Текст книги "Венец Евриномы (СИ)"

Автор книги: Ai_Ais

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

– Не стоит. Лучше помогите Ниле по хозяйству. Сейчас, когда одни разъехались, а другие работают допоздна, ей очень тяжело управляться.

– Хорошо, с удовольствием, – спешно ответил я, удивляясь, как снова царапнуло слух имя «Нила».

– Мама, если тебе неудобно в кухне, я могу перенести всё на веранду. Там легче дышать, – вернулась Мария к конкани.

– Нила, когда в доме гость, который не понимает твоего языка, говорить на нём крайне невежливо, вернёмся к английскому, – строго произнесла женщина, обращаясь к Марии, мне же она представилась так: – Меня зовут Дживика. Дживика Ачария. Я очень рада приветствовать вас, Джейсон, в своём доме. Вы отдыхаете или прибыли на Гоа по делу?

– И то, и другое, – признался я. – Но о деталях рассказать не могу.

– Что ж, я не буду расспрашивать вас. И беспокоить не стану. Завтракаем, обедаем и ужинаем мы вместе, но если вам неудобно, можете попросить Нилу приготовить что-то по вкусу.

– Вы очень гостеприимны, – выдавил улыбку я. Она, наверное, получилась фальшивой, ведь в этот момент Мария села за стол прямо напротив меня, нечаянно коснувшись моего колена своим.

Ужин прошёл в молчании, если не считать молитвы, произнесённой Дживикой.

После того как трапеза окончилась и Мария убрала со стола, она подошла к Дживике и предложила перевезти её в спальню.

– Да, пожалуйста, – коротко ответила женщина, и тогда они исчезли за дверью, но перед тем я успел спросить:

– Нила, ты вернёшься сюда?

– Зачем?

…

И она не вернулась ко мне, но я встретил Марию снова, когда вышел на террасу. Она развешивала бельё на верёвках, растянутых между деревьями.

Уже совсем стемнело, и только свет, падающий от лампы на террасе, позволял различить силуэт Марии. И это казалось очень красивым: желтоватый, немного тусклый, он не рассеивал мглы, а лишь привлекал огромное количество мотыльков. Шелестя крыльями, они порхали вокруг светильника, создавая странный уют.

Лёгкий ветер беспокоил светлые полотна белья, и Мария, сновавшая между ними, казалась танцующей среди призраков. Моё сердце реактивно переполнилось нежностью, и я не отдавал себе отчёта, когда заговорил.

– В кухне я видел фотографии. На них, очевидно, запечатлена вся ваша семья. Снимков очень много: дети, твои родители в молодости. У вас действительно очень большая семья. Вот только почему твоих детских фото я не нашёл? Почему ты не похожа на индианку, если называешь Дживику мамой?

Мария молчала и продолжила трясти бельё, а я осёкся, понимая, что, возможно, спросил лишнее. Она появилась несколько минут спустя, удерживая пустой таз на бедре и сдувая прилипшую прядь волос со лба.

– Я иду спать. Спокойной ночи, Джейсон.

– Спокойной ночи, Нила… но… а можно ещё один вопрос? И если не хочешь, не отвечай.

– Говори, – коротко пригласила Мария.

– Твоя семья. Ты говорила, что она большая, и я видел фотографии. Где они сейчас? Почему в доме никого нет?

– Старший брат с женой и племянником путешествуют. Мальчик много болел и теперь отдыхает в более подходящем климате. Там, где сухо и не так жарко. Средние братья с жёнами работают допоздна. Они, бывает, приезжают по ночам, но утром их уже нет. Я оставляю ужин на плите. Бывает, они гостят по выходным, но в сезон это случается крайне редко. На Гоа не слишком много возможностей заработать, вот они и используют курортный сезон по максимуму.

– Ты младшая? – догадался я.

– Нет, есть ещё один брат. Он работает школьным учителем в соседнем городе и живёт отдельно. Навещает нас. Но не слишком часто.

– Значит, ты единственная девушка в семье?

– Нет, была ещё одна. Сестра, которую я не знала. Она утонула, купаясь с другими детьми на пляже. Меня назвали в честь неё.

– Но ты не похожа на индианку… – настаивал я, решив пойти до конца.

– Я приёмная, – коротко отрубила Мария. – А твои вопросы становятся слишком личными.

