Текст книги "Смертельное бессмертие"
Автор книги: Зиновий Юрьев
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)
3
Нужно привести мысли и чувства хоть в какой-нибудь порядок, попытаться обдумать, чем грозит людям этот джинн, который рвался из бутылки – точнее, моей головы.
Я лег на диван и стал думать. А почему, собственно, я решил, что бессмертие или, на худой конец, основательное продление жизни столь опасно? Люди смогут жить вечно, если, конечно, не попадут под машины, не уничтожат друг друга в войнах или не решат, что с них довольно. Что изменится?
Ну, прежде всего, само мироощущение, которое мне сейчас даже трудно представить. Наш духовный склад создавался миллионы лет, с тех пор, как в наших далеких косматых пращурах вспыхнули первые проблески самосознания. И всегда в нем присутствовала мысль о неизбежном конце. Можно было думать о смерти или не думать, все равно она всегда была рядом и всегда терпеливо поджидала своего часа, когда подходила, чтобы коротко взмахнуть косой и перерезать тоненькую ниточку бытия. Смерть была так же неизбежна, как восход и заход солнца. Как же я могу, валяясь на своем продавленном диване в давно нуждающейся в ремонте двухкомнатной квартирке на Второй Песчаной улице, ответить на вопрос: каким станет человек бессмертный? Это каким же нелепым самомнением нужно обладать! Бессмертие уравнивает нас со Всевышним, а мы к этой роли просто не готовы.
Зато я знал другое Бессмертие всегда оставалось недостижимой мечтой. И вдруг оказывается, что оно есть. Всем ли это будет доступно? Или избранным? И если только избранным, кто будет решать, кто именно избранный? Самые богатые? Самые могущественные? Самые мудрые? Которые, естественно, тут же постараются сделать так, чтобы простые люди остались простыми смертными, потому что избранные потому и избранные, что не походят на остальных. И потому что на всех места на нашей маленькой планете все равно не хватит. И человечество разделится тогда на две расы вечных и смертных. Не нужно обладать большой фантазией, чтобы представить себе войны и революции, которые начнут сотрясать мир, пока не расколют его.
И правители, и правящие элиты, приобщившись к вечности, не захотят освобождать свои места для других, которые принесут новые идеи. Прогресс остановится, а остановка его равносильна регрессу в лучшем случае, а то и кровавым войнам и революциям. Нет, сказал я себе, лучше подумать о чем-то более конкретном. Уже сейчас в развитых странах процент пенсионеров неуклонно растет, а стало быть, увеличивается нагрузка на тех, кто работает. С ростом продолжительности жизни нагрузка начнет расти еще больше, пока общество не столкнется с неразрешимой дилеммой как прокормить армию иждивенцев, не снижая уровня жизни работающих. И эта ситуация чревата самыми серьезными социальными потрясениями и катаклизмами.
Конечно, сказал я себе, это всего лишь мрачная шутка, но можно легко представить себе, что кто-то в мире бессмертных получит когда-нибудь Нобелевскую премию за нахождение эффективного метода ограничения и сокращения продолжительности жизни. Что вполне логично.
Если для индивидуума бессмертие может представляться благом, то для общества это трагедия. Может быть, даже роковая.
Похоже, у меня начинался грипп или простуда от озноба не помогали одеяла и старый плед, с помощью которых я тщетно пытался согреться. Я то впадал в сон, то просыпался, кошмары преследовали меня. С поразительно болезненной четкостью я видел озверевшие толпы демонстрантов с плакатами “Смерть бессмертным!”, которые с кровожадными криками рвали на части каких-то людей. Кто-то схватил меня и крикнул: “Может, ты тоже с ними, тоже с этими бессмертными, которые хотят отнять у нас все? Чего ты так пялишься? Не понимаешь, что ли, о чем я? Или, может, ты будешь защищать их? Да, да, убийц детей, моих детей, потому что это они запретили нам иметь детей. И так нас слишком много, – вопят они, – на всех места не хватает. Это нас много? Это их чересчур много, этих проклятых бессмертных!”
