Текст книги "Воплощённый. Проклятье рода (СИ)"

Автор книги: АлеХа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

Глава 21

Василий Сухарев, император Российской Империи и патриарх Воплощённой Башни-из-Слоновой-Кости последнее время плохо спал. Снилась всякая ерунда, тяжёлые мысли не отпускали, предостережения Арканного-мага жгли его разум.

Метущееся сознание подкидывало картинки ужасающих жертвоприношений, массовых убийств и надругательств над его подданными. Стоило закрыть глаза и немного задремать, как из глубин подсознания лезли Костяные-Лучники и пускали во все стороны свои проклятые артефактные стрелы, которые разрывали пространство и из этих разрывов лезли другие Костяные-Лучники. Всё это раздражало, сбивало, нервировало и мешало думать.

А подумать было над чем. После подсказки Арканного-мага, Исследователи, разве что на язык не попробовавшие костяные стрелы, единственное, что смогли установить точно – их иноплановое происхождение. Рунные вязи, еле видимой нитью змеящиеся по граням наконечника, отголоски зачарований, находящие лёгкий отклик в анализирующих артефактах, вложенные в стрелу заклинания, упрямо игнорирующие заклятия познания сути исследователей – всё это осталось неопознанным. Учёные мужи, имеющие десятилетия опыта, самые квалифицированные в мире, и это без каких-либо экивоков, расписались в своём полном бессилии. Не хватает базы! Основа, база, на которой построены эти рунные цепочки, зачарования и заклинания – иная, нежели всё то, что известно ныне.

И это разжигало в императоре тревогу, так как, кроме угрозы вторжения нового, совершенно незнакомого плана, ещё и являлось угрозой одному из столпов власти его рода. Артефакты и магия. Сила и возможность даровать эту силу своим вассалам. Именно они вот уже многие десятилетия помогали удерживаться роду Сухаревых на вершине. Широчайшие знания в области артефакторики. Совершенно недосягаемые для других. И тут, даже не вызов, нет, плевок! Дешёвая стрела! Расходный материал, одновременно являющийся артефактом, опознать который они не в состоянии! Ни сам артефакт, ни его действие, ни принципы зачарования.

И это только стрела!

Поэтому к предостережению император отнёсся предельно серьёзно.

Расследование, запущенное по совету Арканного-мага, пока никаких результатов не принесло. Отчёты дознавателей инквизиции, работавших на месте боя, где были применены эти стрелы, были изучены под увеличительным стеклом группой лучших специалистов. Вердикт – тупик. Свидетелей нужно вызывать в Москву и допрашивать по третьему кругу. Нужно выезжать на место боя и рыть носом землю. Некоторые детали оказались упущены. На первый взгляд, не самые важные. Но в разрезе новой информации – всё нужно делать заново. Вот только время упущено, и если были какие-то следы магии, то они уже рассеялись.

Специалисты всё равно настаивали на вызове всей группы в Москву и повторном допросе. И император не видел повода им отказывать. Вопрос был слишком серьёзным, угроза – слишком сильной. Совсем скоро, когда остальные детали будут проработаны, можно будет запускать механизм аккуратного перемещения свидетелей.

Тяжёлые мысли императора были прерваны мягкой трелью звонка. Вызов? Среди ночи? На том конце провода личный секретарь доложил, что в приёмной императора ожидают канцлер, собственной персоной, и глава службы информационной разведки.

Доклад настолько заинтересовал императора, что уже через десять минут он стремительной походкой, совсем не вяжущейся с его уже более чем вековым возрастом, влетел в свой рабочий кабинет.

– Запускай сразу двоих, Захар, – бросил император в говорильню секретарю, как только оказался в зоне действия связного артефакта, – и сделай нам минуточек через пять кофе. Чёрный, без сахара!

Оба посетителя вошли чинно, стараясь не выдавать терзающих их чувств. Но Василий Сухарев не зря правил уже более шестидесяти лет. Видел людей насквозь. Тем более своих, верных до гробовой доски, людей. Оба были сильно взволнованы, а глава службы информационной разведки ещё и немного напуган.

