Текст книги "Хобо"
Автор книги: Зоран Чирич
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Отдав команды ровным металлическим голосом, он повернулся ко мне спиной и шагнул из кабины.
«Барон», окликнул его я, «ты кое-что забыл».
Он остановился поправить прическу. «Что? Спросить тебя, умеешь ли ты водить машину?»
«Ты забыл дать мне пистолет». Разумеется, он знал, о каком пистолете я говорю.
«Ты сделаешь это без пистолета», обернулся он. Угольно-черные глаза сузились. Два маленьких, уродливых солнца. «Я не хочу, чтобы по дороге в «Фан Хаус» с Титусом приключилось какое-нибудь несчастье». Это означало – прибереги его для меня. А еще означало: тестирование новичка. Да, мы оба принимали это во внимание. «Не забывай, он мой человек», его рот растянулся в отеческой улыбке, «в той же степени, как и ты».
Разговор был закончен.
Фанк подкашивал колени, выманивал на площадку для танцев чокнутых недоносков того и другого пола, хотя в бесформенно-вибрирующей толпе большинство составляли именно бесполые. Невозможно было заметить никакой разницы, они перемещались из угла в угол, от сепаре до сепаре, от зеркала к зеркалу, от одного знакомого возле стойки до другого, как зеленые мухи над выгребной ямой. Мне на это было плевать, бас и стробо были на моей стороне. Титус контролировал ситуацию, прогуливался туда-сюда в своем стандартном «гостеприимном» настроении, то погружаясь в волны толпы на подиуме, то замирая как статуя рядом со стойкой в ожидании того, что к нему обратятся. Чем больше вечер превращался в ночь, тем меньше становилось посетителей, вялые и выжатые, они тянулись наружу как тонкие струйки дыма. Спид и стонд[22] способствовали окончанию развлечений. Правда, для кого как. Титус пустился в более чем откровенный разговор с одной из оставшихся шлюх. Где-то этой ночью проходила вечеринка, и персонал торопливо прибирался в опустевшем клубе. Нужно было собрать бутылки и окурки, помыть стаканы и пепельницы, пересчитать и записать выручку и реализованную выпивку, по видам. Пока подметальщики и подтиральщики убирали грязь и наводили блеск на все то, что загадили гламурные посетители, я обдумывал, а не проделать ли мне это прямо при них. Пожалуй, выбора у меня не было. Я предполагал, что Титус вооружен, мне уже приходилось видеть как он, выебываясь, кичится своим «глоком». Значит, мне нужно приклеиться к нему, чтобы он не успел вытащить своего любимца. Я подойду к нему как ни в чем не бывало, без всяких ужимок попрошу уделить мне секунду внимания, отведу в сторону, как можно ближе к выходу и тут шепну то, что просил передать ему Барон. Так я и сделал.
Прозрачно-серые глаза тупо уставились на меня, он не въезжал, какого хера я тут несу. Но я не дал ему времени придти в себя. Мой аргумент опередил его ненависть. Я не знал, где он держит свой пистолет, чтобы узнать, пришлось свалить его с ног. Я запихнул кулак ему в глотку, до самого желудка. Я молотил его как сумасшедший. Я молотил его так, как будто оттягивался в первый раз. Я молотил его и молотил, бешеный от того, что мне приходится доказывать всей этой сволочи свою цену. Они, онемев, застыли и только пялились. Всем было понятно, что за этим шоу стоит Барон. Титус даже не успел выругаться, он рухнул и теперь целовал только что помытый пол. Он извивался и отпыхивался словно дуя на одуванчик. Его расквашенный нос расцвел, кровь заливала рот, текла по подбородку и шее, желтая футболка «Гэс» намокла. Одной рукой я обыскивал его, другой сжимал его горло. «Глока» не было. В тот вечер он его не взял. Твою мать, он действительно был ненадежным человеком.
Его шея была мокрой от крови и пота, мои пальцы скользили, и я сжимал его все сильнее и сильнее, вены у меня на руках вздулись и позеленели. Я стоял коленями на широкой выпуклой груди Титуса, чувствуя, как колотится его сердце. Его руки и ноги стали вялыми, но по-прежнему подергивались. Я должен был следить, чтобы ни одна часть его тела не оказалась вне моего контроля. Я нервничал из-за того, что не дал ему возможности ответить мне. Поэтому заставил себя улыбнуться – неуместное веселье может деморализовать.