Сделав усилие, я все-таки выбрался из кошмара, но тут же засомневался, так ли это, потому что ощутил: в комнате кто-то есть, хотя в темноте не мог разобрать, кто именно. “Какая разница, – как-то странно безразлично подумал я, – все равно у меня нет сил защищаться. Не было сил даже испугаться”.
– Господин Сапрыгин, – послышался голос, – мы, бессмертные, хотим поздравить вас, потому что вы принесли в мир слепого хаоса строгий порядок. Мы не торопимся, потому что быстро создать гармонию нельзя и потому что у нас в запасе вечность. Да, эта гармония требует жертв, но всякий порядок требует жертв. Пусть умрут миллиарды жалких двуногих животных, детей слепой природы, в новом совершенном мире останутся лишь бессмертные, которым некуда будет спешить в создании гармонии…
– Кто вы? – крикнул я и открыл глаза, разбуженный своим хриплым возгласом. Мне никто не ответил, и я понял, что один в комнате. Болезненный кошмар отступил в темь ночи, и я снова мог думать. Что же делать? Правильнее всего, наверное, забыть о коде и дать человечеству развиваться естественным путем. Люди не должны вмешиваться в прерогативы богов. Все так. Но отказаться от кода, за которым я охотился всю жизнь, – тоже выше моих сил. Дело даже не в Нобелевской премии, которая вдруг оказалась в шаге от меня. Дело, наверное, в том, что нужно разом перечеркнуть всю свою жизнь, все тяжкие годы лишений и одиночества. И даже, скорее всего, уйти из жизни, потому что – я уже ясно это видел – я просто не смогу жить, поставив на коде крест.
Именно в тот день, лежа на своем продавленном диване и обливаясь потом, я впервые всерьез задумался над уходом из жизни. Конечно, все мое человеческое естество восставало против этой мысли. Как, мое такое привычное тело превратится в прах? Исчезнут грустные, но такие знакомые глаза, которые я вижу в зеркале каждое утро, когда бреюсь, сгинут мысли, мои мысли, к которым я так привык. Куда-то исчезнут воспоминания. Может ли все это вообще исчезнуть бесследно? Или объявится где-нибудь в какой-нибудь черной дыре, которыми кишит Вселенная?
Нет, я еще не готов лишить себя жизни. А может, плюнуть на человечество? Тебе-то какое до него дело! Тоже нашелся радетель за судьбы цивилизации! Где человечество и где я? Зачем я взваливаю на себя такой чудовищно-непосильный груз? Чисто российская черта – лезть туда, куда тебя не зовут и куда лезть не следует. Своим делом заниматься надо, а не переустраивать историю. Хватит с нас Владимира Ильича, который хотел до основанья, а затем… Хватит терзать себя, уважаемый Александр Владимирович. Лучше плюнуть на все эти прогнозы и вынырнуть из своей безрадостной унылой жизни, из мучительного самоедства к свету славы, почета, признания, богатства. Почему, в конце концов, я должен думать за всех? За меня никто никогда не думал. Пусть другие думают, чем им грозит взломанный код. Соблазнительно, соблазнительно. Заявку на патенты оформить, и садись за коротенькую статью в “Нейчур”. И все. Триумф. Мое лицо на всех телевизионных экранах мира, на первых полосах всех газет и обложках всех журналов. Александр Владимирович, что вы думаете об этом? И о том? О пятом и десятом? Александр Владимирович, от имени и по поручению позвольте предложить вам…
Температура спала, я это ощущал и, повернувшись на бок, почувствовал под собой вылезшую лет десять назад пружину дивана… Сейчас и она казалась мне родной и даже приятной. Измученный лавиной обуревавших меня мыслей и лихорадкой, мозг просто отказывался работать.