С этими словами она, простучав босыми пятками по доскам террасы, прошла мимо меня в дом. Я был вынужден вернуться в свою комнату и лечь на кровать.

Но сон не торопился прийти ко мне. Ворочаясь с боку на бок, я вспоминал тот день, когда оставил Марию в воде. Я был уверен, что она погибла. Я готов был в этом поклясться. Но что-то произошло. Какое-то чудо или что-то близкое к тому…

Что-то, изменившее всё… и нас…

Раньше Мария была болтливой и, наверное, выложила бы мне всё при первой встрече. Новая Мария оказалась совсем другой. Я и не думал, что можно так измениться.

Стрелки наручных часов пробегали круг за кругом. Я поднялся из постели, когда обёрнутая в странную розоватую дымку луна стояла высоко-высоко в небе. Неслышно выбравшись в сад через окно (мне не хотелось будить спящих, бродя по поющему на все лады полу), я, повинуясь неведомым инстинктам, обошёл дом, стараясь держаться в тени деревьев, но не наступить нечаянно на какую-нибудь корягу.

Во всём доме освещённым оставалось только одно окно. На первом этаже… за столом возле него сидела Мария, устремив в темноту сада невидящий взор.

***

Я думал, что найду повод разговорить её через день или два, но пошла вторая неделя, застававшая нас вместе только по пути на рынок или какой-то другой работой по хозяйству. Мария трудилась много, но не разговаривала совсем, если не считать пары ничего не значащих, случайно оброненных фраз, вроде:

– Здорово ты управляешься. Руки сильные.

Или:

– Подсади меня. На крышу полезу я сама. Она ветхая, под тобой провалиться может.

В общем, дни тянулись с потрясающим однообразием, и я сходил с ума от того, что Мария находилась так близко, но никогда не была так далека. Невозможность прикоснуться к ней и назвать по имени сводила с ума.

С тоской я подсчитывал в уме оставшееся время. Пообещав Марии покинуть их через две недели, я понимал, что не смогу воспользоваться гостеприимством семьи Ачария. Разговоров не заводилось и не находилось общих тем, даже когда за ужином мы встречались втроём. Я, Мария и Дживика.

Шанс представился мне на десятый день. Точнее вечер. Мария заканчивала убирать посуду, оставшуюся после ужина, когда Дживика развернула газету. Шурша страницами, она надолго погрузилась в чтение, а Мария всё возилась у раковины.

Вдруг пожилая женщина подала голос:

– И как я могла забыть… Нила, сегодня же в городе праздник!

– Дивали, – безразлично отозвалась Мария, не обернувшись. – Я видела приготовления, когда ходила в банк.

– Не хочешь прогуляться? – удивилась Дживика.

– Нет, – всё так же равнодушно молвила Мария. – Не на что смотреть. Каждый год одно и то же. Я бы пошла, если бы ты составила мне компанию, но на пароме с коляской опасно. Может быть, тебе пора встать, мама?

– Я не то имела в виду. Возможно, тебе стоит показать город в ночь Дивали Джейсону? Это же очень красиво!

– Джейсон может посмотреть и сам, – дёрнула плечом Мария. – Я устала и хочу спать.

– Жаль, – вставил я, мысленно благодаря Дживику. – Никогда не видел Дивали, но наслышан об этом празднике. Мне было бы приятно, Нила, если бы ты сопроводила меня.

Я был почти уверен, что она откажется, но Мария отвернулась от раковины и с выражением задумчивости на лице вытерла ладони о передник.

– Ну, хорошо, – с сомнением произнесла она. – Побуду с тобой часик, а потом домой. Впрочем, ты сможешь остаться в городе, если захочешь.

…

Я, конечно, обманывал, и мы с Марией однажды уже посещали Дивали. Странное совпадение: на ней снова красовалось белое платье, живой цветок украшал её волосы. Совсем как в прошлый раз.

Паром скользил по чёрной водной глади, отражающей взгляды небесных светил. Кроме нас людей почти не было, как не было и повода приблизиться к Марии, взять её за руку.

…

А город был расцвечен тысячами разноцветных, но в основном свечных огоньков. Жёлтые их светляки парили в воздухе, удерживаемые в людских ладонях. То здесь, то там звучала музыка, и молодые пары – конечно, туристы – танцевали.

