Текст книги "Анатолий Серов"

Автор книги: Зинаида Чалая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

Вернувшись на Сото, Серов в тот же день, как всегда, вылетел в бой.

Летчик Иван Алексеевич Лакеев рассказывал, как впервые встретился с Анатолием Серовым. "Когда он в первый раз прилетел на главный аэродром, он был в белых брезентовых брюках, в куртке, тоже брезентовой, весь удивительно подвижной, все время крутился, все что-то говорил, и такая в нем чувствовалась непосредственность и нетерпеливость, что никак нельзя было сравнить с тем человеком, которого я увидел теперь".

Теперь – это когда Серов прилетел на слет командиров и лучших летчиков фронта для организации общих, согласованных действий. Серов был молчалив и сосредоточен, внимательно слушал выступления других, а затем предложил развернутый план согласованных боевых операций и произвел на всех большое впечатление.

А в первый раз, когда он увидел Серова, тот показался ему новичком "хорохорцем", и Лакеев даже пошутил по его адресу:

– Уж больно хорохорится парень. Как бы не общипали ему крылышки.

Но начальник аэродрома на вопросы о Серове объяснил, кто это, и сказал, что Серов "много летал ночью, очень компетентный летчик".

Действительно, теперь и Лакеев и другие, кто еще мог скептически отнестись к начинаниям Серова, убедились, что перед ними опытный летчик и командир.

И. А. Лакеев, впоследствии Герой Советского Союза, стал одним из лучших друзей Анатолия и членом его знаменитой "семерки".

Борис Александрович Смирнов также вспоминает об этой встрече на общем слете. Но и раньше они уже встречались, сражаясь в воздухе рядом, эскадрилья Серова взаимодействовала с эскадрильей, в которой был Смирнов (ставший затем ее командиром). Он рассказывает, как они дрались над Мадридом, защищая его от фашистских налетчиков.

– Наши аэродромы находились в семнадцати километрах один от другого. Мы каждый на своем участке были очень заняты – приходилось часто вылетать в бой – и долго не могли встретиться на земле. Но вот как-то под вечер смотрим, летит машина, садится на нашем аэродроме. Из кабины вылезает Серов. Здесь после теплохода мы встретились впервые. Слышу, говорит технику, чтобы тот быстренько заправил. Потом отходит, увидел меня, раскрыл широкие объятия. Прилетел он все такой же веселый, жизнерадостный, сразу начал делиться впечатлениями о работе, спрашивает, как у нас. Мы отвечаем. У нас тоже были успехи. Видим, Серов не просто рад за нашу эскадрилью, а по-настоящему интересуется работой других людей. Это замечательно всегда действовало на товарищей. Каждый как-то яснее сознавал ценность своей работы и хотел сделать ее еще лучше. Это было чудесное качество Анатолия, настоящий дар.

Тут, же он стал обсуждать, как действовать совместными усилиями, нарисовал целый план воздушного нападения на фашистов соединенными силами. План был пока, самый общий, но мы сразу поняли, что тут кроется большая мысль, результат широких и смелых расчетов.

Позднее, на совещании летчиков фронта, я услышал этот план снова, но уже в разработанном виде, с учетом фронтовой обстановки, наших сил и сил противника, причем, несмотря на численный перевес авиации фашистов, серовский план внушал нам уверенность в победе. Серов потом и на деле доказал, что был прав.

Серов и Якушин стали время от времени бывать в Мадриде, навещали Смирнова, втроем ходили по площадям и улицам столицы, наблюдали жизнь этого города-лагеря.

Вот шагает отряд народной милиции. Он уходит на фронт. Мужчины и женщины. Рядом с пожилым рабочим идет мальчик лет четырнадцати, в коротких штанах, с патронной сумкой у пояса. Мальчик левой рукой поддерживает приклад винтовки. На кудрявой голове ловко сидит берет. Глаза сверкают, губы твердо сжаты... Или вот, навстречу идут женщины – тоже на фронт. Среди них две совсем юные девушки, тонкие и высокие, твердо шагающие в шеренге и спокойно глядящие вперед. Знают, что идут не на прогулку, что впереди – возможная гибель. Они готовы на подвиг. Для них лучше смерть, чем жизнь на коленях.

