Текст книги "Посткарантин"

Автор книги: Злата Косолапова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Злата Косолапова
Посткарантин

Пролог

Алексей Орлов закрыл глаза и тяжело вздохнул. Он всеми силами попытался унять дрожь и взять себя в руки, но страх не отпускал его, ужас по-прежнему держал его в ледяных когтях.

В старых коридорах на верхнем этаже снова послышалась стрельба, сменившаяся криками и каким-то грохотом. Здесь, в этой маленькой комнатушке, где они спрятались от налётчиков, у них не было достойного средства, чтобы защитить себя – только один старый пистолет Ярыгина. У входа в комнату, где маленький пятачок у двери был освещён синевато-серым светом, стояла молодая женщина в истёртом медицинском халате.

Замерев в напряжении, Ольга Миронова сжимала пистолет в руках так сильно, что костяшки её пальцев побелели. Тёмные волосы Ольги, собранные на затылке, растрепались, светлые глаза хранили усталость и молчаливый страх. Тот же страх, смешанный с болью неизбежности, блестел и в глазах ученика Орлова – Антона Спольникова.

Антон, светловолосый юноша в квадратных очках, стоял чуть дальше от двери, чем Ольга. Он прислонился плечом к старым картотечным шкафам, сжимая в дрожащих руках папку, в которой ещё вчера были собраны результаты всех последних исследований Орлова и которые ныне оказались утеряны. Спольников изо всех сил пытался сохранить бумаги, когда на них напали, но ему это не удалось.

Но теперь, когда они все на грани жизни и смерти, всё это не так важно.

Приоткрыв рот, Орлов с присвистом втянул воздух. Как душно здесь было, в этой маленькой подсобке, где они скрывались от захватчиков. Сегодня утром никто из команды Орлова и представить себе не мог того, что их ждёт, когда день закончится, и настанет эта ночь.

Эта страшная ночь.

Кто-то сдал его команду. Сдал их всех. Лёша не знал, кто это мог быть – кто-то из команды или кто-то из Купола. Неизвестно. Это был тот, кто знал все доступы к этой лаборатории, все коды, все лазейки. Орлов закрыл глаза – если бы он только знал, кто стал предателем, если бы только знал…

Уже две недели Орлов и его команда учёных из Купола находились на территории Звенигородской биологической станции МГУ, где они искали полезные образчики, так необходимые для работы над их проектами.

Эти налётчики как-то узнали про его, Лёши, экспедицию на биостанцию МГУ. Они узнали, какое количество офицеров из военных отрядов Купола будут сопровождать его команду, насколько хорошо они будут экипированы…

Кем же они были эти налётчики? Орлов задавал себе этот вопрос каждый раз, когда слышал звуки выстрелов. Нет, это точно были не мародёры. У тех, кто напал на биостанцию, было слишком много оружия, слишком хорошо они умели им пользоваться. Нет, не мародёры, не банда мелких преступников….

Кто-то серьёзнее и опаснее. Орлов это знал наверняка – уж слишком кровожадными были эти взгляды, блестящие в прорезях их черных масок.

Зашуршала ткань, и Алексей почувствовал, как его руку сжала ослабшая ладонь его жены. Орлов резко открыл глаза, подался вперёд и посмотрел на бледное лицо, с горящими крапинками веснушек.

Как же она была прекрасна, его Наташа. Даже в эти последние мгновения своей жизни она была бесконечно красива. Её густые медные волосы растрепались, бледно-голубые глаза были прикрыты. Они болезненно сверкали в полутьме этой душной кладовки. Серое платье в белый цветочек, которое так любила Наташа, было перепачкано в крови.

Алексей опустил взгляд. Какая роковая случайность – Наташа так редко сопровождала его в экспедициях, но именно сегодня оказалась рядом с ним.

Она так радовалась тому, что они уже завтра утром должны были, наконец, покинуть биостанцию и отправиться обратно в Купол. Она скучала по дочери и без устали повторяла, как сильно должно быть Машенька соскучилась по ним, по своим родителям.

