Текст книги "Крошка-ладошка"
Автор книги: Алена Викторова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
В это время из салона «ласточки» выбрался еще один пассажир. Точнее, выбралась. Девушка-экзаменатор, метр с фуражкой, похожая на не по годам серьезного ребенка, который нарядился в полицейскую форму, молча осмотрела обе многострадальные машины и постучала в окно водительской кабины внедорожника. Ей не ответили.
Антон в это время рассматривал девушку из окна автомобиля. Он чувствовал тревогу и смятение. Причина казалась старинной – он не мог определиться с ее цветом кожи. В начале практической части экзамена, еще на площадке, ему показалось, что у экзаменаторши черные волосы и смуглая кожа. Сейчас же, по его наблюдению, волосы оставались прежними, а лицо стало белым. Способность менять окраску навела на мысли о хамелеонах. А все, что связано с царством животных, вызывало у Антона самый жгучий интерес. Сменила девушка цвет лица? Определенно. Как? Почему? В какой момент? Возможно, в физиологии есть какие-то механизмы, о которых он не знает. Вопросы, вопросы. Он сначала даже подумал, что девушка успела попудриться во время экзамена. Если так, то зачем? Эта загадка крутилась в голове и не давала покоя. А еще Антон почувствовал, что с утроенной силой начинают дрожать руки и ноги.
Пока в голове Антона шел витиеватый мыслительный процесс, незаметный окружающим, девушка продолжала стучать пальчиком в окно. Из внедорожника ответа так не было. Подбежал Иван Иванович. Тоже постучал. Кулаком.
– Чего молчит-то? Не знаешь, Равильевна? Помереть не должен, не так уж сильно «поцеловались». Может, башку разбил? – с тревогой спросил он экзаменаторшу. Та достала телефон: «Андрей, это я, Гузель. Что «что»? ДТП у меня. Записывай адрес. «Скорую» вызывай, не помешает. Нет, сплюнь, все живы. Железо. Давай быстрей, мне еще сегодня патрулировать».
На этих словах окно внедорожника стало медленно опускаться. Оттуда показалась толстая рука с поднятым вверх средним пальцем, смахивающим на сардельку.
– Не понял. Ах ты, урод! – инструктор ухватился за палец и дернул на себя с явным намерением его сломать. Палец не сдвинулся с места.
– Спокойно, Иван Иванович. Сейчас наши подъедут, разберемся, – отстранила его экзаменаторша Гузель.
Действительно, через пару минут одновременно прибыли ДПС и «скорая». Полицейский (видимо, тот самый Андрей, потому что дружески похлопал девушку по плечу, на что она ткнула его кулаком в живот) со своим напарником вывели из внедорожника водителя – пузатого лысого бугая. Тот не сопротивлялся, но палец показывать продолжал. Видать, заклинило. А еще крутил головой, причмокивал и тяжело вздыхал. И недоверчиво поглядывал на собственные ноги, которые перестали слушаться хозяина. То влево пойдут, то вправо свернут, то вообще вознамерятся вернуться.
Пока продолжалось освидетельствование, заполнялся протокол, в общем, шла положенная в таких случаях работа, инструктор суетился, курил и разговаривал по телефону.
– Вы в порядке? – Гузель села в машину и осторожно тронула Антона за плечо.
– Нет, то есть да, я в полном беспорядке, – устало ответил Антон, отметив, что к девушке вернулся прежний цвет лица. Антон задумался над этим фактом. Девушка смутилась под пристальным взглядом и поправила высоко задравшуюся форменную юбку.
– Как Вас зовут? – спросил Антон.
– Гузель Равильевна, – ответила девушка.
– Красивое имя.
– По-татарски "Гузель" как раз и значит "красивая".
– В самую точку, – подтвердил Антон, – наверное, это знак свыше.
– Что? – не поняла Гузель.
– Это, – указал Антон на лобовое стекло. – Все-таки ключевую роль в моей жизни играет природа. Мне привольней в лесу, в поле, а не на автотрассе. Я не способен починить проводку. У меня даже компьютер постоянно виснет. Брось, брат, технику, не твое это, не твое. Природа дает знак посредством птичек. Понимаете?
– Давайте так договоримся: Вы успокоитесь, и завтра в любое удобное для Вас время подойдете в РЭО. А сейчас Вас осмотрит медицинский работник.
