Текст книги "Венец Евриномы (СИ)"

Автор книги: Ai_Ais

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Порой он пропадал неделями или даже месяцами и всегда появлялся столь неожиданно, что поначалу я пугалась, принимая его на наёмника, насильника или уличного воришку. Но Борн оставался Борном: легкоузнаваемым, требовательным, не идущим на уступки, не ищущим компромиссов. Он просто удовлетворял свою похоть. И мою тоже.

Слов между действиями оставалось мало и частенько, отдыхая уже в одиночестве, я примеряла, как бы прозвучало это гипотетическое «люблю», сорвись вдруг оно с его губ. Но даже в минуты наслаждения Джейсон не допускал слабости. Лёгкий поцелуй как проявление нежности – больше ничего. А слова оставались несказанными, зажатыми в тиски зубов. Они песком скрипели, но ни разу не вырвались наружу.

И всё же наши отношения оставались за рамками обычных. Джейсону нравилось пугать и завоёвывать, а я любила его бояться. Отдаваться и принадлежать. И иногда он, забывая о том, что за нами могут следить, настигал меня в самых неожиданных местах: в примерочной кабинке сетевого магазина, в пустом вагоне метро, на крыше очередной гостиницы – где только мы не трахались…

И лишь изредка он разрешал себе задержаться возле меня на пару часов. Отдыхая на влажных простынях, Джейсон позволял мне задать несколько вопросов, пока его пальцы машинально бродили по моей коже. Один из таких вечеров я не забуду никогда.

Я вообще не любила Италию. Никогда. За многолюдность и громкий её голос. За нестерпимую жару и переполненные по вечерам автобусы. Но мне пришлось воспользоваться одним из них, чтобы добраться до загородной гостиницы. Следуя указаниям Борна, я меняла место жительства не реже раза в неделю.

Его пальцы сомкнулись на моём плече, а знакомое, произнесённое на ухо:

– Дёрнешься, и я сверну тебе шею, – заставило табун сладких мурашек разбежаться по всему телу.

– Куда? – коротко спросила я.

– Просто иди за мной и молчи, – предупредил он, но в голосе слышалась лишь нота вожделения.

Гостиница, как всегда, оказалась третьесортной. Стены холла, прикрытые запятнанными, промасленными обоями, и зевающая администратор на ресепшен, протянувшая ключ в обмен на сотню. И я понимала, почему Джейсон выбирал подобные места: здесь никто и никогда не вздумал бы спросить наши документы. Всем и так было понятно: в такую дыру людей приводит лишь одна причина, застилающая пеленой всё убожество обстановки, – желание быстро перепихнуться.

Он начал ещё до того, как я успела открыть дверь: настойчивые пальцы пробрались под юбку и без прелюдий отвели полоску трусиков в сторону. Рука дрогнула, и ключ, выскользнувший из замка, упал на пол. Пока я возилась с этим, Джейсон проник в меня пальцами и начал двигать ими так восхитительно, что я упёрлась лбом в дверь, не испытывая никакого желания шевелиться и мешать ему. Мне было жутко от мысли быть застигнутой в таком виде посреди холла, из которого уходило множество дверей, но тело настолько изголодалось по Джейсону, что отказывалось внимать последним вспышкам разума.

– Джейсон, пожалуйста, – едва разлепила губы я.

– Хорошая, мокрая девочка, – прошептал он и, вытянув ключ из моих дрожащих пальцев, легко справился с замком, а затем втолкнул меня в номер.

Так быстро я не кончала никогда. Помню, что мы едва перевалились за порог, когда он вошёл в меня. Несколько грубых и резких движений, и я, наверное, просто отключилась. Волны сладких судорог разливались по телу, а я лишь беспомощно цеплялась за плечи Джейсона в надежде найти хоть какую-то опору. Ощущения, накрывшие меня, становились совершенно нестерпимыми. Я кричала.

А после мы отдыхали прямо на полу, и я, уткнувшись в плечо Джейсона, тихо отсчитывала минуты, понимая, что скоро, очень скоро он вновь покинет меня. Но она вдруг поднялся с пола, встал рядом, а затем, взяв меня на руки, бережно перенёс на кровать, зажёг свет и сел рядом.

