Текст книги "Слушай, тюрьма !"

Автор книги: Зоя Крахмальникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

Затея с "ускорением", "общечеловеческими ценностями" и прочими "горбачевскими новшествами" не могла осуществиться, ибо невозможно, как известно из Нового Завета, влить вино молодое "в мехи ветхие; а иначе прорываются мехи, и вино вытекает, и мехи пропадают, но вино молодое вливают в новые мехи,и сберегается то и другое" (Мф. 9, 17). Речь идет о новом мирочувствии, а значит, о новой жизни. Новое ни но – это новое духовное богатство, которое не может вместиться в ветхие формы.

И потому перестройку общества следовало начинать с изменения сознания, с перестройки сознания. С покаяния. Перестройка сознания и есть покаяние. Но ни Горбачев, ни его соратники, ни те, кому было предложено перестроить свою жизнь, не знали этих духовных реальностей бытия. Не знает большинство населения нашего Отечества этого и сегодня: духовное просвещение в России отсутствует уже в течение почти целого века.

Нет, нам не пристало винить Горбачева в том, что он не знал, что каждый житель подведом-ственного ему государства представляет из себя уникальный и неповторимый мир. Он думал, что бытие определяет сознание и что новая экономика, ускорение и гласность, образуя "социа-листический выбор", обеспечат исполнение его политической мечты. Она не состоялась не потому, что соратники экс-президента, так же как и он, не предвидели, что 19 августа 1991 года к Белому дому придут те, кто уже не верил в то, что бытие определяет сознание. Они больше не верили в перестройку, потому что привыкли к тому, что никому не нужны. Но так долго быть не может, и наступает момент, когда человек, где бы он ни оказался – на каторге или рядом со смертью у Белого дома – начинает вдруг понимать, что обладает неоценимым даром – образом Божиим, и носит в себе целый мир, который никому не удастся уничтожить.

Как случается это чудо пробуждения, как возникает это драгоценное самосознание, – мы не знаем. Но святые свидетельствуют о своем опыте познания Бога и сотворенного Им мира, свидетельствуют о том, что зло имеет предел. "Так как порок не простирается в беспредель-ность, но ограничен необходимыми пределами, – говорит св. Григорий Нисский, – по сему самому за пределами зла следует преемство добра". Комментируя эти строки св. Григория, русский богослов протоиерей Г.Флоровский утверждает, что св. Григорий говорит об исчерпы-вающей полноте грядущего восстановления, о том, что только для стремления к добру есть бесконечная среда, делающая возможным "бесконечное движение". "Эта 'бесконечность' есть свойство добра, – утверждает св. Григорий, – у него нет предела..."

Вероятно, поэтому св. Григорий Нисский уверен в том, что "свобода есть необходимое условие добродетели".

Да, так оно и есть. И только духовная свобода открывает возможность к различению добра и зла. И к отвержению зла. В этом, я думаю, и есть смысл нашей свободы. Если мы не распоря-димся ею, как того требуют от нас наша совесть, честь и разум, мы окажемся вновь в плену, еще худшем, потому что во вчерашнем плену мы родились, а завтрашний плен станет плодом нашей "великой депрессии", связанной с нашей "великой безответственностью" перед собой, перед Богом, перед нашими детьми.

Свобода отворила нам двери не только для духовного и нравственного самосознания, она открыла путь не только влиянию Света Истины, которого мы так долго опасались из-за того, что Истина была запрещена в "империи лжи", она открыла путь для беспощадного влияния тьмы на нас и наших правителей, она обнажила страшные и трагические для личности болезни духа: тяготение к преступности, созревшей там, в Стране Советов, жестокости, жажде уничтожения себе подобных, побуждения к войне всех со всеми, которая становится способом существования.

"В русском переживании истории, – пишет протоиерей Г.Флоровский (в книге "Пути русского богословия"), – выпадает категория ответственности. И это при всей исторической чувствительности, восприимчивости, наблюдательности... В истории русской мысли с особенной резкостью сказывается эта безответственность народного духа. И в ней завязка русской трагедии культуры... Это христианская трагедия, не эллинская античная. Трагедия вольного греха, трагедия ослепшей свободы – не трагедия ослепшего рока или мистической неверности и непостоянства. Это трагедия духовного рабства и одержимости... Потому разряжается она в страшном и неистовом приступе красного безумства, богоборчества, богоотступничества и отпадения... Потому и вырваться из этого преисподнего смерча страстей можно только в покаянном бдении, в возвращении, собирании и трезвении души... Путь исхода лежит не через культуру и общественность, но через аскезу, через 'внутреннюю пустыню' возвращающегося духа..."