Орлов знал, что Наташа очень мучилась из-за долгой разлуки с Машей. Он понимал её, потому что мучился не меньше жены, скучая по дочери и мечтая побыстрее оказаться дома, в Куполе…

Чёртовы боевики ворвались в основной зал первого корпуса, когда большинство из команды Орлова были как раз там. Там же был и он сам с женой. Там была и Оля Миронова. Пальба началась почти сразу.

Бойня была страшной, Орлов даже боялся вспоминать те жуткие картины, которые теперь навсегда засели в его памяти – его погибшие друзья с бледными измученными лицами, кровь, забрызгавшая стены, разбитое стекло, ворох рассыпанных бумаг…

Это недоразумение случилось как-то нелепо. Они вчетвером с Антоном, Наташей и Ольгой уже почти убежали в подвальные помещения, уже даже приблизились к старой лестнице, но один из налётчиков настиг их и пустил ту страшную пулю. Ольга прострелила преследователю ногу из этого самого пистолета, что был сейчас в её руках, но было уже поздно – Наташу ранило в живот.

Страшная рана…

Орлов донёс жену до старой подсобки в подвале, где они и укрылись. И теперь… Теперь всё. Они либо умрут здесь, либо смогут переждать всё то, что началось несколько часов назад. Как только они оказались за запертой дверью, Алексей и Ольга сразу же оказали всю возможную помощь Наташе, но… всё это было бесполезно. Они застряли здесь без единого шанса на спасение.

Алексей крепче сжал руку Наташи и с болью посмотрел на свою усталую и измученную жену. Она лежала на старых коробках, которые Антон и Оля сдвинули так, чтобы можно было на них лежать.

Лёша вдруг подумал, что не сможет пережить то, что сейчас происходило.

Его Наташа, его Наташенька… Его любимая жена умирала, и ничто не могло этого изменить. Он больше ничего не может сделать для неё. Лёша зажмурился, крепко сжав пальцы жены в своей ладони. Нет… Он не верит в то, что происходит. Он не верит в то, что она умрет.

Орлова выкинуло из мыслей, когда неожиданно Наташа вырвала руку из ладони мужа и схватила его за накрахмаленный рукав медицинского халата. Алексей дёрнулся вперёд с такой силой, что стул под ним, громко проскрипев, прокатился по полу.

– Наташа! – срывающимся голосом позвал Орлов, понимая, что почти охрип от жажды.

Наташа глухо застонала от боли, закашлялась и сильнее потянула рукав мужа на себя. Она вдруг глубоко вздохнула и, дрожа от озноба, посмотрела на Орлова.

– Алёша… Алёша, – проговорила она очень тихо, едва в силах произносить слова. – Пожалуйста, береги Машу… Береги нашу дочку… Нашу Машеньку… Береги её…

Ольга Миронова в немом ужасе застыла у двери, глядя на умирающую Наташу. Глаза Мироновой лихорадочно горели. Она лишь украдкой посмотрела на такого дорогого её сердцу Лёшу: с вечно серьёзным лицом, взъерошенными вихрами тёмных волос и печальными глазами, в которых сейчас читалась острая, болезненная скорбь.

– Ты не умрёшь, – отчаянно прошептал Орлов, наклоняясь к Наташе. Он поцеловал её в нос и приложился лбом к её лбу, влажному от проступившего пота. У него внутри всё жгло. Он чувствовал трепетную дрожь и тёплое дыхание Наташи и умирал вместе с ней. – Ты не умрёшь. Пожалуйста… Наташенька, только не умирай. Не оставляй меня одного…

Глядя на Орловых, Миронова прикрыла рот ладонью. Слёзы хлынули из её глаз. Наташа едва заметно улыбнулась мужу и хотела что-то сказать ему, но не нашла сил для этого. Тяжело дыша, она лишь приоткрыла губы. Тогда Орлов приподнял жену и прижал к своей груди.

– Всё будет хорошо, Наташенька…. Мы вернемся домой. Мы спасёмся… Ты только не умирай, – хрипло шептал Алексей, ощущая, как его сердце разбивается на тысячи осколков. – Только не умирай…

***

«Она умерла».

Это была одна из двух мыслей, которая бесперебойно гремела в голове Орлова, когда они выбирались с территории биостанции.

«У Маши остался только я».

