Текст книги "Стихийник: Артефакт душ"

Автор книги: Алеся Троицкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Глава II

1

– Катара, это невыносимо!

– Невыносимо?! – переспросила управительница дома наслаждений, не отвлекаясь от примерки нитки розового жемчуга.

– Да! Он постоянно просит хмеля, еды и девочек, – кивнула рыжая Агнет, хлопая пронзительно-голубыми глазами. – Он уже замучил Карлин и Сенту, они еле держатся на ногах! И его чрево вместило половину наших запасов хмеля. Как только не лопнул!

– Хочешь сказать, что ему все мало?

– Да, он как ненасытный монстр, которого только что извергла Бездна! Берет все, что нравится, а после требует больше. И вообще, если честно, девочки его боятся. Он очень странный: все эти символы на его коже, шрамы и взгляд… – Агнет поежилась и обняла себя руками: – Взгляд мрака.

Катара фыркнула и снисходительно глянула на Агнет через зеркальную поверхность, в которую любовалась собой.

– Что за глупость? Ваши мозги совсем высохли от лени! Хотите покрыть дом Катары позорными слухами о том, что ее девочки – бездарные неумехи?! Или вы решили меня позлить?

Катара поднялась, взметнув полы синего струящегося наряда, наспех поправила каштановые завитушки в высоком хвосте перехваченный золотой пластиной и отправилась лично справиться о нуждах мужчины, который несколько часов назад попросился в их заведение на постой.

– Чего желает благородный вельможа?

– Я не вельможа и уж тем более не благородный, – раскинувшись на шелковых простынях и положив голову на мягкий пуф, произнес Райнхард, не удостоив вошедшую взглядом.

– Для нас вы самый что ни на есть благороднейший из мужчин.

Альх хмыкнул:

– Твоя лесть попахивают гнилью и не отменит того страха и презрения, что испытывают твои прелестницы при виде меня.

Катара присела на край широкой кровати и не спеша стала наполнять тяжелый кубок красным вином, которое принесла в пузатом кувшине.

– Зачем оглядываться на других, когда здесь Катара? Я исполню все, что ни попросит желанный гость.

– В последнее время подобные речи меня настораживают, – ухмыльнулся мужчина, вспоминая о змеином логове. – Или ты умеешь читать мысли?

– Нет, но я хорошо умею читать мужчин.– Она отставила кувшин, вручила Райнхарду кубок и, пока он медленно пил, пальцами начала выводить незамысловатые узоры на оголенной мужской груди, покрытой вязью черных символов и белесыми шрамами.

– Ты колдун?

– А ты тактична. Хочешь сдать меня троготам и получить вознаграждение?

Стихийник задал вопрос отрешенно, но внутренне напрягся и покосился на меч. Он, конечно, рад был бы помахать оружием, но усталость за последнюю неделю и тело, измотанное проклятьем, его истощили. Он хотел как можно скорее восстановить силы, насладиться плотскими утехами и забыться на несколько дней в исцеляющем сне. Но понимал, что иллюзия отдыха – всего лишь иллюзия. Через неделю, месяц или мгновение зов проклятия вновь заставит его мчаться в неведомые земли или земли, где он был не одиножды, и выполнять грязные пожелания алчных людишек, не видя ни конца ни края их неуемной жажде наживы.

– Тебе везет, незнакомец. Катара не водит дружбу с законниками, поэтому перестань хмуриться и испепелять меня взглядом. Лучше расслабься и покажи, от чего мои девочки так сладко кричали. – Ее глаза по-кошачьи сощурились, розовый язычок в предвкушении очертил пухлые губки, а тонкая рука с множеством звенящих браслетов своевольно скользнула под тонкий шелк покрывала, которое не скрывало мужского желания…

2

Еще не проснулись петухи и не огласили округу своими воплями, как сердце Райнхарда глухо и болезненно сжалось, заставив его резко открыть глаза и мученически выдохнуть:

– Бездна…

Ему не нужно было проверять, чтобы понять: руна исчезла, указав на нового «счастливчика».

Не церемонясь, альх грубо разомкнул объятия, в которых нежилась Катара, заснувшая, как и он, лишь час назад, и поднялся.

– Уходишь? – зевнула женщина, наблюдая, как мужчина стал спешно одеваться.

– Хм…

– Многозначительное «хм» – это все, чем ты отблагодаришь Катару?

Райнхард отцепил от пояса мешочек, наполненный звонкой монетой до половины, и, не оглядываясь, бросил рядом с женщиной. Та лениво потянулась, проигнорировав подачку, и смерила мужчину задумчивым взглядом.