При скудном освещении обстановка показалась мне совсем уж мерзкой. Дешёвый и гнусный, пахнущий сыростью номер, застиранное постельное бельё. Но мне казалось, что я в раю: непогода серого взгляда Джесона, направленного на меня, слишком уж диссонировала с широкой улыбкой.

– Чёрт, Никки, сегодня ты превзошла себя, – наконец заговорил он.

– Поцелуй меня, – попросила я.

Его лицо приближалось словно июньская гроза – верно, неизбежно застилая солнце. Касания его губ: душные, жаркие, нежные – заставляли забыть о том, что нужно дышать.

Но мне хотелось стать ещё ближе. И руки мои, обвившие его торс, требовательно прижимали к себе.

– Ненасытная, – усмехнулся Джейсон сквозь поцелуй.

– Просто потому, что это ты.

…

И после того, как всё закончилось во второй раз, Джейсон откинулся в подушки. Он долго лежал неподвижно, и вскоре дыхание его выровнялось, стало глубоким, размеренным. На миг показалось даже, что Джейсон уснул. И это было так необычно. С тех пор, как он снова появился в моей жизни, Борн не оставался на всю ночь ни разу.

И я расслабилась… глупая… расслабилась настолько, что задала непозволительный вопрос. Вслух.

– Ты спишь?

– Нет, просто закрыл глаза. Ты что-то хотела?

– Я хотела бы… хотела бы…

– Что, детка… говори, – пригласил Джейсон, и голос его звучал так тепло, что я потеряла всякую осторожность.

– В общем, ты… ты… не хотел бы ты остаться со мной?

– На ночь? – сонным голосом спросил он.

– Нет, навсегда. Насовсем. Чтобы засыпать и просыпаться рядом. Заботиться друг о друге и всё делать вместе: готовить, смотреть телевизор, танцевать, целоваться, трахаться. Ссориться и мириться. Любить друг друга, Джейсон.

Я вздрогнула, когда он резко сел в кровати. Бросив ледяной взгляд через плечо, он сгорбился, и лицо его, как мне показалось, прибавило пару десятков лет: глубокая морщина вспорола его лоб, а резко обозначившиеся носогубные складки заставили пожалеть, что я вообще открыла рот. Но странная решимость уже полностью овладела мной. Никогда раньше я не позволяла себе подобного, а тут решила идти до конца, ва-банк.

– Мне нечего скрывать, Джейсон. Я давно люблю тебя… и… только тебя. Всегда любила. Принадлежала только тебе… я…

– Никки… прости…

– Что прости? – я не заметила, как мой голос сорвался на крик, а сама я вскочила на ноги, встала перед Джейсоном. Чаша терпения, переполнявшаяся годами, вдруг пошла трещинами. Я намеревалась сказать всё.

– «Прости» за то, что трахаешь и уходишь, а я не знаю, увижу ли тебя вновь? «Прости» за то, что не можешь провести со мной хотя бы день, понимая, как я отчаянно нуждаюсь в этом? Из-за тебя, Джейсон, я оказалась во всём этом дерьме: одинокая, не имеющая возможности связаться с друзьями и родными. Что есть моя судьба? Переезд с места на место, чувство постоянного панического страха. И зачем мне такая жизнь, где я вынуждена бояться собственной тени? Зачем она мне, если в ней нет тебя?

Я видела, как Джейсон сидел, обхватив руками голову так, будто слова мои наносили ему удары, от которых у него не было защиты. И он действительно долго молчал уже после того, как я замолчала. Но когда он открыл рот, подумала, что умру.

– У меня не было мысли обижать тебя или вести за собой. Ты сама пришла ко мне в тот момент, когда я ещё ничего не помнил. Я не знал про то, что нас связывало в прошлом, и не мог испытать этого чувства заново. Моё сердце было занято.

– Мария? – вырвалось помимо воли с такой неприязнью, что я сама вздрогнула. Имя соперницы, пусть даже давно упокоившейся, как острый камень угодило в хрупкий мир понимания, что установился между нами.

– Да, – холодно ответил Джейсон. – И я сделал огромную ошибку, связавшись с ней. Если бы я только знал, к чему это всё приведёт, никогда не подошёл бы к ней близко. Я убил Марию своими руками, когда спросил, как её зовут, а теперь… ты хотя бы понимаешь, что то же самое может произойти и с тобой, если я буду рядом?

