Текст книги "Песни"

Автор книги: Юрий Кукин

Ну куда бежать

 
Ну куда бежать от моей беды,
Сто дорог лежат – на всех мои следы.
Забирался в лес или в горы лез,
Замерзал в степи – она рядом спит.
 
 
И ни то чтоб мне всё наскучило,
Но изо всех цветов ищешь лучшего.
Изо всех дорог лишь по той иду,
Той, что виделась, когда был в бреду.
 
 
Ах как мало мы вместе стоили,
Да мы своей любви лишь историки.
От дождинок слёз листья тёмные,
А кто печаль принёс – и не припомню я.
 
 
Улетели вдаль, не заметил как,
Счастья лепестки семицветика.
Где искать теперь, на какой версте,
Открываю дверь, да года не те.
 
 
А в окно стучит ночка тёмная
И идут лучи лишь из комнаты.
Встал бы на дыбы, да устал мой конь
И костров горит далеко огонь.
 
 
За горами тучи и снова снег.
Может было б лучше летать во сне.
Смоет новой бурей мои следы
И не скрыться будет мне от беды.
 

Ну, поедем

Дочери Кате

 
Ну, поедем со мной, ну, поехали
В край забытого детского сна.
Белка ждёт с золотыми орехами,
Белоснежка глядит из окна.
Забредём в глушь лесную пахучую,
Забредём в предрассветный туман
И с дружком или просто с попутчиком
Будем петь про любовь и обман.
 
 
Где роса улыбается с листьев,
Солнцу свой распевая мотив,
Где стареют мужчины без писем
И подолгу молчат, получив.
Нервный гул городского движения,
Рёв турбин над его головой
Нам шмеля заменяет гудение
На машины стекле ветровом.
 
 
Горы головы в землю упрятали,
Обхватив их руками дорог,
Спины тёмные с белыми пятнами,
Как у тучных ленивых коров.
Не удержат нас за руки площади,
Не вернут нас вокзалы назад…
Только память ручонкою дочкиной
Осторожно погладит глаза.
 
 
Мы уйдём на зелёные просеки
По дорогам, заросшим травой,
Мы уйдём, вы напрасно нас просите;
Мы вернёмся, клянусь головой!
 

Июнь 1966

Ну что ты смеешься…

 
Ну что ты смеешься, а слезы в глазах?
Теперь не вернешься ты прежним назад…
Друзья отвернутся, изменит жена —
Беда никогда не приходит одна.
 
 
Соломинку счастья сломав пополам,
Разорван на части по разным домам,
На лыжах желаний несешься с горы,
А ночью стучат и стучат топоры.
 
 
А ты все смеешься – гроза не гроза —
Над тем, что себя ни за что наказал.
А наши, качаясь, уйдут корабли.
Никто им, прощаясь, не машет с земли.
 
 
От яркого солнца не видно ни зги,
От длинной дороги не слышны шаги.
Но ты понимаешь, что надо идти
И меньше смеяться, и меньше грустить.
 
 
Так что ж ты смеешься? Гроза – не гроза.
Зачем это все я тебе рассказал?
Мне горе – не горе, вина – не вина,
А просто беда не приходит одна.
 

Август-сентябрь 1965

Темиртау

Оборванная лыжня

 
Днем морозным, Петергофским парком
Шел я по накатанной лыжне.
Было мне и весело, и жарко,
И чуть-чуть тревожно было мне.
 
 
      Про себя я пел мотивчик вальса.
      Вдруг я замер. Дальше не могу.
      Чей-то след к дороге оборвался,
      Сломанная лыжа на снегу.
 
 
Ну, конечно, что могло случиться…
Два шага – все будет хорошо.
Но вот друг мой шел за Синей Птицей,
Шел сквозь снег, да так и не дошел.
 
 
Песню не допел, не сел на поезд,
Не доехал и не рассказал.
Словно неоконченная повесть —
След оборван, нет пути назад.
 