Серов наблюдал сцену прощания шахтера с матерью и маленьким сыном. Старуха бежала рядом с колонной, держа за руку трехлетнего малыша. Шахтер остановился, нагнулся поцеловать маленького. Видно, семья догнала его в Мадриде, он ушел, не успев попрощаться: Родина торопила.

Однажды на площади происходил митинг. На трибуне стояла высокая величественная женщина, словно олицетворявшая народную Испанию. Анатолий с волнением и восторгом слушал ее звучный и сильный голос, зажигающий в сердце мужество и энтузиазм. Это была Пасионария – коммунистка Долорес Ибаррури. Русский летчик вместе с бойцами Народной армии громко, торжественно повторял: "Они не пройдут!"

Одну из песен о Мадриде, которую распевали повсюду, Серов выучил наизусть и, вернувшись домой, в свою эскадрилью, пел ее вместе с механиком Карлосом:

Через мост наш – мост французский,

Мамита миа{9},

Никто не пройдет:

Дружины его охраняют.

Через Кассо дель Кампо,

Мамита миа,

И Мансанарес

Лезут мавры,

Мамита миа.

Не пройдут, застрянут,

Мадрид – страны защита,

Мамита миа,

Пусть бомбы с неба

Весь день, – мадридцы

Над ними смеются.

Уж мавры уходят,

Мамита миа,

Уходят в свою землю.

За нами победа!

За рабочим народом,

Мамита миа,

За нами победа!

"Мадрид – страны защита", – так пелось в этой песне. Тысячи сынов Испании стекались под стены столицы, чтобы, защищая ее, спасти страну от фашистских зверств. Вместе с ними, в одном ряду с добровольцами различных стран мира, самоотверженно бился с врагами народной Испании и Анатолий Серов.

В своей книге "Испанский ветер" Борис Смирнов рассказывает подробно о массовом воздушном бое над Мадридом. Обе эскадрильи сражались против "фиатов", которые пытались взять численным превосходством и, несмотря на беспощадные атаки "мушек" и "чатос", не уступали и не ретировались, как делали раньше. Серов во главе десяти "чатос" вел бой с "фиато", которые насчитывали больше двадцати самолетов. Сбиты были первые машины противника, но он не отступал. Воздушный бой постепенно перемещался к центру города. Тогда по знаку своего командира эскадрилья – "мушек" напала на врага. Итальянцы, дравшиеся на "фиатах", упорствовали. Их упорство вскоре разъяснилось. Появилась восьмерка немецких машин новой конструкции. Это были "мессершмитты".

"Говорят, в эту минуту замер весь Мадрид, наблюдавший за воздушным боем. Монопланы отвлекли не только наше внимание, – "фиаты", видимо, уже торжествуя победу, прекратили атаки.

И это была первая ошибка фашистов.

Немцы допустили и вторую ошибку. Они, очевидно, хорошо знали, что "чатос", на которых летал Серов, – машины маневренные, но с меньшей скоростью на пикировании, чем все остальные самолеты. Может быть, им было известно также, что нашими "чатос" управляют летчики, не знавшие поражений, и фашистам не терпелось в первую очередь разделаться именно с ними. Во всяком случае, они самонадеянно, всем строем обрушились на эскадрилью Серова. И это позволило нам свободно ударить по немцам.

Удар был сильным. Строй немцев раскололся. В первую же минуту острой, смертельной схватки Бутрыму удалось основательно зажать одного гитлеровца. Тот попытался уйти от Бутрыма глубоким виражом, но Петр смело, почти отчаянно, по диагонали срезал расстояние и ударил по фашисту из двух пулеметов. Бил он наверняка, целясь прямо в летчика. И новенький лакированный моноплан, которому франкисты пророчили верную победу, неуклюже повалился вниз. В мадридском небе ему удалось пробыть всего несколько минут.

Это был переломный момент боя. "Фиаты" заметались. Теряя самообладание, гитлеровцы скопом ринулись на нашу эскадрилью. Но это освободило руки Серову. Пользуясь его поддержкой, мы не упускали инициативы, и, удачно поймав на перекрестке прицела немецкую машину, я точно ударил по ней. Самолет не загорелся, но, по-видимому, мне удалось вывести из строя управление машиной, и фашистский летчик вынужден был выброситься с парашютом".

Одержав победу, обе эскадрильи собрались над центром Мадрида. И, разлетаясь по своим аэродромам, на прощание покачали крыльями самолетов. "С особой силой эти безмолвные сигналы несли сегодня от одной машины к другой наши чувства дружбы, взаимной благодарности и гордости друг другом..."

