Текст книги "Вне зоны доступа (СИ)"

Автор книги: Altupi

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Большими шагами по мокрой размазанной по щербатому асфальту пыли, он помчался к ближайшему магазину. Купил стандартную шоколадку и, подумав, прихватил еще два «киндера». Никитке должно понравиться, а Александру не будет неловко принять эти скромные, по сути, подарки.

Выйдя из торгового павильона, Белкин устремил взгляд на медицинское учреждение и площадку перед ним. Люди ходили, но его новых приятелей не наблюдалось.

Собравшись вернуться в машину, он повернулся и сразу краем глаза зацепил на противоположной стороне, на остановке знакомый синий комбинезон с Винни-Пухами. Негодование на молодого папашу, который не решился-таки позвонить, смешались с радостью, что они не успели уехать.

– Саня! – Ник крикнул и, когда парень поднял голову, махнул рукой, пошел к ним. Мальчишка увидел его и тоже помахал, стал за подол куртки тянуть папу навстречу. Горностаев-старший нерешительно сдвинулся с места.

– Эй, ну что ж вы? Я ж вас жду. Держи, Никит, это тебе.

Малыш с осторожностью взял сладости, но уже через секунду срывал обертки с «киндер-сюрприза».

– Спасибо, – произнес Александр, помогая сыну избавиться от фольги, – но не стоило. Правда.

– Пустяки. Не для тебя ж, для ребенка. Ешь, Никит, и садись в машину, отвезу вас с папой домой.

– А у нас большой дом, – сообщил мальчуган. – Крыша большая. Но она течет. Дождик на пол льется.

– Перестань, – одернул отец. – Ладно, садись. Спасибо тебе, Николай.

– Ник. Так лучше будет. Без официальщины.

– Уговорил.

Горностаевы погрузились на заднее сиденье, Александр напомнил Белкину дорогу до поселка. Километров около двадцати.

Ехали сначала молча. Только Никита говорил что-то на своем малопонятном языке, а Саша ему коротко отвечал. Ник решил его не тормошить, раз молодой отец таким застенчивым оказался. Но его попутчик вскоре не выдержал.

– Отличная машина. Недавно купил?

Белкин заглянул в горящие интересом глаза и решил сразу расставить точки над «и», чтобы доверия к нему прибавилось.

– Подарили. Сам бы я и на «девятку» не насобирал.

– Мне б таких родичей, – Александр словно ожил, провел пальцами по коже переднего кресла, по обшивке двери, бережно, будто боялся испортить.

– Не родичи. У родичей тоже не густо. Человек, которого спас. В армии. В него стреляли, а я оттолкнул. И потом почти месяц в госпитале восстанавливался.

– Ранили?

– Да, в плечо. Ерунда, в общем.

– Герой…

– Выхода другого не было, – Ник устыдился собственных слов, что назвал Костю просто «человеком», вроде как посторонним, но не вываливать же на первого встречного всю свою подноготную, а то еще окажется гомофоб и на ходу из машины выпрыгнет.

– А моя тачка на приколе, – поведал Горностаев. – Хлам он и есть хлам. «Десятка», двенадцать лет ей.

– Еще не такая старая.

– А, – скривился Александр, – наш АвтоТАЗ уже с конвейера дерьмо выпускает.

– Я бы не говорил так категорично…

– Сам-то на «Ниссане» ездишь. Что ж «Приору» не купил?

– Ладно, замяли тему. А что с твоей-то стряслось?

– Коробку надо смотреть. Тормоза совсем никакие. Только вот денег сейчас нет: рубероид на крышу купил. На днях зарплату получу, тогда…

– Вечная беда… – согласился Ник, как будто в кармане не лежали триста тысяч на мелкие расходы. Но у них хотя бы нашлись общие интересы, не считая заснувшего на папиных коленях ребенка. Было так мило, что он смотрел бы и смотрел. Почему считается, что только женщина с младенцем – это прекрасно? Мужчина с младенцем – это, между прочим, не только прекрасно, но и эротично.

Блять!

Ник едва не вмахался в зад остановившемуся для поворота налево, пропускающему встречные автомобили «Фокусу». Замечтался, на хуй.

Он вывернул руль и понял, что впервые подумал об Александре, как о сексуальном партнере. И испугался своих мыслей. «Я никогда не изменю Джонни», – произнес он клятву, вдогонку которой пронеслось: «Никогда не говори никогда».