«Титус, веди себя хорошо. Сейчас я думаю о тебе. Ясно?». Он хрипел, стараясь вздохнуть. Ему ничего не было ясно. «Давай, поднимайся. Барон будет недоволен, если мы опоздаем». Титус страдал, но ужас еще не успел проникнуть в его мозг. Тем лучше для него. Он приподнялся, ощупывая нос, зубы, ребра. Для Барона осталось еще достаточно. «Шагай», я подтолкнул его к выходу. «Часовой у ворот» едва держался на ногах. «Пусти меня хотя бы умыться», взвыл он. «Платок у тебя есть?», спросил я с гадливостью. «Нету», пробормотал он сломленным, потрясенным голосом. «Дайте ему что-нибудь вытереться», крикнул я рептилиям, которые в неоновом свете ползали как ящерицы. Ему бросили полотенце, которым вытирали руки и стаканы. «Пошел», приказал я, «на улице приведешь себя в порядок». Когда мы вышли, он обратился ко мне по имени. Я дал ему в зубы. И прошипел: «Молчать». Зеленая «вектра» блестела в свете луны. «Садись и езжай прямо в «Фан Хаус». Попробуешь сделать глупость – Титусу конец». Он был раздавлен настолько, что даже не думал сопротивляться. Я засомневался, в состоянии ли он держать руль. Но это была его проблема, а не моя. Я впихнул его в машину, а сам быстро уселся на заднее сидение. Прежде, чем он успел завести, я схватил его за шею. «Правую руку с ручки передач не снимать!». Я ослабил хватку, и мы тронулись. Это была неспешная ночная поездка без музыкального радиосопровождения.
«Фан Хаус» находился на краю города, в асфальтированной части квартала Бурлан. Снаружи он походил на брошенный ангар, в котором складируют мусор, не подлежащий отправке на свалку. Внешний вид соответствовал слухам. Вокруг стояли лачуги, огражденные деревянными изгородями или кустами, которые защищали их от дождей и ветра. «Ты хорошо справился с заданием», сказал я Титусу. «Ты тоже». Его голос звучал примирительно. Думаю, он примирился с судьбой, но не со мной. Судьба поджидала поблизости, за обшарпанными бетонными стенами. Я постучал, готовый использовать «часового у ворот» в качестве отмычки. Не понадобилось. Появился косоглазый тип, молча впустил нас и запер дверь на засов. Скрип заржавленного железа оцарапал мой слух. Ничего страшного, я не успел расслабиться, только и всего. Первое, что я заметил, был белый «мерседес» с тонированными стеклами. В глубине зияющего пространства, за круглым «списанным» столом сидел Барон со своей выпивкой и своими людьми. Я насчитал пятерых. Вот и присяжные, подумал я, пока мы к ним приближались. Барон встал, веселые, оживленные, пьяные голоса затихли. Он всех нас держал на расстоянии, независимо от того, кто где находился в огромной пустоте «Фан Хауса». Я имею в виду, он всех нас держал на прицеле.
«Ого! Кажется, я вижу что-то похожее на Титуса», он делал вид, что пытается узнать «одного из своих», который вскоре станет бывшим. Подошел к нему, совсем вплотную. «Титус, неужели это ты?». Стал считать синяки у него на лице. «Это я», Титуса трясло так, что слова было почти невозможно разобрать. «Что это с тобой случилось?». «Ничего». Титус дрожал, склонив голову, ему некуда было укрыться от взгляда человека без лица. Спектакль продолжался по правилам святейшей канцелярии: «Кто ты такой, чтобы превращать мой клуб в рынок для наркоманов?». Ответ знали только приподнятые брови Барона. Послышалось сокрушенное заикание: «Барон, прости, я накосячил…». Покаяние Титуса прервал кулак. «Люди Барона не просят прощения», сказал твердый, бесчувственный голос хозяина. «В яму», и он изобразил большим пальцем жест, которым останавливают машину.