И я тоже пригласил её на танец.

– Извини, – ответила Мария. – Танцевать не умею. И не хочу.

Так мы и шли в молчании. Мария скорее выполняла вынужденную роль экскурсовода, чем наслаждалась прогулкой. Изредка она произносила какое-либо название, указывая рукой. Тонкими, длинными пальцами.

– Тебе неприятно рядом со мной? – вопрос сам собой сорвался с губ.

– Нет, – повела плечами Мария. – Мне с собой некомфортно скорее. Ты ни при чём.

– Почему? – сорвалось с губ, и я почти пожалел, когда Мария резко остановилась, сверкнув глазами в мою сторону, но не сдался. – Может быть, стоит поговорить об этом?

– Я почти тебя не знаю, – удостоив меня коротким ответом, Мария вновь зашагала по дороге. – Не о чем нам разговаривать.

– Иногда так легче, поверь. Доверить что-то человеку, которого не знаешь или думаешь, что не знаешь.

– Что ты имеешь в виду?

– Скажи, Нила, откуда у тебя этот шрам?

И я не мог контролировать свою руку, когда она слишком быстро взметнулась к виску Марии, и рубец со своим пугающим рельефом оказался под подушечками пальцев.

Она снова замерла на месте, резко развернувшись ко мне. Мария перехватила мою руку, и во взгляде карих её глаз читался страх. Грудь Марии высоко вздымалась, а чёрные луны зрачков почти поглотили радужку.

– Я… прости… – начал было я. Но она, убрав мою руку, выпалила:

– А-а-а… чёрт возьми, будь что будет…

Вокруг нас зажигались новые и новые свечи, ленивым светом тлели угли звёзд. Толпа, проходившая мимо, то и дело задевала нас локтями, но в том неудобном, неподходящем месте Мария и начала свою повесть под моё тихое:

– Просто расскажи…

– Наверное, ты сочтёшь меня идиоткой или душевно больной, но я ни черта не помню из своей прошлой жизни. Той, которой жила семь лет назад и раньше. Новая жизнь моя началась в больнице, под пищание приборов мониторинга сердечного ритма и искусственной вентиляции лёгких. Я открыла глаза, и яркий белый свет ослепил меня.

Я лежала и смотрела на людей в медицинской форме, то и дело склонявшихся надо мной. Я пыталась понять. Вспомнить своё имя. Кто я и откуда… но ничего, кроме звенящей тишины в голове не было.

Уже позже я узнала, что мою жизнь спасло чудо. С огнестрельным ранением в голову в реке меня обнаружил рыбак: мои волосы зацепились за его весло. Он сам доставил меня в больницу, хотя надежд не было никаких. Сердце моё не билось, а температура тела едва превышала двадцать шесть градусов.

Но, видимо, у Бога в тот день было прекрасное настроение. И он послал того врача, который решил побороться со смертью. Мне вводили какие-то препараты, поднимающие температуру крови. Из тела моего извлекли две пули.

Сердце забилось и… я осталась в живых, не помня, кто я есть.

Тот рыбак каждый вечер приходил навестить, когда я лежала в больнице. Вместе с ним однажды пришла и его жена. Ты уже знаком с ними, точнее с Дживикой. Мы много разговаривали, а женщина необыкновенно тепло отнеслась ко мне. Я призналась, что идти мне некуда, и супруги Ачария пригласили меня погостить в собственном доме. Так я и осталась рядом с ними.

И оказалось, что они неспроста так заботились обо мне. Несколько лет назад их дочь, Нила Ачария, купаясь, утонула. Но спасти её так и не удалось. Дживика называла меня Нилой. Несколько лет спустя я назвала её мамой.

Я надеялась, что память вернётся. Первые лет пять. А потом поняла, что возможно, там и вспоминать нечего…

Мария рассказала очень кратко, почти без эмоций, но пальцы её, оказавшиеся в моих ладонях, дрожали, выдавая момент слабости. Было жестоко этим воспользоваться, но других шансов могло и не представиться. Немного повозившись в кармане ветровки, я извлёк свой бумажник. Мария не сразу обратила внимание на фотографию, оказавшуюся в её руке, но когда увидела на ней меня и себя вместе, только охнула и накрыла ладонью рот.

