Текст книги "Недожитая жизнь"
Автор книги: Зое Дженни
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)
Когда его губы коснулись ее лба, она кожей почувствовала тепло его дыхания. Они долго оставались в таком положении, не шевелясь, леопарды под ними.
– Теперь иди, – чуть слышно сказал он, – иди.
Когда Айсе села в вагон метро, чтобы ехать домой, она повесила ключ от ателье Маттео на палец как спасательный круг. Скамейку перед ней занимали две парочки. Девицы сидели по краям, вытянув ноги парням на колени. Один запустил руку под штанину своей подружке и поглаживал ее по голени. Вчетвером они расположились здесь единой скульптурной группой. Кулек с какой-то восточной сладостью ходил по кругу. Они громко чавкали.
– Я уже наперед радуюсь, что мы отправимся в отпуск все вместе, – сказал один из парней.
– Я тоже обещаю спать со всеми.
– А тебе ничего другого и не останется, – ответила девица, позволявшая гладить себя по ноге, и облизала с пальцев сахарную пудру. Они, похоже, совершенно не обращали внимания на других пассажиров, замкнувшись только друг на друге.
Айсе проехала лишнюю остановку. Она вышла с разрумянившимся лицом. Она охотно ехала бы с ними и дальше, но только проводила взглядом исчезающий в тоннеле вагон.
* * *
Айсе вытащила кровать из затененного угла и придвинула ее к окну. Она открыла створку окна и нагишом улеглась на белое стеганое одеяло, в теплый поток солнечных лучей. Кровать была солнечным плотом. Ее взгляд скользил по лепному плафону и гирляндам из гипса к люстре, хрустальные капельки которой бросали крошечные радужные блики на стену и ей на лицо. Черные волосы у нее на лобке были теплы от солнца. Она положила на них руку, представив себе, что это ладонь Кристиана. Мягкие волоски на ее теле поднялись. Порыв ветра хлопнул оконной створкой о стену, шелковые занавески надулись парусом. Солнце светило на нее поверх верхушки серебристой ивы. Его лучи были языками, которые через распахнутое окно пробирались по ее телу, медленно проникали в нее, сливались в огненный шар, горячо перекатывались в нижней части живота, нагревали ее изнутри, пока она не раскалилась… Вдруг в дверь энергично постучали.
Айсе кубарем скатилась с постели и торопливо оделась.
– В этом доме никогда не найдешь покоя! – сердито крикнула она. В сорочке, босая, она отворила дверь.
– Прошу прощения, – взволнованно сказала Ата, – но тут тебе пришло вот что. – Она вручила ей срочное письмо без обратного адреса на конверте. Ата продолжала стоять и, похоже, ждала, что она распечатает письмо, чтобы прочитать его ей.
– Ах, это конечно же от Сезен, – только и сказала Айсе, – по поводу одной встречи, которую мы перенесли на другое время.
– Ах так, – разочарованно сказала Ата.
Айсе быстро захлопнула дверь, присела к столу и разорвала конверт.
«Дорогая Айсе!
Я никогда еще не писал писем. Но сейчас мне не остается ничего иного. К сожалению, мы не можем поговорить друг с другом, – на школьном дворе ты, похоже, не показываешься. Я не знаю, в каком уголке школы ты скрываешься и почему. У тебя странный талант исчезать. Но это вообще-то к лучшему, что мы не встречаемся в школе, где нас могли бы увидеть другие.
Если бы мои родители узнали, кто ты такая, они строго-настрого запретили бы мне встречаться с тобой. Так же, как Зафир запретит тебе видеть меня.
Бессмысленно надеяться, что они переменятся, – уж мои родители, во всяком случае, точно нет. Но мне все равно.
С тех пор как я увидел тебя в тот вечер у Сезен, я не могу тебя забыть. Я знаю, что ты живешь в комнате, в которой вырос я. Выглядывая из окна, ты видишь то же самое, что прежде видел я. Дом сейчас гораздо красивее. Но в то время для нас вообще было счастьем жить в таком доме.
Я не в состоянии передать тебе своего отчаяния. Я могу только сказать, что хочу увидеть тебя. Мы могли бы завтра в четыре часа встретиться у телевизионной башни. Там нас ни одна душа не обнаружит. Я очень надеюсь, что ты придешь.
