Текст книги "Анатолий Серов"

Автор книги: Зинаида Чалая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Под небом Барселоны

Шестерка "курносых" летела над каштановыми лесами приморской части Каталонии. Вдали уже зеленели цветущие низины, холмы, покрытые виноградниками, за ними вырисовывались своеобразные очертания скалистого морского побережья.

Ярко блестела лента Льобрегат, впадающей в море неподалеку от Барселоны.

Вот показались кровли этого города, славного своими революционными традициями. Здесь раньше, чем в других городах Испании, рабочие организованно выступили против эксплуататоров. Ни огонь карательных войск, ни тюрьмы и пытки в застенках не сломили волю революционных рабочих Барселоны. В 1931 году пролетарская Барселона выступила первая, став зачинательницей всенародного движения против старого строя.

Да, именно в этой непокорной, революционной Барселоне четырнадцатого апреля тридцать первого года была объявлена Каталонская республика. Начался грозный вал революции, смывший престол Альфонса XIII.

Много пережито боев с той поры, немало одержано народных побед. Пережито было "черное двухлетие" после подавления восстания в Астурии и Католонии в 1934 году.

К концу тридцать пятого, сплотившись под знаменем коммунистов, следуя призывам Хосе Диаса и Долорес Ибаррури, народ начал строить новую жизнь, свое счастье, свою судьбу. И когда в тридцать шестом, в июле, в Испанском Марокко и на Канарских островах вспыхнул фашистский мятеж и генералы в различных гарнизонах Испании подняли солдат против республики, фашистские путчи были подавлены именно в Мадриде и Барселоне.

Эти мысли нахлынули на Анатолия, когда он вел свою шестерку над просторами Каталонии и вглядывался в очертания Барселоны.

Внизу широко развернулась панорама полей, садов, заводов и фабрик. Промышленные предприятия образуют вокруг Барселоны как бы мощное созвездие пролетарских крепостей.

"Они-то, рабочие Барселоны, будут драться до конца!" – подумал Анатолий.

Невольно, как всегда в такие минуты, вспомнился ему родной Урал, его замечательные мастера труда и революционной борьбы, люди упорства, мечты, высокой романтики стремлений, преданий и сказок, люди, кровно связанные с землей, с ее недрами, могучие строители коммунистического будущего...

В его сердце в такие минуты просыпался прежний "Тошка – зверь лыжный", озорной и стремительный. Блестящими синими глазами оглядывал он горизонт. И вдруг его взгляд словно натолкнулся на едва различимое препятствие. Анатолий ощутил этот толчок в своем сердце. Он вздрогнул, наклонился вперед, сжав челюсти.

Целое соединение вражеской авиации шло ему навстречу.

Это была как бы туча, двигавшаяся с нарастающей быстротой и заслонившая солнце. Туча, таившая в себе смерть.

В тот же момент Серов определил силы врага и их расположение.

Справа шли семнадцать немецких истребителей, слева – восемь, за ними следом еще двенадцать. Тридцать семь самолетов шли на сближение, готовясь к убийственной атаке. Это было как раз во вкусе франкистских летных кадров: нападать при абсолютном численном превосходстве своих сил. В последнее время это численное превосходство стало сильно досаждать Серову и его друзьям. Все труднее было выдерживать бои. Но все упорнее становилась решимость выстоять, победить, свалить врага.

Фашисты, при всех своих численных преимуществах, побаивались Серова и его летчиков. Слава "курносых" вышла далеко за пределы расположения республиканских войск. В бою или при встречах в воздухе немецкие летчики уже узнавали Серова по его "боевой походке", по его боевым приемам и торопились так или иначе выйти из боя и заблаговременно удалиться от опасного противника.

Но сейчас положение серовской шестерки было критическим. Это было ясно и его врагам.

