Текст книги "Путь во льдах (СИ)"

Автор книги: Acher

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

– Это ничего не значит, – продолжал Джон, с трудом подыскивая правильные слова. – Ты ничего этим не разрушил. Это не имеет значения. Не сдавайся несчастному себе только потому, что он какие-то мгновения тобой управлял. Это все еще твой выбор. Жить с ним дальше или прогнать его.

– Ты все еще веришь в меня?

Его голос звучал так глухо. И он так и не поднял головы.

– Верю, – негромко, но твердо ответил Джон. – Всегда буду верить. А еще я обещаю впредь выполнять твои просьбы. И… научи меня создавать вихтов. Я хочу быть способным оказать помощь, когда она нужна.

Король Ночи вскинул голову и впился в его губы так резко и внезапно, что Джон вздрогнул от неожиданности. Его благодарили за веру и понимание, за утешение и любовь. За все то, чего Король Ночи не мог найти даже в себе – не то что в других.

Джон нашел рядом с ним любовь и свободу. И это оказалось всем, чего он хотел.

Он понимал, что никто никогда не был ему ближе. И не стал бы даже за тысячи лет.

========== Часть 6 ==========

– Они не встают, – пожаловался Джон. Как капризный ребенок, требующий «заставь их».

– Потому что ты этого не хочешь.

– Я хочу защищать тебя.

– Этого недостаточно.

Хотелось выругаться с досады. Джон уже битый час пытался найти в себе желание поднять мертвецов. Этого было бы достаточно – но этого не было. Видимо, поэтому Король Ночи не пытался принудить его этим заниматься. Это было невозможно технически.

– А как ты этого хочешь? Как этого правильно хотеть?

– Это единственная жизнь, которую ты можешь дать.

– Я не понимаю, о чем ты.

– Ты этого не почувствуешь. Ты чувствуешь себя живым.

– Теперь я еще больше не понимаю, о чем ты.

– Я не знаю, как это сказать.

Удивительно. Обычно он всегда очень четко понимал, что и как сказать.

– Я почувствовал это, когда убил свою жену. Я сразу же пожалел об этом, я ненавидел то, что сделал. Из этого родилось желание вернуть ее – пусть это была уже и не она.

– А другие Белые Ходоки? У них вообще не было никаких социальных взаимодействий.

– Они этого не могут.

Это стало открытием. Как же мало Джон на самом деле об этом знал. Как всегда.

– А чего еще ты не можешь просто потому, что не знаешь, как это работает?

– Откуда я знаю? Узнаю, когда смогу.

Об этом стоило подумать. Может, возможности Белых Ходоков были куда шире, чем он себе представлял?

– Я же вернул Призрака. У меня же получилось.

– Ты этого хотел, потому что любил его.

– Не сказать, чтобы я любил драконов.

– Это не одно и то же, что возвращать людей.

Логично. Об этичности обращения людей в зомби в голове завалялось гораздо больше догм.

Было еще кое-что, о чем хотелось спросить.

– Почему тебе не повредила валирийская сталь?

– Этого недостаточно. И целиться надо было не туда.

– В сердце?

– В сердце. Меня очень сложно убить. Не лезь меня защищать.

– Я же обещал.

– Ты и раньше обещал.

Неприятно было осознавать себя полным пиздаболом. За последнее время Джон успел уже много раз разочароваться в себе.

– Там произошло много странных вещей. Та жрица сказала, что день не вернется, потому что я с тобой. Что это могло значить? И почему вспыхнуло пламя? Им его дает их бог, неужели он хотел тебя защитить?

– Ничего это все не значит. Люди выдумали бога, выдумали правила. Выдумали мессию, который должен спасти живых.

– А как все было на самом деле? В первую Долгую Ночь?

– Дети Леса объединились с людьми. Дали им оружие. Они убили всех Белых Ходоков. Когда я остался один, то решил отступить.

Они что, нагородили целую Стену ради него одного? Смело.

– Ты истреблял зло. Человечество – зло. Тебя просто неправильно поняли.

Он усмехнулся.

– Ради этого меня и сделали таким. Но им не понравилось то, что получилось. Потому что они не смогли мной управлять. Я сохранил волю и рассудок. Если бы им удалось проникнуть в мой разум – все сложилось бы иначе. Ты вообще никогда не родился бы. Людей бы уже не было. Как и меня.