Кристиан».
* * *
За ужином Айсе съела втрое больше обычного.
У тебя отменный аппетит, – удивленно сказал отец, – и какая ты сегодня красивая, – добавил он.
У Зафира тоже было хорошее настроение. Он получил разрешение на оплачиваемый курс по самообороне.
– Хотелось бы только знать, для чего она тебе понадобилась, – промолвила мать.
– Это не повредит, – заметил Ахмет.
– Конечно, здесь повсюду много всякой шпаны слоняется, – подтвердил Зафир и при этом указал на дверь, как будто за нею уже собралась вся неприятельская армия.
– Да, а я буду вспоминать о тебе, если ты погибнешь, – шутливо сказала Айсе и под столом наступила ему на ногу.
Чуть позже Айсе постучалась в дверь его комнаты. Зафир в одежде лежал на кровати, заложив руки за голову. Над кроватью висел постер с каким-то баскетболистом, который в прыжке, вытянув жилистую руку, забрасывал мяч в корзину. На полу лежали гантели, смятая футболка и журналы. Теннисная ракетка была засунута под кровать, как будто она была ему уже не нужна.
Айсе, поджав под себя ноги, присела на край постели. Зафир хотел было рассказать ей о сражении, но она отрицательно покачала головой.
– Ах, прекрати, – возразила Айсе. – Мне что-то не больно верится, что Зиги из-за этого проникнется к тебе уважением; при первом удобном случае он найдет способ с тобой расквитаться.
– Пусть только попробует, – равнодушно бросил Зафир.
Айсе ухватила Зафира за черные кудри и потрепала по голове.
– Ты образумишься когда-нибудь, наконец? – с досадой прошептала она.
Он приподнялся и толкнул ее в плечо, после чего она атаковала его подушкой, которой придавила ему лицо. Она оседлала его и двумя руками крепко прижала подушку, позволяя ему только глухо кричать под ней.
– Ура, я победила! – крикнула она, сидя на нем верхом, и триумфально вскинула руку.
– Я тебя ненавижу, – донеслось из-под подушки.
– Я тебя тоже ненавижу, – бросила Айсе.
Они хохотали.
– Ты меня еще ребенком чуть не сгубила.
– Когда это?
– Тогда, во время каникул, когда я заболел. Ты меня всегда заражала своими болезнями, – укоризненно сказал Зафир.
– Я это умышленно делала.
– Зачем?
– Чтобы я могла утешать тебя.
Айсе взяла его голову в свои ладони, как тогда, когда они еще были маленькими.
– Там, снаружи, настоящий ад, – внезапно сказал Зафир.
Айсе промолчала.
– Но я буду за тобой присматривать! – крикнул Зафир, когда она поднялась с кровати и пошла к двери. Это звучало как обещание и угроза одновременно.
* * *
На сей раз они закрыли окно. Склонившись голова к голове, они читали письмо Кристиана. Оно было уже совершенно измято, потому что Айсе спала на нем. От волнения они выкурили на пару уже полпачки сигарет. Кабинка превратилась в прокуренную нору.
– Это письмо, – сказала Сезен, зажав его большим и указательным пальцем и, как трофей, подняв его вверх, – твой билет в счастье.
Айсе взяла письмо и еще раз перечитала его.
– А как прошла твоя поездка за город?
Сезен покрывала ногти темным лаком и при этом тихонько насвистывала сквозь зубы.
– К сожалению, он страшно не любит фотографироваться. Но когда он прикорнул на песочке, я украдкой несколько раз сняла его голым, – я тебе всё покажу, всё, – сказала она многообещающе.
Они еще похихикали и опоздали на урок.
* * *
Время перед свиданием Айсе провела в ванной комнате. Лежа в ванне, она разглядывала бело-голубую керамическую плитку, волнистый узор, который составлял фриз. На поверхности воды вздымались холмы пены, снежные горы, которые она с удовольствием расхлопывала ладошкой. В ванной комнате пахло лавандой и сандалом. Это был запах Антаи. Так пахло даже в платяных шкафах, когда ребенком Айсе забиралась туда и закутывалась в платья Антаи. Когда она станет взрослой, ей хотелось бы пахнуть точно так же, но сейчас ее раздражало, что от ее одежды и волос пахло Антаей.
