Текст книги "Я забираю тебя, Аня"
Автор книги: Злата Варнора
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
Злата Варнора
Я забираю тебя, Аня
Предисловие
Страх.
Излом.
Надрыв.
И снова страх.
Знакомо ли вам это чувство «приевшейся опасности»? Не чувство постоянного напряжения, которое изматывает до нервного истощения, нет. Не то. Чувство страха, которое настолько въелось под кожу, что его уже, должно быть, можно обнаружить в крови.
Я люблю сериалы. Когда я посмотрела сериал «Игра Престолов» я узнала себя в одной героине, даже внешне мы чем-то похожи – длинные рыжие волосы, светлая кожа, голубые глаза, правильные черты лица. Так вот эта самая героиня два раза за весь сериал попадала в плен, названный браком, сначала к одному ублюдку, а потом и ко второму. Оба садисты и жестокие убийцы. И оба ломали её так, как им хотелось.
Единственное, что ей оставалось это молчать, держать лицо, скрывать синяки, смиряться, рыдать в темных углах, страдать и мучиться, а ещё мечтать о свободе.
Я была такой вот Сансой Старк. Только в жизни. И я попала в плен, названный браком, к ублюдку, садисту и жестокому убийце. Мне приходилось молчать, держать лицо, скрывать синяки, смиряться, рыдать в темных углах, страдать и мучиться, а ещё мечтать о свободе.
Глава 1
– Аня!
Я вздрогнула и обернулась. За долгий год супружеской жизни этот маленькая невротическая реакция на громкие звуки, моё имя и фразу «Сегодня ты останешься со мной» стала вполне естественной для меня.
Было воистину что-то ужасное в том, что из всего класса в нашем закрытом элитном лицее в таком же закрытом элитном посёлке, именно я попала в лапы к Константину Самойлову. Почему я? Там было столько его любимых девиц, которые мечтали стать его женой. С которыми он до сих пор спал, и которых не стеснялся приводить в свой дом, унижая меня. Ведь все они знали, что его жена здесь, запуганная мышка в темном уголке. Которая будет терпеть всё.
Почему я? Почему он выбрал меня? Не потому ли, что боялась этого больше всего на свете?
Я ещё со средней школы хорошо усвоила, кто такой Константин Самойлов. Надменный, слащавый ублюдок, вечно следящий за собой, более чем за своим поведением. Обожающий себя и только себя, окруженный бабами, деньгами, свитой своих шестерок.
Были девочки, которые боялись его. И были те, которые были уверены, что он никогда на них не посмотрит. Я была в лагере тех, и других.
Я всегда ускользала от Самойлова, не попадалась на глаза, пряталась. Убегала, если видела его, особенно идущего в окружении своры его шавок…
Я знала, что если вдруг его взгляд упадёт на меня и он захочет меня, никто его не остановит. Хотя и предполагала, что я для него не представляю ровно никакого интереса.
Я ведь была серой незаметной мышкой. Пусть прекрасно училась, была самой примерной в поведении.
В конце концов, я была влюблена совсем в другого человека.
Но я ошиблась. Я помню тот день, когда он увидел меня и захотел себе.
– Аня!
– Я здесь, – ответила я тихо, заходя в огромную, чистую и модную до рези в глазах столовую.
Дом Самойлова – это холодные тона, отчужденный стиль хай-тек в интерьере и всё самое дорогое от первой до последней детали.
Я прихватила пальцами рукава своей бежевой водолазки – Самойлов ненавидел, когда кто-то кроме него видел синяки, оставленные на мне им же самим. На моей бледной коже они отпечатывались очень легко, а тут было полно обслуживающего персонала, который очень умело делал вид, что не болтает за спинами. Так умело – не придерешься.
Но и Самойлов, и я, оба будучи из состоятельных семей, прекрасно знали, что не бывает тех, кто не болтает. А сплетни всегда растут быстро и в больших количествах, как сорняки.
Не знаю, правда, чего он боялся. Его репутация была известна всем и каждому, но он по-прежнему пытался хорохориться. Жалкий петух.