– Твои символы поблекли… – Она провела взглядом дорожку до его поясницы, где заканчивались посеревшие письмена, и остановилась на бедре, где самодельная повязка насквозь пропиталась кровью: – Твоя рана… она кровоточит!

Альх нервно передернул плечами:

– Не смертельно.

Катара закатила глаза и, томно вздохнув, сползла с кровати:

– Не спеши, давай я наложу мазь и новую повязку. Конечно, не бесплатно, так как, сам знаешь, исцеляющие травы нынче недешевы. Но оно того стоит. – Она хотела коснуться его, но мужчина предупреждающе рыкнул, словно ее руки несли чуму:

– Не смей!

Женщина в смятении замерла.

– Но…

– Твоя забота мне не нужна, – уже более спокойно уронил мужчина, натягивая чистую рубашку.

– Не понимаю… Неужели Катара тебя чем-то огорчила? Ну, не хочешь повязку, хотя бы поешь, не спеши. Еще очень рано. Я прикажу, и мои девочки соберут на стол. Ты не знаешь, но Мирена – чудо, а не стряпуха: такие булочки печет! И вино у меня есть, из самой Дакии, мне его наместник Кривел жаловал, когда… – Женщина замялась: – Когда проезжал мимо.

Женский щебет начал раздражать.

– Прикажи, пусть подготовят коня, я выезжаю незамедлительно. – Райнхард устало потер лицо, с неудовольствием отмечая, что внутренние демоны уже начали раскручивать колесо его личного чистилища, стирая из памяти его тела и души время, проведенное в Сарде, заменяя вкус снеди и вина горечью и тленом, а пресыщенность и удовлетворение от любовных утех – пустотой и разочарованием, которые не унять, пока не будет исполнено очередное желание.

Мужчине хотелось взреветь и, как всегда, что-нибудь разрушить, но он быстро взял себя в руки и покинул дом удовольствий не оглядываясь.

3

Благодаря портальному анимусу, путь оказался недолгий: четыре дня на восток, вместо месяцев пути, и Райнхард спешился возле одинокого, затерянного в лесу домика, окутанного стойким запахом гари и облизанного в недавнем прошлом огнём.

– Надеюсь, меня не заставят строить новое жилище? – спросил он коня, который настороженно прядал ушами. – Хотя, Альтафф, выстроить дом – это еще не самое страшное.

Потрепав друга по загривку, альх накинул поводья на ворота со сломанными зубцами и, хрустя слюдяными осколками, которые в прошлом украшали оконные проемы, прошёл вперед.

Сняв с левой руки перчатку, он начертил в воздухе руну Ансуз, дающую знания, и попробовал ощупать воздух, словно вытягивая из него информацию. Несмотря на то, что воздух – стихия непостоянства, стремительно меняющаяся, мужчина уловил отголосок прошлого в виде зыбкого миража. Скорее, почувствовал, чем увидел озлобленную толпу, крушащую все на своем пути, а в центре – хрупкую женскую фигурку.

Местный самосуд над очередной несчастной, которую обвинили в колдовстве и поклонении темным… Альху не раз приходилось встречать подобное, поэтому видение его не удивило. Хмыкнув, он собрался отпустить мираж, но порыв ветра разметал волосы девушки из видения и донес до его обоняния аромат вереска и дикого меда.

Райнхард насторожился. Аромат, что ему привиделся, был невозможен. Не только потому, что эти растения безжалостно уничтожались и были запрещены на землях пяти королевств, потому что считались цветами порока и скверны. Но и потому, что это был всего лишь мираж. Пустое дыхание недалекого прошлого.

Но, как бы альх ни убеждал себя в очевидном, аромат вереска нещадно дразнил его нос, заставляя непроизвольно принюхиваться и вспоминать о давно забытом. Не понимая, зачем это делает, альх свободной рукой полез за кинжалом, чтобы обменять свою кровь на усиление потока, питающего его силу, и, тем самым, дать миражу больше красок и подробностей. Но едва поднес лезвие к запястью, как дернулся от громкого ржания коня и, не повредив руку, стремительно схлопнул мираж.

– Бездна! Что за наваждение?! – Райнхард сплюнул и направился в дом.

Несмотря на обугленность снаружи, внутри жилище оказалось не тронуто пламенем. Только выбитые окна да опрокинутая мебель напоминали о людской ненависти и бесчинстве.

