съехавшую на глаза шапку.

– Ээ, – Ник даже растерялся, – мы знакомы?

– Ой, – теперь растерялся парень, впервые внимательно посмотрел на водителя. – Вы – не из такси? Ой, простите. Простите, пожалуйста. Диспетчер сказал «Ниссан» подъедет… Вот я и стормозил. Никит, пошли. Прости, друг. Долго стояли, замерзли… Пойдем, Никит, сейчас приедет…

Парень начал вылезать. Мальчонка безропотно за ним, только улыбался Нику, а напоследок показал язык и рассмеялся.

А с улицы дохнуло холодом.

– Погоди! – крикнул Белкин. – Садитесь, подвезу.

– Не надо, – запротестовал новый знакомый. – Сейчас такси приедет.

– Садись, не морозь ребенка. Никитка, прыгай в машину.

Мальчик повернулся к отцу, спрашивая разрешения. Папа посмотрел на часы и сдался.

– Только потому, что опаздываем, – сказал он сыну, – неудобно перед дядей.

– А мне удобно, – не совсем четко выговаривая слова, сообщил ему малыш.

Ник рассмеялся. Что-то доброе было в этой парочке. И благородное – в помощи совершенно незнакомым людям. Прям как Тимур и его команда.

К тому же парень казался простым, без наворотов и гнутых пальцев, а ребенок так вообще прелесть, умненький такой и не пугливый. Может, только на первый взгляд.

– Меня Николаем зовут, – посчитал нужным представиться Ник. Он уже влился в поток машин.

– Александр.

– А меня зовут Никита Александрович Горностаев, мне скоро три года.

– Ух, какой ты серьезный мужик, Никита Александрович, – Белкин обернулся, подмигнул ему. – Только держись лучше, не упади.

– И не высовывайся, – добавил папа, – а то дядю оштрафуют из-за нас. Без детского кресла…

– Ничего страшного, – отмахнулся Ник. Благодаря одному очень хорошему человеку, финансовый вопрос перед ним сейчас не стоял, а ради удовольствия наблюдать за маленьким крутящимся, строящим рожицы комком в синем комбинезоне он и сам готов доплатить в тройном размере.

Ник вдруг понял, что не хочет ждать, пока реализует себя в профессии и встанет на ноги. Он понял, что хочет детей уже сейчас. Этот вон парень, Горностаев, не ждал, а чего ему-то ждать? Поговорит об этом с Джонни еще раз. Он его любит, он его поймет.

========== Разные планы ==========

Ник наблюдал за малышом в зеркало заднего вида. Никитка с детской непосредственностью разглядывал пролетающие за окном городские пейзажи, тыкал в стекло пальчиком и лепетал быстро, от этого совсем неразборчиво.

– И как ты понимаешь, что он говорит? – удивился Белкин.

– Привычка, – смутился Александр. – Но тоже не всё, через раз. Просто так поддакиваю, а то ведь он будет пятнадцать раз повторять, пока ответа не дождется.

– Понятно, – кивнул Ник, помолчал, пока пропускал пешеходов на перекрестке и поворачивал на нужную улицу. – А здесь? Где живете? Куда вас?

– Вообще-то, нам к детской поликлинике, если можно.

– Не вопрос. Никитка, заболел?

– Ушко болит, – мальчуган отвлекся от дороги, приложил ладошку к шапке со стороны правого уха.

– И сейчас болит? – обеспокоенно спросил Александр.

– Угу.

– Вот зараза. Ладно, иди, пожалею.

Никита приник к папе, тот стал поглаживать его по спине. Белкин по-хорошему позавидовал такой идиллии. Всё бы отдал, чтобы оказаться на его месте.

– Не бойся, доктор посмотрит, и всё пройдет, – подбодрил он. – Саня, а чего ты по врачам ходишь? Чего не жена?

– Ага, как же. Она работает. В Москве. Уже два года. Уехала, когда Киту восемь месяцев было, и не объявлялась. Короче, на развод надо подавать с такой жизнью. Не знаю, зачем женился. Залетела, а я детей хотел. Молодой, дурак. А теперь вот Никитос у меня замечательный. Ой, прости, не знаю, зачем тебе всё это говорю. Накипело, наверно, поговорить не с кем. Всё, детёныш, приехали.

Ник остановился возле типично советского здания в три этажа.

– Удачи тебе, Никита Александрович, – он обернулся и протянул руку, мальчик ее пожал, радуясь, что с ним обращаются, как с взрослым.

– Я не боюсь, – заявил он.

Белкин улыбнулся во весь рот. Всё-таки занятные они, эти детки. Такие маленькие, хорошенькие, требующие защиты. И его новый знакомый молодец, растит ребенка, когда мать слиняла. Наверно, какая-нибудь не нагулявшаяся вертихвостка, которой только деньги подавай.

– Возьми.

От мыслей отвлек Александр, протягивающий помятую сотню.

– Да зачем? Не надо.

– Возьми, а то неудобно как-то. Прости, больше нет, зарплату еще не получал, а тут еще до поселка ехать. Мы в Совхозном живем вообще-то.