Хатёнка Горностаевых оказалась не такой уж большой, как похвастался Никита, обычный финский щитовой домик квадратов на шестьдесят-семьдесят. Красили его, наверно, лет десять назад, Крыша шиферная, кое-где покрытая бурым мхом. Вокруг дома забор из рабицы, дорожки во дворе залиты цементом, свободно разгуливают куры и утки. В палисаднике торчат былки цветов, кажется, хризантем. Из-за угла дома торчит бампер «Жигулей». Сельские будни, Ника такими сложно было удивить.

Мохнатый пес высунул из будки нос и залез обратно.

– Не знаю, как тебя благодарить, – Александр держал на руках спящего мальчика. – Очень выручил. Еще б на остановке стояли.

– А ты не хотел ехать.

– Просто не привык, что нам с Китом кто-то помогает. Мы одни.

– Совсем?

– Ага. Мать умерла, отца я и не видел никогда, алкаш какой-нибудь. А Ленкины родители, ну, жены моей, к празднику подарки приносят, а больше мы и не просим.

Ник кивнул. Ему стало жаль этих ребят, ведущих борьбу за выживание. И стыдно: у него, оказывается, всё не так плохо, даже зашибись. Иногда полезно оглянуться по сторонам.

– Телефон мой есть. Звони, если что, не стесняйся.

– Да, – без энтузиазма кивнул Александр, – еще раз спасибо, Николай. Ник. Домой не приглашаю, у нас не убрано. Ребенок, сам знаешь, что это такое…

Сердце Белкина кольнуло, словно задели самую больную точку, но он сдержал эмоции, просто дружелюбно улыбнулся.

– Мне всё равно домой пора. Мать теперь волнуется. Звони, если что помочь.

Он протянул руку. Александр ее наскоро пожал, опять перехватив удобнее Никиту, но Ник оценил прикосновение холодной сильной ладони как приятные. Расставаться не хотелось.

В Медведково Белкин вернулся уже в сумерках. Всю дорогу до деревни вспоминал семейство Горностаевых, как хорошо они смотрелись вместе и какая нелегкая им выпала судьба. Никитка совсем маленький, а ему уже знакомы нужда и безразличие. Наверно, и игрушек лишних не на что купить и конфет видит не часто. Конечно, все Николай помнил как он, и все его ровесники жили скромно, не шиковали, но ведь это были переходные для страны годы, сейчас другая ситуация. Всего в магазинах навалом, дети уже с пеленок с айфонами ходят. Правда, те дети, у которых папы прилично зарабатывают. А другим эта роскошь и к армии не станет доступной. Даже у них с Костей было разное детство. Между ними и сейчас огромная пропасть, которую преодолевает только любовь.

На Ника накатила тоска по любимому, по семье, по друзьям.

Он свернул к школе. В окнах горел свет, в спортзале кто-то играл в мяч. Время, в принципе, было еще детское – начало шестого. Можно спокойно навестить бывший второй дом, где началась их история. Хорошо бы поговорить с кем-то из учителей или с директором. Конечно, они теперь в курсе, что он живет с бывшим классным руководителем, но в глаза никто не скажет, а другого и не надо.

Домой Ник отыскался спустя часа три. Пока отец расспрашивал, где он шлялся, а мать накрывала на стол, он сел за компьютер. Костя был в Сети, но опять с телефона. Сегодня даже лучше, потому что в глаза бы он ему никогда не сказал, побоялся…

ШутНик: Привет, Константин Евгеньевич. )))

Проказник-скоморох: Привет, Никусь, а что так официально?

ШутНик: Просто в школу сейчас заходил, вот и вспомнилось.

Проказник-скоморох: Как ты за мной бегал?

ШутНик: Как ты меня в походе в палатке обнимал. Ты ведь на меня первый запал. Да– да, не отрицай.

Проказник-скоморох: Когда это было? Не помню.

ШутНик: В самом начале. В сентябре. Мы в одной палатке спали. Я проснулся, а твоя рука по моему молодому невинному телу шарит. За всё, что ни попадя хватается.

Проказник-скоморох: Врёшь.

ШутНик: Приукрашиваю. Но ты меня обнимал. А потом втирал, что у тебя девушка есть.

Проказник-скоморох: Задолбал уже. Давай дальше. К тому месту, где ты притворялся пьяным, чтобы ко мне присосаться.