– Мне наплевать. Я хочу оставаться с тобой. И неважно, год пройдёт, двадцать лет, век или час. Я хочу сделать все глупости, которые только можно рядом с любимым человеком.

– Я потерял Марию, но не могу потерять ещё и тебя, – перебил меня Борн. – Прости, Никки. Прости и не ищи.

С этими словами он выбрался из постели и, подняв одежду с пола, начал одеваться.

Я. Забыла. Как. Дышать.

Я умоляла. Я хватала его за руки, когда он шёл к дверям.

Но легче убедить скалу сдвинуться с места или упросить высохнуть море. Джейсон мягко убрал мои руки и перед тем, как уйти, коротко обнял за плечи, прошептав:

– Ты хотя бы понимаешь, как дорога мне?

То ли ночь дыханием отчаяния коснулась моих губ, то ли Джейсон на прощание вскользь провёл по ним подушечками пальцев. Грубыми, сильными, родными…

И я поняла, что теперь он исчезнет надолго.

…

Так и получилось, и в следующий раз я сама разыскала его.

По своим каналам я узнала, что Джейсон осел на окраине Афин и зарабатывал на боях без правил. Но он не делал ставок, ставили на него.

Подвал, где дрались, насквозь пропах потом и кровью, а выкрашенные горчичного цвета краской стены не добавляли уюта. И, тем не менее, помещение оказалось заполненным людьми. Некоторые ведь очень любят посмотреть, как один человек уродует другого.

Со времён нашей последней встречи Борн не изменился. Отличная физическая форма и опыт в рукопашном бою позволяли ему не особенно напрягаться в схватке. Он пропустил лишь один удар. В тот момент, когда выхватил в толпе взглядом моё лицо.

Мгновение, молния взгляда, и я увидела, как лиловый синяк разлился под его глазом. Если он будет на меня так смотреть, то следующий удар просто вырубит его. И тогда я сделала то, чего никак от себя не ожидала. Никки, которая против насилия, Никки, которая и пальцем никого не тронет, закричала, примешивая свой крик к остальным:

– Ну же! Дерись!!!

И он очнулся. Не замечая более меня и окружающей обстановки, Джейсон наносил удар за ударом, сбивая соперника с ног. Усевшись на него верхом, под остервенелый вой толпы он продолжил бить. А я не могла на это смотреть. Развернувшись, я отступила, взглядом разыскивая раздевалку. Мне требовалось лишь подложить в его сумку записку: дата, время, место встречи и подпись. Одним из имён, известных только ему.

Он появился в назначенный час, но, как и всегда, даже я не смогла предугадать его появление. Ледяные пальцы Джейсона скользнули, чуть задев запястье, и я услышала брошенное вскользь:

– Иди в двух шагах от меня, но не касайся, будто мы не вместе.

– Здравствуй, Джейсон.

– Здравствуй. Что тебе здесь нужно? – в голосе Джейсона слышались нотки тревоги и неудовольствия. А ещё он добавил: – Место для встречи ты выбрала хорошее. Затеряться в толпе – удачная идея. Сегодня здесь назревает настоящая демонстрация, грозящая перейти в беспорядки. Держи голову так, чтобы твоё лицо нельзя было идентифицировать с помощью камер наружного наблюдения. И… что всё-таки привело тебя ко мне?

– Несколько последних месяцев я занималась взломом системы для одного щедрого частного заказчика. Он оказался связанным с ЦРУ, точнее с отделом кибербезопасности, и пока я решала его проблемы, так уж получилось, что в мои руки попали некоторые архивы «Тредстоун».

– Меня это больше не интересует, Никки, – слишком быстро и резко прервал меня Джейсон. – Я хочу лишь одного: чтобы меня оставили в покое.

– Я и не сомневалась, что услышу подобное. Признаюсь, я и сама чуть не ушла сегодня, когда узнала, где ты и чем занимаешься. Но решила посмотреть. И увидев тебя дерущимся, поняла, что должна передать тебе то, что раскопала. Это касается тебя и твоего отца, Джейсон.