Возвращение духа возможно только после отрезвления от тьмы и лжи. И обращения к духовным и нравственным началам бытия.

Через просвещение Светом Истины.

Под силу ли сегодня нам эта задача? После пережитого "красного безумства, богоборчества, богоотступничества и отпадения..."?

Революция и все, что совершалось в России, чтобы превратить ее в СССР, способствовали возвращению языческого сознания. Был создан новый "религиозный сплав", сплав политики и религии, почти неуловимое сходство двух идеологий: политической и религиозной. Культ вождей, партии и созданных ею институтов, культ "чекизма", отличников и пограничников, героев труда, стахановцев и многое другое интенсивно способствовали ренессансу язычества как советской религии, установившей надолго свои "религиозные ценности".

Русская история характерна, как было сказано священником Г.Флоровским, "безответствен-ностью русского духа", но безответственность есть зло, а значит, имеет свой предел, и за ним, как мы знаем, следует "преемство добра". И потому во всех анализах вчерашнего и завтрашнего нашего бытия мы должны прежде всего учитывать бытие Бога, не только сотворившего этот мир, но и присутствующего в каждом миге нашей истории.

В статье "Русскому народу необходимо духовное обновление" И.А.Ильин писал: "Мало отвергнуть мерзость коммунизма и удручающую, разлагающе-разорительную глупость социализма: надо обосновать и утвердить частную собственность... Мало вскрыть и доказать тот всенародный самообман, который обычно осуществляется в демократии: надо найти тот здравый исход, который не грозил бы государству ни тиранией, ни тоталитарным строем, ни разложением, идущим от "партийной демократии"... И пусть не говорят нам, что наши предло-жения фантастичны, утопичны или неосуществимы! Пусть сами ищут, находят и предлагают свое, не "свое", скомпрометированное и губительное, а свое – новое, творческое, жизненно верное. Конечно, легче всего настаивать на провалившейся выдумке: и думать не надо, и творчества не требуется; остается только твердить свое... или просто пачкать противника и... валиться в пропасть. Но мы не желаем и не смеем этого: перед нами великая Россия, ее погибель или возрождение.

Итак, что же мы предлагаем и что мы будем пожизненно отстаивать?

Прежде всего мы не верим и не поверим ни в какую "внешнюю реформу", которая могла бы спасти нас сама по себе, независимо от внутреннего, душевно-духовного изменения человека. Нет такой "избирательной системы", нет такого государственного устройства, нет такого церковного строя, нет такого школьного порядка, которые обещали бы человечеству, в частности в особенности России, обновление и возрождение, независимо от того, что будет созерцать его воображение и каков будет внутренний уклад его мысли и настроений и каковы будут дела его жизни...

Невозможно, чтобы дрянные люди со злою волею обновили и усовершенствовали общест-венную жизнь. Жадный пустит в ход все средства; продажный все продаст; человек, в коем Бога нет, превратит всю жизнь в тайное и явное преступление. Внешнее само по себе не обеспечивает человеку ни духовности, ни духовного спасения; никакой государственный строй не сообщит человеку ни любви, ни доброты, ни чувства ответственности, ни честности, ни благородства. Истинное обновление идет не от внешнего внутрь, не от формы к содержанию, не от видимости к существу, а обратно. И странно, даже страшно доказывать это через 2000 лет после Рождества Христова; страшно потому, что люди, по-видимому, прошли мимо Христианства; страшно потому, что мы не видим, чем и как восстановить и утвердить непринятое откровение.

Все великое и священное идет изнутри – от сердечного созерцания; из глубины – от постигающей и приемлющей любви; из таинственной духовности инстинкта; от воспламенив-шейся воли; от узревшего разума; от очистившегося воображения. Если внутри смутно, нечисто, злобно, жадно, скверно, то не поможет никакая внешняя форма, никакой запрет, никакая угроза, никакое "избирательное право", особенно всеобщее, равное и прямое".

Эти строки писались в эмиграции. Там, в чужих странах, отделенных от России "железным занавесом", никому не нужно было все то, что писали русские философы, мыслители, богосло-вы, писатели и поэты, ожидающие чуда спасения России. Они писали для нас, надеясь, что придет время, и мы, может быть, услышим и внемлем их советам.