– Господи… – тихо вырвалось у неё. – Но как? Что?

– Я хранил это фото – единственное, что осталось от тебя – всё время. Каждый день и час оно было со мной.

…

Беспокойной и шумной рекой толпа всё так же протекала по улице, задевая нас волнами коленей и локтей, но Мария слушала не перебивая. Я замечал только то, как испуганно порой распахивались её глаза. Всё шире и шире. Но утаить я не мог. Ни одной детали. Я рассказал ей всё, что знал о себе и о ней. Перечислив имена всех, кого убил…

Когда я закончил говорить, дар речи ещё долго не возвращался к Марии. Каменным изваянием она застыла, и мертвенная бледность, проступившая сквозь загар, сделала её похожей на скульптуру эпохи Возрождения.

– Так как, ты говоришь, меня зовут?

– Мария… Мария-Хелена Кройц. Мария Борн.

– Ты… Мы женаты? Ты действительно мой муж?

– Меня зовут Джейсон Борн, при рождении Дэвид Уэбб, но тогда в Вегасе ты взяла мою фамилию.

– Я любила убийцу?

– Да.

И не слова не говоря больше, Мария вырвала свою руку из моих пальцев и зашагала прочь, но я не преследовал её. В конце концов, нам обоим теперь нужно время. Ведь шанс она мне оставила. Глядя Марии вслед, я заметил, что в левой руке она сжимала ту самую фотографию.

========== Джейсон. Глава 2. Земля ==========

Слабый киселеобразный свет настольной лампы почти не рассеивал тьмы вокруг сгорбленного силуэта Марии. Время тянулось ближе к рассвету, чем к полуночи, но в широко распахнутых тёмных глазах не было и грамма сна.

Я снова занимал свой наблюдательный пост под раскидистым деревом и опять не мог отвести взгляд от Марии. Оттого, какими глазами она смотрела на наше совместное фото, по спине бегали мурашки. Во взгляде не было тепла или хотя бы любопытства. Скорее изумление, смешанное с чем-то очень уж напоминающим страх.

Мне очень хотелось окликнуть, говорить и убеждать до тех пор, пока она не поверит… но я и дышать боялся, только бы не испортить всё окончательно.

…

Завтрак остывал на столе, и Дживика без энтузиазма возила ложкой в тарелке с кашей.

– Доброе утро, – поздоровался я и тут же с волнением добавил: – А Нила… где Нила?

– Доброе утро, Джейсон. Сказала, что в городе у неё дела, и ушла.

– Как давно? – я задал новый вопрос слишком нетерпеливо.

– Около получаса назад.

– Извините, мне надо… – начал было я.

– Не надо, – мягко перебила меня Дживика. Я и не заметил, как моя рука оказалась накрытой скрюченными артритом холодными пальцами. – Дайте ей время. Марии нужно привыкнуть…

– Вы… откуда вы знаете? – почти закричал я.

– Она сама мне всё рассказала. Рано утром. Пока вы, Джейсон, ещё спали. Что ж, наверное, теперь мне следует называть Нилу Марией. Красивое имя. И вы… я рада, что у неё такой муж.

– Но вы ничего не знаете обо мне.

– Это не имеет значения, ведь я хорошо знаю Нил… Марию. И она никогда не связалась бы с человеком недостойным. Грязь, Джейсон, бывает только в душе. Всё остальное – скорлупа, а я не хочу знать ничего лишнего. Того, что мне не положено.

– Но Мария ничего не помнит. Я думаю, что ей было противно узнать… во всяком случае она…

– Послушайте, Джейсон, ей просто действительно нужно время. Человек начал жизнь с чистого листа, не зная даже имени, даты рождения, своей родной семьи. А тут появляетесь вы. Думаю, что вам трудно и представить такое.

– Напротив… – возразил я после затяжной паузы, во время которой Дживика спокойно и внимательно смотрела мне в глаза. – То, что произошло, меньше всего напоминает правдивую историю. Скорее это сказка или сон. Дело в том, Дживика, что я терял память подобным же образом. Около десяти лет назад. С огнестрельным ранением я оказался посреди океана, где меня, не помнящего ничего из своей прошлой жизни, выудили из воды моряки.