– Эй… – позвал стихийник, направляясь на второй этаж, откуда доносилась возня и всхлипы. Одним ударом выбил хлипкую дверь, ведущую в небольшую комнатку, и замер в удивлении.

Седовласый мужчина, средних лет, пытался повеситься на простыне, закрепленной на деревянной балке под потолком, у которого явно что-то пошло не так. Вместо того, чтобы мгновенно сдохнуть, например, от перелома шеи, он неуклюже болтал ногами, издавая мучительные всхлипы.

Райнхард самодовольно улыбнулся. Лучшей развязки для себя он и придумать не мог. Через несколько мгновений несчастный уступит смерти, и он будет свободен. Альх даже подумывал вернуться в Сард, где, несмотря на обиду, его ждет Катара. А после – направиться к морю Грез. Или свернуть на север и выйти к долине тысячи рек… В общем, не важно, куда направлять коня и как долго. Главное – что этот выбор будет его личным.

Близость свободы так воодушевила, что стихийник, скрестив руки на груди и опираясь о стену, стал ждать. И дождался бы, если бы его блуждающий по маленькой каморке взгляд не зацепился за осиротевшие белые туфельки, украшенные жемчужными бусинами, за тонкую батистовую сорочку, небрежно перекинутую через спинку дубового стула, за шёлковые ленты и костяной гребень с мелкими желтыми цветочками притаившиеся на узком подоконнике.

Воображение тут же подкинуло Райнхарду незнакомку, чьи волосы пахли вереском и медом. И отчетливо нарисовало, как этот гребень украшает пшеничные пряди. Почему именно пшеничные, он не знал, но ему хотелось верить, что они оттенка предрассветного солнца, как у большинства альвов.

Мужчина внутренне напрягся и тряхнул головой. Что за бред? Понимая, что это проклятая руна водит его за нос и заставляет усомниться в принятом решении, стихийник несколько секунд спорил со своими внутренними демонами, пытаясь убедить себя, что ему плевать на девчонку и на сумасшедшего. Но в какой-то момент выругался, преодолел расстояние до тела, что почти перестало трепыхаться, и, резанув по удавке, аккуратно опустил мужчину на пол.

– Бездна, и почему я не приехал позже?! Эй, а ну, давай, дыши! – Стихийник послал незнакомцу в легкие небольшую порцию воздуха и хлопнул по лицу: – Еще не время умирать!

Мужчина застонал и открыл помутневшие серые глаза. Не фокусируясь на незнакомце, с надеждой протянул:

– Эйлин, девочка моя… это ты?

– Нет, старый дурак, это я! – И, не дожидаясь, когда тот окончательно придет в себя, хлопнул еще раз.

Хозяин дома быстро-быстро заморгал и, наконец, смог осмысленно взглянуть на угрюмого и пугающего чужака.

– Стой! Хватит.

– Жить будешь?

– Буду, – болезненно протянул мужчина, хватаясь за горло.

Райнхард сунул в руки несчастного вазу с пожухлыми ромашками:

– Пей! И как твоё имя?

– Брунс… Брунс-отшельник, – жадно глотая подтухшую воду, прокаркал мужик.

– Хорошо, Брунс отшельник, – усмехнулся альх, не скрывая, что заинтересовался выбившимся из-под чужого ворота медальоном, на котором были изображены меч и пламя – отличительный знак троготов. – Ты законник?

– Нет! – прохрипел мужчина.

– Тогда как ты его получил? Украл? – Альх пальцем подцепил медальон и скривился.

– Лучше украсть, чем чувствовать непомерную тяжесть от того, что он всю жизнь висит на моей шее!

– А это уже интереснее. – Несмотря на съедающее любопытство, альх не стал ковыряться в чужом прошлом и резче, чем хотелось, рыкнул: – Что здесь произошло? Только без лишних драм: у меня не так много времени, чтобы выслушивать мужское нытьё.

Брунс оказался понятливым и коротко кивнул:

– Третьего дня от новой луны пришел в наш дом Григар, племянник наместника Альноса. Ну, как пришел – приковылял, оставляя за собой кровавые лужи и умоляя о помощи. Оказалось, что, несмотря на запрет, он решил поохотиться в здешних лесах в брачный сезон секачей. А все знают: весной в лес лучше не соваться, кабаны особенно свирепы. Но этому идиоту, видать, не объяснили. Так вот, горе-охотник, конечно же, никого не подстрелил, зато подставился сам и кабан разорвал ему ногу. Парень так бы и сдох – слишком много крови вылилось, но наткнулся на наше жилище. – Брунс горестно сглотнул. – Я не хотел его пускать, чувствовал, что беду приведет, но моя дочь настояла, чтобы мы ему помогли. Как я мог отказать, когда она у меня… она…

– Особенная? – подсказал Альх

– Да,– подтвердил Брунс, не понимая значения кривой усмешки чужака.