– Витольд Генрихович, давайте начнём с вашего дела, – кивнул он канцлеру, – если вы не против озвучить его в присутствии Степана Афанасьевича.

Канцлер отрицательно мотнул головой и извлёк из папки одинокий лист с парой пометок.

– Ваше Императорское…

– Оставьте эти титулы, Витольд Генрихович! Сейчас ночь, мы тут не на думском судилище, давайте покороче! – одёрнул канцлера император.

– Как изволите, Василий Петрович! – разве что не прищёлкнул каблуками высокий, крепко сбитый мужчина, выглядящий далеко за тридцать, с простым лицом, соломенными волосами и ясным бесхитростным взглядом синих глаз. Этакий рубаха-парень, ярмарочный зазывала, простой и недалёкий работяга. Внешний вид канцлера Империи вводил в ступор многих, и очень часто люди, общаясь с ним, забывались и позволяли его внешности ввести себя в заблуждение, недооценивая цепкий ум, бульдожью хватку и собачью же преданность Империи и императору. Что стоило многим врагам Империи жизни, – Час назад с нами на связь вышел Вермайер Август Пантелеевич, глава-регент рода Морозовых.

Услышав это, император на мгновение потерял контроль над мимикой и лёгкая гримаса брезгливости отчётливо промелькнула на его лице. Но длилось это, буквально мгновение и вот уже холодная вежливая улыбка заняла своё место на лице правителя сильнейшего государства планеты.

– Как у него здоровье? Как племянница? – дежурно поинтересовался император.

– Рад бы ответить, что у них всё хорошо, но это не совсем так, Василий Петрович! – склонил голову канцлер, – они находятся в сложном положении. На грани жизни и смерти!

– Вот как, – задумчиво протянул император, разворачиваясь к карте мира, занимающей целую стену его кабинета, – куда они переехали доживать? Напомните мне, пожалуйста, Витольд Генрихович. Что-то я запамятовал. Старый совсем стал.

– Они осели в Екатеринбурге, Василий Петрович! Под защитой Апраксиных!

На названии города странно дёрнулся глава службы информационной разведки, но этого никто не заметил. Император смотрел на карту, канцлер пожирал глазами императора.

– Екатеринбург… совсем недалеко уехали. Надо же… – задумчиво пробормотал император, – так что у них там стряслось? Что вы меня посреди ночи подняли? Не Вторжение же, в конце концов!

– Оно самое! – отчеканил канцлер.

Император судорожно закашлялся, и в этот момент секретарь неслышно просочился в кабинет с подносом, уставленным заказанным заранее кофе и вазочками с печеньем и конфетами.

– Одиночное или зацепило и другие города? – Император резко повернулся ко второму посетителю, – и какой План?

– Одиночное, Ваше Императорское Величество! План – огненный, дикий, – отчеканил глава службы информационной разведки, – аномальная активность зафиксирована только в названном городе! Остальная территория Империи отслеживается в полном объёме и никаких нештатных ситуаций не наблюдается!

– Причины временного сдвига?

– Пока нет никаких версий, Ваше Императорское Величество! Работаем над этим вопросом!

– Поспешите! С результатами сразу ко мне! Хочу знать заранее, к чему готовиться!

Император задумчиво рассматривал главу службы информационной разведки, думая о том, может ли быть связано внеплановое Вторжение с появлением где-то в тех местах некроманта. И о том, чем это может угрожать его роду и его Империи. Думал, но ответов на свои вопросы не находил. Лишь новые вопросы возникали там, где ещё минуту назад всё казалось простым и понятным.

– Хорошо, вернёмся к тому, с чего начинали, – снова повернулся к канцлеру император, – в двух словах самое важное. Что такого приключилось у Августа, что он трусливым зайцем бросился под юбку Апраксиным? Он же от них с тобой связывался?

– Не могу знать! Ваше Императорское…

– Витольд Генрихович!

– Прошу простить, Василий Петрович! Наши специалисты не смогли идентифицировать устройство, по которому осуществлялась связь!

