Текст книги "Невыносимое счастье опера Волкова (СИ)"

Автор книги: Алекс Коваль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

– Волков, с каких поры ты т…

– Ты потрясающе выглядишь, Тони.

– Что?

– И пахнет от тебя чем-то…

– Дорогим?

– Родным, Кулагина. Давно забытым. Уютным.

Сердце делает кульбит. Сглатываю ком, вставший в горле. Рука на шее мужчины дрожит, царапнув его.

– Я не знаю, что тебе на это сказать.

– В коем-то веке ты растеряла все свое красноречие?

– Признаю, ты меня вогнал в ступор.

– Почему ты в молодости не носила платья? Они тебе дико идут.

Спрашивает и горячими пальцами по моей спине водит легонько. Ласкает, под бархатную ткань пробираясь. Еще больше заставляет поплыть. Зажмуриться хочется и не дышать.

– Ты серьезно? Мы сейчас будем об этом говорить…

– Почему бы и нет?

– Может, потому, что поезд уже ушел, Вик?

– Ушел ли?

– Это ты на что сейчас намекаешь?

– Ровным счетом ни на что.

Хмурюсь.

– Ты за неделю мне глаза в глаза и пары слов не сказал. По-моему, глупо даже теоретически поднимать подобную тему!

– А ты сказала?

Рука на моей пояснице напрягается.

– Ты мужчина и мог бы…

– Я работал. Всю неделю, возвращаясь домой только спать. Все свободные минуты сообщения тебе строчил. Просто потому, что хотелось почувствовать, что хоть так ты рядом, Кулагина! А ты в это время по завтракам с Лариным гоняла, охуенно, правда? Могла бы позвать меня выпить кофе, а не этого. Залетного.

Чего?! Да с чего мне вообще надо было тебя куда-то звать?! Поплыла, Антонина? Так вот, добро пожаловать в реал! В голове вихрем проносятся все услышанное. Какое этот гаденыш вообще имеет право выдвигать мне претензии, когда сам сидит в ресторане с другой бабой?!

– А работал ли, Волков?! Вон, оказывается, за неделю новую бабу себе нашел. То Лера, то Инга, дальше кто? Не перетрудился, товарищ майор?

– Не неси чушь!

– Сидит вон, сияет вся, довольная и счастливая. Нет, а что, удобно. Личная грелка под боком, захотел стресс снять – забежал в соседний кабинет. Пять минут – готово.

– Дура ты.

Я фыркаю.

– Ничего нового. Очевидно, как всю жизнь дурой прожила, так дурой и помру!

– Ты же прекрасно поняла, какого хера я тут делаю со Столяровой. Давай, не прикидывайся, Кулагина, ты всегда была умной девочкой. Не разочаровывай меня.

Ты уже определись, мужлан. Дура или умная. Взгляд отвожу. Пальцы в замок на шее Вика сцепив, даже и не подумаю на это отвечать.

– Ну и? Что замолчала?

– Не получается у нас разговаривать. Когда мы молчим, есть хоть какой-то шанс друг друга не убить.

– Может, потому, что ты не хочешь даже попытаться поговорить?

– Я? Я не хочу? То есть снова я виновата? На кофе не позвала – моя вина. Поговорить не можем – тоже моя вина. Расстались – и тут моя вина! Кругом одна я виновата, а ты у нас святой! Нимб не давит?!

– Я хоть раз тебя в расставании упрекнул? – бровь свою густую дугой выгибает и смотрит. До самой души, сученыш, взглядом достает.

Мы, игнорируя мелодию, останавливаемся. Взглядами бодаемся.

Да, нам есть что друг другу сказать. Много за эти годы накопилось слов, вот только какой в них смысл? У меня нет никакого желания копаться в прошлом и уж тем более тащить его в настоящее. Наша встреча была ошибкой. И первая, и вторая, и даже день рождения – все это череда ошибок. Я не должна была кидать фото. Я не должна была отвечать ни на одно из его сообщения. Я… я понимаю, с ужасом, что где-то глубоко в сердце мне все еще больно. Будь я Тони, я бы уже давно рыдала от пустоты. Но Нина рыдать не умеет.

– Знаешь, спасибо, – отстраняюсь от Волкова, – натанцевалась.