Ох ты, какой нервный, но моментик тот был классно продуман, жаль, историк быстро его раскусил. Ладно, пора переходить к главному.

Ник выдохнул и принялся набирать слова.

ШутНик: Слушай, Кость

Проказник-скоморох: Слушаю.

ШутНик: А школу нашу закрывают.

Нет, не смог спросить. Вот слабак.

Белкин ругал себя последними словами. Уже и мама позвала кушать, а он тут мямлит.

Проказник-скоморох: С чего вдруг?

ШутНик: Да трещина там в стене. Признали аварийной. Эту четверть доучатся, а потом в какую-то из соседних школ будут возить на автобусе, неизвестно еще, в какую. Лисицына сказала, будут делать документы на ремонт, но это долго, денег в бюджете района на это нет. Где-то миллиона два только на документы, а сам ремонт еще в сороковник влетит. Года на четыре всё это дело растянется. Если за это время не закроют. Потому что учеников мало осталось. Пятьдесят шесть или пятьдесят восемь.

Проказник-скоморох: Политика оптимизации, ничего не поделаешь.

ШутНик: Ну как – ничего? Это же дети! Что за страна такая у нас? Как на школьников средств нет, а как им потом в армию идти, так о них сразу вспоминают.

Проказник-скоморох: Не волнуйся, ты уже отучился.

ШутНик: Да что ты за толстокожий? Это ведь наша школа, где мы с тобой познакомились, где зародилась наша любовь.

Проказник-скоморох: Какие слова… Угу. Это всего лишь старая школа, опасная для жизни.

ШутНик: Костик

Проказник-скоморох: Чую, что-то хочешь сказать. Говори, не кусаюсь, я за три тысячи км от тебя.

Сейчас или никогда.

ШутНик: Костя, давай ребенка заведем?

Минуты, показавшиеся вечностью. Железнов писал ответ блядски долго, Белкин уже пожалел, что сказал. Было б можно, он бы отмотал время назад и ничего не говорил.

Он хотел не читать входящее сообщение и выключить комп нахрен, но после это можно было считать себя трусом и выкинуть свой орден Мужества в сортир.

Чего уж прятать голову в песок, раз уж предполагает, что именно прочтет.

Проказник-скоморох: Белка, ну что мне, родить его тебе? Или ты его родишь? Кончай уже херней страдать! Хочешь детей, иди, трахни какую-нибудь бабу, что ты ко мне пристал? Или я должен ее для тебя трахнуть? Где я тебе ребенка сейчас возьму, думай хоть головой.

Белкин прикусил губу. Он находился в комнате не один.

ШутНик: Можно в детдоме взять. Не обязательно грудного. Года два или три. Суррогатную мать найти.

Проказник-скоморох: Это из области фантастики, дорогой мой гей-недоучка. И не вздумай мне обижаться. Я тебе обещал вернуться к этой теме лет через пять, значит, мы к ней вернемся. Ты мне веришь?

ШутНик: Да. Спокойной ночи.

Ник выключил мессенджер, больше не смог разговаривать, душила обида.

– Коля, быстро за стол.

– Расхотелось.

Он пошел в свою комнатку, лег на кровать, не включая света, зарылся лицом в подушку. Почему Джонни всегда всё решает один? Так будет всю жизнь? Нужна ли ему такая жизнь? Любовь и секс – это одно, но топтать свое человеческое достоинство нельзя позволять.

Мысли шли в том же ключе, даже не хотелось, чтоб Костя оказался рядом, поэтому Ник предпочел уснуть.

========== Разные страны ==========

***

Огни. Кругом огни. Ночные огни. В окнах многоэтажек. В витринах магазинов. В лампах на столбах. В фарах автомобилей.

Горят, словно сопротивляясь темноте и снегу с дождем.

И за каждым огнем судьба. Сотни, тысячи судеб.

Константин смотрел на город с высоты восьмого этажа. Мокрые водянистые снежинки норовили попасть на балкон, но натыкались на его лицо, волосы, руки, тлеющую сигарету между пальцев. Таяли.

Опять нагрубил своему мальчику, разрушил его мечту. Почему ж обязательно надо вести себя, как последнему подонку и причинять боль нежному, чувственному существу, которое за тебя и в огонь, и в воду, и к черту в задницу?