Я смотрел на Дживику и замечал, как она всё ещё изучает моё лицо из-под полуопущенных век. Казалось, что она вот-вот рассмеётся, обзовёт меня сумасшедшим, выставит прочь. Но секунды текли, становясь минутами, а она всё так же безмолвно кивала, соглашаясь с какими-то собственными мыслями. И когда Дживика открыла рот, я услышал нечто невероятное.

– Можно верить в Бога или в Карму, Джейсон. Можно отрицать наличие мистической составляющей в жизни. Вот только я не раз и не два попадала в необъяснимую временную петлю. Когда погибла моя родная дочь (думаю, Нил… Мария рассказывала вам об этом), Бог послал мне из водных пучин безымянную девушку, потерявшую память. Я сочла это знаком и заботилась о ней как о родной дочери, дав ей то, в чём она нуждалась. Крышу над головой и заботу. Теперь это произошло и с вами, Джейсон. Господь вернул то, что забрал. И то, что из этого получится, зависит только от вас…

– Я не представляю, что с этим делать…

– Представляете, но боитесь сказать вслух, – уточнила Дживика. – Можно быть сильным человеком во всём и бояться показывать свои чувства. Бояться остаться отвергнутым. Хотя, я думаю, что это не тот случай. Марии просто нужно время, чтобы привыкнуть к вам заново, вспомнить о чувствах, которые она испытывала.

– Для этого я хотел бы забрать её с собой. Всего лишь на пару недель. Чтобы напомнить… Мы могли бы посетить те места, в которых бывали раньше. Я хочу показать ей дом, в котором мы жили и были счастливы. Боже мой, я просто мечтаю, чтобы она согласилась просто побыть со мной наедине всего несколько дней, но… даже если она была бы не против… как оставить вас в одиночестве?

– Не стоит думать об этом. Я поговорю с Марией.

…

Весь день я бесцельно слонялся по окрестностям в ожидании вечера. Вечно жаждущее солнце слизывало длинными языками лучей редкие облака. Жара стояла невыносимая, а у меня руки сводило от холода.

У дома Ачария я появился к десяти часам. На целый час позже, чем мы договаривались с Дживикой. Но оказалось, что можно было задержаться и ещё. Женщины разговаривали в кухне.

Я не мог уловить сути – окно было сломано и открывалось лишь чуть. И всё, что я слышал, – мерную, спокойную, как полноводная река, речь Дживики, прерываемую гневными возгласами Марии.

Наконец, Мария вышла из кухни, и Дживика осталась одна. Я подождал ещё чуть-чуть, прежде чем проникнуть в дом.

– Здравствуйте, – дрогнул мой голос. Женщина сидела лицом к окну и спиной ко мне, я не видел выражения её лица. – Что сказала Мария? Она отказалась?

– Здравствуйте, Джейсон. Да, Мария пыталась отказаться, приводя самые нелепые доводы из всех, что мне только приходилось слышать в жизни.

Сердце моё, и без того бившееся в горле, перепрыгнуло в область подбородка и мотыльком затрепетало в нём.

– Вам не удалось убедить её?

– Напротив. Я привела единственно верный аргумент, – женщина сделала паузу, явно наводя меня на вопрос.

– Какой?

– Жена должна следовать за мужем. Ведь именно для того она и приносила ему клятву. Но вы же знаете Марию. Она, конечно, спорила и говорила… но, к счастью, не сказала ни слова о неприязни к вам, Джейсон. Она говорила, что мне нужен уход, постоянная забота. Что я не могу обслуживать себя самостоятельно.

– Но… – замялся я, – не обижайтесь, она ведь права. Вы прикованы к креслу.

– Не совсем. Просто после смерти мужа мне стало удобно в инвалидной коляске. Я пообещала Марии встать, если она поедет с вами на две недели.

– Так она согласилась? – почти закричал я.

– Только на неделю, – вздохнула Дживика, а я… я был готов станцевать на потолке. От счастья.

***

День первый. Цюрих

Мария смотрела в иллюминатор за тем, как сахарная вата облаков лениво проплывала под нами, оставляя лоскутное покрывало полей, лесов и холмов в лёгкой дымке. Она напряжённо молчала и сидела так, чтобы находиться в максимальном отдалении от меня. Не могу сказать, что это обстоятельство радовало, но я был рад и тому, что лёгкое зелёное платье не прикрывало её коленей, а тонкие браслеты мелодично звенели на запястьях. Изумрудный цвет всегда был необыкновенно ей к лицу, а образ индианки проник под кожу вместе с загаром.