Белкин отстранил его руку.

– Не надо, говорю. А то я себя неудобно буду чувствовать. Я ж от чистого сердца помочь решил.

– Ну да, – кивнул Горностаев, скользнув взглядом по приборной панели, кожаной обивке, Ник понял, о чем он подумал. О том, что таким баловням судьбы, которые могут себе в двадцать лет позволить тачку ценой больше, чем в миллион, не понять проблемы простых людей, вынужденных крутиться день-деньской, но всё равно считать каждую копейку. Захотелось оправдаться, разубедить, сказать, что он тоже из обычной крестьянской семьи, и что с радостью бы поменялся с ним местами. Никакая иномарка не сравнится с тем прекрасным ощущением, когда в твоей ладони лежит маленькая теплая ладошка твоего ребенка.

– Слушай, а давай я вас и домой отвезу? – поспешил предложить он, пока Александр только выгружал мальчика из «Ниссана». – Мне не трудно, я всё равно никуда не спешу, – прозвучало еще хуже, словно в подтверждение предыдущих выводов. – Я… Я просто в академическом. Только две недели назад дембельнулся. И машину обкатать надо…

По взгляду парня, Ник понял, что последней фразой испортил всё, точнее, утвердил Александра в его мнении.

– Неудобно как-то, – качнул головой он, ставя Никиту на землю. – Спасибо тебе, но мы сами.

Гордый, однако, Николай заметил и то, как велико было его желание сэкономить пару сотен. Черт, он сам уже так давно не нуждался в деньгах и жил на всём готовом…

– Удобно, удобно. Правда, Никит?

– Ага, – ответил малыш, хотя вряд ли понимал, о чем его спросили, рисовал пальчиком на двери какие-то черточки.

– Мы долго будем. Пока регистратура, очередь…

– Кончай ломаться, Санёк. Я тоже из деревни, не думай. Из Медведково, слышал такую? Записывай мой сотовый, позвонишь, я приеду. Покатаюсь тут пока по городу.

Горностаев неохотно забил номер в телефон.

– Спасибо. Это часа на два теперь.

– Звони, не стесняйся.

– Ладно.

Александр улыбнулся, отодвинул сына от машины, захлопнул дверцу. Ник показал Никите «пока-пока» и завел мотор.

Ехал, куда глаза глядят, потом не выдержал, припарковался на стоянке возле торгового центра и вошел в «аську». Не терпелось рассказать Косте. Попросить его, уговорить, объяснить, какие эти мелкие классные. Они бы так мило смотрелись втроем: Костя, он и их малыш. Водили бы его в парк на карусели, а он – или она – прыгал бы между ними, крепко держа за руки.

Девочка тоже сойдет, но он бы хотел сына, раз уж у них мужская семья.

Белкин с внутренним трепетом посмотрел на экран, ох, сейчас Джонни начнет ему про становление личности втирать, опять будет недоволен, что к нему с этой темой полез, но ведь вода по капле камень точит. Только ромашка перед ником Проказника-скомороха светилась красным. Где-то гулял. Наверное, в универе опять пропадает.

Ник с сожалением и облегчением вздохнул. И поехал к поликлинике. Почему-то ему казалось, что Саня сам не позвонит.

***

Константин разлил кофе из турки в две чашки. Одну отнес маме за стол, а с другой встал, прислонившись к подоконнику, предварительно стянув из вазы печенье.

– Спасибо, – Наталья вдохнула манящий аромат, но пить пока не стала, не любила слишком горячий. – А ты не слишком ладишь с отцом…

– Ну, – Костя сделал глоток, облизал губы, – это же он озвучивает все ваши решения касательно вмешательства в мою личную жизнь. Озвучивала б ты…

– Не ладил бы со мной. Брось, мы же изменили мнение по поводу Николая.

– То есть ему надо было дать себя подстрелить, чтобы вы поняли, что его интересует не только мое, и ваше, финансовое положение, а я сам? Круто, ничего не скажешь.

– Ну, прости. Просто мы всё еще надеялись… – она потерла лоб, подбирая слова.

– Что у меня вдруг начнет вставать на грудь третьего размера и критические дни?

– Эй! Ты думай, с кем разговариваешь! Я мать тебе, а не подружка!

Они переглянулись и прыснули со смеху. С этой женщиной Константину было удивительно легко, он понимал, почему при всех своих наклонностях на ней семнадцатилетней женился отец и почему до сих пор остается с ней. И молился, чтобы ему никогда не встретилась такая девушка.

– Ладно, выкладывай, – отсмеявшись, предложил Костя, отставил пустую чашку. – Мнится мне, серьезный разговор намечается. Слушаю тебя очень внимательно. Начинай ругать.

– Не собиралась я тебя ругать, – тоже посерьезнев, уверила мама Наташа. – Просто… Просто давай зайдем с другой стороны. Коля Белкин. Ты когда-нибудь думал, как ему приходится? С тобой? Ты его балуешь. Да-да, не спорь, послушай взрослых. Ты можешь позволить себе всё, в то время когда у его семьи… финансовое положение… несколько иное.

