Текст книги "Венец Евриномы (СИ)"

Автор книги: Ai_Ais

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Выдох.

Джейсон слышал собственное сердце, колотящееся в висках, чувствовал, как болезненно сжимаются лишающиеся воздуха лёгкие. Он сделал всё, что мог, но должен был ещё больше. Ведь он обещал защищать и оберегать. Он клялся у алтаря никогда не оставлять её.

Выдох… и несколько мгновений, в которые он всё ещё надеялся… но ничего не происходило. Тонкие пальцы Марии, безвольные, безжизненные, и только его собственные усилия удерживали их в замке собственных. Обручальное кольцо её коснулось его кольца… и на периферии сознания лениво проскользнула мысль, что нужно остаться с ней… до самого конца. Так, как он обещал, дав Марии свою фамилию. Одну из них.

Последний выдох, в котором больше нет ничего, чем он мог бы поделиться. Это поцелуй. Тот, который Джейсон запомнит на всю жизнь.

И…

И он убьёт всех этих ублюдков! Найдёт и убьёт каждого из них.

Каждого!!!

Эта мысль даёт ему силы уйти.

Мария…

Она не хотела, чтобы он убивал…

И он должен найти способ, чтобы наказать за эту смерть по-другому.

Пальцы Марии легко выскользнули из ладони, когда Джейсон оттолкнулся и поплыл, оставляя за собой серебристые бусинки пузырьков. Впереди сверкающей плёнкой обозначилась новая граница: между водой и поверхностью. Смертью и жизнью.

========== Никки. Глава 1. Мгновения ==========

При встрече я представлялась: «Никки», но, выдержав небольшую паузу, добавляла фамилию. «Парсонс». С ударением на последний слог. На французский манер. И это лишь одно из многих имён, помогавших мне слиться с толпой, стать незаметной, хотя порой я улыбалась, размышляя о целесообразности подобных действий. Я всегда была Никки от слова «никакая». В толпе за моё лицо никогда не зацепиться взглядом, оно самое обыкновенное. Как серое пальто или объёмный шарф, в которые я зябко куталась и замирала на мгновенье, чтобы столкнуться взором с осенним небом, серым… таким же, как и Его взгляд.

…

– Итак… почему ты помогаешь мне? – Борн говорил отчётливо разделяя слова, делая ударение на каждом. И не было в них и грамма тепла, а во взгляде, направленном прямо на меня, и тени узнавания.

Наверное, я погрузилась в мысли слишком глубоко, и Джейсону пришлось вывести меня из оцепенения прикосновением. Словно тока разряд – жёсткие подушечки его пальцев опустились на тыльную сторону моей ладони. Знакомо для меня и совершенно чуждо для него. Борн просто ждал. Какого-то логичного ответа, объяснившего бы ему всё, но у меня не имелось такового. Только и осталось, что вздохнуть и уронить взгляд в чашечку с остывающим передо мной кофе.

Обглоданный маникюр, указательный палец, неловко огладивший шов на боку дешёвой посуды, – всё это должно было сказать Джейсону о моём волнении, но, наверное, собственные вопросы занимали его теперь куда больше.

– С тобой всё в порядке?.. Никки… – его голос фальшивой нотой прозвучал где-то на периферии сознания. Я закрыла глаза, и на полотне сомкнутых век кадр за кадром потекла кинохроника прошлого, почти утратившая цвет, форму, звук, но только не смысл.

…

Он появился в размеренной моей жизни слишком яркой – чтобы проигнорировать это событие – вспышкой. Среди прочих сред, рядовых вторников и одиноких суббот его серый, пристальный взгляд быстро вытеснил желание пораньше уйти со службы. Безупречная за годы, проведённые Борном в специальных войсках, репутация, мужественное лицо и две-три фразы, брошенные вскользь при встрече, заставили меня по-иному укладывать волосы, тщательнее выбирать рабочий костюм и неосознанно задерживаться взглядом на его волевом подбородке, тем не менее напоминая себе у зеркала, в которое я смотрелась теперь куда чаще обычного: «Брось, Никки, такие парни никогда не обращали на тебя внимания…»

– Вы слишком молоды для психолога, – улыбался Борн, а я не понимала, комплимент это или насмешка.