– Куда? Простите, плохо разбираюсь в аббревиатурах.
– К нам, в регистрационно-экзаменационный отдел. Там и определимся с пересдачей. Завтра. К нам. В РЭО. Запомнили?
– Да. Я могу идти?
– Минутку. Я же говорю – Вас осмотрят.
Гузель подозвала фельдшера. Та начала спрашивать «как Вы себя чувствуете?», «ничего не беспокоит?», «головой не ударились?» и тому подобное. Измерила давление, предложила сделать укол. Сказала, что в уколе этом ничего страшного, что он просто поможет успокоиться Антон отказался, направился было к инструктору, но Иван Иванович махнул рукой – мол, иди отсюда с глаз долой, даже не приближайся.
Антон этому был только рад. Отойдя метров на двести от места ДТП, он перевел дух и огляделся по сторонам. Куда ни глянь – дорога. Нет, не то сейчас требует душа. От одного вида дорожного движения начало подташнивать. На сегодня, похоже, накатался. Все-таки водители – особый народ. Едут себе не думая, по телефону разговаривают, торопятся, обгоняют друг друга, поливают грязью все и всех. Да еще при этом умудряются переключать передачи и вовремя тормозить.
– Конечно, успевают, – рассудил Антон, – автоматизм приходит с опытом. Это ничего, что сегодня так вышло. Я нормально ехал. Это форс-мажор. Ничего, пересдам. Просто надо собраться и выполнить все команды экзаменатора. Все дело во внутреннем настрое. У меня получится. В следующий раз. Мы еще увидимся, прекрасная Гузель. Я приду в твой загадочный РЭО.
Успокоить себя получилось. Ну ее, эту дорогу. Антон свернул с Советской и пошел вниз, к реке. С каждым шагом становилось спокойней. Здесь тихо. Здесь хорошо. Здесь природа. Прости, провинциальный городок, что пришлось тебя покинуть. Ничего себе – почти двадцать лет прошло. А парк все такой же. И беседка – вон она, возвышается над дорогой (ну ее, эту дорогу). И река Волга. Сейчас она еще подо льдом. Но ждать большой воды осталось совсем недолго.
Интересно, лед еще прочный? Наверное, да – сантиметров двадцать-тридцать, не меньше. Весна еще только начинается. Антон вдохнул полной грудью. Как легко дышать! О! Знакомая с детства картина: рыбаки на Волге. Не надоедает же им сидеть часами в холоде. Издалека рыбаки видятся маленькими фигурками, темнеющими на огромном белом фоне. Дальше – высокий берег. Там продолжается город, разделенный широкой рекой. А тут спешить считается дурным тоном. Тут рыбаки сидят. Организованно сидят, кучками.
Эта картина в памяти с детства. Ее непременная деталь – одиночка, отбившийся от основной массы. Такой всегда есть. Вот он сидит, ближе к мосту. Самый умный, что ли?
К одинокой черной точке и направился Антон. Тропинка, что ведет под гору, неожиданно сменила градус уклона, и добрую половину пути пришлось преодолеть на пятой точке. Приземлиться получилось больно. По льду реки Антон ступал уже осторожно, хотя все самое страшное осталось позади.
– Богатый улов? – он постарался начать разговор как можно тише, чтобы не распугать рыбу. Усатый рыбак кивком указал на кучку ершиков на снегу:
– Коту хватит.
Черным кривым ногтем мужчина подцепил из мотыльницы красного червячка и неожиданно проворно насадил извивающуюся наживку на крючок.
Антон сунул нос в мотыльницу, где вяло копошилось еще десятка два бедолаг и продолжил беседу:
– У меня старший брат тоже рыбачит. А я не любитель.
– Рыбку-то есть вы все любители, – проворчал мужик. Поерзал, устраиваясь поудобней на шарманке, погрузил червячка в лунку и начал сосредоточенно мормышить. Пока ничего не происходило.
Антон присел рядом на корточки. Раз, два – рыбак вытянул очередного колючика и бросил его к небогатому улову.
– А раньше здесь водилась рыба размером больше человека, – улыбнулся Антон.
– Да брось заливать. Я тут тридцать лет рыбачу, – отмахнулся усач.