Прежде она с благоговением брала в руки флаконы и пудреницы. Однажды она даже попробовала на вкус содержимое бутылочки с розовой жидкостью, и Антая, отругав, прогнала ее из ванной комнаты. Между тем Айсе, с позволения Антаи, все же завела несколько собственных бутылочек, которые расставила подобно очертаниям большого города, видимым на горизонте, по стеклянной консоли.
Покинув ванную комнату, Айсе с удовлетворением констатировала, что ее собственное благоухание мало-помалу вытесняет запах мамаши.
* * *
На площади перед телевизионной башней толпились семьи с неугомонными ребятишками и туристы, группами подтягивавшиеся ко входу. День выдался ветреный. Повсюду летали бумажные кульки; банки из-под напитков, дребезжа и побрякивая, скатывались в сточную канаву. Тем не менее магазинчики в арках городской железной дороги широко распахнули свои двери, перед одним из кафе за небольшими хромированными столиками даже расположились посетители.
Кристиан и Айсе осмотрелись по сторонам, будто боялись преследования, и быстро прошли к лифту. Зажатые между матерями и детьми, они взмыли на двухсотметровую высоту, и с каждым метром, отделяющим их от твердой почвы города, Айсе чувствовала себя легче и увереннее. В шаре кругового обзора они уселись за один из узеньких столов у стеклянной стены.
Помещение полнилось детскими криками, сладковатым запахом вафель и лимонада.
– Отсюда мы можем смотреть на все стороны света даже не меняя места – сказал Кристиан.
Панорамный шар медленно вращался.
День был ясный, перед ними открывался вид почти на весь город. Айсе никак не могла придумать, о чем бы поговорить, и только обкусывала ногти.
– Я все время хотел снова тебя увидеть, – сказал Кристиан.
– Я тебя тоже, – быстро ответила Айсе. – Я теперь все время думаю о том, что прежде ты жил в моей комнате.
– Значит, нас что-то связывало еще до того, как мы впервые увидели друг друга, – сказал он и взял меню мороженого. – У тебя волосинка в рот попала, – внезапно сказал Кристиан, когда они оба склонились над меню. Его палец на секунду коснулся ее губ, пока он убирал волосок. Айсе откашлялась и покраснела. Кристиан знаком подозвал официанта.
Каждый из них заказал разное мороженое, чтобы потом можно было поменяться. Их ложечки с длинными черенками то и дело пересекались над столом, погружаясь в вазочку другого.
– Ты так внезапно исчезла, – проговорил он, – тогда, на вечеринке.
– Да, мне нужно было домой, – словно бы извиняясь, ответила Айсе, – мне не разрешается долго отсутствовать.
Кристиан понимающе кивнул, и Айсе рассказала ему о кабинке, в которой на переменах они прятались вместе с Сезен.
– А я думал, что ты растворяешься в воздухе.
Они рассмеялись.
Айсе медленно расплавляла во рту мороженое и при этом смотрела в глаза Кристиану. Потом опустила голову. Маленькая девочка с воздушным шариком в руке подошла к их столу и, остановившись, молча таращилась на них.
– Как тебя зовут? – спросил Кристиан и наклонился к ребенку, но та ничего не ответила. Айсе протянула ей крошечный игрушечный зонтик, который в качестве украшения торчал в шарике мороженого. Мать утащила девчушку за собой.
– Мы могли бы встретиться в таком месте, где нам никто не помешает, – нерешительно сказала Айсе. – У меня есть квартира…
Кристиан с изумлением взглянул на нее.
– Квартира одного друга, – пояснила она.
Айсе написала ему адрес на салфетке, которую Кристиан бережно сложил и, точно нежданный выигрыш, улыбаясь, спрятал в карман. Они договорились на воскресный вечер.
– Но это место секретное, о нем никто не должен узнать, – настоятельно предупредила Айсе.
– Это останется нашей тайной.
Как бы желая успокоить ее, Кристиан взял ее руку в свою. Айсе ногтем провела по линиям ладони.
– Похоже на карту дорог, – сказала Айсе.
