Текст книги "Стихийник: Артефакт душ"

Автор книги: Алеся Троицкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

5

Несмотря на теплый весенний вечер, альха знобило, а рану на ноге нещадно пекло. Но он старался не думать о худшем, списав недомогание на местами прохудившийся плащ, который практически не согревал. И не важно, что на дворе была середина весны и многие уже скинули с себя лишнюю одежду: Райнхард убеждал себя, что виной всему холодный ветер с побережья, рьяно взбивающий волны в белые барашки и продувающий насквозь.

– Хозяин?

Райнхард резко открыл глаза, стер со лба испарину и посмотрел на своего фамильяра, который являл только рыжие прищуренные глаза и силуэт лиса.

– Вы плохо выглядите. Ничего не беспокоит? Всего день прошёл с призыва руны, а вы еле на ногах держитесь.

Альх отмахнулся от Плута и нетерпеливо спросил:

– Ну, что там?

– И лицо зеленовато…

– Плут!

– И глаза покраснели…

– Плу-у-ут! – предупреждающе протянул альх, теряя терпение.

– А ну-ка скажите: а-а-а-а!

– Чертов фамильяр! Запечатаю тебя в камне и выпущу не позднее следующей весны!

– За что? Я всего лишь забочусь о вашем здоровье. Неблагодарный человечишка!

– Знаю, о чем ты заботишься, проныра! Но не надейся, в ближайшее время я подыхать не собираюсь. А следовательно, свободы тебе не видать.

– Не больно-то и хотелось, – обиделся фамильяр, показывая ряд мелких и острых зубов.

– Рассказывай.

– Девчонку заперли в подвале.

– Охрана?

– Две крысы, которых я спугнул, когда пролетал мимо.

– То есть, охраны нет?

– Нет, – отчеканил Плут, вытянувшись по струнке.

– А флюсца?

– Я вас умоляю! Если стены этой халупы чем-то и покрыты, так только крысиным дерьмом!

Информация была исчерпывающая, и альх, наказав Плуту оставаться снаружи, тенью перепрыгнул через невысокий забор дома наместника и побежал к черному входу.

Осмотревшись, Райнхард повел пальцем, и засов, запирающий дубовую дверь изнутри, негромко лязгнул и отъехал в сторону. За дверью оказалась кухня. Здесь догорала хлипкая лучина, освещающая массивный стол, ломившийся от всевозможной снеди, которую по традиции разделят и вынесут толпе после казни. И плотную фигуру кухарки, что громко похрапывала, растянувшись на широкой скамье возле жаркой печи.

Стянув пару румяных яблок, альх переступил через полосатого кота, который так же, как и хозяйка, не повел ухом при приближении незнакомца, и оказался в столовой. Полагаясь на интуицию, что редко подводила, мужчина направился к резной двери. Но она открылась сама, явив наместника и его племянника собственными персонами. Альх в последнее мгновение успел отступить за пузатый шкаф, и слиться с тенью.

– Это невозможно!

– Но, дядя, она мне нужна.

– Так чего ты ждешь? До рассвета время еще есть, развлекайся.

– Ты не понимаешь…

– Чего я не понимаю? Что девчонка крепко ухватила тебя за яйца? А может, – старик подался вперед и в полутьме прищурился, – она действительно одна из этих… и навела на тебя любовные чары?

– Нет! – испуганно бросил молодой мужчина.

– И поэтому ты третий день изводишь меня своими глупыми просьбами?! Если не хотел ей беды, зачем распустил слухи? Твоя оплошность – тебе с ней и жить. Все, что я могу, это дать тебе время поразвлечься до рассвета.

– Но, дядя…

– Тихо! – прикрикнул старик, устало потирая виски. – Скоро казнь, и мне надо выспаться. – Он зашаркал к лестнице. Схватившись за перила, обернулся:

– Надеюсь на твое благоразумие, Григар. Не наделай глупостей.

– Хорошо, дядя…

Дождавшись, когда старик скроется, альх вышел из тени и схватил парня за грудки.

