Текст книги "Мистическая сага"

Автор книги: Зинаида Порохова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Зинаида Порохова
Мистическая сага

Страх – самое древнее и сильное из человеческих чувств, а самый древний и самый сильный страх – страх неведомого.

Говард Филлипс Лавкрафт

Часть 1

Лара

Ну, приснился страшный сон, с кем не бывает? Кто ж знал, что с этого в жизни обычной девушки, студентки физмата, начнутся удивительные перемены и события. Впрочем, это лишь на первый взгляд она обычная. А в итоге – с обычными людьми ей скучно, а её друзья – чародейки, домовые, маги, а также – полицейские. Да и имён у неё вдруг набралось – как блох на собаке.

Впрочем, всё не перескажешь, вот сама история:

Глава 1

Визит чёрной кошки

Евдокия – ведьма с немалым стажем ведовства, обернувшись чёрной кошкой, бродила вокруг Акимовой хаты. Новая жиличка, молодая девчонка, её заинтересовала. Да что там – она за версту почуяла её силу нерастраченную. Но как к ней подобраться? Евдокия знала, что местный домовой, весьма уважаемый и, к тому же – с характером. Если что не по его… Ну, ничего, с ним она как-нибудь потом договорится. Знает – падок он на золото.

Надо испытать судьбу. Да и отомстить немного. Чуяла она, чьих корней эта девчонка.

Девушка проснулась от странного ощущения, будто в комнате кто-то есть. Осмотрелась.

В окна светила огромная Луна, по полу стелились серебристые лунные дорожки, а в углах затаилась опасная тьма. И тут увидела там немигающие зелёные глаза. Затем из угла, плавно ступая, вышла огромная чёрная кошка. Грациозно усевшись в средине комнаты, она обвила лапы хвостом и, будто усмехнувшись, уставилась на неё. Девушка хотела закричать, но раздался лишь сип: «Спасите!»

«Я сплю?»– подумала она и натянула на голову одеяло. Но так стало ещё страшнее. И, осторожно выглянув наружу, она увидела, как кошка, пружинисто оттолкнувшись, летит прямо на неё. Упав на грудь неподъёмным грузом, она стала рвать одеяло железными когтями. Зелёные глаза колдовски заглянули в её лицо, а белые клыки оказались у самого горла.

– Мама! – отбиваясь, крикнула девушка. И голос вдруг появился, да ещё какой. – Помогите! Мама! Мама!

В комнате загорелся свет, а в дверях замерла бабуля, что-то ей говоря. Но девушка её не слышала, потому что кошка, стоя на ней, продолжала с треском рвать на ней одеяло и тянуться к шее.

– Ларочка! Детка! – подбежала бабуля. – Что с тобой?

– Кошка! – закричала она, отбиваясь. – Разве вы её не видите?

– Где? Тебе приснилось!

И только тут эта тварь, спрыгнув, со злобным шипением пропала в углу.

– Там! Она там! – указала в угол Лара и из её глаз брызнули слёзы.

– Успокойся! Я сейчас! – сказала бабуля. И, сбегав на кухню, подала ей стакан воды. – Пей! Сон это был!

– Нет, бабуля! Она была тут, в комнате! И чуть меня не загрызла!

– Да бог с тобой! Нету тут никого! Скажи: куда ночь, туда и сон! – посоветовала бабуля. – Давай, спи уже! Завтра рано вставать.

И, уходя, выключила свет. Девушка обмерла от страха. Но, чтобы снова включить его, ей надо было добежать до выключателя, но на такой подвиг она не была способна. Лара осмотрелась – в окно комнаты всё также светила огромная жёлтая Луна, по полу серебрились лунные дорожки, а по углам прятались тени. Но зелёных глаз уже нигде не было.

Лара пощупала на себе одеяло – целое. Она что – сумасшедшая?

На неё нахлынули воспоминания о событиях, которые она, казалось, давно забыла.