Это была вторая мысль. Она ещё громче гремела в голове Орлова, когда они с Ольгой, Антоном и ещё несколькими из выживших ребят пробирались через высушенные войной лесные просторы: темные и опасные. У них с собой был лишь один низкочастотный передатчик, который мог схватить связь только с дороги на Звенигород, никак не дальше.

Искать аппаратуру для связи на биостанции после бойни было слишком опасно – боевики могли вернуться. Хуже – они ещё могли быть где-то там.

Наташа умерла.

«У Маши остался только я, поэтому я должен выжить».

Вот что думал Алексей, крадучись направляясь через лес к дороге. Там им, наконец, удалось передать сообщение Соболеву.

Их вытащили. Они спаслись. Они – да, Наташа – нет.

***

Орлов скользнул напряженным взглядом по старому резному столу из красного дерева. Узорная резьба всё ещё хранила свою особую стать.

Лёша перевел взгляд на открытую книгу, лежащую на столе, в её страницы было вложено письмо. Даже отсюда Орлов мог с легкостью различить подпись Сергея Сухонина – управителя подземного города-государства Адвеги.

Подпись стояла под знаком щита, на котором была выведена ровная буква А.

Алексей приблизился к столу, коснулся чистых листов бумаги, что покоились у книги с вложенным в неё письмом, и закрыл глаза.

Как тихо здесь было…

Эта комната, как и вся усадьба, сохранила красоту старинных времен – зыбкую, уже почти полностью забытую этим умершим миром. Кабинет Соболева всегда казался Орлову светлее и уютнее многих других помещений. Наверное, за счет золотистых стен и трёх высоких окон с каждой стороны комнаты.

Алексей посмотрел в сторону того окна, в стекло которого уже давненько стучали ветки дерева из усадьбинской рощи. Пыльные тюли мягкими волнами спадали к стёртому паркету и слегка покачивались от сквозняка, как и тяжёлые жёлто-зелёные шторы.

Здесь всё было великолепно – от грани до грани. Здесь, в Куполе – в городе-государстве, расположенном под Звенигородом на территории усадьбы Введенское. Этот город был основан здесь через двадцать шесть лет после начала войны. Лютой зимой две тысячи сорок пятого года Михаил Соболев привел своих людей сюда, в, пожалуй, самое прекрасное для жизни место в этом обезображенном послевоенном мире.

Среди пришедших в Введенское были и он, Орлов, и его будущая жена Наташа. За то долгое и мучительное время, что они шли за Соболевым к своему новому убежищу, пересекая опасные и безжизненные пустоши, Орлов ни разу не усомнился в том, что Михаил приведет их всех в надежное место. Однако сказать про Введенское просто «надежное» даже сейчас Орлову показалось недостаточным. Оно было восхитительно. Было, остаётся и останется. И Алексей не переставал благодарить Бога за то, что эта усадьба стала их домом.

Многие тогда задавались вопросом, откуда Соболев знал об этом месте? Откуда знал, что здесь никого не будет, когда они придут?

Михаил никогда никому не рассказывал об этом, да и Алексей так и не решился задать ему свои вопросы. Тогда главной проблемой была дорога до Звенигорода.

И всё же лидера и защитника лучше Михаила Орлову сложно было представить. Соболев был суров, но справедлив. Его не пугали ни трудности, ни убийцы, ни радиация. Он обещал привести своих людей под Звенигород. И он их туда привёл.

Когда они пришли в Введенское, там и правда никого не было. Многим показалось это странным, но никто ничего до сих пор так и не спросил у Михаила. Все и без того прекрасно понимали, что он знает то, чего не знают остальные.

Уже позже Соболев немного рассказал про саму усадьбу. За десять лет до начала войны, усадьбу Введенское решено было сделать одним из объектов для важнейшего проекта, целью которого были разработки, дающие возможность пережить ядерную войну и её последствия.

Под землёй на территории усадьбы был выстроен бункер, где сейчас располагалась лаборатория Купола, ближе к границам участка за пару лет до войны возвели несколько массивных строений, необходимых для оборудования и лабораторий. Все здания были выстроены строго по границам территории и не нарушали изначальную композицию усадьбы. К тому же, как и было задумано, архитектура новых строений практически не отличалась от архитектуры старинных зданий в Введенском.