Григар испуганно дернулся. Часто заморгал, видно, не понимая, откуда в его доме мог взяться огромный детина с рожей мясника.

– Кто ты? Чего тебе надо? Серебро? Золото? Цветные камни? Я все отдам, только не бей! – сдавленно пискнул он, прикрывая лицо руками.

Райнхард разжал пальцы и, по-звериному оскалившись, прорычал:

– Веди меня к девчонке!

– Что? – не сразу сообразил Григар, вжимая голову в плечи.

– К девчонке, которую по твоей милости завтра сожгут!

Парень замер, посмотрел на пришельца, как на полоумного, словно не понимая, чего он требует. Но, встретившись с взглядом, обещавшим ему долгую и мучительную расправу, вздрогнул и залебезил:

– Так ты пришел за Эйлин?!

– Только без глупостей.

– Да какие могут быть глупости! – слишком порывисто согласился мальчишка, на чьей щеке алым пятном горел ожог. – Я, если честно, сам хотел ее выпустить. Ведь то, что мой дядя собрался сделать, это неправильно!

– Что, неужели совесть проснулась?

– Да, я не хочу чтобы она умерла.

Украдкой оглядываясь, Райнхард вошел вслед за Григаром в кабинет наместника. Затем они спустились в подвал по каменной лестнице, что пряталась в нише за тяжелой портьерой.

Как и ожидалось, это место мало напоминало тюремные камеры. Больше походило на винный погреб, которым давно не пользовались и в который сносили всякое барахло. В одном углу гнили какие-то тряпки, в другом были навалены ящики, а у стены прозябал станок для печатанья листовок. Вырвав из катков застрявшую бумажку, альх прочитал: «Нет скверне в нашем городе! Смерть сидам и их выродкам! » Мужчина многозначительно хмыкнул и отправил листок догнивать в углу.

В конце затхлого погреба, возле двери, за которой держали приговоренную, Григар помедлил, осторожно касаясь своей обгоревшей щеки, несколько мгновений молчал, собираясь с мыслями, а после, достав из кармана ключ, протянул незнакомцу:

– Скажи ей, что я сожалею. И пусть не держит на меня зла.

– Скажи ей сам. Открывай!

– Нет! – Парень в испуге попытался отскочить в сторону, но стихийник схватил его сзади за шею:

– Я не привык повторять дважды.

Парень пискнул от боли и трясущимися руками стал ковырять ключом в замочной скважине. Когда замок щелкнул, он попытался сбежать, но Райнхард приложил парня лицом об дверь и брезгливо оттолкнул в сторону бесчувственное тело. – Примного благодарен.

Конечно, исходя из своего опыта, Райнхард мог ожидать от девчонки всего: что она подавлена и сломлена, что лежит без сознания или утопает в слезах и жалости к себе, что уже умерла от страха и не подает признаков жизни. Но только не того, что она, как фурия, выпрыгнет из темноты и вцепится ему в лицо, пытаясь тонкими пальчиками выдавить ему глаза и бормоча бессмыслицу на альвийском. Притом так злобно, словно сплетая пагубные чары. Если бы альх был впечатлительным, как люди, и не знал языка Изначальных, то уже плевался бы через плечо и читал обережные стишки.

А так… он лишь улыбнулся, услышав брань, которой отчитывают малых детей, без труда отцепил от себя брыкающую девицу, расцарапавшую ему лицо, и, сдерживая желание как следует припечатать ее об стену, прижал к себе и втянул носом запах, что источали ее пшеничные косы.

Девчонка сдавленно пискнула и замерла, уткнувшись носом в мужскую шею.

– Отпусти! Немедленно!

Райнхард с сожалением разжал объятия и грубее, чем хотел, отпихнул от себя девчонку. А потом беззастенчиво оглядел ее, пытаясь найти как можно больше изъянов, чтобы убедить себя, что она такая же, как и сотни других полукровок, пустая и безмозглая.