Ей тогда было лет шесть и они жили с бабулей и отцом в одном уральском городе, почти всегда утопающем в снегу. Её отец, Виктор Семёнович Санин, начальник строительной фирмой – красивый, как Аполлон – баловал её, покупая дорогие игрушки, и возил на аттракционы. Жаль, что времени на это у него было мало. Зато бабуля – его мать, Полина Степановна, худенькая статная дама, до пенсии работавшая в театральной кассе – позволяла ей всё. Видно, компенсируя этим недостаток материнской ласки. Ведь Арина, мать Лары, умерла ещё при родах. Ларино детство можно бы назвать счастливым, если б не одно «но» – её преследовали ночные кошмары. Сюжет был примерно один:

Всё начиналось с неприятного гудения, а потом в окнах спальни появлялись пылающие красные глаза. Она пыталась убежать от них на ватных ногах в другую комнату, но глаза, передвигаясь от окна к окну, находили её всюду. Лара просыпалась от собственного крика.

Бабуля, когда она ей пожаловалась на сны, только отмахнулась, проговорив: «Скажи – « Куда ночь, туда и сон» и он больше не приснится». Она пыталась говорить, но это не работало.

И она стала бояться засыпать, хотя иногда ей казалось, что это вовсе даже не сон.

А потом всё стало ещё хуже: однажды запоры на входной двери сами открылись и в них влетела седая старуха в балахоне. На её зелёном лице горели уже знакомые красные глаза. Шаря руками по воздуху, она стала летать по дому, ища её. Лара бросилась за помощью к бабуле, но как она её не звала, как не тормошила, та не отзывалась и лежала будто мёртвая. И тут в сарайке закричал петух, а старуха будто растаяла в воздухе…

Утром Лара рассказала взрослым про старуху, но отец ей посоветовал то же, что и бабушка: «Скажи – « Куда ночь, туда и сон». Видно, это был их семейный рецепт, но Ларе он не помогал.

В общем, помощи ей ждать было неоткуда.

К этому времени она уже поняла – чтобы не быть пойманной старухой, надо: во-первых – убегать от неё, что есть силы; во-вторых, она откуда-то знала это – нельзя смотреть на неё, а особенно ей в глаза; в третьих, надо затаиться за мебелью или дверью и не шевелиться. Ждать рассвета или пения петуха.

Пусть старуха летает себе, гудя и пылая, она её не найдёт.

Но скоро в доме почти не осталось места, где она могла бы спрятаться – за дверью в зале и за комодом в комнате отца. Что она будет делать, когда старуха и их найдёт, она не знала. Впрочем, ей уже было всё равно – схватит, так, схватит…

В то решающее утро отец, выйдя к завтраку, сказал:

– Мама, а вы знаете, что наша Ларочка лунатик?

Ларе понравилось это слово – лунатик, теперь бы узнать, что оно означает.

– С чего ты взял такое, Витюша? – удивилась Полина Степановна. – Из-за того, что она такая бледненькая? Так ты меньше шоколаду ей покупай, а то она кроме него ничего не ест. Может, витаминок ей купить?

– Витамины купите. Но я о другом, мама, – не глядя, отхлебнув чай, встревоженно проговорил Виктор Семёнович. – Она ходит ночью по дому с закрытыми глазами. Я сегодня это сам видел – прибежала ко мне и спряталась за комод. Я заговорил с ней, смотрю – а она спит. Взял на руки и отнёс в её комнату на кровать. Только лёг, а она снова тут – прячется за комодом. Пришлось положить её с собой. Притихла. Что это, если не лунатизм?

– Это потому что… – начала Лара, но её никто не слушал. Да и что толку? Всё равно скажут ей ту глупую поговорку.

– Я поручу секретарше, – проговорил отец, – пусть запишет её на приём в хорошую клинику к детскому невропатологу.

Лара равнодушно слушала. Причём тут врач? Он же не сможет прогнать эту старуху. Она летает и страшная.

И вот они с бабулей пришли к врачу, от которого Лара, уже побывавшая у стоматолога, не ждала ничего хорошего. Но эта тётенька оказалась доброй и никаких железяк в неё не втыкала. Только постукала не больно по коленкам, посмотрела на язык и расспросила об игрушках. И ещё поинтересовалась, как Лара спит. Она ответила, что хорошо. И про старуху ей ничего не сказала. Зачем? Поговорку она уже слышала.

Но в итоге эта врач заявила бабуле, что Лара серьёзно больна. И помочь ей может только срочная перемена климата и места жительства.

– Само собой, я пропишу девочке комплекс витаминов и медикаментов, но это не главное. Вам надо отсюда немедленно уезжать.

А всего-то постукала Ларе по коленкам.

В общем, вскоре Санины переехали Кубань. Друг и однокурсник отца давно его туда звал. С тех пор старуха больше ни разу Ларе не снилась.