Крутанувшись, беру курс в сторону столика, да Вик не дает. В последний момент за локоть ловит, на ухо шепчет:

– Я хочу снять с тебя это платье, Кулагина. Очень советую уехать тебе домой одной и на такси. Запереть все замки и забиться куда-нибудь в угол, потому что если я не пришел к тебе неделю назад, это не означает, что я не сделаю это сегодня. Я не железный, Тони…

Его шепот жаром опаляет ухо. Огненный шарик, спускаясь, обжигает горло до невозможности говорить. Провалившись в живот, щекочет изнутри и ухает в пятки, подкашивая ноги.

– У тебя есть с кого сегодня снимать платье, Волков, – голос дрогнул, но я нет. Выдергиваю руку и ухожу. Не оглядываясь. Слышу брошенное в спину:

– Я тебя понял.

Время тянется, как резина. Я бы с огромным удовольствием уже уехала из этого ресторана. Забыла бы этот вечер, как страшный сон. Но не могу.

Сижу, злюсь, в голове слова Вика кручу и начинаю заводиться еще больше. В разговоре за столом почти не участвую, зато каждое движение парочки напротив ловлю. Жадно. Дико. Напряженно. Они оба будто с цепи сорвались!

Эта Инга явно в Волкове более чем заинтересована. Как только мы вернулись за столик, в руку его вцепилась. Территорию, змея, обозначила. Это выглядело смешно. Я была уверена, что Вик вот-вот дернется и отодвинется.

Нет.

Он даже не шелохнулся. Более того, позволял своей феечке постоянного его касаться. То пальчиками гулять по ладони, по запястью, по щеке. То что-то горячо шептать ему на ухо, близко-близко, грудью в его плечо вжимаясь. Флиртовать, обольщать, ластиться и прижиматься, прижиматься, прижиматься!

Так и хотелось попросить их уже уединиться, на фиг, хотя бы в туалете ресторана!

Мы с Лариным по сравнению с этими двумя выглядели многовековыми айсбергами, которые за последний час едва ли сказали друг другу пару слов. Не тянуло. Ни вести беседы, ни обжиматься, пусть даже для вида. Да даже продолжать общение я резко потеряла всякий смысл. Его учтивость бесила! Невинность и джентльменские замашки раздражали! Мне хотелось огня, фейерверка, бури, вспышки, безумия…

Все это было. Но не у нас. У Вика с его Столяровой. На меня от него – ноль внимания. Подчеркнутый игнор. Добилась своего, Кулагина? Счастлива? Тебе стало легче от того, что ты собственными руками его в чужие нежные и заботливые спровадила?

Очень! Я очень, мать его, счастлива!

Только, блин, почему мне так херово? Это от усталости. В груди печет, в горле жжет? Вино, точно оно. Изжога! Глаза щиплет, будто песка насыпали? От туши, наверное! Дышать становится все тяжелее? Система вентиляции в ресторане дерьмо! Я спокойна, я уравновешенна, я отстранена и я…

Я себя накручиваю, накручиваю, накручиваю и в один прекрасный момент срываюсь. Все это: взгляды, слова, смех, касания – сплелось в один тесный клубок, с грохотом взрываясь в груди.

Я сдулась.

Я больше так не могу!

В какой-то момент просто подхватываю сумочку и бросаю:

– Всем спасибо за вечер, но мне пора.

Не хочу думать, что этот “момент” выпал на тот, когда губы феечки коснулись губ Вика. Это не это. Это не ревность. Нет! Это усталость, это хаос в голове, это…

– Антонина, куда?

– Нина? А как же… мы же хотели прогуляться?

Наперебой Ларин и Столярова, но голоса Вика я не слышу. Мне плевать, что он делает и думает. Глаза на него я не поднимаю, хотя физически чувствую его взгляд на себе. Победил. В этой схватке он победил, а я оказалась слабым звеном. Надеюсь, ему за такую игру ночью перепадет “щедрая” награда от его феечки. Кобель.

Выбираюсь из-за стола, платье одергиваю. Телефон хватаю и, включив отменную стерву, игнорирую всех, столик огибая. Не слушать, не слышать, не думать, Кулагина! В моменты полного эмоционального хаоса, чтобы из него выбраться – должна быть цель. У меня она есть. Убраться отсюда, как можно дальше.

Оглушительно громко стуча каблуками, я пересекаю зал. Вылетаю. Иду к гардеробу. Протягиваю номерок. Все тело охватывает мандраж. Пока жду свое пальто, открываю приложение такси. Руки трясутся, пальцы не с первого раза по буквам попадают. Адрес вбиваю. Палец над кнопкой отправить заношу…

Медлю.