Но, несмотря на все эпитеты, что он успел примерить к раскрасневшейся от гнева девицы, альх не мог отрицать очевидного. Она унаследовала красоту от матери-альвийки. Белая кожа, выразительные глаза, подобные чистым зеленым камням, длинные ресницы и острые скулы, придающие лицу породистость Изначальных. Нужно быть слепым или блаженным, чтобы этого не заметить. И идиотом – чтобы не захотеть этим обладать.

– Собирайся, мы уходим отсюда. Меня прислал твой отец.

– Отец? – задыхаясь от ярости, что еще пекла ее душу, выдохнула девушка, сверкнув в темноте зеленью глаз.

– Да, и если поторопишься, успеешь к завтраку. – Альх швырнул ей в руки тряпье, что выхватил из кучи, когда проходил мимо: серое крестьянское платье и прогрызенную молью тонкую накидку с капюшоном: – Надень это, живо.

Девица оказалась понятливой. Видя, что незнакомец не собирается причинять ей вред, она коротко спросила:

– Как ты узнал, что я здесь?

– Красавчик с румяной щечкой подсказал.

– Григар? – не поверила девушка, показывая жестом, чтобы альх отвернулся.

– Да. Он еще что-то говорил про раскаяние и сожаление.

– Пусть провалится в Бездну со своими сожалениями!

Альх хмыкнул:

– Что же ты, такая пылкая, а безропотно дала себя пленить?

Девушка накинула на плечи плащ и натянула на голову капюшон, из-под которого глухо произнесла:

– Потому что они угрожали расправой отцу.

– Ммм…

– Что значит твое недовольное мычание?

– Ты решила, что жизнь смертного старика важнее, чем бессмертная душа альва?

– Полу-альва, – не задумываясь, поправила девица.

– Не важно, – рыкнул Райнхард, оборачиваясь и хватая Эйлин за плечи. – Как ни назови, ты часть этого мира, его поток, энергия. И, несмотря на то, что с каждой смертью альва или другого волшебного существа этот мир угасает, ты готова вот так добровольно распрощаться с жизнью? Либо тебе действительно плевать, что будет с Линнеем, либо ты полная дура!

Девушка дернула плечами и вырвалась из цепких пальцев пугающего незнакомца.

– А тебе какое дело, наемник? Кто ты такой, чтобы рассказывать, как мне жить?

Ответить альх не успел. Злоба и ярость, накатившие от слов девчонки, затмили разум, и этого мгновения хватило, чтобы потерять бдительность. А поганцу Григару – чтобы захлопнуть за их спинами дверь.

– Теперь в крысоловке две твари! – рассмеялся племянник наместника и побежал звать стражу, вереща на весь дом, как ненормальный.

Глава III

1

– Нет! Стой! – Эйлин забарабанила по двери: – Григор, открой!

– Прекрати.

– Это ты виноват! Если бы не твои глупые нравоучения, мы бы были уже на свободе!

Альх недовольно качнул головой и, дернув девушку на себя:

– Я сказал, хватит!

Стальные радужки потемнели. Эйлин вздрогнула и отшатнулась. А альх вместо того, чтобы попробовать вышибить дверь плечом или прорубить мечом, опустился на пол и закрыл глаза.

Некоторое время он сидел без движения, и за эти минуты в голове Эйлин родилось с десяток вопросов, но лезть с ними она не спешила. Кто знает, что у этих ненормальных на уме! А в том, что мужчина ненормальный, она уже не сомневалась. Выглядит пугающе, ведет себя странно, говорит непонятные вещи про какую-то энергию, потоки… Вещи, недоступные ее пониманию.

Прожив всю жизнь с отцом, вдалеке от людей, она знала одну истину: мир жесток и желает ей зла. Словно прочитав ее мысли, мужчина в центре комнаты глухо бросил:

– Невежество рождает страхи, и порой там, где нет злого умысла, выглядывает демон.

Эйлин устало потерла лицо:

– Прости, что была несдержанной, просто свобода была так близка. – Она сползла по стенке. – Я думала вернуться к отцу и уехать с ним в безопасное место.