Что-то на миг вспыхнуло и погасло в темно-серых, ставших почти чёрными в скудном уличном освещении глазах. Джейсон вдруг ухватил меня за руку и велел:

– Шагу прибавь, но не беги.

– Что?

– Похоже, нас засекли.

– Джейсон, я… о, боже!

– Зачем ты снова ворошишь это? – от быстрой ходьбы Борн задыхался. А может быть, и от волнения.

– Потому что ты это больше уже не ты… Я вижу совсем чужого человека. Джейсон, ты никогда таким не был. Я знаю об этом даже больше тебя. Поверь.

– Чёрт-чёрт-чёрт-чёрт… – взгляд Джейсона выхватил в сгущающейся толпе двоих ребят в тёмных куртках, двигающихся навстречу нам. – За мной, живо.

Не понимаю, как ему это удалось, но в мгновение ока Джейсон оказался верхом на мотоцикле, по счастливой случайности оставленном хозяином с ключом в замке зажигания. Вряд ли этот простофиля-полицейский мог представить, что его железного коня уведут прямо из-под носа. Он всё ещё что-то кричал и размахивал руками, когда добрая сотня железных лошадей уносила нас прочь.

Через пару кварталов я поняла, что нас преследовал наёмник на большом белом седане. Местное население подобными машинами не пользовалось, слишком уж тесны были улочки. И это давало нам преимущество. А ещё ночь, а ещё толпа, а ещё то, что мне было всё равно, кто у нас на «хвосте». Миг между прошлым и будущим отделялся лишь спиной Джейсона, за которую я отчаянно цеплялась. А ещё мне было немного странно замечать, что звуки, доносившиеся отовсюду, стали слышны гораздо тише, словно кто-то накрыл нас с Борном стеклянным колпаком. Громче всего теперь я слышала его дыхание и сердце, колотящееся о рёбра. Неужели он тоже способен бояться? И уж точно он испытывал страх не за себя.

И мысль о том, что Джейсон думает обо мне и хочет защитить, разлилась блаженным теплом до самых кончиков пальцев. Я ещё крепче прижалась, обвив его талию руками, положила голову на сильное его плечо, уткнулась носом в шею. Джейсон дурманяще и изумительно пах собой. И мне хотелось лишь коснуться губами его тёплой кожи.

– Держись крепче, – тем временем скомандовал он. – Сейчас будет сильно трясти.

Но я не ощущала неровностей дороги и сгущающейся темноты, вспыхивающей яркими звёздами, наряжающейся в чёрные шёлка. Ночь казалась мне совершенной. Я не замечала толпы, выкрикивающей какие-то призывы, и бутылок с зажигательной смесью, пролетавших над нашими головами. Мир и небытие имели одну общую границу – Джейсона Борна.

Квартал сменялся кварталом, Джейсон не покидал тесного, заполненного людьми центра, но в том был резон. Гоняться в таких условиях на машине преследователю оказалось тяжеловато. А я была уверена, что Борн найдёт выход, выигрывая время. Он обязательно что-нибудь придумает, ведь так случалось всегда. И вместо того, чтобы бояться погони, я наблюдала, как дома, сливающиеся в длинные тёмные ленты со светящимися вкраплениями окон, а ещё тревоги, волнения и неопределённость – всё оставалось позади. Значение имело только то, что Джейсон Борн находился на расстоянии нескольких дюймов от меня и дышал, а я… я только и могла, что сказать первое пришедшее на ум.

– Знаешь, с детства у меня осталось одно секретное место. Оно называется июль. Когда-нибудь я отведу тебя туда и покажу…

– Что?.. – не понял Борн, оборачиваясь.

А я могла думать только о том, как сильно я его люблю и что сквозь эту странную ночь ориентируюсь лишь на его голос. Что Джейсон восхитительно тёплый и пахнет так замечательно… собой.

И в этот момент времени не стало. Оно будто растворилось в чём-то вязком и густом вроде масла. Мотоцикл подпрыгнул на кочке, и Борн потерял управление, хотя всё могло случиться совсем наоборот. Я увидела всполох собственных волос и улыбнулась тому, как сильно они отросли, символизируя прошедшее время. А потом отчего-то под лопатками оказалась ароматная, свежескошенная трава.