Потому что слышу яростные, быстрые, тяжелые шаги. Глаза поднять не успеваю, Волков за запястье хватает. Понимаю, что это он по рукаву черной водолазки и часам. За собой не просто ведет, тащит! Я в последний момент пальто хватаю, едва успеваю ногами перебирать за широкими шагами мужчины.

Слова теряю.

Себя теряю.

Связь с реальностью теряю.

Умираю… оказавшись на улице, где меня грубо к стене толкают. В бетон вжимают. К горячему мощному телу прижимают, резко врезаясь своими губами в мои губы. Целуя так ожесточенно и яростно, что я забываю, как дышать.

Глава 15

Глава 15

Виктор

– В тачку, Кулагина. Быстро!

Мгновение. Ровно настолько хватает моей выдержки, чтобы от ее губ оторваться. Всего пара секунд, и глубокий вдох вечерней прохлады, обжигающей легкие.

– Ты очумел, Волков? – шипит, а сама задыхается.

Очумел. Еще как! За руку хватаю. За собой тяну. Как зверь, хочу на плечо закинуть и на заднее сиденье, больше ничего не хочу. Ни думать, ни анализировать, ни разговаривать.

Когда она психанула в ресторане, первой мыслью было удовлетворение. Я хотел уколоть, задеть, сделать больно. Увидеть хоть одну новую эмоцию на ее лице, кроме безразличия. Хотел!

Получилось. Но кайфово от этого было только в первые пару вздохов. Когда я смотрел, как дерганно и напряженно Кулагина сматывалась из ресторана, меня скрутило. От боли и невыносимой жажды по ее телу. Жадно взглядом ловил движения бедер, ног, плеч…

Я и на сотую долю не хотел Столярову так, как Кулагину. Все ее прикосновения и заигрывания терпел только, чтобы преподать Тони урок! Преподал. Она ушла, игра закончилась. Я мог спокойно поехать домой, наслаждаясь победой. Она ушла. Она не осталась с Лариным. Мог. Но не получилось. Ноги сами за ней рванули. Руки сами из ресторана ее вытащили. Губы сами на ее губы накинулись. Отчаянно. И останавливаться на этот раз я не собирался.

– Тебе возбудителя в воду подсыпали, Волков? Эй!

– Ты – мой возбудитель.

Двадцать четыре на семь!

Сумочкой по руке бьет, но не вырывается. Улыбается, по голосу слышу, когда предупреждает:

– Я буду кричать.

– Кричи.

– Громко!

– О, не сомневаюсь.

До тачки долетаем на сверхскоростях. На улице уже темень, а парканулся я там, где и днем-то малолюдно. Ни одного фонаря в округе. Идеальное место, как знал!

Не с первого раза по клавише попадаю, сигналку снимая, это руки трясутся. Открываю с горем пополам, чуть от нетерпения ручку двери не выломав. Кулагину к салону подталкиваю за задницу. Киваю.

– Какого черта ты творишь, Вик?!

– Молчи. Просто, блть, молчи!

Смотрит на меня, как на маньяка, будто ситуацию оценивает. В невинность играет. Знает ведь, что если не захочет, и пальцем не трону. Сдохну, но не трону!

Оглядывается и в салон заползает. Я за ней на заднее забираюсь и дверь закрываю. Сигналкой блокирую, чтобы никто не помешал, и пальто из пальчиков ее вырываю. На переднее откидываю вместе с сумочкой, туда же, куда и моя куртка летит. Потом. Все потом!

– Не взд… о-ох!

Ошалевшую козу за талию ловлю и на колени к себе усаживаю. Снова в губы впиваюсь жадно. Мы целуемся. Как ненормальные, дикие, первобытные, сражаясь губами друг с другом бесконечно долго и ожесточенно. Я веду ими по ее щеке, по ямочке на подбородке, она голову запрокидывает, доступ к шее открывая, губы свои кусая. Они у нее полноватые, вкусные, как шоколад. Горький, с перцем. М-м, пробовал такой разочек – башню сносит от контраста! Он обжигает, до самого нутра пробирает, делает “больно”, но при этом тебе хочется еще и еще. С Кулагиной так же: убивает, но только усиливает тягу. Это гребаный мазохизм в чистом виде!

– Волков… безумие… тормозим… слышишь?