 
      И сейчас глаза закрою – вижу
      То, что болью тронуло меня:
      На снегу поломанная лыжа,
      К людям не дотянута лыжня.
 

Примерно 1972

Осенние письма

 
Потянуло, потянуло
Холодком осенних писем,
И в тайге гремящий выстрел
Ранил птицу и меня.
Думал, все во мне уснуло,
Не важны ни боль, ни смысл…
Защемило, затянуло
В печь осеннего огня.
 
 
Что же делать, что же делать?
Постучаться в ваши двери
И, как будто от убийцы,
От себя себя спасать?
Первым к вам войдет отчаянье,
Следом я – ваш Чарли Чаплин,
Жизнь, как тросточку, кручу я,
Сделав грустные глаза.
 
 
Невезенья, неурядиц
Стал замерзшим водопадом.
Мне тепла от вас не надо,
Не тревожьте водопад!
Только осень – листопадом,
Только ты – последним взглядом.
Я ж просил тебя: «Не надо», —
Всё вернули мне назад.
 
 
Уезжал в зеленый омут,
Убегал в волшебный город,
И прыжкам сквозь арки радуг
Сам себя тренировал.
Знал же, знал, что не поможет,
Приобрел ненужной ложью
Пустоту ночей бессонных
И восторженных похвал.
 
 
Потянуло, потянуло
Холодком осенних писем,
Желтых, красных, словно листья,
Устилающие путь.
И опять лицом в подушку —
Ждать, когда исчезнут мысли,
Что поделать? Надо, надо
Продержаться как-нибудь…
 

Конец сентября 1965

Темиртау

Осенняя композиция

 
А ночь надо мной распустила хвост —
Павлиний хвост небес.
Я – Мальчик-с-пальчик, я хворост принес,
Пустите меня к себе!
 
 
      Где много света и много людей,
      В камин связку лет и бед!
      Гарун Эль-Рашидом я был везде,
      Пустите меня к себе!
 
 
Я буду наряден, как Кот в сапогах,
Поймаю вам мышь на обед.
И кое-что смыслю я и в коньяках,
Пустите меня к себе!
 
 
      Вся в желтом и красном осень-маляр
      Раскрасила холст небес…
      А я продолжаю вас умолять:
      – Пустите меня к себе!
 
 
Я снова иду по земле людей,
Добрей стал, а кожа – грубей.
Я Рип ван Винкль, сто лет спал нигде —
Пустите меня к себе!
 
 
      Добрей и ненужней найди короля,
      Я этим обязан судьбе.
      Я глупый философ, я ослик Иа,
      Пустите меня к себе!
 

20–23 августа 1966

Каз

Остаётся

 
Ну убежишь, ну убежишь за горизонт,
А ведь уже не тот азарт.
Какой, скажи, какой, скажи тебе резон,
Когда не держат тормоза?
Когда другим глядеть в глаза,
Как раньше, просто нету сил, —
И от себя не убежать,
И остается только ждать
И жить как жил.
 
 
Вот так всегда, когда проходишь рубежи,
Где без расплаты чудеса.
И навсегда однажды выдумана жизнь,
А в самом деле – полчаса.
И остается только ждать
Под синью напряженных жил, —
И от себя не убежать,
И остается только ждать
И жить как жил.
 
 
И стук колес, и сердца стук?
Во мне – сливается в один.
И шелест книг, и синий свет витрин —
Все это позади,
Осенняя печаль и солнца свет?
На всей земле единственный пожар.
От ветра у травы,
Как где-то от любви,
Ресницы задрожат…
 
 
Я знаю: нет твоей вины,
Как нет конца пути,
Я знаю, что продолжить надо путь,
Хоть некуда уйти.
И остается убеждать себя,
Что нет причин для правды или лжи,
И от себя не убежать,
И остается только ждать
И жить как жил.
 
 
А за окном, а за окном летят года
По рельсам этих дней,
И только на губах слезиночка дождя
Вдруг стала солоней.
Как мне понять, как угадать и прикоснуться
К шепоту рассыпанных волос?
Но остается только ждать,
И жить, как жил,
И слушать стук колес.
 