Соприкоснувшись головами, лоб ко лбу, они разглядывали линии и разветвления на руках. Они просидели там очень долго. Когда в этот день они покинули телевизионную башню, вокруг почти никого уже не осталось.
В лифте они стояли бок о бок, Айсе ощущала легкое прикосновение его плеча; она с удовольствием и дальше вот так стояла бы рядом с Кристианом и пожалела, когда лифт открылся и им пришлось выйти, чтобы расстаться.
Разминуться с ним не было никакой возможности. Они вышли прямо на него. Зафир стоял, облокотившись на афишную тумбу, и мрачно ухмылялся. Рядом с ним на земле валялась смятая пачка из-под сигарет.
– Вот, значит, где мы теперь шатаемся, – проговорил он, обращаясь к Айсе.
Кристиан сперва отступил было на шаг.
– Это… ну-у, мы… – заикаясь, произнес он, но тут же, защищая, встал между Айсе и Зафиром.
– Убирайся с глаз моих! – предостерегающе прорычал Зафир и, грубо оттолкнув его в сторону, схватил Айсе за руку и потащил к машине, которую оставил в запрещенном для парковки месте неподалеку от телебашни. Выругавшись, он в клочья разорвал квитанцию на штраф, вставленную ему под дворники, швырнул ее в водосточную канаву и, с ревущим мотором, рванул на бешеной скорости.
– Неужели ты действительно думаешь, что можешь хоть что-то скрыть от своего брата? – Крылья его носа дрожали. – Я точно видел, как ты расфуфыренная уходила из дому. А я-то удивлялся, с чего это ты в своей комнате все время поешь и насвистываешь, точно приз в лотерею выиграла.
Айсе отодвинулась от него как можно дальше.
– И что же все это время вы делали там, наверху, а?
– Ничего, – чуть слышно ответила Айсе.
Зафир резко затормозил перед красным светофором.
– Ничего?! – зарычал он так громко, что Айсе сжалась в комок. Он потряс ее за плечо. – Что вы делали? – словно в отчаянии повторил он, вытягивая руку.
Айсе увидела его кулак, который становился все больше и грозил обрушиться на нее, но в последний момент застыл в воздухе перед ее лицом. Как будто сам удивленный этим жестом, Зафир опустил руку. Он положил голову на руль, в который сейчас судорожно вцепился, точно хотел за него удержаться. Его плечи вздрагивали, он плакал.
– Ты не смеешь этого делать, – снова и снова повторял он, – не смеешь этого делать.
* * *
– Что там опять случилось? – удивленно спросила Ата с бельевой корзиной под мышкой, когда Зафир вихрем ворвался с Айсе в дом.
– Не путайся под ногами! – прикрикнул он на нее.
В гостиной Зафир с силой втиснул Айсе в софу. В раздумье он принялся расхаживать перед ней взад и вперед, заложив руки за спину.
– Пожалуйста, я… обещаю… никогда больше. Не говори им об этом, – с мольбой в голосе лепетала Айсе.
Зафир закурил сигарету, глубоко затянулся, не глядя на Айсе, и снова погасил ее.
– Жди здесь, – почти беззвучно произнес он, – и не трогайся с места.
Айсе оцепенело смотрела на недокуренную сигарету, лежавшую в пепельнице, точно отломанный палец.
* * *
Им все известно. «Это для тебя неподходящая компания», – утверждают они и запретили мне впредь видеться с Кристианом. Они захотели узнать его фамилию, и мать была возмущена тем, что я ее до сих пор не знаю. А что мне интересного в его фамилии? Они задают дурацкие вопросы. Но сейчас это не имеет значения, главное – они объединились. Столовая превратилась в трибунал. И отец стучал рюмкой с львиным молоком по столу, будто судейским молотком. Отныне я больше вообще не должна выходить из дому, даже с Сезен я больше не должна видеться. До тех пор, пока я не одумаюсь и снова не успокоюсь, говорят они. До тех пор, пока не выброшу из головы Кристиана. Но я никогда этого не сделаю и в воскресенье уйду, несмотря ни на что. Я включу телевизор на полную катушку, проскользну через сад и в самой глубине его, у большого камня, переберусь через стену, в том месте, где обычно исчезает Зафир. У меня есть ключ от ателье Маттео. Они не смогут мне помешать. Никто не сможет мне помешать. Они окружили меня как скалы, но я переберусь через них, я их преодолею. Не понимаю, почему люди, которых я люблю больше всего, одновременно оказываются моими злейшими врагами.