– Но ты никогда не делал это ради них. Ты делал это ради себя. Зачем?

– Потому что я хочу покоя. Я хочу уничтожить страдание. Оно есть, пока существует жизнь.

– Ты никогда не мечтал о счастье. Ты мечтал только об уничтожении страдания.

– Теперь мне этого недостаточно. Поэтому не суйся в сражения. Скоро все закончится. Я не хочу этого мира без тебя, я ничего без тебя не хочу.

Джон подошел и уселся с ним рядом в сугроб. И сгреб в объятия, приникая к нему головой. Улыбаясь в искреннем счастье. С каждым днем (можно ли было это теперь назвать днем?) он все сильнее понимал, что разделяет не только его настоящее, но и его стремления относительно будущего. И на человечество начинает смотреть с позиции Белого Ходока.

– Чем был так важен Бран?

– Он играл с реальностью. От этого исходила опасность. Он мог влиять на прошлое. И будущее. Без него проще. Он был непредсказуем. Но это не значит, что все закончилось на нем. Это просто придало мне сил.

– Скольких Трехглазых Воронов ты пытался убить?

– Всех. Кто был за тысячи лет. Не было смысла идти дальше, пока они живы. Они не пустили бы меня дальше.

– Зачем тебе нужно было непременно убить его своей рукой?

– Чтобы его сила перешла ко мне.

– Я не понимаю, как все это работает.

– Я тоже. Это не надо понимать. Это просто работает.

Как ему вообще хватило терпения? В нем было столько потрясающих качеств. Сдержанность, хладнокровие, уравновешенность, терпеливость, рассудительность. Он не выходил из себя, даже когда Джон срывался и бил его по роже. Он просто забыл, как чувствуется гнев.

– В детстве мне рассказывали такие ужасы о Ходоках и Долгой Ночи. Теперь я знаю, каково это все на самом деле.

– Это выглядит так только для тебя. Я никого больше не пощажу. Даже если ты попросишь.

– Я не стану просить. Просто такие вещи стоит обсуждать… заранее.

– Я не мог вообразить, что такое произойдет.

– Это уже дважды произошло. Наверное, могло произойти и раньше. Если бы ты мог в это поверить.

– Я поверил, когда увидел тебя. Не знаю, почему. Я не надеялся, что ты захочешь со мной даже просто пообщаться. Я собирался убить тебя, как и всех.

– Но ты остановился, когда я заговорил с тобой. Ты выслушал меня.

– Никто много тысяч лет не говорил со мной.

– Ты не пытался за это бороться. Не знал, как.

– Ты так и не сказал мне, как.

Джон и сейчас не знал, что об этом сказать. Да и стоило ли? Это уже произошло.

– Забавно знать, что все древние легенды врут. Что это просто байки победителей.

– Это для тебя они древние. А я проживал то, о чем они говорят. Совсем иначе, чем они об этом говорят. В этом нет ничего божественного и судьбоносного. Нет никакого замысла богов. Нет мессии, посланного, чтобы спасти мир от зла. И никогда не было.

Джон усмехнулся, беря его за руку. Переплетая его пальцы со своими. Чувствуя холод его ладони. А потом поднес ее к губам и поцеловал.

– Есть девочка, которая должна была убить тебя, потому что так запланировал Трехглазый Ворон. И я, который этому помешал.

– Тебя вернул к жизни тот же бог, что зажег огонь, когда я сражался с людьми.

– Ты знаешь о нем что-нибудь?

– О нем никто ничего не знает. И это не имеет значения. Возможно, нет никаких богов. Возможно, все работает совсем иначе. Я не хочу знать, как. Мне все равно.

– А я хочу. Хочу большего. Хочу понять, сошел я с ума или сделал невозможное. Я столького не понимаю. Но если бы понял, возможно, это сильно бы мне помогло.

– Я могу передать тебе силу Трехглазого Ворона.

– Этому можно научить?

– Да.

– Это значит, что ты доверяешь мне? Это… единственный способ тебе помешать.

– Ты станешь мне мешать?

– Я же могу соврать.