– В мире нет безопасных мест. Везде, куда бы вы ни отправились, тебя будут презирать, преследовать и бояться. Рано или поздно, ты вновь выдашь себя и навлечёшь беду. Ведь потоки – это не то, что можно скрыть: если твоя кровь ими отравлена, они проявятся, даже если ты этого не желаешь.

– Я могу не лечить людей и не собирать растения. Больше никогда не возьму в руки ступку, – горячо прошептала Эйлин, – и не приготовлю ни одного снадобья. Заделаюсь стряпухой, устроюсь в пекарню или таверну и буду готовить до конца своих дней.

– И время от времени напевать себе под нос?

– Что?

– Напевы альвов, – раздраженно бросил мужчина, как будто этим все объясняя.

Зеленые глаза непонимающе блеснули.

– Ты и правда ничего не знаешь? Такое ощущение, что тебя растил не трогот, а блаженный. Неудивительно, что ты попала в беду. Напевы альвов – это то, что рождается и умирает вместе с ними. Их напевы – это соединительная ткань мироздания. Их особый орган, помогающий чувствовать этот мир, его энергию и биение сердца. Но не только: их песнь – это и отражение их сил. Особых умений. Вот ты, когда поешь, что происходит?

Девушка хотела смолчать, но, поймав на себе внимательный взгляд, в котором отражалось знание намного большего, чем доступно ей, протянула:

– Излечение идет быстрее, раны затягиваются, не оставляя шрамов, мази и настои, сделанные под напев, становятся чудодейственными.

– И когда ты поешь, – Райнхард хмыкнул, – излучаешь сияние. Кожа, волосы, глаза…

– Только волосы.

– Ах да, забыл, ты же наполовину альвийка, – поправился альх, на миг представляя, как пшеничные пряди отливают неземным светом. Когда-то ему так часто приходилось видеть это сияние, что сейчас он легко представил, как мягкий свет тысячи крохотных звезд обрамляет тонкие черты. Поймав себя на этих мыслях, альх качнул головой, прогоняя образы из прошлого, и вновь сосредоточился на призыве Плута.

– Но я могу не петь. И тогда я…

– Умрешь, – бесцветно бросил мужчина, досадуя, что вообще начал этот разговор. Ведь ему нет никакого дела, куда и с кем отправится девчонка. И что с ней в конечном итоге приключится. Хоть в Ледяные Чертоги, где, в принципе, ей и место.

– Но почему?

– Потому что не поющий альв – мертвый альв! – резко бросил стихийник, поставив на этом разговоре жирную точку. Дальше он уже не слушал, что говорит за его спиной полуальвийка, он вновь призывал Плута, который почему-то его игнорировал.

Понимая, что выбора нет и ему придется тащить духа насильно, теряя драгоценные крупицы энергии, Райнхард громко выругался. Достал из-за пазухи прозрачный осколок кварца с выгравированными символами и незаменимый ритуальный кинжал, без промедлений резанул по своей огрубевшей ладони, сжал камень и прошептал истинное имя фамильяра, не то, что он придумал, когда дух был вытащен из глубинных пластов реальности, а истинное, которым нарекло его само мироздание:

– Дюббук!

Символы на камне, напитавшись кровью, вспыхнули багрянцем, и тогда Райнхард, почувствовав поток, связывающий его и духа, со всей силы дернул существо на себя, не заботясь о том, что в этот момент Плута ударило по голове словно обухом. Не прошло и мига, как серое нечто, без конца меняющее форму, явилось перед мужчиной.

– Зачем же так больно?! Я уже шёл к вам.

– Но не спешил.

– А что, мы куда-то торопимся?! Сами сказали, что до утра еще много времени.

– Было, пока нас не заперли и не возвестили на всю округу, что в городе появилась еще одна нечисть.

– А, да, что-то слышал, – издевательски, протянул Плут. Но получив новый удар по голове, страдальчески закатил глаза и, став дымкой, нырнул в замочную скважину, конечно, не забывая причитать о своей несчастной судьбе.

Замок щелкнул.

– И стоило из-за такого пустяка меня призывать?! Сами бы справились.