– Такое еще до нас было. В Девоне, – Антон взял самого маленького ершика, потрогал растопыренные плавники. Ай! – рыбешка полетела на лед, а Антон принялся сжимать указательный палец, выдавливая каплю крови.
– А кот не уколется, когда жевать начнет?
– Ничего с ним не случится. Райка варит, а потом самое острое ножницами отстригает. Райка – жена моя.
– Я понял.
– Жрет этот Проглот за милую душу. И рыбу, и мясо. Из наших тарелок подъедает. Главное: супа ему нальешь – харю отвернет. А украдет – все сожрет, не подавится. Недавно к зеленому горошку пристрастился. Недаром я его Проглотом прозвал, недаром. А еще, слышь? Еще и растаскивает рыбу по всей кухне, зараза шерстяная. Из-за него пол скользкий делается, кости на каждом шагу валяются. Как в пещере людоеда. А ты мне заливаешь тут – размером с человека.
– Поверьте мне как специалисту, не заливаю. Миллионы лет назад здесь, прямо где мы сейчас сидим, было море. Огромное, глубокое море. На его поверхности вздымались доисторические волны. Оно согревалось тем же солнцем, только более юным. Оно не было пустым. В нем кипела жизнь. В том числе в нем жили предки современных рыб, огромные. Те времена вообще отличаются крупными формами жизни. Это сейчас мы измельчали.
– Да мне, честно говоря, пофиг, что раньше было. Тебе, паря, поэмы надо писать. Складно излагаешь. А по мне так лучше дело делать, а не книжки листать. Ты не думай, я не всегда такую мелочь ловлю. По ночам хожу за налимами. Если в сугроб не сваливаюсь, даже приношу, бывает. Но жена их не ест. Говорит, они трупами питаются.
– А мы сами-то, чем питаемся? Тоже трупами. Это Вашу жену не смущает? Она колбаску, котлетки, курочку уважает?
– Ладно, парень. Ты мне мозг не компостируй. Моя Райка сама кого хочешь смутит. Она у меня знаешь какая – что вдоль, что поперек одного размера. Мы с тобой в ее халат оба залезем, еще и третьему места хватит. А ты говоришь: измельчали. Иногда так и скормил бы ее налимам, да она меня скорее изведет. Давай лучше по глоточку для сугреву.
Мужик вытащил из шарманки лоснящийся носок и жестом фокусника извлек из него бутылку водки.
– Видал? Непочатая еще. Как слеза.
Антон подумал, что сегодня ему просто необходимо вышибить клин клином:
– Давайте!
Рыбак отвинтил крышку и протянул бутылку Антону. Мысль о том, что кандидат наук пьет водку из горла, показалась Антону забавной. Он подмигнул усачу и отхлебнул солидный глоток. Жидкость обожгла слизистую, глаза заслезились.
– Запить! – протянул он мужику открытую ладонь.
– Запивона не держим. Как ты сказал? Хе-хе! Девона-запивона твоего. Держись, парень, не кашляй, сейчас закусон будет.
Рыбак разорвал пакет и положил в протянутую руку бутерброд с колбасой, облепленной хлебными крошками. После чего сам приложился к бутылке. Антон откусил полбутерброда, с наслаждением прожевал, проглотил. Полегчало.
– Пища богов! – ничуть не слукавил кандидат наук.
Передавая друг другу сугревающий эликсир, новые приятели несколько раз повторили процедуру. С каждым разом настроение Антона улучшалось. Он в подробностях описал рыбаку сегодняшнее приключение на сдаче экзамена. Слушатель выражал эмоции коротко, но емко.
Потом живительная влага закончилась. Пришедшее было ощущение тепла помаленьку стало исчезать. Антон поглубже спрятал шею в меховой воротник куртки.
– Что парень, замерз?
– Не жарко. Как это Вы целый день на льду сидите?
– Так ты бы еще в майке на реку вышел. Чай, не май месяц. Видал, у меня фуфаечка? Еще с советских времен. Я в ней работал, шпалы ложил. А в резиновики валенки вдеты. Хочу еще палатку купить, тогда хоть домой не ходи. Пускай Райка с Проглотом без меня поживут, поплачут.
– Клал.
