Текст книги "Песни"

Автор книги: Юрий Кукин

Гостиница

Мне хотелось написать песню живую и немного «под Клячкина», заодно поиронизировать над псевдоглубокими образами на мелких местах. То, что у меня получилось, ребята-геологи, жившие в общежитии, назвали «Песней весёлого командированного». Песня написана за час. Когда все ушли в кино.

Юрий Кукин

 
Ах, гостиница моя, ах, гостиница!
На кровать присяду я – ты подвинешься,
Занавесишься ресниц занавескою…
Хоть на час тебе жених – ты невестою.
 
 
Занавесишься ресниц занавескою…
Я на час тебе жених – ты невестою.
 
 
Бабье лето, так и быть, не обидится,
Всех скорее позабыть, с кем не видимся.
Заиграла в жилах кровь коня троянского,
Переводим мы любовь с итальянского.
 
 
Заиграла в жилах кровь коня троянского,
Переводим мы любовь с итальянского.
 
 
Наплывает слов туман, а в глазах укор,
Обязательный обман – умный разговор.
Сердце врёт: «Люблю, люблю!» – на истерике,
Невозможно кораблю без Америки.
 
 
Сердце врёт: «Люблю, люблю!» – на истерике,
Невозможно кораблю без Америки.
 
 
Ничего у нас с тобой не получится.
Как ты любишь голубой мукой мучиться!
Видишь, я стою босой перед вечностью,
Так зачем косить косой – человечностью?
 
 
Видишь, я стою босой перед вечностью,
Так зачем косить косой – человечностью?
 
 
Коридорные шаги – злой угрозою,
Было небо голубым – стало розовым…
А я на краешке сижу и не подвинулся…
Ах, гостиница моя, ах, гостиница!
 
 
А я на краешке сижу и не подвинулся…
Ах, гостиница моя, ах, гостиница!
 

Октябрь 1965,

Темиртау

Дверь не идут открывать…

 
Дверь не идут открывать.
Трубки бессилен гудок.
В чем же, в чем я виноват?
Я же пришел, я же пришел, раньше не мог.
 
 
      Снег черный с неба беды.
      Лес неподвижных людей.
      Где же тут ты, где тут ты?
      Нету нигде, нету нигде, нету нигде…
 
 
Сердца грохочут толчки,
Где-то кричат поезда.
Шепчет мне голос тоски:
– Ты опоздал, ты опоздал, ты опоздал.
 
 
      Ты заблудился в лесах,
      С гор ты лавиной сошел…
      Да, я тебе не писал,
      Но я же пришел, я же пришел, я же пришел…
 

Примерно 1968

Диалог в такси
(Пародия на Ю. Визбора)

 
Свободен? Да как сказать.
Подводят вот тормоза.
А, прямо давай крути —
Без них хоть не загрустим.
 
 
      А счетчик такси стучит
      И ночь уносит меня.
      Мультуки, базуки, ключи
      В кармане моём звенят.
 
 
Наверное едешь к жене?
А как же, конечно к ней.
А впрочем, может не к ней.
Ошибка, жены то нет.
 
 
      А счетчик такси стучит
      И ночь уносит меня.
      От чьих же квартир ключи
      В кармане моём звенят.
 
 
Сегодня у нас среда.
Четверг то когда, тогда.
Зарплата была вчера
И вроде не пил с утра.
 
 
      А счетчик такси стучит
      И ночь уносит меня.
      Толстею – твердят врачи
      Про Визбора, про меня.
 
 
Направо нельзя никак,
Налево – намнут бока,
А прямо – одна тоска,
Пою про Памир пока.
 
 
      А счетчик такси стучит
      И денег нет у меня,
      Но гаечные ключи
      В кармане моём звенят.
 

Дом на полпути

 
Ах этот дом на полпути —
Никак мне мимо не пройти,
Ну обязательно зайти
Надо.
И никого в нем не найти,
И дальше надо бы идти,
И мне сюда не принести
Радость.
 