– Я почувствую, если соврешь.

– Мое мнение может поменяться.

– Я буду верить в твой выбор.

Джон крепче сжал в своей руке его ладонь. Это значило больше, чем что-либо.

– Я хочу твоего мира. С каждым днем все больше. Хотя раньше это пугало меня.

– Что изменилось?

– То, что сейчас происходит, это в своем роде тест-драйв. Я уже проживаю первичную версию того, что нас ждет. Просто потом в ней будет меньше багов. Меньше страха, что кто-то из нас умрет.

– Ты умрешь, если я умру.

– Это лучше, чем оплакивать тебя.

– Если существует то, что ты видел, пока был мертв, где оно может быть?

– В будущем. Которого не произойдет.

– Тебе жаль?

– Нет, когда я был там, я хотел сюда. Я хотел разделить вечность с тобой. Хотел быть свободным.

– Ты чувствуешь это? Ты нашел здесь то, что хотел?

– Да. Просто жить это несколько сложнее, чем это фантазировать. Но не могу сказать, что это дается мне с большим трудом. Я верю, что справлюсь. И ты тоже справишься.

– До конца мира осталось не так много.

– Это будет конец только для мира. Но начало для нас.

– Я не думал, что меня ждет начало чего-то еще.

– Ты этого заслуживаешь.

– Никто не заслуживает того, что с ним происходит. Реальность работает по-другому. Ты сам это сказал.

– Не важно. Сейчас я не это имел в виду. Я хотел сказать, что ты достоин это жить. Не в награду за дерьмо, которое жил до этого. А потому что ценишь это и борешься за это. Побеждаешь ту часть себя, которая тянет тебя назад.

– Иногда она побеждает меня.

– Если ты про жрицу, то это не стоит твоего чувства вины. Нам просто стоило поговорить об этом до того, как это произошло. Но никто из нас не знал, что это произойдет.

Разве Иггритт или Дейенерис не поступили бы так же? Джон вечно влюблялся в суровых и властных женщин. А Король Ночи был с ним мягким, непреклонным буквально в паре самых важных для него вещей.

– Ты поступил так не потому, что ты монстр. Так поступили бы все, кого я любил. Это все, что тебе нужно об этом знать.

– Что же за женщин ты любил?

Джон засмеялся.

– Ты самый добрый и милосердный из всех, с кем я был.

Смех Короля Ночи все еще звучал безмерно жутко.

– Я серьезно, – насупился Джон. – Нет, правда. Ты мне что, не веришь?

– Ты слишком хорош для таких людей.

– А ты слишком хорош для вихтов.

– Я же не состоял с ними в отношениях.

– А тебе было не противно?

– Нет.

Джон никогда раньше об этом не задумывался – но Король Ночи был не только некромантом. Он был еще и некрофилом. Ледяным чудовищем, лишенным человеческих ценностей и привычных чувств. И это нравилось. Именно это, именно то, что отличало его от людей.

Джон завалил Короля Ночи в сугроб, припадая к его губам в поцелуе. И они покатились по снегу, сцепившись друг с другом. Почему-то это перетекло не в секс, а в шутливую борьбу. И это было весело.

Они снова забросали друг друга снежками. Джон неплохо отстреливался, пока Король Ночи не подобрался к нему с тыла и не схватил. Только после этого они смогли поиграть в пытки пленного. Удовольствием. И провалялись в объятиях друг у друга до тех пор, пока Король Ночи не велел подниматься и собираться в путь.

Он был выше на полголовы. И иногда, стоя рядом с ним, Джон ощущал себя ниже на всех планах бытия. Он чувствовал себя тупее и неопытнее, чувствовал, что подвержен страстям и постоянно совершает ошибки. А еще приходилось тянуться к нему, чтобы поцеловать. Как это по-дурацки, наверное, выглядело со стороны.

Хотя кто теперь на них смотрел.

На этот раз Джон упросил Короля Ночи не лететь дальше сразу после сражения. Они спустились вниз и, когда мертвецы встали и ушли, произведя уборку самих себя, стало немного уютнее. Джон взял Короля Ночи за руку и потащил за собой.