Я слышала голос Джейсона, отчего-то слишком отчаянно повторяющего моё имя, видела, как из ночи рождается тёплое июльское утро.

– Никки!!!

Очередной его крик выдернул из забытья, и я нашла себя лежащей на мостовой, а не на свежескошенном лугу. Боли я не чувствовала, но было страшно оттого, что под пальцами, зажимающими рану на животе, тепло и липко. Я догадывалась, что это кровь, но только по взгляду Джейсона, укрывшегося метрах в пяти от меня за припаркованной машиной, понимала, что дело – дрянь…

– Никки, милая, ответь!..

– Всё в порядке, Джейсон, – вырвалось из моего рта вместе с кашлем.

– Лежи, не шевелись, я что-нибудь придумаю. Я сейчас тебя вытащу… Только не вставай, не поднимай голову.

И здесь мне следует оговориться, что я всегда слушалась и понимала Джейсона слишком буквально. Я следовала его плану, понимая, что он единственно верный и возможный, так же отчётливо, как знала, что если теперь он попытается меня спасти, то и сам получит пулю в висок. Вряд ли снайпер целился в меня. Он выстрелил только для того, чтобы контролировать Борна. Чтобы на этот раз Джейсон не смог уйти. А я… я не могла этого позволить и тогда…

Поднимаясь, я подумала, что могла бы не делать этого, и тогда он пришёл бы ко мне и лёг рядом. И мы, наконец, провели бы вместе не только ночь, но и целую вечность. Я понимала, что всё будет именно так, если я позволю ему приблизиться, но мысль об этом почему-то не делала меня счастливой… я слишком сильно любила его, чтобы рисковать…

– Лежи, Никки. Зажми рану сильнее. Ник-ки-и-и, – растворилось где-то за белыми облаками. Голос показался мне знакомым и таким родным, что я подумала: так разговаривает Бог, наверное, но точно я не знаю…

… ибо я сидела посреди свежескошенного луга и больше не было никаких ран. Под ладонями только свежескошенная трава, и обоняние раздражал запах лета.

Я понимала, что должна была слушаться и не вставать, но день так упоительно хорош, а я… я не могла рисковать ещё и Джейсоном.

Где-то над ухом прожужжал шмель или оса. Он больно ужалил в висок, когда я встала на колени.

========== Джейсон. Глава 1. Воздух ==========

Мария не раз повторяла, что в декабре индийский рынок похож на мозаику. Я вернулся, чтобы удостовериться. Диковинные орнаменты традиционных одежд, фрукты, пряные ароматы, кажется, могли бы изгнать тишину, воцарившуюся внутри.

А ещё я вернулся на Гоа, чтобы услышать в ветрах эхо голоса Марии, ощутить её прикосновения сквозь волны Океана. Впервые за многие годы я почувствовал себя в полной безопасности, но не от того, что перестал быть преследуемым, скорее, принимая своё полное безразличие к этому обстоятельству. С тех пор, как я не уберёг Марию и не смог спасти Никки, жизнь полностью утратила свой смысл.

И я возвратился за тем, чтобы ещё хотя бы раз пройтись по тёплым, прогретым доскам пола нашего с Марией бунгало босиком, открыть платяной шкаф, где до сих пор висела кое-какая её одежда, вдохнуть почти забытый аромат её духов, а потом отправиться к Океану, чтобы говорить с ним, укорять его.

Но до дома я так и не дошёл. Напиваясь в стельку, я уже которую неделю ночевал у случайных женщин или просто на пляже. Утро начиналось с порции дешёвого местного виски, вечер заканчивался им же. Мне было решительно наплевать, что от меня воняло как от мусорного бака, а щетина на лице постепенно превращалась в неопрятную бороду. Я мог думать лишь о том, что Марию отнял у меня Океан, а Никки июль.

Наверное, я слишком сентиментальный ублюдок, но я смог незамеченным пробраться на церемонию прощания с Никки. Я стоял всего в нескольких футах от её матери и всё удивлялся, как сильно дочь похожа на неё.

Да, и я набрался храбрости, заглянул в гроб.

Спокойное лицо, в обрамлении пережжённых перекисью волос. Никки упрямо перекрашивалась и отращивала волосы до середины спины с тех самых пор, как я сказал, что тёмный цвет и короткая стрижка ей очень к лицу, но с такой причёской она похожа на Марию.