Им, конечно же, трудно было себе представить, так же как узникам ГУЛАГа, что, когда падет коммунистическая власть, буквально через год возникнет сначала коммунистическая, затем красно-коричневая оппозиция слабой, неумелой российской демократии, ставшей уязвимой с самого ее рождения именно потому, что ее ряды тут же "наперегонки" начали заполняться вчерашними коммунистами. Демократия в том виде, в каком она создавалась и формировалась, оказалась обреченной. Организаторы и "прорабы" демократии, сразу же возникшей после тоталитаризма, не знали, какой должна быть российская демократия, не знали, потому что у них не было для этой новой демократии ни концепции политической и социальной, ни концепции правовой и этической. А прежде всего потому, что демократия является не только политическим режимом и новым типом взаимоотношений между властью и народом, избирающим власть для себя.

Демократия рождена христианской цивилизацией, она "дитя" христианства, провозгласив-шего непревзойденную ценность человеческой личности, ее Божественной свободы, направленной к свершению добра, чести и справедливости.

Можно ли было в семидесятипятилетнем богоборческом режиме найти ту самую брешь, в которую вольется пусть малая струя иной культуры, иного отношения к человеку, душа которого, по словам Христа, стоит целого мира? Сколько нужно лет и какому количеству людей следует поставить перед собой задачу и выполнить ее – задачу просветить светом христианства темную и забитую массу рабов КПСС, вчерашних бюрократов и казнокрадов, вертухаев, стука-чей и вождей разного калибра, вышедших из "шинели Дзержинского", чтобы они захотели поверить в реальность иного бытия?

На этот вопрос отвечает история человечества. История христианства.

Их было сначала всего двенадцать. Двенадцать апостолов, из которых один оказался предателем. А у креста Господня стояли только двое: Богородица и Апостол Иоанн Богослов. На пятидесятый день после Воскресения Спасителя их было куда больше. Собравшись в Сионской горнице, они ожидали обещанного Христом: создания Духом Святым Церкви. Дальнейшая история первого, второго и последующих поколений христиан была кровавой, это была история гонений, обещанных Христом. И история побед над гонителями.

Если бы столь малая горстка этой драгоценной "соли земли" не победила целую рать прокураторов, распинателей, мучителей и убийц, конечно, И.А.Ильин никогда не решился бы писать в 50-х годах нашего столетия строки, обращенные к плененной России.

Не исключено, что завтра или послезавтра мы снова попадем под башмак новых правителей России, и кем бы они себя ни объявили, они не услышат никакого смысла в словах И.А.Ильина, процитированных мною. У каждого из них будет своя программа спасения России. Наши судьбы в этих программах учтены не будут, как не были учтены они и в тех программах, которые породила "перестройка".

Но ни одна из будущих и нынешних программ не будет осуществлена в России без того, что называет Ильин "истинным обновлением", ни одна из них не будет иметь "здравый исход", который не грозил бы государству ни тиранией, ни тоталитарным строем.

Судьба России отныне зависит от каждого из нас и от нашего выбора, она зависит от поисков и осуществления той демократии, которая будет органически связана с восстанов-лением духовного нравственного состояния России. А коль скоро речь идет о демократии, пока только обретающей первые штрихи, значит, речь должна идти и о сочетании политических, общественных, социальных ее аспектов с аспектами нравственного, этического и духовного развития личности. Без синтеза этих аспектов, необходимых для выздоровления народов, населяющих Россию, никакая демократия невозможна. Мы убедились в этом сегодня. А завтрашний день, если мы не станем искать спасительных для России путей, еще отчетливей, еще явственней обнажит наше поражение.

В одной из последних глав "Деяний святых Апостолов" в Новом Завете повествуется о том, как Апостол Павел вместе с другими узниками должен был быть под охраной отправлен на корабле в Италию. Павла везли на суд к кесарю. Апостол сам потребовал суда.

Плавание выдалось длительным, и наступил момент, когда корабль стал терпеть бедствие, а все, находившиеся на нем, оказались под угрозой гибели. И вот было принято решение выбросить в море весь находящийся на корабле груз. Выбрасывали все, даже пшеницу, хотя пассажиры ничего не ели уже несколько дней. Наконец даже спасательные лодки спустили в море, но без пассажиров. Между тем корабль и все спутники Апостола были спасены.