Уже идя на снижение к своему аэродрому, Смирнов заметил, что следом летит и снижается "чатос".

"Кто это? Не Серов ли?

Ну, конечно он! "Чатос" приземляется вслед за мной. Оборачиваюсь и вижу, как, заруливая, Анатолий широко улыбается. Через минуту я уже "похрустываю" в его объятиях. Он крутит меня в воздухе, целует и опускает на землю.

– Молодец, Борька! А где Петр? А-а! Вон он!..

Через секунду Бутрым с опаской доверяется железным объятиям Толи".

Серова окружают летчики, засыпают его вопросами. Оказывается, во время боя он следил за каждым и видел, как тот или другой товарищ сбил врага, а кому попало...

"У Серова замечательное, неоценимое качество, – пишет Б. Смирнов, которым владеет далеко не каждый летчик, – ему удается видеть почти все, что происходит в воздушном бою".

Из только что пережитого и удачного сражения он уже делает выводы: при новых встречах надо взаимодействовать друг с другом и тем нарушать взаимодействие врагов. "Сегодня неплохое начало. Немцы и итальянцы потирают сейчас свои шишки. Но ясно – надеются отплатить нам при первой же возможности".

Эти ссылки на воспоминания друга и соратника Анатолия Константиновича являются прекрасной иллюстрацией боевого содружества и идеальной координации действий наших летных соединений, впоследствии полностью выявленных во время Великой Отечественной войны.

Новаторство само в себе заключает такие качества, как смелость, неустрашимость перед препятствиями, уверенность в своих силах при проведении еще небывалых экспериментов и в особенности не только знание предмета, но такое полное овладение им, что не двигаться дальше уже невозможно, это движение мысли уже нельзя остановить. Так же, как нельзя было остановить мысль Кибальчича, разработавшего буквально в ночь перед казнью идею космической ракеты, или как расщепление атома, как полет Юрия Гагарина, покорителя космоса.

Анатолий Серой принадлежал к этой категории людей. Хотя летал он, по сравнению с современней авиацией, на самолетах вчерашнего дня. Но сравнительно с машинами первых героических лет завоевания воздуха самолеты "И-5" и тем более "И-15" и "И-16" были необыкновенно скоростными и требовали от летчика знаний, умения и бесстрашия; каждый новый выпуск приближался к революции в области самолетостроения, изменения самого принципа авиаконструкции. Серов после Испании много думал об этом, сотрудничая с авиаконструкторами и решая с ними задачи, которые получили развитие и воплощение в наши дни.

Но тогда, воюя на самолетах "И-15", Анатолий выжимал из них максимум того, что можно было взять, и, добиваясь согласованности действий с эскадрильей истребителей "И-16" и состязаясь в смертельных схватках с такими же быстроходными немецкими "мессерами", Серов показывал верх искусства и смелость новаторской идеи.

В последний период пребывания на испанских фронтах он командовал уже большой группой истребительной авиации, держа оборону всего участка фронта.

"Невозможно говорить о том или ином периоде обороны Мадрида, не сказав особо о той исключительно важной роли, которую сыграли республиканские танкисты и летчики, своим бесстрашием, напряженным трудом и героизмом восполнявшие недостаток техники, – пишет Долорес Ибаррури в своей книге "Единственный путь":{10} "...Без авиации и танков оборона Мадрида была бы не просто трудным делом, она была бы невозможной. Те немногие самолеты, которыми располагали народные военно-воздушные силы, целый день находились в воздухе и вводили в заблуждение противника; он никак не мог себе представить, что это были одни и те же самолеты, что одни и те же летчики совершают чудеса, успешно прикрывая и защищая мадридское небо.

Такое же необычайное, замечательное явление происходило и с танками..."

"Многие из этих героев были советскими танкистами и летчиками. Они приехали в Испанию по доброй воле, чтобы сражаться на нашей стороне, а если нужно – умереть за наше дело. Не считаясь со временем, не обращая внимания на усталость, не жалея ради Испании ни крови, ни самой жизни, они отважно сражались бок о бок с испанцами. То были благородные, проникнутые революционной романтикой, воспитанные и закаленные великолепной советской школой герои.