Главной чертой проекта был купол, возведенный вокруг всей территории. Этот купол строили из какого-то биоматериала, похожего на слюду, тонкого, абсолютно прозрачного, но очень прочного. Предполагалось, что этот материал не будет пропускать радиацию и защитит от взрывной волны всё, что под ним находилось.

Проект не был завершен. Купол был почти полностью достроен, когда началась война, но всё же они не успели закончить его до конца.

К счастью, война почти не тронула эти места. Усадьба Введенское осталась величественной и прекрасной, несмотря на разрушительные пережитки времени, а теперь, через годы после войны, вся территория усадьбы стала самым известным на подмосковных пустошах городом-государством.

В жизни тех, кто жил здесь, было много светлого. Алексей Орлов знал это, потому что он прожил в этом городе больше двадцати лет.

Именно здесь, в Куполе, они с Наташей поженились. Именно здесь родилась их дочь – Маша. Его Машенька.

Лёша едва заметно улыбнулся, вспомнив про дочь – он любил её больше всего на свете. К счастью, она едва ли помнила те страшные времена, когда их жизнь с Лёшей полностью изменилась.

Маше было всего два года, когда Наташи не стало. А теперь… теперь и её жизнь в опасности. Орлов сжал губы, всеми силами держа себя в руках – нет, Маше он не даст умереть.

– Хорошо, что ты здесь. Нам многое надо обсудить, – произнес громкий голос у Орлова за спиной.

Скрипнула дверь, Алексей обернулся и увидел заходящего в кабинет высокого, широкоплечего мужчину. Мужчина был одет в длинный плащ из поношенной серой ткани, накинутый поверх свитера с высоким горлом. На руках у мужчины были одеты мягкие перчатки из коричневой кожи.

«А вот и Соболев…», – подумал Лёша.

Орлов кивнул в знак приветствия. Михаил Соболев был управителем города-государства Купол с самого начала основания города. И все эти годы Соболев относился к своим обязанностям с максимальной ответственностью и вниманием.

Статный, в хорошей физической форме, с аккуратно зачесанными седыми волосами, тонкими усами и небольшой бородкой, такими же седыми, как и волосы, Михаил Соболев напоминал какого-то великого русского генерала давних времен.

– Я так понимаю, что тебе уже разболтали весточку, которая пришла нам из Адвеги? – спросил Соболев, приближаясь к своему столу.

– Да, – откликнулся Алексей, наблюдая за тем, как Михаил берет со стола пачку сигарет и усаживается в кресло, местами разодранное на спинке.

– Сухонин написал, что возьмёт только её, – произнес Соболев, закуривая помятую сигарету. – Больше никого.

– Нет, я поеду с ней, – уже на автомате произнёс Орлов фразу, которую повторял про себя с тех пор, как узнал о решении Сухонина взять в Адвегу только одну Машу. – Я поеду с ней, и мне плевать на то, что он там сказал. Я не буду лишним в Адвеге. У них только два нормальных врача на весь город. Я им понадоблюсь…

– Либо она поедет одна, либо не поедет вообще, – отрезал Михаил. – Сухонин не пойдет на компромисс. А в случае тебя, он скорее отгрызёт себе что-нибудь, чем второй раз впустит тебя в Адвегу. Ты прекрасно знаешь их правила. Они такие же строгие, как и у нас. В Адвегу никого не берут просто так. За всё своё правление Сухонин взял под своё крыло только одного человека из Купола – Антона Спольникова, который был твоим учеником и помощником. Теперь же он готов взять в свой город второго человека из наших  – твою дочь.

Алексей сжал губы. Он нахмурился, впиваясь взглядом в собеседника.

– Да, он готов взять её и даже готов помочь ей. Но она должна будет жить вне карантина целый год! Она не сможет выйти из подземного города раньше, иначе… Иначе ты прекрасно знаешь, что будет. – Орлов закрыл глаза и положил руку на лоб. – Это слишком долго. Я не могу оставить её одну на такое количество времени. Неужели я никаким образом не могу поехать с ней?

