Текст книги "Джек-Соломинка (Часть 1-5)"
Автор книги: Зинаида Шишова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)
После трех месяцев вынужденного поста лесовики сегодня впервые наелись досыта.
Сон сморил их. Заснул даже Уил Уилкинс, на обязанности которого лежало проверять дозорных у дороги.
Разбуженные среди ночи, часовые кинулись было бить тревогу, но, раздув головню, тотчас же узнали Крепыша-Уота. Только он один умел сваливаться, как снег на голову. Тотчас же послышались смех и веселые восклицания, однако Тайлер не был расположен шутить.
– Этих людей, – сказал он, указывая на Уила Уилкинса, Бена Джонсона и Бена Тромпа – часовых, – этих людей следовало бы связать и оставить на месте. В Уинсберской сотне мне сказали, что здесь в лесу готовится королевская облава.
Джек на ночь ушел от потухшего костра и устроился в кустах жимолости и сейчас из темноты наблюдал тревогу. Да, пожалуй, на этот раз предстояло дело посерьезнее, чем вдесятером нападать на двоих или угонять королевский скот у мужиков, которые его не защищают.
Мимо костра туда и сюда сновали черные фигуры. Иногда кто-нибудь подбрасывал хворост в огонь, и тогда вверх летело пламя и искры. Лесовики второпях разбирали свои луки и стрелы и расталкивали сонных товарищей.
Джек лежал не шевелясь. Здесь было налицо двадцать человек с луками и стрелами, у двенадцати имелись топоры, а остальные пятнадцать – двадцать человек были вооружены дубинками.
Если такой отряд не может дать отпор королевской облаве, не для чего было людям по два, по три и по четыре года сидеть в лесу, ставить чучело в драном дворянском плаще и ежедневно упражняться в стрельбе в цель. Пожалуй, для Джона Фокса еще не прошло время повиниться во всем господину и забросить в кусты красный щит с четырьмя высохшими, скрюченными пальцами.
Джек в упор смотрел на начальника отряда и на идущего с ним рядом Уота Тайлера. Он никогда не наблюдал своего побратима издали. Когда стоишь рядом с ним, тебе все время приходит в голову мысль, что он шутя может поднять тебя на воздух, связать узлом и отбросить на добрые пол-лье в сторону.
Они прошли мимо, почти задев Джека одеждой. Ослепленные пламенем костра, они ничего не видели в темноте.
В то время как Джон Фокс делал один шаг, Уот Тайлер делал два.
– А может быть, мы все-таки постоим немного за себя? – спросил йомен, и голос его звучал просительно. – Ребята целятся ничуть не хуже королевских стрелков. Да солдат, как видно, будет немного. Нагонят, как в тот раз, больше мужиков из соседних деревень.
– Расходитесь поодиночке, – словно не слыша его, продолжал свое Тайлер. – Парня, которого бьет черная болезнь8, мы возьмем с собой на островок. Ты, видать, о двух головах, если толкуешь о том, что медведя надо спускать на медведя, а борзую – на борзую. Какая нам польза будет, если наши ребята положат мужиков из Лонгбриджской или Уингетской сотни!
Однако не все слушали Уота Тайлера с таким вниманием, как Джон Фокс. Джек видел, как у костра его обступила целая толпа негодующих лесовиков. А один так размахивал руками, что Тайлеру пришлось выхватить горящую головню из огня для того, чтобы отпугнуть крикуна.
Джек немедля вскочил на ноги и поспешил на подмогу. Уот Тайлер был его добрый товарищ и названый брат. Четыре года назад в Фоббинге, на берегу моря, они поменялись крестами.
Но, видать, большая сила была в этом человеке, потому что, когда Джек добежал до костра, Уот Тайлер спокойно разгребал горящие сучья и затаптывал пламя, а другие помогали ему в этом.
– Ты, конечно, в этих делах понимаешь больше нашего, – сказал тот, что минуту назад кипятился больше всех.
Но вот снова набежала толпа людей, и Уолтер Тайлер теперь быстро поворачивался во все стороны, как волк в собачьей стае.
– Но-но! – только говорил он угрожающе.
И тогда соседи унимали особенно расходившегося крикуна.
Потом все сели в кружок, и Тайлер толково объяснил, в чем дело.