– Спасибо, – тихо молвила она, вжимаясь в спинку кресла сильнее.

– Что? – удивился, но тут же понял, что мысль о платье, скорее всего, высказал вслух. – На самом деле я думаю, что в платье будет холодно. Сейчас в Цюрихе температура держится около нуля. Возможно даже выпал снег.

– Снег?

– Когда мы познакомились… тоже шёл снег, но было очень тепло… и сыро… и хорошо. У меня болела голова, а потом я увидел тебя.

– Как?..

– Я расскажу тебе об этом на том самом месте, но только после того, как мы посетим магазин и купим тебе тёплую куртку.

…

Признаюсь, это было дерьмовой идеей. На место мы прибыли глубоким вечером. Погружающийся в ноябрьский мрак город встретил нас моросящим холодным дождём. Мглу едва рассеивали тусклые уличные фонари, но я упрямо вёл Марию к месту нашей встречи – посольству США, а точнее к переулку, примыкающему к северной части здания.

И он встретил нас холодом, лаем бездомной собаки и темнотой, освещаемой только огрызком луны. Я и не заметил, как закончился дождь и из-за туч показалось ущерблённое её лицо. Я всё ещё держал зонтик над головой Марии, а она смотрела совершено пустым взглядом на парковку и оставленные на ночь автомобили.

– Это что? Какое-то особенное место?

– Да… здесь мы и встретились впервые. Я предложил тебе десять тысяч за то, чтобы ты отвезла меня в Париж…

– А я? Что ответила я?

– То, что чаще говорят не женщины, а водители-дальнобойщики, когда нарываются на конфликт, – улыбнулся я. – Причём ты нарочно говорила на немецком…

– Я знаю немецкий, – вдруг улыбнулась Мария. – Прошлым летом один из отдыхающих забыл в кафе, где я подрабатывала, книгу. Я взяла её в руки и с удивлением обнаружила, что могу читать и даже больше – понимаю, о чём там написано. Книга была на немецком языке. Кстати, а что конкретно я тогда сказала?

– Нашёл дуру. Ну, это если убрать нецензурные слова, – мои губы растянула ответная улыбка.

Какое-то время мы стояли молча. До тех самых пор, пока она не повернулась ко мне и не спросила:

– Мы можем уже уйти?

– Ты ничего не вспоминаешь? – в моём вопросе в голос кричала надежда.

– Нет, извини, – покачала головой Мария. – Но я очень замёрзла. После Гоа к местному климату не так-то просто привыкнуть.

– Значит, в отель?

– Да, пожалуй.

– Хорошо, но сначала я предлагаю тебе поужинать.

– Ладно.

И за столом она снова молчала. Без аппетита ковыряясь в жарком, она высматривала что-то в подвижных тенях за окном.

– Спокойной ночи, Джейсон, – лёгкий хлопок отделил её от меня на всю ночь.

День второй. Париж

Кажется, драную Эйфелеву башню видно со всех точек города. И это обстоятельство меня вовсе не радовало. Особенно, когда Мария наотрез отказалась идти туда, куда я тянул её до посещения дурацкой вышки.

Но мне не хотелось моститься на Башню по нескольким причинам: за неделю я планировал показать Марии гораздо больше, чем умещалось в отведённые дни, и времени терять не хотелось. Если озвучивать вторую причину, она оказалась бы более правдивой и объясняющей всё: именно на смотровой площадке Эйфелевой башни я поцеловал Никки, когда мы только начали встречаться. Наверное, странно говорить и думать о ней после того, как я обрёл Марию, но образ Никки преследовал меня повсюду: я слышал её голос, чувствовал аромат её волос, мягкость кожи под пальцами, чего бы ни касался…

А Мария так обворожительно улыбалась, когда просила о «коротенькой эскурсии, ну-у-у-у-у, пожалс-с-ста-а-а, Джейсон», что я лишь улыбнулся и предложил:

– На обратном пути можно заглянуть в сувенирную лавку, купить по берету, чтобы выглядеть законченными идиотами.