Быт здешних людей в чем-то отличался от Вестеросского. Но в целом это были точно такие же живые люди. Богатые и бедные. Несчастные, погрязшие в страстях и ищущие упоение в мимолетных радостях. У них не было ничего вечного. Они могли все потерять в любой момент.

Джон нашел бутылку вина, но в ней уже не было смысла. А жаль.

– Ты выпивал, когда был человеком? – спросил он у Короля Ночи, вспомнив, что даже когда у него была возможность, он вечно отказывался пить.

– Бывало.

– А ты когда-нибудь трахал шлюх? Или изменял жене?

– Зачем ты хочешь это знать?

– Если не хочешь говорить о своем прошлом – не говори.

– Один раз. Мы ушли далеко от дома небольшим отрядом, осваивать новые земли. И по пути забрели в чужое поселение. Местные женщины предложили нам себя. Я отказывался, но меня уговорили соратники. Мне понравилось трахать ее, хоть я больше никогда ее и не видел. С ней было по-другому. У меня было не так много женщин за всю жизнь. Живых женщин. Наверное, я был не самым плохим человеком. Я помню, какими были другие. Во мне не было желания сеять боль. Я просто многого не осознавал.

– Я знаю. Ты слушал меня, когда я говорил, что мне не нравится. Просто до меня тебе об этом никто не говорил.

– Об этом вообще не принято было говорить. Слабые подчинялись сильным. У них не было права говорить.

– Ты все еще смотришь на меня как на слабого?

– Ты слабее меня.

– Я не об этом.

– Я воспринимаю тебя как равного. Ты должен это видеть.

– Я вижу. Просто на всякий случай спросил.

Король Ночи сел в кресло, дожидаясь, пока Джон наиграется с человеческими побрякушками. Он снисходительно относился к этому акту ностальгии. Как и ко многому другому. Но сам оглядывал жилище без интереса. А через пару минут уставился на Джона и больше не сводил с него взгляд.

– Почему ты все время на меня пялишься? – не выдержал Джон через пару минут.

– Тебе это неприятно?

– Это напрягает.

– Мне нравится на тебя смотреть. Не лишай меня этого.

– Почему это для тебя так важно?

– Тебе тоже иногда нравится на меня смотреть. Я замечал. Ты любовался мной, когда я сражался.

– Ты красивый, когда сражаешься. А я хожу и спотыкаюсь тут о поломанную мебель, что в этом эстетичного?

Он усмехнулся с каким-то затаенным весельем. И его холодные голубые глаза блеснули неожиданно задиристо и игриво. Он оперся локтем о кресло и подпер рукой подбородок, теряя всю свою привычную ледяную стать.

– Мне нравится смотреть на все, что ты делаешь. Как бы неуклюже у тебя ни получалось. Потому что я хочу, чтобы ты существовал каждое мгновение моей жизни. В этом мире больше не на что смотреть.

Джон почему-то смутился от такого признания. Король Ночи умел говорить о какой-то херне будто о чем-то возвышенном. Он вообще говорил очень умные вещи, жаль, что никто не мог понять его слов.

Во многом он вел себя как гребаный одержимый маньяк. Зацикленный и наглухо слетевший с катушек. Джон ощущал, что в какой-то мере, хоть Король Ночи и уважает его как личность, он все равно воспринимает его как свою собственность. Он делил мир на что-то «его» и что-то «чуждое». Что-то, за что боролся и что-то, что уничтожал. И это просто стоило принять – это было неотъемлемой частью него. Это выглядело так только в его голове.

Слишком многое требовалось отдать, чтобы быть с ним. Пожертвовать собой, своей жизнью и целым миром. И, раз за разом обдумывая это, Джон понимал, что ни в чем его не винит. Не чувствует себя несчастным. Он сам это выбрал. И ни о чем не жалел.

Он не чувствовал страха. Хоть это все и выглядело как бесконечный фильм ужасов. Эротический ужастик – а что, это было даже забавно. Джон не разделял ни ледяной безжалостности, ни желания уничтожить все живое. Но понимал, как это работает. И этого было достаточно, чтобы не бояться. Потому что это никогда не сработало бы против него.

Он никогда не боялся спорить, отстаивая свою точку зрения. Никогда не боялся возразить, если что-то не устраивало. И к нему прислушивались. Каждый гребаный раз.