Я упомянул об этом всего лишь раз в минуту слабости, когда в номере дешёвого танжерского отеля она перекрасила волосы и остригла их почти под корень. Я очень хотел, чтобы тогда она поняла смысл сказанного и осталась со мной, но Никки села в автобус… С другой стороны я никогда не признавался, что на Марию она была похожа, не только когда красила волосы. Женщины почему-то терпеть не могут подобных сравнений, а для меня это казалось единственным приемлемым способом сказать о своей привязанности. И о том, что я любил её – Марию и её – Никки.

Я планировал, что моё бесцельное шатание по берегу рано или поздно приведёт меня к дому, но неожиданно оказался посреди чёртового рынка. Обоняние раздразнил крепкий запах кофе, и я решил взять порцию, просто для того, чтобы хоть немного протрезветь.

– Доброе утро. Чёрный с сахаром, пожалуйста, – попросил я продавщицу, машинально извиняясь перед человеком, которого задел плечом, продвигаясь к лавке со сладостями.

– Ничего, пустяки – резанул ухо знакомый, слишком знакомый голос.

Короче молнии вспышки, но гораздо дольше вечности взгляд через плечо… из рук русоволосой женщины упал задетый мною пакет – замедленные кадры из дешёвого фильма. И я моментально забыл о мозаике, Океане и чашке чёрного кофе, чёрт, я даже имя своё позабыл.

Зелёные мячи рассыпавшихся яблок у её ног, и она уже наклонилась, чтобы собрать. А я… замер и не мог дышать. Слёзы, подступившие к глазам, не давали увидеть, удостовериться, чёрт возьми, понять.

Она складывала яблоки обратно в пакет, когда какой-то парень бросился ей на помощь, но и Бог, и всё население преисподней – свидетели, что она только моя. Мгновенно протрезвев, я кинулся с застывшим на губах именем…

– Мари-и-и-и-я…

Она, однако, то ли не услышала, то ли не поняла и даже не подняла на меня взгляда. Всё её внимание оставалось сосредоточенным на чёртовых яблоках, а моё – на коротком, толстом, лососевого цвета шраме у её виска. Кажется, она нарочно маскировала его под затейливой причёской, но наклонившись, не ощущала, что он становится более чем заметным.

Я потерялся в моменте, и всё, что только мог, – автоматически помогать ей складывать яблоки обратно в пакет. Кажется, их миллионы. А мы вдвоём…

– Мария… – едва слышно позвал я ещё раз, но она не отозвалась.

И только когда последнее яблоко осталось на мостовой, оно оказалось меж наших пальцев. Я едва-едва коснулся рук моего фантома. У призраков не бывает тёплых пальцев. Они не умеют говорить:

– О-ох, – впервые выдохнула женщина, и я без сомнений узнал её голос. И мог бы даже из тысяч похожих.

– Извини… те… – пробормотал я, отдавая яблоко.

– Не страшно, – ответила она, одарив меня беглым взглядом, в котором я не уловил и тени узнавания. Подобное невозможно сыграть. Такими глазами смотрят только тогда, когда видят впервые в жизни.

– Извините, – как болван повторил я, поднимаясь вслед за ней. – Могу ли я помочь донести ваши покупки?

Мария (я не верю в совпадения и буду называть её так, пока не пойму, что к чему) окинула меня взглядом, наполненным сомнением, но, покосившись на болтающиеся у бёдер тяжёлые сумки, утвердительно кивнула:

– Идти далековато, но на такси не добраться, – предупредила она. – Следует спуститься к реке. Там ходит паром.

– Хорошо, мне нетрудно, – выдавил улыбку я, сожалея, что вид мой, наверное, напоминал о бродягах, а запах алкоголя пропитал, пожалуй, насквозь. – Я – Джейсон.

Представившись, я снова посмотрел на реакцию Марии, в лице которой не дрогнул ни один мускул.

– Хорошо, Джейсон, – молвила она, передавая мне покупки.

– А ты? Как зовут тебя? – спросил я, когда мы миновали торговые ряды и вышли на широкую, сонную, залитую солнцем улицу, неосознанно переходя на «ты».

