Текст книги "Посткарантин"

Автор книги: Злата Косолапова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Я уже не сопротивлялась. В конце концов, сейчас это в любом случае бесполезно. Теперь Антон крепко держал меня, пронзая гневным взглядом. Едва-едва я пришла в себя и, когда заметила, как близко от меня был Спольников, мгновенно почувствовала долю острой неприязни. В комнате было темно, но я видела блеск его очков в синей полутьме.

– Какая же ты идиотка, Маша, – гневно прошептал Спольников, по-прежнему с силой сжимая мои предплечья. – Ты до сих пор думаешь, что сможешь сбежать отсюда, что тебя не найдут, но это ложь– ты здесь будешь до самой своей смерти, пока не выжмем из тебя всё, что нам надо.

Меня захватила негодование – такое горячее и необузданное, что меня даже затрясло. Мои слова мгновенно наполнил едкий сарказм.

– Гадина! – в отчаянии выкрикнула я, всматриваясь в искаженное гневом лицо Спольникова. Я все ещё обращалась к Антону на «Вы», больше по привычке, нежели из вежливости. – Да как Вы вообще смеете говорить со мной в таком тоне?! Вы предали моего отца! Мой отец считал Вас своим другом, он доверял Вам!

Я снова попыталась начать вырываться, но Спольников с силой встряхнул меня, и я обмякла. У меня больше не осталось сил для сопротивления. Как больно… И эта жалость, это дикое напряжение… Всё это какой-то дурной сон.

– Хочешь я ещё кое-что расскажу тебе про твоего отца? – тихо спросил Антон.

– Я не хочу Вас слушать.

Он чуть сощурил глаза, вглядываясь в моё лицо. Я отвернулась, но Антон схватил меня за лицо и снова повернул мою голову так, чтобы я смотрела на него.

– Это я сдал их, когда они были в лаборатории МГУ, когда твоя мать погибла, – ядовитым шепотом произнес Спольников. – Я сдал ихв обмен на то, что меня возьмут в Адвегу. Так-то.

Я почувствовала, как земля уходит из-под моих ног. В груди всё так сильно сдавило, что я уже, кажется, не могла дышать. В эти секунды весь мир вокруг меня вдруг уменьшился до одной точки, затем треснул и вдребезги разлетелся в стороны горящими обломками. Вся моя жизнь вдруг превратилась в пепел.

Я бы хотела оттолкнуть Спольникова, хотела бы вцепиться в него и трясти до тех пор, пока его черная душонка не испугается меня… Я бы хотела кричать, плакать, лежать на полу, умирая от горя!.. Но я была слишком слаба. Бессилие, одолевшее меня, крепко переплелось с горькой скорбью, и ударило в самое сердце. Теперь я уже даже не могла удержаться на ногах.

Поддерживая меня, Спольников вместе со мной опустился на пол. Я закрыла лицо руками, пытаясь начать нормально дышать. Боже мой, Боже мой…

– Из-за тебя погибла моя мама…– с надрывом прошептала я, прикрывая глаза.

Горе оплело меня. Я могла лишь плакать, дать бессильную волю слезам. Я, кажется, умирала. Взяв моё лицо в свою руку, Антон чуть склонил голову и провел большим пальцем по моей щеке, вытирая слезы. Ненавижу его. Ненавижу его прикосновения.

– Да, именно так, – просто сказал он.

Я поморщилась. Картина всех произошедших в моей жизни трагедий, стала такой ясной, будто бы я сейчас стояла прямо перед ней, разглядывая её каждую деталь.

– Ты сломал мне жизнь…

Спольников усмехнулся, а меня вдруг обуял гнев, и он же дал мне возможность почувствовать в себе силы сопротивляться. Я хотела жить, как бы там ни было, хотела. И собиралась бороться до самого конца.

В одну секунду внутри меня словно бы взорвался фейерверк.

– Я просто так не сдамся, сволочь!

Я кинулась на Спольникова. Вскинула кулак, с силой ударив его в скулу. Он взвыл, отшатываясь куда-то в сторону. Я попыталась вскочить с пола, чтобы кинуться к двери. Не получилось. С рыком схватив меня за руку, Спольников попытался отбросить меня в сторону, затем, найдя силы, набросился на меня, громко ругаясь. Рёв, мат, крики – всё это какофонией звенело в стенах дома, где я жила все три года, проведенные в Адвеге.