Титанически сложную задачу – защитить Мадрид, которую гитлеровцы считали неосуществимой, наши бойцы решили благодаря активнейшему содействию советских добровольцев: танкистов и летчиков. Среди них выделялись своим героизмом, самоотверженностью и благородным духом самопожертвования, покрывшие себя бессмертной славой, ас ночных полетов Серов и его товарищи..."

Начальник авиации Испанской Республики Идальго де Сиснерос не только с восторгом говорит о присланной в Испанию советской материальной части, превзошедшей его ожидания, но и о летчиках, оказывавших большое влияние на всех своей дисциплинированностью, отвагой, товарищеской выручкой в бою. Приводя высокое мнение генерала Рохо о решающей роли авиации в книге "Героическая Испания", Сиснерос говорит: "Хочу быть точным и справедливым и поэтому должен подчеркнуть, что в то время республиканская авиация в своем большинстве была представлена советскими летчиками".

Идальго де Сиснерос подробно рассказывает о подвиге Серова и Якушина в ночном бою с фашистами и заключает: "Благодаря героизму двух советских летчиков – Якушина и Серова, инициаторов этого исторического подвига, солдаты Республики смогли отдыхать ночью и в лучших условиях сражаться против фашистских войск"{11}.

В своей книге "Меняю курс"{12} Игнасио Идальго де Сиснерос вновь возвращается к этим ночным битвам, с восхищением называя имена Серова и Якушина (указывая при этом, что в Испании их звали Родриго Матео и Карлос Кастехон).

* * *

Летный состав безгранично доверял своему командиру и уверенно шел за ним на любые, самые трудные боевые операции.

Серов появился над одним аэродромом. С земли его тотчас узнали по свойственному ему "почерку". По своему обыкновению, он проделал на малой высоте несколько "бочек" подряд, выровнялся почти у самой земли и приземлился точно у знака "Т". Заруливая, помахал рукой товарищам, остановил машину и соскочил на землю. Его тотчас окружили. Одних обнял, с другими тут же накоротке познакомился.

На совещании летчиков совместно со здешним командованием Серов разъяснил создавшееся положение.

Фашистские мятежники давно поняли, что республиканская авиация представляет собой не ту слабосильную и незначительную группу, которая еще не так давно сражалась с ними на полном изматывании людей и техники, а мощный кулак людей решительных, замечательных асов, с которыми нелегко бороться. Днем и ночью фашистские бомбардировщики наталкиваются на умело организованное сопротивление, попадают под атаки истребителей, осыпающих их меткими зажигательными пулями. И "мушки" и "чатос" сбили уже немало немецких и итальянских фашистских "коров", вынуждая остальных сбрасывать бомбовый груз далеко от Мадрида, далеко за чертой намеченной ими цели.

И вот в последнее время участились вражеские налеты на республиканские аэродромы.

– Наши аэродромы под Мадридом, Барселоной, Сарагосой становятся главными центрами борьбы с фашистской авиацией. А у нас самолетов и без того немного. На один самолет республиканцев приходится более десяти самолетов противника. Летчики подчас вылетают на машинах, до того избитых и продырявленных, что при других условиях вылеты на этих самолетах были бы категорически запрещены. Но откуда взять другие? Мы и бережем свои, как только можем. Радуемся, когда и летчик возвращается из боя цел и противника сбил, и собственная его машина не развалилась! Так вот давайте организуем защиту своих аэродромов, чтобы фашистские налеты не могли застать наши самолеты на земле. Будем бить врага общим фронтом. Нам, как воздух, необходимо взаимодействие нашей разведки и наших боевых эскадрилий.

Серов предложил свой план охраны аэродромов. По этому плану, принятому командованием всех авиачастей, ближние и отдаленные посты наблюдения были расположены таким образом, чтобы вовремя предупреждать о появлении вражеской авиации. Хорошо был организован и воздушный патруль. Благодаря достигнутому взаимодействию и отлично поставленной разведке и постам наземного и воздушного наблюдения планы противника были полностью сорваны. Франкистам ни разу не удалось застигнуть республиканские самолеты на земле и разбомбить их, не дав им подняться в воздух.

Во время Великой Отечественной войны с успехом применялся "вертикальный маневр", впервые введенный Серовым в Испании. Он заключался в том, что самолеты были рассредоточены по всему летному полю и поэтому могли сразу, одновременно взлететь и завязать массовый воздушный бой с врагом. Так же получили распространение серовские воздушные бои на вираже или, как потом стали говорить наши авиаторы, на карусели. "Мы стараемся воевать, как воюет он, – смело, дерзко, творчески, – писал Б. Смирнов. – И, несмотря на то, что бои принимают все более ожесточенный характер, мы пока не имеем поражений, а противник потерял от нашего огня еще семь самолетов".