Он сунул сигарету в зубы и нажал клавишу быстрого набора номера. Скупыми строчками Интернет-сообщения душу не согреешь, тут нужен живой любящий голос.

Гудки шли долго, соединяя север и юг. Сейчас где-то в Липецкой области звучало «Жуткая ночь хохотала потоками ливня, в шуме воды мне послышались чьи-то шаги. Я мертвеца у себя на пороге»…

Не хочет отвечать или просто слушает песню.

– Алло? – гудки сменило заспанное бормотание.

– Бельчонок, приветик… – Железнов вложил в голос всю нежность, даже ту, на которую не был способен.

– Здоровались уже… Я сплю…

– Надеюсь, один?

– Нет, со своей правой рукой.

– Ты обиделся? Только не говори, что нет. Прости. Я не хотел. Просто ты на самом деле дурак.

– Если ты разбудил меня, чтобы опять втирать, какая я школота, то избавь меня.

– Нет, я извиниться. И услышать твой голос.

– И как? – Ник еще дулся.

– С таким настроением я предпочитаю, чтоб ты был снизу, руки заведены назад и привязаны к кованому изголовью, обязательно толстой грубой веревкой, а ноги… у меня на плечах… и я смотрю на твое лицо… как ты злишься и кусаешь губы… но всё-таки стонешь…

– Не кончи там от своих фантазий.

– Ник, я люблю тебя.

– Спокойной ночи, козлятко.

Вот и поговорили. Обиделся Бельчонок и сильно. Но это пройдет.

Железнов отправил окурок в пепельницу, закрыл окно и пошел спать, раз уж спокойной ночи пожелали.

Не успел он раздеться и лечь в кровать под мерное мерцание плазмы, в комнату вошел отец.

– Не спишь?

– Как видишь, – Константин принял сидячее положение. – Думал, ты еще работаешь.

– Только приехал, – Евгений устроился в кресле, положил ногу за ногу, стащил с шеи галстук. – Мама сказала, ты женишься?

– И ты против.

– Не угадал. Пришел спросить, что вам на свадьбу подарить.

– Ух ты, что-то новенькое. А я-то думал, что ты начнешь меня разубеждать, давить на меня, ультиматумы выдвигать, на «слабо» брать.

– Что ты, Костик? Когда я так делал?

Беседа только казалась взрывной, на самом деле проходила спокойнее и тише, чем в траурном зале на церемонии прощания. Слова сглаживала полутьма и отдыхающая за стеной жена и мать.

– Значит, мне это приглючилось? Понимаешь, папа, не знай я, что ты не скатишься до инцеста, я б подумал, что ты смотришь на меня не как на сына…

– Рот закрой. Соображай, что говоришь.

– Парни, которые, по твоему мнению, мне всегда были не парой. А если с кем-то намечалось что-то серьезное, так ты уводил и бросал. Похоже на ревность, а? На собаку на сене: ни себе, ни другим. Ну?

– Это было всего один раз. И не по этой причине.

– Конечно! И твои раздевания меня глазами, пока я типа не замечаю?

– Не неси чушь. Я твой отец.

– Вот именно. Поэтому тебе ничего не светит. Хотя… Если б ты был обычным мужиком из тусовки, я б на тебя внимание обратил. У тебя все данные, чтоб попасть в мою постель. Только не забывай, как говорит наша Наташа, я – актив.

– Ты ошибаешься, Костик. Во всём ошибаешься.

– Тогда пожелай мне спокойной ночи и поцелуй перед сном.

– Я лучше уйду, – Евгений встал. – А над подарком ты подумай.

– Угу. Подари нам коттедж на Марсе.

Отец ушел. Константин откинулся на подушки, закрыл лицо ладонями. Как давно он хотел всё это высказать. Но легче не стало.

***

Утром Нику захотелось извиниться, но Джонни он не нашел нигде. Немного расстроился, но у них в Новосибирске был уже день, поэтому у Железнова имелись дела окромя сидения в Интернете. Телефон был вне зоны доступа – это удивляло, но не выбивалось за рамки невозможного.

Ник позавтракал, сходил в магазин за покупками, покормил кроликов и гусей, убрал в своей комнате. Он размышлял, размышлял, размышлял и всё чаще склонялся к выводу, что Костя прав. В каждом слове и действии, начиная с оберегания его охочей до приключений пятой точки и заканчивая этими самыми детьми.