На этой неделе в лесу будет облава. Поскорее всем нужно разойтись в разные стороны. Мужики из Фрича обещали кое-кого припрятать на это время. Но лесовики сами должны понимать и не ходить по дороге целыми табунами.
– С чего это все началось?
– Да с того же налога.
Уот вытащил из-за пазухи королевский приказ.
– Кто прочитает? – спросил он. Сам он плохо разбирался в буквах.
Джек выступил из темноты.
– А, это ты, брат! – сказал Тайлер. Он крепко обнял Джека и поцеловал в обе щеки. – Не вышло дело! – шепнул он ему на ухо. – Отца Джона сопровождало человек десять стражников, а я был один и безоружный.
Джек решил отложить расспросы. Двое лесовиков держали горящие головни, а он развернул пергамент.
– "Ричард, божьей милостью король Англии и Франции и повелитель Ирландии", – прочел он заглавную строку.
Лесовики скинули шапки, а Тайлер, взяв из рук Джека документ, почтительно поцеловал королевскую печать.
– "...Всем коннетаблям9, шерифам, бейлифам и сотским повелеваю: в каждом графстве избрать комиссию из пяти достойных и уважаемых лиц и поручить им проверить податные списки, представленные в Палату Шахматной доски10 сборщиками налога, ибо непреложно установлено, что последние, щадя многих лиц каждого данного графства, одних не внесли в списки преднамеренно, а других – по небрежности или покровительству..."
– Господи! – вздохнули в толпе. – Брали по три грота11 со всех подряд, с имущих и неимущих, чуть ли собак не облагали налогом!
Джек поднял голову и посмотрел на говорившего.
– "...а посему, – продолжал он читать, – предписываю: в каждом городе и деревне в пределах каждого данного графства проверить наново численность населения и взыскать налог со всех уклонившихся, для чего лендлордам12, сквайрам и владетелям монастырских земель надлежит не отпускать своих вилланов в дорогу, а шерифам и сотенным – оцепить все леса и выловить бродяг и злоумышленников, преступно скрывающихся от королевских учетчиков и этим наносящих непоправимый вред и ущерб королевской казне и королевству. Дано в четвертый год царствования, в городе Лондоне".
В толпе молчали.
– Ну, что же это будет, ребятки? – спросил Уот Тайлер, поглядывая на лесовиков.
Тогда со всех сторон посыпались вопросы и замечания:
– Правду ли говорят, что Джон Лэг взял у короля подать на откуп?13
– Верно ли то, что деньги собирают, чтобы возвести Гентского на кастильский престол?
– Кто-кто, а уж канцлер Сэдбери и Ричард Гелз – казначей – погреют здесь руки! В семьдесят шестом году они, говорят, получили налог по весу, а сдали порченой стертой монетой. в точности согласно ее стоимости14.
– Ну, сейчас навряд ли им придется что сдавать. Как ни жми камень, а вода из него не потечет!
– Не знаю, ребятки, – сказал Тайлер задумчиво. – Кто бы ни взял на откуп налог – Джон Лэг, или лорд Лэтимер, или купец Лайонс, но свои денежки они захотят вернуть!.. И подумать только, – добавил он, покачивая головой, – под такими преступными распоряжениями ставят королевскую печать и невинного ребенка заставляют прикладывать к ним свою чистую руку!
Еще раз поцеловав королевскую печать, он спрятал пергамент за пазуху.
Черные, серые и красные стволы расходились, сходились, снова расходились, и от постоянного мелькания деревьев в лесу Джек закрывал глаза. Он потерял много крови по дороге к замку Тиз я сейчас чувствовал слабость. Он сильно припадал на раненую ногу, и уже дважды на повязке проступала кровь.
Джон Фокс взялся провести его с Уотом Тайлером в тайник. Посреди лесного озера был островок, здесь их не отыщет никакая облава.
Озерко питалось двумя проточными ключами и не замерзало всю зиму. Лодка была припрятана в кустах.
Впрочем, те, кто не боялся промочить ног, отлично переправлялись и вброд.
На островок лесовики снесли оружие, съестные припасы и оставили пятерых сторожей.
Уолтер Тайлер шел позади всех. Указывая дорогу, Джон Фокс вел в поводу лошадку, отнятую у стражника. Шли молча. Каждый думал свою думу.