 
Зачем же ждать, чего-то ждать,
Как новую беду,
И прятать грусть, и прятать грусть?
Она у всех, как прежде, на виду.
Мелькнет удача, мелькнет удача, та,
Которою ты так не дорожил.
И от себя не убежать,
И остается только ждать
И жить как жил.
 

Февраль-март 1973

Очень растревожила…

 
Очень растревожила
Нас тоска дорожная,
Хоть и осторожненько,
Но до невозможного.
 
 
      Мы идем по улице,
      Как идут по осыпи,
      Хоть и не волнуемся
      И не спим без просыпа.
 
 
Мы не стали старыми,
Стали осторожнее,
Даже на прохожих мы
Смотрим настороженно.
 
 
      На себя мы нацепили
      Черные костюмы,
      Ничего мы не забыли.
      Думы – мои думы.
 
 
Пусть спокойно в этом мире —
Мы не успокоимся.
Мир от полюса в квартире
До другого полюса.
 
 
      Мы дорогой открываем
      И глядим восторженно.
      Очень растревожила
      Нас тоска дорожная.
 

Палатка в облаках

 
Не помнил я, куда летел,
Не видел рядом спящих тел.
С пробитой вестью головой,
И безразлично, что живой,
И безразлично, что живой.
 
 
А подо мной белым-бела
Равнина облаков плыла,
И вижу сквозь нечеткость век:
По ней плетется человек,
По ней плетется человек.
 
 
И стало мне пустынно вдруг:
Ведь это мой погибший друг,
И холодочек по спине:
Вот он махнул рукою мне,
Вот он махнул рукою мне.
 
 
Нет, это сон всему виной,
И вновь все пусто подо мной,
И боль укутал мысли шелк:
Куда он шел, куда он шел,
К кому он шел, к кому он шел?
 
 
И где б ни сел мой самолет,
Меня в пустыне этой ждет
Мой друг, и ждет меня, пока
Моя палатка в облаках,
Моя палатка в облаках.
 

Июль 1980

Памирский блюз

 
Мертвенным светом луна заливает
Снежные склоны гор,
Лампа в палатке мигает, и тает
Тихий мужской разговор.
 
 
Кто-то читает, кто-то мечтает,
Я напеваю блюз.
И, по-кошачьи неслышно шагая,
К нам подбирается грусть.
 
 
Древние горы слушают ветер,
Он же стучится к нам.
В мире одни мы, и сигаретным
Дымом палатка полна.
 
 
В памяти лица знакомых всплывают,
Залов концертных огни.
Я потихоньку блюз напеваю
Про уходящие дни.
 
 
В этом подлунном и призрачном мире
Счастлив чуть-чуть, признаюсь,
И на далеком пустынном Памире
Я напеваю блюз.
 

1967

Памяти Ю. Визбора

 
Он ушел мимоходом, заглядевшись на небо,
Мимо елей и сосен, мимо белых берез.
С нами жизнью делясь, как добром или хлебом,
Ни рассказа, ни песни с собой не унес.
 
 
И печально склонили свои головы горы.
Дождь осенний упал вместо звезд на дома.
И затихли друзей у костров разговоры,
И озер зеркала занавесил туман.
 
 
Горнолыжник оставил следы поворотов:
Поворотов судьбы, поворотов любви.
Снежным Млечным путем проскочив сквозь ворота,
В бесконечность умчался, зови – не зови.
 
 
Я смотрю сквозь тебя, вижу синие реки,
Сквозь тебя, сквозь глаза – на пространство Земли,
Где кричат поезда, расставаясь навеки,
Где гудят корабли и летят журавли.
 

1984 – сентябрь 1994,

(первое исполнение в Московском Дворце съездов).

Париж

 
Ты что, мой друг, свистишь?
Мешает жить Париж?
Ты посмотри, вокруг тебя тайга.
Подбрось-ка дров в огонь,
Послушай, дорогой,
Он – там, а ты – у чёрта на рогах.
 