– Ты серьёзно?

– Более чем.

Мы проторчали на Башне часа полтора или два. И всё это время Мария заворожённо наблюдала за городом. Она смотрела на него с таким восхищением, что я не решался поторопить её.

– Что произошло с нами здесь? – тем временем спросила она.

– Я привёз тебя в дом, что принадлежал Джейсону Борну. Ты очень мило флиртовала со мной, но в квартире на нас напал наёмник. Он умер на твоих глазах.

– Ты убил его? – едва слышно спросила Мария.

– Он выпрыгнул в окно, предпочитая не отвечать на мои вопросы.

– Тогда, пожалуйста… – попросила она. – Я не хотела бы идти в дом, принадлежавший Джейсону Борну. Можно ли остаться здесь, с тобой?

– Конечно… можно.

…

Позже, когда мы шли по Монмартру, месту, откуда начался наш побег, Мария спросила:

– И я пошла с тобой, хотя видела, как ты бьёшь человека? Не на жизнь, а на смерть?

– Выбора у тебя не было. Признаюсь, ты оказалась в полубессознательном состоянии, и оставаться в одиночестве было рискованно. Вполне возможно, тот парень был не один. Тебя могли убить. Без причины.

– И… ты…

– Я предлагал доставить тебя в полицию. Просил рассказать всё как есть.

– Почему?

– Был уверен, что тебе поверят. Ведь я понятия не имел, какой фигурой оказался в разыгрываемой партии. Но я был искренен… в желании оставить тебя в безопасности.

– Но я осталась с тобой?.. Или ты остановил меня?

– Ты захотела продолжить путь со мной.

– Да почему же?!

– На этот вопрос у меня нет ответа. Может быть, потому, что я хотел этого… и ты тоже была не против.

День третий. Вена

Я попросил на ресепшен именно сто двенадцатый номер. Служащий с сомнением покосился на нас, но после того, как я накинул двадцатку, швырнул ключи на стойку…

Переступив порог того самого номера, где Мария впервые стала моей, я испытал страшнейшее разочарование: в дешёвой и гадкой гостинице сделали приличный ремонт, полностью сменили меблировку. Даже запах плесени куда-то делся. Всё было таким незнакомым.

– Что случилось здесь? – задала Мария привычный уже вопрос. Она говорила мягко и с интересом осматривалась.

– Здесь мы с тобой переспали впервые. Ты захотела, чтобы мы стали близки, и поцеловала меня сама, – устало обронил я, не заботясь, сколь грубо это прозвучало. Как ни странно, Мария никак не отреагировала на мою беспардонность и задала новый вопрос:

– То есть ты не думал о том, чтобы переспать со мной? Это я тебя соблазнила?

– Я смотрел на тебя, – признался я. – Ты казалась мне такой красивой, что я и не думал… такие девушки никогда не обращали на меня внимания.

– Скажи, Джейсон, а у тебя был кто-то ещё… когда ты думал, что меня нет в живых?

Я молчал и не мог решиться. Мы не зажигали свет, и за окном то вспыхивала, то гасла неоновая вывеска. И она была единственным источником, освещавшим лицо Марии – непроницаемую маску.

– Был… – наконец выдохнул я. – Не считая случайных любовниц на одну ночь, я часто возвращался к одной и той же женщине.

– Ты любил её?

– Да.

– А где она теперь? – голос Марии странно сел, провалился и звучал глухо.

– Она погибла. В какой-то мере из-за меня. Пуля снайпера предназначалась мне, но угодила в её голову.

– А… – продолжала Мария, – а-а… как её звали?

– Никки…

– Красивое имя…

Стоит ли говорить, что она покинула меня в ту ночь и спала в соседнем номере?

День четвёртый. Лондон

– Мы трахались и в дешёвых гостиницах Лондона? – Мария грубила, но я не понимал причин.

– Да, – отвечал я, не уклоняясь. – Но это было не в тот раз, когда мы выбирались из страшной задницы. Я привёз тебя сюда, хотя особых воспоминаний, связанных с Англией, у тебя остаться не должно. Просто мы были счастливы. Здесь. Под дождём. И… мне нравится Лондон. Я всего лишь хотел поделиться им с тобой.