Джека донимали сомнения.
– Послушай-ка, – сказал он вдруг Джону Фоксу, – а что было бы, если бы господин твой не отрубил тебе пальцев?
– Ну? – спросил тот хмуро.
– Ты остался бы на своем наделе, сеял, пахал и разводил бы овец, как и раньше, не так ли?
– Но он же отрубил мне пальцы, – сказал йомен, не понимая.
– Постой-ка, я загадаю тебе одну загадку, – продолжал Джек. – Вот, представь себе, что знатная леди полюбила бедного мужика, а потом посмеялась над ним. Он с горя ушел в лес. А тут вышло так, что бог или ангел сотворил чудо и леди снова вернулась к мужику. Так, по-твоему, получается, что мужик...
Джон Фокс с насмешкой посмотрел на него.
– Знатные леди не влюбляются в мужиков! – сказал он сердито. – Загадай мне какую-нибудь другую загадку.
Джек оглянулся на Уота в надежде, что тот поддержит его. Будь здесь отец Джон Бол, о, он тотчас же подхватил бы его мысль!
Но Уот Тайлер молча шагал рядом. Да, в то время как Джон Фокс делал один шаг, Тайлер делал два. Сын кровельщика был коротконог.
– Ну ладно, я тебе это скажу иначе... – снова начал Джек.
Но Тайлеру надоели эти присказки. Он не любил длинных разговоров.
– Конек не велик, но хороших статей, – сказал он оглянувшись. – Я возьму его, потому что идет весна. Скоро по грязи пешком не проберешься из Кента в Эссекс.
Джек ожидал возражений, он остановился. Человек, который даже в лесу не может обходиться без слуг, чтобы разрезать мясо, не отдаст так, за здорово живешь, приглянувшуюся ему лошадку.
Однако Джон Фокс молча переложил повод из правой руки в левую. Теперь лошадь утаптывала снег уже по другую сторону тропинки.
– Оно верно, – сказал Фокс через минуту, – мы как-никак на месте, а ты, Уот, постоянно в дороге. Да и на коньке у тебя вид веселее будет, чем у пешего.
Может быть, Джек был и неправ.
Дома йомен был действительно зажиточным фермером и держал собственных слуг. Но в лесу все были равны. Кто знает, может быть, ему трудно управляться одной левой рукой, поэтому он и не отпускает от себя малого?
Да и заносчивость его могла только почудиться Джеку. Как-никак, если на тебе худая куртка, а рядом человек запахивается в меховой плащ, ты с досады мало ли чего можешь вообразить!
Но все-таки Джеку хотелось до конца договорить свою мысль.
– Нет, ты пойми, к чему я клоню, – начал он снова. – Если бы тебя с твоим лордом рассудили королевским судом и ему было велено возместить твою обиду...
Йомен смотрел ему прямо в глаза.
– Где это видано, чтобы мужика с лордом судили королевским судом? возразил он. – Мы живем в Эссексе, а не в Кенте. У нас еще и посейчас отбывают барщину, да еще какую! Ей-богу, нашим отцам легче жилось у господ!
Но теперь уже вмешался Уот Тайлер.
– Когда всех людей будут судить одним судом, все пойдет иначе, сказал он. – А пока, если собаки бросаются на волка, ты не спрашиваешь, откуда у них появилась вражда, а просто отвязываешь свору. Понятно, побратим?
Джек посмотрел на Уота. Глаза у того были, оказывается, не черные, а серые и веселые. Только их плохо было видно из-под нависших бровей.
Глава IV
Несмотря на сумерки, сэр Саймон Бёрли издали отлично разглядел даму, ехавшую верхом на белой лошади. Вначале она направилась было к Сэмфорду, потом вернулась к перекрестку и погнала коня по проселочной дороге, а под конец остановилась у столба, отмечающего границу владений Сэмфордского аббатства.
Рыцарь решил послать пажа, чтобы расспросить всадницу, не нуждается ли она в помощи, но так как дама, насколько можно было понять издали, была молодая и красивая, то он, ничего не сказав Лионелю, рысью пустил своего коня по дороге.
Предчувствия не обманули его. Молодая женщина действительно нуждалась в помощи. Разглядев всадника в рыцарской одежде, она, пришпорив свою лошадку, опрометью кинулась ему навстречу.