Он подошел к Королю Ночи и забрался к нему на колени. На то, чтобы избавить себя и его от ненавистных доспехов, понадобилось несколько невыносимо долгих минут.

Когда Джон наконец смог прильнуть к нему обнаженным телом, Король Ночи крепко прижал его к себе. Первый и последний раз они трахались в помещении в Винтерфелле. В снегах было лучше. Но сейчас почему-то хотелось сделать это здесь.

Джон чувствовал холод его кожи, когда прикасался к нему. Гладил ладонями по груди, цеплялся когтями за плечи. Не переставая двигаться на нем, ощущая его крепкую хватку на своих бедрах. Он и сейчас неотрывно смотрел в глаза. Всегда смотрел. Как будто пытался похитить душу. Старая Нэн рассказывала, что Королем Ночи стал лорд-командующий Ночного Дозора. Когда кончил в женщину Белого Ходока. Как это работало? Может, для этого Джон должен был быть сверху?

Для этого был мега неподходящий момент, но Джон сначала издал сдавленный смешок, а потом нервно расхохотался в голос. Ему стало уже не до секса.

Король Ночи чуть склонил голову на бок, глядя на него с интересом. И спокойно произнес:

– Нет, если ты будешь сверху, ничего страшного не произойдет.

– Ты лезешь мне в голову! – возмутился Джон, перестав смеяться.

– Это выглядело странно. Должен же я был узнать, почему.

– Ты обещал так не делать!

– Прости.

Романтический момент был безнадежно испорчен. Но Джон почему-то даже не злился. Не на этот раз. Ему было тепло и уютно. Чем больше он вспоминал о байках Нэн, тем отчетливей понимал, что видит перед собой не безжалостное и опасное существо – жуткое порождение ночи, а травмированного и замкнутого человека, пожелавшего открыться ему одному. В этом не было ничего привлекательного, это не пленило загадочностью могущественной тьмы. Чем больше Джон узнавал его, тем отчетливей понимал, что его просто жаль. Что ему нужно протянуть руку и помочь выкарабкаться из дерьма. Тем более, что он сам отчаянно хватался за нее.

– Почему среди Белых Ходоков нет женщин?

– Потому что если бы мне приносили в жертву женщин, некому было бы рожать новых.

Ну да. Это было логично. Если бы Крастер раздавал дочерей, рано или поздно дети бы у него кончились.

– А тебе никогда не хотелось… сделать себе королеву?

– Это почти одно и то же, что трахать вихта. У Белых Ходоков нет свободы воли, потому что они никогда не жили. Они не умеют жить.

– Ты не учил.

– Что я мог им дать?

– Хотя бы рассказать о том, как жил сам.

– Я не хочу об этом говорить даже с тобой. И мне это не нужно. Мне нужна армия.

– Я же тебе нужен.

– Ты особенный. Ты уже был таким, когда я встретил тебя. А мы говорим о том, чтобы создать кого-то, кто просто исполнял бы определенную роль. Ты больше, чем это. Ты личность. Ты незаменим.

Джон припал к его губам в благодарности и слабой надежде все же дотрахаться. Если его, конечно, снова внезапно не пробрало бы на ржач.

Его так крепко обнимали холодные властные руки. А голубые глаза смотрели так проникновенно и глубоко. Джон терся об него всем телом так, будто хотел раствориться в нем. Он уже не раз пытался осмыслить, что на самом деле значит для Короля Ночи. Кто он для него – ценный ресурс, способ чувствовать себя живым или что-то другое? А может, и правда просто любимый человек…

Его нечеловеческая логика работала слишком странно, чтобы ее вообще можно было понять.

– Что я для тебя значу? – задал Джон прямой вопрос, когда они перелегли на кровать, чтобы еще немного побыть вдвоем. Было проще спросить, чем гадать. Обычно он очень четко формулировал ответ.

– Ты все для меня, – ответил Король Ночи, и это было предсказуемо, но абстрактно. – Если не будет тебя, не будет ничего. Я не приму это. Даже если нас разлучит смерть. Я найду способ победить и ее. Если недостаточно уничтожить мир, я уничтожу бытие. Все мироздание. Если и этого будет недостаточно – я не сдамся.