 
И хоть никто не ждет меня,
И в окнах нет давно огня,
Зайду туда, себя кляня,
Знаю:
Здесь люди разные живут,
Вдруг не простят, вдруг не поймут?
Но ведь собачьего нет тут
Лая…
 
 
Нет, мне нельзя идти туда,
Иначе так я никогда
Не выберусь туда, куда
Надо.
А он стоит на полпути,
Хоть отвернись, не обойти,
Как ни крути, как ни верти —
Правда.
 

Декабрь 1964

Дорожные размышления

 
Где вы, близкие? Где, чужие? —
Вот уж сколько дней я вас не вижу.
В памяти моей, как пассажиры,
Едете: я – дальше, вы – ближе.
 
 
      Всё, что с вами связано – так остро,
      И добро – приятней, зло – больнее…
      Думать о других – как это просто!
      Вот не думать – это посложнее…
 
 
Лучше буду думать про себя я:
Мол, и я – похож на непохожих,
И других людей не замечаю,
И вообще – чихал я на прохожих!
 
 
      Сам себе кажусь я выше ростом,
      То грубей кажусь, а то нежнее…
      Думать о себе – как это просто!
      Вот не думать – это посложнее…
 
 
Это всё, наверно, нервы, нервы…
Я не первый думаю о счастье,
И вообще, я – далеко не первый,
Первых – слишком много… слишком часто…
 
 
      Красный свет… раздумья… перекрёсток…
      Правда может оказаться ложью…
      Думать «просто так» – совсем не просто,
      А «недумать» – просто невозможно…
 

Май 1965

Дуня

 
Дунь, перестань слезить платочек —
Ну подумаешь, Жан-Поль твой улетел.
Оторвал от сердца маленький кусочек,
А остальное взять не захотел.
 
 
И не надо, Дуня, думать за Европу,
Без нее Одесса также хороша.
Еще много можно ножками протопать,
Лишь бы только пели сердце и душа.
 
 
Слышь, Дунь, пойдем в кафе у моря —
А вон и Жорик с Софою идут.
Эти люди, Дуня, свое счастье не проспорят,
Эти люди, Дуня, никогда не предадут.
 
 
И не надо, Дуня, думать за Европу,
Без нее Одесса также хороша.
Еще можно много ножками протопать,
Лишь бы только пели сердце и душа.
 
 
Дуня, посмотри, цветут каштаны
И снует по Дерибасовской народ.
Женский смех как прежде несется над фонтаном
И уходит в море белый пароход.
 
 
И не надо, Дуня, думать за Европу,
Без нее Одесса также хороша.
Еще можно много ножками протопать,
Лишь бы только пели сердце и душа.
 

Душа

 
У человека есть душа,
Церковники правы.
И мне, представьте, наплевать,
Как думаете вы.
Зови зарядом – не душой —
Эмоций и страстей,
Ведь человек же – не мешок
Мышц, нервов и костей!
 
 
Душа бывает с кулачок,
Бывает с шар земной.
И к чёрту космос и расчёт,
Я верю ей одной.
В душе у женщин – тайны спят.
Как детская чиста!
Душа дороже всех наград,
Страшнее казней ста.
 
 
Война идей и стран война
Ничто не завершат,
И победит одна она —
Великая душа,
И, роковой вдруг сделав шаг,
Сорвусь или сгорю, —
Возьмите, вот моя душа,
Я вам её дарю.
 
 
И жизнью собственной дыша,
Я к выводу пришёл:
У человека есть душа,
И это хорошо!
 

Июль 1966

За туманом

 
Понимаешь, это странно, очень странно,
Но такой уж я законченный чудак:
Я гоняюсь за туманом, за туманом,
И с собою мне не справиться никак.
 
 
      Люди сосланы делами,
      Люди едут за деньгами,
      Убегают от обиды, от тоски…
      А я еду, а я еду за мечтами,
      За туманом и за запахом тайги.
 