– Чудеса, какие-то! – удивлённо пробормотал император. Чтобы специалисты внутренней разведки, подчиняющиеся канцлеру, не смогли идентифицировать аппарат, ими же и изготовленный? Это было удивительно. Хотя, во время вторжений бывали и не такие сбои, – ладно, оставим пока это! Что случилось у Вермайера?

Из короткого, но ёмкого доклада Витольда Генриховича, император понял только одно. Творилось что-то из ряда вон выходящее. Он не верил в злой умысел патриарха Апраксиных. Молодой, амбициозный и довольно сильный для своего возраста новый глава рода Апраксиных произвёл на императора хорошее впечатление. Без гнили. Всё в духе их «Порядка». Волевой. Честный. Прямой. В меру интриган. И, что главное, понимает за кем сила и чётко осознаёт место своего рода в иерархии Империи.

– Приказ на ограниченное применение силы и элитный цербер буквально через половину часа у ворот школы?

– Всё так, Василий Петрович!

– И после этого Август сам с тобой связался? С того света?

– Никак нет, Василий Петрович! Глава-регент рода Морозовых жив и в данный момент находится на своём рабочем месте и выполняет свои должностные обязанности. Лечит пострадавших в боевых столкновениях учащихся школы. Все преподаватели, инструкторы погибли, как и директор школы.

– Я совсем запутался! – разозлился император, – Что за вторжение, способное справиться с директором – универсалом-шестёркой с артефактами и поддержкой – и оставляющее в живых инвалида почти без магии? Так, покажи мне город! – обратился император ко второму посетителю.

– Ваше Императорское Величество! – пробормотал Степан Афанасьевич, глава службы информационной разведки, – я как раз по этому поводу…

– Покажи сейчас же! – сорвался на крик император, выпуская бурлящую в нём магию из-под контроля. Вихрь манны разошёлся от засветившейся фигуры, разбросал бумаги, лежащие на столе, опрокинул кружки с кофе, к которым так никто и не прикоснулся, – И не смей мне перечить!

Бледный Степан Афанасьевич трясущимися руками задействовал свой планшет, вводя коды доступа. Император ждал.

– Готово, Ваше Императорское Величество! – пискнул мужчина, вызвавший гнев главы Империи.

Глаза присутствующих в кабинете плавно обратились в сторону стены, которую занимала огромная карта мира. Теперь там была другая картинка.

– Именно по этому вопросу я и просил аудиенции! – снова пискнул глава службы информационной разведки, – Ваше Императорское Величество! Разрешите всё пояснить!

– Хорошо, – тяжело вздохнул император, успокаиваясь и беря под контроль свою магию. Без объяснений тут было не обойтись. Картинка на стене-экране совершенно сбивала с толку, – поясняйте, Степан Афанасьевич.

Император смотрел на увеличенный участок карты и видел знакомые ориентиры. Река Исеть, Уральский хребет, озёра, запруды. Не видел только главного – самого города. На его месте уродливой блямбой, словно издеваясь над здравым смыслом, красовалась чёрная клякса.

– Впервые это образование было обнаружено полтора часа назад, – заторопился с пояснениями Степан Афанасьевич, – гремлины службы мониторинга посчитали её помехами и перезапустили рунные цепи Небесного-глаза.

Император кивнул. Он знал, о чём идёт речь. Творение безумных алхимиков, сожравшее несколько годовых бюджетов его Империи, а также большую часть драгоценных камней из казны. Но оно того стоило. Небесный-глаз – огромный летающий артефакт, невидимый с земли, поднимающийся высоко над облаками и способный постоянно отслеживать ситуацию на земле, транслируя видимую мощнейшими оптическими артефактами картинку на специальные кристаллы. Идеальный инструмент для контроля над территориями. И не только.

Первый Небесный-глаз висел над территорией Империи, но второй, для заклятых соседей, уже находился в процессе изготовления. От его взгляда не могло укрыться ничего. Он видел даже людей на земле, занимающихся своими делами. Людей, животных, тварей вторжения. Он видел всё. Так считал император до этой минуты. И вот сейчас с раздражением смотря на чёрную кляксу, накрывшую целый город император осознавал, что просто чудовищное количество ресурсов было выкинуто в никуда! Оказывается, Небесный-глаз видит далеко не всё.