Титус зарыдал и стал отбиваться, когда косоглазый тип потащил его в центр помещения, где находилась смотровая яма для ремонта машин. Сейчас пришла очередь отремонтировать Титуса, который лежал на дне ямы, не переставая выть. «Встань», последовала новая команда. «Вытри слезы, на тебя люди смотрят». Титус послушался и в момент размазал слезы по физиономии. Из ямы показались плечи и голова. «Выбирай, что больше нравится, полицейская дубинка или электрический провод? Я рекомендую дубинку, она резиновая, с небольшим количеством свинца. Наша полиция такие еще не использует, если для тебя это что-то значит». Пока он так болтал, обходя яму по периметру, один из тех, кто сидел за столом, принес ему эту новую, гуманную дубинку. На вид обыкновенная дубинка, ничего особенного. «Смотри, какая», он наклонился к Титусу, чтобы показать редкий боевой сувенир, священное оружие для борьбы за светлое будущее.
«Как скажешь, Барон», проскулил Титус.
«Значит, дубинка», хозяин поглаживал черную палицу. «Что ж, разумный выбор».
Я стоял в стороне и гадал, как долго продлится экзекуция. Вероятно, и Титус задал себе этот вопрос, скорее всего, в тот момент, когда с воплем пошатнулся от первого удара. Тогда я познакомился с еще одним правилом: когда Барон наказывает своих людей, они должны стоять прямо. Яма, в известной мере, помогала стоя выдержать избиение. Между ударами Барон произносил текст, как священник, изгоняющий дьявола. Сначала я подумал, что он просто издевается и надеется приглушить стенания Титуса, но потом вдруг понял, что он очень, очень серьезно верит во все, что говорит, и хочет, чтобы я, как новый ученик в классе, принял это к сведению. «Значит ты, Титус, хочешь быть бизнесменом. Иметь свой товар. Контролировать своих покупателей». Он сильно замахнулся дубинкой, вызвав новый вопль одобрения. «Ну, что, я помогу тебе осуществить это желание. С завтрашнего дня ты дежуришь в школьных дворах. У тебя достаточно товара, чтобы снабдить всех школьников города. Если не хватает, достань. Ведь ты предал меня ради больших денег, правда?». Дубинка просвистела в воздухе и опустилась на индюшачью шею Титуса. Он отлетел в сторону и ударился головой о край ямы. Тело задергалось от новой боли. «Пеня каждый вечер будет ждать тебя в «Лимбе», ты будешь отдавать ему ежедневную выручку. Ровно в десять – нарисовался с баблом, вытряхнул из карманов все, что намолотил за день, и тут же свалил к ебеной матери. Куда угодно, только не попадайся мне на глаза. Понял?» Дубинка повторила вопрос. «В этом городе достаточно школ, чтобы вернуть долг. Я понимаю, чтобы ты исполнил свои обязательства, нужно время, но я терпелив. Терпелив потому, что знаю, эту работу ты будешь делать без процента. Или ты считаешь, что заслуживаешь какой-то доли за то, что будешь рвать задницу? Не слышу?». «Нет», выдавил из себя Титус за миг до того как дубинка пригладила его кудри. «Я справедлив, Титус, а?», Барон присел на корточки и посмотрел на него с близкого расстояния, но Титус не реагировал, его голова свесилась на грудь. «Смотри мне в глаза, гнида», Барон взял его за подбородок, стараясь не испачкаться. «Я задал тебе вопрос». «О’кей», промямлил Титус, выплюнув кровь. «Что значит о’кей?» рявкнул Барон, «То, что ты уводил мои деньги прямо у меня из-под носа? Это совсем не о’кей». Дубинка принялась разгуливать туда-сюда как барабанные палочки в руках начинающего ударника, который пытается изобразить переход. «Я тебя про другое спросил. Отвечай». Титус был готов вот-вот впасть в бессознательный транс, но последним усилием жизненных сил он заставил себя сказать: «Ты справедлив…, Барон». «Повторяй это каждый вечер перед сном, если хочешь утром проснуться», Барон выпрямился и вернулся за стол. «Отнесите его в сортир, пусть приведет себя в порядок», показал он дубинкой в сторону ямы. «И проконтролируйте, чтобы не забыл спустить после себя воду». Два типа потащили обмякшее тело куда-то в глубину. От тела воняло мочой и бензином.