Пытаясь справиться с натиском, пытающегося скрутить мои руки Спольникова, я всеми силами брыкалась. Один удар, второй. Антон ударил меня по лицу, заехал под челюсть. Привкус крови выбил меня из колеи. Борясь за жизнь из последних сил, я каким-то чудом выскользнула из хватки Спольникова и вцепилась ему в волосы.

Бешено вращая глазами и грязно ругаясь, Спольников завыл от боли. Он попытался оттолкнуть мои руки, но я была проворнее. Ударив Антона коленом в живот и на некоторое время обездвижив его этим, я попыталась вскочить на колени и кинуться к двери, но Спольников меня опередил. Он ловко подхватил схватил меня за ногу и повалил на пол.

Прогремел выстрел.

***

***

Он, этот выстрел, прогремел так громко, что даже сейчас, спустя десять минут после случившегося, у меня до сих пор звенело в ушах. Вебер лишь ранил Спольникова, тот нашёл силы сцепиться с наёмником, случайный выстрел решил исход – Спольников погиб.

Я украдкой посмотрела на суровое лицо Вебера, затем на не менее суровое лицо Эдуарда Валентиновича. В этот пятничный вечер Рожков постарел чуть ли не на десять лет: ёжик его седых волос, кажется, стал совсем белоснежным, морщины на лице обострились, а обычно веселый и добрый взгляд теперь казался уж слишком усталым.

Единственное, что я от него услышала за последние полчаса, дало мне многое понять.

«Я знал, что здесь что-то происходит, но лишь мог догадаться, что именно. Но я этого так просто не оставлю», – сказал Рожков.

Скрипнул метал, вспыхнули искры. Мы с Вебером и Эдуардом Валентиновичем спускались вниз в гремящем лифте – старом, поеденном ржавчиной, с облупленной неровными кусками краской. Сам лифт был открытым, только низкое ограждение из смятой в нескольких местах сетки огибало ребристую квадратную платформу. В лифтовой шахте было холодно, и чем ниже мы спускались, тем холоднее становилось.

Я закрыла глаза, делая глубокий вдох. Почему я почувствовала облегчение при мысли о том, что Антона больше нет?

«Потому что Спольников больше никому и никогда не причинит никакого вреда», – подумала я и вновь припомнила тот момент, после драки Спольникова и Вебера, когда Саша поднялся на ноги.

«Ненавижу тебя, Маша, – шептал Спольников, лёжа на полу моей комнаты, захлебываясь кровью и умирая. – Ненавижу тебя…»

С этими словами Антон и умер.

Мы были уже в коридоре, в южной части, пришлось осесть на время в технических комнатах. Народ сбегался на выстрелы, мы слышали охрану, крики. Пришло время действовать! Мне пришлось взять одну из игл, которые были припрятаны у меня в рюкзаке и провести манипуляцию с датчиком на руке, о которой мне рассказал Лёнька. Я даже не успела начать бояться той жуткой боли, о которой говорил Лёнька, потому что времени на это просто не было. Я больше боялась, что не сработает его открытие – и тогда, хоть ножом этот датчик вырезай…

Вебер и Рожков, которым я наказала не пытаться мне помочь, воочию увидели, как целых двенадцать секунд своей жизни я лежала на полу, скрючившись от боли. Действительно было похоже на то, будто бы руку прошибло током, от запястья прямо до локтя, причем таким неслабым разрядом. Сработало, кстати! Датчик действительно был отключен. Без Лёньки бы, конечно, не выкрутились. Но спасибо я ему уже передать не смогу.

Теперь надо быстрее убираться отсюда, из этого проклятого города, пока нас не отловили.

Что нас ныне ждёт? Ух, что! По мне снова поползла липкая нервозность: зацепила, оцарапала, судорогой прошлась по всему телу. Вебер сказал, что нам в Москву надо сначала. Там какой-то чел есть, который может мне этот датчик снять. Да и в Купол легче из Москвы добраться будет. Так что нам предстоит долгое путешествие. Но я была счастлива – с Вебером вместе хоть на край света!

Боже мой, сколько ж энтузиазма сейчас горело во мне огненным пламенем. После трех лет заточения в Адвеге – выбраться! Добраться до Посткарантина и вперёд, за горизонт вместе с Вебером… Не просто выбраться, а вот так, с ним. И домой ведь, домой!