– Не понял. Клал ты, что ли, на меня с прибором? Я тебя накормил, отогрел, а ты…
– Вы неправильно поняли. Нужно говорить не «ложил», а «клал».
– Ты того – не умничай, а лучше помоги материально.
– У меня деньги на карте.
– Какие еще деньги? Шучу я. Другая помощь требуется. На, помормышь чуток, а мне отлить надо.
Антон склонился над лункой, дергая леску вверх-вниз. Мужик скрылся в кустах на берегу. Антон еле дождался его возвращения: рыба не клевала, пальцы перестали слушаться и заныли. В придачу заболели уши, захлюпал нос.
Мужик вернулся, потирая руки, явно готовый продолжить рыбалку.
– Слушайте, а давайте меняться, – предложил Антон (его язык начал заплетаться), – я Вам куртку, она вообще-то теплая, настоящая, фирменная. Никогда в ней не мерз, не знаю, что сегодня случилось. А Вы мне фуфайку.
– Да бери, не жалко. Постираешь, будет как новая. У меня на балконе еще две висят.
Нечаянные собутыльники переоделись и обнялись, как будто встретились после долгой разлуки. Отошли каждый на шаг назад и снова кинулись в крепкие мужские объятия.
– Ну, я пошел домой. Пока! – на этих словах Антона покачнуло. Ему показалось, что мост поплыл куда-то в сторону. А отброшенный им ерш размножился. Стало два ерша. "Мистика какая-то" – протер глаза Антон. Опять один ерш.
– Смотрю, паря, что-то развезло тебя. Жена-то сковородкой не отоварит? – засмеялся усатый.
– Не женат и не собираюсь, – в другую сторону покачнулся собутыльник. Но слова произнес твердо.
– Один что ли, живешь? – уточнил мужик, вернув Антона в вертикальное положение.
– С родителями. Мама Оля и папа Сережа у меня хорошие. Брат есть еще старший, Кирилл. Только он отдельно живет.
– Эх, паря! Давно пора из гнезда вылетать. Из-под мамкиной юбки вылезать. Бери пример с брата. А то не дадут бабы жизни. Шапку надел? – мужик очень похоже изобразил рекламный ролик.
– Мама, наоборот, уверена, что воспитывает меня настоящим мужиком. Развивает, так сказать, брутальность. И в автошколу она меня отправила. А мне оно надо? Не люблю я эти машины. Мне и на метро неплохо.
– А что, пока я рыбачил, у нас метро построили? – усач засмеялся, довольный шуткой и тем, что вытащил очередную ощерившуюся добычу.
– Устал я что-то. Последний раз объясняю. Я в Москве живу и работаю. Вот. Думал, дома сдать проще будет. Говорят, родные стены помогают. А в Москве я боюсь ездить. Там столько машин! Дороги широкие, разметка, знаков куча. Там пока соображаешь, в какой ряд перестроиться, поворот проедешь. Эх, завалил, так завалил. Пойду домой каяться.
– Правильно, иди. А мамку люби, конечно, но не слушай. Мужик – не мужик… Если машины нет, не мужик, что ли? У меня нет, а я мужик. Мужик, паря, в делах познается. Вот с меня пример бери. Моя сказала – сегодня у тебя выходной, будем шкаф на кухне вешать. А вот фиг ей! На работе все дни корячишься, а тут еще и в выходной покоя нет. Пусть сама вешает. Приду – футбол буду смотреть. Что хочу – то и делаю. Моя жизнь.
Пропитанная рабочим запахом фуфайка согрела Антона сверху, но холод так просто сдаваться не собирался и перебрался к ногам, забрался в ботинки. Почувствовав, что пальцы ног перестают слушаться, не хотят даже шевелиться, Антон с надеждой посмотрел на вдетые в резиновики валенки. Усатый рыбак, видимо, умел читать мысли:
– Иди-ка домой, паря. Мамка, поди, заждалась.
Воодушевленный, Антон снова вышел на Советскую – главную улицу родного города. Он как будто парил над землей, став на голову выше прохожих. Он не замечал грязи и снега. Он согрелся. Со стороны могло показаться, что древнегреческий бог спустился с Олимпа, чтобы легким шагом пройти по замызганной грешной земле.