– Доброе утро, – произнесла я, подходя к длинному столу. Мой голос чуть дрогнул. Я опустилась за стол, напротив мужа. Модная стрижка, черные волосы, убранные в аккуратную прическу. Его глаза – карие. Пронзительные, жестокие, умеющие изъедать душу другого цинизмом и страхом. У Самойлова были ровные черты лица, бледная кожа, почти как у меня. Он был привлекателен, и женщины любили его. Ложились под него по щелчку пальцев. Он же прикладывал все усилия, чтобы ни одна из них не забеременела. Понести от него, как он считал, могла только незапятнанная связями, чистая, прилежная девушка. Та, которую он решил сделать своей женой. Та, которая должна была тащить на себе тяжелое бремя брака с ним, мучаясь от всех кошмаров его деспотизма, которого он обрушивал на неё.
Я стала его женой-жертвой.
Я должна была быть примерной, нежной, незапятнанной прожженным миром богачей, скромной и красивой женой-паинькой. Ухоженным, но без всякого излишества нежным цветочком. Я должна была слушаться его, спать с ним, когда он прикажет, стонать когда надо и так, как ему это было надо. Закрывать глаза на его измены, срывы и применение силы по отношению ко мне.
А ещё я должна родить ему ребенка.
Проводил он со мной ровно четыре ночи в месяц. Перед этим проходя быстрые обследования, на предмет своей чистоты. Самойлов целиком и полностью обеспечивал меня. О моей работе не могло быть и речи. Чудом, я успела окончить университет, прежде чем мой отец полностью разорился.
Самойлов так же целиком выплатил долги моего разорившегося отца, которого он же сам и разорил. Мой папа умер меньше, чем через год после случившегося. К моему счастью и по моей инициативе, моей матери очень вовремя удалось сбежать с помощью её сестры. Иначе бы он добрался до неё и сделал бы ей очередным рычагом для давления на меня.
Впрочем, от моей души, внутреннего здоровья и спокойствия почти и так не осталось живого места. Он переломал меня ровно настолько, чтобы я не сошла с ума окончательно и при этом могла родить ему здорового ребенка.
***
– Доброе утро, моя Аня.
Самойлов протянул руку, жестом призывая меня вложить свою ладонь в его. Я повиновалась. Как и всегда, полностью отключив всякие эмоции.
Думаете, я не пыталась бороться? Не пыталась бежать?
Как бы ни так. Первый мой неудавшийся побег окончился тем, что я оказалась в больнице, испытав на себе гнев Самойлова. В самой дорогой и навороченной больнице, где коридор к моей палате был устлан цветами и воздушными шарами. Куда он приезжал встречать меня после выписки весь с иголочки в самом дорогом костюме, в черном пальто, весь лощеный и сногсшибательный. Обнимал, целовал мне руки, носил на руках.
При всех – якобы он так переживал, что я попала в передрягу, где меня изнасиловали и избили. Дома, так как это всё сделал именно он собственной персоной, он действительно просил прощения за все эти зверства. Прижимал меня к себе, словно бы зверь прижимал свою добычу-игрушку, шептал, что я сама виновата, что ведь я сама подвела его к этому, что я его не люблю, пыталась оставить его одного бедного и несчастного.
Поэтому он так ОТРЕАГИРОВАЛ.
Он всегда так делал. Уничтожал меня, а потом валялся в ногах, умоляя простить его. Бедного и несчастного. Смириться с тем, что он такой вот, что ему нужна моя помощь, что я обязательно когда-нибудь сделаю из него совсем другого человека, но только если буду терпелива, ласкова и даже в мыслях не буду допускать такую вещь, как побег.
– Ты такая красивая, – улыбнулся он. – Моя маленькая Аня.
– Спасибо. Я рада, что ты доволен.
Я едва заметно улыбнулась. Попробуй ему не улыбнись. Можно и оплеуху словить.
Вокруг нас порхала обслуга, нанятая в этот дом. Две девушки прибирались, раскладывали свежие газеты и журналы, наводили лоск. С одной из них Самойлов регулярно спал. Я это знала, и мне было невыносимо противно от этого фарса, в центре которого я оказалась.
Шлюха Самойлова, поблескивая глазами, ревниво посматривала в нашу сторону. Самойлову на это было класть с высокой башни, а мне вдруг стало даже смешно.