И тут, хотя лицо ее было заплакано, а волосы в беспорядке выбивались из-под низкой шляпы, сэр Саймон окончательно убедился в том, что даме не больше двадцати лет и одета она по последней лондонской моде.
– Ах, добрый сэр, – крикнула она, подъезжая, – как я рада встрече с вами! Иначе я совсем пришла бы в отчаяние и не знала, что с собой делать! Не укажете ли вы мне поблизости замка или поместья, где меня могли бы приютить на сегодняшнюю ночь, потому что я изнемогаю от страха и усталости и уже не в силах продолжать дорогу.
Поблизости был только замок Тиз. У рыцаря не было никакой охоты возвращаться в это унылое и заброшенное гнездо, а тем более везти туда даму. Но так как бедняжке необходимо было помочь, а другого выхода не было, он немедля крикнул Лионелю:
– Скачи во весь опор в Тиз и сообщи, что мы прибудем сейчас же вслед за тобой. Предупреди госпожу, что дама, которая приедет со мной, нуждается в уходе и помощи.
И только тогда он назвал встречной свое имя и звание и попросил ее сообщить свое, а также причины, заставившие ее в такой поздний час скакать без провожатых по пустынной дороге.
– Ах, – воскликнула дама, – так, значит, вы совсем не знаете о том, что творится в графстве!
Она назвалась госпожой Агнессой Гауэр.
– Муж мой, – сказала она, – племянник Джона Гауэра из Кента.
Дама внимательно посмотрела на сэра Саймона при этих словах, но так как рыцарь не обнаружил никакого интереса к этому имени, она принялась за свое повествование.
Вот уже две недели, как она находится в гостях у своей тетки, жены эссекского шерифа, леди Анны Сьюэл. Там было так хорошо, что ей даже не хотелось возвращаться домой. Дамы целыми днями вышивали, или ухаживали за птичками, или рассказывали друг другу интересные истории. Но вчера из Лондона прибыла комиссия, и сэр Джон Сьюэл созвал старост и бейлифов.
– И кто бы мог подумать, что доброму шерифу народ отплатит такой черной неблагодарностью! Ведь дело в том, что списки, которые составили эти люди и даже клялись на кресте, ручаясь за их достоверность...
Госпожа Гауэр, как видно, собралась рассказывать длинную повесть, но сэр Саймон уже в точности представил себе все, что случилось у шерифа.
– Дорогая дама, – сказал он улыбаясь, – каждый раз, когда собирают королевский налог, повторяется одно и то же. Все, что произошло в доме шерифа Сьюэла, клянусь, не стоит ни одной слезинки из ваших прекрасных глаз. Для того чтобы вы не утруждали себя, я доскажу сам, что случилось: к шерифу съехались бейлифы и сотские, а мужики стали собираться под окнами дома. Начальники сотен и старосты били себя кулаками в грудь и клялись, что у вилланов не осталось и ломаного гроша за душой, а эти скоты тем временем бесчинствовали на улице и бросали в окна камнями. Этого, конечно, было вполне достаточно, чтобы испугать такую неопытную молодую даму, как вы. Но поверьте, что сегодня же или завтра господин шериф вызовет из Лондона подмогу, и мужики поплатятся за свою наглость и бесчинство. Только я не понимаю, почему дядя ваш, сэр Джон Сьюэл, отпустил вас одну, на ночь глядя, в такую длинную дорогу?
– Я выехала с ним вместе еще утром. Вы правы: сэр Джон немедленно отправился в Лондон за стражниками, – сказала леди, вытирая слезы и понемногу успокаиваясь. – Вчерашние мужики уже разошлись, и все было тихо. Но не успела я остаться одна, как из Кэррингэма навстречу мне вышла целая орава вилланов с топорами и дубинками. Я спряталась в роще, а потом должна была сделать большой крюк, чтобы объезжать всех попадавшихся мне по пути. Поэтому-то я так легко и сбилась с дороги. Вы первый благородный рыцарь, которого я встретила за сегодняшний день. Если бы вы проехали сейчас между Фоббингом и Кэррингэмом, то убедились бы, что всюду мужики собираются толпами и вслух поносят лорда-казначея и сборщиков подати. Что касается последних, – добавила дама вздыхая, – то они действительно приносят больше вреда, чем пользы. В нашем поместье дядя мой, сэр Джон Гауэр, собственноручно вытолкал из усадьбы сборщика, имевшего наглость требовать с виллана три грота за девочку, которой едва исполнилось четырнадцать лет!