 
      Здесь, как на пляс Пигаль,
      Весельем надо лгать —
      Тоскою никого не убедишь…
      Монмартр у костра,
      Сегодня – как вчера,
      И перестань, не надо про Париж.
 
 
Немного подожди,
Потянутся дожди,
Отсюда никуда не улетишь.
Бистро здесь нет пока,
Чай – вместо коньяка…
И перестань, не надо про Париж.
 
 
      Закрыла горы мгла,
      Подумай о делах,
      И перестань, не надо про Париж,
      Ну перестань, не надо про Париж.
 

Август 1964

Пародия на А. Городницкого

 
Когда на сердце тяжесть и плохо в животе,
Спешите к Эрмитажу, пусть даже в темноте,
Где без питья и хлеба – тюремного пайка,
Атланты держат небо на каменных руках.
 
 
Держать его махину – не мёд и не шашлык,
Особенно кто хилый и с детства не привык.
А рядом бабы ходят, с друзьями водку пьют…
А им колени сводит – им смены не дают.
 
 
Стоят они, ребята – точёные тела,
Поставлены когда-то в чём мама родила.
И вдруг, на эти штуки ужастно разозлясь,
Они отпустят руки, и небо с неба – хрясь!
 
 
И даже над Канадой не будет синевы.
«Не надо, ох, не надо!» – так закричите Вы.
Надежда сохранится до той поры пока
Подержит Городницкий на собственных руках.
 

Пародия на Б. Полоскина

 
Распечатать бутыль легко,
Запечатать, не пить попробуй.
Я горбушку возьму тайком
И скормлю голубям дорогой.
 
 
А потом пусть ветра леденят
И пусть где-то рубаха промокла.
Стало истиной для меня,
Что чем шире, тем легче дорога.
 
 
Я напьюсь до голубой немоты,
Вы меня не возьмете на мушку.
Будет Колкер со мною на ты —
Поцелую в смешную макушку.
 

Пародия на Е. Клячкина

 
Я к тебе под одеялом прижмусь.
Отодвинешься, ну что – ж, ну и пусть.
Просто иначе никак не могу,
Даже спичка не горит на снегу.
 
 
Только что-то ты спиной да спиной,
Будто спишь совсем одна не со мной.
Я закрылся и на зад не гляжу
И как кожа под коленкой дрожу.
 
 
Я умен, но, а тебе невдомек,
Мой сверхассоциативный намек.
А будильник все звенит и звенит
Розовеет от намеков гранит.
 

Песенка о ногах

 
Ящички, мешочки, дальние дороги…
Нам бы сесть, отдохнуть – так устали ноги.
Помечтать, посидеть, поглядеть на небо,
Да нельзя – не успеть побывать, где не был.
Побывать, где не был…
 
 
На плечах – голова, за спиной – усталость,
Даже сердце – ногам все нести досталось…
Сколько пройдено тут этими шагами,
И «туда» понесут нас вперед ногами.
Нас вперед ногами…
 
 
Виноваты они в том, что жизнь в дороге,
Только сердце болит, сердце, а не ноги.
И, бывает, в пути по ночам не спится,
Значит, надо идти, надо торопиться.
Надо торопиться…
 
 
Надо торопиться…
 

Июль 1963

Темиртау

Песенка о памирском шофере

 
Ты играл прекрасно на гитаре,
Ты мне пел про синие глаза,
Сашка, Сашка, – как же это парень,
Что вдруг отказали тормоза?
 
 
      Нелегка памирская дорога,
      Тяжело все перевалы взять
      Не доехал Сашка до Хорога
      Улетел, не прилетит назад.
 
 
А недавно пел мне «Бригантину»
С затаенной в голосе тоской,
И дороги горной серпантины
Пролетал, крутя одной рукой.
 
 
      И с упорством муравья лесного,
      Встав с машины, весь сплошной металл,
      Медленно упорно понемногу
      Лез на поднебесный Ак-Бойдал.
 