Барон сел, отложил дубинку и махнул мне рукой, чтоб я подошел. Как раз в подходящий момент, а то мне уже наскучило это избиение в рассрочку. Он сделал хороший глоток хорошей выпивки. Мне не предложил. Оставил меня стоя смотреть, как он допивает свой стакан. Ну, он его заслужил.
«Намучился с ним?», загадочный оскал изучал меня.
«Все нормально», ответил я.
«Не обижайся на него», сказал он, «ему тоже нужно заботиться о своей репутации».
Я кивнул головой, переполненный пониманием: «Он немного понервничал».
Барон вытащил из-под стола пистолет и направил на меня. Я узнал его. «Ты все еще хочешь его получить?», спросил он с усмешкой.
«Конечно», выпалил я.
«А ты упрямый», он в раздумье покрутил головой.
«Тебе виднее», усмехнулся я, стиснув зубы.
Он посмотрел на меня со странным выражением. Как будто эти слова напомнили ему кого-то, кому как раз сейчас смывали кровь под краном в соседнем помещении общего пользования, одном из многих в огромном неразгороженном пространстве «Фан Хауса». Я молчал и ждал, чтобы он что-то сделал и прекратил это занудство. Черные глаза держали меня на прицеле. А потом и им наскучило. «Ладно. Я его тебе дам, но с возвратом». Он вздохнул так, словно невидимый груз свалился с его невидимого сердца. «Смотри, осторожно, когда будешь пользоваться».
Я схватил пистолет и сунул его за пояс. Я чувствовал его. «Пистолетом пользоваться легче, чем людьми», брякнул я только для того, чтобы как-то выразить свою благодарность.
«Иди домой и подумай об этом. А я позабочусь об остальном». И сделал мне знак, что я могу идти.
Тем дело и кончилось. Домой я возвращался пешком. Время от времени дотрагивался до рукоятки пистолета. Это делало ночь более свежей и приятной. Я шагал совершенно один, со своим дружком за поясом и своим хозяином в мыслях.
*
«Я слышал, ты рекрутирован», Йоби пережевывал залежавшиеся новости.
«Это так называется?», наивно спросил я всезнающего вестника.
Мы сидели в «Ямбо Даке», попивали эспрессо и минералку с лимоном и наблюдали колыхание толпы, озаренное прозрачным неоном летних сумерек. Я ждал Пеню, он должен был обделать одно «гоп-доп» дельце. Мое боевое задание – быть «первым сопровождающим».
«Я тебя серьезно спрашиваю, неужели у тебя не было другого выхода?», локти Йоби скользнули на мою половину стола. Его вытянутое, худое лицо выглядело встревожено и одухотворенно.
«Не было, но никто меня не принуждал», я тщетно пытался развалиться в неудобном, минималистском кресле из металлических трубок, бамбука и палаточного брезента. Из динамиков в качестве замены воздуха из эйр-кондишна вытекала какая-то «салонная» музыка.
Я знал, что Пеня не появится до первой темноты. Он умышленно назначал время на час-два раньше. Хотел, чтобы я привыкал, «учился ждать».
«Зокс, не хочу на тебя давить, но должен предупредить. Ты не знаешь, во что ввязался». Йоби был самым умным парнишкой в нашей компании. «Наша компания» давно распалась, а Йоби остался жутким занудой. Правда, со временем он перестал грызть ногти, пересказывать книги, которых не читал, и ухаживать за девчонками, которые его не интересовали. Не думаю, что кто-то это заметил. Во всяком случае, не официантки, которые сталкивались жопами, обходя одна другую. Я подкалывал их вопросами насчет того, разрешают ли им ебаться прямо в самом баре или же нужно занимать очередь к другому окошку. Независимо от того, где находилось это окошко, они были слишком анорексичны, чтобы согласиться или отказаться.
«Слушай, ты что, я же не женился», я, наконец, решил отреагировать на слова Йоби.
«Это хуже женитьбы», продолжал причитать он. «Ты не знаешь Барона».
«Я знаю, что он твой дальний родственник, так?»
«Нет у него ни родственников, ни друзей. Общей крови у него нет ни с кем».
Всю жизнь мне везло на вампиров, зомби, так называемых друзей, и я уже перестал бороться с этими чудовищами. Однако слушая сейчас Йоби, я не выдержал и спросил себя: ну что они ко мне вечно лезут?
«Хорошо, считай, что у тебя получилось», я поднял руки как знак того, что сдаюсь. «Ты меня испугал».