– Напрасно дворяне становятся на сторону этих скотов! – сказал сэр Саймон сердито. – Не верьте никогда мужику, миледи. Я был на границе Шотландии, в Нортумберленде, в семьдесят девятом году. Народ там совсем дикий. Вы даже и не поверили бы, что это англичане. У них три года подряд был недород; они питались древесной корой, подбирали падаль и ели волчье мясо, и, однако, когда прибыли сборщики, каждый мужик выкопал из-под навоза кубышку и выложил королевским чиновникам все, что полагается. Не верьте, миледи, этим скотам! Я говорю вам, что мужик скорее даст растерзать своего собственного ребенка, чем расстанется с шиллингом. Это давно известно, и против этого принимаются меры.
Дама уже совсем успокоилась. Но все-таки она не во всем была согласна со своим красивым спутником. Ни у нее, ни у ее родных не было по пяти замков в разных концах Англии. Они, конечно, имели вилланов, но главный доход видели в аренде, которую получали с мужиков, и ей совсем не хотелось, чтобы ее фермеры ели кору и падаль, а последние деньги отдавали королю.
Однако она боялась, чтобы ее рассуждения не показались слишком деревенскими этому блестящему рыцарю. Кроме того, ей хотелось, чтобы сэр Бёрли понял наконец, с кем он имеет дело. Трижды она называла имя Джона Гауэра, своего дяди, а рыцарь трижды пропускал это мимо ушей.
– Ваша супруга, вероятно, еще с осени находится в замке? – спросила она. – Я смогу ее порадовать известиями о переменах, происшедших в лондонских модах. Уже никто не носит плащей до полу. Если она вздумает шить платья, то, ради бога, пусть не делает длинных рукавов с бесчисленными пуговицами! Платья сейчас в моде обтянутые, вырезанные у шеи так низко, чтобы была видна цепочка, которую сейчас носить необходимо. Сэр Сэмюэл Кэнтбел, который очень интересуется поэмой сэра Джона, приезжает к нам чаще, чем другие. Вот от него-то мы и узнаём все новости.
– Боже милосердный, – сказал сэр Саймон, делая приятное лицо, значит, мне выпадает честь принимать у себя в замке племянницу знаменитого Джона Гауэра. Я все время слышу это имя, но только сейчас понял, в чем дело!
Дама наконец добилась своего, но Саймон Бёрли наполовину потерял к ней интерес. Он хорошо знал старого Джона Гауэра. Всю жизнь тот писал назидательные стихи, в которых порядочные люди не понимают ни слова, да щупал кур у себя в поместье. А когда его избрали в парламент от графства Кент, он, вместо того чтобы заниматься делом, целыми часами поносил дворян за мотовство и распущенные нравы.
Правда, он обеими руками подписался под биллем о беглых вилланах, и о клеймении бродяг, и о запрещении поднимать поденную плату, но все-таки ему следовало бы больше выказывать уважения к своему сословию.
Говорят, что его новая поэма состоит из тысячи шестисот стихов и в каждом он оплакивает пороки королевского двора, знати и духовенства. Эта вертлявая цесарочка очень ловко носит шляпу и болтает почти без кентского акцента, но все-таки дама из поместья Джона Гауэра не может быть достойной и интересной собеседницей для королевского рыцаря, сэра Саймона Бёрли!
Джоанна вначале пришла в ужас от сообщения пажа. Господи, у нее даже нет времени приготовиться к встрече гостей!
– Я скакал что было мочи, а они едут шагом, – успокоил ее Лионель. Дама устала, а еще больше устал ее конь. Раньше чем через два часа вы их и не ждите!
Леди Бёрли сделала все, что было в ее силах, и притом в очень короткий срок.
Когда гостья вошла в холл, он уже был усыпан чистым песком; в солярии на полу было разостлано свежее, душистое сено. Окна и двери выглядели очень красиво, затейливо убранные цветущими ветками диких яблонь и груш. Это было сделано для того, чтобы закрыть огромные дыры в стенах.