День пятый. Гармиш-Партенкирхен

– Почему-то если немка, то обязательно из Баварии? – рассмеялась Мария. – Даже и не сомневалась, что я окажусь родом откуда-то отсюда. Чей это дом?

– В нём когда-то жил твой брат.

– Жил? – голос Марии дрогнул.

– Он предпочёл уехать, когда мы влипли в эту историю, и его семья… им тоже досталось.

– О, боже, – ладошка Марии прикрыла рот.

– Нет, это не то, что ты думаешь. Подстрелили их собаку. Никто из людей не пострадал, но твой брат – человек умный. Он собрал всё то, что может пригодиться, и отбыл вместе с детьми в неизвестном направлении. Но я уверен, что смог бы разыскать их для тебя… могу начать прямо сейчас…

Но Мария лишь отрицательно покачала головой. Она молчала и рассматривала погружённую в полумрак, запылённую комнату. Она бродила вдоль кажущихся в подобном освещении зеленоватыми холмов кресел и диванов, прикасалась к книжным полкам. Но дольше всего она задержалась у стены, где тёмными прямоугольниками рамок с фотографиями было занято значительное пространство.

Мария стояла и молча изучала их, изредка притрагиваясь, будто тактильный контакт мог помочь вспомнить. Я счёл это добрым знаком и шагнул к ней.

В основном на фотографиях был изображён брат Марии вместе с дочерьми и женой, но пара снимков запечатлела и её. Ту, которую так хорошо помнил я: горстка веснушек, полумесяц улыбки и выкрашенные в рыжий цвет лучи волос. Миниатюрная копия солнца, да и только…

– Хочешь, помогу найти их? – снова предложил я.

Мария ответила не сразу и всё стояла, будто заворожённая, разглядывая бытовые сценки из жизни самой обычной немецкой семьи.

– Мария-а-а-а… – тихо позвал её я.

– А? Что?.. прости, задумалась. Нет, разыскивать их не нужно. Во всяком случае, пока. Если я правильно понимаю, для них я пропала или даже погибла. То состояние, в котором я теперь нахожусь… для семьи оно мало отличается от смерти. Забвение – жуткая вещь, как оказалось, Джейсон.

Голос Марии звучал глухо, будто рождались слова не в груди, а в глухом, сыром подземелье.

И я счёл это подходящим моментом, чтобы сделать шаг.

Будто скрипичная дека меж ладоней – её узкие плечи. Раньше она никогда не казалась мне хрупкой, как, например, Никки. Мария почти одного со мной роста, теперь казалась маленьким беззащитным воробушком, выпавшим из гнезда.

Она не шевелилась, а я не смел зайти дальше: поправить выбившийся из какой-то старушечьей причёски локон, поцелуем успокоить пульсирующую на шее венку. Мне был дан второй шанс, и, чёрт возьми, я становился настоящим параноиком в боязни всё испортить.

Не знаю, сколько раз Вечность прокралась мимо нас, отбивая секунды босыми пятками, но только я стоял подле Марии, положив ладони ей на плечи. Она не двигалась, не разговаривала и, казалось, едва дышала.

На улице совсем стемнело, и мой взгляд упал на часы. Совсем скоро нам следовало быть в аэропорту, но я не решался побеспокоить Марию. Наконец, собравшись, я открыл было рот, но Мария опередила меня. Белой бабочкой порхнула её рука и, устроившись поверх моей ладони, чуть погладила её.

– Наверное, здесь нам делать нечего. Уходим.

Тишину ночной улицы беспокоил лишь стук её каблуков да редкие, проносящиеся мимо машины.

– Нам следует взять такси, – предложил я.

– Ещё одну минуту, – попросила Мария. – Мне нужно продышаться.

– Ты что-то вспомнила? – надежда на высокой ноте ворвалась в диалог, но Мария едва качнула головой. Отрицательно.

Признаюсь, мне порядком надоела эта игра в молчанку. И я впервые готов был признать, что той Марии, которую любил я, больше не существовало. Точнее, я не узнавал в Марии-новой ни единой черты. Раньше она разговаривала не закрывая рта.

– Послушай, Джейсон, – она вдруг резко и неожиданно остановилась. – А кроме меня? У тебя есть ещё кто-то? Не женщина. Семья? Мать, отец, сёстры и братья? Кто-то…