– Нила. Нила Ачария, – ответила Мария, не сфальшивив ни в одном звуке…

В полной тишине мы добрели до парома. Я искоса посматривал на Марию, которая, казалось, потеряла ко мне всякий интерес. Она молчала, думая о чём-то своём, и я тоже не решался нарушить затянувшейся паузы.

У понтона Мария протянула руки, чтобы забрать свои сумки. Она стояла близко-близко и улыбалась:

– Ну, спасибо, Джейсон. Дальше я сама.

– Я… я могу помочь… То есть… я хочу помочь… и проводить тебя прямо до дома. Сумки слишком тяжёлые… для тебя, – нашёл оправдание я.

– Ничего, я привыкла. У нас большая семья и престарелая мать. На рынок я всегда выхожу одна.

Я не мог придумать причину, чтобы задержать, а у Марии не было повода остаться. Солнечные лучи ласково очерчивали её силуэт, и от них у меня щипало в носу, слезились глаза. Но я не мог отпустить её просто так, а потому импровизировал как мог.

– Скажи, Мар… Нила, не сдаётся ли в вашем доме комната? Я здесь проездом на несколько недель или около того, но не могу подобрать жильё.

– Турист? – улыбнулась Мария, глядя больше недоверчиво, но с любопытством. И это обстоятельство так напоминало ту её, знакомую мне в прошлом, что я едва сдерживал слёзы.

– Да, что-то вроде туриста, – наконец выдавил я. – Так что? Ты можешь помочь с жильём?

На секунду по лицу Марии пробежала тень, и солнце вмиг спряталось за тучи. Тяжёлые мысли липкими пальцами тронули воспалённые извилины. И я подумал, что много лет прошло, что под словом «семья» она может подразумевать и мужа… но незнакомая морщинка между её бровей разгладилась и улыбка тронула резко очерченные губы:

– Могу помочь. Вот только вряд ли тебе придётся по душе наш дом. Он небольшой, небогатый, да к тому же расположен далеко от воды. Квартал спокойный, но не слишком живописный.

– Я ищу уединения, – торопливо, пока она не передумала, отозвался я.

– Тогда покажу. Если мама не будет возражать, у нас освободилась одна из комнат, – на слове «освободилась» голос Марии дрогнул и будто провалился, но сердце моё переполнилось ликованием. Я прижал сумки в груди, следуя за ней.

…

Паром чадил и вонял горелым дизелем. Он был так переполнен, что казалось, вот-вот перевернётся. Мы с Марией оказались прижаты к одному из бортов, так, что её рука слегка касалась моей. И я не мог отвести от неё взора: тёплый ветер беспокоил отросшие до лопаток волосы, русые, как набирающая спелость рожь. Я чуть было не ляпнул, что ей так гораздо лучше, чем быть рыжей, как раньше, но вовремя осёкся. Внимание Марии больше занимали лёгкие волны за бортом, чем моя персона. Она даже искоса не разглядывала меня.

Она, бесспорно, стала какой-то другой. Утратившей знакомую палитру красок и ароматов. Теперь от неё пахло кухней и уютом. Казалось, она поправилась килограммов на пять-семь, но так, клянусь, было даже лучше.

Её розовый рот был приоткрыт, и обстоятельство выдавало запущенный мыслительный процесс. Я понимал это, а значит, кое-что от прежней Марии всё-таки было. Но всё это не объясняло, как она осталась жива и почему меня не узнаёт. Оставив её под водой, мог поклясться, что её сердце не билось.

Когда паром причалил к маленькой пристани, солнце стояло уже высоко-высоко, становилось всё жарче. Мария решительно потянула один из пакетов на себя, предлагая:

– Я помогу. Это всё же очень тяжело.

– Как ты таскаешь их одна? – удивился я.

– Все на работе, – пожала плечами Мария. – Дома только я и мама, которая почти не встаёт на ноги. С тех пор, как умер отец, кажется, ей незачем стало ходить…

…

Дом действительно оказался крошечным и каким-то пряничным на вид, облитым солнечной глазурью. Небольшой садик, цветущий и ухоженный, выдавал, что люди здесь живут трудолюбивые.

– Ну, вот мы и пришли, – потупила взгляд Мария. – Не слишком роскошно, но я тебя предупреждала.