– Лёша, пойми, такова цена за её жизнь, – ровным голосом ответил Соболев. – Ты же знаешь, что Сухонин человек долга и чести. Он отдаст тебе тот долг, который так тяготит его уже столько лет. Он написал в письме, что вне карантина они будут делать твоей дочери необходимые инъекции до тех пор, пока не вылечат её. И как только у неё выработается иммунитет к этой дряни, которой она болеет, она сможет вернуться сюда. – Соболев кинул проницательный взгляд на Алексея. – Ты только сам подумай – болезнь ей будет больше не страшна, к тому же она будет проходить лечение в полной безопасности. Да, там не будет тебя. Но, во-первых, Лёша, твоей дочери уже девятнадцать лет. Во-вторых, она этот год будет жить в практически самом безопасном месте на этих чертовых выжженных радиацией и войной землях. В месте, которое защищено даже лучше, чем Купол…

Орлов резко повернулся к Соболеву, сверкнув глазами.

– Миша, послушай меня, – процедил Алексей. – Может сейчас не очень-то на это похоже, но я счастлив до беспредельного состояния оттого, что Сухонин согласился взять мою дочь на лечение. И я отправлю её туда, но… – Орлов взмахнул руками и с отчаянной скорбью посмотрел на управителя Купола. – Что если она возненавидит меня за то, что я отправил её туда? Что если Сухонин начнет отравлять ей жизнь и она решит выбраться? – Алексей опустил лицо и замолчал. Но немного помолчав, продолжил: – Миша, а ты знаешь, что будет, если она выйдет в посткарантин раньше срока? Уже завтра ей будет достаточно провести десять минут вне чистой зоны, чтобы умереть.

– Ты же знаешь, что этого не произойдет, – напряженно сказал Соболев, сверля взглядом Алексея. – Маша умная девочка. Она прекрасно понимает, что без лечения ей не обойтись. Она никогда в своей жизни не будет тебя ненавидеть. Ты сам это знаешь. Это первое. А второе ты и сам только что озвучил – у нас осталось не так много времени, прежде чем респираторная маска перестанет её хоть как-то спасать.

– Я знаю, да… Но я должен быть с ней, – прошептал Орлов, бегая взглядом по истёршейся поверхности пола. Его словно бы рвало на части. – Я должен отправиться в Адвегу вместе с ней…

Соболев тяжело вздохнул, он придвинул ближе к себе старую стеклянную пепельницу и скинул в неё рассыпчатый пепел. Хмурясь, он снова сжал сигарету в зубах.

– Ну, тогда в лучшем случае Сухонин захлопнет ворота города перед твоим носом, когда ты попытаешься пройти туда. В худшем – пустит пару пуль тебе в задницу. – Выдохнув облако едкого дыма, Михаил ясно-голубыми глазами посмотрел на Орлова: – Лёш, тебя никто не пропустит в Адвегу. Сухонин делает исключение только для твоей дочери. И ты знаешь почему. Тебя он не пустит ни при каких условиях, он ведь до сих пор считает, что ты мог предотвратить смерть…

– Он прекрасно знает, что у Ани не было шансов! – отчаянно воскликнул Орлов, сжимая руки в кулаки и беспомощно глядя на Соболева. – Он знал, что она слаба. Мы оба это знали. Я пытался спасти её! Я всеми силами пытался! Но было уже слишком поздно… – Алексей опустил голову. – Я не Господь Бог… Я сделал всё что мог…

На некоторое время в кабинете Соболева воцарилось гнетущее молчание. За окном шумел ветер, где-то внизу смеялись дети, кухарка звонила в колокол, сообщая, что обед начнётся через десять минут.

– Я хорошо это знаю. – Михаил внимательно посмотрел на Орлова. – Лёш, ты спас много жизней за годы своей работы, но Сухонина это не волнует. Ты сам это знаешь.

– Я спас его дочь, – чётко произнес Алексей сквозь зубы.

– Теперь он спасет твою.

Соболев испытующе смотрел на Орлова. По его безэмоциональному лицу нельзя было понять, о чём он думает.