Он и после этого собирался уничтожить что-нибудь еще?

– Ты говоришь только о разрушении, – осторожно начал Джон. – Что, если разрушением невозможно этого добиться в принципе? Что, если ради жизни нужно не разрушать, а создавать?

Кажется, ему не приходило это в голову. Что он просто идет не туда. Что туда, куда ему надо, вообще невозможно таким образом дойти. Такая простая мысль – она просто не могла прийти ему в голову. Для этого пришлось бы сменить мозги.

– Не умирай, – внезапно попросил он как-то жутко и хрипло, стиснув его руку в своей. – Все, о чем я прошу – не умирай. Я никогда не смогу сказать себе того, что говоришь мне ты.

========== Часть 7 ==========

Джон стоял и смотрел, как в сердце человека вонзается драконье стекло. И из него рождается Король Ночи. А Дети Леса, уверенные, что смогут это контролировать, разлетаются от него как кегли спустя пару минут. Он просто не знал, на что способен – иначе вообще никого не оставил бы в живых.

Он бежал куда-то, пробираясь сквозь лес. А потом рухнул на колени без сил. Тепло и свет убивали его. Летнее солнце причиняло большую боль, чем драконье пламя. Но он не знал, что с этим делать. И только отчаянно взвыл, царапая когтями землю. Лес содрогнулся от пронзившего воздух ледяного вопля. И сразу стало как-то холодней.

Услышав шаги, он вскинул голову и напрягся, ожидая нападения. Но не набросился на того, кто подошел к нему. На безоружного мужчину в черном. С волосами цвета вороного крыла.

Джон осторожно опустился перед ним на одно колено. И долго, неотрывно смотрел в глаза. Растерянные голубые глаза, полные боли. А потом протянул руку и коснулся его щеки.

– Ты не сможешь в это верить, – произнес он негромко. – Но ты почувствуешь, когда снова увидишь меня. Через много тысяч лет. Я буду с тобой. Я буду любить тебя. В холоде. Во тьме.

***

Первым, что Джон увидел, распахнув глаза, был Король Ночи. Он так и сидел рядом, пока Джон шлялся по прошлому. Может, даже знал, куда.

– Ты помнил это?

– Нет. Я не помнил твоего лица. Я не помню ничьих лиц.

– Но ты узнал меня. Твое подсознание узнало.

– Я не понимал, в чем тут дело. Меня просто тянуло к тебе.

– Мне давно уже хотелось это сделать. Прийти туда и сказать тебе, что все будет хорошо.

Джон снова не понял его выражения лица. Оно было странным, эту эмоцию он видел впервые. Такое начало происходить все чаще. Как будто ему снова приходилось учить незнакомый язык.

– Почему, овладев могуществом Трехглазого Ворона, ты выбрал именно это? Ты мог увидеть своих родителей. Или что-то еще.

– Я бы ничего не почувствовал. Я больше не хочу ничего об этом знать. Я всю жизнь был бастардом из Винтерфелла. Мне не за что было держаться в привычном мире. Мне не было в нем места. Я всегда хотел от него убежать. На Стену, за Стену, еще черт знает куда. Я не знаю, кто я теперь. Как мне себя называть. Но я больше не чувствую себя бастардом из Винтерфелла. Джоном Сноу. Пусть у меня тоже больше не будет имени. Имя не нужно, когда нет нужды себя идентифицировать. Я могу быть кем захочу.

Король Ночи оперся локтем на колено и накрыл ладонью лицо. Как же странно это выглядело. Как непривычно.

Джон перекатился на бок и дотронулся до его ноги – выше он просто не дотянулся. Он лежал внизу, а Король Ночи сидел на сугробе. И не хотелось вставать, хотелось стащить его вниз.

На смену Долгой Ночи пришла Бесконечная. Уже несколько недель Джон жил в абсолютно пустом и безлюдном мире. Вихты просто рухнули замертво, когда они дошли до конца. А Белые Ходоки рассыпались на осколки, хотя Король Ночи даже не прикоснулся к ним. А потом он обернулся к Джону. И посмотрел ему в глаза.

Они остались вдвоем. Навеки вдвоем.