Анатолий окинул взглядом бесконечное голубое пространство. Казалось, все в эту минуту – и небо, и плоскогорье там, внизу, изрезанное долинами и ущельями, и голубая даль Средиземного моря, ярко засиявшая на миг, и розовый свет на горизонте, на востоке, на дороге к Родине, – все призывало его к мужеству, вливало в него силу. Ведь он – сын земли, борющейся за свое счастье, за счастье и мир всего человечества.

По знаку Серова все шесть самолетов выстроились в одну линию и, с грозным ревом пересекая пространство, ринулись в лоб на противника. Шестерка устремилась прямо на головной отряд с очевидной решимостью стрелять в лоб, таранить, сшибиться моторами с самолетами врага, его головного отряда.

Это молниеносный маневренный бой. От этого маневра зависит исход встречи. Жизнь каждого нашего рыцаря висит на волоске. Победа достанется тому, у кого больше выдержки, кто не дрогнет перед смертельной опасностью, у кого стальные нервы.

И вот, когда до головного отряда фашистов остается не более ста метров и столкновение кажется неизбежным, командирский самолет противника отвернул! И рывком, круто набрав высоту, точно в смертельном ужасе, помчался на запад. И стоило дрогнуть командиру соединения, как подчиненные немедленно бросились врассыпную.

Шестеро! Шестеро "курносых" навели этот страх на немцких "асов", расстроили их ряды смелым маневром, даже преследовали некоторое время. Затем, невредимые, вернулись на свой аэродром.

Нас было девять

Численное превосходство германо-итальянской авиации не подавляло, а наоборот, возбуждало дерзкую инициативу республиканских летчиков, еще более усиливая их волю к победе.

"Нас было девять...", "Нас было четверо...", "Нас было трое...", вспоминают эти отважные соколы свои столкновения с врагом под голубым небом Испании, когда против них сражалось тринадцать, двадцать пять, тридцать неприятельских самолетов.

"Нас было девять", – так однажды начал Анатолий рассказ о столкновении, когда девятка республиканских истребителей встретила в воздухе двадцать шесть вражеских самолетов, с которыми и вступила в бой.

Задание у девятки было совсем иное – она шла атаковать наземные войска Франко. Кроме того, чрезмерное количественное превосходство врагов диктовало необходимость отступить, пока противник не заметил девятку, летевшую на большой высоте.

Но как раз в том, что враг его не заметил, Серов увидел возможность атаковать. А раз есть такая возможность, то грех ее не использовать, – решил Анатолий. И подал знак своим товарищам.

Атака была мгновенной. Впереди фашистских самолетов летел разведчик, но его уже нет, он сбит Серовым. В ту же минуту атакована первая пятерка вражеских истребителей. Находившийся в ее составе командир, растерявшись от неожиданности, удирает. Это вносит растерянность в строй всего соединения. "Курносые" окружают потерявшие инициативу пятерки, не дают им перестроиться, атакуют, сбивают одну за другой две машины. Франкистские пираты поспешно уходят. Девятка республиканских самолетов продолжает путь на выполнение задания.

– Поучительный бой, – говорил потом Анатолий. – Наши истребители в этом воздушном столкновении завоевали победу потому, что действовали решительно, дерзко, не теряя ни секунды, ни на секунду не уступая противнику инициативу.

Еще более рискованное положение. Серов с товарищем возвращается на свой аэродром после боевой операции, где они израсходовали почти весь запас патронов. Они торопятся. Идут на большой высоте, чтобы, дойдя до своего расположения, сразу потерять высоту и приземлиться. Но до "дома" еще далеко.

И тут они встретили большую группу вражеских самолетов. Принимать бой было бы безумием. Но исключается и возможность отступления. Соединение фашистов идет прямо на Серова.

"Если будем уходить, заклюют", – думает Анатолий. Решает атаковать. Кажется – безумное решение?.. Но оно спасло жизнь ему и его товарищу.

Выпустив по врагу последние патроны, какие еще остаются, Анатолий подает знак ведомому, и они оба, как бы готовясь к стрельбе, бросаются на врага. Виртуозно маневрируя, забираясь в хвост то одному, то другому фашисту, заставляя его поспешно уходить из района обстрела, они не дают врагу ни времени, ни возможности занять более выгодное положение.