 
Понимаешь, это просто, очень просто
Для того, кто хоть однажды уходил.
Ты представь, что это остро, очень остро:
Горы, солнце, пихты, песни и дожди.
 
 
      И пусть полным-полно набиты
      Мне в дорогу чемоданы:
      Память, грусть, невозвращённые долги…
      А я еду, а я еду за туманом,
      За мечтами и за запахом тайги.
 

2 июня 1964

Товарный поезд «Ленинград-Шерегеш»

И снова уходим…

 
И снова уходим в далекие дали
И снова нам ветер надул паруса
Давай же присядем пока не расстались,
Пока ещё рядом любимых глаза.
 
 
И даже к тебе прикасаясь рукою
Одною с тобой уплывая рекой
Ты знаешь, что я как всегда неспокоен,
И рядом с тобой всё равно далеко.
 
 
И снова уходим в далекие дали,
И снова нам ветер надул паруса.
Давай же присядем пока не расстались,
Пока ещё рядом любимых глаза.
 

Иди

 
Мне солнце виски опалит,
Мне дождь обесцветит глаза.
Ищу я в дорожной пыли
Слова, что еще не сказал.
Трава мне кивает: «Приляг!»
Мне звезды кричат: «Погляди!»
И крутится набок Земля,
И хочешь не хочешь – иди.
 
 
Мне путь этот с детства знаком?
Восторгов, сомнений и бед.
По мыслям-ножам босиком
Иду, улыбаясь тебе.
Но пальчиков детских забор
Мне путь по земле преградил,
И мне уж не выиграть спор,
И хочешь не хочешь – иди.
 
 
А песни мне спать не дают,
И времени нет – пустота.
И где вы, покой и уют?
Без вас я немного устал…
…Разорванный мыслями сон.
Лежит потолок на груди…
И не пересечь горизонт,
И хочешь не хочешь – иди.
 

26 сентября 1966

Иерусалим

 
Жизненный мой путь, увы, исповедим,
Осознал я это в раннем детстве.
Раненую душу залечи, Иерусалим,
Мне никуда от этого не деться.
Мне никуда от этого не деться.
 
 
Я бродягой жил, любил и был любим,
Кладов не искал, не ждал наследства.
Я прямым путем пришел в Иерусалим,
И никуда от этого не деться.
И никуда от этого не деться.
 
 
Я от солнца прячусь, я по улочкам брожу,
Я гляжу – никак не наглядеться.
Я домой кусочек счастья увожу,
Мне никуда от этого не деться.
Мне никуда от этого не деться.
 

Июль 1994

Израиль

Камчатская песенка

 
А над Петропавловском снова облака.
Про погоду летную не слыхать пока.
Берега угрюмые, сейнера кричат,
И, о чем-то думая, курит Авача.
 
 
В этой бухте рыбою пахнет каждый бич.
Белоснежной глыбою теплоход «Ильич».
И камчатский дождичек сыплется с небес…
И об этом хочется рассказать тебе.
 
 
Как тропой медвежьею шли мы кедрачом,
Как кусты невежливо рвали за плечо.
Соболь мишкой кукольным из кустов глазел,
И глухарь испуганно прятался в росе.
 
 
По намокшим улицам бродят взад-вперед
Рыбаки, геологи – кочевой народ…
Выпьем за романтиков и за чудаков,
За друзей-дорожников, славных мужиков!
 

1968

Канатоходец

 
А вы что думаете, мне не страшно?
Здесь яркий свет, а там, внизу – темно.
И осторожным шагом, а не маршем
Иду, и все следят за мной.
 
 
Узка моя небесная дорога,
И можно выбрать путь другой любой.
И прекратить. И оправданий много.
Страшна не смерть – куда страшнее боль.
 
 
И я спокоен. Да, конечно, я спокоен…
Нет-нет, я не спокоен, это ложь.
Но иначе нельзя. Я это понял.
Важна не цель, а путь, которым к ней идешь.
 