Я хотела, нет, я МЕЧТАЛА выбраться из этой тюрьмы, на которую другие смотрели с завистью. Смотрели и жаждали попасть на моё место. Я бы уступила. Правда. Отпустила бы, убежала и даже бы не обернулась.
Только вот ОН не собирался меня никуда отпускать.
Женщина постарше как раз принесла кофе. Анастасия Николаевна. Единственная, кого я хорошо запомнила здесь. Персонал здесь менялся редко, но я никак не могла точно запомнить лица и имена даже тех, кого видела довольно часто. Её запомнила с первых дней моего заключения здесь.
– У тебя не очень много времени, – спросил Костя, чуть растягивая слова. Он оторвал взгляд от экрана смартфона и скользнул по мне взглядом. – Во сколько прием?
Моя жизнь полностью была расчерчена по расписанию. Каждый мой шаг контролировался. Каждая копейка была где-то записана. Все карты, все документы, всё, что мог иметь свободный человек в нашей стране – всё это хранилось под замком у моего мужа.
Без него я была просто пустым местом. А с ним – его карманной тряпичной куклой.
– В одиннадцать.
– Тогда тебе надо поторопиться.
Самойлов ласково улыбнулся мне, и по блеску в его глазах я заподозрила что-то неладное. Завтрак я заканчивала в одиночку, Самойлову кто-то позвонил. Он, гневно сверкнув глазами, вышел из-за стола.
– Что значит Скавронский завернул сделку?! – рявкнул Костя, с грохотом отодвигаясь на стуле и выходя из-за стола. – Вы с ума сошли?! Скажите, что я сам буду говорить с ним!
Самойлов ушёл. Я не сдержала злой усмешки – единственный человек, который мог зарубить все планы Самойлова на корню, был Максим Скавронский. И с таким куском дерьма, как Самойлов, он не станет говорить, как бы Костя об этом не мечтал. Впрочем, Скавронский имел столько власти, что мог бы запросто закрутить гайки в делах каждой семьи из нашего властного гетто.
К столу подошла Анастасия Николаевна, чтобы собрать грязную посуду со стола. Я скосила на неё взгляд – тугой пучок седых волос на затылке, острый нос и поджатые губы. Она будто бы не менялась, хотя работала у Самойлова много лет.
– Сообщите водителю, что мне нужно выехать через пятнадцать минут.
– Конечно, – сухо ответила женщина, забирая поднос с грязной посудой.
Глава 2
Я поднялась наверх в свою комнату – у нас с Костей были отдельные комнаты, к моему счастью. Нужно же ему было место, где он мог совершенно свободно трахать своих шлюх, оберегая моё бедное униженное сердечко.
Однако общая комната у нас с Самойловым тоже имелась. Там, словно постамент на обозрении, стояло наше супружеское ложе, на которое этот ублюдок утаскивал меня четыре раза в месяц, изливая на меня свою похоть на протяжении всей ночи.
Так что да. Это была наша спальня. Наша общая комната.
Я там никогда не бывала, а когда попадала туда, то спешила побыстрее выбраться. Когда он мне разрешал, а разрешал он, когда был уже вдоволь сыт и расслаблен, я сбегала оттуда настолько быстро, насколько могла.
Закрыв глаза на секунду, я постаралась выкинуть из головы все гадливо-неприятные воспоминания, и поднялась по лестнице выше.
Закрыв за собой дверь, я огляделась в своей просторной светлой комнате. Моем уголке, норке. Только здесь в этом доме я чувствовала себя максимально защищенной. Я сама создала уют в этой комнате – живыми цветами, плетеной мебелью, книгами.
Здесь было хорошо. Костя почти сюда никогда не заходил. Слава Богу. Он считал, что у его жены должен быть только её будуар, где ему нет места.
Мельком взглянув на часы, я решила не переодеваться. Расчесала медно-рыжие волосы, чуть подправила едва заметный макияж. Господи, каким бледным и исхудавшим мне казалось мое лицо. А запястья… Я всегда была худенькой. Не очень высокой и худенькой. Асса, что была такого же роста, как я, но отличалась более красивыми формами, при всей своей стройности, всегда утверждала, что мечтает похудеть до уровня «Анна Тихонова».