– И это говорит мне человек всего на пару лет старше? – парировала я, стараясь придать тону серьёзности. Между нами, как щит, папка с его личным делом: Джейсон Борн. Проект «Тредстоун». Оперативный агент. А вместе мы правая и левая рука одного живого организма ЦРУ: боец и душевед, убийца и наводчик… Никки и Джейсон.

За несколько месяцев подготовки я видела разного Борна: смеющегося и плачущего, мечущегося и безразличного. С пистолетом в руках и безоружного, ударяющего и избитого, в общем, всякого. Вот только растерянным я не наблюдала его никогда.

Да, и я старалась, чтобы наши диалоги не выходили за рамки рабочих и словом. Только вот получалось плохо.

– Мистер Борн, выглядите неважно. Как давно вы в последний раз отдыхали?

– Я не уверен в том, что делаю, – откровенность неожиданно слетела с его губ, но Борн тут же добавил: – Да, мисс Парсонс, я очень устал, потому что не спал около семидесяти часов. Голова болит.

Пожалуй, я никогда не забуду его взгляда, направленного на меня. Затравленного, непонимающего, одинокого. Но я помню, что именно в тот миг мне и пришла в голову неожиданная мысль. Подобное в Управлении не поощрялось, но когда я поняла, что натворила, слова были уже сказаны.

– Сегодня я напишу заключение, и вы сможете выходить на улицу. Возможно, вам захочется погулять, развеяться. Пешие променады и свежий воздух ещё никому не шли во вред, – оправдывалась я вслух.

– Что?

– Холируд драйв. Двадцать первый дом. Квартира четыреста четыре.

…

Я старалась не думать о мотивах, побудивших меня назвать собственный адрес, и это почти удалось. По возвращении домой всё моё внимание было приковано к книге – сборнику позиционных задач по шахматам. И я уже нашла ответ к очередному этюду, когда поняла, что в лифте, поднимавшемся на последний этаж обыкновенной блочной высотки, в которой я снимала небольшую квартирку, находился кто-то ещё.

Но адреналиновый удар тревоги мгновенно сменился радостью узнавания: сквозь шлейф мужского парфюма различалась нотка собственного аромата человека, чьё имя шорохом опадающей листвы сорвалось с моих губ, когда его пальцы коснулись моей шеи, давя, затрудняя дыхание, а свободная рука, вцепившись в талию, тесно прижала меня к своим бёдрам. И даже сквозь ткань своего платья и его брюк я поняла, какого рода вопрос привёл Джейсона Борна ко мне.

– Раздвинь ноги, – тем временем скомандовал он. И за время нашего общения я успела понять: когда его голос приобретал подобный оттенок, спорить не следовало.

Да мне и не хотелось. Рука Джейсона, переместившаяся было к макушке и запутавшаяся в волосах, скользнула по лицу, губам и, чуть сжав нижнюю челюсть, заставила приоткрыть рот.

– Джейс-с-сон, – не смогла промолчать я, ведь в следующий момент он вернулся к шее и, чуть нажав, указал, что одной рукой может переломить её. Он дал понять, что играет только по своим правилам, не проронив и лишнего слова.

– Будешь слушаться меня.

И хотя следующий его жест показался бы мне в обычной ситуации грубым и отталкивающим, здесь, в лифте, замершем то ли между этажами, то ли между мирами, он стал более чем уместным: колено, раздвинувшее мои ноги гораздо шире, чем я позволила бы себе сама.

Он не был чрезмерно ласков или груб: влажная дорожка от виска к мочке уха, где, чуть задержавшись, его язык ужалил и заставил табун восхитительных мурашек разбежаться вдоль позвоночника. Шея, ключица, горячие, потягивающие касания губ наверняка оставляли синяки, а я неожиданно поймала себя на мысли, что это весьма странно и могло случиться только со мной: первый секс до первого поцелуя.

И понимая возможную важность этой информации, я постаралась повернуться к Джейсону и сказать ему обо всём, но в этот момент его пальцы забрались в такое место, что я лишь густо покраснела и почувствовала, что едва ли могу дышать.