Наконец фашисты сдают позиции и, разлетевшись в разные стороны, скоро исчезают из виду. Видимо, узнали "почерк" Серова и решили ретироваться!

Один против тринадцати

Раннее утро. Вдалеке, переливаясь, блестит полоска моря. Край неба разгорается все сильнее. Внизу развертывается великолепная по очертаниям и краскам панорама. Но вот поднимается в своем царственном сиянии солнце и брызжет лучами прямо в глаза четырем летчикам, вылетевшим на поиски врага.

Как ни прекрасна картина солнечного восхода в этих удивительных краях, Серову стало не по себе. Солнце слепит, не давая наблюдать за воздухом. Между тем навстречу летит стая немецких самолетов. Вот она уже обрушивается на четверку республиканцев. Участник этой схватки М. Н. Якушин рассказывает:

– По знаку Серова мы развернулись и начали, как говорится, встречать огнем. Внезапно я услышал, как у меня в самолете что-то треснуло. Машина стала плохо слушаться управления. Я должен приземлиться.

Но перед тем как сесть, Якушин сбивает одного за другим два вражеских самолета. Серов также зажег два немецких истребителя, и они, объятые огнем, рухнули на землю. Фашистам удается зажечь один республиканский самолет, и он пошел на посадку. Серов с товарищем, оставшись один против шестнадцати, сбил еще три машины. Товарищ ранен! Он выходит из боя. Серов остается один.

– Правда, мы, четверо, успели сбить семь самолетов противника, вспоминает Якушин. – Но и три наших вышли из строя. Против тринадцати фашистов остался один – это был Серов. Он крутился один-одинешенек, не имея ниоткуда помощи, и все же уверенно и смело отражал нападавших на него врагов.

А вот и слова самого Серова:

– Двадцать шесть глаз и – два глаза! Положение незавидное. Противник обрушился на меня сверху, со стороны солнца, как гром среди ясного неба. Один вражеский самолет уже успел подобраться сзади и "сесть" мне на хвост. Резкий поворот на сто восемьдесят градусов – и первая опасность миновала, противник потерял возможность поразить меня сзади. Но наседают другие, и их немало. Мой истребитель уступает в скорости нападающим машинам, но зато обладает лучшей маневренностью. Пользуясь этим, я часто выскальзываю из-под удара и сам кидаюсь в атаку, забираясь под хвост то одного, то другого самолета.

Фашисты решили во что бы то ни стало свалить Серова. Нападают с нарастающим ожесточением. Серов, пилотируя в этом вертящемся огненном колесе, сохраняет хладнокровие, видит все, "упреждает" уловки врага, то и дело сам переходит в атаку. Он верит в победу. Сбит еще один самолет. Зажжен другой.

Фашисты давно уже поняли, с кем имеют дело. Но, надеясь на несоизмеримое численное превосходство, усиливают свои атаки и настолько входят в раж, что не замечают последнего приема Серова...

Он рассказывает:

– Вижу, что атакующие самолеты сыплются на меня сверху. Их атаки безрезультатны. Но ведь надо же успешно выйти из боя! Стряхивая противника с хвоста своей машины и атакуя его сам, я стал оттягивать бой в сторону, чтобы постепенно перетянуть нападающих в зону расположения наших войск. Это мне удается. Вот уже я вижу линию своего фронта... Улучив удобный момент, резко пикирую почти до самой земли и благополучно сажаю свою машину.

Как читатель помнит, такую ситуацию Серов пережил в самом начале своего боевого пути в Испании. Тогда он еще не знал уловок врага, не имел боевого опыта, но проявил себя как замечательный мастер высшего пилотажа и, хотя получил множество пробоин, сумел уйти от врага и благополучно приземлиться. Но теперь в такой же ситуации это был испытанный и прославленный воздушный боец. Он не только не дал себя сбить, но поразил не одного врага.