За детьми нужен круглосуточный уход, от них не отойдешь. Это не кукла, которую можно поставить на полку и пойти потусить в клуб. Их надо кормить, с ними надо лежать в больнице, от них никакого порядка в доме. Конечно, Костя может позволить нанять няню, но женщина в их доме?

Потом, когда-нибудь потом, через пять лет, когда они станут старыми и перестанут тащить друг друга в постель по пять раз в сутки. Да что там – постель: это может случиться на кухне, в ванной, на балконе. У стороннего наблюдателя случится шок. А ныкаться в спальне, заниматься сексом только ночью под одеялом, Джонни не согласится. Он любит простор для действий.

А пока можно любить тех детей, что уже родились.

– Я покатаюсь, мам. Обкатывать надо.

Ник взял ключи от «Ниссана», накинул куртку и отправился в поселок Совхозный.

Он не знал, дома ли будут отец и сын Горностаевы, надеялся на субботу. Пожалел, что не взял вчера телефон у Сани. Тот-то, ясное дело, не позвонит.

Белкин подъехал к дому с протекающей крышей, прошел во двор, постучал в окно. За тюлью мелькнула тень, наполняя сердце ликованием, потом к стеклу прилипла носом маленькая мордочка.

– Привет, Никитка! – Ник помахал мальчику рукой.

Дверь открылась, на крыльцо вышел Александр. В одной футболке и спортивных штанах.

– Николай? – он протянул руку. – Какими судьбами?

Теперь Белкин смог лучше разглядеть его внешность. Вчера под теплой одеждой он даже не знал цвета его волос. А волосы были русыми, чуть светлей, чем у него самого, короткие, фигура щуплая, но не дистрофичная, и задница ничего так.

– Привет, – ответил Ник. – Мимо проезжал, дай думаю, загляну, спрошу, как ушко Никиты Александровича поживает. Ты не возражаешь против гостей?

– Вообще-то хотел «тазик» свой посмотреть, тормоза хотя бы, – откуда-то из кармана появились сигареты. – Но это можно отложить, ты заходи, давай только покурим. Курить страсть, как хочу. Угощайся.

Сигареты были дешевыми, Ник такие курил только в школе да на первом курсе. Он хотел было предложить свои, но не стал обижать.

– Давай.

Они закурили. Дымили молча. Горностаев весь сжался от холода, рассматривал улицу и забрызганный грязью «Кашкай». Белкину хотелось поделиться с ним своей курткой, но это снова выходило за рамки приличия в общении с малознакомыми людьми.

Никита стучал по стеклу ладошкой и что-то кричал. Ник улыбался ему, рассматривал без стеснения, находил сходство с отцом.

– А он на тебя похож.

– Ага, говорят. Давай, проходи в дом. Не обращай внимания на беспорядок. Извини, не ждали гостей.

Окурки полетели в траву, а парни направились в дом.

– Ой, подожди, – Белкин хлопнул себя по лбу, – забыл!

Он выскочил к машине, забрал с заднего сиденья два пакета с провизией и игрушками.

– Зачем ты? – устыдил его Александр.

– Не ссы, Санек, с пустыми руками как-то неудобно.

Ник сунул пакет с продуктами хозяину дома, а игрушки решил отдать мальчику лично.

Никитка сразу же ухватил машинку, стал катать ее по полу. Другую из своих запасов отдал дяде, чтоб устраивать заезды наперегонки.

Ник с удовольствием ползал на четвереньках, управляя мини-моделью «Жигулей».

– Вжжжж, – Никитка с жаром имитировал рев мотора, – вжжжж.

– Обгоняю! – крикнул Ник и рассмеялся. – Поберегись!

– Нет, ты проиграл!

– Оу, ты победил! У меня колесо взорвалось!

Николай подобрал отскочившее колесо, стал прилаживать на место.

– Оно не приделывается. Папа пробовал.

– Теперь давай я попробую.

Белкин встал, пошел на кухню, где кашеварил Александр. Мальчик увязался за ним.

– Клей есть?

– Он тебя совсем умотал? Никит, нехорошо, дядя Коля в гости к тебе пришел.

– Мы играли… – нашел оправдание сын.

– Играли, – подтвердил Ник. Он сел за стол, посадил Никиту на колени, взял поданный Саней тюбик, начал ремонт. – Смотри, Кит, сейчас вот сюда немножечко капнем, одну капельку, потом… потом прижмем… посильнее… Вот! Теперь пусть сохнет, а потом опять гонять пойдем.