Я касалась себя сама. Не раз и не два, но не позволяла этого никому другому. И честное слово, это было восхитительно: грубоватая кожа мужских пальцев в нежных складках собственной плоти.

– Ух ты, мокрая какая, – восторженным шёпотом в среднем ухе. Жарко. Я инстинктивно извивалась, насаживалась на настойчивые пальцы и даже не заметила того момента, когда они были заменены его членом.

Мне не было больно. Желание помутило рассудок. И если признаться, то гораздо раньше, чем он впервые заговорил со мной.

– Джейсон, – раздалось почти со всхлипом.

Я чувствовала себя переполненной: им, его сбившимся дыханием и биением сердца, резонирующим с моим собственным пульсом.

Движения Джейсона замедлились, он почти остановился, прежде чем начать снова: яростно, глубоко, неровно. Чтобы к его имени, вновь сорвавшемуся с губ, примешалось моё собственное, едва различимо прозвучавшее в полной тишине.

– Никки… детка.

Я ожидала какой-то реакции. Смеха или слёз, слов или действий. Но время текло, а он всё ещё находился во мне, свободной рукой удерживая меня за талию. Голова Джейсона покоилась на моём плече, а шею покалывали его коротко стриженые волосы. И, кажется, я до сих пор чувствую это, стоит лишь только закрыть глаза.

Время остановилось и перестало дышать. Вместе со мной. С тех пор оно так и осталось там, в застрявшем между этажами лифте. Ничего не изменилось.

…

Я не представляла, сколько отняли нахлынувшие воспоминания, но когда открыла глаза, Джейсон всё ещё поглаживал мою руку и вглядывался в лицо. А я всё так же не понимала, что следовало говорить.

– Мне было сложно… с тобой… – начала, было, я, понимая, что больше и сказать нечего, а та сцена в лифте навсегда останется лишь моим воспоминанием, ведь оброненная фраза заставила Борна напрячься. Глубокая морщинка разделила его лоб, выдавая непонимание. Он молчал, и мне не оставалось ничего иного, как продолжить:

– Ты и впрямь ничего не помнишь? Совсем?..

– Ничего, – ответ последовал незамедлительно.

… и я снова не знала, о чём можно говорить, о чём следует промолчать, вот только рассказывать ему о том, что он был первым человеком, поцеловавшим меня и разделившим со мной постель, я не собиралась. Как и выдавать тот маленький секрет, что его бритва и зубная щётка до сих пор находятся в стаканчике на полке моей ванной комнаты. А ещё одна смена белья, джинсы, пара рубашек, которые до сих пор пахнут им.

– Что ты скажешь об этом? Кто это?

Я и не заметила, как на столе между нами появился небольшой бумажный прямоугольник. Снимок запечатлел момент рукопожатия двух мужчин.

– Это Нил Дэниелс. Начальник отдела в Мадриде. А вот второго я не знаю. Кто он?

– Не знаю. Но я должен выяснить. Знаешь, я смутно припоминаю тот день, когда пришёл в проект. Меня проводили в комнату, где позже проходили тренировки. Дэниелс был там… и я должен понять…

– Дэниелс… – начала я, но тревожный звук дверных колокольчиков заставил Борна среагировать мгновенно. И прежде чем в помещение забегаловки проникли двое в полицейской форме, он успел оставить на столике банкноту и шепнуть мне:

– Уходим.

Я почувствовала свой локоть в цепком капкане его пальцев. Борн уводил меня.

…

Обшарпанный номер дешёвого отеля: комната восемь шагов в ширину и двенадцать в длину. Я пересчитала с десяток раз… Кровать. Тумбочка. Гадливая ухмылка парня на ресепшен, взгляд чёрных, масленых глаз, бегло оценивших мою фигуру. Джейсон торопился, говорил, опуская лицо так, чтобы при надобности парень не смог его описать – профессиональная привычка, укоренившаяся в сознании на уровне инстинктов.

– Двадцать второй, – ухмыльнулся парень, – только не слишком шумите. Стены здесь картонные.

Джейсон проводил меня до комнаты и, бегло осмотревшись, велел:

– Жди здесь. Вот держи.