– Противник уходит ни с чем, – заключает Серов. – Вывод ясен: летчик-истребитель должен с боем ретироваться, если не может уничтожить врага. Будешь смело драться, сочетая маневр и огонь, зорко следя за хвостом своего самолета, – с честью выйдешь из боя при любом превосходстве в силах со стороны противника.

Тут же после этой схватки он весело говорит своим товарищам:

– Видите, как можно угощать противника на наших "курносых"! Маневренный, верткий самолет – огромное преимущество в бою.

Конечно, залог победы заключается не только в качествах самолета. Решающим здесь являлась воля к победе и боевое искусство летчика. Сам Серов несколько позже говорил молодежи:

– Летчик должен быть дерзким, отважным, хладнокровным, всегда точно рассчитывать свои действия, безукоризненно знать боевую технику – свою и противника. Вот что требуется от летчика-истребителя.

Если истребительная авиация ни на минуту не дает покоя вражеским самолетам, подстерегает их везде и всюду, на земле, и в воздухе, наносит короткие внезапные, ошеломляющие удары – значит, она действует хорошо.

Мысль о самом дорогом

Так Серов дрался один против десяти, один против тринадцати и во время неравного боя успевал поражать своих врагов, приходить на помощь товарищам. Все наши летчики, побывавшие с ним в боях, знали, что Серов – верный и самоотверженный друг и в самую тяжелую минуту всегда придет на помощь.

Однажды он и Петров попали в сложный "переплет", когда их было двое, а против них – десять неприятельских истребителей. Большая часть вражеских самолетов набросилась на Серова. Он отбивался от них со свойственным ему мастерством, когда заметил, что самолет Петрова подбит и должен идти на посадку. Сам обстреливаемый противником, Анатолий бросился на выручку друга.

"Его самого бьют, а он огрызнется против своих врагов и опять бросается на окруживших Петрова и бьет их. "Огрызался", конечно, бешеными пулеметными очередями", – рассказывает М. Якушин.

Летчик Петров был спасен. Анатолий остался невредим.

В эскадрилье Серова служил летчик Илья Финн. Они вместе работали в Научно-испытательном институте. Но лишь в Испании, в боевой обстановке, нашел и нем Анатолий не только хорошего летчика и веселого, остроумного приятеля, но и верного друга. И русские, и испанцы ласково называли его Илюшей и любили его общество. Отважный воздушный боец, он был неутомим. Товарищи запомнили, как Илья в белом парусиновом костюме бежал в последний раз к своей машине по боевой тревоге, на бегу поправляя порыжевшую пилотку на кудрявой голове. Увидев Серова, который уже сидел в кабине самолета, Илья подмигнул ему и произнес любимые серовские слова:

– Ну, мы им сейчас покажем!

Бой был трудный. Пришлось сражаться с большой группой вражеских истребителей, которые сопровождали свои тяжелые машины. На каждого серовского летчика набрасывалось пять-шесть "мессеров". Удалось сбить несколько немецких самолетов. Бомбардировщиков отогнали.

В этом бою погиб Илюша Финн.

Смерть доброго и верного друга тяжело подействовала на летчиков. Когда вынимали из-под обломков "чатос" тело Ильи, Серов заплакал скупыми, трудными слезами воина. Не привелось Илье вернуться домой, на советскую землю. И, прощаясь с боевым другом, Анатолий и его товарищи мысленно и всем сердцем обращались к Родине, словно ища у нее поддержки для новых испытаний.

Илью хоронили вечером. Над темно-зеленой рощей сияло звездное небо. Внезапно над маленькой процессией появился силуэт самолета. Серов сопровождал друга в последний путь. Летя на малой высоте, он совершал на фоне звездного неба прощальный пилотаж в честь погибшего. Делал развороты почти у самой земли, и от вихрей, вздымаемых самолетом, шумела листва деревьев. Набрав высоту, Серов рассекал пространство очередями трассирующих пуль, салютуя погибшему.