На подступах к своим аэродромам Серов выдержал, таким образом, четыре массовых налета противника и разбил врага во всех четырех сражениях. Тактический талант Серова в этих операциях вызывал восхищение военных специалистов. Генерал-лейтенант авиации Ф. А. Агальцов впоследствии говорил:

– Не дать себя разбомбить за четыре массированных налета – для этого понадобился блестящий тактический талант Анатолия Константиновича.

В массовых воздушных битвах Серов руководил боевыми силами большой авиагруппы, разбивал фашистские воздушные соединения над Мадридом и над расположениями республиканских войск. Фашисты теряли свои бомбардировщики и истребительные машины, губили их экипажи, а Серов не имел потерь, за исключением одного тяжелого случая, когда погиб русский летчик.

Серов потом рассказал об этом героическом эпизоде.

Фашисты послали на республиканский аэродром эскадрилью скоростных бомбардировщиков в сопровождении истребителей. Наши самолеты в числе трех эскадрилий заранее поднялись в воздух и пошли навстречу противнику.

– Неприятели разделились на две группы, – рассказывал Анатолий. – Я подошел метров на семьсот к той группе, которая была больше. Тут я заметил, что две мои эскадрильи начали бой со второй группой. Против моей эскадрильи было десять бомбардировщиков и сорок истребителей. Мы врезались в их строй. Неприятельские бомбардировщики растерялись, начали сбрасывать бомбы куда попало, чтобы облегчить свои машины, и повернули обратно. На нас ринулись вражеские истребители. Мы повели бой против сорока бешеных врагов. Один из наших товарищей был подбит и пикировал к земле. За ним гнался неприятельский самолет, стреляя из всех пулеметов. Я бросился выручать товарища. Открываю полный огонь. В тот момент, когда фашист хотел уйти от меня боевым разворотом, я его настиг и зажег. Но, когда наш товарищ выпрыгнул с парашютом, враги, в числе четырех самолетов, бросились на него и расстреляли в упор. Решив отомстить палачам, я начал их поливать свинцом. Один из противников пытался уйти. У него была пробита водяная система. Из машины клубами валил пар. Он метнулся вверх, надеясь скрыться за облаками. Я дал очередь из всех пулеметов. Растерявшись, он развернулся прямо на меня. Еще секунда, и противник, объятый пламенем, "загремел" на землю.

Штурм фашистского аэродрома

Если аэродромы, охраняемые авиационной группой Серова, оказались орешком не по зубам фашистским бомбардировщикам, то, со своей стороны, истребители, которыми командовал Анатолий Константинович, весьма удачно справлялись с задачей уничтожения аэродромов и баз неприятеля.

Анатолий организовал тщательную разведку в расположении врага. Было выяснено, что аэродром, с которого велись, главным образом, налеты на важнейшие центры республиканской Испании, был строго засекречен и находился недалеко от Сарагосы. Пленный итальянский летчик был досконально допрошен и дал точные сведения. Место секретного аэродрома – Гарапинильос, близ Сарагосы. На нем расположено не менее шестидесяти бомбардировщиков, запасы бомб и горючего. Подготавливается внезапный удар по войскам республиканцев, при этом большую роль должна сыграть авиация. У пленного удалось выяснить по карте место аэродрома, подходы к нему, стоянку самолетов и систему зенитной обороны.

При допросе присутствовал Птухин. Перед ним открылась возможность ликвидировать это гнездо противника. Но бомбардировщиков в его распоряжении было слишком мало для этой цели. Даже вражеской, гораздо более многочисленной авиации удавалось за один налет повредить один-два самолета и наделать десяток воронок, которые бывали тут же засыпаны и утрамбованы.

Вызван на совещание Анатолий Серов. Он моментально понимает задачу и сразу создает план.

– Делаем налет истребителями. Летим на бреющем полете, забрасываем бомбами и уничтожаем материальную часть зажигательными пулями. От нападения сверху идет "крыша" из истребителей эскадрильи Смирнова. Я с моими десятью ореликами справлюсь в два-три захода.