Так в моей руке оказался его пистолет. Тяжёлая штука. Сорок пятый калибр. Но я всё ещё смотрела, как он, миновав оконный проём, быстро зашагал по улице, стараясь держаться тени домов.

Мгновения текли невыносимо медленно: пустая комната, металл, неприятно холодивший руку. Перед тем, как исчезнуть, Борн приказал ничего не трогать и не зажигать лампу, но желтоватый свет уличных фонарей, проникавший в комнату, позволял оценить убогую обстановку и задать себе вопрос: «Зачем? Почему я вляпалась в это дерьмо?»

Ответ был очевиден. Он появился спустя четверть часа, прижимая к груди какой-то свёрток.

– Ужин.

И впервые за всё время лёгкая улыбка коснулась губ Джейсона.

Но лёг он на полу. Несмотря на то, что в кровати хватило бы места и на двоих. Даже если и не касаться друг друга.

Перед тем как заснуть, или притвориться, что спит, Борн предупредил:

– До Танжера лучше добираться отдельно. Я уйду утром, а тебе следует воспользоваться дневным рейсом. Встретимся на центральной площади в три.

– Спокойной ночи… тебе нужно отдохнуть, – прошептала я.

И несколько мгновений спустя действительно услышала его мерное и ровное дыхание, но сама за всю ночь так и не смогла сомкнуть глаз. Просто оттого, что он был так близко, только от осознания, что завтра вновь услышу его голос, загляну в серые глаза, в которых навеки поселился сам ноябрь, в которых обосновались лондонские тучи…

========== Никки. Глава 2. Минуты ==========

Произошедшее в Танжере я до сих пор помню смутно, даже если и стараюсь найти в закоулках памяти детали, понять, осознать. И причина не в ужасе, испытанном мной, когда в лабиринте тесных улочек я пыталась уйти от преследователя, стремившегося пустить мне пулю в затылок, и даже не в осознании того, что пути к обычной, спокойной жизни отрезаны навсегда. Дело в Борне и его руках, костяшках, на которых его собственная спёкшаяся кровь смешалась с кровью убитого им Дэша.

Да, Джейсон защищал меня и себя. Он дрался, понимая, что его убьют, если он не сделает этого первым. Но оказавшись в безопасности очередного убогого гостиничного номера наедине с Борном, я не могла отвести взгляда от его окровавленных запястий, не могла забыть лицо человека, оставленного нами беспомощным, бездыханным всего несколько минут назад.

– Всё в порядке? – сидевший на кровати и тоже разглядывавший свои руки Джейсон наконец посмотрел мне в глаза.

Ответов на этот вопрос у меня заготовлено не было, а потому я молча вышла в ванную. Там, борясь с рвотными позывами, я намочила полотенце, чтобы вернувшись в комнату, протянуть его Джейсону.

– Вот, возьми.

Но он отвернулся. А я… я зачем-то опустилась на кровать, тесно прижавшись бедром к его бедру.

– Хорошо, я сама, – голос мой прозвучал глухо, будто из глубокой пещеры.

Кровь оттиралась плохо, оставляя на застиранном полотенце

отвратительные разводы. Мне казалось, что и запах у неё мерзкий, ведь сквозь него я впервые не чувствовала самого Джейсона.

Наверное потому я чуть ближе дозволенного, обозначенного правилами приличия, наклонилась к нему. Неосторожно коснулась, вдохнула в желании узнать Джейсона, которого помнила я, а не ублюдка, что свернул шею человеку у меня на глазах.

– Что с тобой? – вопрос прозвучал резко, и Борн отпрянул от меня. Взгляд его оставался холодным, равнодушным, и лишь на дне серых глаз читалось смятение. – Никки?..

– О, извини, я… я просто задумалась… с тобой… с тобой всё будет в порядке. Давай помогу, – с этими словами я сильнее сжала его ладонь, возможно, причинив ему боль.