Зато альх теперь все понял.

Брунс действительно когда-то был троготом, охотником за нечистью, за всяким, кто овладел знаниями управлять потоками и носит в себе кровь сидов. Только сбежал и трусливо спрятался, когда понял, что его дочь не совсем человек и он должен будет ее убить.

Насмешка судьбы, не иначе. Вот только одно любопытно: от кого у девчонки дар? Ведь кровь, которая подчиняет энергию, может передаваться только от носителя. В данном случае, от альва. Вряд ли такая ладная и изящная красота вкупе с добродетелью родится от какого-нибудь дварфа или норны.

– Эйлин сделала все, что следует, чтобы спасти ублюдка: очистила и зашила раны, использовала целебные мази и настойки, а после оставила его у нас. Несколько дней она выхаживала засранца, меняла повязки, обтирала его лицо и грудь, а чтобы быстрее поправлялся, она… она пела.

– Напевы альвов? – уточнил Райнхард.

– Да, – протянул Брунс.

– Что было после?

– Возможно, он бы никогда и не понял этого, будучи в жару и беспамятстве, но, когда ему стало лучше, ублюдок стал притворяться. Да и я, дурак, подвоха не увидел. Радовался, что дочь улыбается, может поговорить с кем-то еще, кроме меня и живности, которая приходит к ней из леса. Но не песни были самым страшным, о чем узнал Григар. Может, в благодарность за спасенную жизнь он бы никому и не рассказал об этом. Но им овладела похоть.

Когда я ушел на промысел, он попытался воспользоваться моей девочкой и взять ее силой. Но, слава Творцу, Эйлин сумела за себя постоять и припечатала его мерзкую харю раскалённой сковородой, на которой выпаривала травы. Правда, сама ошпарила руки, но это мелочи. Главное, что ублюдок от нее отцепился. Воя и визжа, он вылетел из нашего дома, сыпля проклятьями. Жаль, что я не воспринял его угрозы всерьез. Я думал, что он не посмеет ей навредить: перебесится и утихнет. Но гадёныш стал распускать про мою девочку мерзкие слухи о том, что она нечисть. Что она служит скверне, и что ее нужно отдать правосудию.

– А она служит?

– Да как ты смеешь?! Она не поклоняется темным и в новолуние не пожирает сердца младенцев!

– Сказал тот, кто загубил не одну душу, обвиненную злыми языками в подобной ереси.

– Злорадствуешь? Если тебе станет легче, незнакомец, да, я загубил душу, но только одну и только той, кого любил больше жизни. – Мужчина опустил голову и в бессильной злобе сжал кулаки: – Ортрун, моя милая Ортрун… Она никому и никогда не причинила зла, не обидела ни словом ни делом и была для меня целым миром, пока однажды я не узнал, что она… другая.

– Неужели вера в единого и непостижимого Альхарда победила великую любовь и ты ее предал?

Мужчина кивнул и, словно ища для себя оправдания, признался:

– Я был молод, горяч, хотел сделать мир лучше. В то время Ортрун уже носила наше дитя. Я позволил ей родить, надеясь, что девочка не унаследует уродство матери, а после… отвез Ортрун в столицу, где ее признали нечистой и приговорили к смерти. – Мужчина уперся стеклянными глазами в стену, словно на ней были выжжены картины из его прошлого, которые отразились на его щеках злыми слезами. – А теперь и моя девочка последовала за матерью! Не уберег… они убили ее! Зря ты спас меня, незнакомец, я был бы уже с ней и со своей возлюбленной Ортрун. Уходи.

Но альх причитаниям Брунса не внял.

– Когда это случилось?

Хозяин дома заглянул в стальные радужки незнакомца и словно впервые его увидел.

– А тебе какое дело? Кто ты и зачем сюда пришел?

– Если скажу, что хочу помочь, поверишь?

– Мне?

– Твоей дочери, дубина!

– Но моя дочь мертва! – сорвался на крик Брунс.

Альх поднялся и носком сапога подтолкнул к мужчине руну, что выглядывала из-под узкой кровати, накрытой покрывалом из цветных лоскутков.

– А вот сейчас и узнаем. Возьми ее.