Кто была эта врач? Может, ясновидящая? Хотя бабуля ни в какую мистику и ясновидящих не верила. Говорила: «Нет ни бога, ни чёрта. Есть добрые и злые люди. Их надо бояться».

На Кубани Санины поселились в небольшом южном городке. И Ларе очень понравилость там – солнце и фрукты, короткая зима и бесконечное лето. Жаль только, что её отец недолго с ними прожил – сердце отказало. Бабуля говорила, что оно давно у него болело – ещё с тех пор как Арины, Лариной мамы, не стало. А потом Лара поступила на физико-математический факультет в университет и переехала в Краснодар, поселившись в общежитии. Полина Степановна вскоре перебралась вслед за ней, продав трёхкомнатную квартиру. После долгих поисков она купила в пригороде небольшой домик с фруктовым садом. Скорее даже – старинную хату, но имеющую удобства. Хоть в этом повезло. Ведь их денег на приличное жильё не хватало и лишь немного удалось отложить Ларе на учёбу. Однако, оказывается, повезло не так, чтобы уж очень. Ведь Лара пожила в этом доме всего-то неделю и вот – на тебе! Явилась кошка и едва её не загрызла. Поневоле вспомнилась красноглазая старуха. Но от неё она могла спрятаться, а как спастись от кошки? Эта ведь не церемонится – сразу клыки к горлу и когти к сердцу. И, опять же – вопрос : если этих жутких существ никто, кроме неё, не видит, что с ней не так? Вывод напрашивался сам: не за горами сумасшедший дом.

Ей надо бежать отсюда. Ведь помог же когда-то переезд .

Ничего, она поживёт пока в общежитии, а там видно будет.

И всё же – к какому врачу ей обратиться?

Глава 2

Михалап – меховые лапы

На чердаке дома в самом его пыльном углу сидел старичок.

Кто-то понимающий сразу признал бы в нём домового, причём – старинного, уважаемого. Рыжая окладистая борода до пояса, косматые лохмы и нависающие на глаза кудлатые брови – тому свидетельство. Это тебе не клочковатая щетина, как у какого-нибудь трёхсотлетнего молодняка. Да и одёжа на нём была соответствующая. Не кургузая одежонка, как это сейчас принято у современных подъездных да квартирных – клубные пиджаки, костюмы с люриксом – тьфу ты! Модные плащики, фасонистые шляпы да туфли лаковые, со скрипом. Срамота одна! У этого старичка всё было настоящее, тыщелетнее, хотя слегка и подвылинявшее: добротный шерстяной армяк с шапкой мурмолкой, мягонькие юфтевые сапоги с расшитыми отворотами да косоворотка из натуральной пряжи. Правда, это всё, в основном, на выход. К гостям, так сказать. Или когда сам в гости к иным домовым ходишь. А на кажэн день была у него – кроме ещё одной небольшой закладочки в сундучке – конопляная рубаха, стёганная куфайка и штаны, свалявшийся заячий малахай да кирзовые сапоги. От одного казака ему вещички эти досталися – от Акима, бывшего хозяина этой хаты. Который в 30-е годы честно отсидел за своё казачество. Уж очень удобно одевали тогда лагерных зэков – всё такое, что сносу ему нету и никакой ветер не продует. Самое то – лес валить.

К слову сказать – не за просто так ему эта одёжа досталася. Ведь Михалап – так звали этого домового – потащился вслед за Акимом на эту самую зону. Помогал ему там, чем мог, ютясь в его хлипком фибровом чемоданчике. А и чем мог-то? Так, по мелочи – лежак ему помягче сделать, вшей извести да уголовников, что харч у Акима отнимали, слегка наказать. Одного он удачно с дерева свалил – тот насмерть разбился. Другого закружил заговром-круженницей и в лес завёл – там его охранник и пристрелил. Как беглеца. Третий уголовник сам себе руку циркуляркой на лесопилке отхватил. Ту, которой еду у Акима выхватывал. Уголовники народ ушлый, они быстро сообразили, что к чему. Сказали – «Аким слово знает», и больше его не трогали. Вот он и выжил – хоть и на слабом харче, но на целом, а не переполовиненном всякими хмырями. А известно, сколь там на зоне народу-то от голода сгинуло, пока уголовники харю себе наедали. Тьма!