Когда всё закончилось и Борн удалился в душ, предупредив, чтобы я никуда не высовывалась, я всё думала о Дэше и о том, что происходило со мной в последнее время. Как я вообще могла сблизиться с Борном, зная, что он убивает, к тому же – хотела того или нет – но косвенно я стала его сообщницей ещё работая в «Тредстоун». Агент и душевед… Куратор и убийца… Никки и Джейсон…

Я даже не представляла, сколько времени провела вот так, сидя на кровати, гипнотизируя воображаемую точку на грязной, выкрашенной горчичного цвета краской стене. Из когтистых лап неприятных размышлений меня вырвал голос Джейсона:

– Напротив есть замечательный магазинчик. Я купил тебе новую одежду и краску для волос. Когда закончишь с преображением, локоны лучше укоротить. Максимально. Я провожу тебя на автобус. Следует уехать. Так далеко, как только сможешь. Теперь и тебя не оставят в покое.

Я смотрела в его лицо, на котором блуждала непонятная, но такая знакомая улыбка. Делающая его искажённые лёгкой асимметрией черты узнаваемыми и привлекательными. И больше он не казался мне холодным расчётливым убийцей: рядом стоял тот самый Джейсон, которого я… к которому я была привязана… и ямочка на его щеке так просилась под пальцы.

Стряхнув с себя наваждение, я ухватилась за коробочку с тёмной краской, которую Джейсон протягивал мне. Мозг машинально отметил, что такой антрацитовый оттенок никогда не был мне к лицу.

– Спасибо. Тогда я воспользуюсь ванной?

– Хорошо. Да. Я тебя здесь подожду.

…

Пожалуй, комплекс тринадцатилетней девочки никогда не оставит меня до конца: когда под пальцами скрипели тугие, отсекаемые острыми ножницами пряди, хотелось плакать. Короткие волосы акцентировали внимание на по-юношески пухлых щеках, курносом носу, открывали взгляду лоб, скулы и шею, пестревшую веснушками.

И только тёмные глаза казались по-своему привлекательными. Своей чёрной тоской. Да, теперь я выглядела не лучшим образом: заляпанный краской хлопковый бюстгальтер, топорщащиеся во все стороны волосы. А самое противное заключалось в том, что всего через несколько минут мне предстояло уйти от Борна. И в последнюю мысль настойчиво просилось слово «навсегда». Но я никак не могла набраться смелости и признать это, а потому зажмурилась и выпалила его вслух.

В дверь ванной постучались, и после моего автоматического «да-да» в образовавшейся между косяком и дверным полотном щели показалось лицо Джейсона.

Он хотел было что-то сказать, но вдруг замер, зацепившись взглядом за моё лицо. Этот неразрывный зрительный контакт продолжался, наверное, слишком долго, и на все мои «что случилось» и «Джейсон, ответь мне», он лишь вздрагивал, будто слова мои причиняли ему ощутимую физическую боль.

Стылые капли стекали с волос, повторяя линию грудей, пересчитывая позвонки, а мы всё стояли, стояли друг против друга, но никто не торопился сделать и шага.

Джейсон пришёл в себя первым. Ожидаемо, как всегда. И пока в замершем мире мягкое полотенце белым облаком падало к ногам, открывая его взгляду мои бёдра, Борн приказал со сталью в голосе:

– Пора. Чем дольше мы здесь остаёмся, тем большей опасности подвергаем себя.

И у меня не оставалось причин спорить. Ни одной. Хотя… был один аргумент… который я и себе озвучить не решалась. А Борн, холодный, как и его оружие, не смог бы понять. Впрочем, между ним и его пистолетом нет никакой разницы. И он, и Джейсон для меня одинаково опасны.

До автостанции мы шли молча. Лишь иногда он опускал голову и подхватывал меня под локоть, прижимая к себе. Даже сквозь толщу закрытой одежды я чувствовала жар, исходящий от него. Но он лишь создавал видимость торопящейся по своим делам супружеской пары. Так, чтобы ни у кого не возникало никаких подозрений. Вся жизнь Борна основывалась на инстинктах.

И вдруг, в один из моментов, когда его рука вновь сомкнулась на моём запястье, он вздрогнул: пальцы нащупали стальной браслет часов, которые я носила не снимая. Последние года три.

Ловко ухватив мою руку, он развернул её так, чтобы видеть. Мужские часы, довольно дорогие, а самое главное точно такие же как и у него.