Но на следующий день товарищи увидели Серова прежним – полным энергии, бодрым, сильным, как всегда. День снова прошел в частых боевых вылетах. Усталые, измотанные летчики собрались вечером за кружкой пива в маленькой столовой. Серов шутил то с тем, то с другим.

– Что за сила держит тебя? – удивлялись летчики. – Ты всегда в такой прекрасной форме!

Серов задумался.

– Верно, та же самая, что держит всех нас. Вот Илья сложил голову здесь, а у меня было такое чувство, что с ним были наши русские люди, работающие сейчас на Урале, в Москве, по всей стране. Мысль о ней, о Родине, жила в нем до последней минуты, до конца его жизни. Разве словами выразишь, какая это сила!

Товарищи удивлялись неутомимости Анатолия. В самые трудные дни, когда летчики худели и чернели от переутомления, Серов, напротив, казался особенно оживленным и бодрым. Он раздался в плечах, лицо и фигура дышали здоровьем и энергией.

– Наш Родриго Матео пять лет провоюет и в отпуск не попросится, шутили летчики. – Ему бы драться и драться. Вот сильный парень!

Дело было, конечно, не только в здоровье и физической выносливости уральского богатыря, хотя и это являлось неоспоримым преимуществом его натуры. Эта цельная натура находила высшее удовлетворение в условиях борьбы, где с особенной полнотой выявлялись идейная целеустремленность, накопленные знания, опыт и искусство воздушного бойца и командира. Серов был в своей стихии, он жил ею. Когда же с Родины приходила весточка, привет, сообщение, что народ одобряет его подвиг, он чувствовал, что силы его удесятеряются.

Неистощимая, бьющая ключом энергия Серова заражала его соратников. Она вызывала, например, такую же бодрость и жизнерадостность у Евгения Антонова. Это был высокий, светловолосый, худощавый летчик. Его золотистая шевелюра была счастливым дополнением к его веселому, тонкому лицу. Он любил и пошутить и вспомнить о родных местах так, чтобы это вызывало не грусть, а улыбку. Летчики нередко подсмеивались над его забавной привычкой вспоминать Лебедянь, где он родился.

– А у нас, в Лебедяни...

– А вот в Лебедяни, у нас...

Но последние недели боевой жизни в Испании были настолько насыщены смертоносной борьбой, неравными боями, постоянной опасностью, беспрерывными вылетами навстречу вражеским эскадрильям, сила которых умножалась благодаря помощи фашистской Германии и Италии, что даже такие жизнерадостные люди, как Антонов, иногда поддавались чувству усталости и тоски. И вот в эти-то минуты появлялся Анатолий с его милой шуткой, с дружеским участием.

– Так, что у вас в Лебедяни, Женя? Уборка закончилась, начались занятия в школе? Воображаю, сколько дома накопилось приветов тебе от твоих школьных приятелей... и приятельниц? Такая золотая голова! Ох, и бьется чье-то сердце, а?

Женя невольно улыбался.

Серову между тем приходилось тоже нелегко. С каждым днем все труднее было драться против превосходящих сил противника. Все больше чувствовался недостаток в людях, машинах, вооружении. Сильно мешала и несогласованность в испанском военном руководстве, борьба партий, пагубное влияние анархистов. Порой эти неурядицы обесценивали победы, одержанные в воздухе над фашистами. Вражеская же авиация, беспрерывно получая подкрепление из Германии и Италии, наращивала свое превосходство.