Набор слов. Она пытается протестовать, руками упирается. Отталкивать словно для вида пытается, а сама тут же льнет. Пальцами в водолазку цепляясь, в шею, в затылок. Ближе. Еще ближе прижимается, шепчет сумбурно и сбивчиво:

– Это неправильно... Мы не должны… Ты это знаешь… Остановись… Вик...

– Плевать.

Платье ее задираю до талии. Попку ее щупаю: упругая, горячая, податливая! На ощупь еще лучше, чем на вид! Сминаю ягодицы ладонями. Губы кусаю, язык ее посасываю, не даю возможности отступить. Поздно, конфетка. Надо было быстрее убегать из ресторана, чтобы даже шанса догнать не оставалось.

– Я не готова…

– Забей…

– Я не планировала… Нельзя, Вик! Слышишь?

Не слышу. Ничего не слышу. Ладонью по внутренней стороне ее бедра веду. Добираюсь. Между ног кладу и надавливаю, поглаживаю, ласкаю. Кулагина стонет громко, задыхаясь. В спине прогибаясь, руками в потолок упирается. Движение делает такое, что ее промежность о мой пах трется, меня взрывает еще и еще раз микроинсультами, а она еще и двигаться начинает. М-м-мать его, я уже готов зафиналиться в штаны!

А говорит, что не готова, ага…

Движения суетливые, торопливые, нетерпеливые. Стягиваю с ее плеч платье, лифчика нет. Идеально! Темно-розовые соски набухли и дыбом стоят на ее полноватой, аккуратной груди. Пальцами ловлю и сжимаю. Каждое плечо зацеловываю. Платье ее на талии повисает. Я языком веду по ключицам, что выпирают, рукой между ног ее продолжая ласкать. Тони жалобно стонет:

– Господи… что ты за… мужлан! Невыносимый…

– Заткнись, Тони! Просто заткнись и стони!

Положение меняю, под себя подминаю, на сиденье укладывая спиной. Неудобно, на хрен! Узко, места мало, надо было микроавтобус покупать! Не развернуться, не разогнаться. Последний раз я с кем-то трахался в машине вечность назад! Но мне по хрен. И Кулагиной тоже плевать. Она всегда поддерживала мои авантюры, даже самые похабные. Всегда дерзко и откровенно отвечала на мои откровения – смелая девочка.

Я обхватываю губами темную горошину соска и языком с ним играю. Ладонь ей между ног кладу и пальцем ее нижнее белье отодвигаю. Мля-я-я-ять! Как влажно и горячо.

Кулагина ртом воздух истошно хватает, пальцами в мой затылок впиваясь.

Губы ее нахожу, языком проникаю, одновременно пальцами в нее входя. Узкая и возбужденная. Действую руками и языком так, что самого сейчас на атомы разнесет, в щепки разорвет! Вот-вот закоротит! Член ширинку рвет, на каждый ее стон отзываясь, дергаясь, в молнию больно впиваясь. Едва не рычу от удовольствия, когда ладонь Кулагиной его касается. Сдавливает и начинает двигаться с моей ладонью в унисон, поглаживая прямо через грубую джинсу. Хорошо. Невероятно.

Я ускоряю движения пальцев, лаская ее там. Входя и выходя. Тони стонет, выгибается, подстраивается. Гибкая, стройная, крышесносная, податливая…

– Вик…

– Да, конфетка…

– Еще…

Пальцами ее клитор ласкаю. Круги вывожу.

– Так, конфетка?...

– Да… да, Вик!

Чувствую, что она уже на пределе. В нее хочу! Водолазку стягиваю и отстраняюсь, за ширинку хватаясь. Собаку расстегиваю и, приспустив джинсы с боксерами, даю свободу эрегированному члену. Делаю движение вверх-вниз ладонью и в ее глаза затуманенные желанием смотрю. Она каждое мое движение ловит, за рукой наблюдает, губы пересохшие облизывает. Представляю, как она в тот вечер смотрела видео, и готов взорваться уже сейчас. Головкой по ее промежности провожу, коза улыбается дерзко:

– У-у-ф! Мы два очень плохих человека, Волков.

– Плевать.

– Ты сегодня скажешь что-то еще кроме “плевать”?

– Хочу тебя до звезд в глазах. Пойдет?