Он воодушевлен. Небывалое дело в авиации – штурм истребителями. Он подробно разрабатывает план вместе с командованием и с командирами других эскадрилий. Всем хочется принять участие в этом исключительно важном задании. Решено послать четыре эскадрильи истребителей. Одна – серовская дважды атакует самолеты фашистов на аэродроме. Три другие под командованием Бориса Смирнова, Александра Гусева и Ивана Еременко прикрывают атакующую эскадрилью на разных высотах.

Летчики возвращаются в свои части и готовятся к вылету. Неожиданно пошел дождь. Но, как бы то ни было, на следующий день в пять утра все на своих местах. После дождя небо ясно, воздух чист, поднимается заря. Взрывается сигнальная ракета...

Десять истребителей мчались к вражескому расположению. Над ними двигалась "крыша" из своих же самолетов, надежная охрана!

В своих воспоминаниях "Испанский ветер" Борис Смирнов так описывает начало боя.

"Через десять-двенадцать минут показывается аэродром противника. Гарапинильос... Он ясно выделяется прямоугольным светлым пятном на общем рыжеватом фоне местности. Вдали, за аэродромом, неясно различимо нагромождение городских зданий – Сарагоса.

До цели не больше пяти километров. "Чатос" ("чатос" – во множественном числе) быстро перестраиваются в пеленг и переходят на бреющий полет. Выполнение всей задачи рассчитано на три-четыре минуты, позволяющие произвести две атаки. Мы летим вслед за "чатос", но значительно выше их. Меня больше волнует сейчас одно: успеют ли истребители противника взлететь с соседних аэродромов? Успеет ли подняться хоть часть самолетов с Гарапинильоса?

Куда там! Я смотрю на Гарапинильос и не верю своим глазам. Картина совершенно небывалая в боевых условиях: по всему аэродрому в виде буквы "П" расставлено не менее шестидесяти самолетов... Фашисты потеряли всякое чувство меры. Это уже не беспечность или зазнайство, это просто ротозейство.

Хорошо. За уроком дело не станет.

Строго держась за своим ведущим, "чатос" выскакивают к аэродрому с бреющего полета, молниеносно набрав горкой метров двести высоты. Первым бросается в атаку Анатолий Серов, и почти тотчас же на земле вспыхивает один из "фиатов". Почин сделан! Вслед за Анатолием открывает огонь Антонов, Короуз – вся эскадрилья. Через минуту один за другим над аэродромом встают восемь дымных, огненных факелов. С оглушительным грохотом взрываются бомбы, подвешенные на самолетах. Сильный ветер разносит огонь по всему аэродрому".

Часть поля охвачена пламенем. Снаряды зениток рвутся на высотах, но "курносые" на бреющем полете, молниеносные и неуязвимые, поражают врага в упор, уничтожая его самолеты, вооружение, цистерны с горючим.

Вот исполнена вторая атака. Свыше двадцати машин поражено огнем. Серов, окинув взглядом работу, соображает, что вполне возможна еще не одна атака.

Пользуясь благоприятной обстановкой, он бросается в пике и обстреливает третий ряд самолетов. Евгений Антонов, Михаил Якушин и другие летчики, увидев, что командир пошел в третью атаку, следуют за ним, не теряя ни секунды.

Одна за другой произведены десять молниеносных атак.

В десятый раз, вернувшись в исходное положение, Серов видит, что весь аэродром противника в огне и дыму.

Анатолий ведет группу "домой". Он удовлетворен сделанным. Но его охватывает беспокойство. Может быть, "дома" его ожидает неприятное объяснение насчет неточно выполненного приказа.

Десять самолетов приземлились одновременно. Опустилась на землю на своем аэродроме и охраняющая группа.

Серов отправился с рапортом.

Тот самый комиссар, который несколько месяцев назад выговаривал Серову за безрассудную отвагу в первом боевом крещении, теперь, приняв рапорт, спросил:

– Объясните, почему сделали больше двух атак?

– Не мог иначе, товарищ комиссар фронта! Сделал две атаки и вижу, что часть самолетов противника горит, но многие еще целы. Рассчитал так: раз есть возможность уничтожить все машины врата – значит, нужно ее использовать.

Вопреки опасениям Серова, комиссар не стал распекать его. Напротив, крепко обнял и расцеловал.