«А ты меня», он не хотел сдаваться. И впал в задумчивость над стаканом минеральной воды, из которой вышел весь газ. Я присоединился к нему в медитации, посасывая кусочек лимона. Мы стондировали всухую. Еще немного стрейт-молчания. Еще по сигарете. Еще немного темноты. Еще пустоты. Еще неона. А вот и бритая голова, яркие брови и орлиный индейский нос. Он скользил бесшумно, извиваясь как кобра, в любой момент готовый к броску: «О, Йоби. А что ты здесь делаешь? Сегодня тебя нет в списке на продажу», первый укус.
«Не припомню, чтобы я когда-нибудь был в твоем списке». Он казался выше ростом, когда говорил. Я видел его язык, шевелящийся как у змеи.
«Тем лучше для тебя», Пеня оскалился, показывая здоровые белые зубы. У него были такие зубы, которые требовали демонстрации.
Йоби его игнорировал всем своим существом. Его ввалившиеся глаза смотрели на меня. Сейчас и он скалился. Еще одна мелкая игра. Может быть, и я должен оскалиться и спросить Пеню, вставил ли он этой ночью. Нет, было бы неразумно имитировать перед ним Барона. «И чем ты сейчас занимаешься?», желтоватые маслянистые глаза Пени выражали злобную неумолимость.
«Да вот, прощаюсь», проговорил Йоби, встал и ушел.
Пеня проводил его взглядом, проворчав свой диагноз: «Нет такого наркотика, который мог бы ему помочь».
«Куда едем?», спросил я, чтобы пресечь дальнейшие комментарии.
«Да так, кое-куда», сказал он отсутствующе. Он обдумывал, какую из официанток позвать.
Мы прокатились по Бульвару, потом выехали на Доню Трошарину и направились в сторону квартала «Четыре генерала», покружили по умытым улицам, которые являли собой образчики декаданса современного разлива, потом спустились вниз к последнему развороту и по автомагистрали вернулись в даунтаун. Убедившись, что за нами нет хвоста, забрали нашего человека на парковке напротив городского гаража. В ту ночь «нашим человеком» был обученный профсоюзный дилер, старый клиент, который заказал гораздо больше стаффа[23], чем обычно. Пеня считал, что пахнет жареным, хотел его проверить, поэтому мы продолжали кататься по оживленным улицам. Крепыш с детским лицом в полосатых брюках дудочкой вертелся на переднем сидении, а Пеня его обыскивал, манерами напоминая пидерского сутенера. Деньги катались с нами, в бардачке. Когда мы проезжали мимо торгового центра «Малча», окруженного огромными двуспальными диванами, елками, безвкусными канделябрами, интеллектуалками с ранцами за плечами и занюханными мастерскими, в которых хозяева практикуются в редких ремеслах, Пеня спросил меня: «Как ты думаешь, возможно ли вырвать у человека сердце? Просто так, голыми руками?».
Я понял вопрос, то есть я понял, кому на самом деле он был адресован. «Зависит от человека», сказал я. «Кто-то может это сделать, кто-то не может». Я сзади ощупал взглядом нашего спутника, прикидывая, где у него сердце.
«Я тоже думаю, что есть люди, которые это могут», Пеня бог знает в который раз скосил глаза на зеркало заднего вида, проведя языком по тонким губам.
Наш молчаливый спутник громко дышал и еще громче пускал слюни и сопли. Из носа у него лило так, как будто он плачет, и он подтирал его рукавом джинсовой рубашки. «Сколько нам еще осталось?», похоже, он устал хлюпать носом.
«Сколько Бог даст», пробурчал Пеня.
«Я имею в виду – ехать», котик немного пришепелявливал. А может так казалось оттого, что у него текли слюни.
«Не спеши», Пеня добавил соли и перца. «Нам нужно осмотреть участки для бассейнов и теннисных кортов. Наш хозяин любит вкладывать».