Мы смеемся. Целуемся. Снова и снова. Я к себе ее за бедра ближе двигаю, так, чтобы входить было удобней. Сверху наваливаюсь, рукой себя направляю, бедрами вперед подаюсь и резко проникаю. М-м-м…

В мозгу щелкает, в глазах искрит, в ушах звенит. Я оглушен, ослеплен, я отупел. Моя! Каждой клеточкой чувствую – моя. Идеальная, ненасытная, таких больше нет! Я был ее первым, и я все еще помню, как нужно двигаться, чтобы ей было хорошо. Я открывал ей этот развратный мир и помню каждую ее “точку”, от которой Тони готова достать до пика почти мгновенно. Помню как она “любит” и что ей “нравится”. Помню… все.

Двигаться начинаю. То медленно, лаская одной рукой ее влажные складочки. То выходя и тут же вонзаясь до предела. Меняю ритм, беру разгон.

Тони одной рукой за плечи мои цепляется и ноготками царапает – это самая приятная в мире боль! Вторую ладонь в дверцу уперла, чтобы головой не биться. Часто, часто дышит и стонет, уже не сдерживая себя, как и обещала – громко. Двигается подо мной, под ритм подстраиваясь, ногами обвивает и пятками в поясницу толкает. Ближе. К себе. Еще ближе.

Я почти уже растворился в ней, и мне все еще мало! В шею целую. За ушком. Не удержавшись, засос на груди ставлю, продолжая вонзаться на пределе возможностей. Сам рукой в стекло холодное уперся, чтобы окончательно не потерять связь с реальностью! Уносит Выносит. От кайфа душа от тела отлетает! Кровь выкипела, ее не осталась, только похоть и желание, смешанные с пороком, готовым вот-вот рвануть! Удовольствие по вискам пульсирует. Чувствую, как ее мышцы начинают сокращаться. Тони шепчет хрипло и протяжно:

– Вик… о боже…да… я сейчас. Уже. Ви-и-ик!

Выгибается в спине и кончает, сжимая мой член внутри себя. Я тоже чувствую, как с ее оргазмом быстрей подступает моя разрядка. “Прерваться” надо! Не хочу.

Замедляюсь, пока тело Кулагиной сотрясают сладкие конвульсии. Ягодицы ее мну, почти нежно поглаживаю. Грудь трогаю, изучаю, ласкаю. Вспоминаю. А потом снова скорость набираю. Продолжаю ее брать уже грубо. Жестко. Резко. Доводя себя до сладкой развязки, которая все ходит по грани. По позвоночнику прокатывается ударами тока. В паху тянет. Остатками мозга понимаю, что так нельзя, и хриплю ей в губы:

– В тебя хочу… можно?

Кивает, глаз затуманенных с меня не спускает, к себе прижимает. Морщится, с очередным толчком и после серии яростных ударов мое тело, наконец, содрогается. Вжимаюсь в нее и кончаю с грудным стоном, улетевшим прямо Кулагиной в приоткрытые на выдохе губы.

Пздц, как хорошо! Это не описать ни одними словами. Разве что неприлично матерными и громкими…

На нее наваливаюсь и к себе прижимаю. Не выхожу. Мне так кайфово. Мир перед глазами плывет. Ничего не вижу, только глаза ее ярко-зеленые, осоловелые, довольные. Чувствую, как горячая сперма, смешиваясь, по нашим ногам на сиденье течет. У меня в бардачке презервативы, но с ней использовать резину – кощунство! Остро хотелось ощущать ее всю и везде. Я здоров. Я постоянно проверяюсь. Да и со всеми исключительно в “защите”.

Только с ней…

Только так…

С ней одной.

Почему у нас все так просто и так, с*ука, сложно?

Нина

Мы тяжело дышим. Время как будто замерло. Глаза закрываю, дыхание Вика на своих губах ловлю, сбитое, прерывистое. Как хорошо. Сладко. Все тело тихонечко поет от наслаждения. Губы улыбаются.

Мы два безумца. Два совершенно ненормальных, чокнутых ч…

– Че-е-ерт! – охаю, распахиваю в тихом ужасе глаза. – Черт! Черт! Черт!

– Что такое, конфетка? – голос тихий, с сексуальной хрипотцой, новым приступом возбуждения отдается. Ненасытный Вик с поцелуем тянется, в губы чмокает нежно. Я зажмуриваюсь, впитываю новую ласку и… нет-нет-нет! Нельзя! Нельзя, нельзя, нельзя!

– Тормозим.

– Что?

– Быстро погнали в аптеку, Волков...

– Зачем?