– После перезапуска ничего не изменилось. Плотный, непроницаемый для взора Небесного-глаза туман закрывает большую часть Екатеринбурга. Мы попытались провести хоть какой-то анализ и смогли уточнить лишь детали: Размеры кляксы постоянно меняются. Она то увеличивается до пяти километров, то уменьшается до двух. Её центр неподвижен и расположен где-то в районе школы. За последние полчаса серьёзных изменений не зафиксировано. Диаметр пятна – три с половиной километра.

– Что это вообще такое? – поинтересовался канцлер

– Мы до конца не уверены, но данное образование никак не влияет на жизнь города, проходящее в нём вторжение и самочувствие, как горожан, так и вторгшихся монстров. Этот туман лишь закрывает нам обзор! – В голосе Степана Афанасьевича можно было услышать истеричные нотки.

– Пишите все параметры, потом передадите в Академию, – устало отвернулся от стены с бессмысленной записью император, – Запись в момент появления этого образования велась?

– Конечно, Ваше императорское Величество! – расплылся в довольной улыбке глава службы информационной разведки, – запись активирована в момент фиксации колебаний энергий, характерных для начала вторжения! Вот только хранилищ данных маловато! Не хватает для круглосуточной записи.

– Свободен! – рявкнул на него император, не собираясь выслушивать нытьё по поводу нехватки средств, – все записи обработать и передать Витольду Генриховичу. Это дело я передаю ему! И продолжайте следить за обстановкой!

Как только за главой службы информационной разведки закрылась дверь, император повернулся к канцлеру.

– Ты сам всё прекрасно видел и слышал. Как думаешь, связь есть?

– Безусловно! – подобрался канцлер, – там и так слишком много вопросов, а вкупе с этой информацией, – Витольд Генрихович кивнул в сторону чёрного пятна, закрывающего вид на Екатеринбург с заоблачной высоты, – всё выходит на совсем иной уровень.

Император поморщился, окинул взглядом разбросанные бумаги, опрокинутый кофе. Вызвал секретаря, дав ему распоряжение убраться, сам же с канцлером перебрался в комнату для медитаций, соседствующую с кабинетом. Убранство в ней было попроще, но комфорта не меньше. Да и для двоих человек, ведущих спокойную беседу, она подходила куда больше.

– Хорошо. Давай вернёмся к нашему «барану», – усмехнулся Император, располагаясь поудобнее в роскошном кресле, – что у них там за вопрос «жизни и смерти»? Уж если они пережили приход Цербера.

– Со слов Вермайера я понял, что угроза нависла, в первую очередь, над школьниками. У него в стазисе в критическом состоянии заморожены более тридцати учащихся возрастом от шестнадцати до восемнадцати лет. У кого травматические ампутации, у кого истощение, у кого многочисленные ожоги. Нужен полноценный штат военного госпиталя. И медикаменты. И накопители, полные маны. В общем, он просит, чтобы мы связались с Апраксиными и потребовали у них эвакуировать выживших. Сами Апраксины, как боится Вермайер, проведать школу явятся не раньше, чем вторжение полностью закончится. Они сидят в глухой защите под «Непоколебимостью».

– Проверить наличие «Непоколебимости» можно?

– Уже, Василий Петрович! Магия такого уровня оставляет долгий след, уже всё проверили, сняли отражённые слепки, как положено, под протокол! Всё как заявил Вермайер. Время наложения тоже совпадает.

– Ах, Апраксин! Ах, сукин сын! – взмахнул руками отчего-то развеселившийся Император, – а ведь подавал такие надежды! Умным мальчиком мне показался! Эх, всё-таки старею.