Время сочится по капле, когда имеешь дело с барыгами, эти торгаши, лживые и мелочные, все похожи друг на друга, они не дотягивают ни до преступников, ни до наркоманов. Я думаю, Пеня жестоко страдал, если ему когда-нибудь приходилось тратить на кого-то из них пулю. Он считал их слабоумными нытиками и доносчиками от рождения и поэтому был осторожен. Когда он сам упаковывал героин в фольгу, то пользовался хирургическими перчатками, или же заворачивал пакетики в туалетную бумагу. Чтобы не оставлять отпечатков пальцев. Некоторые правила не учат, они подразумеваются сами собой. Потому что стоит оступиться, и уже не встанешь. Заключив, что все чисто, Капо ди тутти капо[24] остановил машину перед шлагбаумом в Палилуле и выгрузил «нашего человека», кратко проинструктировав его. В ту ночь тридцать пакетиков турецкого коричневого сахара высшего качества ждало под одной из шпал метрах в ста от железнодорожного переезда рядом со Святоникольской церковью. «Наш человек пошел «пересчитывать шпалы», а мы поехали дальше, в горку, свернули на первую улицу и направились к ближайшей заправке – залить полный бак и понаблюдать за движением транспорта.
«Деньги не хочешь пересчитать?», я переместился на переднее сидение.
«Какие деньги?». Бритая голова нажала на газ.
Я не стал повторять вопрос. «Наш человек», может быть, и мог бы кинуть меня или какого другого связника Барона, но только не Пеню. Барыги не самоубийцы. Должно быть, поэтому мне нечему было учиться у них.
Мы пошли в одну из «служебных» квартир. Комфортный флэт для комфортных людей. Внутри все было заполнено и расставлено, приготовлено и нетронуто. Я налил себе, выпил, снова налил. Пеня сначала звонил по телефону из прихожей, потом присоединился ко мне. Для того чтобы разогреться, ему много не потребовалось. Он включил телевизор, прокрутил каналы и остановился на баскетболе. «Джазисты» как раз громили «Пистонсов». Пеня был не против. Поднял стакан за будущую победу. Мы заняли позицию и начали смотреть и наливать. После третьего наливания зазвонил звонок входной двери. «Иди, открой», Пеня был прикован к экрану. Перед дверью стояли двое. Одного я уже знал, рябой сморчок, один из уличных охранников Барона. Его ломало, он весь дрожал от нетерпения. Красавчик работал за дозу из «процента». Второй был старше и носил одежду из микрофибры кислотного розового цвета, как цикламен. Кричащий эффект был галлюцинацией, которую можно пощупать. Казалось, глаза заливает карминная краска.
Я провел их в комнату с телевизором. «Ха!» – это было все, что произнес Пеня. На них он даже не глянул. «Ха» звучало не как приветствие, а скорее как удивление или протест против какого-то решения судьи. А он был фанатом эн-би-эй. Гости разместились на трехместном диване, отказались от выпивки и взялись за сигареты. Я вернулся на свое место в углу и продолжил наливать себе, искоса наблюдая за ними. Игру комментировал немецкий комментатор, его резкие «р» и «ш» не мешали «джазистам» увеличивать разрыв в счете. Тот, что был старше, заерзал, возможно, он был футбольным типом. У него было круглое лицо, пухлые кисти рук, покатые плечи, извилистый шрам над верхней губой. Видно, хорошо ему кто-то вмазал, но наверняка это был не рябой сморчок, который как-бы-конспиративно-но-так-чтобы-увидел-тот-кто-должен-видеть прикасался к нему локтем. Они были похожи на заблудившихся туристов, которые стоя на перекрестке, пялятся на слепую карту. Эти пялились на Пенину широкую спину, которая вздрагивала всякий раз, когда мяч снова оказывался в корзине «джазистов». Наконец, после еще двух тайм-аутов и рекламного блока рябой сморчок набрался храбрости и спросил: «И, Пеня, что там у нас?». То, что от него осталось, таяло от безграничной любезности.
«Вот, двое этих», Пеня пытался гипнотизировать телевизор.
«Какие двое?», сморчок уже был загипнотизирован.
«Мэлоун и Стоктон», Пеня зацокал языком как спортивный комментатор в момент экстаза.
«А, эти», уличный курьер пытался переключить Пеню на себя. «Пеня, я привел человека»
«Не переживай», над бритой головой стоял голубой нимб света из телевизора.
Старший из них словно окоченел вместе со своим нарядом, который он носил как знамя. Его шея странно искривилась от того, что он пытался увидеть, что происходит на экране. От рябого красавчика не скрылось это отчаянное усилие, и он перешел на прессинг, не спрашивая, в какую корзину нужно бросить мяч. «Человек интересуется Психом Паки».