– И где тебя всему научили? – на лице Горностаева наконец появилась доверительная улыбка.

– Не знаю, само как-то. Хочешь, я и тебе помогу тормоза сделать?

– И я, – тут же вставил свое слово Никита.

– А тебе пора суп кушать.

– Не хочу, – заскулил детеныш. – Рисовый не люблю.

– Дядя Коля тоже с нами будет кушать, правда, дядя Коля?

– Обязательно. Так вкусно пахнет.

– Ну, хорошо, – согласился Никитка. – Давайте уже ваш суп.

Ник и Саша переглянулись, улыбаясь детской непосредственности. Что-то теплое, дружеское промелькнуло между ними.

– Колесо еще не скоро высохнет, – сказал Белкин ребенку, – давай-ка я тебе сказки почитаю.

– Давай, – обрадовался ребенок и ускакал за книжкой.

– Зря ты его балуешь, – упрекнул Александр. – Он же к тебе на шею сядет и ножки свесит.

– Я только «за». Ужас, как детей люблю, да вот не с кем…

– Девчонки нет? И хорошо, лучше рано не жениться. Ну их, бабы все нервы истреплют.

– Согласен на все сто.

Прибежавший Никита не дал договорить. Взобрался к Нику на колени и заставил читать «Репку».

Уже начало смеркаться, когда парни закончили ремонтировать «десятку».

– Твердая, как член, – оповестил Ник, снимая ногу с педали тормоза.

– Эй, – Александр кивком указал на копающегося рядом сына, но улыбнулся сравнению.

– О, прости, никак не привыкну, чего можно, чего нельзя. Так, Никитос, давай убирать всё по местам. Неси-ка сюда вон тот ключ. Ага, этот.

Мальчик, радостный, подбежал.

– Держи!

Белкин взял, поднял другие инструменты, понес в большой ящик на верстаке. Его новый друг старался со всем управиться сам, но ничуть не противился помощи.

– Честно, Колян, не знаю, сколько бы я один тут возился.

– Понятное дело. А ты бы сразу мне позвонил. А что? Мне не трудно. Всё равно еще три недели тут куковать. Потом в Новосибирск двину. Здесь же скучнотища, как в ж… Ой, прости, опять забыл. Короче, болтаюсь один туда-сюда. Все друганы старые поразъехались, на учебе. Хоть в петлю лезь, представляешь? Думаю, может, на машине рвануть?

– А почему сейчас в Новосибирск-то? Ты же говорил, тебе в институт только со следующего года.

– Там… – Ник заткнулся, чуть не выдав то, что собирался скрывать, ответ пришлось выдумывать на ходу. – Там просто весело. Клубы, пати, тусня, движуха.

– Понимаю. Мне это уже недоступно. У меня Никитка. А из развлечений денег хватает только на прогулки в парк культуры и пиво по выходным.

Нику опять стало не по себе за свою случайную удачу. Но ведь он не виноват, что Джонни оказался мальчиком-мажором. Когда он на него глаз положил, Константин Евгеньевич был простым учителем, молодым специалистом, а такие, всем известно, причисляются чуть ли не к малоимущим. Помимо всего, в семнадцать лет вряд ли думается о толщине кошелька, скорее о толщине штучки в штанах. Так что он влюбился в человека, а не в его банковский счет. А дальше – просто повезло, но он любил бы своего Железнова даже не будь у него ни гроша за душой. Наверное.

– Слушай, а давай мы как-нибудь вместе в клуб съездим, в Липецк или Воронеж? – с энтузиазмом предложил Белкин, он уже загорелся этой идеей. – Финансовые расходы я беру на себя, в честь знакомства, так сказать. Машину мою обмоем. У меня от нее как раз и осталась пара лишних копеек.

– Я бы с радостью, правда, – но радости этой в голосе не было слышно, – но Кита некуда деть. У нас же никого. Так что извиняй. Без меня.

– Совсем некому? – Ник расстроился, он уже представлял себя под цветными лампами с Саней, коктейлями и морем драйва.

– Не-а.

– А если с моими родителями? Никит, поедешь ночевать к бабе Вале и деду Славе?

– К какой бабе Вале? – не уловил вопроса пацан, занятый перебиранием болтов и гаек.

Александр посмотрел на него, потом на часы на перемазанной руке.