 
И мне нельзя ни вправо и ни влево —
Лишь прямо, улыбаясь сжатым ртом.
Как говорила в сказке Королева:
«Сначала казнь, а приговор потом».
 
 
Потом, потом аплодисменты и улыбки,
И яркий свет, и все мы на виду…
Я сделал шаг, оставил мостик зыбкий,
И абсолютно тихо – я иду…
 

1967–1968

Карусель

 
Спешите, спешите, открыта, открыта
Огромная новая карусель.
Бросайте квартиры, дома, общежитья,
Обжоры – еду, а супруги – постель
 
 
Вы девушка милая, вы порезвитесь,
Вы юноша крепкий, пора привыкать.
Пьяны вы, ну что же, слегка протрезвитесь,
Садитесь, я сел и пора начинать.
 
 
Карусель
Раскружи, как зимой метель,
Растревожь, как весной капель.
Карусель, карусель.
 
 
О-ля-ля.
Ах, как кружишься ты, земля.
И с улыбкою короля
Я кружусь и кружусь.
 
 
Карусель
Стран, народов, речей и дел,
Разговоров, молитв и тел.
Всё слилось, где предел.
 
 
О-ля-ля.
Ах, как кружишься ты, земля.
И с улыбкою короля
Я кружусь и кружусь.
 
 
Я кружусь и кружусь.
Кружусь, кружусь, кружусь, кружусь…
 

Клоун

 
Я лицо мукою мелкой побелю,
Я его покрашу яркой краской свежей,
Я себя совсем, совсем переменю…
– Здравствуйте, я снова на манеже!
 
 
Я поставлю чувства на голову с ног,
От печалей – смех, а радость – от мучений.
Буду я смешней и неожиданнее снов,
Буду интересней приключений.
 
 
Шарик, что казался сверху голубой,
Поднесу, а он – зеленый, желтый, красный.
И сомненье, радость, горе и любовь
Сделаю, как я, простым и ясным.
 
 
Если же внезапно истинную грусть
Как-нибудь случайным жестом обнаружу, —
Я подпрыгну вверх, и я перевернусь,
И тогда опять вам буду нужен.
 
 
А когда домой вернетесь поздно вы,
Спор обычный, как всегда, сменив на нежность,
Кто-нибудь заметит: а ведь клоуны правы…
– Здравствуйте, я снова на манеже!
 

7–8 августа 1966

Каз

Ковбой

 
– Ах, чтоб мне лопнуть – это ж старый Билл!
Каков ковбой! – лежит в траве и в ус не дует!
Здорово, парень! Или ты забыл,
Что кто-то в этом мире существует?
 
 
А что теперь у вас в Техасе пьют?
Все джин и виски, или что другое?
Лежишь в траве – я знаю, что уют
И теплый плед совсем не для ковбоя.
 
 
А сколько мексиканок покорил?
И где ваш, извините, «Смит и Вессон»?
И не про вас ли Джо мне говорил:
– Штаны надеть забыл, а кольт повесил?
 
 
Вас чья-нибудь смущает красота?
А как родео? Вы, наверно, первый?
Ого, я вижу, фляга-то пуста!
Но все равно, у вас стальные нервы.
 
 
Неплохо сигарету бы to smoke.
Есть лишь «Памир», а «Кэмела» вот нету…
– Кончай трепаться. От нее письмо.
Она уходит. Дай-ка сигарету.
 

7 авуста 1965

Когда-нибудь, наверно скоро…

 
Когда-нибудь, наверно скоро —
Всему ведь есть предел и край —
Туман и горы, светлый город
Мне крикнут хором – выбирай.
 
 
      И чтобы этот скорый поезд
      Не обвинил меня во лжи
      Я так скажу – прощайте горы.
      Шепнет мне город – расскажи.
 
 
Про то, где был, про то, где не был,
Не страшно если и приврешь.
Как улыбался солнцу, небу,
Скрывался в снег и плакал в дождь.
 