Так они и вернулись с Акимовым чемоданчиком обратно в эту хату – к детям и внукам Белоглазовым. А они, к слову сказать, не больно-то и ждали своего сидельца. Честно говоря, они его даже чурались. Мало того – фамилию свою – Белоглазовы, за то время, пока он лес валил, потихоньку сменили, затерев пару букв в конце. И стали вместо – Белоглазы. Чтобы совсем уж отмежеваться от сидельца Акима. Воспротивиться этому беззаконию и отказу от их старинного казачьего рода – где-то даже дворянского, хоть и обедневшего – было некому. Жена Акима, Настасья, не выдержав бед, быстро угасла, оставив деток на бабку да на дедку. За что Михалап немного и себя винил – оставил дом без пригляда, вот в нём и пошло всё наперекосяк. А теперь какие же Акимовы дети да внуки казаки? Так, одно название. Да и название-то уже не то. Они ведь в комсомолию да в пионерию бегом позаписались. Стали друзьями партийцев, которые все старые сословия отменили. Чаще – вместе с жизнью. Потому теперь Белоглазы казачьих традиций не знали, а которые знали и те позабыли. Даже слово «казак» они и то с ошибками пишут. И даже вольных казачьих песен не знают. А как их Аким-то пел, на гармошке играючи – заслушаешься:

"Ой, за тума-а-а-ном нычогой нэ выдно, ой да за тума-а-а-но-о-ом нычогой нэ вы-ыд-ыдно. Тильки выдно дуба зэлэного, ой да…"

Да-а, измельчал род. Так что фамилия Белоглаз для этих променявших своё вольное житьё на неволю – самое то.

К слову сказать, казака этого, Акима, давно уж и на свете-то нет. Только память и осталась, что песни да его стёганная куфайка с сапогами кирзовыми, которые домовой хранил. К тому ж – Михалап, так сяк, даже и на гармошке играть выучился. Вон она – за трубой в холстинке лежит. Иногда достаёт, наигрывает для гостей. Белоглазы выкинули, а он подобрал.

За своё родовое гнездо, в котором выросли целые поколения казаков-Белоглазовых, его измельчавшие внуки Белоглазы тоже не больно-то держались. Как только их родители померли, так и продали Акимову хату. А деньги меж собой поделили – на машины да квартирные ипотеки. Пуст дом остался. И выморочен. Не без его, Михалапа, участия, конечно же. Не люб ему теперь никто.

Так и простоял дом пять лет.

А потом купили его одни – даже в хату не заходя – чтоб их свело да скорчило! Но этих новых хозяев, пришлых людей с московских земель, Михалап скоренько выжил. Нечего им в казачьей хате делать – кацапским рылом не вышли.

Он до сих пор со смешочком вспоминает те свои проделки.

У Михалапа тогда всё в ход пошло – и горели эти московиты, и потолок у них обваливался, и электричество, что ни день, искрило да перегорало. А самое главное – ночами он им спать не давал. Углы и стены хаты так трещали, будто вот-вот обваляться. И ведь обвалились однажды. Пол у них под ногами волнами ходил, а в окна чудища заглядывали. В общем, сбежали они. Ни дна им, ни покрышки.

Сняли себе квартирку – как знакомые домовые донесли, да оттуда, не показываясь, и продавали через посредников Акимову хату. Да только всё бестолку. Три года продажа с места не двигалась. А почему? Когда покупатели приходили в дом с приказчиками, то бишь – риэлторами, то Михалап, тут как тут, к делу подключался и в глаза им всякие страсти напускал. Тем и казалось, что и стены-то в доме кривые, и крыша вся в дырах, и разводья от протечек на потолках. Да и соседи ещё страхов добавляли. Мол, в этом доме нечисть водится, держитесь от него подальше. Они и сбегали из него, как осой ужаленные.

А Михалапу того и надо.

Так бы он и жил здесь дальше вольготно да в одиночестве, пока Акимова хата не рухнула бы от старости, никому не доставшись. Нет нынче стоящих людей, а всякая шушера ему тут без надобности. А потом – Михалап ведь домовой авторитетный, не малец какой – нашёл бы себе иное местечко для обитания. Нынче много чего строють – выбирай любой дом да справных хозяев на свой вкус. Нашёл бы себе новые хоромы.