Комната снова наполнилась молчанием. Сигаретный дым витал над столом, часы на стене мерно щёлкали секундной стрелкой.

Орлов думал о дочери. Выхода не было – если она не поедет в Адвегу, она умрет. А этого ни в коем случае нельзя допустить. Алексей вдруг вспомнил тот момент, когда он узнал результаты анализов, подтвердивших болезнь Маши. Он стоял в лаборатории, смотрел в бумаги и всё никак не мог поверить в такие, казалось бы, невозможные показатели – радиационная аллергия. Аллергия, которой болели только те редкие постъядерные дети, которые обладали кровью с альфа-места частицами.

Такие дети, как Маша, с уникальной кровью, на которую радиация имела особое воздействие.

Алексей нахмурился. И сейчас…

У Маши уже появилась реакция на радиоактивную пыль, и времени осталось очень мало. И как бы там ни было, он не позволит смерти приблизиться к его дочери раньше времени. Алексей нахмурился – решение очевидно. Сухонин никогда ему не уступит, поэтому Маша поедет в Адвегу без него.

– Она поедет. Конечно же, она поедет. Об этом вопрос даже не стоит, – прохрипел Орлов, с тоской глядя за окно. – Пускай без меня. Если Сухонин поставил такое условие – пусть будет так. Но, Миша, скажи мне… Как мне её отпустить одну? Ей девятнадцать… У неё только вся жизнь началась. Сухонин проведет терапию, вылечит её, но сделает всё, чтобы её жизнь в этом подземелье стала настоящим адом. Ты же знаешь, как он ненавидит меня. Ты знаешь, как он ненавидит всю мою семью после того, как его жена умерла. Конечно же, я отправлю Машу туда. Но, я боюсь, что она никогда не простит меня. – Алексей с горечью покачал головой. – Никогда не простит за то, что я на год запер её в этой тюрьме. Отправившись туда, она лишится всего, что делает её счастливой. Как она переживет расставание с дорогими ей людьми? Как она будет жить среди жителей Адвеги? Ты же знаешь, Миша, она тихая, скромная девушка. – Алексей нервно водил рукой по подбородку. – Она не умеет за себя постоять…

– Да пойми ты, что твоя дочь умирает! – грозно рявкнул Соболев, ударив кулаком по столу с такой силой, что Алексей едва не подпрыгнул. – Не будь дураком, Орлов! Твоя жена умерла столько лет назад, и ты едва пережил это, а теперь ты хочешь остаться совсем один? – Соболев встал в полный рост. Его глаза горели. – У твоей дочери пока крепкое здоровье, но ты сам знаешь, насколько сильно у неё уже развилась аллергия. Скоро она не сможет дышать, а ты думаешь о том, какие у неё будут отношения с малолетками из Адвеги?!

На некоторое время в комнате воцарилось молчание. Алексей опустил глаза. Соболев абсолютно прав, он, Орлов, ведёт себя, как ребенок.

– Прости, – сказал Алексей, ощущая стыд и щемящую боль в груди. – Конечно, всё это глупости.

Соболев притушил сигарету. Он покрутил бычок, вжимая его в расцарапанное дно пепельницы.

– Ты сам знаешь, насколько редкая у Маши кровь, – наконец произнес Михаил, выходя из-за стола и направляясь к окну.

– Один ребенок на две тысячи постъядерных детей, – мгновенно произнес Алексей.

«Какая страшная статистика…», – вдруг подумал он.

– Благодари Бога, Лёша, что в нашем мире ещё есть вакцина, способная вылечить твою дочь, – прохрипел Михаил.

Он отвернулся от Лёши и замер возле окна, сложив руки за спиной.

Орлов обессилено выдохнул. И здесь Соболев прав. Слава Богу, что сегодня в этом злом мире вообще есть шанс вылечить Машу. К чему эти сомнения? К чему эти мысли и переживания? Речь идёт о жизни его дочери.

Маше придется прожить год в Адвеге. Ей придется прожить там без него. И придется прожить под гнётом Сухонина. Орлов поджал губы – выбора нет, только так можно было спасти его дочь. Только так: на целый год отдать его овечку жить в логове волка.