– Но точно не сегодня, – сказал он, что, верно, означало согласие.

– Йоу! Да здравствует туса!

Белкин подпрыгнул и повис у Горностаева на шее, но, опомнившись, убрался, бормоча что-то невнятно извиняющееся.

Наскоро подымив белкиными «Лаки страйк», приятели забежали в теплое помещение. Александр вымыл руки, стал раздевать Никиту. Ник тоже пошел мыть руки. Он чувствовал себя в чужом доме свободно, словно бывал здесь тысячу раз, а семейство это знает тысячу лет. Главное, Саня не возражал против таких вольностей, похоже, парню тоже приходилось одиноко. Про друзей своих он не говорил, скорее всего, их и не имелось. Все разговоры про Никиту, машину, дом, работу. Кстати, работал он в совхозе механизатором, а сейчас сидел с сыном на больничном. Нормальная такая мужская профессия, не то, что его детские игрушки в раскопки всяких никому не нужных черепков. Человек дает стране хлеб, как писали раньше в букваре. Труд хлебороба тяжел и почетен. Но платят за него в не сезон копейки. Ник такого порядка вещей не понимал. Но поделать с ним ничего не мог. Разве что попросить Костика взять Санька к себе на работу. Только тогда еще куча вопросов нарисуется.

– О чем задумался? – сзади появился Александр.

– Да так… – Ник повернулся и завис с открытым ртом: Горностаев стоял перед ним с обнаженным торсом, видимо, снял рабочую одежду, а чистую пока не надел. Первое, что попалось на глаза – практически безволосая загорелая грудь, потом два некрупных темных соска и, наконец, реденькая темная дорожка от пупка под ремень потертых джинсов.

– Колян, в каких облаках витаешь?

Ник тряхнул головой, мол, в высоких и похожих на большие эрегированные члены. Затем взял протянутое полотенце.

– Просто устал, кажется.

– Ну, так раздевайся.

– Зачем? – Белкин подумал, что свихнулся и ему мерещится желаемое.

– А ты в моем тряпье домой ехать собрался?

– Точно! – Ник покраснел до корней волос. Вот олух царя небесного, решил, что ему трах предлагают. Совсем уже помутился, забыл, что Саня дал ему свои вещи, чтобы возиться в гараже. Но при таком красавчике и у святого мозги быстро стекут в штаны.

Он прошел в комнату, потрепал Никиту по русым волосенкам, стал переодеваться.

– Коля, ты останешься у нас ночевать? – спросил мальчик, отвлекаясь от «Машки и медведей».

Вошедший следом Александр не дал ответить.

– Дядя Коля, Кит, надо говорить «дядя Коля».

– А он останется? Можно?

– Нет, малыш, дядя Коля поедет к себе, его ждут дома.

– Ну, пожалуйста! – ребенок состроил жалостливые глазки.

– Где же ему спать? В твоей кроватке он не уместится, а кроватка для взрослых у нас только одна.

– С тобой! – упрямо настаивал Никитка, ему очень хотелось, чтоб веселый дядя остался, он его уже прикарманил.

Саша и Ник снова переглянулись, рассмеялись, двусмысленность детского лепета лежала на поверхности, только рассматривали ее парни с разных боков. Горностаев – с позиции натурала, ну а Белкин…

– Никит, дядям нельзя спать в одной кроватке, – соврал Николай.

– Почему? – удивленно раскрыл глазенки двухлетний малыш.

– Потому что они большие, и им будет неудобно, – молодой отец поспешил исправить косяк дяди Коли.

– Ладно, Санёк, завтра я приду, начнем с коробкой разбираться, – перевел тему Ник. Он оделся и готов был уходить.

– Заметано, – одобрил Горностаев.

Они вышли покурить, после чего Белкин отправился в обратную дорогу.

Первым делом Ник посмотрел телефон, всё это время сиротливо пролежавший в машине. Семь пропущенных звонков: три от мамы и четыре от Железнова. Пипец влип.

Он набрал номер Константина, прикидывая, хватит ли денег на звонок, но после длинных раздались короткие гудки. Ага, Костя решил поступить как джентльмен и сэкономить его скудные средства на балансе.

«Жуткая ночь хохотала потоками ливня, в шуме воды…»

– Алло? Привет!

Ник еще размышлял, стоит ли говорить Железнову о Никитке и, как следствие, об Александре.

– Привет, месяц мой ясный.