Бедная черная овечка была принесена в жертву хлебосольству и гостеприимству. Из кухни доносился аппетитный запах – Аллан научил свою госпожу приготовлять баранину с чесноком, травами и кореньями, как это делают гасконцы. Правда, в замке не было хлеба и вина, но, как говорится, на нет и суда нет.
Чэрри посадили на цепь далеко от ворот, а вот о Подарке никто и не вспомнил. Он, правда, еще и не имел случая проявить свой дурной нрав.
Самой большой своей удачей Джоанна считала то, что на прошлой неделе кузнецы починили мост, так что для прибывших не составило никакого труда проникнуть в замок.
Однако племянница Джона Гауэра, которая в течение всего дня так удачно укрывалась от бесчинствующих вилланов, совершенно неожиданно и нечаянно пострадала у самого въезда в замок Тиз, где ей так радушно было предложено гостеприимство.
Не успел Лионель провести ее коня в ворота, как с груды камней прямо ей на грудь кинулось что-то огненного цвета. Леди могла бы поклясться, что это была не собака.
Существо это визжало, как поросенок, охало, как женщина, и, сброшенное вниз, делало огромные прыжки, каждый раз пытаясь ухватить даму за платье или за руку. Наконец, вцепившись зубами в ее шляпу, оно упало на землю, оторвав больше половины лент и соломы.
Покончив с госпожой Гауэр, оно обратило внимание на сэра Саймона Бёрли и первым делом вцепилось зубами в его сапог. Отброшенное на несколько ярдов в угол двора, оно визжало до тех пор, пока не появилась огромная рыжая овчарка с обрывком цепи на шее.
После этого дама закрыла глаза и склонилась на руки подхватившего ее Лионеля. Последнее, что она заметила, был разъяренный рыцарь Бёрли, вытаскивающий из ножен меч. В воздухе летали клочья шерсти, обрывок цепи и два рыжих комка, попеременно бросавшихся на грудь рыцаря.
Когда госпожа Гауэр пришла в себя, она увидела молодую особу, бесстрашно ринувшуюся в самую свалку и оттянувшую за задние ноги овчарку от сэра Бёрли.
После этого та же особа, схватив огненный комок поменьше, все-таки оказавшийся собакой, с размаху швырнула его в открытую дверь сарая и немедленно задвинула засовы.
Несмотря на волнение и опасность, которой она несомненно подвергалась, особа нашла в себе силы и вежливость приветливо улыбнуться гостье.
Тогда госпожа Гауэр, в свою очередь, сочла своим долгом сказать хозяину замка:
– Ах, какая у вас хорошенькая и храбрая служанка, сэр Саймон! Я хотела бы попросить у нее воды напиться, так как чувствую, что иначе я через минуту снова потеряю сознание!
Лионель испуганно посмотрел на господина. Однако сэр Саймон спокойно соскочил с лошади и снял гостью с седла.
– Вы ошибаетесь, дорогая дама, – возразил он. – Женщина, которая, на ваш взгляд, проявила такую храбрость, не служанка, а супруга моя – леди Беатриса Джоанна Бёрли... Джоанна, вы можете поздороваться с госпожой Агнессой Гауэр из поместья Гауэр в Кенте.
Саймон Бёрли был очень весел за столом; он смеялся тому, что нет хлеба и вина, и подшучивал над своей супругой, руки которой были покрыты кровоподтеками и шрамами от собачьих укусов.
Но госпожа Агнесса Гауэр смеялась через силу. Ей не нравился ни замок Тиз, ни его обитатели. Меньше всего ей мог нравиться дом, где собаки не узнают хозяина. Во время беседы она убедилась в том, о чем раньше могла только догадываться: щенку было два с половиной месяца, а овчарке на троицу минет два года, однако они бросались на своего хозяина, как на чужого, а так как у собак очень хорошая память, это означало, что сэр Бёрли не появлялся в своем замке около двух лет.
Госпоже Агнессе не нравились старые слуги, скорее похожие на выходцев из могилы; ей не нравилась леди Бёрли, которая совсем не умела поддерживать беседу, и, как это ни странно, ей уже не нравился даже сам знаменный рыцарь Бёрли.