«Псих Паки не в первом составе. Сейчас игру ведут другие». Это были тактические попытки перехитрить друг друга на дистанции от левого до правого яйца.
«Какие другие, Пеня?», у рябого выскочили два здоровенных прыща. Пока только красные выпуклости, без гнойника наверху.
Пеня ответил ему таким голосом, как будто возвещал откровение: «Стоктон-Мэлоун, Мэлоун-Стоктон». Любой спортивный комментатор это некрещеный проповедник. «Как ты думаешь, диджей, они тоже мормоны, как и их болельщики?». «Этот, Стоктон, вероятно да», я замер с бутылкой в руке, из которой наливал в свой стакан, «посмотри на его прическу».
«К тому же он белый», бритая голова уже наполовину влезла в волшебную коробку, которая в Библии нигде не упоминается как «телевизор», но тем не менее очень точно описана во вводных главах Старого завета.
«А играет как черный», мое удивление было искренним.
«Ошибаешься», Пеня поправил меня, «не Стоктон играет как негр, а Мэлоун играет как белый».
«Что ты имеешь в виду?»
«Мэлоун слишком умен для черномазого. Он умеет играть. И не выебывается, когда делает финты».
Рябой сморчок воскрес и в панике возопил: «Ты сказал, что у тебя есть пакистанец!» Его голос ломался от страха. Он знал, что на флэте у Барона нельзя впадать в кризис.
«Эй», бритая голова, в конце концов, оторвалась от телеэкрана и возвысила глас над всеми звуками и шумами трансляции. «Сейчас я смотрю матч», заявил он угрожающим тоном и сделал пророческое предположение: «Неужели вы не будете смотреть вместе с нами?». Даже немецкий комментатор на мгновение замолчал. «Так я и думал», Капо ди тутти капо легко находил общий язык с собой. Он заставил их посмотреть игру до конца. Сморчок под конец громко болел, видимо, для того, чтобы оттянуть кризис и угодить Пене. Псих Паки. Пакистанец, который заколачивает в корзину все, что летит.
Матч закончился, «джазисты» ловили кайф по случаю победы, Пеня победоносно вел этот кайф к заключительному флэшу. «Молодцы», восхищенно сказал он, «вот, так играют «Белые рыцари». «Они не побеждают противника, они его разъебывают», подзадорил его я. «Это ты хорошо сказал», веско резюмировал он. Те двое стыдливо зыркали на нас глазами, такие жалкие, будто всю игру провели на скамейке «Пистонсов». В воздухе висел дым сигарет и спортивных истин, которые можно было применить и в так называемой жизни. Старший из них встал и произнес: «Так за дело?». Одежда вдруг как будто стала ему мала.
«Не вижу денег», Капо ди тутти капо не утруждал себя исправлением чужих ошибок.
«Так и я не вижу товар». Шрам, тянущийся над верхней губой, исчезал в левой ноздре.
«Так ты, небось, знаешь, что покупаешь». Еще одна передышка, чтобы взвесить впечатления от публики на диване. Он взболтал их, от верха и до самого дна, и сейчас ждал, когда выпадет осадок.
«Я должен попробовать». Круглое лицо одновременно и улыбалось и хмурилось. Он считал, что именно так должен выглядеть серьезный покупатель. Лицо Пени и не улыбалось, и не хмурилось. Оно только посерело: «Тебе что, никто не говорил, что товар Барона не проверяют?»
«Конечно, конечно», вмешался красавец-сморчок, доверенное лицо, чей угодно связной для получения «наркоты». «Все в порядке, Микки», похлопал он по плечу всего старшего компаньона. Тот набычился, только чтобы в своих глазах не уронить собственного достоинства, достал деньги и протянул их Пене, глядя прямо в его глаза, которые смотрели на что-то совсем другое. Еб твою мать, в такие моменты человеку действительно нужно встать в какую-то позу, чтобы не унизиться перед собственными деньгами.
Пеня взял деньги, пересчитал, очень тщательно и положил во внутренний карман пуленепробиваемой летной куртки.
«Я все еще не вижу Психа Паки», круглое лицо начало надуваться.