Но тут, нарушив все его планы, откуда-то взялась эта настырная старуха Полина. Ничего её не спужало. А пока она документы оформляла, а внучка в общежитии обреталась, всё ж, поселилась эта старушенция в Акимовой хате. А куды ж ей ещё – издалека ведь. И тут уж Михалап душеньку отвёл, разгоняя скуку. Хотелось ему отвадить эту старуху, пока не поздно. Так что пугал Полину, как следует, страхи на неё нагоняя. И в трубу гукал, и стены по ночам шатал, и в потёмках кругами по дому водил, пряча от неё двери и выключатели. Но ничего её не взяло. Купила упрямая старуха хату и с внучкой в неё вселилась, контейнер сгрузив.

Тьфу, ты!

Бабы здеся правят теперь, одним словом. Не по-казачьи это.

Глава 3

Евдокия-Полуночница

– Эй, Миха! Ты тут, что ли?– услышал он чей-то зов, но не сдвинулся с места и даже не обернулся.

Не будет он отзываться на такое! Его звать Михалап, то есть – меховые лапы. Это имя ему дали его родители, уважаемые домовые Местята и Лукия – нечего его обкусывать. В этом имени есть по букве от имечка каждого из родителя, это – «м» и «л». А ещё есть «ха» и «ап» – от имён его дедки Харея и бабки Апраксии. Поэтому обкарнывать их, обижая свой род, Михалап никому не позволит. Сколько раз уж всем говорено!

Он, конечно, почуял, что за его спиной появилась его старая знакомая – ведьма Евдокия. В этот раз в обличье чёрной кошки. Да что там – в этот? Она почти всегда ею и оборачивалась, когда на промысел выходила. В основном, конечно, ночью, за что её за глаза ещё называли – Полуночница. Михалап уже плохо помнил, как она выглядит на самом деле. По крайней мере, лет сорок назад Евдокия уже была роскошной бабой средних лет. А сейчас – и подавно, наверное, уж старуха. А впрочем, кто их знает, этих ведьм. Умеют они себе годы убавлять да красоту девичью воровать. Может и не старуха она вовсе, может всё ещё молодайка. Не его это дело.

– Ты чего не отзываешься? – миролюбиво спросила его Евдокия.

Видно, что-то ей от него нужно – по льстивому голосу знать.

– А, это ты, Дунька! – лениво обернулся он. – А я тут задумался – о былом, да о бывалом. Не заметил тебя.

– Чего это – Дунька? – зашипела, вздыбилась кошка, выгнув чёрную спину.

Аж искры из горба посыпались. Не загорелась бы крыша.

– А чего это – Миха? – строго спросил домовой, нисколечки не испугавшись. Таким только страх покажи…

– Ну, ладно – пусть Михалап, квиты. Какой обидчивый, – легко уступила Евдокия, снова усаживаясь на балке.

Ишь, уступчивая какая! Точно – что-то ей от него нужно! Обычно сразу в горло вцепляется – если что не по ней, и шерсть клочьями летит. Знаем, видывали.

– А скажи-ка, Евдокия – чего это ты к моей Ларке прицепилась? – сурово спросил он её. Чтобы знала своё место и меньше на его территории пошаливала. – Зачем котору ночь к ней шастаешь и спать не даёшь? Это из-за тебя она на днях такой ор подняла, что я чуть с чердака не свалился? Насилу в себя пришёл, – усмехнулся он.

Ясное дело – не поверила она в эти нежности. И он просто так спросил, для порядка. Не очень-то и жалко было девчонку.

– Хочу помочь выжить из твоей хаты эту бабку Полину и её внучку, – льстиво заявила Евдокия. – Иль ты решил их себе оставить? Сам пошалишь на досуге? А то подсоблю.

– Ишь, доброхотка выискалась! – хмыкнул Михалап. – Тебе-то что за дело? Что выжить, что оставить – всё одно. Ты ж просто так и хвостом не махнёшь, – сказал он ей, одновременно намекая и на тот хвостик, который, как известно, есть у каждой уважающей себя ведьмы.

– А тебе какое дело до моего хвоста? – не пропустила его тонкий укол ведьма. Но тут же сбавила тон: Ты ж знаешь – хвост для кошки это святое.

– Нашла святыню! – хмыкнул Михалап. – Говори, чего надо, Евдокия? Некогда мне с тобой лясы тачать!