Император задумался. Всё очень интересно и удачно сходилось в одну точку. Он уже несколько месяцев искал способ вклиниться в вотчину Апраксиных. Заслать дознавателей, магов, исследователей. И обеспечить им возможность работать без того, чтобы в затылок дышали контролёры от Апраксиных. Хотел сделать всё аккуратно, незаметно, мягко. Сделать всё, не вызывая недовольства рода, власть которого является на той территории абсолютной. Не тревожа ни Апраксиных, ни других родов, которые ревниво следят за тем, чтобы на их власть никто не покушался. Даже император. Искал способ и не находил. Всё сходилось к тому, что придётся договариваться. Проявлять инициативу, выступать просителем, в чём-то уступать.

А время шло. Новые проявления не фиксировались, но это ещё ни о чём не говорило. Некромант мог быть очень осторожен. Нужно было спешить, и Император почти смирился с тем, что придётся договариваться не на своих условиях. И тут такой подарок!

– Витольд Генрихович! Связывайся с главой Апраксиных. Выливай на него корыто дерьма, говори ему, что он полный мудак! Живописуй мою ярость, скажи, что я чуть не разнёс свой кабинет, когда узнал, что моего любимого вассала умышляли цинично лишить живота! Пусть наводит порядок, и по завершении Вторжения явится ко мне лично! Я буду требовать с него Виру! Пусть, пока летит, трясётся за свой род, за свой город! Пускай у него голова болит о том, чтобы хоть что-то сохранить! Настрой его на самый худший вариант! Чтобы был готов зубами выгрызать у меня любую милость!

– Всё сделаю в лучшем виде, Василий Петрович! – пряча улыбку, склонил голову в почтительном поклоне канцлер, – разрешите идти?

– Не иди, нет! – чуть не подпрыгнул в кресле Император и тут же вытянул руку в сторону двери, – беги, Витольд Генрихович, лети! Вермайер обязан выжить! В благодарность за пользу!

Глава 22

Запитать техно-магический артефакт!

Звучит, как вилку в розетку воткнуть. Или батарейку в отсек для элементов питания. Лёгкое движение рукой и вуаля!

От усердия я чуть не родил прямо там, в лазарете. Под смех всех присутствующих.

– Тужься сильнее! – подкалывал меня Крыло.

– Аккуратнее подводи поток! – переживал за сохранность магического девайса Вермайер.

И только Игла спокойно спала, положив голову мне на колени. Согнав с дивана Крыло и загнав меня. Разместилась, укрылась и заснула.

Кстати, на моё «сватовство» Вермайер дал ответ далеко не сразу. Долго трепал нервы, расспрашивал, а чего это мы удумали? И точно ли его кровинушка идёт на этот шаг добровольно и не имеет ничего против вот такой брачной договорённости.

Нет, реально! На меня косились, подозревая, кажется, во всех грехах. И принуждение к замужеству это ещё мелочи. Уже собирался высказать этому твердолобому доктору всё, что про него думаю, но Катя справилась сама.

Минут пять они пошептались о чём-то, потом доктор просветил её какими-то заклинаниями, c удивлением трижды перепроверил, ещё минут пять посидел совой, с круглыми глазами. Потом махнул рукой, дал добро на малый ритуал помолвки и вот уже через полчаса притащенный из кабинета директора «телефон» был распакован, собран и готов к работе. Ну, почти.

Запитать. Ага!

Подбадриваемый всякими «тужься!» и «Осторожнее!» Я психанул и что-то «родил». Уши заложило, как будто в гору на машине заехали, из носа закапала кровь, в глазах на секунду потемнело. Но пространство вокруг вдруг резко стало послушным, как собственные руки. И всё стало получаться. Под аккуратные указания Вермайера выдал нужный поток на кристаллы-манаприёмники и тихонько отрубился.

О чём Вермайер разговаривал с абонентом, я не слышал. Всё бессовестно проспал. А когда проснулся – на улице уже было светло. Где-то вдали гремели взрывы, кричали люди, ревели монстры. Город всё ещё полыхал.

Вермайера я нашёл на улице. Он вытащил в парк стул, столик и сидел тут, глядя на затянутое дымом многочисленных пожаров зимнее небо. Курил сигарету за сигаретой. На столике стояла пепельница, полная окурков.