– Ох уж это социальное неравенство… Ладно, не перебиваю.

– Ты не думал, что ему неуютно с тобой? Что у него есть мужская гордость? Амбиции?

– Такое ощущение, что ты его знаешь, лучше, чем я.

– Быть всегда вторым – для мужчины хуже всего.

– Это-то ты как поняла? – Железнова стал тяготить этот разговор, он уже бесчисленное количество раз задумывался над этим с тех пор, как привел Ника в свой дом и даже раньше, с тех пор, как впервые кончил в него. – Понимаешь, ма, я как могу, стараюсь сглаживать эти моменты. В конце концов, он выучится и начнет реализовывать себя. Надо подождать, и мы оба это знаем. И мы предпочитаем не обсуждать философские темы, а проводить время несколько по-другому.

Наталья не повелась на попытку обратить разговор в шутку.

– Ты всё еще намерен увезти его с собой во Францию?

– Ну,… раз уж я согласился на вашу авантюру, то да, намерен. Мы начали заниматься с ним языком, собираюсь свозить его на Новый год в Париж, чтобы окунулся в эту атмосферу. Новый год в Париже – это же так романтично, да? Одобряешь?

– Опять ты паясничаешь? – мать всё ж улыбнулась.

– Нет, не паясничаю, – в ответ улыбнулся Константин. – Строю планы на жизнь с поправкой на чужбину. Я много размышлял в последний год, когда вы меня к стенке своим детским спором припёрли, и…

– Что? – спросила Наталья, глядя в его озорные глаза и поддаваясь интриге нарочно сделанной паузы.

– Решил, что вы правы, давно пора валить из этой дикой страны. Почему бы не во Францию? Во Франции с некоторых пор признаются полноценные однополые браки…

– Браки? – удивилась родительница. – Ты хочешь жениться? Господи, моё сердце этого не выдержит.

– Но не всё же время нам жить в блуде? – хмыкнул Костя, мать ему сейчас напоминала маму дяди Федора из «Простоквашино», когда она читала письмо про «ломящие лапы и отваливающийся хвост». – Я закурю, ты не против?

– Давай, гробь своё здоровье, – махнула она рукой, мол, хуже уже не будет, хуже уже некуда, и куда катится мир?

Железнов нашел сигареты, открыл окно, прикурил, сделал пару затяжек, затушил бычок в пепельнице и вернулся к разговору.

– Но. Я считаю, что Нику лучше получить образование здесь. И потому, что язык будет сильно хромать, и система другая, и не начинать же всё сначала?

– И отбор студентов туда строгий.

– Да. А потом… археологам у лягушатников хорошо платят. У них еще много всякой фигни не откопанной.

– Ты ему еще не сказал, я правильно поняла?

– Меньше знает, крепче спит. Ну что его раньше времени расстраивать? – Костя снова взялся за сигареты, но повертев пачку в руке, положил обратно. – Насчет своей учебы он знает, что придется вернуться в универ, но он думает, что я тоже останусь в Новосибирске.

– А тебя приглашают в Сорбонну прямо сейчас.

– Прямо сейчас я в любом случае не буду подписывать контракт, осмотрюсь сначала, здесь кое-какие дела закончу, надо что-то с аспирантурой решать. В общем, много еще вопросов.

– И тебе легче с ними одному справиться…

Константин закивал, подтверждая, что она как всегда проницательна и права.

– Будем решать проблемы по мере их поступления.

– Ты справишься, сынуль, – Наталья встала, подошла к нему, обняла. Парень обнял ее. – Глянь, ты у меня какой умница, и не думала, что такой гений от этого шалопая получится. Боже, а я, дурочка, дочку хотела.

– Что ж потом не родила?

Мать отстранилась, посмотрела на него, усмехнулась.

– И кроме гея, была б у меня еще и лесбиянка… Только осталось.

– Ну не обязательно.

– Обязательно. Хорошо хоть ты у меня актив…

– Эй, ты мне мать, а не подружка, что б такое обсуждать, – поддел Костик.

Она ничуть не смутилась, поддразнила сына:

– Бедный Коля. Ты ж его замучил, если в отца пошел. Или ты отца уже переплюнул?

Наталья рассмеялась, схватила полотенце, шлёпнула им Костю по заднице и ушла смотреть телевизор. Серьезный разговор был окончен. Вечером, или ночью, расскажет о нем Женьке. Клёво. Пусть еще раз восхитятся своим разумным мальчиком.

Железнов помыл посуду и отправился отдыхать: утром предстоял долгий перелет с пересадками до Парижа.

Он открыл «аську». Ник был в Сети, но только Константин собрался ему написать, как зеленый символ сменился красным.

***

Просидев в ожидании с полчаса, витая в мечтах и вертя телефон, Ник решил всё-таки спуститься на землю. Он вышел из «аськи», сунул телефон в карман куртки и открыл дверь «Кашкая». Улица обожгла его промозглой сыростью. Тут взрослому раз плюнуть заболеть, а уж ребенку…