Спустился и шел, обтекаемый пестрой толпой. И вдруг замер. Он увидел женщину, поразившую до глубины души. Слегка понуро и отрешенно, она двигалась навстречу. Он мог поклясться, что знает эти очертания фигуры, этот легкий румянец, эти вьющиеся волосы аппетитного карамельного оттенка. Черты лица, глаза – родные и любимые. Но (он был в этом уверен), он видел эту женщину впервые. Хм… Может быть, провал в памяти? Временная амнезия? Каким зельем ты согревал нас, усатый рыбак? Остановись, время – она идет ко мне!
Знакомая незнакомка прошла мимо и стала удаляться. Он не знал, кто она. Это необходимо было выяснить. Иначе бы он не смог жить.
Антон выскочил на проезжую часть и преградил дорогу первой попавшейся легковушке.
– Умоляю! Спасайте заблудшую душу! Я заплачу, сколько скажете! Надо проследить во-он за той девушкой!
– А ну вали отсюда, маньяк хренов! – выскочил водитель, держа наготове монтировку.
Антон отскочил, как сайгак. Ему ничего не оставалось, как ретироваться и направиться, наконец, домой. Нет, не в Москву, а к родителям, которые бережно хранили его комнату и всегда были рады приезду ненаглядного сыночка. Но как же знакомая незнакомка? Он ее все равно найдет! Найдет, чтобы больше не терять! Будет ходить раз за разом по этой улице. Будет лазать вечерами в социальных сетях. Где-нибудь да мелькнет чудное создание, взволновавшее взор и сердце. Ау! Где ты? Вернись! Найдись!
Подходя к дому, Антон шел все медленней. Не то, чтобы плохо слушались ноги (но совсем этот факт отрицать нельзя), он просто наслаждался атмосферой родных мест. Он жил в непосредственной близости от самого сердца города – площади, в костромском народе любовно именуемой «сковородка». «Время – ткань, из которого состоит жизнь», – как бы намекает сковородка всякому проходящему.
На площади живет бронзовая собачка Бобка, которая в царские времена помогала местным пожарным, а сейчас собирает денюжку на поддержку своих четвероногих собратьев.
Антон присел собачке на спину, погладил помощницу пожарных по холодной металлической шерстке. Теперь непременно наступит счастье. Приметы не врут. Для верности друг животных вытащил из-под фуфайки шарф, повязал его Бобке на шею, прослезился. Обнял, как старого друга: «Одна ты меня понимаешь, Боба!».
Все-таки хорошо, что родители не променяли старинный дом на новостройку. Хорошо, что остались старые скамейки, песочница, сарайки и гаражи. А вот и корявое дерево, на котором приходилось прятаться от мальчишек, чтобы не играть в футбол. И от мамы, чтобы не есть омлет. Раскидистый вяз, на обратной стороне листочков которого всегда жили маленькие насекомые. Пятилетний Антон обнаружил этот факт случайно, намеренно расковыряв один из коричневых бугорков – на листике их было без счета. Бугорок оказался жучком. От удивления мальчик отпрянул назад и стукнулся головой о ствол. Вот это да! Как здорово! Столько жучков! Антон сбегал за увеличительным стеклом, тайком, чтобы никто не увязался, забрался на толстый сук и стал рассматривать это чудо. Блестящая спинка, лапки-волосинки. Антон набрал целую горсть жучков и принес домой. Мама тогда очень смешно визжала, а папа сказал, что надо спасать дерево. Дерево потом опрыскали какой-то гадостью. Антон собрал много мертвых жучков и закопал в ямку. Но всех собрать не получилось. Очень много было мертвых жучков. Страшно много. Когда мальчик на них смотрел, пальцы его сами собой растерли в кашицу листочек вяза. Пальцы потом долго пахли горечью.
Вот он, тот самый сук. Интересно, выдержит ли он человека сейчас? Антон взялся рукой за ствол, поставил ногу на выступ на стволе. Нога соскользнула. Попробуем другой вариант. Антон ухватился за сук, подтянулся, оперся о ствол ногами.
– И кто тут у нас хулиганит?
От неожиданного возгласа за спиной Антон расцепил руки и приземлился на пошатнувшиеся ноги.
– Здравствуйте, теть Галь! Как Вы меня напугали!
Антон обнял старую знакомую, прижался щекой к доброму морщинистому лицу.