– Тяжёлая ночь? – поинтересовался я, чувствуя себя шикарно выспавшимся и полным сил.

– Ты даже не представляешь, – хмыкнул доктор в ответ, не обернувшись и продолжая смотреть в небо над городом.

– Всё получилось? Никто нас убивать так и не пришёл.

– Судя по всему, – кивнул Вермайер.

Потом резким движением воткнул недокуренную сигарету в пепельницу и повернулся ко мне:

– Найдёнов, а меня можешь починить, также как починил Катюшу?

– В каком смысле починить? – аж отшатнулся я от его лихорадочно горящих глаз, – в каком смысле «также»? Вы это бросьте! Я ничего не чинил! Она всё сама!

Грустная улыбка тронула губы Вермайера.

– Хорошо, наверное, вот так потерять память. Творить невозможное, просто забыв, что это невозможно. Или забыть о том, кем ты был. Не выть от тоски по силе. Не завидовать другим. Не искать примирения с собой, а просто быть!

И столько боли было в этих словах…

Чёрт! Реально жалко мужика. Помог бы, нормальный ведь мужик, но без понятия, как это сделать.

– Чтобы творить невозможное, Август Пантелеевич, я просто умер, – только и нашёлся, что сказать ему я, – а потом каким-то чудом ожил, забыв, как вы сказали, что это невозможно.

– Умереть – это, хаос как, страшно! – вздохнул Вермайер, – именно поэтому я прячусь тут, в глухой провинции, чиню таких оболтусов, как ты и трясусь за судьбу единственного родного мне человека. Не решаясь умереть. Хотя, трусы и слабаки считают, что умереть – это всегда выход.

– Если побег от проблем, это выход. И перекладывание проблем на близких. Тогда да, – согласился я с Вермайером.

– Потому и живу! – снова вздохнул доктор.

Помолчали. Где-то вдали кто-то кричал. Кого-то, судя по крикам, жрали. Интересно, этим людям ещё можно помочь? Ночь прошла, твари, судя по всему, разбрелись по всему внешнему кольцу города. Где-то рушат здания, отсюда хорошо слышны взрывы, доносящиеся из промышленного сектора, людей гоняет явно неосновная масса вторгшихся. Если аккуратно, незаметно, выбраться за территорию школы, прошерстить близлежащие дома, подвалы. Может ещё есть живые? Отзовутся на наши голоса?

Поинтересовался у Вермайера. Вроде как он наш наниматель, по контракту мы защищаем его и лазарет школы.

Вместо ответа доктор махнул рукой куда-то мне за спину. Мол, смотри, потом спрашивай. Я обернулся и шокировано замер.

Из крыши лазарета в стылое небо тянулось… Тянулся… Огромный прямоугольный металлический столб, весь испещрённый какими-то письменами и рисунками, светящимися и находящимися в постоянном движении. Столб уходил на высоту метров десяти. На его вершине располагалась странная конструкция, напоминающая птичью клетку. Огромную, шарообразную забранную решёткой птичью клетку. Внутри клетки клубился густой, маслянистый, тяжёлый даже на вид, чёрный дым. Он медленно выдавливался сквозь решётку клетки наружу, но не опускался, а также медленно клубился на высоте этих самых десяти метров, неспешно расползаясь по округе и постепенно, с удалением от столба, теряя цвет, плотность и непроницаемость.

Захотелось выругаться. Столб отзывался теплом и знакомым шёпотом, даря комфорт и спокойствие, забирая тревоги и делая пространство, укрытое туманом, более мягким для меня. Более пластичным. Более отзывчивым. Родным.

Вот, оказывается, что я «родил», тужась ночью над запиткой связного артефакта. Мля! Целый столб! И нахрена?!

– Видишь? – поинтересовался Вермайер.

– Ага, – только и выдавил из себя я.

– Опиши, что видишь, – заинтересовался доктор, – а то для меня это какой-то угрожающий туманный сгусток.

Я описал. В деталях, красках и эмоциях.