– Противозачаточные. Я их уже две недели как бросила пить. Совсем из головы вылетело, блин! Если мы не хотим стать счастливыми мамочкой и папочкой, нам лучше поторопиться.

– Ты… ты угораешь сейчас?

– А похоже, Вик?!

Волков, выругавшись, сползает с меня. Натягивает боксеры и застегивает джинсы. По лицу не поймешь, злится или удивлен. Скорее, и то, и другое. Я торопливо усаживаюсь, напялив обратно платье, живописно повисшее на талии. Подтягиваю рукава на плечи, озираясь в поисках своего нижнего белья. Все сиденье обшарила – нет его!

– Трусы. Где мои трусы, Вик? Боже, я надеюсь, ты никуда их в окно не запулил?! Позорище, блин!

– Ты их снимала сама, Кулагина.

– Да как же, угу…

Фыркает. Водолазку напяливает. Швами наружу, торопыга.

– На левую сторону, Вик!

– Млять! Вот все у нас с тобой через одно место, конфетка.

Глаза закатываю, как говорится, без комментариев. Стоит только вспомнить, что в ресторане остались Ларин и его эта феечка – сразу можно понять, какая мы максимально неправильная и шибанутая на голову “парочка”.

Подол поправляю. Снова по сторонам глазами и руками шарю. Да где эти чертовы стрин… Нахожу. Секундный ступор ловлю, а потом просто дико начинаю, нет, не смеяться. Ржать! Аж забавно похрюкивая, прикрывая лицо ладошкой.

Вик замирает с одним натянутым на руку рукавом кофты и смотрит на меня, как на ненормальную в приступе истерики. Проследив за моим взглядом, фыркает. Раз. Второй. В конце концов, тоже посмеиваясь, перегибается через сиденье, снимает кружевные труселя, живописно повисшие на ручке коробки передач, протягивая мне. Еще и подмигивает, зараза:

– Больше не теряй.

Я беззлобно рычу и, пихнув его локтем по ребрам, быстро возвращаю упомянутую деталь гардероба туда, где ей и положено быть у приличных девочек. Точно, мать твою, не на коробке передач! Боже, в кого я с ним превращаюсь? По мне можно составлять пособие для института благородных девиц, вписывая меня в каждый пункт примером того, как делать не нужно.

До аптеки мы долетаем в считанные минуты. Я всю дорогу молча поражаюсь, насколько свистанула крышка котелка, что я просто напрочь забыла про контрацепцию. Безмозглая, Кулагина! Вот только детей мне от Волкова в данный момент не хватало. Мы сами ведем себя, как два безбашенных, безмозглых подростка. А Вик всю дорогу сосредоточенно молчит.

Подкатывая к круглосуточной аптеке, останавливает машину у входа. Я хватаюсь за ручку, собираясь выскакивать, когда он глушит мотор и тормозит меня своим:

– Сиди, куда ты в таком виде собралась? Сам схожу. Говори, какие?

Каком таком виде?!

Я, офигев, на автомате выпаливаю название и опомниться не успеваю, как уже фигуру его в “лобовом” взглядом провожаю. Козырек отпускаю и, ужаснувшись, на отражение свое таращусь в небольшом зеркале. Н-да, мечта извращенца.

Выдыхаю. Пальцы в развалившуюся прическу запускаю, шпильки вынимаю. Даю волосам по плечам легкими волнами рассыпаться, слегка ероша и приглаживая их ладошкой. Хорошо. Голова от этих металлических штук жуть как устала! Шарю по бардачкам, нахожу влажные салфетки, достаю одну и торопливо стираю с губ и щек коричневые пятна размазанной помады. Щеки горят. Глаза блестят нездоровым огоньком. Между ног приятно тянет, напоминая о недавнем “вторжении” в мое максимально личное пространство. Улыбаюсь, как дурочка. Оттр… отлюбил, так отлюбил. Качественно и со вкусом, как умеет только Волков.

Боже, Тони! Что за мысли?! Стыдно тебе быть должно!

Но мне не стыдно. Ни капли смущения или сожаления. С другим мужчиной в подобной ситуации, возможно. С Волковым… с ним почему-то все кажется естественным. Хоть и совершенно не вовремя и не к месту.

Ох, блин, не вздумай, Кулагина…

Одергиваю себя как раз в тот момент, как дверь с водительской стороны открывается. Волков резво запрыгивает в салон.

– Держи.