«Он ждет тебя в парке у Мудне Куле». Пеня спокойно сообщал инструкцию. «В урне для мусора, под фонарем возле входа в парк найдешь пачку от «мальборо» сто».
Микки слушал его, открыв рот, его нижняя челюсть отвисла. Он оглядывался по сторонам, словно эта вожделенная урна находится где-то здесь, в комнате, может, за телевизором, там, где вспотевшие баскетболисты после окончания игры оставляют свои мокрые трусы.
«Что такое? Тебе нужна карта? Я думал, ты человек городской». Пеня удивлялся и на одного, и на другого. Новоявленный подпольщик, похоже, перестал понимать и кто он сам, и откуда пришел. Определенно для него все это было сценой из нереального мира. Правда, рябой сморчок знал, как заполучить вполне реальный красноватый порошок. Ему была знакома тайная жизнь парков, подъездов и других ночных точек. Он, раскланиваясь направо и налево, торопливо вытолкал обезумевшего компаньона из квартиры, с трудом удерживаясь от того, чтобы не начать тереть вены на руках. Удержался только потому, что ни в коем случае не хотел нарушить ритуал. Мелкий дилер, мечтавший однажды стать капо, если и не таким как Пеня, то хотя бы на уровень выше. Правда, никто не мог бы сказать, что это за «уровень».
*
Я продолжал заглядывать домой – сменить грязную одежду на чистую и проверить, как мать. Отец начал выводить ее на люди. Она не протестовала, должно быть, хотела хоть так что-то для него сделать. Я не знал, хорошо это или плохо. Вообще-то я редко их видел, и это облегчало положение дел. Мать навещала могилу Бокана, а ее навещали те, кто чувствовал, что обязан это делать. Расплата по долгам не прекращается никогда, и я был не единственным, кто воспринимал это как дело. Я сопровождал людей, которые сопровождали тень Барона. Томительное ожидание и мотание туда-сюда. Без разметки территории: в заколдованном круге участков нет. Да и заколдованного круга нет. Только пешеходная зона вдоль автострады. Барон был Бог своего мира. Того мира, где его божественность не вызывала сомнений. Этот мир был похож на движущуюся ленту в запертом на засов магазине, по которой двигались самые разные знаки и самые разные химии. Знаки, вырезанные из упаковочной бумаги или фанеры, химии, содержащие трамал, витамин В, сахарную пудру или стрихнин. Все, что меня окружало, было циркулирующим товаром. От такого количества бартерных жизней я чувствовал себя немного потерянным. Я стоял в стороне, пялился в пустые витрины, пока Пеня сортировал покупателей и товары так, чтобы они знали, где чье место. Мне нравилось быть немного потерянным.
Я рассказывал Пене, что коммандосы из пятьдесят пятой воздушно-десантной бригады имеют в своем боевом снаряжении по два шприца морфия, чтобы снять боль в случае ранения. И высказал идею, что было бы совсем неплохо, если бы и мы носили с собой что-то в этом роде. Ведь Барон и так держал запас «армейского морфия» для специальных заказов. «Диджей, не гони пургу», Пеня прочистил горло и припарковал «вектру» рядом с перекошенным забором из металлической сетки, за которым виднелись свежепобеленные стены школы для «отстающих» детей. Он выключил движок и закурил сигарету. «Что нам здесь делать?», спросил я, смотря в зеркало заднего вида, просто чтобы куда-то смотреть. Бритая голова повернулась ко мне с сигаретой во рту. И оставалась в таком положении достаточно долго для того, чтобы я перехватил взгляд, резкий и безжалостный, как разряд электрического тока. Он не утруждал себя изучением моей персоны, он просто дал мне понять, что я неоперившийся игрок, задаю неуместные вопросы. И все-таки удостоил меня ответа: «Ждем звонка, чтобы забрать кое-кого из школьниц». «А-а», я сунул в нос палец, продолжая смотреть в зеркало. «А-а», передразнил меня Пеня издевательским тоном, как будто он и был одним из школьников, для которого прозвенел последний звонок. «За свои деньги люди имеют право развлекаться», поучительно сказал он. «Конечно, конечно», я вытащил из носа твердый зеленоватый сгусток, скатал его пальцами в крошечный шарик, это было частью меня, с которой я вскоре навсегда расстанусь.