Райнхард помрачнел. Без сомнения, справился бы, если бы не воспаленная рана на бедре, что обжигала огнем, с каждым днём ухудшающая его самочувствие. Он не знал, чем было смазана та стальная шпилька, но с тех пор, как покинул змеиное логово, рана не только не затянулась, но становилась хуже, медленно отравляя Райнхарда, забирая силы. Словно он не стихийник, а простой смертный.

Девушка сдавленно пискнула. Мужчина и фамильяр обернулись.

– А-а-а, это та девица? – оживился Плут, забыв обиду. – Кажется, в прошлый раз вы не зарекались спасать всяких прелестниц.

– Закрой пасть.

– Хотя… было бы что спасать: ни кожи ни рожи. И стоило из-за этого…

Окровавленной рукой стихийник поймал его за длинную морду и с силой сдавил. Пока призыв на крови действовал, дух мог ощущать физическое воздействие, и, несмотря на то, что существо было эфемерным, боль от захвата Плут почувствовал и болезненно пискнул, прикусив язык.

– Еще слово – и ты навсегда отправишься в камень.

Плут покорно закивал. Райнхард разжал пальцы и, наспех перебинтовав ладонь куском тряпья, обратился к девушке:

– Думаю, не стоит злоупотреблять гостеприимством.

Эйлин согласно кивнула и, плотнее кутаясь в плащ, поспешила за наемником.

Добравшись до кабинета наместника, беглецы услышали, как дом сотрясает топот множества ног и звон металла, в который обычно любят наряжаться неудачники, называющие себя городской стражей. По мнению стихийника, их нужно было прозвать городскими шутами. Ведь то, как они сражались, вызывало у него приступ острого несварения. Бестолковая суета, лязг и бренчание навевали мысли о дешёвом представлении горе-артистов.

Послав Плута к лошадям, Райнхард прикрыл собой Эйлин. И, как только дверь отворилась, отточенным взмахом руки швырнул чакру, очень надеясь, что среди счастливчиков, чьи головы упадут на пол первыми, не будет поджаренного крысёныша Григора и его дядьки. Ведь им еще предстоит прочувствовать всю прелесть огня, как они того и желали.

Девушка за его спиной вскрикнула, в ужасе прикрывая рот рукой:

– Ты их убил?!

– Нет, всего лишь отправил поспать.

Чакра, измазанная в крови, вернулась к хозяину, зловеще проскрежетав о металлические пластины. Глазами, полными ужаса, Эйлин смотрела на бездыханные тела стражников:

– Но так нельзя…

– Любопытно будет послушать, почему… Но позже.

Альх поднял тяжёлый стул и швырнул его в окно, кроша слюду в осколки. И, прежде чем покинуть поместье, схватил со стены масляную лампу, освещающую кабинет наместника, и с размаху швырнул ее на заваленный пергаментами стол. Стекло треснуло, огонь вырвался наружу. Желтые листочки схватились мгновенно, с радостью разгораясь. Стихийник неуловимым движением пальцев призвал небольшой ветерок, который тут же навел беспорядок, поднял пару горящих листков и послал их к шкафу со свитками, полкам с многочисленными книгами и к тяжёлым занавескам. Потом схватил Эйлин за руку и потащил на улицу.

– Эй, они здесь! – закричал стражник в обшарпанной броне, спешиваясь на ходу и атакуя стихийника. Но металлический диск альха был стремительнее, и, увернувшись от чужого меча, Райнхард резанул пластиной по горлу незадачливого бойца. За ним – еще одного, неуклюже махавшего мечом, и еще. Всех и не перечесть.

Эйлин отступала от развернувшегося ужаса, и крови, что полилась по тёмной брусчатке. Развернулась и побежала прочь, но ее тут же схватили.

– Вот ты и попалась, дрянь! – Тяжёлый кулак ударил девушку по лицу.

Райнхард стремительно обернулся и, выхватив из-за пояса кинжал, кинул в одного из обидчиков Эйлин. Острая сталь вошла стражнику между глаз, и тот мгновенно рухнул. Второго мужчину Райнхард убить не успел, так как его повалили наземь. Альх сомкнул пальцы на бычьей шее, перевалил противника на спину и, оказавшись сверху, сломал челюсть и разбил его лицо в кровь.