"Может быть, мне это все мерещится, – думала гостья, – но рыцарь, по-моему, тоже улыбается через силу. Ему больше сейчас подошло бы выругаться и ударить о стол кулаком".
Отведенная в солярий, она еще долго лежала в темноте, прислушиваясь к звукам, доносившимся из холла, но так как все было спокойно, она, посмеявшись своим страхам, повернулась на бок и вскоре громко захрапела, что уже совсем не подходило для такой нежной дамы.
Несмотря на то что племянница Джона Гауэра не отличалась особой проницательностью и несмотря на то что она не слышала крупного разговора в холле, предчувствия все-таки ее не обманули.
Как только гостья отправилась спать, сэр Бёрли поднялся со скамьи и большими шагами начал расхаживать по холлу.
Он видел, что потолок протекает и скоро начнет валиться на голову, что плиты пола разъезжаются под ногами, что на жене его платье с продранным локтем, что руки ее огрубели, как у мужички, но все это поднимало в нем только глухое чувство раздражения.
– Вы отлично могли бы, если не ради меня, то ради гостьи, надеть сегодня другое платье, – сказал он. – А если не ради нее, то хотя бы потому, что сегодня большой праздник.
Джоанна промолчала. Рукав, конечно, следовало зашить, но он лопнул в самый последний момент, когда она вбивала гвоздь над дверью. Другого платья не было.
– Почему здесь такая грязь? – сказал сэр Бёрли, отбрасывая ногой ветку, которую сам только что кинул на пол. – Не понимаю, чем заняты оба старика?
Не подумав, Джоанна ответила то, что вертелось у нее на языке весь вечер:
– Когда вы женились на мне, вами руководило рыцарское чувство, но я боюсь, что вы уже раскаиваетесь в своем поступке.
– Да, – сказал рыцарь зло, – я горько раскаиваюсь!
– Это дело поправимое, – заметила его супруга тихо.
Рыцарь продолжал молча шагать по холлу.
– Вы отослали уже кузнеца к сэру Ральфу Броунингу, как я просил в своем письме? – спросил он вдруг, останавливаясь перед камином. Он вспомнил о слуге, потому что красивая каминная решетка была делом рук Тома Бэкстона.
Джоанна промолчала. До праздника тела Христова оставалось полмесяца. Полмесяца и один день сэр Саймон не должен был бы знать правды. Но она не привыкла лгать.
– Нет, сэр, – сказала она, глядя в огонь. – Еще до получения вашего письма я его отпустила к серебрянику в Гревзенд.
– Так, – промолвил он, не выказывая неудовольствия. – Сколько вам заплатил мастер? Он дал, конечно, больше, чем я получил от сэра Броунинга, которому нам придется возвратить всю сумму сполна.
Джоанна подняла глаза от огня.
– Том Бэкстон – фригольдер, – возразила она спокойно. – Как я могла бы получить за него деньги?
– С каких это пор вы стали так разбираться в законах? – сказал сэр Саймон сдержанно. – Могли или не могли, но не даром же вы его отдали мастеру?.. Мы живем в Эссексе, Бэкстон – мой серв, и я его могу продать, как лошадь или корову!
Джоанна почувствовала, что воротник ей сжимает горло.
– Может быть, он серв, – сказала она, – но он сын вашей кормилицы, ваш молочный брат, сэр!
– Мне нужны деньги! – продолжал сэр Саймон. – Том Бэкстон либо откупился сам, либо вы получили за него деньги от хозяина. Видите, я говорю совершенно спокойно, хотя я никогда не позволял вмешиваться в свои дела.
– Да, но денег у меня нет, – призналась Джоанна тихо.
– У вашего дядюшки, сэра Гью Друрикома, тоже никогда не было денег. А однако после его смерти остались сундуки, полные золота и серебра.
– Об этом вам лучше было бы не вспоминать, – сказала Джоанна, морща нос. – Что это за Мария Боссом, для которой вы купили дом в Лондоне?
Рыцарь круто повернулся к ней. Сидя здесь, в Эссексе, эта маленькая ханжа все-таки узнавала то, что делается в Лондоне!