 
      Сколько б не было с тобой аварий
      Из любых несчастий вылезал,
      Сашка, Сашка, – как же это парень,
      Что вдруг отказали тормоза?
 

Песенка позднего прохожего

 
Я возвратился, сбросил
С плеч ожиданья груз.
Я говорю: «Здравствуй, осень!»
Я говорю: «Здравствуй, грусть!»
Окна считаю взглядом,
Словно считаю дни.
Те, что проходят рядом,
Тоже совсем одни.
 
 
      Лишь тени прохожих на мостовой…
      Что же, что же будет с тобой?
 
 
Падают желтые листья,
Прячут мои следы.
Падают, словно мысли —
Как избежать беды.
Ветер смешает листья,
Люди их втопчут в грязь.
И что нет вечных истин,
Вспомнишь в который раз.
 
 
      Лишь тени прохожих на мостовой…
      Что же, что же будет с тобой?..
 

Начало октября 1966

Песня о двух встречах

 
Спросил: «Поёшь сегодня?»
Ответил: «Я не знаю».
Сказал: «Всё будет сделано».
Я пел и он пришел.
 
 
      А дальше я не помню —
      Я просто делал дело.
      Не то чтоб очень здорово,
      Но вообщем хорошо.
 
 
Потом трясло в машине
И ехали мы к озеру,
И было уважение,
И шутки, всё глазами.
 
 
      Внимание топографа —
      Вот это наша просека.
      Ещё одно движение —
      Рука, прыжок и в памяти.
 
 
Я понимаю озеро
Холодное, глубокое,
Я понимаю ветер,
Туманы и приливы.
 
 
      Но чтобы так не вовремя
      Ушел красивый, гордый…
      Нет, я не понимаю.
      Несправделиво.
 

Песня об отсутствующем друге

 
Соберутся друзья, а вот нет одного,
Почему не хватает мне только его?
И меня беспокоит все время одно —
Вроде, видел недавно, выходит – давно.
 
 
Может, просто его позабыли позвать,
Может, цепко больничная держит кровать,
Вдруг мешает кому-то он в этом кругу,
Только я без него не могу, не могу!
 
 
Вот откроется дверь, заскрипя, зазвеня,
И он скажет, войдя: «Извините меня»,
И пойму только я, что светлей оттого,
Что, действительно, все-таки ждали его!
 

Подарите в дорогу песню…

 
Подарите в дорогу песню,
Она будет моей Дульсинеей,
Я обманывать не умею,
Разве что – умерев, воскресну…
 
 
С ночью в бой я вступаю честный,
На копье нанижу закаты,
Я уйду, а пока, ребята,
Подарите в дорогу песню.
 
 
И не надо ни слов печальных,
Ни советов, ни даже ласки,
В сказку я ухожу из сказки,
Только вот – без конца и начала…
 
 
И не ждите теперь известий
Из сибирской моей Аризоны —
Я ваш остров, а вы – Робинзоны…
Подарите в дорогу песню…
 

Начало июля 1695

Темиртау

Подорожник

 
Пью за подорожник,
Он мне всех дороже,
Потому что лечит
Раны человечьи.
 
 
      Вдруг поранил ногу
      Иль разбили рожу —
      Сразу на подмогу
      Славный подорожник.
 
 
Лишь глубокой раны
Вылечить не может
Толстокожий странник,
Верный подорожник.
 
 
      Ранят лишь идущих
      Или непохожих.
      За того, кто нужен!
      Пью за подорожник.
 

Осень 1963

Пожалуйста, тихо, не надо шуметь…

 
Пожалуйста, тихо, не надо шуметь,
Зачем нам литавры, звенящая медь,
Зачем нам волненья и громкая речь?
Здоровье и нервы старайтесь беречь.
 
 
Всегда избегает грозящей беды
Лишь тот, кто молчит, в рот набравши воды.
Сказать только вовремя надо суметь:
«Пожалуйста, тихо, прошу не шуметь».
 