Эта история поучительна не столько проявлением мужества Апостола, его верой, сближающей его с Богом, сколько той духовной мудростью, которая и является результатом верности.

Когда корабль терпит бедствие, его надо разгрузить, нужно выбросить вон все, без чего, казалось бы, дальнейшее существование невозможно, положившись только на Бога...

И не исключено, что те, кто решится "спасти корабль" и начнет создавать новые формы общественного устройства, новые структуры, целью которых станет демократическое развитие России, основанное на христианском гуманизме и на принципах нравственного, этического и духовного возрождения личности и общества, должны будут, обдумывая свои проекты и программы, сколько бы времени на исполнение их ни понадобилось, помнить, что прежде всего им придется "разгрузить" корабль. Не оставляя на нем ничего, что грозит гибелью. Не лукавя, не оглядываясь на тех, кто обвинит спасающих корабль во всех смертных грехах, они прежде всего должны будут безжалостно расстаться с ложью и масками, как с самыми "живучими" и прочны-ми среди "рифов", меж которыми будет дрейфовать корабль, пытаясь найти пристань. Придется безжалостно выбрасывать за борт и "спасительные компромиссы", и убеждения, что политика не может быть "чистым", а только "грязным" делом, что этика и политика несовместимы и что "ради пользы дела" можно зарезать кого угодно и не защитить слабого. Все это – лишь малый перечень того, от чего должна отречься нравственная культура подлинной демократии, воздви-гаемой на краеугольных принципах общечеловеческих ценностей, которыми до скончания века и будут измеряться правда и ложь.

Ложь останется ложью, в какие бы одежды ее ни рядили. Истина же не имеет своего предела, важно только захотеть приобщиться к ее бесконечным благам. Тогда-то и появится надежда на новое историческое творчество, целью которого станут поиски "здравого исхода" из рабства у тьмы.

Будет ли в этом участвовать Московская Патриархия? Вряд ли. Являясь крайне политизи-рованной общественной организацией, она все чаще и настойчивей уверяет общество, что не намерена оказывать влияния на политическую и общественную жизнь России.

"ВАШ МОНАСТЫРЬ – РОССИЯ"

Эту строку из Н. Гоголя ("Выбранные места из переписки с друзьями") я поставила эпиграфом к моему роману-притче "Безумный старик". Он был напечатан в журнале "Нева" (С.-Петербург, 1993 г.). Прошло свыше десяти лет после его написания. Героиня романа, Клавдия, принадлежащая к кругу советской знати, неудавшаяся певица и жена знаменитого режиссера, после катастрофы, в которой гибнет ее дочь, бежит из мира. Но не может окончательно порвать с ним и пытается спасти тех, с кем когда-то свела ее судьба. Она должна, по ее мысли, привести их к Богу.

Христианство было дано Клавдии не только как спасительная вера в воскресение души погибшей дочери, но и как жажда искупления и уверенность в своей вине перед теми, кого она хочет вернуть Богу. Она уверена, что должна начать борьбу за человечество, утратившее всякую надежду, так же как центральный герой романа "Безумный старик", бывший некогда ее мужем, а теперь оказавшийся в сумасшедшем доме.

Роман был написан за несколько месяцев, близился арест, мысль об искуплении, о покаянии, об утратившем Бога человечестве не оставляла меня, мне важно было найти форму, в которую можно было бы "вложить" описание мытарств человеческой души на грани двух миров: этого, видимого, и того, "другого". И еще: высказать боль о плененной дьяволом России, ставшей монастырем для тех, кто не мог дышать ложью и страшился насилия.

Роман был за границей, и поэтому его не забрали на обыске.

...Мы вернулись из ссылки в июле 1987 года. В разгар горбачевской перестройки. У каждого из нас началась своя отдельная жизнь, нас больше не связывала ссылка.

Мы были не венчаны, наш духовный брак, длившийся многие годы, стал фикцией, наступила пора расторгнуть и формальный брак.