4
Зазвонил телефон, и сотрудник лаборатории долголетия Елизавета Григорьевна Семенова подняла трубку.
– Лаборатория.
– Елизавета Григорьевна? – спросил незнакомый мужской голос. – Поскольку мы не знакомы, позвольте представиться: Василий Иванович Степаненко.
– Добрый вечер, – пробормотала Лиза. Голос в трубке был довольно приятный, низкий и уверенный
– Елизавета Григорьевна, мне очень хотелось бы встретиться с вами, чтобы обсудить важный, как мне кажется, вопрос.
– Какой вопрос? – спросила недоуменно Лиза.
– Вопрос о вашей работе. Я имею в виду работу вашей лаборатории. Уверяю вас…
– Тогда вам нужно поговорить с заведующим лабораторией Александром Владимировичем Сапрыгиным. Я лишь лаборант и не могу…
– Я знаю, что вы лаборант, и знаю, кто заведующий. И тем не менее я бы хотел встретиться именно с вами.
– Василий Иванович, вы что, свидание мне назначаете? – улыбнулась Лиза.
– А почему бы и нет, особенно если это свидание совместить с деловым разговором, который, я уверен, наверняка заинтересует вас.
– Чувствую, вы человек настойчивый…
– Я бизнесмен, Елизавета Григорьевна, и не быть настойчивым просто не могу по определению. Ненастойчивые бизнесмены быстро превращаются в бывших бизнесменов. Сейчас без пяти минут пять. Если у вас нет других срочных дел и шеф вас не задерживает, вы бы могли через полчаса выйти из института? Если ответ “да”, то вам нужно будет повернуть после проходной направо, пройти метров сто. Вас будет ждать машина. Внедорожник “порше кайен”. Цвет серебристый. Запишите номер, – Василий Иванович продиктовал номер. – Водитель будет стоять рядом с машиной.
…Серебристый “порше”, водитель, гм. Положительно этот Василий Иванович начинал Лизе нравиться. Знала бы с утра, надела бы что-нибудь другое… Если, конечно, это не чей-то дурацкий розыгрыш.
Она просидела полчаса как на иголках, поглядывая на часы каждые несколько минут. Боже, как, оказывается, медленно на самом деле тянется время, даже не тянется, а просто стоит на месте. И что, интересно, могут быть за предложения у этого бизнесмена? И почему он предпочитает поговорить именно с ней, а не с шефом? Она опять взглянула на часы у себя на руке. Кажется, пора.
Она торопливо подкрасила губы, заперла лабораторию и помчалась к проходной, мельком взглянув в зеркало, стоявшее в вестибюле. Не фотомодель, конечно, но и не дурнушка. А может, вдруг испугалась она, это все-таки чей-то дурацкий розыгрыш?
Стараясь не перейти на трусцу, она пошла по тротуару, вглядываясь в стоящие машины.
– Елизавета Григорьевна? – услышала она голос. Широкоплечий молодой человек с короткой стрижкой смотрел на нее.
– Я, – кивнула Лиза и перевела взгляд с молодого человека на серебристую машину.
– Меня зовут Валерий. Можно просто Валера. Садитесь, шеф не любит, когда опаздывают, а пробки сейчас такие, что хоть на вертолет пересаживайся. Вам как удобнее рядом со мной или назад?
Она села рядом с водителем Боже правый, какая роскошь! Бежевая мягкая кожа просто ласкала, мигали какие-то огоньки, негромкая музыка обволакивала. Машина мягко тронулась с места и легко набрала скорость.
– А куда мы едем? – уточнила Лиза и подумала, что нужно было спросить об этом с самого начала.
– В ресторан, – ответил Валера. – Василий Иванович уже там и ждет вас.
Они еще шли между столиков, а навстречу им уже поднялся высокий худощавый, человек с глубокими залысинами и улыбнулся Лизе.