Женя Антонов рассказывал:

– Раз пришлось нам особенно тяжко. В тот день каждый из нас имел по шесть-семь и больше вылетов. Целый день дрались и все на одних и тех же потрепанных и продырявленных машинах. Фашисты бросали на нас каждый раз все новые и новые самолеты, у них был запас! И все же... Все же мы их били. Гнали прочь от Мадрида, от Барселоны, от Сарагосы. Возвращались на свой аэродром, не зная, дотянет ли "чатос", пробитый во многих местах, во многих боях!.. И вот, наконец... на нас напала такая усталость, что уж ничего нельзя было с ней поделать. Это могло показаться страшнее десятков фашистских эскадрилий. Люди измотались – и не за каких-нибудь два-три часа, а примерно за восемь-девять суток непрерывных тяжелых боев... В этих боях часто приходилось так, что на каждого из нас было по четыре, по пять машин противника, а на Серова и того больше... Да, сникли, немножко упали духом. И вот Серов... Он понял это. Собрал нас, завел дружеский разговор, рассказал смешной случай – мы даже заулыбались. Как бы ты ни устал, невозможно было устоять перед его открытой улыбкой, он словно светился внутренним веселым огнем и всех оживлял. Потом искренне похвалил нас. Для каждого нашел верное и ласковое слово. Волшебное слово жизни, силы! Хорошее слово Серова. И вот начал развивать планы на будущее, что будем делать, когда вернемся домой, какой опыт получили, как много сможем сделать для нашей родной, советской боевой авиации! И мы встряхнулись, повеселели, появилась новая бодрость, новые силы поднялись из этого дорогого источника – любви к Родине. Усталости как не бывало...

И всегда-то Анатолий умел вывести нас из плохого настроения. То расскажет что-нибудь, то вовремя ободрит, то, хлопнув по плечу, позовет выпить с ним пивка и за кружкой успокоит тебя, заразит задором. После этого опять идешь в бой, как будто отдохнул и сил набрался. Серов таким всегда был. Я помню, в первое время нам не нравились машины, на которых пришлось летать. Мы уже летали у себя на Родине на быстроходных "ишачках" ("И-16"), а здесь получили другую технику. И тут Анатолий доказал нам преимущества маневренных "И-15", вызвал стремление полностью овладеть этим их преимуществом в бою, и, действительно, под командой Серова мы на этих машинах одерживали только победы.

Летчики говорили о Серове:

– Это человек, у которого быстро рождается мысль, решение задачи, как только она возникла. Он видит все: противника, его силы и способности и свои данные, и использует все это в одно мгновение так, что противник не успевает за ним следить. Серов бросает силы в бой, таким образом оценивая обстановку, что мы разбиваем любого противника и ничего при этом не теряем. И мы понимаем своего командира, идем за ним и действуем в полной согласованности, как одно целое, и – побеждаем. Бывает так, что наших участвует в бою гораздо меньше, чем противников; мы бережем свои силы, но бьем врага. За весь период боевых операций на защите Республиканской Испании эскадрилья Серова одерживала одни победы, и очень большие победы, над врагом при самых минимальных потерях.

Для товарищей Серова с каждым днем становилось ясным, как много они обязаны ему, его военному таланту. Евгений Антонов, например, вспоминая штурм вражеского аэродрома, рассказывал:

– Вот он получил задание: налет на аэродром противника. У него моментально все переварилось. Никто еще не успел подумать, а Серов уже разработал все в своем мозгу. Он говорит: мы летим так, другие летят так, а вот те охраняют – и все вышло по его плану. Мы имели хорошие результаты и все благодаря быстроте и ясности его решений... Серов прибыл в Испанию рядовым летчиком. Он с интересом присматривался к людям, уже получившим боевой опыт, восхищался ими, учился у них. Был скромен, но никогда не терял своего лица и своей инициативы. Не давал покоя людям, пока не добивался своего, то есть более результативной работы.

Е. С. Антонов, прибыв в Испанию еще молодым летчиком, видел, как многие из старых, опытных пилотов слишком спокойно относятся к общим задачам фронта, – мы, мол, делаем свое дело, а общие вопросы пускай решают без нас кому следует. А Серов бурно вмешивался во все, отстаивал свои мысли, преодолевал рутину и добивался того, что считал полезным. Он всегда бил "в точку", требовал решения насущнейших вопросов и не мог успокоиться на достигнутом. Он любил говорить нам: "Чтобы не очутился позади, надо идти все вперед и вперед". И еще: "Умей моментально решить задачу, и победа за тобой". Сам он решал задачу сразу при ее возникновении, и его решения были верными.