Я заметила, что у моих близких – детей и друзей, которых я в своем сознании соединяла в нашу общую домашнюю Церковь и страх за которых доставил мне страшные муки в тюрьме и ссылке, – ослабела вера, а может быть, лишь на время "застыла" от забот и трудностей бытия. Ни я, ни моя жизнь и работа их больше не интересовали, их вполне устраивала обрядность формального христианства. Истинное христианство катастрофически "исчезало" из России и из нашей семьи... "Привыкнув к неподлинности в обращении, пишет И.А.Ильин в книге "Аксиомы религиозного опыта", – примирившись с 'полуправдой' и неправдой, предаваясь множеству разнообразных интересов, люди плетут – то сознательно, то полусознательно – жизненную сеть лжи и обмана...

Замечательно, что именно обывательское полупредательство и повседневная полуправда создают ту атмосферу, в которой утверждается и торжествует циничная ложь; "полуложь" является как бы тем "навозом", на котором растет и вырастает ядовитое растение дьявола. И нет сомнений, что наша эпоха доказала это с полной очевидностью".

"Я ненавижу ложь", – говорил герой арестованного вместе со мной и погибшего в печах КГБ романа "Побег". "Я ненавижу ложь, – говорил Калмыков, – я буду бежать от нее до тех пор, пока не упаду замертво".

Возможно, мой герой был еще не готов к побегу и не смог бы стать новым Дон Кихотом. Как бы то ни было, его жизнь в романе прервалась на том самом месте, когда он решился совершить побег. К Богу. Возможно, и я, подобно Калмыкову, уже давно замышляла побег. Но прежде чем тронуться в путь, я должна была разобраться, права ли я была, размышляя в "Письмах из ссылки" об "исчезнувшем христианстве". Поэтому я отказалась от мысли восстановить украденную КГБ рукопись романа и продолжить ее.

Я должна была понять, было ли "исчезновение христианства" моим тюремным кошмаром, предположением незрелого ума, ужасом безнадежности или мысль, возникшая на допросах и проверенная в камере, после тщательного анализа документов, предъявленных мне, а затем подтвержденная в ссылке многими фактами, была неопровержима.

Я помню очень хорошо тот самый допрос, на котором мне стало ясно, что мои пастыри, те, кому я доверяла как служителям Христа, и мои гонители: следователь, а впоследствии прокурор и судьи – оказались единомышленниками. Они были заодно. Не только против мучеников, убиенных за Христа, они были против тех, кто напоминал о них. Таковые числились врагами. Врагами госбезопасности и деятелей Московской Патриархии. Но речь шла не об отдельных мучениках, подвиг которых надо было доказать начальству Московской Патриархии. Речь шла о мученической Церкви, о той ее части, которая не покорилась сатанинской власти и не пошла в услужение к безбожникам. Это значило, что речь шла о духовной катастрофе России, о ее религиозной трагедии, о необходимости немедленного покаяния в грехе измены.

Эта боль, эта мука, начавшаяся в тюрьме, требовала исцеления. Без него не только я, но каждый из моих соотечественников, моих детей, внуков, друзей и единоверцев не мог вернуться из советского плена и стать духовно свободным.

Без этого мы оставались в плену у "отца лжи", у сатаны.

Боль могла быть исцелена только Богом и только после покаяния. Пастыри Церкви должны были открыть церковному народу и обществу, что они называли "спасением Церкви". Они не должны были молчать о грехе измены. Но этого не случилось. Покаяние оказалось невозмож-ным... Из-за страха потерять кафедры, сан, почет у прихожан и у мирских властей, которые начали заигрывать с Церковью, демонстрируя свою особую склонность к православию.

Вчерашние коммунисты, воинствующие безбожники, гонители отеческой веры, чекисты и комсомольцы, презиравшие еще недавно "разрешенных" попов, потянулись к своим вчерашним рабам за благословением. Зачем же каяться? Да и в чем?.. В том, что мы ложью, прислужничест-вом сатанинской власти "спасали" Церковь? В том, что признали легитимной власть, уничтожа-ющую миллионы, и поклонялись партийным вождям, объявляя их кумирами народа?

Покаяние – это дверь в другой мир, в мир Света и любви.

Это возвращение блудного сына.

Но никто из блудных сыновей, облаченных в нарядные одежды и митры, украшенные драгоценными камнями, не собирался приносить покаяние в своем падении, почитая его за подвиг. "Почему Россия – христианская Россия забыла о покаянии? – вопрошал Георгий Федотов в статье "О национальном покаянии". – Я говорю о покаянии национальном, конечно. Было ли когда-нибудь христианское поколение, христианский народ, который пред лицом исторических катастроф не видел в них карающей руки, не сводил бы счеты со своей совестью?.. В православной России не нашлось пророческого обличающего голоса, который показал бы нашу вину в нашей гибели".