Эйлин же смахнула с рук верёвки, что пытались пристроить на ее тонких запястьях, извернулась и кое-как вырвала клинок из головы убитого. Когда на нее навалился второй мужчина, она выставила клинок перед собой.

Сталь пробила броню, и вошла в живот. Мужчина взревел, ударил девушку наотмашь:

– Ты за все ответишь, тварь! Тебя порежут на мелкие куски и только после этого сожгут! А для начала я отрублю тебе руки и язык!

– Наемник! – отчаянно закричала Эйлин, пятясь и спотыкаясь. На фоне разгорающегося дома мужчина выглядел жутким безумцем.

Райнхард не заставил себя ждать, сбил солдата с ног, и одним ударом в висок заставил его тело обмякнуть навсегда.

– Цела?

– Да, – облизывая разбитую губу, произнесла девушка, остекленевшим взглядом всматриваясь в дом, который жадно поглощал огонь, раздуваемый порывистым ветром. И людей, что суетливо бегали. Кто-то нёс столовое серебро, роняя ложки, кто-то – содранные со стен гобелены, одна толстая женщина несла кота, уткнув чумазое лицо в шерстяной бок. Небольшая кучка солдат пыталась спасти наместника, и его племянничка, что стали заложником огня на втором этаже.

К дому потянулась толпа с площади. Она быстро заполнила улицу, позволив Райнхарду и Эйлин в ней затеряться. Натянув на головы капюшоны, беглецы ловко избежали встречи с законниками, которые, словно натасканные псы, прочёсывали улицу. И вышли в кривой переулок, где их ждал Плут с двумя лошадьми. А оттуда, минуя охранные посты, помчались прочь из Альноса, где очищающее сожжение скверны все же произошло. Судя по горестным причитаниям и плачу, что летели им в спину, наместник праведного суда не пережил.

2

В условленное место стихийник и его подопечная подъехали к вечеру следущего дня. Несмотря на то, что лошади преодолевали путь рысью с переменой на шаг, они ушли достаточно далеко на восток к скалам, что скрывали в себе множество туннелей.

В давние времена эти туннели использовали горняки – милый, добродушный народец ростом с десятилетних детей. Сейчас же это место напоминало могильник: затопленные пещеры, пустошь с мертвой землей и байками про морен, которые плавают по извилистым туннелям, обрушивают своды и утягивают любопытных глупцов на дно. Говорили, что морена – это последнее, что ты увидишь перед тем, как сгинуть в пучине.

– Где мы? – с опаской косясь по сторонам, спросила девушка и поежилась от холода, который, несмотря на жару, проникал из глубин пещеры, возле которой они спешились. Вернее, она спешилась: наемник, имя которого она так и не узнала, за ее спиной грузно рухнул на землю. Если бы не поводья, за которые он держался, он бы упал плашмя.

Конечно, девушку тревожило его состояние и раньше, она видела, что в седле он держится из последних сил, что его отрешённый взгляд направлен в пустоту, а тело вздрагивает от горячки. Большую часть дороги она донимала его уговорами, что стоит сделать привал и осмотреть раны. Но мужчина упрямо тряс головой и только злился на ее болтовню.

Эйлин ничего не оставалось, как смиренно ехать рядом, искоса наблюдая за ним. Она готова была в любой момент оказать помощь. Ведь, несмотря на то, что наёмник оставался ей неприятен, чувство благодарности наполняло ее душу. Эйлин не знала, сколько отец пожаловал ему за спасение, но она отдала бы больше, если бы, конечно, имела.

– Эйлин! – донесся из туннеля вместе с плеском воды такой родной голос, и девушка на миг забыла думать о мужчине. Спрыгнув в воду, которая была ей по щиколотку, она вбежала под каменный свод.