О духовной силе Серова, проявлявшейся в тяжелые минуты, рассказывает в своей книге и Борис Александрович Смирнов.

"Эскадрилья Минаева, в которой дрался Смирнов, вылетела на боевое задание...

Наступил момент, когда совершался как бы перелом в пользу фашистов.

Впервые минаевцы дрались в одиночку, еле успевая стряхивать с себя наседающих "фиатов". И вдруг – надежда! – сразу два "фиата" вспыхнули ярким пламенем, через мгновение взорвался третий. Мне почудилось, что я слышу, как со свистом посыпались вниз горящие обломки.

Серов! Это он с шестеркой своих "курносых" подоспел в самый критический момент. Он с такой силой и неожиданностью ворвался в бой, расшвыривая облепивших нас фашистов, что те, не сообразив, в чем дело, бросились врассыпную..."

После боя, узнав о героической гибели Александра Минаева, Серов неожиданно появился в его эскадрилье. Он вошел в общежитие летчиков в Мадриде...

– Еле разыскал вас. Вот это жилище! Но пусто очень, тихо. Идешь по коридору и слышишь самого себя...

Слова Серова звучат как-то странно, как-то некстати и, наверное, именно поэтому действуют на нас отрезвляющим образом. Панас оживает и не сводит с Анатолия взгляда. Бутрым, потянувшись за папиросой, забывает ее закурить.

Положив руки на стол и глядя прямо в глаза каждому, Серов говорит:

– Плохо, ребята, получилось. И вы виноваты. Больше всех ты, Панас, виноват. Ведомый же ты! Понимаешь?.. Как ты мог его потерять из виду! И вы все виноваты. Еще плохо взаимодействуете друг с другом. Вот урок, страшный урок... Какого летчика не стало!

Никто не отводит глаз под тяжелым взглядом Серова. Анатолий откидывается назад ни стуле, упираясь руками в край стола.

– Самое главное: будем их бить. А за Сашу Минаева в три раза сильнее будем бить. Только не зазнаваться, не думать, что одни мы можем сбивать самолеты! И они могут. И еще как, если мы будем действовать разрозненно, недружно...

Он встает из-за стола и начинает расхаживать по комнате. Рассказывает нам о своих тактических новинках и замыслах, тут же руками показывает, как он их осуществит. И ему удается сломить наше подавленное настроение, заставить думать о будущем. Я замечаю, что Бутрым, отойдя в сторону, что-то чертит на бумажке, готовясь к спору.

Анатолий спохватывается:

– Ого! Времени-то сколько уже! Ну, мне надо гнать обратно.

Он останавливается на пороге:

– Проводите-ка меня. Освежитесь.

Мы спускаемся в вестибюль. Анатолий шагает по лестнице через две ступеньки. Еле поспевая за ним, я думаю о том, как вовремя он приехал!

Салют, Испания!

Уже многие в Испании знали о Серове. В фашистском лагере его ненавидели лютой ненавистью. Противники всегда со страхом узнавали его присутствие в групповых воздушных схватках и стремились избежать столкновения с ним. Зато друзья горячо любили Анатолия за его ум, беспримерную отвагу, скромность и душевную прямоту. Когда молодым республиканцам говорили, что в Советской стране много таких людей, как Серов и его товарищи, испанцы верили этому. Они отвечали:

– Да! Русский, советский народ исключительно храбрый и мужественный. Но и у нас есть герои! Они выходят из самой гущи народа, и мы гордимся ими, как Советский Союз – Серовым.

Это была святая правда. Никогда не забудут подвигов сынов и дочерей испанского народа те смелые люди всех стран, боровшихся с ними рука об руку.