Я зажмурилась на секунду. Зажмурилась от боли, до звезд в глазах. Моя дорогая Асса… Мой дорогой Петя… Петя. Сердце стукнуло с рваной болью в груди. И ком мгновенно встал в горле.
Нет, я запретила себе думать о них. Даже вспоминать.
Вдох-выдох. Я подхватила со стула сумку, проверила, ничего ли не забыла и спустилась вниз. Водитель уже должен был подъехать.
Сердце моё было неспокойно. Всё-таки Самойлов странно вёл себя с утра. Что бы это могло значить? Я, конечно, привыкла искать во всём подвох и всего опасаться. Но и Костю я изучила за этот год вдоль и поперек.
Я вышла из дома на великолепную площадку, выложенную камнем. Сад перед поместьем Самойлова был прекрасен, но громоздкие скульптуры в современном стиле и зеркальные фонтаны всё портили. Черный Лексус, который значился машиной только для меня, подъехал прямо к парадной лестнице. Невысокий и худощавый водитель неопределенного возраста, кажется, Владимир, вышел из салона авто и приподняв кепку, поздоровался со мной.
Я села в прекрасно пахнущий, чистый до беспредельных ноток, салон и пристегнулась. Самойлов велел всем водителям следить, чтобы я всегда была пристегнута. И чтобы меня всегда везли, не превышая определенную скоростную отметку. Придурок. Это он так типа заботился о моей безопасности. А потом ломал мне пальцы и таскал за волосы. Сумасшедший козел.
Мы выехали за ворота на дороги нашего элитного поселка – это была полностью охраняемая территория, как на каком-то военном объекте. Тут и белка не проскочит.
Мне было тошно смотреть на все эти поместья, блестящие лоском, высокие заборы и абсолютно невыразительные злые лица с задранными носами, что периодически можно было здесь встретить.
Растерянная и обеспокоенная тем, что Самойлов был несколько странен, я думала о приёме, на который ехала.
Это был приём у врача акушера-гинеколога. Самойлов сам позволил мне выбрать врача. И это был его маленький промах. Надя Куликова некогда работала в клинике с моей мамой. Через неё я передавала маме вести о себе и получала обратные новости. Но главное – Надя знала, что я тайком предохраняюсь, чтобы не забеременеть от Самойлова, и покрывала меня.
Костя волосы рвал на себе, не понимая в чём дело. Обследования в клиниках ничего не показывали ни ему, ни мне. Всё было в порядке. Ему говорили ждать, но его мужское самолюбие с каждым месяцем всё больше уязвлялось. Когда его дружки предлагали ему поменять самку, он посылал всех куда подальше и говорил, что родить ему наследника должна только я.
Долго, конечно, это продолжаться не могло. Но я собиралась совершить ещё одну попытку побега, и мне нужно было время.
Пытаясь отвлечься, я посмотрела в окно. Мы уже подъезжали к Москве. Машин было немного, городские джунгли любимого города приветствовали до боли знакомыми чертами.
Мой мобильный телефон зазвонил. И я отвлеклась от всех мыслей.
«Надя…» – подумала я.
Я подхватила новую модель дорогущего брендового телефона, который был вручен мне на днях Самойловым, и сняла трубку.
Но звонок уже сбросили.
Пришло лишь короткое сообщение в ВотСапп.
«Аня, он знает».
Моё сердце в ужасе сжалось, а внутри всё похолодело.
***
Владимир остановил машину возле чистого и аккуратного, недавно отремонтированного здания с большими окнами. Это и была клиника, где вёл приём мой врач.
Я вышла из машины и заторопилась к холлу. Последние деньки лета укутывали своим теплом, и городская атмосфера казалась невозможно приятной. Хотелось пить горячий кофе в стаканчике, гулять по городу, смеяться. Как мы когда-то гуляли по городу с Петей.
Казалось бы, это вчера. В мыслях промелькнул каскад воспоминаний, и главные из них: самая красивая на свете улыбка и теплый взгляд зелёных глаз.
Я резко затормозила у раздвижных дверей. Господи, да что со мной сегодня?
«Выброси из головы, – велела я сама себе. – Сейчас об этом думать нельзя».