Они не знают, кто я такая.
* * *
Небо хмурилось, когда в воскресенье Айсе мчалась вниз по улице к станции городской железной дороги.
Кристиан уже поджидал ее. Он нетерпеливо расхаживал у ворот. В знак приветствия они торопливо поцеловали друг друга в щеку и спешно проскользнули через задний двор, точно беглецы, которым не терпелось скрыться в своем убежище от дневного света.
С некоторым удивлением поднимался Кристиан за Айсе по лестнице.
– Здесь? – спросил он, когда они оказались наверху.
Айсе так волновалась, что ключ выскользнул у нее из рук. Кристиан поднял его и отомкнул дверь. Полосы дневного света падали в окна.
– Ого-го, – воскликнул он, – вот так здорово!
Айсе гордо прошлась по ателье. Изумленный Кристиан оглядывался по сторонам.
– А что это, собственно говоря, за приятель такой? – спросил он, читая стихотворение на стене.
– Один писатель, – ответила Айсе. – Сейчас я могу приходить сюда вечером по воскресеньям, а позднее, когда он отправится в кругосветное путешествие, смогу приходить в любое время, когда мне заблагорассудится. И так до тех пор, пока он не вернется обратно.
Кристиан понимающе кивнул и подошел к окну.
– Я тоже в один прекрасный день отправлюсь в кругосветное путешествие, – сказал он.
– Мы могли бы дать дёру вместе, – сказала она.
Она стояла у окна так близко к нему, что слышала, казалось, его дыхание.
Чайки чуть ли не вплотную подлетали к стеклам, как бы набрасывая в воздухе эскиз острых крыльев.
Кристиан положил голову на плечо Айсе и неуверенно обхватил ее за талию. Айсе сама крепче прижала его руки к своему телу. Но едва его руки пришли в движение и поползли по ее талии вверх, она вырвалась.
– Подожди, я скоро вернусь, – сказала она и поспешила в ванную комнату.
От нервного напряжения руки ее дрожали. Айсе посмотрела на себя в зеркало и попыталась холодной водой смыть с лица румянец стыда. Чтобы выиграть время, она пустила воду и присела на краешек ванны.
– Айсе? – Раздался стук в дверь.
– Уже иду, – крикнула она в ответ.
– Но почему ты сидишь на краю ванны и неподвижно смотришь перед собой?
Айсе испуганно вскочила на ноги. Кристиан рассмеялся:
– Я тебя вижу.
Айсе опустилась на колено перед дверью и через замочную скважину заглянула прямо в зрачок Кристиана.
– Пообещай никогда не играть со мной в прятки. – Казалось, будто говорил его глаз. – Я больше не хочу потерять тебя.
Айсе отступила, Кристиан толчком распахнул дверь, обеими руками обнял ее и прижал голову к своей груди.
– Я не знаю, как это делается, – неуверенно сказала она.
– Я тоже не знаю, – ответил он и поцеловал ее ладони. Они вспотели от страха и любопытства.
– Мне кажется, у меня лихорадка, – прошептала Айсе.
– У меня тоже, – пробормотал Кристиан и приложил руку сперва к ее, а потом к своему лбу.
Он нежно поднял ее и на руках перенес за ширму.
Они быстро разделись, не глядя при этом один на другого, как будто стеснялись друг друга, и юркнули под одеяло.
– Что ты делаешь? – прошептала она.
– Не знаю, – ответил он, крепко прижал Айсе к себе и ввел язык ей в рот. Тот пах яблоком. Она отталкивала его, тотчас же снова привлекала к себе, крепко хватаясь за его плечи. Его кожа была соленой на вкус.
Айсе ногами столкнула на сторону простыню и соскользнула с кровати на ковер.
– Это как умирать, – сказала она.
– Это как жить, – сказал он и откатился от нее.
Как будто в затмении, коснулась она рукой своего лица, словно желая удостовериться, на месте ли оно. Рядом лежал Кристиан с закрытыми глазами, он глубоко дышал, как во сне.
Айсе хотела взять свои брюки, которые, вывернутые наизнанку, лежали на краю кровати, и увидела на ковре пятно крови.