– Вот и ответ на твой вопрос, – выслушав моё описание этого чёртового столба, подвёл итог доктор, – похоже, только из-за него нас не видят монстры Вторжения. Не видят, не ощущают и не лезут. Обычно, они ориентируются на чувство жизни. По нему быстро и спокойно находят всех живых, не укрытых под стационарными артефактами. Мы же, тут спокойно сидим и в ус не дуем! Курим, вот. Воздухом дышим. И, я думаю, если сунемся за территорию школы, можем лишиться эффекта невидимости. Сам как ощущаешь? Что может твой стационарный артефакт?

Я задумался над вопросом Вермайера. Как ощущаю? Хрен его знает. Сам столб не ощущался никак. Туман, плотными клубами сочащийся из клетки на его вершине, воспринимался как мягкое, приятное одеяло. Пространство, укрытое туманом, ощущалось спокойным, родным. Кусочком долины костей в этом жёстком, живущим по своим порядкам мире. Оно не гарантировало защиты, неуязвимости, но помогало скрыть от посторонних глаз само наше существование, искажая восприятие, сбивая концентрацию. Но, в случае прямого столкновения, защитить оно не было способно. И территория, накрытая туманом, была больше, чем территория школы. Намного больше. Я чувствовал, что большая часть города уже накрыта туманом и для всех, кто оказался под ним, наше существование, память о нас, желание нас найти, возможность нас найти, размывались, терялись или значительно усложнялись.

Уже совсем другими глазами я посмотрел на этот столб. Удобная штука! Ткнул, когда нужно и отдыхай! Кстати, а как я его ткнул? Смогу повторить?

Знание мягкой волной омыло сознание.

Нет, не смогу. Убрать – смогу. Легко и просто, стоит пожелать и воплощённый монолит просто растает, превратится в туман, станет нейтральной маной, перемешается с маной Порядка и исчезнет без следа. Воплотить же новый…

Я искал знание о том, как воплотить эту конструкцию и натыкался лишь на первый шаг очень длинного пути. Весь путь был мне не виден, скрыт, терялся в огромном количестве отражений-вариаций. Он состоял из множества шагов, каждый из которых был также вариативен, как и весь путь. Где-то там, в тумане вариантов, был один или миллион, который бы позволил лёгким движением руки возвести аналогичный монолит. Или похожий на него. Или другой. Скрывающий. Увеличивающий магическую силу. Повышающий защиту. Облегчающий воплощение боевых созданий. Помогающий применять магию. Вариантов много. Они все перекликались. Зависели от более ранних шагов, влияли на последующие. Но всегда, во всех путях, вариантах и отражения, требовали начать путь с самого начала.

«Нужно построить Зиккурат!»

Всё так. Как в старой игре из моего старого мира.

Холодный поток знаний, которого я коснулся, ища ответ, почти не обладал эмоциями. Но, общаясь уже не первый раз с этой силой, я научился различать их отголоски. Сейчас это было любопытство. Лёгкий интерес. Ожидание моей реакции на знание о том, что она вмешалась и помогла мне. Проявила не свойственную ей заботу.

И требовала в ответ только одного. Чтобы я построил «зиккурат». Начал воплощать долину костей в этом мире. Впустил сюда холодное равнодушное нечто, явно скучающее в своём плане без движухи и давно и прочно чем-то заинтересовавшееся тут.

Чем-то?

В памяти всплывает яростный клёкот Грифона и ощущение свободного падения тогда, в тот день, когда я умер в этом мире. Всплывает, раскрывая новые детали. Одновременно с яростным криком умирающего Воплощённого зверя, тёплая волна его жизненной энергии, грубо вырванная волей чуждой этому миру магии, омывает моё тело, восстанавливая и регенерируя плоть, сращивая кости и запуская сердце. Волна жизненной энергии оживляет меня, просто коснувшись краем, сама же вся без остатка уходя в глубины монохромного тумана костяного двора. И спящий разум, равнодушный и не терпящий эмоции, ощущает эту волну жизненной энергии и пробуждается, узнав в ней старого «друга»…

– Найдёнов! – щёлкнул пальцами перед моим лицом Вермайер, – отомри!