Но ничего выбрасывать даже и не понадобилось. Из головы разом вылетели все мысли, когда возле изгиба стойки для ресепшна я увидела Самойлова. Он был одет в узкие джинсы, черную футболку и короткую кожанку. Весь с иголочки. Губошлёпки с трехметровыми ресницами, что сидели на ресепшне, так и пускали слюни, рассматривая его.
«Несчастные, – подумалось мне. – Знали бы вы, как бывают опасны мышкины сладости в когтях кошки».
– Моя дорогая Аня, – проходя по практически пустому холлу, отстукивая каблуками своих ботинок, произнес Самойлов. Он жеманно улыбнулся и протянул мне руку. – Пойдём. Я решил, что должен проводить тебя к твоему врачу.
Внутри всё клокотало, рвалось от ужаса. Я, словно зачарованная вложила холодную ладонь в крепкую хватку Самойлова и прошла вслед за ним к глянцевым лифтам. Мы поднимались, должно быть, целую вечность.
Всё это время на губах Кости держалась едкая ухмылка – я хорошо её знала, эту ухмылку. Эту жажду крови в глазах. Мое сердце ещё билось? Мне казалось, что любой шаг в это чистом коридоре клиники может стать последним. Я просто умру от страха, и всё закончится.
До боли знакомый кабинет, плотно закрытая дверь и темноволосая женщина, стоящая на коленях у окна. Два бугая в костюмах возле неё, один держит женщину за волосы. Растрепанную, помятую, с заплаканным лицом… Какой ужас! Надя, дорогая Надя, всегда веселая и поддерживающая, с такой доброй улыбкой и мягким взглядом светло-карих глаз!
– Надежда Романовна!… – воскликнула я. – Господи! Отпустите её!
Я, было, рванула вперёд, но Костя, лишь сильнее перехватил мою руку.
– Итак, – сказал Самойлов, прищурившись и одаривая несчастную Надежду презрительным взглядом. – Я по своей исключительной доброте разрешил Ане наблюдаться у Вас, Надежда Романовна, проходить обследование в этой вашей шараге… И что? Вы уже год водите меня за нос. Последние полгода мы не вылезаем из обследований: всё хорошо, всё замечательно. А оказывается, что Аня просто предохраняется и поэтому… ПОЭТОМУ у нас ничего не получается. Я весь извёлся. Я, можно сказать, покрылся позором среди чутких и уважаемых людей, среди моих друзей, родственников…
«Господи, какой же ты придурок! – не сдерживая слёз от жгучей обиды и презрения, подумала я. – Хоть кто-то должен найти на тебя управу, Самойлов! Хоть кто-то…»
– Вели им отпустить Надю! – разрыдалась я окончательно, едва не падая. Костя меня тут же подхватил и легонько встряхнул, ставя на ноги.
– Вам, Надежда Романовна, очень повезло, что я люблю свою жену и по своему великодушию прощаю ей всё, – сказал Самойлов, глядя на врача с насмешкой. – Даже то, что Вы совершили. Поэтому отпущу Вас. С миром отпущу. А так как главврач клиники, друг моего отца, который ничего не знал о том, что здесь происходит, репутация его клиники не пострадает. В отличие от Вашей. К этому я руку приложу, уж поверьте мне.
Я вдруг почувствовала, как мне не хватает воздуха. Схватилась за горло, падая на колени. Это ведь всё из-за меня… Из-за меня… Господи…
– Аня… – прошептала Надежда, глядя на меня. – Аня…Ты не волнуйся, Анечка…
– Да, ты не волнуйся, Аня, – зло процедил Костя, рваным движением поднимая меня с колен и подтягивая к себе. – Ты же знаешь, мои люди мягко приложат свои нежные руки для парочки ударов, которые послужат этой женщине уроком за её ложь и обманку, которую вы с ней устроили. И за все мои нервы тоже. А потом мы её отпустим, Аня. Врачом ей, конечно, больше не работать. Вообще в медицине. Но это всё меркнет и бледнеет по сравнению с тем, что тебе, моя хорошая… – Костя повернулся ко мне, с силой ухватывая за подбородок и приближая свое лицо к моему. – Достанется ещё больше «нежностей». Только уже лично от меня. Так и знай.