– Это же священный ковер! – в отчаянии крикнула она.
Кристиан тоже привстал и посмотрел на кровавое пятно.
– Теперь он еще священнее, – сказал он.
Но Айсе помчалась в ванную комнату и вернулась обратно с мокрой тряпкой. Стоя на коленях, она изо всех сил терла пятно, однако глаз леопарда становился все темнее и темнее.
Тем временем Кристиан взялся колдовать с кнопками музыкального центра.
Он настроил радио и пошел к холодильнику, где обнаружил бутылку красного вина.
Они нагишом сидели на кровати и громко подпевали транслируемой музыке. За окном между тем стемнело.
– Мне пора идти, – вдруг спохватилась Айсе и торопливо оделась.
Через неделю, в тот же день, в то же самое время, они хотели встретиться снова.
Перед воротами они обнялись. Айсе уткнулась лицом в его шею и слушала шум города, похожий на далекий морской прибой.
* * *
Айсе ушла с высоко поднятой головой, как после успешно выдержанного испытания на храбрость. По ночам она надевала сорочку, которая была на ней во время ее свидания с Кристианом. Та еще хранила его запах. Ата хотела было забрать сорочку в стирку, но Айсе в ужасе вырвала ее у нее из рук.
– Да она ведь уже вся потом пропахла, – возразила Ата.
– Нет, она благоухает! – не согласилась с ней Айсе.
Если после полудня Айсе была свободна, она, мечтая, лежала в саду, и когда откуда ни возьмись появлялся Зафир, она делала вид, что сосредоточенно читает. Она старалась ничем не выдавать своего счастья, насвистывала и пела очень тихо, чтобы никто не услышал. Она считала часы, когда снова увидится с Кристианом.
– Теперь мы с тобой снова похожи, – сказала она Сезен, и если Сезен оклеивала стены кабинки фотографиями своего друга, то Айсе нацарапала на двери туалета свое стихотворение. Она делала маленькие зарубки, как в тюрьме отмечают дни, и, когда высовывалась из окна, Кристиан со двора теперь находил ее иногда быстрым взглядом, – и они украдкой кивали друг другу или обменивались тайными знаками. Кристиан избегал встреч с Зафиром и старался даже не смотреть в его сторону. Пауль, тем временем выписанный из больницы, с рукой в гипсе, живым предостережением слонялся вокруг людей Зафира.
– Малыш хочет нам что-то сказать! – смеясь кричали те. – Катись отсюда подальше! – И Зафир делал движение, будто отгонял назойливую муху.
Но когда в среду утром Айсе с Сезен шли в школу, они уже издалека услышали громкие голоса и крики. На фасаде школьного здания огромными красными буквами было выведено слово «месть». Зиги, Пробор и Пауль молча стояли в сторонке. Зафир презрительно плюнул сквозь зубы на землю.
Айсе простонала: «Да прекратится это когда-нибудь наконец!», а Сезен вынула из сумки камеру, быстро сделала несколько снимков и затем через дискутирующую толпу пробилась с Айсе в здание.
* * *
Ближе к вечеру Ата накрыла чай в саду. Вся семья удобно расположилась в плетеных креслах в прозрачной тени магнолии. Только Антая, принимая свою первую солнечную ванну, в бикини лежала в шезлонге, поставив рядом с собой бутылку воды. Ее оливковая кожа лоснилась от крема для загара. Небо, затянутое тонкой пеленой серой дымки, рассеивало прямой свет, и солнца было не видно. Магнолия стояла в полном цвету, ее приторный аромат тяжестью висел в теплом воздухе и, казалось, еще глубже вдавливал всех в их кресла.
Зафир внимательно смотрел на дисплей своего мобильного телефона, отсылая короткие сообщения и ожидая ответов.
Айсе листала иллюстрированный журнал, нашаривая при этом в вазе, как слепая, финиковое печенье и одно за другим отправляя его в рот. Зафир вдруг сбоку недоверчиво посмотрел на нее.
– Что случилось, ты чего на меня так смотришь? – спросила она, не поднимая глаз от журнала.
– Ничего, ничего, я так, – ответил он. – Тебе, похоже, совсем не в тягость оставаться дома.