Джон все равно уже не чувствовал разницы. Просто стало спокойнее. И страх ушел.

Он протянул руки и, обхватив Короля Ночи за шею, опрокинул в снег. Кажется, он этого совсем не ожидал. Задумался, погрузился в себя и теперь, рухнув вниз, растерянно смотрел на Джона, нависшего над ним. О чем он думал? Почему у него все еще было такое странное выражение лица?

Джон наклонился к нему, надеясь развеять его мрачные думы. Но Король Ночи остановил его, упершись ладонью ему в грудь.

Он никогда раньше так не делал.

– Я чувствую, что хочу идти дальше. Но не понимаю, куда.

Он хотел, чтобы Джон объяснил, куда ему идти?

– Может, тебе просто хочется наконец что-то создать?

– Как я теперь могу что-то создать?

– Думаешь, в тебе нет ничего, из чего могло бы что-то родиться? Какая-то мечта, какое-то стремление?

– Даже если я найду в себе это, что мне делать с этим дальше?

– Ты смог возвращать мертвых, когда пожелал. Может, сможешь все. Может, достаточно только этого пожелать. Ты ведь ничего не позволял себе хотеть. Ты не видел разницы, ты не надеялся, что это что-то изменит, что принесет тебе счастье. Захоти чего-нибудь.

Кажется, это было непосильной задачей. Джон тяжело вздохнул, осознав, что даже этих нескольких лет вместе оказалось мало, чтобы стереть те тысячи, которые он думал, что мертв.

Король Ночи сам притянул его к себе, заставив забыться на какие-то мгновения. И посмотрел в глаза, нежно прикусив губу острыми зубами после долгого поцелуя. Никакое могущество не могло дать что-то тому, кто ничего не хотел. Потому что просто не знал, чего можно хотеть.

Джон погладил его по голове, скользнул пальцами по ледяной короне. И почему-то вдруг захотелось сделать то, на что он никогда не решался раньше. Хотя у него уже не раз проскальзывала такая мысль.

Он вцепился Королю Ночи в запястья и вжал его в снег, наваливаясь сверху. Впиваясь в губы прежде, чем он успел что-то сказать. Раздвигая ему ноги коленом и впервые входя в него.

Было так странно трахать его. И так приятно. Ему нравилось – Джон видел это по его глазам. Он пару раз заводил разговор о жестком сексе, но приходило ли ему когда-нибудь в голову, что он будет снизу?

Он улыбался, когда Джон трахал его, держа за горло. И его улыбка была похожа на оскал.

А после Джон ощущал себя как-то неуютно и старался не смотреть ему в глаза. Уткнулся в шею и надеялся, что с ним не заговорят ближайшие лет сто. Хотелось провалиться сквозь снег.

– Теперь ты убедился, что нельзя отдать вместе с семенем душу Белому Ходоку.

Джон не удержался и нервно заржал – напряжение превысило все возможные пределы. Король Ночи сгреб его в объятия и крепко прижал к себе, даря ледяное тепло.

Джону всегда казалось, что у него вообще нет чувства юмора. Но оно просто было очень странным, как и все остальное в нем. И никогда невозможно было понять, шутит он или говорит серьезно. У него на все было одинаковое выражение лица. Одинаковые интонации. Только иногда он хитро щурился и как-то настораживающе-загадочно улыбался. Как будто что-то знал.

– Тебе понравилось? – спросил Джон, сделав над собой усилие. Почему-то было ужасно неловко об этом говорить.

– Ты так забавно выглядел.

Так вот почему он улыбался. Ржал над его попытками доминировать. Наверное, и правда получалось глупо и неестественно. Слишком уж это было не его. Но Джон почему-то все равно ощутил, что обиделся. Сначала его дразнили из-за нежелания спать с кем попало, потом считали подкаблучником. А когда он в первый раз в жизни решил жестко трахнуть самого Короля Ночи – тот над ним поржал. Ну разве это было не обидно?

Король Ночи погладил его по щеке, заправил за острое ухо растрепавшиеся волосы. Он все еще улыбался. Но не насмешливо, а с какой-то едва уловимой теплотой.

– Не надо пытаться быть тем, кем ты не хочешь быть.

– А кем, по-твоему, я хочу быть?