– Спасибо, что приняли мое приглашение, Елизавета Григорьевна. Позвольте начать наше знакомство с комплимента. Мне говорили, что вы симпатичная молодая женщина, но не сказали, что на самом деле вы так хороши собой.
– Что вы, – как-то неловко пробормотала Лиза и почему-то подумала, кто это, интересно, мог рассказать этому человеку о ней.
– Ладно, ладно, не прикидывайтесь, – слегка рассмеялся Василий Иванович, отодвигая стул для Лизы, – будто сами не знаете! Еще ни разу не встречал женщины, которая не была бы уверена, что она красавица. Берите меню и заказывайте, потому что я умираю с голоду. Вы пасту любите?
– Да, конечно, – торопливо кивнула Лиза, хотя точно не знала, что это такое. Вроде бы, какое-то итальянское блюдо. Ну конечно же, ресторан, судя по названию, итальянский.
– Разрешите помочь? Я здесь уже не в первый раз. Паста с беконом у них просто замечательная. Закуску я выберу сам, а пить мы будем, как и положено, кьянти. Не возражаете?
– Не возражаю, потому что у меня такое впечатление, что вам возражать вообще трудно. “Боже, что я болтаю”, – подумала Лиза.
– Однако вы проницательный человек, – улыбнулся Василий Иванович. – Хочется надеяться, что возражать вам и не придется.
Тут только Лиза заметила, что рядом с ее прибором лежит довольно плотный коричневый конверт.
– Что это? – спросила Лиза.
– Маленький подарок для вас. Я, знаете, вообще люблю делать подарки.
– А посмотреть можно? – спросила Лиза, не в силах справиться с острым любопытством. Боже, когда она в последний раз получала подарки? И не вспомнишь.
– Разумеется, только осторожнее.
– Там, случайно, не бомба?
– Нет, совсем наоборот. Там десять тысяч долларов.
– Что-о? Это шутка?
– Посмотрите сами. Конечно, я понимаю, элегантнее было бы преподнести какой-нибудь подарок, но я вас недостаточно знаю, чтобы решать, что вам нужнее всего. А в том, что при вашей зарплате вам многое нужно, сомневаться не приходится.
– Я прямо не знаю, что сказать, – пробормотала Лиза. – И вообще… это как-то… За что, в конце концов? Я таких денег не только никогда в руках не держала, даже во сне не видала.
– Говорить ничего не нужно, я искренне рад, что могу доставить вам такое удовольствие.
– Но что мне все-таки нужно делать?
– Строго говоря, если это подарок, то отрабатывать его не положено. Иначе это не подарок, а плата. А за дальнейшее наше сотрудничество вы вполне можете рассчитывать на щедрое вознаграждение. Вижу ваш недоумевающий взгляд и представляю, о чем вы сейчас думаете чего этот лысый хрыч от меня хочет?
– Не лысый и не хрыч, – твердо ответила Лиза.
– Ну, если вы настаиваете, согласен. А теперь к делу. Я знаком с одним человеком в вашем институте, и он мне рассказывал, будто вы получили какие-то интересные результаты и Александр Владимирович не публикует их только потому, что хочет еще раз все перепроверить. Так?
Кто это мог сказать? Александр Владимирович – человек скрытный, несколько раз предупреждал ее, чтобы она ничего никому не рассказывала о работе лаборатории. Хотя почему? Разве они атомную бомбу изобретают? Впрочем, она ничего и не рассказывала, ну, может, только при Люсе обмолвилась о том, что последние их мышки живут дольше положенного срока.
– Вообще-то да, хотя всю работу ведет сам Александр Владимирович, и только он может объяснить…
– А большая у вас лаборатория?
– Большая? Мы, наверное, могли бы попасть в Книгу рекордов Гиннесса как самая маленькая лаборатория в мире. Шеф, я и тетя Глаша.
– Тетя Глаша?