– Отец! – Она крепко обняла седовласого мужчину, не сдерживая слез. – Я думала, они…

– Ну, что ты, милая, они бы не посмели причинить мне вред. Но что они сделали с тобой? Бедная моя девочка! – Мужчина осторожно тронул ее щеку, на которой расцвел синяк, и с разрывающимся от боли сердцем осмотрел ссадины на шее и руках. На белой коже они выделялись особенно ярко.

– Тебя нужна помощь. Пойдем…

– Эй, – раздался хриплый голос снаружи, – я выполнил твое желание! Верни руну.

Эйлин встрепенулась и замотала головой:

– Не сейчас, отец. Со мной и правда все хорошо, а вот ему нужна помощь.

Она вышла из-под каменного свода и указала на наемника, чье лицо было мертвенно-бледным, глаза покрывала сеточка красных прожилок, а дрожащее тело, наглухо закутанное в черный плащ, не поддавалось контролю. Эйлин старательно отводила глаза, чтобы мужчина не видел, какую жалость она к нему испытывает. Он еще на полпути предупредил: если она не перестанет так пялиться, он свернет ей шею. Конечно, в его состоянии угроза была смехотворна, но лишний раз злить больного девушка не хотела.

Брунс недовольно нахмурился, но все же подошел к стоящему на одном колене альху и попытался его поднять. Райнхард встрепенулся, вырвался и гневно потребовал:

– Руну!

Его отрешенный, поблекший взгляд стал яростным. Даже лошади испуганно заржали и попятились.

– Отдай проклятую руну, или умрешь! – собирая остатки сил, проорал наемник и повел рукой, чтобы призвать стихию и вытрясти из старика душу, но силы хватило лишь на слабый ветерок, не мощнее его дыхания. Рука альха опустилась, глаза закатились, и он грузно осел на землю.

День и ночь сменили друг друга уже три раза, а мужчина не подавал признаков исцеления. После того, как он обессиленно рухнул, Эйлин с отцом не без труда затащили его в пещеры, в которых оказалось обустроено уютное логово с необходимым скарбом для жизни. Хотя логовом это место называть было бы неправильно. Пройдя всего десяток метров по одному из туннелей, путники попали в настоящий дом, искусно вырубленный в горной породе. Здесь, как ни странно, была и лестница и резная терраса, правда, со временем заросшая каменными образованиями причудливых форм, а внутри – небольшие комнатки, из которых жилых было две. У этого дома не было крыши, ее заменял каменный свод пещеры с большой дырой посередине, из которой в дневное время лился солнечный свет, а в ночное – виднелось небо, усыпанное звездами.

Как объяснил отец, на это временное прибежище указал альх. Откуда он про него знал, можно было только догадываться. Но благодаря наемнику, который лежал в горячке, Эйлин и отшельник Брунс могли не волноваться, что их найдут, и спокойно пересидеть некоторое время здесь. Да и бежать дальше им пока не хотелось, по крайней мере, до тех пор, пока незнакомец не излечится… ну, или не отдаст душу бездне.

Хотя об этом Эйлин думать не хотелось. Она упрямо день за днем обтирала его тело отварами из трав, которые собирала неподалеку – разумеется, убедившись, что поблизости никого нет. Поила жаропонижающими настоями, которые должны были очистить его кровь. Осмотр показал, что его состояние усугубила рана, напоминающая гадкого паука, раскинувшего черные лапки поверх воспаленного места и разрастающегося все дальше и дальше.

Еще несколько беспокойных дней прошли в заботах о больном, который метался в горячке, бормоча бессмыслицу, иногда порываясь встать и куда-то умчаться, не воспринимая действительность. Иногда приходило затишье: мужчина проваливался в глубокий сон и напоминал мертвяка. Только слабые удары сердца говорили, что он еще жив.

Эйлин приходила в голову идея позвать того болтливого духа, которого стихийник запечатал в камне, как только они покинули город. И попросить у него помощи, а возможно, спросить, что она делает не так. Ведь и травы и напевы альвов, что она без устали нашептывала мужчине, не излечивали и не возвращали ему жизнь. Но, когда она сняла кварц с шеи мужчины и подпитала его кровью, ничего не произошло. Камень, как и его жилец, оставались глухи к молитвам девушки, убивая последнюю надежду.