Вода и упаковка с таблетками. Это выглядит так мило и заботливо, что я, не удержавшись, чмокаю его в колючую щеку. Вик улыбается. Мотор заводит и домой нас везет. Всю дорогу мы молчим. Да и что вообще после такой странной недели, отвратительного ужина и дикого секса в машине можно сказать друг другу? Спасибо? Мне было хорошо? Давай повторим?

Чего, Кулагина?! Повторим?! Никаких повторим, ни теоретически, ни практически!

– А платье ты с меня так и не снял, – ляпнула и прикусила язык.

Зажмурилась.

И-ди-от-ка!

Видать, не только я так подумала. Волков оглянулся. В данный момент расслабленный, спокойный, уверенно держащий руль и контролирующий дорогу. Разительно отличающийся от того Волкова, который был со мной еще двадцать минут назад на заднем сидении авто.

– Еще не ночь, и мы еще не дома.

О, закрой-ка ты рот, Антонина, и не отсвечивай. Одного срыва достаточно, чтобы сгрызть себя заживо. Еще “на бис” нам секса не хватало! Если тут можно все списать на эмоции и перенапряжение, которое мы дружно рванули скидывать качественным трахом, то второй раз такая отмазка не прокатит. Всему есть предел.

– Наверное, мы очень отвратительно поступили, бросив в ресторане Ларина и Ингу, – говорю немного погодя.

– Они взрослые люди. Разберутся.

– Да, но…

– Без “но”, Кулагина.

До дома мы добираемся, когда время уже переваливает за одиннадцать. Темно, на улицах пусто. Вик притормаживает у моего дома. Я межуюсь. Уходить не хочется. Но надо. Слова подбираю, чтобы попрощаться с ним, да так, чтобы максимально обозначить свое видение ситуации. Гадаю, как дать Волкову понять, что подобное больше не повторится. Но сказать ничего не успеваю, он заговаривает первый:

– Тони, я… кхм, то, что произошло… черт! Теперь, кажется, я весь свой словарный запас растерял. Мозг рядом с тобой просто на хер идет.

– М-м…

Замолкаем. В окно лобовое смотрим. Долго. Пока я, смелости не набираюсь, говоря:

– Давай я скажу за нас двоих, Вик. Такое больше не должно повториться.

– Что?

– Ты разве не это собирался сказать?

– Ты серьезно, блть?

– Серьезно.

– Почему? Какого…, Кулагина? Тянет ведь! Вижу, знаю, чувствую! Так и какого, мать его, хера ты выкобениваешься и все портишь?!

Мужчина заводится, тогда как я, удивительно даже для самой себя, спокойна, как удав.

– Такого, что это дорога в никуда, Вик. Мы пробовали. Мы пытались. У. Нас. Не. Получается! Мы как кошка с собакой грыземся. Постоянно в стрессе, постоянно в напряжении, вечно выясняем отношения. Мы даже поговорить нормально не можем!

– Мы научимся.

– У нас друг к другу претензий вагон и маленькая тележка. Столько же гребаных принципов, которые не дадут нам быть вместе. Да и… я уеду, понимаешь? Еще неделя. Может быть, две, и я уеду. Зачем? Зачем все это начинать или продолжать? Да, сегодня нас накрыло. Да я… я не отрицаю, я этого хотела. Я тебя хотела, Волков. Но это просто абсолютный, совершенно непреодолимый тупик! И лучше прекратить все сейчас, пока еще не поздно, чем потом локти кусать и жалеть.

Вик зло ухмыляется. Головой качает, руки на руль складывает. Вперед подается. Он одно большое раздражение. От него так и фонит злостью. Не знаю уж, на меня, на мои слова, на себя или на ситуацию в целом, но он бесится. И, о боги, как я его понимаю! Но хоть кто-то из нас должен быть разумным и озвучить очевидное?

– С*ка… – шипит Вик. Злится безадресно. По рулю стучит пару раз со психу, но в конце концов кивает.

– Ненавижу, когда ты права, Кулагина.

– Кто бы сомневался.

– Может, мы… не знаю, черт! Хоть друзьями…

– Мы? Друзьями? Ты сам-то понимаешь, что говоришь? Друзья не скидывают друг другу пошлые фотки и видео. Не трахаются в тачке, потому что свидание с другими не удалось. И не гоняют в аптеку за противозачаточными.

– Дебилизм.

– Да, есть немного. Все наши отношения шикарно характеризуются одним словом… – пытаюсь свести все в шутку, но что-то никому из нас не смешно.