– Да вижу я, как ты занят! Извини, что потревожила тебя! – ехидно проговорила Евдокия. Но тут же сбавила тон и заговорила уважительно: Действительно, Михалап – дело у меня к тебе есть. И непростое. Помощь мне твоя нужна!

– Моя-я? Шуткуешь? А что в обмен будет? – удивился домовой, не забыв сразу и поторговаться.

– Договоримся! Не обижу! – сверкнув зелёными глазами, пообещала кошка. – Сначала выслушай меня, Михалап, потом уж о цене разговор поведём.

– Ну, давай! Говори! – равнодушно согласился Михалап, внутренне ликуя.

Заиметь в должницы этакое ночное чудище да ещё с немалыми колдовскими навыками – это большая удача. Присгодится! Хотя домовой не очень-то любил связываться с людьми – в любых их обличиях. Но Евдокия это особая статья. Таких лучше в друзьях иметь.

– Хочу сказать – с твоими новыми жиличками нам с тобой очень повезло, Михалап. Эта девчонка – Ларка, не простая штучка, – вкрадчиво сказала та.

– В чём везение-то? – с недоумением уставился на неё домовой. – Бабы они и есть бабы. Суета одна!

– Ты-то, может, в этом не больно разбираешься, а я-то вижу – Ларка врождённая ведьма. К тому ж, не знающая о своём даре. Это и есть наша большая удача!

– И опять же – в чём тут удача-то? – недоумевал Михалап. – Коль она не знает о своём даре, так ведь и вреда причинить не может. А, главно – воспротивиться не смогёт, коль я их выживать начну.

– Удача в том, что этот дар у неё можно забрать человеку, обладающему магическими способностями. И тем свою силу увеличить, – уклончиво пояснила кошка.

– То есть – тебе? – прищурился домовой. – Так и забери! Мне не жалко! Только опосля должна мне будешь – што на моей территории хозяевала, – обозначил он ситуацию. – Так что – да, и моя выгода есть, согласен.

Михалап теперь вообще не понимал, чего этой Евдокии от него надо? Могла бы вовсе ничего ему не говорить, а он бы сам и не догадался. Дар-то у Ларки никак не проявляется. Он сколько разов ходил по комнате, где та книжки свои толстенные читала – ни разу не всполошилась и не заметила его. Какая же она ведьма? Те затылком чувствуют таких как он.

– А вот не могу я его забрать! На ней родовая защита стоит! – недовольно отозвалась Евдокия. – И очень сильная! Как не ладилась – никак! А мне б хотя бы каплю её крови заполучить! И всё было б в ажуре. Но я не могу к ней подобраться, Михалап! Пробовала уже напролом – ты ж слыхал, как она орала. А обычно мне это легко удаётся. Морок да немочь наведу – никто никогда и не пикнул! И даже не проснулся.

– О, как! Значит, не впервой тебе чужую кровушку-то пить? – почесал кудлатую макушку Михалап. – А я-то тут причём?

– Ты ж тоже морок напускаешь. Давай мы вдвоём Ларку скрутим, – предложила Евдокия. – Может, вместе удастся её усыпить или защиту одолеть?

– Ну, не знаю! – засопел домовой. – Если токо ты девчонку не до смерти уходишь. Знаю я тебя…

– Чо так? – недобро усмехнулась кошка. – Пожалел?

– Не хочу смертоубийства в Акимовом доме…

– Какое смертоубийство? Мне ж только капля её крови и нужна! – заверила его Евдокия, завертев глазами.

– Надоть подумать, – хмуро протянул Михалап, решив набить себе цену. – Так, а бабка Полина-то чо? – спросил он, спохватившись. – Тоже ведьма? Если их две – то и цена двой…

– Нет, та обычная, перебила его Полуночница. – Она про внучкину силу даже ничего не знает. Видать – по матери Ларка ведьма, – опять завертела она глазами. – Так что, Михалап? Как? Ты согласен на дело пойти со мной? – напирала Евдокия.

– Та мне-то за каким лядом… – протянул Михалап, набивая себе цену. – Ведьма и ведьма. Лишь бы мне не вредила.

– С меня – царский золотой! – вдруг заявила ведьма. – Спрячешь его в свой сундучок, – льстиво заулыбалась она ему. – А когда надо будет – позову.

– Да ну тебя! Золотой? Где взяла? – вытаращил загоревшиеся глаза домовой, даже не сумев скрыть свой азарт.