Я снова опустилась в омут мыслей, касающихся предстоящего путешествия до ближайшего населенного пункта, которое нам предстояло совершить с Вебером в ночи. Я прекрасно отдавала себе отчет в том, что на нас могут напасть головорезы или, например, мутанты в первые же полчаса после того, как мы выберемся за гермодвери Адвеги. Но куда тут без риска-то? Там, под небом, на мёртвых землях вся жизнь сплошной риск. Однако по мне уж лучше колючий риск, чем такая «добрая» безопасность, как здесь, в Адвеге.

Спустившись на лифтах вниз, на площадку с решетчатым полом, мы с Рожковым быстрым шагом направились вперёд. Я посмотрела на Вебера. Он нервничал, и я знала почему: за нами шла погоня. После того, как я отключила датчик, наёмник только и успел поднять меня на ноги, схватить мой рюкзак и, крепко сжимая меня за руку, бегом увести за собой в сторону лифтов окольными путями вслед за Рожковым.

До сих пор никто ничего не знал о том, что Рожков помогает нам. И нельзя было допустить, чтобы узнал.

Мы подошли к железнодорожным путям. Эдуард Валентинович спустился по маленькой ржавой лесенке к рельсам, потом мы с Вебером помогли спустить собак. Саша спрыгнул вниз, и затем подал мне руку. Оказавшись на путях, я огляделась в полутьме огромных, уходящих вдаль тоннелей. У стен и у перегородок пылились ветхие коробки, деревянные ящики, старое техническое оборудование глыбами нависало над неработающими терминалами. Где-то свистел затхлый ветер. Ух, и как же сыро здесь было…

Эти пути, на которые мы спустились, вели прямиком к гермодвери и уже давно не использовались. Мы так быстро шли по ним, что через десять минут у меня уже совсем сбилось дыхание, да и бок болел, сил моих не было как. Останавливаться было нельзя, но и бежать я уже была не в состоянии. Когда замедлила шаг, Эдуард Валентинович посмотрел на на Вебера, выпучив глаза, затем повернулся ко мне.

– Скоро, ребятки, уже совсем скоро….

– Осталось чуть-чуть, Машка, – прохрипел Вебер мне, крепко сжимая мою ладонь в своей. – Потерпи.

И действительно, уже через минуту впереди я увидела очертания вагонов – зеленых, красных, синих. Где-то чернел уголь, где-то тяжёлыми насыпями лежал песок. Мы бежали вперёд, и я всё таращилась на эти вагоны, ощущая, как по лицу стекает солёный пот, и как кончики вымокших волос щекочут кожу лица.

Рожков резко остановился. Положив одну руку на стену, наклонился и теперь пытался отдышаться. Некоторое время мы молча стояли в промозглой свежести огромного тоннеля, переводя дыхание.

– Маша, – позвал меня Вебер.

Я обернулась. Каре-зеленые глаза Вебера в здешней темноте казались чёрными. Он смотрел на меня, и по его взгляду я всё прекрасно понимала – надо быть готовой.

Я выдохнула. Итак, через несколько минут мы выйдем на поверхность.

– Маша, – сосредоточенно глядя на меня, повторил Саша. – Слушай меня внимательно. Сейчас, когда выйдем на поверхность, мы окажемся перед старым рабочим посёлком бывших торфоразработок. Нам нельзя будет медлить. Пройдем через поселок, и там за ним, выйдем на автомобильную трассу. Она идёт по прямой через лес. А там, где-то через три с половиной или четыре километра уже будет Тверской. Двигаться надо будет очень быстро – потеря времени будет играть против нас.

– Я поняла.

– Сашка, я попробую их отвлечь, сбить со следа, прохрипел Эдуард Валентинович. Рожков вздохнул, в очередной раз вытирая вспотевший лоб рукавом светло-голубой спортивной кофты. – Себя не выдам, вы не боитесь… Просто карты им спутаю. Так у вас будет больше времени. Машка… – Рожков покопался в карманах, доставая что-то оттуда и протягивая мне. – Вот, смотри… У меня есть один Р-тюбик, возьми его себе. Я редко им пользуюсь, а вам с Сашкой он куда нужнее, чем мне. И вот ещё… Возьми мой пистолет… Дай Бог, чтобы он тебе не понадобился, Машенька. Но если ястровые или ещё какая напасть вдруг…. тогда без него тебе придется туго, хоть и Сашка с тобой рядом.