– Это как раз то, что нужно, – заверил её я, – но если правильно понимаю, тебе нужно заручиться согласием?

– Да. Буду через минуту, – кивнула она и исчезла за высоким забором.

Возможно, она отсутствовала именно шестьдесят секунд, но мне они показались вечностью. Чувство обретения бесценного наполняло моё существо, но я не мог потерять Марию вновь.

Она появилась и тихо затворила за собой калитку, облокотившись на неё. Сердце провалилось в кишки, ведь единственной мыслью было, что мне откажут. Но Мария несколько секунд изучала моё лицо, а потом тихо произнесла:

– Мама попросила не брать денег, потому что единственная свободная комната принадлежала отцу, ушедшему в лучший мир совсем недавно. И я хотела бы попросить тебя не говорить о нём и ничего не спрашивать о его жизни и смерти при маме. Она до сих пор не пережила.

– Я… я очень благодарен, но как это так? Бесплатно?

– Так хочет мама. Проходи, – Мария шагнула сторону, отворяя приветственно скрипнувшую калитку.

***

Маленькая комната встретила меня ароматом благовоний. Обставленная по-спартански, она не выдавала характера владельца: лоскутный плед на узкой кровати, стол и стул – говорили о невеликом достатке.

Мария поскреблась в дверь через несколько минут и, безмолвно войдя, оставила на столе стопку белоснежного хлопкового постельного белья.

– Душ слева по коридору. Отдыхай, не буду тебя беспокоить.

– Но я не против общения.

– Отдыхай, – сказала Мария без улыбки и исчезла за дверью, оставив меня в одиночестве.

…

В следующий раз я увидел её только за столом. Она пригласила в столовую, ударив костяшками пальцев в филенку двери и коротким: «Ужин, Джейсон».

…

Несмотря на то, что снаружи дом выглядел совсем небольшим, внутри он оказался достаточно просторным, а кухня с массивным деревянным столом посередине и вовсе была очень вместительной. Но, несмотря на рассказ Марии о большой семье, никого в ней не было. Только я, она и женщина во главе стола.

Войдя, я поприветствовал Марию, но та мгновенно приложила палец к губам и прошептала:

– Пожалуйста, тише. Мама задремала. Ей нужно больше отдыхать.

Стараясь производить как можно меньше шума – этому сильно препятствовали скрипучие полы – я пробрался за стол и, устроившись, обратил внимание: та, которую Мария называла мамой, действительно спала, уронив голову на грудь. Но поразило меня вовсе не это обстоятельство, удивило то, что, несмотря на адскую жару, женщина была тепло одета, а сама сидела в инвалидном кресле.

– Мама мёрзнет с тех пор, как умер отец, – Мария перехватила мой взгляд и будто прочла мысли. – Подожди, сейчас всё будет готово.

Я впервые видел её в фартуке за плитой. Нет, в прошлом она делала отважные попытки приготовить жаркое или пирог, но все они терпели сокрушительное поражение под мой смех: «Тебе никогда не стать домохозяйкой».

Теперь передо мной предстала Женщина с мягкими плечами, натруженными, раздражёнными от частого контакта с водой руками. Она ловко управлялась со сковородками и кастрюлями, то окунаясь в облака пара, то возникая из него. От неё действительно пахло спокойствием, кухней и уютом.

Совсем другая.

Этот шрам… новый предмет – очки в дешёвой пластиковой оправе. Сильные, наверное. Потому что когда Мария поднимала их на лоб, тут же начинала близоруко щуриться.

Когда еда оказалась на тарелке, Мария тронула женщину за плечо и мягко произнесла на конкани:

– Мама, ужин. Пожалуйста, поешь.

Меня поразило даже не то, что Мария говорила на чужом для себя языке, скорее то, как она произносила слова. Почти без акцента. Даже у меня получилось бы значительно хуже.

С видимым трудом женщина открыла глаза, обвела комнату мутным взором и, набредя взглядом на меня, поздоровалась на английском.

– Здравствуйте. Вы Джейсон?

– Да, мэм. Приветствую и благодарю за то, что позволили остановиться у вас. Вот только не очень удобно получилось с деньгами. Мне было бы приятнее заплатить.