 
      Ах, как ночь, эта тихая ночь хороша,
      Ах, как тихо дождинки на листьях шуршат,
      И я счастлив, когда в этом мире одна
      «По ночному городу бредет тишина».
 
 
Люблю тишину и сказать не боюсь,
что я не кричу, за грудки не берусь,
Но в омуте тихом есть смысл, заметь,
Поэтому очень прошу не шуметь.
 
 
От лозунгов громких болит голова.
Мой голос не громче, чем в поле трава,
Долой фейерверки, не надо греметь,
Пожалуйста, тихо, прошу не шуметь.
 
 
      Как тиха эта нежная трель соловья,
      Как легка и бесшумна походка моя,
      И близка эта песня, что еле слышна:
      «По ночному городу бредет тишина».
 

1970

Поезд

 
А в тайге по утрам – туман,
Дым твоих сигарет.
Если хочешь сойти с ума,
Лучше способа нет.
Поезд, длинный смешной чудак,
Знак рисуя, твердит вопрос:
– Что же, что же не так, не так,
Что же не удалось?..
 
 
      А поезд, длинный смешной чудак,
      Изгибаясь, твердит вопрос:
      – Что же, что же не так, не так,
      Что же не удалось?..
 
 
Заблудилась моя печаль
Между пихт и берёз,
И не действует по ночам
Расстоянья наркоз.
Расставаясь, шептал: «Пустяк,
Ведь не видишь же ты насквозь!
Просто что-то не так, не так,
Что-то не удалось».
 
 
      А поезд, длинный смешной чудак,
      Рад стараться, твердит вопрос:
      – Что же, что же не так, не так,
      Что же не удалось?..
 
 
Ариэлем хотел лететь —
Ни любви, ни забот.
Или в горы, как Алитет,
Уходить каждый год.
Вбей в колено тоску, кулак,
Удержи от ненужных слёз.
Просто что-то не так, не так,
Что-то не удалось.
 
 
      Ах, поезд, длинный смешной чудак,
      Как замучил меня вопрос:
      Что же, что же не так, не так,
      Что же не удалось?..
 

12–17 июля 1965

Товарный поезд «Ленинград-Темиртау»

Поздно

 
Я перепутал звезды,
Правду и отраженье,
Море сломало весла,
И потерпел крушенье.
Вот и беда:
Только вода
И раздраженье.
 
 
«Душу мою спасите!»
Только никто не слышит.
Ночь и вода колышут,
Голос слабей и тише…
И никуда —
Только беда
Черною крышей.
 
 
Нет, лучше катить по рельсам,
Чем плыть безумным рейсом.
Плавно и осторожно,
Лишь на зеленый можно.
Но только поздно:
Море сломало
Весла.
 

1964 – февраль 1965

Пора

 
Пора, пора, сними ладонь с плеча,
Иду, пока хоть что-то впереди,
На синей детской ленточке печаль
Как амулет касается груди…
Дорога начинается с утра,
Трудней любить и легче уходить.
И ты права, и я, я тоже прав,
И каждый, каждый прав, когда один.
 
 
И мной тебе не стать, и мне тобой,
Разделены, уж так устроен мир…
Разделены собою – не судьбой,
Не далью и не стенами квартир.
А я уйду в зеленую страну,
Страну надежд и бесконечных грез
И жаркую лесную тишину
Я принесу тебе как Дед Мороз…
 
 
Смешной Гек Финн, мне б убежать, уплыть
Выдумывать, искать и находить,
Останься я – ну что же, может быть,
Ты мне б сама сказала «Уходи»…
Надежна одиночества праща,
Эй, Голиаф сомнений, выходи!..
На синей детской ленточке «Прощай»
Как амулет, касается груди.
 

Июль 1966

Каз

Потеря

 
Сегодня обнаружил ровно в восемь,
Что потерял единственный трояк.
Я произнес слова, что произносят,
Босой ногой споткнувшись ночью о рояль.
 
 
      А мимо люди шли и песни пели,
      И был неудержим людской поток.
      А я стоял, как холодильник на панели,
      Ненужен, абсолютно пуст и одинок.
 