– Антошенька! Мальчик! Сколько лет, сколько зим! Надолго приехал? – тетя Галя смахнула слезинку.
– Завтра уезжать хотел. А теперь и не знаю, новые обстоятельства появились, – мечтательно произнес Антон.
– Не девчонку ли завел?
– Пока не знаю, теть Галь. Думаю.
– Ну, думай, думай. А то заходи в гости. Чайком с малиновым вареньем напою. Как раньше. И рассольчик найдется, – засмеялась соседка.
– Спасибо, теть Галь, обязательно! А вот про рассольчик не понял.
– Утром поймешь, Антошенька, обязательно поймешь.
Лестница подъезда никак не поддавалась. Ступени ускользали в сторону. После каждого пролета приходилось останавливаться, чтобы выровнять дыхание. Зато есть время осмотреться. «Антон – зануда», – гласила нацарапанная на побелке надпись. Похоже, ремонт так никогда и не сделают.
Поднявшись на третий этаж, Антон долго ковырялся ключом в дверной скважине. Замок не поддавался. Оказалось, Антон перепутал ключи и вставлял московский. Да, точно – нужный, костромской, рядом, на этом же колечке.
Неожиданно двери распахнулись без его вмешательства. Он очутился в прихожей. В лежачем положении. Лицом в пол. Опираясь на руки, попытался поднять голову, как это делают трехмесячные малыши. Получилось.
– О, мамуля. А это я пришел. Какая ты красивая! Как Снежная королева в этом платье. Ничего, папа тебя расколдует. Нет, там кого-то другого расколдовывали. О! Вспомнил! Кая! Его девочка спасала. Что-то я запутался.
– Сергей! Сергей Сергеевич! Где ты? Иди сюда! Похоже, мы никуда не идем! – закричала мама. В прихожую вышел папа. Он оценивающе посмотрел на сына и расхохотался.
– Ты без нас, что ли, права обмыл? Или перед экзаменом принял для храбрости? Вроде нельзя за руль в таком виде или я что-то пропустил? Не переживай, родная, сейчас все решим.
Сергей Сергеевич обнял супругу Ольгу Александровну, с которой прожил душа в душу без малого сорок лет.
Антон любовался родителями из положения лежа. Мама и папа прекрасно дополняют друг друга. Он – крепкий, чуть полноватый, румяный – мужчина в самом расцвете сил. Только волосы подводят: на затылке их почти не осталось, и Сергей Сергеевич от этого тайно огорчается. Она – высокая, темноволосая, с профилем, который называют "греческим". Для своего возраста вполне стройная. Все потому, что помешана на правильном питании и пилатесе.
– Вы что, уходите? Куда же вы собрались без сына, родители? – устраиваясь поудобней на коврике, допытывался Антон. Ему удалось сесть по-турецки. Теперь он допрашивал родителей с величественностью султана.
– Вообще-то мы собрались все вместе идти отмечать твою сдачу, – сказал Сергей Сергеевич.
– Столик заказали в нашем любимом ресторане, – добавила Ольга Александровна.
– А я вас сейчас огорчу. А я не сдал. Вот такой я бестолковый. Боится меня техника, к себе не подпускает. Буду ходить пешком, тем самым сохраню хорошее телсжение…те-ло-сле-жение…короче, фигуру.
Мама и папа переглянулись. Ольга Александровна присела на корточки перед сыном.
– Это еще что за самобичевание? Как не сдал? Почему?
– Из-за птиц.
– Так, Хичкок, – вмешался Сергей Сергеевич, – от тебя сейчас внятного объяснения не дождешься. Оля, ресторан никто не отменял. Устроим себе романтический ужин. Шампанское, рыбка, фрукты – все, как мы любим. А его, – он указал на Антона, – я сейчас уложу спать.
Папа не без труда помог сыну подняться, повел в комнату.
– Пап, я тебе потом про рыбку расскажу. Как я сегодня рыбку ловил. Но это потом. Самое главное – оказывается, есть на свете одна женщина…– Антон замедлил шаг.
– Сынок, открою тебе тайну: не одна, – отец отцепил его руку от дверного косяка. Подошла мама.
– Тссс…, – Антон приложил палец к губам. Отец кивнул понимающе.