И пусть Сухонин закроет ворота своего подземелья. Он, Орлов, будет ждать свою дочь весь этот страшный год. Он будет каждый день молить Бога дать ему сил и терпения. А потом он вернется за ней к гермодверям этого драного подземелья ровно в тот день, когда её лечение будет закончено.

– Ну, так что? – спросил Михаил, поворачиваясь и вглядываясь в лицо Орлова.

Алексей с горечью прикрыл глаза.

– Сообщи ребятам – через два часа выдвигаемся.

***

Управитель закрытого города Адвега, Сергей Сухонин, был мужчиной средних лет, скупым на эмоции, чем-то интересным внешне и очень придирчивым по характеру. Он пытливо всматривался в напряженное лицо Алексея на протяжении десяти долгих секунд, пока Орлов стоял напротив него, держа на руках спящую дочь.

Маша была одета в старое вязаное платье и ветровку. Её короткие, тёмные, почти чёрные, как у отца, волосы были взъерошены. Большую часть лица девушки закрывала довоенная респираторная маска.

Маше было девятнадцать лет, но какой же маленькой и беззащитной сейчас казалась Алексею его дочь…

Нет, она ему такой не казалась. Она такой была. И теперь…

Алексей огляделся.

В этой полутёмной пещере у огромных тёмно-зелёных гермодверей подземного города были сложены пыльные коробки, тут же лежал сломанный стул, высилось несколько стоек, держащих яркие, словно звёзды, прожекторы. Позади Сухонина стояли два охранника из службы безопасности Адвеги – два огромных бугая в светло-голубом камуфляже, в чёрных шлемах, закрывающих их головы, и пуленепробиваемых жилетах.

Орлов едва сжал губы, наткнувшись на выжидательный взгляд управителя Адвеги. У Сухонина были светло-карие глаза и смуглая кожа, лицо было суровым, словно камень. Его чёрные, уже кое-где с проседью, волосы были аккуратно причесаны.

Глядя на Алексея, Сухонин слегка склонил голову в бок и цинично улыбнулся.

Лёша видел ненависть, пляшущую в его глазах – ненависть жуткую, ядовитую. Алексей никогда в своей жизни не видел в глазах людей такой злобы, обращенной на него.

Орлов также заметил на шее Сухонина небольшую татуировку-знак Адвеги: щит, на котором была выведена аккуратная буква А. Такие татуировки набивались всем жителям Адвеги.

Такую же сделают и Маше, подумал Лёша и ощутил ядовитое беспокойство, шевельнувшееся где-то внутри.

– Закрытый город Адвега – это не заросшая плесенью деревня под Звенигородом. Это самое безопасное место из всех, какие только вообще можно представить в этом гиблом мире. Я беру твою дочь на лечение только потому, что ты когда-то спас жизнь моей дочери, – медленно произнёс Сухонин, прикрывая глаза. – Не думай, что я собираюсь каждые выходные писать тебе письма о том, как твоя дочурка превращается в невоспитанного монстра. Спольников будет вести её терапию. Как ты знаешь, твоя дочь должна будет находиться в карантине не менее десяти лет. Если ты появишься здесь хоть на один день раньше, я сам пристрелю тебя. – Не дожидаясь ответа от Орлова, Сухонин повернулся к одному из охранников. – Забери девчонку.

Алексею захотелось подбежать к управителю, и как можно больнее врезать ему. Колоссальным усилием Орлов заставил себя успокоиться – сейчас не самый удачный момент, чтобы поддаваться на такие дешёвые провокации. В конце концов, Сухонин только и мечтает придраться к нему.

– Обещай, что её жизни ничего не будет угрожать, – срывающимся голосом потребовал Орлов.

Он едва помнил себя от отчаянного ужаса, наблюдая за тем, как один из охранников забирает у него с рук его единственную дочь. Под действием снотворного Маша спала так глубоко и безмятежно, что едва ли что-нибудь заметила.

Сухонин едко улыбнулся, глядя на Алексея.

– Я ничего тебе не обещаю, Орлов, – язвительно произнес управитель. – Я выполню свой долг – я вылечу твою дочь. Ну а что касается остального, то тут я ничего тебе гарантировать не могу.