 
За что, за что мне сразу все напасти?
Я погрозил пространству кулаком.
Луне я крикнул: «Это твое счастье,
Что я уже давно с тобой знаком!»
 
 
      Вот так всегда: сначала всё находишь,
      Ещё чуть-чуть покрутится Земля,
      И всё теряешь. И друзья уходят.
      Вчера – тебя. Сегодня – три рубля.
 

27 сентября 1966

Каз

Потерял я тебя, потерял…

 
Потерял я тебя, потерял,
Как теряют листву тополя…
И, в вечерней прохладе застыв,
Не сменяют печали посты.
 
 
      И апрельский растаявший снег,
      И движенья ребенка во сне,
      Хлопотливые сборы с утра —
      Как вчера это все, как вчера!
 
 
Потерял я тебя, потерял…
А в глазах силуэт корабля,
И рассерженный шепот дождя,
И твое неумение ждать.
 
 
      Колокольчик в траве и весна —
      Это девочка наша с тобой.
      Ах, какая вокруг тишина,
      И беды моей свод голубой…
 

26–27 мая 1968

Почему я опять вместе с солнцем встаю…

 
Почему я опять вместе с солнцем встаю?
Непонятное чувство – и легко и тревожно.
Как осенние птицы улетают на юг,
Я весной на восток – к моим рекам таежным.
 
 
Я друзьям позвоню, И услышу ответ:
«Самолет послезавтра, не опаздывай, старый!»
Все дела отменю, накуплю сигарет,
Свою сумку собрав, посижу над гитарой.
 
 
А потом самолет шар раскрутит земной,
А потом будут песни и ночной разговор.
И конечно, костер, и конечно же чай.
Ослепительный привкус звезд лесных у него.
 
 
Я палаточный полог поутру распахну.
Меня встретят тайги голубые туманы.
Оседлаю мечту, поскачу сквозь весну
Одиноким ковбоем в неизвестные страны.
 
 
Почему я опять вместе с солнцем встаю…
 

Пусть море зовет…

 
Пусть море зовет, давай, давай,
Пусть море качает права.
Мне берег твердит – не унывай,
А я и не унывал.
 
 
Пусть горы зовут меня, к нам, к нам,
Нас надо завоевать.
А я гляжу на них из окна
И мне на них наплевать.
 
 
А ветер мне дует в глаза, в глаза,
Пытается выбить слезу.
А я на фильм иду, на «Грозу»,
Иду, как идут на грозу.
 
 
А жизнь меня хлопает по плечу,
Живи говорит, не плачь.
А я и не плачу, я хохочу,
По-прежнему жду неудач…
 

Расставание

 
Было тихо тогда, тогда
Или ветер дул?
Я не помнил, куда, куда
И зачем иду…
Я не видел вокруг весну,
Надо мной издевалась вьюга,
Как волне не догнать волну,
Так и нам не понять друг друга…
 
 
А за окнами белый снег,
Помню вечера вкус и запах…
Я навстречу иду весне
Собачонкой на задних лапах,
Мне букеты чужих страстей
Каждый день подают на блюде.
Отвернулся – и нет людей,
Обернулся – и снова люди…
 
 
Я уйду от чужих забот,
Убегу от чужих пороков,
Разрешите по разу в год
Притворяться и мне пророком —
Я тогда вам судьбу предскажу —
Вы не верьте – не правда это,
А сейчас ухожу,
Сам к себе за советом…
 
 
Значит, снова покатится
Все к собачьим чертям,
И назад не попятиться —
Облегчения – грамм,
Это ж надо запутаться
Так, чтоб вновь не начать —
Может, просто закутаться
В воротник, и молчать?
 
 
Может далью таежною
Перекутать себя,
Может жить осторожнее —
Никого не любя?
Собачонкою куцею,
За печалью – печать…
Это ж надо запутаться
Так, чтоб вновь не начать…
 

Март – 25 апреля 1964