– Ну, что?

Эйлин печально качнула головой:

– Не понимаю, что с ним. – Ее ладонь легла на широкий лоб, покрытый испариной, и сменила влажную тряпицу. – Он даже перестал бормотать, а его дыхания почти не слышно.

– Не вини себя, ты сделала все, что могла. – Рука отца легла на худенькое плечико. – Значит, пришло его время. Сегодня-завтра он умрет, поэтому будь готова: как только это случится, мы тронемся в путь. И так слишком долго здесь пробыли. Нас ищут. Вчера я видел патруль, он рыскал к северо-западу отсюда. Оставаться здесь небезопасно.

– Но, отец… – отчаянно бросила девушка, и ее печальные зеленые глаза увлажнились.

Она хотела поспорить, сказать, что мужчина не умрёт и им ничего здесь не угрожает. Но лишь тяжело выдохнула и отвернулась. Ее пальчики погладили безжизненные пальцы альха, слишком холодные для того, кто еще борется со смертью, и с силой сжали их, а губы в отчаянии прошептали:

– Если ты умрешь, я вытрясу из тебя душу, наемник!

Да, угроза так себе, но ничего лучше она придумать не смогла.

– Эйлин… – Девушка не отреагировала, уставившись в пустоту. – Эйлин, скажи, зачем ты так убиваешься? – Брунс сел рядом на низенький каменный стул. – Не ешь, не пьешь, целые сутки проводишь с ним.

– Он спас мне жизнь, разве этого мало?

– Но ты не обязана изводить себя. Твои силы небезграничны. Прими его скорую смерть как данность и отпусти. Ведь ты его даже не знаешь.

Эйлин подняла на него глаза, полные негодования:

– Ты действительно думаешь, что он не заслуживает помощи после того, что сделал?

– А что он сделал? – вспылил Брунс. – Выполнил то, что требовала руна. Если бы не выполнил, умер бы гораздо раньше.

– Что? – Девушка непонимающе тряхнула головой. Она помнила, что стихийник просил какую-то руну, но не придала значения его словам.

– А то, что это чудовище не заслуживает жизни! Ты даже не представляешь, кого ты пытаешься излечить. – Брунс вскочил на ноги и горячо зашептал: – Это древнее порождение небесного Творца, отравленного кровью Изначальных. Я помню, чему нас учили. Это существо, скрывающее под личиной смертного, хочет уничтожить наш мир и порядок. Он хочет извести людей, собрать армию нечисти и заполучить континент, а возможно, и весь мир. Он приведет нас к новой войне, и тогда без поддержки Альхарда, который уже сотню лет спит в небесных чертогах, у людей не будет шансов. Наш вид либо истребят, либо сделают рабами. Нет, – Брунс замотал головой, – я не позволю!

Он схватил меч стихийника и замахнулся. Но Эйлин встала у него на пути:

– Моя кровь тоже отравлена.

– Ты не такая, как он. Отойди!

– Только после того, как ты опустишь оружие, – твердо сказала девушка.

Дочь с отцом целую минуту мерялись упрямыми взглядами, но увидев, сколько в Эйлин решительности и непоколебимости, Брунс сдался, выпустил из рук меч и тяжело осел. Повисла гнетущая тишина, в которой мужчина боролся со своими внутренними демонами. Когда здравый смысл победил, он вынул из кармана небольшой сверток:

– Вот, отдай это ему. Я не уверен, но, возможно, это поможет.

Девушка с опаской приняла подношение и осторожно раскрыла. На тряпице оказался небольшой круглый медальон с символом в центре.

– Эта та самая руна? – Брунс кивнул. – Как она поможет?

Мужчина пожал плечами и направился к выходу.

– Может, и никак, я не знаю. Но, в любом случае, мы скоро уходим. Сегодня, когда стемнеет, мне нужно будет проверить пути отступления. Вернусь через день или два. И мы уйдем, независимо от того, вылечится альх или нет.