– Что это? – в его взгляде читалось истинное удивление. Ведь часы могли быть какими угодно, но не браслет, предательски скользящий по руке, выдававший, что владел ими мужчина, а для моего запястья они оказались абсолютно и безбожно велики.

– Часы… – едва слышно произнесла я.

Борн кинул взгляд на свой хронометр, зеркально повторявший болтавшийся на моей руке.

– Эти часы очень дороги мне. Но я не стану отвечать на твои вопросы, – твёрдо произнесла я, пряча браслет под рукавом.

– Они очень похожи на те, что ношу я, – в голосе Джейсона слышалась растерянность, и Бог свидетель, как сильно в тот момент мне хотелось только одного: повиснуть на его шее, коснуться губами знакомой пульсирующей венки на виске и прошептать: «Это ведь твои часы. Когда-то ты позабыл их на прикроватной тумбочке в моей спальне, а потом, вспомнив, попросил обратно. Но я не отдала и купила тебе точно такие же…»

Но, конечно, ни в чём я не призналась. Жаркая пощёчина степного ветра ударила по щеке, отрезвляя. Не было сил откровенничать, и вообще говорить. Особенно о том, что с тех пор я носила эти часы, не снимая.

Джейсон всё ещё как-то странно косился в мою сторону, когда подошёл автобус. Названия «Фигзнаетгденска», куда должна была отправиться, я даже не рассмотрела, ведь в тот момент, когда двери в салон распахнулись, произошло нечто странное: пальцы Борна, до сей поры пленявшие мои, сжались ещё сильнее.

– Что?.. – слабым писком, переполненным надеждой, вырвалось из горла.

– Ты… то, что ты видела… знаешь… пройдёт совсем немного времени и тебе станет легче. Со мной было точно так же.

Я нашла в себе силы кивнуть и выдавить самый главный вопрос, терзавший меня сильнее всего остального:

– Прощай?

Всё ещё не теряя зрительного контакта, Борн кивнул. Утвердительно.

Я не знаю, ушёл ли он сразу, по привычке стараясь держаться тени домов, не знаю, сожалел ли о моём уходе или сразу забыл. Сил смотреть не было. Никаких.

Да… и я плакала. Впервые за долгие-долгие месяцы. В последний раз слёзы выступали на моих глазах, когда я услышала новость о предполагаемой смерти Борна. Тогда, на яхте Вамбози…

– Вам плохо? – послышалось над ухом. Пожилой мужчина с тревогой вглядывался в моё лицо. Завозившись в саквояже, он извлёк открытую упаковку бумажных платочков. – Вот, возьмите, мисс.

– Спасибо, – через силу улыбнулась я. – Со мной всё в порядке.

========== Никки. Глава 3. Часы ==========

Я училась жить заново. И получалось совсем неплохо. В приобретении новых привычек таился особенный смысл: запах кофе по утрам, алкоголя вечером, и в напоминание о прошлом только стальной браслет мужских часов, уже не скользящий по руке при каждом движении, не звенящий в тиши ночного одиночества подобно Мингунскому колоколу. Да, я, наконец, решилась уменьшить его под размер собственного запястья.

Теперь мне даже нравилось быть Никки от слова «никакая», но представляться я предпочитала «Келли» – именем, не являющимся редкостью для этих широт. Два месяца прошло с тех пор, как я оставила Джейсона на вокзале в Танжере, и следовало признать: он был прав во многом, да не во всём. Мне действительно стало легче, и я перестала вздрагивать от каждого шороха и резкого звука. Пару раз даже сходила на свидания, которые, правда, не окончились ничем. И тут обозначалась та моя сторона, о которой Джейсон ничего не мог знать: забыть его было невозможно. Совершенно.

Но всё же солнечные зайчики на стенах полупустого кафе и взволнованное, облитое солнечной глазурью море за окном разгоняли тучи грустных мыслей. Я заказала завтрак. Под мерный гул телевизора у барной стойки начинался очередной, наполненный бездельем день.

– Срочное сообщение, – напряжённо прозвучавший голос диктора новостей заставил вздрогнуть. Ложечка, которой я размешивала сахар, с глухим стуком упала на пол, а сердце затрепетало в горле.