Приняв металлический тюбик с регенерирующей мазью и вслед за ним пистолет, я покивала. Я толком и не знала, как мне благодарить Эдуарда Валентиновича за всю его доброту и за всю его помощь, оказанную мне. Рожков уже два раза спасал меня от таких напастей, одна страшнее другой, и что тут скажешь?…

А теперь ещё и это… Там ведь на мёртвых землях без пистолета никак – я хоть Веберу помогу, если что, а без Р-тюбика, который на дороге уж точно не валяется, и подавно.

– Ну всё, молодчики, пора вам, – тихо сказал Рожков, помогая мне надеть рюкзак, в который я только что убрала подаренные мне Эдуардом Валентиновичем вещи.

Вебер подошёл к Рожкову, они крепко пожали друг другу руки и обнялись.

– Мы тебе жизнями обязаны, Эдуард Валентинович, – прохрипел Вебер, тепло улыбаясь. – Это как минимум.

Эдуард Валентинович даже прослезился, обнял Вебера, затем повернулся ко мне и крепко прижал меня к своей груди. Мне запомнилась эта шершавая ткань его рабочего комбинезона, а ещё запах табака и мазута.

Я сжала пальцы рук в кулаки, пытаясь не разреветься. Как же тяжело мне было только от одной мысли, что через несколько минут мы оставим Эдуарда Валентиновича здесь одного, а ещё Леньку, Кольку и других, в этом змеином логове, а сами уйдём на мёртвые земли, в заветный Посткарантин.

Грудь вдруг защемило от боли. Меня затрясло. Закрыв рот испачканной в грязи рукой, я всмотрелась в такое бледное и уставшее лицо Рожкова.

– Простите меня, – прошептала я, сильнее сжимая его руку. – Простите меня за всё, Эдуард Валентинович. Я даже не знаю, как мне Вас благодарить…

– Полно тебе, Машенька, полно, – потрепав меня за щеку, устало улыбнулся Рожков. – Это тебе спасибо, за то, что ты есть.

Эдуард Валентинович снова обнял меня, крепко прижав к себе, затем по-отечески тепло поцеловал в лоб. Я опустила глаза, изо всех сил пытаясь сдержать подступающие слёзы. Выходило не очень. Я вздрогнула, когда внезапно из-за поворота на два пролета дальше от нас, послышался звук глухого удара, затем и возгласы. Это были парни из охраны, не иначе.

Рожков резко повернулся к Веберу.

– Сашка, бегите, – только и смог сказать он. – Давайте-давайте, быстро!

– А куда? – дёрнув собак за ошейники, спросил Вебер. – Куда бежать-то, дядька?

– Мимо вагонов бегите, – лихорадочно проговорил Рожков, указывая нам за спину. – Там всё время прямо, на север. Не ошибетесь. Обогнёте вагоны и выскочите. Точно выскочите.

– Но там же гермодверь, – прошептала я нервно. – Куда мы там?…

– В калиточку, в калиточку, – взволнованно бормотал Рожков, кладя мне в ладони ключ-карту. – Вот у меня тут ключ запасной. Приложите к замку и откроется. Запомнили? Калиточка в двери прямо на рельсах. Ну, сможете разобраться там?

– Сможем, сможем, – махнул Вебер.

– Ну, тогда вперёд… С Богом.

Рожков перекрестил нас, и я, кивнув ему, стремглав помчалась к вагону вслед за Вебером. Эдуард Валентинович кинулся направо, к узкой двери, ведущей в технический коридор – туда охранники точно не сунутся. Ключей у них нет, да и искать нас там они вряд ли возьмутся. И ежу понятно – сбежали.

Пробравшись мимо темных, местами покрытых красных мхом вагонов, мы выбрались на свободную площадку у гермодвери. Прищурив глаза, я присмотрелась: большая полукруглая дверь с калиткой над рельсами зеленела впереди. Ну, всё, вперёд. Только не видно ничего. Один маленький фонарик на стене, и на том предел.

А сквозит-то как.

Подобравшись к гермодвери, вслед за Вебером и собаками, я спешно приложила красный ключ-карту к магнитному замку. Замок пикнул, крякнул, и калитка приоткрылась с глухим звуком. Вот и всё. Не медля ни секунды, я шагнула за порог и протиснулась в сырую темноту.