– Вообще-то ее должность называется препаратор, но занимается она уборкой наших двух комнатушек и кормлением мышек.
– Значит, всю работу делаете шеф и вы.
– Да, но я только исполнитель. Он вообще человек скрытный. “Нехорошо как-то я говорю об Александре Владимировиче, – подумала Лиза, – как в доносе каком-нибудь”.
– Ну хорошо, дело не в том, что он вам говорит. Я и не собирался о чем-то договариваться с вами за его спиной. Главное в другом. Действительно ли ваши мыши стали долгожителями?
– Да, девять мышек из десяти, с которыми в последнее время работал шеф, живут уже три с половиной года.
– Гм, не так-то уж много, как я представлял.
– Не так много? – обиделась Лиза. – А вы знаете, сколько живет лабораторная мышка?
– Нет.
– Редко кто из них переживет свое двухлетие. А чаще всего и того меньше. Так что, по людским понятиям, нашим мышкам уже лет по сто двадцать – сто тридцать.
– Ого! Это впечатляет. Еще один вопрос, и он, наверное, главный. То, что ваш шеф проделывает с мышами, – будет ли это работать и с людьми?
– В том-то и дело, что да. Как это ни странно, наши гены совпадают на девяносто девять процентов. Представляете?
– С трудом, – сказал Василий Иванович. – Но верю вам. Теперь позвольте поднять тост за успех будущего сотрудничества. Ну, как вино?
– Отличное, хотя, если честно, я не большой знаток по этой части.
– И слава богу. А теперь позвольте рассказать вам об одной клинике, которая в свое время была очень знаменита в Швейцарии. Не знаю уж, какими методами они пользовались, но врачи в ней умели поддерживать какое-то время силы своих престарелых пациентов. Среди них, между прочим, были и Чарли Чаплин, и канцлер Аденауэр, причем оба сохраняли работоспособность до самого конца. Теперь представьте на минутку, что существовала бы клиника, в которой можно действительно продлевать жизнь престарелым пациентам хотя бы, скажем, лет на десять, не говоря уже о большем сроке. Представляете себе очередь желающих пройти в ней курс?
– Да, конечно, – кивнула Лиза, – но вы же не врач…
– Я бизнесмен. А точнее, портфельный инвестор.
– А что это значит?
– Это значит, что я готов вкладывать свои деньги в любое предприятие, которое сулит хороший заработок. Такая вот клиника, которую я вам описал, была бы, как мне кажется, идеальным вложением капитала. Причем заметьте, и для меня – инвестора, и для вашего шефа – как научного руководителя. Сколько он сейчас зарабатывает? Ну, от силы тысяч пять рублей. Не хочу его обидеть, но это раз в десять меньше, чем я плачу своему водителю. Как научный руководитель клиники омоложения он бы зарабатывал по меньшей мере тысяч десять долларов в месяц. И ваш оклад был бы как минимум тысячи три. Не мало? – улыбнулся Василий Иванович.
Три тысячи долларов, лихорадочно соображала Лиза, это сколько же получается? Господи, такое и представить себе невозможно…
– Причем заметьте, что в нашей клинике обязательно был бы отлично оборудованный научный центр, и ваш Александр Владимирович смог бы продолжать свои исследования. Честно скажу вам, Елизавета Григорьевна, я не вижу причин, которые могли бы заставить вашего шефа отказаться от этого плана. Помимо всего, дело это в высшей степени благородное – помогать людям. Это тебе не какие-нибудь сомнительные полулегальные дела, на которых делали деньги в девяностых. Честно говоря, я и сам в то время иногда несколько переступал грань… Впрочем, и грани эти тогда были довольно размыты. Смутные времена на то и смутные.
Чего я хочу от вас, Елизавета Григорьевна? Поговорите с шефом. Насколько я слышал, отношения у вас самые хорошие. Постарайтесь убедить его, хотя я и не вижу, в чем нужно убеждать. Согласны?