И я даже не смогу пересказать содержания услышанного, кроме отдельных словосочетаний, вырванных подсознанием из тревожного сообщения. «Джейсон Борн», «Дэвид Уэбб», «Тредстоун», «выстрел», «Борн упал в реку с высоты двадцатого этажа».

Никогда раньше я не чувствовала ничего подобного. И сложно, пожалуй, будет представить ту степень ликования, которую я испытала, когда услышала: «Несмотря на тщательные поиски, по истечении двадцати четырёх часов тело Борна обнаружено не было, розыскные мероприятия продолжаются».

Чтобы скрыть улыбку, я поскорее поднесла к губам чашечку с кофе. Вне всяких сомнений Джейсон остался жив. И пусть он никогда не станет моим, в тот момент тёплая волна счастья накрыла меня с головой. Полностью.

…

Уже третью неделю журналисты с удовольствием обсасывали темы громких арестов и следствий. ЦРУ теперь больше напоминало растревоженный муравейник, чем секретную организацию. Но о Борне новостей не было никаких. К счастью или к сожалению…

Впрочем, я решила воспользоваться шумихой, извлечь из этого личную выгоду. Я планировала навестить маму, которую не видела уже несколько месяцев и не могла подать ей весточку. Теперь же, когда причастные к проекту «Тредстоун» были озабочены спасением собственных задниц больше, чем моей персоной, я могла бы рискнуть, воспользоваться паузой, самолётом, возможностью…

Эти размышления застали меня в холле отеля, где я снимала комнату с видом на побережье.

Привычку осматриваться перед тем, как войти в номер, я приобрела не так давно, и после того, как ключ легко повернулся в замке, я бросила дежурный взгляд через плечо. Широкая ладонь, накрывшая на мой рот, грубоватая, сильная, шершавая и… такая родная, была узнана сразу.

Я едва не потеряла сознание, когда услышала произнесённое вполголоса: «Только не кричи».

Я почти не могла двигаться, но кивнула, и он ослабил хватку. Одной рукой он всё ещё продолжал удерживать меня, другая была необходима, чтобы открыть дверь.

– Джейс-сон, – дрогнул голос, когда он буквально втолкнул меня в залитую солнечным светом комнату. – Но как?.. Как ты нашёл меня?

Ноги отказывались подчиняться мне, дрожащие руки удерживали его плечи, когда он с лёгким хлопком затворил за собой дверь. Привалившись к ней спиной, Борн безмолвствовал и улыбался, поймав моё лицо, заключив его между ладонями.

И тысячи километров сократились до сантиметров. Превратились в миллиметры, когда я сама потянулась к его губам.

Но целоваться в его планы не входило. Наверное, сценарий нашей встречи Борн готовил заранее, ведь в следующий момент я оказалась зажатой в тесном пространстве между его телом и прохладной стеной. Этот маневр показался столь неожиданным, но приятным, что я только вздохнула, чувствуя, как электрические разряды возбуждения моментально пробежали по всему телу, до кончиков пальцев.

Не знаю, когда он успел стащить свою рубашку, но только треск ткани собственной блузы я услышала так громко, будто после короткой вспышки молнии гроза подошла вплотную. Пугая, обезоруживая.

Я не могла дышать. Воздух вдруг раскалился и стал таким густым, будто кто-то разлил гигантскую порцию прозрачного киселя, оставив меня беспомощно барахтаться в нём. И я не смогла бы и пожелать лучшей, чем руки Джейсона, опоры. Только они и не давали мне упасть. Прикосновение его сухой и горячей кожи казалось восхитительным. Особенно ощущение мурашек, покрывших его кожу от моих ответных касаний. Джейсон значительно выше меня, и я затылком ощущала, как дыхание его становится неровным, рваным.

В абсолютной тишине номера, которую я не решалась нарушать ничем, кроме непроизвольно рвущихся стонов, любой звук становился рафинированно громким, оглушающим. Так же и пряжка его ремня, звякнувшая, когда он решил освободиться от оставшейся одежды.