– Отпусти её, – прорычала я в бешенстве, не узнавая собственный голос. Что-то словно бы дало мне силы – я с силой заметалась из стороны в сторону, отталкивая Самойлова. – Отпусти! Её!
– Дрянь! – выдыхая, удивленно выругался Костя.
– ОТПУСТИ! – заорала я, словно сумасшедшая.
Горло заболело, словно разодранное. К Самойлову, пыхтящему и пытающемуся меня удержать, подскочил один из бугаев и вцепился мне в волосы.
– Не трогай её, болван! – Взорвался Костя, отвесив ему оплеуху. – Я сам с ней справлюсь!
Самойлов выволок меня из кабинета, развернул к себе и влепил звонкую пощёчину. От боли, обиды и ненависти я сначала потерялась, но Костя, крепко схватив меня за плечи, тут же вцепился мне в волосы на затылке, а затем рьяно поцеловал. Это был властный, подавляющий, какой-то совершенно унизительный для меня поцелуй. В эти секунды я ненавидела его всеми фибрами души.
– А теперь нам пора, – прошипел Костя, сжигая меня своими потемневшими карими глазами. – Будем перевоспитывать тебя. Дома. Там, где нам никто не помешает.
Костя подхватил меня за локоть, волоча за собой. Я услышала звонкий удар, вскрик и слёзы, после этого будто бы что-то разбилось в кабинете Нади. Бугаи вышли, и вслед им, к своему счастью, я услышала поток её ругани.
«Значит, жива, – подумала я с облегчением. – И, наверное, не всё так страшно…»
Прижимая руку к горящей от боли щеке, я покинула клинику вслед за Костей и его свитой. Я даже на секунду боялась представить то, что мне предстояло испытать дома.
Глава 3
Я закрыла глаза на мгновение. Страх клокотал внутри. Страх, ужас, обида и желание выжить. Впервые я готова была вцепиться Самойлову в лицо.
Он зашёл в комнату, и закрыл дверь. Остановился возле неё, сунув руки в карманы. Полутьма пугала, и этот холод тоже действовал на нервы. Было зябко, словно где-то на кладбище.
– Ты действительно думала, что я спущу тебе это с рук, маленькая дрянь? – зло выговорил Костя, сверкнув потемневшими глазами в мою сторону. – Целый год ты водила меня за нос. Я тратил деньги, убивался, а теперь выяснятся вот оно что…
А затем он вдруг стал расстегивать ремень, вытаскивая из джинсов. Я отпрянула к окну, вцепившись в подоконник до побелевших костяшек пальцев.
– Не подходи ко мне, – прошипела я. Меня хлестало жгутами страха – совершенно обессиливающего и мучительного.
– Да у тебя голосок прорезался, смотрю? – рявкнул Самойлов, направляясь ко мне. Он был зол и страшен.
– Пошёл ты к черту, – в отчаянии огрызнулась ему в ответ. – Пошёл ты к чёрту, Самойлов! Хоть бы в аду демоны изодрали тебя в клочья! Если подойдёшь ко мне, то получишь сполна!
Он даже остановился, опешив. Остановился, крепко сжимая ремень в руке. Мне было страшно представить, что он собирался сделать со мной.
«Он, наверное, убьёт меня, – подумала я. – Но я так просто ему не дамся… Не теперь. Теперь мне больше нечего терять».
– Ты собиралась сбежать, – прищуриваясь, спросил Самойлов. – Я знаю, что ты собиралась… Я вижу это по твоим глазам. У тебя есть план, маленькая гадина. Мало тебе прилетело с того раза, да? Или ты уже забыла, как это бывает?
Он медленно сделал шаг, потом ещё один. Я рывком отпрянула в сторону, но угодила прямо в руки Самойлову. Этот запах стали, дорогой кожи и табачных ноток в его одеколоне… Господи, это самый страшный запах на свете. Запах жестокости и боли.
Костя крепко сжал меня в руках. Его дыхание почти обожгло меня. С силой вцепившись мне в волосы, он потянул мою голову назад, так, чтобы я могла видеть его лицо.
Глаза мгновенно защипало от слёз.
– А ты думаешь, что я не сбегу? – В тон ему ответила я. – Либо сбегу, либо умру. Третьего не дано.