– Не знаю… Понимаете, Александр Владимирович человек сложный. Очень самолюбивый. Очень скрытный. Достаточно сказать, что до сих пор он в своих отчетах последние результаты не приводил. Хотя, с другой стороны, я не встречала людей более скромных и даже неуверенных в себе…
– Ученые, как известно, – народ капризный. Поэтому-то я и решил сначала “завербовать” вас, чтобы вы, так сказать, подготовили его, а потом уже я сам сделаю ему официальное предложение. Так что все, можно сказать, в ваших руках.
– Не знаю, не знаю… То, что вы говорите, вполне разумно и в высшей степени соблазнительно. И все-таки я далеко не уверена, что смогу уговорить шефа.
– Вот и постарайтесь. Вы же не только старший лаборант, – слегка улыбнулся Василий Иванович, – вы, как я слышал, еще и друзья.
Лиза хотела было возразить, но удержалась. В каком-то смысле бизнесмен, наверное, и прав, хотя представления о дружбе у нее и Александра Владимировича были довольно разными.
– Давайте договоримся так, – сказал Василий Иванович. – Вот вам моя визитная карточка, там телефоны и офиса и мобильный. Как только вы поговорите с шефом, позвоните мне, а я уже тогда свяжусь с ним сам. Идет?
– Хорошо, Василий Иванович. Я постараюсь.
– Вот и отлично. Валера сейчас отвезет вас домой и, если хотите, проводит до квартиры. Жду ваших сообщений с нетерпением и спасибо за то, что согласились встретиться со мной.
На душе у Лизы было почему-то неспокойно и даже как-то смутно. Вроде бы все этот Василий Иванович говорил правильно, и возразить нечего, и вместе с тем ощущение осталось какое-то странное, словно она предала Александра Владимировича. Глупости, одернула она себя, ничего она не предала и ничего плохого не сделала. И не сделает, потому что… Она хотела было мысленно добавить, что любит его, но не смогла. И любит и не любит, и не ее в этом вина…
Будь Лиза более внимательной, она бы могла заметить, что и на пути в ресторан, и сейчас на некотором расстоянии за “порше” шла еще одна машина.
5
Было уже около восьми вечера, когда в проходной Института изучения генома появились два молодых человека в одинаковых куртках с надписью “Компьютерный сервис – круглосуточно”.
– Вы куда? – спросила вахтерша, с сожалением отрываясь от молодежной газеты, в которой смаковались подробности развода знаменитой эстрадной звезды. – Никого уже нет в институте, – буркнула она посетителям.
– А у нас заявка от лаборатории, – один из посетителей посмотрел на листок бумаги, который держал в руках, – Сапрыгина А.В. У них там оба компьютера забарахлили, вот они нас и вызвали. Сказали, что дверь оставили открытой.
– Не знаю, – сказала вахтерша, – меня никто не предупреждал. Хотя. Может, сменщицу?
– Не сомневайтесь – вот наши удостоверения. Да и что там у вас красть-то?
– И то верно… Просто не знаю…
– Может быть, пройдете с нами?
– Нет, я места оставлять не могу. Ладно, идите. Номер комнаты знаете?
– Мы думали вы нам скажете.
– Думали, – пробурчала вахтерша, с наслаждением возвращаясь к разводу. – Второй этаж, двести сорок вторая. Возьмите ключ на всякий случай, а вдруг они забыли оставить дверь открытой. Так и будете бегать взад-вперед. Только не забудьте вернуть.
– Спасибо, вы не волнуйтесь, мы быстро. Посмотрим, что там с этими компьютерами, и все.
– Вот вонища-то, – поморщился старший.
– От мышей, наверное.
– Наверное, – согласился его спутник.
– Вон их сколько, смотри, сидят в своих клеточках. Беленькие такие.