Тьфу ты, темень, хоть глаз выколи. К счастью, пещера, заставленная каким-то барахлом, оказалась не очень длинной. Мы пересекли её за несколько секунд …

Ночь. Я сразу поняла, когда оказалась под небом. Свежий воздух ударил мне в лицо, ветер прохладой коснулся шеи.

Я ощутила, как в горле заскрёбся зуд, который плотным комом плюхнулся ко мне в легкие. Закашлялась. Не отрывая ладони от лица и держась за горло, я, поддерживаемая Сашей, бежала в ночную тьму, едва ли что-то замечая перед собой. Теперь я дышала совсем другим воздухом: грязным, пыльным, слишком непривычным для меня, совсем не таким как в Адвеге. Тем самым воздухом, которым я дышала когда-то так давно. Три года назад.

Я боялась. Старалась не думать об этом, но боялась, что не смогу им дышать, так, как раньше. Кашляя, я поспешно обернулась. Никого не видно, но это ещё ничего не значит. Останавливаться было нельзя, сбавлять шаг тоже. Мы всё бежали по какому-то склону вниз. Деревья нас окружали со всех сторон. Похоже, мы попали в какой-то лес или рощу.

Торопясь, я спотыкалась о камни, падала, снова поднималась и снова пыталась бежать. Вебер хватал меня то за локоть, то за шкирку, поднимал и – за собой. Мне казалось, что от меня уже ничего не осталось: разбитые колени ныли, горло болело, и всё тело страшно ломило.

Я в очередной раз обернулась, следя за темнотой, густой и мрачной, скопившейся между стволами деревьев, а в следующий момент, зацепившись ногой за огромную корягу, полетела вниз, потеряв руку Вебера. Прокатившись кувырком несколько метров, я всё же смогла ухватиться за что-то и затормозить. После такого падения, я едва ли могла куда-то бежать, поэтому шарясь в темноте, умудрилась залезть в яму под какой-то корень. Слава Богу, что это место вообще мне попалось. Главное, чтобы там, под корнем, не оказалось какого-нибудь мутанта, который откусит мне ноги. Вебер впрыгнул под корягу вслед за мной уже через мгновение. Где были собаки – ума не приложу, но думаю, что по команде хозяина они умели прятаться получше нас.

Мы затихли. Время будто бы остановилось. Я лежала на острых камнях, ощущая запах сырой земли. Пыль и грязь скрипели на моих зубах, ветер, наполненный запахом хвои и лежалой травы, касался кожи. Прижимаясь спиной к груди Вебера, я ощущала, как меня охватывает приятная дрожь – Господи, ну и дуреха я. Мы тут погибаем, а я всё об одном.

Пролежав две минуты, Вебер поднялся со стылой земли, я за ним. Судорожно отряхнув лицо и руки, я глубоко вздохнула. Моё тело буквально горело после погони, кашель скребся в горле. Сняв рюкзак с усталых плеч, я достала бутылку воды и сделала пару глотков, отдала Веберу, тот тоже приложился, и вернул мне обратно. Стало легче.

Глава 4

Я вздохнула, подходя к окну и оглядываясь в нашей с папой комнате.

Моя часть комнаты была частично отгорожена стеной. Здесь стояла лишь односпальная кровать, застеленная рыже-персиковым покрывалом, и маленький письменный стол, придвинутый к окну. Папина часть комнаты была куда больше, помимо его кровати и письменного стола, там находился большой шкаф с нашими вещами. Высокие окна нашей комнаты были занавешены мятыми полупрозрачными тюлями и персиковыми занавесками.

На потолке хрустальными капельками сверкали две изящные люстры, а на полу был расстелен старый рыже-красный ковер с цветами. Он создавал особый уют, как и светло-жёлтые обои с маленькими красными розами. Всё это, конечно, здесь было ещё до войны, но сохранилось настолько хорошо, насколько это было возможно.

Глядя на осенний пейзаж за окном, я улыбалась и краснела. Всё потому что думала о Вебере. Надо же. Уже год прошел с момента нашей первой встречи и знакомства, и с каждым днём я всё лучше и лучше понимаю то, что больше никогда и никого не полюблю так, как его.

Яприжалась лбомк стеклу, глядя на то, как гибкие черные ветки с несколькими пожухлыми листьями,клацают по стеклам усадьбы. Сашка приехал вчера, мы наболтались за ужином до одури. А сегодня пойдем гулять к озеру.

Скорее бы!