– Почему месяц? – с подозрением спросил Ник.

– Потому что увидеть тебя можно в последнее время только ночью, услышать, точнее, но это мало что меняет.

– Просто к ребятам заходил. Не запрещено ведь, правда?

– А ты ехать упирался. Гуляй, Бельчонок, гуляй. Только член свой ни в кого не суй. Про задницу я вообще молчу. Узнаю, что кто-то побывал в ней… Ты меня знаешь.

– Это тебе надо трусы верности надевать. Ладно, чего голос такой уставший?

– Так ночь на дворе. Весь день, как белка в колесе. Ох, прости!

Но Джонни не извинялся, Джонни ржал над своим каламбуром. Блядский придурок! Ненавижу.

– Я люблю тебя, – сердце Ника наполнилось нежностью. – Костик, я очень сильно люблю тебя. Мне так тебя не хватает. Приезжай. Пожалуйста. Забери меня к себе.

– И я скучаю, котёнок. Но тебе придется потерпеть. Я сильно загружен. А потом, через месяц, когда тебе станет совсем невмоготу, ты только представь, какая у нас будет встреча. Мы просто не будем вылезать из постели, будем потягивать глинтвейн и горячий шоколад, есть круассаны и смотреть французские фильмы.

– А трахаться?

Они рассмеялись. Вопрос был риторическим.

– Ладно, солнце, завтра позвоню. Телефон нигде не забывай. Целую.

– Пока, – пробормотал Ник, жалея, что разговор протек мгновенно и был ни о чем.

Он усмехнулся, вспоминая Костины нежные слова. Вот ведь нелогичный: то «месяц», то «солнце». Любит. Нежности приходится вылавливать словно золотые песчинки на приисках, они тщательно прячутся за жестким характером и садизмом. Не стоит этому собственнику знать о Горностаевых.

***

Сегодня за окном сиял огнями Париж. И ноябрь здесь был совсем другим. А солнце еще не скатилось за крыши высотных домов.

Железнов смотрел на пейзажи Монмартра, на базилику Сакре-Кёр, слышал шум большого города и представлял, в какой восторг придет Бельчонок, когда увидит всё это. Нет, он найдет гостиницу посолиднее, чтобы удивить его, снимет номер для новобрачных, но обязательно сводит его в Лувр и «Мулен Руж», покажет Нотр-Дам-де-Пари, Эйфелеву башню, Версаль и, конечно, – если хватит времени – Диснейленд.

А еще сделает предложение.

С отсрочкой на несколько лет. Но когда видна цель впереди, годы летят быстрее.

У них будет замечательный Новый год.

Только…

Константин не знал, как это назвать. В сегодняшнем коротком разговоре он почувствовал, что Ник стал каким-то другим. Взрослением это не назвать, скорее очередной блажью. Что-нибудь замутил с друзьями. Молодость.

Сам таким был

Костя лег на кровать. Пусть в Париже день, но по его биологическим часам уже вечер. Перелеты и смена часовых поясов сильно утомили, да и заняться было нечем. Ждал только, когда ШутНик отыщется. К нему он решил не лезть, не выспрашивать, потом сам расколется при первом нажатии. Пусть немного поживет своей жизнью. Тем более, что всем необходимым для отрыва на полную катушку его обеспечил.

========== Разные кровати ==========

***

Ник собирался ехать по привычному для него маршруту, проверял, всё ли взял. Похлопал себя по карманам, заглянул в рюкзак.

– Коль, куда это ты намылился? – кликнула мама. – Туда, где уже неделю пропадаешь?

– Не неделю, а шесть дней, – поправил он, роясь в вещах. – Я сегодня не приду ночевать. Кажется, я уже предупреждал?

Валентина Андреевна насторожилась:

– Это не то, о чем я думаю, а? Костя не будет возражать?

– Мам, – Ник повернулся, но в глаза никак не решился смотреть, – ну при чем здесь он? Я просто к другу пива попить. Не садиться же потом за руль пьяным?

– Смотри у меня, поаккуратней. Костя на тебя, дурака, столько времени потратил, а ты в один момент всё испортишь.

Для Белкина разговор отдавался гулкими ударами сердца, но его старались обвинить в том, чего нет, и не будет.

– Ладно, я пойду.

Ник ушел удивленный, с каких это пор мать защищает Железнова. Да, смирилась с их отношениями, но окончательно не принимала.