Также и сердце испанца забьется сильнее, когда назовут имена воинов интернациональных бригад, кто своей кровью полил испанскую землю, кто боролся за ее счастье и свободу.

"Салют, Испания!" – этот девиз звенел во всех бригадах республиканской армии. Он гремел даже в самые тяжкие дни, когда фашистская реакция схватила за горло молодую народную республику.

– Салют, Испания! – произносили молодые испанские летчики, впервые вылетавшие в смертельный бой с фашистскими разбойниками.

– Салют, Испания! – кричал в воздухе Анатолий Серов, когда сраженный им враг "гремел" на испанскую землю и горящие обломки машины исчезали где-нибудь среди ущелий Гвадалахары....

Прибыло пополнение – только что выпущенные из летных школ СССР и Испании летчики-испанцы. Анатолий вводил их в строй и неутомимо работал с ними.

Когда-то он признавался летчикам-"старичкам", что смотрит на них, "как на богов". Теперь такими же глазами испанская молодежь смотрела на Серова. Все знали – за весь год боевых действий авиагруппа Серова имела одни только победы.

Точное число сбитых Серовым самолетов не поддается окончательному учету. На территории республиканских войск "показаны землей", то есть упали в расположение республиканцев, пятнадцать сбитых им самолетов. Немало уничтожено им над территорией противника. В целом эскадрильей Серова сбито "показанных землей" свыше семидесяти самолетов фашистов – число для того времени (с тогдашней авиатехникой и отсутствием радиосвязи) огромное.

Значительное число фашистских самолетов разных систем уничтожено и повреждено серовцами на аэродромах противника.

Приближался срок возвращения на родину.

За этот год, с каждым днем все больше, ратный труд и отдых были освещены для Серова и его друзей особым светом великой дружбы, опалены святым огнем пережитого.

Еще в детские годы – в пионеротряде, затем в пору юности – в среде уральской комсомольской молодежи, далее – в страду летной учебы в стайке будущих боевых соколов – закладывались и развивались в его душе семена высоких правил дружбы.

Беззаветная верность, строгая требовательность, милая сердечность в сочетании с твердой принципиальностью – эти черты укрепились в характере Анатолия в годы службы в Гатчине, и в особенности на Дальнем Востоке. Они великолепно проявили себя в год боевых испытаний на фронтах под Мадридом. Сарагосой, Барселоной.

О серовской товарищеской выручке в бою мы уже не раз говорили. Она пропитывала собою всю его работу в Испании. Когда товарищу приходилось плохо – бывал ли подбит самолет или враг захватывал его в кольцо, Анатолий принимал на себя огонь, давая товарищу выйти из окружения и занять более выгодную позицию.

Мы говорили уже, как за гибель двоих товарищей он беспощадно отомстил врагам. Эта выручка проявлялась не только в отношении своих русских земляков, но безотказно действовала, когда попадал в трудное положение испанский летчик.

Подводя итоги перед отъездом, Анатолий говорил товарищам:

– Как могли, мы выполнили свой долг перед народом Испании. Но и опыт мы здесь получили немалый. Приедем домой, отдохнем и будем учить молодежь нашу, советскую, как воевать с немцами. Ребятушки! Мы не должны терять друг друга из виду. Будем работать вместе!

Серов и Якушин уезжали из Испании в числе последних летчиков-добровольцев.

Провожая русских героев, испанские патриоты откровенно плакали.

Механик Карлос, обнимая Серова, старался улыбаться, но слезы стояли у него в глазах, и на душе у него было невесело.

Анатолий и Михаил старались шуткой ободрить испанских друзей. Но им и самим было нелегко покидать эту землю, политую родною кровью... И жаль было расставаться с замечательной испанской молодежью, с которой связали их незабываемые боевые дни, когда они вместе, крыло с крылом, храбро дрались против ненавистного врага – черных стай фашистской авиации.

Полученный от республиканского правительства дружеский подарок красивый мощный автомобиль системы "крейслер" – Серов тут же окрестил "королевой".