– Наследственный, – усмехнулась Полуночница. – А тебе-то что за дело? Бери, не спрашивай! Пока даю.

– Вот это другое дело. Только – деньгу вперёд! Знаю я тебя! – всё ещё недоверчиво сказал домовой.

Мелькнула чёрная лапа и перед Михалапом лёг на балку поблескивающий золотом кругляш. Он тут же схватил его и мгновенно куда-то спрятал.

– Ну, тогда – по рукам! – радостно согласился довольный домовой и протянул Евдокии свою когтистую и волосатую руку.

Кошка хлопнула по ней своей не менее когтистой и волосатой лапой.

Сделка состоялась.

Против Лары теперь было двое опасных ночных существ. А в защите и поддержке – никого. Как всегда.

Глава 4

Адресок

Полина Степановна варила борщ, то и дело, замирая с ложкой в руке.

Что опять творится с Ларочкой? Снова кошмары одолевают? Так недолго вновь лунатиком стать. Вон и круги под глазами опять залегли, как в детстве. А переезжать не хочется, только вселились ведь.

Позавчера, после ночи, как ей кошка приснилась, Лара утром чуть свет, ничего не поев, убежала. Сказала, чтобы она её не ждала – поживёт немного в общаге.

"Зачем тогда я сюда переехала? – вздыхала Полина Степановна, пробуя борщ. – Если ребёнок будет жить в общежитии?"

Честно говоря, этот дом, где они поселились, не нравился и самой Полине Степановне – неуютно в нём как-то, а временами даже страшновато. Так и кажется, что кто-то в спину смотрит. А ночью так и вообще – дверей не найдёшь. Но она считала, что – ничего, скоро привыкнет. И расположение комнат запомнит. На новом месте всегда так. А вот с Ларочкиными причудами надо что-то делать. Что ж – из-за каждого сна из дома бежать, что ли? Эдак, не набегаешься. Да и оставаться одна Полина Степановна не хотела. И так вот… Сын рано умер, невестка ещё раньше и внучке вот с ней не живётся. Никому она не нужна.

Что же делать?

Ответ пришёл неожиданно. Нет, даже так – ответ был дан через совет и очень неожиданный.

Возвращаясь после обеда с покупками из магазина, Полина Степановна встретила соседку Людмилу, живущую напротив. Хлопотунья подметала улицу за воротами. Хорошая такая женщина, доставалось ей – на хлебозаводе работала, дом на своих плечах держала, троих мальчишек воспитывала, да ещё и мужа-алкоголика в придачу. И никогда не унывала при этом. Полина Степановна сразу с ней подружилась и при встрече всегда останавливалась поболтать. В основном они рецептами делились.

Поздоровавшись с ней, Людмила села на лавочку возле своего дома и, указав на место рядом, спросила:

– Что-то вид у вас неважный, Степановна. Усталый какой-то. Случилось чего?

Полина Степановна, сев рядом, и рассказала ей всё – и про Ларочкину кошку, и что она из-за этого из дома сбежала, и что ей одной в нём как-то неуютно. Хотелось с кем-то поделиться, не всё ж в голове мысли крутить. Людмила, слушая её, сочувствующе качала головой, а потом вдруг заявила:

– А чему удивляться? Ведь мой Николай вас предупреждал, Степановна, чтобы вы эту хату не покупали! Надо было послушать.

– Что, вам не нравятся новые соседи? – хотела пошутить Полина Степановна.

– Нравятся, но не в этом дело, – отмахнулась та веником. – Просто в этой хате после Белоглазов никто жить не может. Нечисто там.

– Нечисто? – наморщила лоб Полина Степановна. – А, черти водится? Ну да, что-то такое он говорил, – кивнула, вспомнив тот давний разговор с Людмилиным мужем.

Подвыпивший Николай сидел вот на этой самой лавке и остановил её, после того, как она осмотрела с риэлтором дом. Как ей тогда показалось – от желания поболтать. Выпивший он был и потому чересчур разговорчивый. Наплёл ей что-то насчёт чертей, живущих в этой хате. И даже приводил какие-то примеры. Но язык ему плохо подчинялся и Полина Степановна, устав вслушиваться в его путаные речи, ушла.