– Прежде всего установи жучок в телефон и еще один куда-нибудь, в укромное местечко, а потом займись компьютерами. Я пока поищу их лабораторный журнал.
Младший быстро открутил мембрану телефона и всунул в нее крохотный жучок, потом установил второй жучок за стойкой с клетками.
– Поставил оба, Николай Федорович.
– Молодец. Теперь займись вторым компьютером. Один я уже раскурочил.
Младший поднял на стол оставшийся компьютер и принялся сноровисто разбирать его.
– Николай Федорович, может, прежде чем вытащить винчестер, проверить другие диски?
– У нас нет времени сидеть и просматривать все их файлы. Заказчик ясно сказал взять оба винчестера, лабораторный журнал и мышек из двух верхних клеток.
– Хорошо, Николай Федорович, сделаем.
– Он замолчал и начал вынимать из компьютера жесткий диск.
– Вот, наверное, и журнал, – сказал Николай Федорович.
– И второй винчестер готов…
– Ну и хорошо, положи его в сумку, только аккуратнее, не поцарапай. Подожди, не закрывай ее. Я и мышей в нее посажу.
– А они не кусаются?
– Нет, наверное. Они ж ручные. Ну давайте, кошки-мышки, сидите спокойно, пока я вас случайно не придушил.
Дверь скрипнула, в комнату вошла тетя Глаша и остановилась как вкопанная, глядя на “компьютерщиков”.
– Ребятки, вы кто такие будете? – спросила она подозрительно – Подхожу, смотрю, дверь чего-то не заперта и свет горит.
– Заказ поступил починить ваши компьютеры. Задержались немного, работы сегодня много, – спокойно ответил Николай Федорович. – Хорошо, вахтерша попалась покладистая, мы ей заказ показали, удостоверения свои, она нам ключ от лаборатории дала.
– Чего ж она, дура, меня не предупредила, когда я проходила? Как вопьется в свою газету, клещами ее не оттащишь.
– Ну, мы пошли, счастливо вам оставаться.
– Спасибо. – Тетя Глаша осмотрелась и вдруг заметила, что верхняя клетка пуста. – Куда это они делись, мыши-то? – спросила она. – Вон и крышка снята. Это, случайно, не вы, ребятки?
– Да хотел взять, сыну подарок сделать. Вон их сколько у вас. Что, уж и нескольких мышек жалко?
– Не, ребятки, нельзя. Где они у вас, в сумке? Ложьте обратно, это ж лабораторные мышки, на них опыты ставят, мне за них Александр Владимирович голову оторвет.
Николай Федорович подошел к уборщице и тихо спросил:
– Это он еще когда оторвет, а пока что тебе жить-то еще хочется?
То ли от угрозы в его голосе, то ли от взгляда, который Николай Федорович бросил на нее, тетя Глаша тихо ойкнула и бессильно опустилась на стул.
– Слушай меня внимательно, – продолжал Николай Федорович, – сейчас мы отключим телефон и запрем тебя. Мы уйдем, а ты сиди тихо и не ори, тем более что никто тебя все равно не услышит. Наорешь себе только инсульт или инфаркт. До утра прокантуешься, а то, может, и раньше вахтерша спохватится. Нам это без разницы. Зла тебе не желаем, обидеть не хотим. Так что будь здорова.
“Компьютерщики” неторопливо спустились к проходной.
– Все нормально, все сделали, вот вам ключ, и спасибо большое. Тетя Глаша там убирается. Скоро, наверное, тоже спустится.
Вахтерша кивнула, не отрываясь от газеты, и взяла ключи.
Они сели в машину, Николай Федорович вынул из кармана мобильный и набрал номер:
– Это Николай Федорович, – доложил он. – Все в порядке, без происшествий. Мы уже в пути.
– Как он, доволен? – спросил Вован.
– Чего ему не быть довольным? Все как заказывал: в один день.
– Расплачиваться будет тут же?
– А то когда же? На том свете?