Снова замолкаем. Снова будто время тянем, момент продлеваем, ждем чего-то. Только чего? Света в конце тоннеля? Не знаю. Ничего не знаю и не понимаю, но упрямо твержу себе, что так правильно. А я себя убеждать умею, как никто другой.

– И? Что это все, конфетка?

– Все…

– А если я так не хочу?

– А у тебя есть другие варианты?

Вик затылком на подголовник откидывается и молчит. Вот, что и требовалось доказать. Тогда снова начинаю говорить я, раз уж роль “правдоруба” сегодня досталась мне:

– Нам надо удалить номера и перестать перекидываться смс. Звонить и даже видеться. Я не против, если Ру и дальше будет гостить у меня, но нам с тобой… нельзя нам. Это неправильно. Ничего хорошего из этого не выйдет. Потом кому-то из нас опять будет больно. Потому что никто из нас не пойдет на уступки и компромиссы. У меня вся жизнь в Москве. У тебя вся жизнь в Сочи. Да и… серьезно, ну, какая из нас пара, Вик?

Выдаю сумбурно, быстро, бессвязно. Наговариваю, а у самой сердце до размера песчинки сжимается. Доигрались. Дорычались. Добегались. Все правильно, так надо. Но почему так невыносимо режет в груди?

– Знаешь, ты всегда бесила своим умением отключать эмоции, Кулагина. Всегда!

– Знаю, – улыбаюсь. – Ты хороший парень, Волков, правда! Инга вон без ума от тебя. Глазами влюбленными смотрит. Ужины готовить будет, с работы встречать, любить, всю себя даря… Да любая будет счастлива рядом с таким, как ты. Любая. Бери и женись.

– Но, очевидно, не ты, да, Кулагина? Не дотягиваю я до твоих стандартов?

– Хуже, – зажмуриваюсь, выдыхаю и произношу тихо:

– Это я не дотягиваю до твоих, Вик. И никогда не дотягивала…

Вик впервые за весь разговор смотрит на меня. А я впервые за много-много лет чувствую, как к горлу подкатывает ком, а к глазам подступают слезы. Горькие, те самые крокодильи. Губы начинают дрожать, и я, из последних сил бросив:

– Пока, Вик. И прости, – вылетаю из машины.

Как нахожу ключи и открываю двери – не помню. Как добираюсь до кровати в спальне – тоже. А добравшись, не включая свет, падаю и начинаю громко, от души рыдать. До полного опустошения. До полного выгорания. Заглушая боль там, где когда-то были молодые и наивные чувства, планы и надежды на счастливое совместное будущее. Тогда я не могла сказать Волкову в лицо, попросив прощения за свой выбор, а теперь…

Теперь чувство, будто все эти десять лет в нашей истории стояла предательская “запятая”, которая сегодня превратилась в жирную точку.

Уже многим позже, среди ночи, когда я успокоилась и приняла душ, на телефон пришло смс.

Дьявол: "И все-таки, почему у нас ничего не клеится, Кулагина?".

Я забираюсь с ногами на постель и слишком долго смотрю на это сообщение Вика. Экран тухнет, а я так и кручу в голове его “почему”. От него веет отчаянием. Полная гармония с моим раздраем. Я объяснила ему, “почему”, но ему словно мало было этого. Не убедила.

Все как-то незаметно пошло кувырком. Эмоции, чувства, поступки. До приезда сюда у меня была четкая, ровная дорога, по которой я шла. Сейчас же ощущение, что я закрытая в банке муха. Бьюсь о стены, пытаюсь взлететь, жить хочу, а не выходит. Фигня какая-то получается. Поэтому ответ приходит далеко не сразу.

Конфетка: "Клей, наверное, хреновый". И смайлик улыбочки.

Две галочки. Сообщение тут же прочитано. Но Волков, как и я, долго подбирает слова.

Дьявол: "Прошу прощения за сегодняшнее, конфетка. Сорвался".

Это так мило, что даже смешно. Волков просит у меня прощения за секс. Фееричный, горячий, взрывной секс. Лучший за последние годы, и это я не кривлю душой. Да и тут еще надо разобраться, кто сорвался.

Конфетка: "...." – начинаю набирать очередную колючую дерзость и стираю. Не тот момент, не та ситуация. Пишу в конце концов:

Конфетка: "Я удаляю твой номер, Вик…"

Блокирую телефон и падаю головой на подушку.

На этом все. Так надо. Так правильно.