– Так я не верю во всё такое, Людочка! Какие там черти? Всегда говорила: бойтесь людей – злее их никого на свете нет! Да и потом, я извиняюсь, Людочка – ваш-то Николай… употребляет. Мало ли что человеку с пьяных глаз почудится?

– Ну да, употребляет. А кто нынче без греха? – немного обидевшись за мужа, поджала губы Людмила. – А мне-то вы верите, Степановна? Я вина и по праздникам не пью – денег жалко. И тоже тут разные чудеса видала. Как-то иду с хлебозавода со смены, а в этой хате, нежилой тогда, свеча на окне горит и в доме чьи-то голоса. Даже будто гармошка там играет и люди поют. Вроде пляшут, хохочут и громко ссорятся. А ведь в нём никто не жил! Да и соседи говорили, что видали, как в эту калитку, – указала она веником на Полинин двор, – какие-то люди ночью в потёмках заходили и выходили. И кто-то со свечой по дому шарился. А ещё – будто с чердака часто голоса слышали. Туда-то кто и зачем залез?

– Может, воры забирались? – зябко передёрнула плечами Полина Степановна. – Добро какое искали? А про гармонь и почудиться могло.

– Какое там добро? Он же пустой лет семь стоял! Одни лавки старинные казачьи и были в нём, – отмахнулась веником Людмила. – Всем это известно. Кто б, да и зачем, туда полез? На гармошке играть? Чего со свечкой искать? Нет, там, точно, нечисть водится!

– Ну да, лавки были. Я на одной спала, пока контейнер не пришёл – все бока отдавила, – согласилась Полина Степановна, не зная, что возразить. Не хотелось ей верить в эту чепуху. Мало ли что люди от скуки выдумают. – Сейчас они вон во дворе стоят. Не знаю, куда девать. Хочешь, подарю?

– Э, не-ет! Мне с этого чудного дома ничего не надо! – замахала на неё веником Людмила.

– Да что с ним не так-то? – вздохнула Полина Степановна. – Дом как дом! Старенький, правда. Но на лучший денег не хватило.

– А чего ж ваша Ларочка из него сбежала? – прищурилась Людмила.

И Полина Степановна сникла.

– Не знаю, как и вернуть.

– То-то и оно! А хотите, я вам один совет дам? А дальше вам, Степановна, решать – поступайте, как знаете! Но хуже не будет, – заявила Людмила. – К шептунке вам надо сходить, вот что! Я и адресок подходящий знаю.

– К кому? Шептунке? – удивилась Полина Степановна. – Это кто?

– Шептунка это, проще говоря – знахарка. Она людей лечит. Наговорами.

– Это ведьма, что ли?

– Ведьмы портят, а знахарки помогают, – авторитетно возразила Людмила.

– Ну и кому у нас помогать? И в чём? – спросила Полина Степановна. – Ларочке? Чтоб дома сидела? Так это магия, что ль?

– А если и магия! Шептунка вам сама скажет, что делать и кого лечить, – уверенно заявила Людмила.

– А ты, Людочка, кого у неё лечила? – перешла в наступление Полина Степановна. – Николая своего, наверное? Чтобы не употреблял? А я его вчера видела опять … навеселе? – обличительно сказала, не одобрявшая такое дремучее невежество Полина Степановна.

– Так ведь не сразу ж помогает. Время надо, – поджала губы Людмила. – Не хотите – как хотите. А только без шептунки в этой хате вам покою не будет!

Полина Степановна только махнула в ответ рукой и, встав, направилась к своей калитке. В которую, как люди сказывают, по ночам чужой народ шастает. И, чтобы быть в безопасности, просто закрыла её изнутри на два оборота ключа.

Весь день, вспоминая совет Людмилы, она хмыкала и качала головой. Ведь кассиром в театре она работала не всегда. Было время – учась в культпросветучилище – выступала с агитбригадой с атеистическими номерами и речёвками. Неужели она сама теперь к какой-то шептунке пойдёт, нечисть от дома отваживать? Какие, всё же, люди тёмные.

Ночью Полина Степановна проснулась от ощущения, что по дому кто-то ходит. Её сердце испуганно заколотилось, а ноги похолодели. Она хотела вскочить, чтобы включить свет и схватить стоящую на тумбочке чугунную статуэтку – для обороны. Благо – выключатель был рядом с кроватью. Но тело отказалось подчиняться – на грудь будто многотонный груз взвалили.