– По-моему ты уже тот, кем всегда хотел быть.

Да. Пожалуй, он был прав.

– А кем я хотел быть? – спросил Король Ночи так, будто Джон действительно должен был знать.

– Я могу быть неправ, это только мои впечатления. Но чем больше я узнавал тебя, тем сильнее понимал, что все, чего тебе хочется – это быть любимым. Взаимно. И если так, то ты тоже тот, кем хотел быть.

– Я не думал, что меня кто-то сможет полюбить. Что мне это будет нужно. Не было бы, если бы это был кто-то другой. Я убил бы кого-то другого.

– Чем я особенный?

– Может, тем, что дал мне надежду, которую я пронес сквозь тысячелетия. Тем, что сказал о любви тогда, когда я еще помнил, что такое любовь.

Да. Наверное, это было важно. Когда он уже разучился чувствовать, он убил бы даже того, кто признался ему в любви. Потому что не знал бы, что любовь может ему теперь дать.

Джон был особенным только потому, что всегда был частью той жизни, где ледяной и бесчувственный Король Ночи еще ощущал себя живым. Это были его надежда и его любовь – человека, ставшего монстром, стоящего на рубеже – и он просто вспомнил их, когда снова встретил странного мужика в черном, который когда-то давным-давно сказал «я буду с тобой во тьме».

– Когда с тобой случается что-то плохое, это не значит, что ты плохой, – напомнил Джон, сжав в ладони его руку. – Это не обязывает тебя страдать. Ты имеешь право менять то, что тебе не нравится. А ты ненавидел себя, потому что возненавидел мир. Но даже если мир полон дерьма, даже если он втоптал тебя в грязь, это не говорит ничего лично о тебе. Когда я только попал на Стену, я считал себя лучше других. Я рад, что мне сказали «ничем ты не лучше». «Здесь каждый получает то, чего заслуживает». Не важно, что имелось в виду – я решил, что сам могу решать, кто и чего заслуживает. Потому что слабые не заслуживают смерти, они достойны спасения. Не за заслуги. А потому что я могу позволить себе их спасти. Я могу делать какие-то вещи, чтобы кому-то стало лучше. Я могу сам решать, что такое справедливость. Ты много раз убивал на моих глазах. Целые народы. Безжалостно и без сожалений. А потом я посмотрел на тебя как на личность и решил – а почему бы мне не сделать для него что-нибудь хорошее? Я по-другому вижу его справедливость. Я всегда так поступал. Я долго не решался называть это любовью. Но, наверное, захотев сделать тебя счастливым, я полюбил тебя. И это стало чем-то большим, чем просто желанием свершить свою справедливость. Мне захотелось разделить с тобой жизнь.

– Мне не хотелось ничего тебе дать. У меня ничего не было. Но мне хотелось узнать тебя.

Он говорил об этом как о какой-то потребительской и эгоистичной любви, но Джон никогда этого рядом с ним не чувствовал. Он видел его интерес. Желание научиться чувствовать и жить. Он не был эгоистом – он просто ни хрена в этом не понимал.

– Бывает разная любовь. Иногда любовью называют какой-то пиздец, иногда пиздецом называют любовь, – это ведь был как раз их случай. – Твоя не хуже многих. Может, ты не мог ничего мне дать, потому что у тебя ничего не было. Но тебе было не все равно, счастлив я или нет. Это не было поверхностным желанием просто хорошо провести время вместе. Получить мимолетное удовольствие. Ты никогда не пожертвовал бы мной ради чего-то еще.

– Невозможно пожертвовать тем, кого любишь. Если любишь. Это противоречие. Если можешь поступить так – в этом нет любви.

Для него это было так просто и понятно. Наверное, поэтому Джон перестал бояться его, едва понял его позицию по этому вопросу. Не было такой вещи, которая была бы для Короля Ночи важнее него. Он с легкостью уничтожил целый мир. Потому что больше ничто не имело для него значения. Любого нормального человека это бы невъебенно смутило. Но Джон знал, что наполовину Таргариен, и не удивлялся своим реакциям. Кто-то летал на драконах и сжигал население, а кто-то становился Белым Ходоком и трахался с Королем Ночи. Безумие было разнообразно. Почему нет.