Я сфокусировал взгляд на докторе. Он стоял рядом со мной, с тревогой вглядываясь в моё лицо.

– С тобой всё нормально? А то уже пятнадцать минут стоишь, со стеклянным взглядом и не отвечаешь на вопросы.

– Задумался, простите.

– Ну, тогда раз ты уже с нами, убирай свой столб и пошли встречать гостей! – излишне жизнерадостно заявил Вермайер, – твои, кто на ногах, уже почти в сборе.

Я кивнул, механически двигаясь за доктором, мысли же опять рванули в сторону. Я понял, о чём говорил доктор. Про силу, про «починить», про побег от проблем. Холодный разум иного плана, осматривая этот мир моими глазами, видел иначе. Он видел энергии, ману, заклинания, магические проявления. Видел и осознавал. Видел и осознавал всё это и я. Когда-то Вермайер был сильным стихийником. Его дар был выращен полностью открытым, в постоянном контакте с маной иного плана. Воплощённой маной. Это позволило усилить дар, но сделало мага рабом этого плана, его энергии и воли тех, кто этой энергией владел. И теперь, без доступа к этой энергии, Вермайер был ограничен в магии. Его огненный дух был искорёжен, скручен и подавлен. Его уже невозможно было «починить». Но его можно было переродить!

Сильный огненный дух мог помочь Вермайеру ступить на путь Аколита, принять в себя силу костяного двора и уже самостоятельно пройти по тропе силы, единолично решая, в каких местах и куда сворачивать, насколько жаждать силы и насколько допустимо изменяться ради этой силы. Стать либо древним вампиром, неотличимым внешне от обычного человека, но способного движением руки вырывать из живых противников саму жизнь и лечить ею свои раны, а также вдыхать эту жизнь в союзников, или стать чудовищным по мощи Предвестником-Смерти, превращающим в прах саму материю, но выглядящим как умертвие, лишённое жизни и плоти.

– Август Пантелеевич, – окликнул я доктора, когда он потянулся к ручке двери, – я не могу вас «починить». Но…

Вермайер медленно опустил руку и так же медленно повернулся ко мне, пошатнувшись и облокачиваясь на холодный камень стены лазарета.

– Но? – хрипло переспросил он.

– Но! Я знаю путь, ступив на который вы сами сможете самостоятельно себя «починить». И стать сильнее, чем были до того, что с вами случилось.

– Врёшь ведь, Найдёнов!

Я лишь отрицательно мотнул головой. И пожал плечами. Тянуть насильно или обманом? Ни за что! Судя по тому, что я узнал в отголосках мыслей с иного плана, коснувшихся меня самым краем, если тут что-то делать насильно – то монстры получатся такие, что местный бестиарий отдыхает! Если человек хочет сохранить себя и свою волю – то всё должно быть добровольно и осознанно! Иначе – участь, худшая, чем смерть!

– Ладно! – Вермайер растёр лицо ладонями и шумно выдохнул, – Ладно! Выкарабкаемся из этого дерьма, обязательно вернёмся к этому вопросу! Я тебя, Найденов, за язык не тянул!

И с улыбкой на пол-лица рванул на себя дверь лазарета, стремительно вбегая внутрь.

– Крылов! Сухорукова! Сбор, бездельники! Вы на контракте, меня защищать должны, а я иду на ворота, там гости явились, зовут! Найдёнов, – обернулся он ко мне, замершему в дверях, – ерунду свою, дымящую на всю округу, не забудь убрать! Люди нервничают, когда что-то вокруг неправильно! Я переодеваться!

* * *

К центральным воротам школы, вернее, к их развалинам, мы вышли через здание школы. Первым во двор ступил Крыло, простейшим телекинетическим ударом отворив огромные входные двери и прямо с копьём наперевес ступив на невысокое крыльцо.

Тяжёлый смрадный запах ударил в нос, перехватывая дыхание. Весь двор школы был завален трупами. Сгоревшими, обугленными при высочайших температурах. Совершенно невозможно было понять кто где. Мужчины, женщины, учащиеся, инструктора – мешанина дымящегося прогоревшего человеческого мяса.