 
      Про то, как было очень трудно
      Не надо тайны выдавать.
      Скажи, как город изумрудный
      Помог волшебник создавать.
 
 
Войду я в город утром ранним,
Его огни в моих глазах.
Я погашу, вздохну – ну ладно,
Придется видно рассказать.
 

Когда уходят не прощаясь…

 
Когда уходят не прощаясь
Все нити разом оборвав
И пламя желтое качаясь
Ещё трепещет на словах.
 
 
      Когда и ночь и день в тумане,
      Когда уже не видишь сны
      Пусть боль обиды не обманет —
      Не верь, что нет твоей вины.
 
 
Когда уходят не прощаясь,
А ты твердишь, найду, найду.
И только крик вечерних чаек
Напоминает про беду.
 
 
      Когда людей не замечаешь
      А дни похожи на года,
      Когда уходят не прощаясь
      Не верь, что это навсегда.
 

Маленький Гном

К этой песне я обычно даю пояснение: «Коса, которую Гном забрасывает за плечо – это женская коса…»

Юрий Кукин

 
Мой маленький Гном,
Поправь колпачок
И брось, не сердись, разожми кулачок.
Беги от людей,
Мой маленький Гном,
Беги поскорей в свой старенький дом.
 
 
      Где по стенам вместо картин —
      Гирлянды ненужных слов,
      Где мозаикой стёкол окон —
      Десятки волшебных снов,
      И книги, рождённые сотнею
      Сказочно умных голов:
      От Шарля Перро
      И до «Магизма основ»…
 
 
Мой маленький Гном, поправь колпачок,
Не топай ногой – потерял башмачок.
Беги от людей, мой маленький Гном,
Беги поскорей в свой старенький дом.
 
 
      Где чай не в стаканах,
      А в чашечках чайных роз,
      Где веточки пихты – духи,
      А подарок – ответ на вопрос.
      Где много неслышного смеха
      И много невидимых слёз…
      Где песни под звуки гитар
      Мотыльков и стрекоз…
 
 
Мой маленький Гном, поправь колпачок
И так не ругайся – получишь щелчок!
Беги от людей, мой маленький Гном,
Беги поскорей в свой старенький дом.
 
 
      Нет-нет, я к тебе не пойду,
      Мой маленький Гном!
      Я стар, я устал,
      Да и двигаться стал я с трудом.
      Я знаю, твой год —
      Он всего от зари до зари…
      Мне тысяча лет,
      Потому лишь, что мне тридцать три.
 
 
Мой маленький Гном, поправь колпачок
И брось, не сердись, разожми кулачок.
Слезинки утри, надень башмачок
И косу привычно забрось за плечо.
 

Август-ноябрь 1965

Милый мой, вы живете не так…

 
Милый мой, вы живете не так,
Вы живете у самых небес.
А ведь надо ходить – не летать,
И земля-то ведь, кажется, здесь.
 
 
      Вы напрасно смеётесь, я прав —
      Вы чудак, это так не смешно.
      Все иллюзии вместе собрав
      Не получишь ни хлеб, ни вино.
 
 
Вы ответите мне – наплевать.
Дирижер одевает свой фрак,
Мне же нечего, друг, одевать.
Всё равно вы живете не так.
 
 
      Всё равно рухнут ваши дворцы,
      Всем дорогам приходит конец.
      Чудаками бывали творцы,
      Вы же вечно о чьей-то вине.
 
 
      Жить уметь, не такой уж пустяк,
      Вы меня обвинили во лжи.
      Милый мой, вы живете не так,
      Жаль, не знаю я, как надо жить…
 

Миражи

 
Я – заснувший пассажир,
Поезд – жизнь.
Выплывают миражи
Сна, лжи…
Человек из миража,
Появившийся в окне,
Бестелесностью пожал
Руку мне.
 