Самойлов отбросил меня к стене, от неожиданности я потерялась в пространстве. Выдохнула и тут же вскрикнула – скулу и щёку обожгло болью от тяжёлой пощёчины.
– Никуда ты не сбежишь, Аня, – прорычал он. Его глаза потемнели ещё больше, желваки заходили на скулах. Я опустила взгляд на ремень, что он держал в руке. – Теперь всё изменится. Ты забеременеешь от меня…
Он шагнул ко мне, и я, переполненная страхом и яростью, впервые в жизни кинулась на Самойлова с кулаками.
Толкнув его в живот, так, что он, охнув, отшатнулся, я съездила ему кулаком в челюсть. Слабо, конечно, но не так уж и плохо для первого раза. Ярость распалила мою кровь!
Я, крича, вцепилась Самойлову в волосы, но дальше – конец. Он был куда сильнее меня. Быстро спохватившись, он сбил меня с ног, перехватил руки, и вместе со мной упал на ворсистый ковёр.
Я разбила ему губу.
И вот она картина. Кровь в уголке его рта, и тут же ухмылка – гадкая, циничная. И горящие уже не злобой, а похотью глаза.
– Знаешь, а мне даже понравилось, моя маленькая Аня, – прошептал он, удерживая мои запястья над моей головой. – И ты очень зря надеешься, что я тебя когда-нибудь отпущу… Никогда. Даже не надейся.
Я закусила губу, пытаясь пошевелиться, но Самойлов так прижал меня к полу, что я не могла сопротивляться ему ни в каком виде.
– Я буду надеяться. И буду пытаться. Так и знай, – зло прошипела я. Горькие слёзы обиды заполнили мои глаза и тут же заструились по вискам.
Самойлов наклонился ко мне. Провёл губами по щеке, потом по шее. Я с отвращением отвернулась.
– Лучше давай-ка приступим к делу, моя хорошая, – прошептал он, одним ловким движением перетягивая ремень на моих запястьях. – А то ждать становится невыносимо…
***
Я сидела в машине на заднем сидении, провожая пустым взглядом скользящие мимо пейзажи загородных просторов – лесополосы, деревеньки, посёлки, поля… Свобода. Свобода виделась мне в каждом отрезке, что встречался взгляду. Выйти бы из машины и бежать через поле, в лес, забраться на дерево или спрятаться под землёй, так чтобы никто не нашёл. Так что бы все забыли…
Я вздрогнула. Самойлов сидел на заднем сидении авто вместе со мной. У другого окна. При этом он держал меня за руку.
Вообще-то, это было редкостью, когда он соглашался ехать со мной в одном транспорте, тем более, сидя рядом. Но что поразительнее – держа за руку.
Видимо, мой эмоциональный взрыв настолько поразил его, что он начал чего-то опасаться. Может быть, чувствовал что-то. В первую очередь, надвигающуюся угрозу моего побега. Моего побега он боялся больше, чем моей смерти.
Может, он, конечно, думал, что я уже забеременела от него. И так проявлял своё внимание. Вот уж не знаю.
Он знал, что я не так проста, и запереть меня в клетке на простой замочек он не мог.
Он опасался. И был прав в своём опасении. Ведь я собиралась сбежать уже на этих выходных. Вернее, совершить ещё одну попытку побега.
Очень редко, теплой поздней весной, ранним летом или теплой осенью мы выезжали в загородную резиденцию родителей Кости. Его отец и мать относились ко мне довольно хорошо, а ещё они знали, какого изверга они вырастили и, смирившись, покрывали почти все его выходки.
Даже, когда в прошлый раз Костя при них рванул меня за волосы, пинком выгоняя из гостиной в их же доме, они лишь, тяжело повздыхав, отвернулись.
По счастью, совсем недалеко от Самойловых жила Оля. Моя дорогая Оля и её брат… Они жили в поселке неподалеку. Когда я впервые узнала об этом, я плакала от счастья – понимая, что это может быть моим шансом. Сколько раз я пересчитывала «от и до» все детальки моего плана о своем побеге. Сколько раз…
И этот план должен был сработать.
В ближайшее время я уже сбегу.