Давным-давно мы не были так близки. Возможно тысячелетия или миллионы веков подряд. От этой мысли кружилась голова и больно покалывало в груди. Но я узнавала своего Борна: он казался таким же настойчивым, умело балансирующим на грани грубости и нежности, боли и наслаждения, как и в первую нашу встречу. Джейсон не терял времени даром, и пока я пыталась прийти в себя и понять, на каком я теперь свете, ремень, что недавно поддерживал его брюки, чёрным ужом скользнул между моих запястий, обездвиживая.

– Что ты хочешь делать? – в собственном вопросе я не услышала и намёка на страх. Только любопытство, смешанное с возбуждением.

– Детка, – сквозь стиснутые зубы молвил он и одним движением развернул меня спиной к стене.

Его касания не имели ничего общего с тем, что у влюблённых называются нежностью. Настойчивые, не терпящие возражений пальцы и губы умело находили те самые точки, от прикосновений к которым я жмурилась, силясь не закричать. Поцелуи чередовались с покусываниями, поглаживания – со шлепками, не переходя той грани, когда дыхание перехватывало от восторга, а не от боли. У меня голова кружилась от такого Борна, нетерпеливо, почти без прелюдий овладевшего мной. Звук нового удара ладони по ягодице заставил меня вздрогнуть и широко распахнуть глаза. Джейсон улыбался, хотя лицо его было искажено ощущением скорой разрядки. И это было восхитительно: отдаваться ему так, как хочет он, не имея возможности пошевелиться.

Мы продолжали трахаться на полу в какой-то дикой, неудобной и совершенно неестественной позе так, что Джейсону приходилось впиваться пальцами в мой живот и бедро, чтобы устроиться более или менее удобно.

– Господи, я вся синяках буду…

– Маленькая сучка, – пробормотал он. – Тебе следовало признаться в том, что мы с тобой спали раньше, ещё в Танжере.

– Почему-у-у? – простонала я, совершенно безразличная к ответу, ведь в этот момент Джейсон нашёл какую-то восхитительно чувствительную точку внутри, и горячая волна накрыла меня с головой.

Признаюсь, мне и раньше становилось хорошо от одних его прикосновений, но то, что произошло теперь, напоминало просыпающееся землетрясение. Всё моё тело сотрясали неконтролируемые сокращения мышц, крик, сдерживаемый ладонью Джейсона просился наружу, и я зубами вцепилась в его руку. Из глаз текли слёзы, но ощущение удовольствия только нарастало, становясь практически болезненным и невыносимым. И где-то на периферии сознания я отметила, что с Джейсоном происходило примерно то же самое. Беспомощно и хаотично толкнувшись ещё пару раз он то ли закричал, то ли зарычал и, вздрогнув, обрушился на меня.

Возможно, я потеряла сознание, а может быть, просто наслаждалась моментом, но пришла в себя от восхитительного тепла и тяжести мужского тела. Джейсон отдыхал, слегка опираясь на ладони, очевидно, чтобы не давить на меня всей массой. Его член всё ещё находился внутри, и мне ни за что не хотелось вносить коррективов в совершенство этого момента по меньшей мере на протяжении вечности.

– Чёрт, это было восхитительно, Никки, – очнулся Джейсон и, приподнявшись на руках, внимательно посмотрел в мои глаза. – Ты так… ты… тебе не было больно?

– Мне было хорошо. Но я хотела бы попросить, Джейсон.

– О чём? – улыбнулся Борн.

– В следующий раз свяжи меня полностью…

========== Никки. Глава 4. Вечность ==========

С тех пор, как Джейсон вернулся и забрал у меня июль и Побережье, прошли годы. Пять долгих лет, пронёсшихся мимо, запутавшихся лишь ветром в волосах, переплётшихся лентами дорог, сомкнувшихся в символичную бесконечность и констатацию факта: я не могла насытиться Борном.

Да, он делил со мной постель, но не ночи, мысли, но не дни, которые мы бы могли бы проводить рядом, заполнив их праздным бездельем. И мы по-прежнему оставались друг другу никем: просто Никки, у которой есть Джейсон. Просто Джейсон, у которого никого нет.

На мой вопрос «почему это так?» он ловко уходил от ответа. А я боялась спросить конкретнее, без полутонов и намёков. Ведь самым страшным на свете мне казалось, как если бы вдруг однажды он решил покинуть меня насовсем.