***

Я выбежала из парадных дверей на широкое крыльцо, где, сидя за черными коваными столиками, пили чай старики. Пробежав мимо них, я спустилась по лестнице, зацепилась носком за выбоину и спикировала вниз.

– Эй, эй, орлёнок, ты куда так летишь? – с улыбкой спросил Вебер, когда я, чуть не упав с лестницы, уткнулась ему носом в грудь. Как тепло! Как прекрасно… Запах табака и ночного ветра, запах лимона и костра. Господи, как бы мне хотелось прижиматься к этой груди больше, чем одно мгновение.

Я отскочила от Вебера и залилась краской.

– Прости, Вебер, – почесала я затылок. -Чуть не убила тебя, да?

– Сама чуть не убилась! – усмехнулся Сашка. – Мне-то что будет! Пойдём!

Свет разливался лучистым теплом над черными сплетениями веток. Небо, казалось, оттаяло, стало нежно-голубым, мягким. Время – пять, и солнце совершенно не собиралось садиться. Начало осени, куда там. Мы шли по тропинке и болтали.

Воздух был свежим, наполненным запахами ароматных костров, лежалой травы, чего-то жаренного, чего-то домашнего. Проходя через лесопарк, я с наслаждением дышала свежим воздухом и наблюдала за рыжеющими над моей головой осенними листьями. Немного побродив под сенью чернеющих ветвей деревьев и пожухлой хвои, мы с Сашкой вышли к озеру.

Вода озера казалась гладкой, словно зеркало. И темной, почти чёрной. Опавшие листья плавали по водной глади, словно маленькие лодочки. Беседка с белыми колоннами и довольно целыми балюстрадами была, конечно, исчерчена трещинами и изрыта кусками отколотой белой краски, но всё равно выглядела очень красиво.

Когда мы подошли к ней, то я тут же нырнула под круглую крышу и встала между двух колонн у выступающей над озером балюстрады. Вебер подошёл ко мне, я улыбнулась ему, заметив, как его псы, как сумасшедшие помчались по берегу, играя друг с другом.

– Слушай, Саш… – вдруг спросила я, подняв взгляд на наёмника. – А ты сам-то где родился?

– В Москве.

– И с детства жил там?

Прищурившись, я увидела лишь стайку ребят, играющих на одном из пяточков берега, и парочку, прогуливающуюся где-то совсем далеко.

– Жил, но ушёл. Пять лет назад.

Вебер нахмурился. Мне вдруг показалось, что вступаю на зыбкую почву.

– Почему?

Я продолжала лениво теребить подол толстовки, старательно делая вид, что меня не распирает нешуточное любопытство. Хотя Вебер едва ли смотрел в мою сторону, был понурым каким-то, отрешенным.

– Из-за бывшей жены, – ответил он. – Мы уехали с ней в другой город.

– Ты был женат?!

Я едва-едва смогла заставить себя захлопнуть рот, распахнувшийся от удивления. Наверное, моя реакция показалась Веберу не слишком адекватной. Впрочем, неудивительно. Я так громко и ошалело воскликнула, что любой бы со стороны принял бы меня за ненормальную.

Наёмник хмыкнул. Не слишком весело, конечно. А я вдруг отчего-то занервничала. Даже расстроилась. Понятное дело из-за чего. Я питала нежные чувства к Веберу, а тут… Может, у него неразделенная любовь вообще, а я и не знаю ничего.

– Был… К счастью, именно был.

Некоторое время мы молчали, и я бы, наверное, помалкивала и дальше, но всё-таки алкоголь сделал своё дело.

– А… что… случилось? Если не секрет.

– Да чего тут секретничать? Ушла она к другому, кинула меня на деньги и ушла.

Он не смотрел на меня, был мрачен, видно было, что ему не особо хотелось говорить на эту тему.

Я задумчиво покусала губы, снова решаясь на очередной вопрос. Эх, влюбленному всё-таки море по колено!

– Ты любил её?

Вебер отрицательно покачал головой. Помолчал долю минуты и ответил:

– Когда-то думал, что любил. Сначала, когда мы познакомились, я был очарован ей, влюблен – да. Закрывал глаза на все её недостатки. Иногда мне казалось, что она меня просто ненавидит, иногда мне казалось, что я её. Впрочем, после недолгих двух лет брака оказалось, что она всё это время якшалась со своим хахалем. На деньги они меня разводили.