Орлов, не скрывая гнева, ринулся вперёд.

– Сухонин! – заорал Алексей. – Я убью тебя, если с моей дочерью что-нибудь случится! Через десять лет, чёрт тебя дери, я вернусь сюда и если с ней…

Орлов наткнулся на мощное плечо одного из охранников. Бугай схватил его и отбросил назад. Когда Алексей опомнился, тяжелая дверь, вырезанная в огромных воротах города, была уже закрыта.

Глава 1

Это место ужасно. Оно ужасно, начиная с подступов к гермодверям и заканчивая поросшими красным мхом стенами высотой в девятиэтажный дом. Это место отняло у меня у меня почти три года моей жизни, и мою жизнь в целом, ибо долго мне здесь не протянуть. Взамен это место, эта их возлюбленная Адвега, подарила мне лишь то, что дарит всем подопытным, оказавшимся здесь, – мечту о посткарантине.

* Посткарантин – название зоны карантина для тех, кто прожил некоторое время вне карантина и снова вернулся в его зону.

– Когда-нибудь мы выберемся, – любил повторять Ванька, сидя за низким, заляпанным маслом и густыми пятнами жира столом. – Точно тебе говорю. Эта яма останется за нашими спинами, а там дальше – свобода! Машка, слышь чё говорю?.. СВО-БО-ДА!

Я всегда улыбалась, но мне было горько от этих слов.

Адвега за спиной!..

Жизнь в посткарантине!..

Свобода…

Это разве про нас? Кто-то выбирался, конечно, отсюда. Двое сбежали – о них тут легенды ходят, а остальных пустили под расстрел или допытали до последнего, выжали всё, что можно и всё, с концами.

Я угодила сюда из-за болезни, а нужна была им из-за крови. Болезнь была не страшная, но нужно было лечение, иначе я бы не смогла дышать. Лечение они мне дали и вылечили без всяких последствий. А вот отпустить домой, не отпустили.

«Четвёртая отрицательная с альфа-места частицами… – всё шептал тогда Спольников, ходя из стороны в сторону с горящими глазами. – Поверить не могу, что у нас теперь есть такой экземпляр… Такая кровь нам позволит наконец проводить полноценные исследования».

Вот так вот. Экземпляр. Так я теперь называлась, думала я в тот страшный день, сидя в углу его кабинета и закрывая ладонями зареванное лицо. Предыдущий день был самым счастливым – я больше года провела в Адвеге на лечении, и вчера оно было благополучно окончено. Больше я не болела радиационной аллергией, и сегодня должна была вернуться домой – в Купол, в свой родной город. Должна была.

Я зашла к Спольникову в кабинет, едва сдерживая ликование и готовая нестись в свой домик за дорожной сумкой на всех скоростях, на какие только была возможна. Спольников тогда стоял у стеллажей, расставляя в раздражающе безупречном порядке своим склянки, затем повернулся ко мне и улыбнулся. Как это часто бывает у негодяев, Антон был весьма привлекательным внешне: голубоглазым мужчиной со светлыми волосами и приятной улыбкой. Антон носил квадратные очки в чёрной оправе, очень похожие на те, что носил Шурик – герой старых советских фильмов. Тем не менее, внешность зачастую бывает обманчива – гадом он был ещё тем. Вот только мой папа и управитель нашего Купола Михаил Соболев не знали об этом, не знали, что Спольников предатель, такой же, как и Сухонин, которые взяли меня на лечение не просто так, а именно, потому что им нужна была моя кровь.

«Прости, Маша, – развёл тогда руками Спольников, глядя на меня со своей вечной издёвочкой. – Но ты не покинешь Адвегу. Боюсь, что уже никогда».

***

Сначала я отказывалась есть, принимать какие-то дурацкие сыворотки для иммунитета и поддержки здоровья и вообще впала в прочую апатию. Мне было так плохо, что я сразу заявила: «Хотите бить – бейте. От меня вы участия не получите».

На самом деле, я не была такой уж смелой, просто знала, что они не могут мне ничего сделать, раз уж я им нужна была живая-здоровая. А живой-здоровой меня нужно было продержать как можно дольше – слишком большая ценность была у моей крови.