Перестройка застала врасплох Московскую Патриархию, она уже привыкла к тоталитаризму, прекрасно уживаясь с ним.

Это была гигантская схватка: сатана боролся с Богом за Россию. Борьба была невидимой, но жестокой. В нее так или иначе были вовлечены вся иерархия, священство и многие из прихожан Русской Православной Церкви, находившейся под эгидой Московской Патриархии. Борьба была молчаливой никто не хотел терять свое "место под солнцем"...

Но этого было недостаточно – надо было предстать победителями и подготовиться к своему триумфу. Это был не первый бой за православие в России в XX веке. Первый был в 20-50-е годы, когда коммунисты и чекисты уничтожали цвет православия. Тогда-то священномуче-ник епископ Дамаскин Глуховский-Нежинский написал, что над Русской Церковью совершается Суд Божий. Наверное, он был прав, потому что Бог не поставил ни одного епископа сергианской Церкви, который нашел бы в себе силы признать "сергианство" изменой христианству. Священ-ники же послушно посматривали и доныне посматривают на то, как ведут себя "владыки"-епископы.

Но "владыки" были невозмутимы даже тогда, когда в чекистских архивах нашли докумен-ты, свидетельствующие об их агентурной работе в КГБ. "Они спасали Церковь", – уверяют нас и поныне те, кто возлюбил "церковный комфорт"...

Борьба была безмолвной, я уверена, что многие священнослужители не раз порывались отвергнуться от лжи "сергианства", но у них были связаны руки, и спазмы сдавили им горло. Ни один из тех, кто знал правду о том, как православие было заменено другой религией по велению партии, не промолвил ни слова.

Да, так оно и случилось: христианство, как "дух, истина и жизнь", по слову святителя Тихона Задонского, пророчествовавшего об этом еще в XVIII веке, исчезло из России. Предсказывали это и другие русские святые. Думалось ли им, что в православной России наступят времена, когда пастыри Церкви станут сотрудничать с ее врагами? А когда большевизм потерпит поражение, они, испытывая ностальгию по тоталитаризму, станут проповедовать антисемитизм, ненависть к инородцам и благословлять тех, кто объявит фашизм и нацизм "православием Державы"...

"Неужели, – спрашивал в одном из писем, отправленном из Туруханска, погибший в сталинских лагерях священномученик епископ Дамаскин, – неужели гаснет Солнце христианства?"

...Но даже тогда, когда террор становился невыносимым, взрывая все хрупкие связи между исповедниками истины, епископ Дамаскин отыскивал еще одну дорогу к Граду Божьему. Он писал своим духовным детям о том, что, возможно, наступило время, когда Господь не хочет, чтобы между Ним и верующими стояла Церковь как посредник. И у каждого человека теперь остается надежда стать непосредственно перед Господом и отвечать Ему за себя самого, как это было "при праотцах". Не исключено, что епископ-мученик видел мир так же, как видел его Ной перед потопом. Значит, пришла пора строить ковчег...

Он станет твоим монастырем. И ты начнешь возводить его стены в своем сердце.

Пророчество епископа Дамаскина впрямую относится к судьбам той России, в которой он жил и умирал. Относится оно и к нам, к нашему времени, а возможно, и к временам, которые наступят после нас. У Бога тысяча лет – как один день, и один день – как тысяча лет...

Когда и как Он повелит на камне исповедания восстановить воинствующую против лжи и подмен Церковь, нам не дано знать. Но именно это восстановление будет означать, что Господь вывел нас из плена, как некогда вывел Израиль из Египта, и что Фараон и его колесницы оказались навечно погребенными в водах возмездия.

Как и когда это будет?

Декабрь. 1994

ВМЕСТО ЭПИЛОГА.

ДУХОВНАЯ ПУСТЫНЯ

ЗАЧЕМ АСАХАРА ПОЖАЛОВАЛ В РОССИЮ?

На этот вопрос пока трудно получить ответ. Между тем пришла пора его поставить. Кто-то из российских мыслителей прошлого века заметил, что в России важно поставить вопрос, ответ на него непременно будет получен в свое время.

Итак, японско-российский религиозный детектив с отравлениями, убийствами в Японии, с подкупами крупных правительственных чиновников в России. Типично русская история времен "демократизации" всего!