 
И сижу, заворожен
Миражом.
Понимаю – я уже —
В мираже.
Как здесь тихо, как легко,
Как все стало далеко…
Неужели миражи —
Это жизнь?
 
 
В том, что ваш сосед брюзжит —
Миражи.
Или ножками Брижит —
Миражи.
И словами крепко сшив,
Надевают миражи —
Ведь нельзя же нагишом
Так жить.
 
 
А бывают миражи —
Как ножи,
Миллиард людей сожжен —
Миражом.
И совсем не за металл —
Мефистофель просто стар, —
Люди гибнут за мираж —
Их, наш…
 
 
Миражи-то, миражи,
Но попробуй, докажи!
Каждый хочет, чтоб он так
Был, жил.
И догадкой поражен:
Неужели миражом
Станет смысл бытия
И я?!
 

Ноябрь 1965

Мне говоришь ты – вот опять уходишь…

 
Мне говоришь ты – вот опять уходишь.
Мне говоришь ты – уж не те года.
Мне говоришь ты, что в этом ты находишь.
Ты говоришь, ты говоришь всегда.
 
 
И знаешь, что меня ты не удержишь,
А я и сам не знаю почему.
Дорогой, как единственной надеждой,
Всё, что сломал, спаяю, починю.
 
 
Седло и ногу в золотое стремя,
Смеяться, к солнцу руки простирать.
И всё враньё, не существует время,
Есть время жить, и нету – умирать.
 

Мое пальто – моя страна…

 
Мое пальто – моя страна.
Мой воротник – моя квартира.
И я один, и ты одна.
Тебе – полмира, мне – полмира.
 
 
Меня ждет олово дорог,
Теней безжизненные ласки.
Я знаю радость и порок,
Но я не сбрасываю маски.
 
 
Чужого тела нагота,
И темень губ, и глаз сиянье —
Все точно так и все не так,
И бесконечность – расстоянье.
 
 
И, миг у вечности украв,
Не станешь к ней на йоту ближе,
Вдруг страшно – может, я не прав…
«Поднять мне веки – я не вижу.»
 
 
Я слышу в дверь беззвучный стук,
И входит боль на мягких лапах.
Слова, замерзнув на лету,
Как птицы – с мертвым стуком на пол.
 
 
Не верь сомнениям, не верь.
И я простил, и ты простила.
Прощай – и гильотиной дверь.
Тебе – полмира. Мне – полмира.
 

1967–1968

Морская песня

 
Ни боли, ни досады,
Прощаться мне не надо,
Я – вот он весь.
Да дело и не в этом,
Идем, по всем приметам,
В последний рейс.
 
 
      Маяк кровавым глазом
      Мигнул. Забезобразил,
      Завыл Норд-Вест.
      Качаются постели,
      Дешевый крест на теле
      И Южный Крест.
 
 
Когда рукой усталой
Я струны у гитары
Перебирал,
Я понял – в жизни прошлой,
Поверь, что не нарочно,
Переиграл.
 
 
      И счастье мое ветер
      Унес и не заметил —
      Как желтый лист.
      Теперь без всяких правил
      Я сам с собой играю
      Под ветра свист.
 
 
Я по чужой подсказке
Уже не верю в сказки,
Что могут ждать.
Мечу в колоду страны,
Моря и океаны
И города.
 
 
      Не спрятаться от боли
      Во сне и в алкоголе —
      С ней вечно жить.
      А жизнь, как волны эти,
      Как все на белом свете,
      Бежит, бежит…
 
 
Ни боли, ни досады,
Прощаться мне не надо,
Я – вот он весь.
Качаются постели,
Дешевый крест на теле
И Южный Крест.
 

Лето 1980

На Памире

 
Здесь вечный снег, как вечный страх,
И солнце целый день.
А мы мечтаем о цветах,
О листьях и дожде.
 
 
      О камень бьются здесь ветра
      И пыль в провалах щек,
      А город мой покрыт с утра
      Серебряным плащом.
 