Он, прищурясь, осмотрел ее с головы до ног:
– У вас еще, конечно, осталось золото, и серебро, и камни. Вы постоянно якшаетесь с купцами и возите им шерсть. Зачем вы пытаетесь меня уверить, что в замке нет денег? Мне противно слушать вашу ложь, хотя я все это должен был предвидеть, беря себе в жены племянницу скряги Гью Друрикома!
– Боже мой, – сказала Джоанна, – разве я когда-нибудь проявляла по отношению к вам скупость?
– Да! – И рыцарь ударил кулаком по столу. – И мне это надоело! Дайте мне все, что вы за Бэкстона получили, или я немедленно отправляюсь за ним в Гревзенд!
– Вы королевский рыцарь, сэр Саймон Бёрли. Вы не станете унижать свою жену перед купцами и ремесленниками!
Как иначе могла помочь Джоанна бедному Тому Бэкстону!
Саймон Бёрли, бледный от бешенства, подошел к ней вплотную:
– Дайте немедля деньги!.. Хорошо, тогда поклянитесь, что в замке больше нет ни фартинга!
Джоанна подняла было руку, но снова опустила ее. Она вспомнила о золоте, которое Аллан возил в Норземтон.
– Ага! Вот как?.. – крикнул сэр Саймон, опрокидывая скамью. – Если тебя в монастыре научили так хорошо лгать, так имей же смелость призывать бога себе в свидетели!
"Аллан ни за что не отдаст этих денег, – думала Джоанна. – Он их бережет для другого. Видно, много пришлось старику передумать, перед тем как прийти к такому решению".
"Ваших денег у меня осталось десять монеток, и вот я добавляю свои два золотых, – сказал Аллан. – Этими деньгами вам придется заплатить архиепископу, чтобы он похлопотал о разводе..."
– Я никогда не требовала от вас никаких клятв, – произнесла Джоанна спокойно, только руки ее дрожали. – И вы тоже не должны заставлять меня клясться.
– Мне все это надоело! – вдруг заревел сэр Саймон, бросая на пол кружку и блюдо.
Хорошо, что его гостья видела уже седьмой сон, иначе она перепугалась бы до смерти.
– Мне все это надоело! – Саймон Бёрли перевернул ногой стол. – И ваша мужицкая скупость, и ваша мужицкая хитрость. Не хватало еще, чтобы вы требовали от меня каких-нибудь клятв! Довольно с вас и одной!
Джоанна вдруг ясно увидела монастырскую келью, рыцаря и мертвую желтую птичку. Она закрыла глаза. Если бы не этот человек, она уже четыре года была бы монахиней.
– Сэр Саймон, – начала она волнуясь, – что бы вы ни говорили сейчас, я всегда буду помнить ту ночь и все, что вы сделали для меня!
Рыцаря трясло как в лихорадке.
– Вы правы, я слишком много сделал для вас. Я покинул ради вас самую нежную и самую красивую девушку; лучше ее не найдешь во всех восточных графствах... Но нет, не ради тебя, лицемерная скряга, а ради твоих денег! Ради твоего богатого наследства, которое все равно разлетелось ко всем чертям!
Джоанна смотрела на него, не опуская глаз. В ухе у него уже не болтается сережка с синим камнем. А с мизинца исчезло уже даже то последнее колечко. Золото, серебро и камни точно тают в руках этого человека. И все-таки она чувствовала к нему благодарность и жалость.
– Вам не удастся очернить себя в моих глазах, – сказала она мягко. – О моем богатом наследстве вам стало известно только в самый разгар нашей свадьбы.
– А ну-ка, посчитайте, когда умер мастер Тристан и когда вскрыто было завещание... Ну, раз! Вы даете мне деньги?
Джоанна молчала.
– Два! Даете?.. Три! Даете?.. Лионель, – крикнул он, открывая дверь в сени, – немедленно седлай лошадей, мы едем в Гревзенд!
– Подождите, – сказала Джоанна поднимаясь. – Сначала повторите мне еще раз о завещании.
Сэр Саймон остановился в дверях:
– Завещание было вскрыто двадцать девятого сентября в Уовервилле. Тогда же я узнал, что вы стали богатой наследницей. Мы выпили бочонок вина в ту ночь – я, стряпчий, отец Роланд и ваш дядюшка. Сэра Гью с горя тогда же хватил удар. Из Уовервилля я приехал в монастырь. Свадьба наша была отпразднована второго октября, если вы помните.