Доллары из карманов "щедрого бога" – Асахара объявил себя в своей книге Христом – перекочевывают в карманы российских "джентльменов удачи". Информация о связях "бога", основавшего секту "буддистов" под названием "АУМ синрикё", как из рога изобилия, сыплется со страниц японских газет и журналов, черпающих свои открытия о "японско-российской дружбе", основанной Асахарой, в показаниях арестованных "послушников" и соратников вождя секты.

После газовой атаки в токийском метро и последовавших затем газовых атак в Иокагаме были арестованы 110 "послушников" и сторонников религии Асахары, а в штаб-квартирах и на складах секты было найдено огромное количество отравляющих веществ, приготовленных для "пробных апокалипсисов" (конца света). И сразу же в Японии заговорили о таинственных связях "АУМ синрикё" с российскими высокопоставленными чиновниками.

Кто только не упоминается в репортажах о следствии по делу "АУМ синрикё"?! Здесь и Руцкой, и Хасбулатов, и академик Басов ("отец" лазерной техники, как назвал его в "Известиях" Сергей Агафонов, автор корреспонденции из Токио, озаглавленной "Японская печать расширяет списки российских друзей "АУМ синрикё""). Не только бывшие Руцкой, Хасбулатов, среди покровителей Асахары оказался и нынешний министр обороны Павел Грачев, санкционировав-ший покупку Асахарой военно-транспортного вертолета. Министр обороны был растроган подарком Асахары, пожертвовавшего военному госпиталю установки для переливания крови.

"Опасные связи" Асахары оказались достаточно обширными и неожиданными. Здесь и министр атомной энергетики Виктор Михайлов, а также ветераны знаменитой чекистской "Альфы", вместе с другими частями спецназа взявшиеся помогать военной подготовке "послуш-ников" секты, совершенствующихся в стрельбе, подрывном деле и прочих "религиозных премудростях". Военное мастерство советских спецназовцев пригодилось для "буддистов", которым понадобилась специальная охранная структура "АУМ протект", где были задействова-ны, как выясняется в ходе следствия, и бывшие начальники из КГБ. Словом, японская "малина" на русской почве охранялась самыми что ни на есть специалистами по религии.

Не оказались лишними на этом пиру и Московская Патриархия и ее высшие иерархи, столь рьяно добивающиеся внесения в закон о свободе совести запрета на действие в России "тотали-тарных сект". Однако доллары совершают чудеса, особенно если они рассованы по карманам "бога". Вот и митрополит Питирим не побрезговал "новым христом" и даже сфотографировался с ним. То ли общая фотография была оценена Асахарой в 80 тысяч долларов, полученных, как утверждает японская печать, "русской Патриархией", то ли Асахара облагодетельствовал Московскую Патриархию, подарив ей доллары на бумагу. Увы, речь, видно, идет не о благодея-нии, иначе митрополит Питирим, как и его собратья, не отрицал бы факта получения "из рук в руки" столь "скромной" суммы. Впрочем, Питирим вот уже несколько лет отрекается от своей агентурной клички Аббат, под которой он выполнял задания КГБ в годы так называемого "застоя".

Но самым главным патроном Асахары оказался Олег Иванович Лобов, нынешний секретарь Совета безопасности при Президенте России. Собственно, с него и началась череда удач Асахары в России. Именно Олег Иванович способствовал освоению Асахарой российской "религиозной пустыни". Пять миллионов долларов было отпущено вождем "АУМ синрикё" на презентацию Российско-японского университета, созданного благодаря активной поддержке Лобова.

Эти перечисленные мной факты "долларовой дружбы" могут показаться пустяками на фоне все растущей криминализации России. Подумаешь, взятки! Кто их только не берет! Говорят, и Сергей Станкевич, "православный патриот" и государственник, поклонник митрополита Питирима и других иерархов Московской Патриархии, тоже не постеснялся положить в свой карман неположенное. Слаб человек, но мы не судьи, мы всего лишь свидетели...

Свидетели, оказавшиеся неожиданно в самой свободной стране в мире, куда, конечно же, совсем не случайно пожаловал "новоявленный христос" Асахара. Его богатство позволило ему получить достоверные сведения о том, чем и как живут в самой свободной стране мира. Узнать не только о том, кому и сколько надо дать для того, чтобы получить желаемое, но и понять особенности нынешней российской ситуации.