 
И где-то в утренний туман
Уходят поезда.
Здесь каждый шаг судьба сама,
Ах, только бы не сдать.
 
 
      А ты идешь в своих мечтах
      По скалам целый день.
      А наши мысли о цветах,
      О листьях и дожде.
 

Над Парижем

 
Над Парижем птицы не летают,
Только чайки, да и то над Сеной.
Здесь надежды постепенно тают,
Как в России тает снег весенний.
 
 
      Здесь красиво утром как в деревне,
      Ну а днём по-городски красиво.
      Только этот город, хоть и древний,
      Выглядит моложе, чем Россия.
 
 
Здесь покоя нет и нет спасенья
И веселье здесь тоскою мучит.
Там, в России, тает снег весенний,
Здесь под осень собирает тучи.
 
 
      Чуть пахнуло холодом заката
      И как будто не было бульвара.
      Лист осенний кажется лохматым,
      Словно шляпа старого клошара.
 
 
Здесь на людях пыль со всей планеты —
Дождь не смоет, ветерок не сдует.
И всю ночь волшебник до рассвета
Над людьми и шутит и колдует.
 
 
      Над Парижем птицы не летают
      И над Сеной тихо спят бульвары.
      Здесь надежды постепенно тают,
      Незаметно, словно чья-то старость.
 

Ничего

 
Ничего, ничего, все пройдет, перестань —
Ты же в дальних дорогах справлялся с собой.
Просто-напросто ты постарел и устал —
Не поешь про туманы и чью-то любовь.
 
 
      Посмотри, как с деревьев слетает листва.
      К сердцу слишком уж близко ты стал принимать
      И ворчанье дождя, и чужие слова.
      Продолжается жизнь, не сходи же с ума.
 
 
Закури сигарету, пройдись под дождем,
Как и прежде на помощь себе не зови.
Люди сами придут, а пока подождем —
Как шутили друзья, такова C'est la vie.
 
 
      Помолчим над уснувшей ночною Невой.
      Дождь прошел – огонек. Кто-то тоже не спит.
      Вот и все, потихонечку песню запой.
      Возвращайся домой. Все пройдет. Потерпи.
 

1967–1968

Ночной гость

 
Дверь открыта, что стоишь под дождем.
Плащ он снял, оставил посох в углу.
И предчувствие неясным пятном
Потекло, оставив след на полу.
 
 
      Он ладони к огню протянул
      И печально негромко сказал:
      «Я устал, я у тебя отдохну,
      Я недолго, не глядя в глаза».
 
 
            «Ты откуда идешь?» «От беды».
            «А куда идешь?» «Где нету её».
            Дал я хлеба, принес я воды,
            Только вздрогнуло вдруг сердце моё.
 
 
      И удачен твой путь иногда.
      «Я входил в счастливый дом, но поверь —
      За моею спиною беда
      Незаметно входила в ту дверь».
 
 
«Что ж ты раньше это мне не сказал —
Я бы дверь не открыл. Замолчи».
Плащ одел, лицо закрыл, посох взял
И исчез он в непроглядной ночи.
 

Ну кто придумал эти горы?

 
Ну кто придумал эти горы?
Тайгу такую насажал.
Кому-то дал желанье спорить,
Кому-то руку – провожать.
 
 
Зачем ты сделал расставанья,
Дал им в партнёры поезда
И невозможные желанья
Увидеть всё и жить всегда.
 
 
Вот чудаки, бросают люди
Дома, друзей и города.
Тревожат лес и горы будят,
И смотрят, как течет вода.
 
 
И я, проникшись этим свойством —
Вот занесло так занесло —
Воюю с комариным войском
Одним уменьем, не числом.
 
 
А вечерком, напившись чаю —
А чай, заметьте, не вода —
Лежу себе и представляю
Какая будет борода.
 
 
Ну кто придумал эти горы,
Закаты, черт их подери,
И этот дальний близкий город,
Что спать мешает до зари.