– Дома ведь лучше всего, – сказала она, жуя и потягиваясь в кресле.
– А как обстоят дела с Кристианом?
– Довольно об этом, – коротко бросила она и с показным безразличием продолжала читать свой журнал.
Ахмет с шуршанием перевернул страницу газеты.
– Что, собственно, делает твоя подруга? – как бы между прочим поинтересовалась Антая, подставляя лицо солнцу, но сама не двигаясь.
– Ах, Сезен! У нее теперь не осталось для меня времени. Она постоянно разъезжает и фотографирует.
– Ну, тем проще тебе будет, – промолвила Антая.
Айсе опустила журнал и нахмурила лоб.
– Что это значит?
Зафир вздохнул.
– Я думал, мы обсудим это за ужином, – сказал он. Треньканье его телефона возвестило о поступлении сообщения. – Она ответила письменно! – обрадованно крикнул он, но тут Айсе взяла у него телефон.
– Что мы собираемся обсуждать за ужином? – решительно спросила она.
– Эй, что это еще такое, верни мне его! – возмущенно крикнул Зафир и безуспешно попытался снова завладеть телефоном.
– Сейчас же прекратите ссориться! – громко сказал Ахмет. – Нет никаких оснований откладывать разговор, – сказал он и при этом посмотрел на Антаю, будто ожидая ее согласия. Та кивнула и отвинтила крышку бутылки с водой. Ахмет откинулся на спинку кресла и с обстоятельным хрустом сложил газету.
– Твоя мать и я уже давно размышляли о том, что обычная школа тебе не подходит. Теперь мы наконец нашли тебе место в более приличном учреждении. Это очень дорого, однако твое будущее того стоит, – категорически заявил он Айсе.
Айсе с немым вопросом посмотрела на него.
Ахмет поднялся, сходил в дом и вскоре вернулся с каким-то проспектом.
– Вот, – сказал он и протянул его Айсе.
– «Закрытый интернат для девочек в Швейцарии», – прочитала Айсе на обложке.
– С госпожой Хальбайзен ты ведь уже познакомилась, – сказала Антая с улыбкой. – Она будет очень рада принять тебя.
Айсе держала рекламный буклет в руках как смертный приговор.
– Разве ты не рада? – спросил Ахмет.
У Айсе ком подступил к горлу.
– Да, конечно, только это как-то…
– Мы собирались сказать тебе об этом только тогда, когда все уже будет организовано. Возможно, это получилось для тебя несколько неожиданно, – сочувственно произнес Ахмет и обратился к Антае: – Ей еще нужно свыкнуться с этой мыслью.
Ата подала свежий чай. Она тоже улыбалась Айсе.
– Альпийский воздух определенно пойдет тебе на пользу, – сказала она ободряюще.
– Если ты не хочешь ехать, то поеду я, – шутливо сказал Зафир, – мне давно хотелось побывать в интернате для девочек.
На последней странице проспекта Айсе увидела фотографии «жизни в интернате». Читающая девочка лежит на кровати. В открытое окно видны заснеженные ели. На другой картинке три девочки весело смеются в объектив камеры.
Айсе надела солнечные очки, и никто не увидел ее слез, пока она молча перелистывала глянцевый проспект своего проданного будущего.
* * *
Под вечер небо нахмурилось. Сумерки сгустились раньше обычного, и уже во время ужина за окнами стало черно, как глубокой ночью. Сославшись на сильную головную боль, Антая еще до десерта удалилась в свою комнату. Все молчали, было слышно только постукивание столовых приборов.
– Надвигается гроза, – сказал Ахмет. – На ночь закройте окна.
Вернувшись к себе, Айсе, стоя у распахнутого окна, считала секунды, на которые вспышки молнии, сопровождаемые раскатами грома, разрывали мрак. Еще можно было различить места, где стояли кресла, оставившие после себя в газоне маленькие вмятины. Где-то громко хлопнули ставни, ударившись о стену, и дождь звонко застучал по стеклянной крыше павильона, шелестя забарабанил по листьям деревьев. Ветви магнолии прогнулись, точно борясь с дождевыми струями, грозившими посбивать головки цветов.
«Еще четыре ночи ждать, пока мы опять увидимся, – думала Айсе, – и еще два месяца, пока меня не отправят отсюда».