– Эту медяшку? – спросил бывший трогот, поднимая металлический диск с выгравированной по центру руной ветра и с любопытством ее рассматривая. Две параллельные линии под изогнутой напоминали дом без основания. Целую минуту мужчина молчал и хмурился, пока в его глазах не зажглось понимание: – Это не возможно! Стихийник?!

Альх кивнул.

Конечно, бывший трогот не мог забыть о самом опасном существе, порожденном древней кровью Изначальных. О проклятом выродке божественного Отца и осквернителе великого рода, извергнутом небесами.

– Тебя что-то смущает?– Светлая бровь Райнхарда приподнялась, а суровые черты искривились, став хищными.

Брунс хохотнул и резко мотнул головой:

– Нет, я готов поклониться хоть самому Изначальному, если потребуется.

– Не потребуется.

– Тогда, прошу, альх, верни мою девочку домой!

Принимая желание, руна в руках мужчины вспыхнула сизым цветом и выжгла на ладони отпечаток изломанных линий. Брунс, как ужаленный, выронил диск, с тревогой глядя на свою руку:

– Что это было?!

– Ответ на твою мольбу. Если руна его приняла, значит, выполнить его я способен и девчонка еще жива. Метка исчезнет, как только я привезу твою дочь. Но не сильно надейся: возможно, я просто не успею ее забрать.

4

Небольшой городок Альнос на берегу Пенного моря заполнили пестрые толпы людей, наряженных в яркие цветные одежды. Люди смеялись над звериными масками, прячущими не всегда трезвые лица, и упивались мелодиями свирелей и лютней. Ветер, дующий с моря, вместо запаха соли и тины, приносил ароматы выпечки, сластей и мяса, заставляя рты горожан наполняться слюной. Но через минуту, будто насмехаясь, менял направление и забивал ноздри удушливым дымом от затухающего костра, на котором недавно сожгли соломенное чучело.

Райнхард оставил коня у придорожной закусочной и, надев маску Хаерзы, не самой приятной твари, которую кто-то выдумал в пьяном угаре, зашел в паб.

– Эй, милейший, посторонись! – хохотнула розовощекая девица, порхающая по пабу, словно мотылек, и держащая перед собой огромный поднос с пивными кружками. Через секунду она появилась вновь и указала альху на единственное свободное место у дальней стены. – Прошу, господин, присаживайтесь. Чего изволите?

– Воды, – глухо произнес альх из-под маски и, недолго подумав, добавил: – И чёрствого хлеба.

– И все? – неподдельно удивилась разносчица, посмотрев на альха, как на ненормального.– В такой-то день?

– В какой? – тут же переспросил он с таким вниманием, что девица, пританцовывая на месте, подалась вперед:

– Вы еще не знаете? – Она смерила незнакомца подозрительным взглядом, но, увидев дорожную пыль, покрывающую черный плащ, многозначительно протянула: – Так это… пару дней назад в наших окрестностях нечисть выловили. А вчера суд был. Вот и празднуем. Завтра на рассвете ее сожгут. Вон, уже и помост справили, и костер соорудили, и примерились на Халне. Солома полыхала до самых небес. А с живой еще лучше будет. Говорят, когда выродка сжигают, пламя разноцветными искрами переливается и дым белый. Знатное будет представление, всем ближайшим поселениям приглашения разослали. Люди идут и идут. А нам только в радость. Вечером – прибыль, а утром – зрелище.

– А почему так скоро?

– А чего тянуть? Нечистые, известное дело, существа хитрые, особенно эта с кротким ликом. На суде с нее даже мешок не снимали и рот заткнули, чтобы чары свои поганые на наместника не навела. Для пущей безопасности эту гадину в его подземелье заперли: говорят, у него стены флюсцой покрыты, чтобы чары сдерживать, и охрана – аж десяток человек.

– Серьезно?

– А то! – подмигнула девица, раскрасневшись еще больше.

– Эй, Зельда, хватит попусту болтать! Клиенты ждут.

– Иду!

Взмахнув полами длинной юбки, Зельда хотела упорхнуть, но мужчина придержал ее за рукав.

– А почему девчонку троготам не отдали? Ваш наместник не боится брать на себя ответственность за ее смерть? Ведь вроде велено во всех королевствах нечестивых в столицы отправлять, на высший суд.

– Так знамо, почему: в Альносе сейчас ни одного трогота не осталось. Всех отправили на границы с Вараком, который захватил отпрыск Хенрика Благочестивца, Олдрик. Отравив собственного отца. А простые служаки до столицы Таврии эту тварь не довезут. Там же целых тыща верст будет. Изведет их, коварная, убьет по дороге и съест их сердца.