– Пойдем-ка баиньки, – Ольга Александровна взяла сына под ручку, – да сними ты уже этот ватник! Где ты его взял? Ему на свалке место!
– Прошу не оскорблять мою фуфайку! – Антон бережно свернул одеяние, прижал к груди и только после этого запихал под кровать.
– И не надо мне говорить «баиньки», – успел сказать он перед тем, как заснуть.
Глава 5
От палочника до птеродактиля
Не любил Антон слово «баиньки». С первого класса не любил. На то была веская причина. В начале учебного года к ним в класс пришла заведующая станцией юных натуралистов. Звали ее Елена Алексеевна. Она была большая, как шкаф, который стоял в углу школьного кабинета. Елена Алексеевна пригласила всех желающих стать добрыми друзьями животных. Ухаживать за братьями нашими меньшими – так она и сказала. Кормить, держать в чистоте, даже дрессировать.
Антон записался в кружок самым первым. Больше всего ему хотелось дрессировать. Он представлял, как стоит на арене, поднимает руку вверх, и послушные слоны встают на задние лапы. А у него костюм красный, блестящий, на голове синий платок, замотанный, как у индуса в книге про змей. За хорошо выполненное задание он протягивает слону яблоко. Слон высоко поднимает хобот, разевает рот. Потом жует угощение и смотрит на дрессировщика маленькими умными глазами. А зрители встают с мест, аплодируют, бросают на манеж цветы.
Антон ни разу не прогуливал и на занятия приходил раньше всех. Особенно ему понравилось ухаживать за палочниками. «Отряд привиденьевых», – важно повторял Антон слова Елены Алексеевны. «В дикой природе обитают в тропиках и субтропиках. В нашей стране на Дальнем Востоке, в горах Кавказа и в Средней Азии тоже живет палочник – уссурийский» – рассказывал он одноклассникам на природоведении.
Но палочники со станции юннатов были не нашими, а заморскими. Их привез из Вьетнама путешественник, который жил неподалеку от станции. Целый месяц он пугал ими друзей, а потом собрался в Китай к монахам и подарил палочников юннатам.
Антон любил наблюдать, как в стеклянной банке покоились на листочках сухие прутики. Десять светло-коричневых прутиков. Смотришь на них внимательно – и ничего. А потом – глазам не веришь: прутик-то пошел! Другой прутик – лапку поднял, как будто здоровается. Еще интересней было вместе с девчонками наблюдать. Все девчонки визжали, как сумасшедшие. Только дернется сухая лапка – чуть в обморок не падают. Весело.
Антон как главный «палочниковед», как его так прозвала Елена Алексеевна, кормил любимцев свежими листочками. Обдирал по дороге пожелтевшие кусты и иногда – мамины цветы с подоконника. Палочники кушали много, но не толстели. «Везет же некоторым» – вздыхала по этому поводу заведующая. В заботах о палочниках проходили день за днем. Других обитателей станции юннатов Антон, конечно, тоже кормил: черепах, морских свинок. Даже попугайчика Попку, который вместо "спасибо" наклонял голову и обзывался: "дурррак".
Сентябрь, октябрь и почти весь ноябрь Антон жил встречами с палочниками. А незадолго до наступления зимы случилось страшное. Двадцать первого ноября Антон прибежал на станцию юннатов с порцией свежих листьев герани (у цветка новые вырастут, он его хорошо полил). Поздоровался с Еленой Алексеевной, погладил по голове черепаху Тортиллу, показал язык Попке и свернул в комнату палочников. А там – пустой стол. Нет никакой стеклянной банки. Елена Алексеевна взяла Антона за руку.
– Топят плохо, – произнесла заведующая, – чувствуешь, какая холодища? Вот палочники и замерзли. Утром прихожу – а они на дне валяются. Насекомые южные, им наш климат не подходит. Но ты не расстраивайся, Антошенька. Иди, Попке зернышек покроши.
Антон побрел к Попке. «Дуррак», – отчетливо произнес попугай, и на глаза мальчика навернулись слезы. Слезы так и не высохли до самого дома. Одни упадут, им на смену новые набегают. Дома Антон уткнулся в мамино плечо и рассказал о судьбе бедных палочников.
– Печальная история. Но ты не расстраивайся, сынок. Пойдем баиньки, – сказала тогда мама, – утро вечера мудренее.