Проблема в том, что этот побег не продлиться долго, но я ДОЛЖНА успеть за это время всё рассказать, возопить о помощи, дотянуться до той стороны, с которой меня утащил Самойлов в свои гнилые окопы.
Оля… Если она узнает правду, она поможет. Обязательно поможет.
На моих друзей Самойлов повлиять не мог. Все мы были из элитного поселка и все до одного из семей влиятельных людей. Оля с Мишей в том числе. Единственное, их родители, чета Кузнецовых, несколько лет назад покинули страну, уехав в свою виллу на берегу океана. Дети остались здесь. С Олей… С Олей мы дружили ещё со школы. Наш класс был небольшим, и там учились такие жестокие и неприятные люди, о которых даже вспоминать страшно. И у каждого за спиной была влиятельная сила денег и власти их родителей. Девочки из нашего класса постоянно участвовали в конкурсах красоты, открывали вечеринки в клубах, ходили, задрав носы, орали на учителей и… Позволяли всем этим мачо, щёголям и просто красавчикам брать себя прямо на подоконниках в школьных туалетах.
Таким, как я, отличницам и мышкам, было тяжело. Но Господь милостив. Мы прибились друг к другу. Я и ещё две мышки. Первая – Оля Кузнецова. Темноволосая, с короткой стрижкой под мальчика, курносая и с большими голубыми глазами. Крапинки веснушек на носу, спортивный стиль, задорный смех…
Ольга давала всем фору в спортивных мероприятиях, так же, как и я всем давала фору в учёбе по сложным предметам. Второй мышкой стала светловолосая новенькая, прячущая глаза за черными квадратами очков. Света Кулакова. Она пришла в класс – скромница, красавица… Обладательница тонкого музыкального слуха. Света виртуозно играла на фортепиано. И учителя за неё стояли стеной – гордость школы.
Нас было трое, мы обладали своими талантами. И нас люто ненавидели все эти взбалмошные модельные красотки, властвующие в нашей школе. Нас травили, однажды хотели хорошенько избить. Сразу всех троих. Поймать и исколотить, дабы знали свое место.
Но тогда за нас вступилась Асса. Она нас спасла. Моя дорогая Асса. Невысокая, красивая, изящная, деловая. Она тоже была мышкой. Никакой модельности во внешности, никакой помешанности на брендах. Никакого гламура.
Бесстрашная красавица Асса. Её одну они могли бы переломить, словно спичку, несмотря на её внутренний огонь. Но Ассоль Игоревна носила фамилию Орлова.
А в наших кругах никогда и не под каким предлогом нельзя было трогать только представителей двух семей: Орловых и Скавронских. Они же, бывшие друзья и нынешние враги, были выше, сильнее и богаче всех остальных.
А ещё у Ассы был старший брат. Петя Орлов. И в него я была влюблена. Была влюблена тогда. Влюблена в него и сейчас. Моё сердце томилось по нему с младших классов, и замирало при одной мысли о нём по сей день. Петю я не видела уже очень давно… Целый год. Даже чуть больше. И я так скучала…
Орловы дружили с четверкой братьев Скавронских в наши школьные времена. И их союз был страшен.
Никакого гламура и пафоса они не терпели, и Асса, как и следовало ожидать, так же ненавидела всё это «гламурное куриное дерьмо», которым она называла большую часть заносчивых учениц нашей школы.
Поэтому Асса вступилась за нас. И не пожалела об этом, став нашей подругой, нашей защитницей.
Ассоль была сильной и бесстрашной мышкой. Она стала четвертой в нашей компании. И наш маленький мышиный оплот много лет казался нерушимым.
До тех пор, пока Самойлов спустя пять лет после окончания школы не разрушил в моей жизни всё до основания. И мою дружбу с моими мышками в том числе.
Глава 4
Он не просто уничтожил моего отца, разорив его и доведя до смерти. Не просто заставил мою мать скрываться. Он перерезал все те нити, что оплетали нас с Петей теплой паутинкой. Мы с Орловым никогда не были в отношениях, но… Я была влюблена в него с самого детства, а он – он всегда защищал меня, помогал мне. Улыбался, как никто.
За неделю до того, как папины долги легли на мои плечи, и Самойлов втянул меня в бездну, из которой я пыталась сейчас выбраться, Петя хотел встретиться со мной.