Айсе стало зябко, влажная сорочка прилипла к коже, капли дождя падали ей на шею и стекали в ложбинку между грудей, ставших от холода еще более упругими. Соски отвердели и уперлись в материю. Айсе оставила окно открытым, брызги летели на подоконник; под шорох дождя она села за письменный стол.
Я не знаю, как давно они вынашивали эти планы и за моей спиной предавались размышлениям, как бы попристойнее от меня избавиться. Все были в курсе этого, даже Ата. Но она и словом не обмолвилась. Никто не выдал себя. Они присвоили себе мое время. Распоряжаются им как вещью, за которую они заплатили. Они считают это благодеянием, я должна-де гордиться и быть им благодарна, сказала Ата. Это же один из лучших интернатов в Швейцарии. После летних каникул они собираются отправить меня туда, подальше от дома, в горы.
Кристиан подобен участку земли, который я возделываю, мы возделываем друг друга, и разлучить нас значит обречь на опустошение, земля засохнет, и я превращусь в кучу бесплодной глины.
Было полчаса до полуночи, и Айсе собиралась как раз лечь, когда услышала, как в соседней комнате Зафир открыл дверь. Она на цыпочках проскользнула следом за ним, вниз по лестнице. В ветровке и кроссовках он отодвинул в гостиной дверь в сад. Айсе остановилась возле камина.
– Зафир, – прошептала она, – куда ты собрался?
Он обернулся и умоляюще поднял руки.
– Иди спать, – сказал он, – что ты за мной крадешься?
– Куда ты собрался? – повторила она, на этот раз громче.
– Послушай, мне надо уладить кое-какие дела. – Он тяжело дышал.
Зафир стоял спиной к двери, наполовину скрытый темнотой, лунный свет рассекал его лицо на две половины. Айсе был виден лишь левый карий глаз, тогда как другой оставался скрытым во тьме. Как бы издалека к ней протянулась его рука и погладила по щеке.
– Все будет хорошо, – сказал он. – А теперь мне надо идти.
– Нет, останься. Я думаю, нам следовало бы еще поговорить об интернате, – сказала она и ухватила его за рукав, словно желая удержать.
Но Зафир уже вырвался; накинув на голову капюшон, он, согнувшись, помчался сквозь ливень по газону и исчез среди деревьев в ночи.
Голубой свет телевизора неугасающим огнем мерцал в комнате Айсе. Она лежала перед ним на полу, подперев голову руками. На экране какая-то пара рука об руку бежала по пляжу, мчавшиеся автомобили на полной скорости летели через ограждения под откос. Где-то мужчина застрелил жену, а потом застрелился сам. Извергался вулкан, потоки ярко-красной лавы беззвучно и грозно растекались по долине, а на другом канале мужчина и женщина поднялись на вершину холма, и Айсе услышала, как он, вытянутой рукой указывая вдаль, произнес: «За этими зелеными горами лежит Сан-Франциско, и самое прекрасное заключается в том, что мы не видим его».
Айсе отключила звук, нажала кнопку регулировки цвета и медленно лишила изображение красок: красный цвет исчез с губ женщин, небо стало серым, деревья черными. Девушка, метавшаяся по клубу, поблекла, посетители танцевали в бесцветном свете, и черно-белое изображение создавало впечатление, будто все это уже стало прошлым. Хотя на самом деле это было моментальным снимком ее молодости, и Айсе подумала, что всем им суждено когда-нибудь умереть и у каждого есть смерть, которую он повсюду таскает с собой, смерть, о которой они только забыли, несмотря на то что это было, пожалуй, единственное, что всех их связывало друг с другом. Словно в замедленной съемке, перед внутренним взором Айсе проходила их жизнь, она видела свадьбы и следующие за ними разводы, и молодых женщин, самоуверенно вышагивающих в подогнанной под стандарт красоте своей, видела жилища и крики детей, отпуска и унаследованные дома. А над всем, словно указующий перст, беззвучно описывала круги часовая стрелка. И тогда она снова вспомнила о девушке, которая бросилась с крыши школы, вспомнила царапающий звук мела, которым обрисовывали ее распластанное на земле тело, контур тени, прежде чем навеки стереть ее.