Ночью Антону показалось, что на краю его одеяла сидят покрытые инеем палочники, которые обхватили самих себя худенькими сухими лапками и дрожат. Он начал кричать: «Холодно! Холодно! Они… они…». Мама Оля проснулась, резким толчком распахнула двери в детскую комнату, включила свет и увидела раскрасневшегося Антошу. Сын сидел на кровати и осторожно касался пододеяльника: «Они замерзают». Старший, Кирилл, тоже проснулся: «Мам, чего это он?». Мама поставила сыну градусник. Уже через четыре минуты серая полоска переползла за красную черту. Так и есть, тридцать восемь и девять. «Скорая» приехала через десять минут. После двух уколов Антон заснул. «Хоть бы я от него заразился!» – громко взмолился Кирилл и тоже лег спать. А Ольга Александровна и Сергей Сергеевич пошли пить чай с печеньками. Так и сидели на кухне: она – в ночной сорочке, со спутанными черными волосами и он – в майке и трусах «семейниках».
На другой день врач поставил Антону диагноз «ОРЗ». Странное какое-то получилось ОРЗ: ни насморка, ни кашля, одна слабость. Мальчик неделю пролежал, не находя в себе сил даже подняться с постели. Да – именно в это время он возненавидел слово «баиньки».
Ольга Александровна очень любила сына, но сейчас сделала вывод, что слишком его изнежила. С нового учебного года она решила пойти другим путем и записала Антошу на хоккей. Новоявленному хоккеисту купили коньки, клюшку, форму. Экипировка обошлась в кругленькую сумму. Но мама была тверда в плане воспитания. Папа ее поддержал, как обычно. Вечер перед первой тренировкой прошел весело. Антон примерял форму. Пришлось поломать голову, куда прицепить «ракушку». Когда поняли, до слез смеялись всей семьей. Но Сергей Сергеевич сказал, что смешного тут ничего нет. И объяснил, что будет, если шайба на полной скорости попадет между ног. Кирилл и Антон, не сговариваясь, прикрыли руками причинные места. К загадочной детали все прониклись уважением. Потом непременно уточняли, не забыл ли ее Антон на тренировку.
На коньках Антон кататься умел. Так, как умеет большинство посетителей катка. Двигался вперед, мог даже перебирать ногами, переступал. Но для хоккея этого было мало.
– Восемь лет тебе, пацан. Это нормально, еще не старый. Овечкин тоже в таком возрасте в хоккей пришел, – приободрил новенького тренер. – Ты делай все, что я говорю. А там, глядишь, в «Локомотив» пригласят. Потом сборная, НХЛ…– стоящие кружком мальчишки засмеялись.
Оказалось, что от пацанов, которые пришли на три года раньше, Антон здорово отстает. В то время как они гонялись за шайбой, ему пришлось выполнять упражнения. Он учился разгоняться, двигаться спиной вперед, отталкиваясь от бортика, вести шайбу и многое-многое другое. Учился в одиночестве.
Но все равно ему нравилось. Особенно – приветствие перед началом тренировки. Мальчишки вставали в круг, брались за руки, кричали «мы – команда» и капитан с силой разбивал сцепленные ладошки.
Однако уже через пару месяцев Антон устал. Устал после уроков ходить на ледовую арену, устал таскать тяжелую сумку, устал от упражнений. Устал вместе с другими опоздавшими кувыркаться на льду в полной экипировке (такой урок преподавал им тренер – чтоб неповадно было опаздывать).
Опаздывал хоккеист Антоша постоянно. Конечно, если бы мама или папа могли провожать, тогда другое дело. Но они в это время были на работе. А один Антоша – то остановится покрошить хлеб голубям, то засмотрится на собак, которые бегают целой толпой и гавкают на прохожих. Страха перед собаками не было. Антон проводил эксперимент: поочередно подносил к собачьим носам кулак. Собаки кулак обнюхивали, хозяина кулака не трогали. Виляли хвостами и бежали дальше по своим собачьим делам. Один раз кудрявая серая собачка после такого эксперимента даже задрала лапку над его ботинком. Проявила странную реакцию. В тот день пришлось вернуться домой, потому что от ботинка пахло, и идти в нем на тренировку было стыдно.