– Вы вовсе не нарушили приказ, Анатолий Константинович. Вы его выполнили блестяще и сделали этим очень полезное и большое дело, мой милый Родриго Матео. Испанские патриоты будут благодарны вам и вашим замечательным боевым соколам-истребителям, И в военно-авиационном деле вы еще раз показали, что может сделать живая творческая мысль, инициатива воздушного воина-командира. В истории военной авиации это первый и замечательно удавшийся опыт разгрома вражеского расположения с воздуха не силами бомбардировщиков, а огнем истребительных самолетов.

Серов был обрадован и смущен похвалой.

– Нам всем осточертели бомбежки врага, когда здесь, в республиканской Испании, так мало технической мощи и почти нет противовоздушных орудий. Теперь, по крайней мере, мы хоть на время лишили фашистов их боевой техники.

– И, по существу, вы правы, товарищ Серов. Какой же это истребитель, если он не рвется в бой, не радуется возможности свести счеты с заклятым противником? Да, бомбардировщик еще имеет право радоваться, когда, вернувшись домой, избегнул встречи с истребителем, положил, где надо, свои бомбы и благополучно ретировался. Искать столкновения – не его дело. Но истребителя мы воспитываем так, чтобы он всегда рвался в битву. Если он говорит себе: слава богу, сегодня я не встретился с противником, – это никуда негодный истребитель. Искать врага, навязывать ему бой, уничтожать его при всяких обстоятельствах, уметь сочетать в себе расчет, волю, дерзость и безграничную отвагу, наряду с совершенным знанием своего искусства, – вот качества истребителя. Эти черты и вместе с ними преданность идеям коммунизма, нашей Родине я очень ценю в тебе как в советском летчике.

Оба были взволнованы этим разговором.

Серов доказал, что в штурме неприятельского аэродрома истребительная авиация имеет даже некоторые преимущества перед бомбардировочной внезапность налета, молниеносность обстрела и при хорошей подготовке операции почти полная неуязвимость.

Поведя на задание пятьдесят человек, Серов не только выполнил задачу по уничтожению франкистской авиабазы, но и привел обратно всех своих летчиков, не имея потерь.

Перед вылетом на операцию Смирнов рассказал своим летчикам о задаче:

– Основная задача – уничтожение самолетов на земле – возложена на эскадрилью Серова. На нашу долю выпала непосредственная защита наших друзей с воздуха. Другие эскадрильи будут патрулировать выше и несколько в стороне от района действий. Таким образом, вражеский аэродром будет блокирован в воздухе со всех сторон. Серов просил передать вам, что, если завяжется воздушный бой с самолетами противника, чтобы вы особенно не увлекались, главное – старайтесь не подпускать, врагов к штурмующим "чатос".

Через несколько дней пленные немецкие летчики показали:

"На аэродроме Гарапинильос уничтожено сорок самолетов. Большая часть оставшихся выведена из строя и требует длительного ремонта. В бессильной ярости фашистское командование обрушилось на охрану и зенитчиков, которые разбежались во время штурмовых действий республиканских самолетов. На следующий день после налета двадцать солдат были выстроены вдоль линии сгоревших самолетов и расстреляны на месте".

Правительство республиканской Испании высоко оценило этот замечательный успех. Оно обратилось к Советскому правительству с ходатайством о присвоении Анатолию Серову звания Героя Советского Союза.

Как-то в личной беседе Смирнов рассказывал о другом случае, когда он выполнял приказ вместе с группой Серова вновь штурмовать наземные части фашистов, причем на этот раз он находился под охраной "крыши" во главе с Серовым. "И вот, когда я прошел на задание метров на двадцать ниже группы Серова, я почувствовал, что надо мной находится такая "крыша", такая сила, что я могу работать над территорией врага совершенно спокойно, зная, что никакой противник на меня сверху не свалится и мы все вернемся домой невредимы. И правда, ни один человек не остался тогда в поле, все прилетели обратно".

Михаил Нестерович Якушин говорил о Серове:

"На фронте все знали: есть среди нас человек, к которому все тянутся в трудную минуту. Этим человеком был Серов. Я просто не могу объяснить почему, но, когда мы летели на боевую операцию, я, в преддверии боя, всегда подходил к Серову под крыло и прижимался к нему плотнее. Вот есть такая вера в человека, в то, что он тебя не подведет и всех выведет из любого сражения живыми и невредимыми, а противника разгромит".

Впоследствии, в боях 1941-1945 годов, массовые воздушные сражения имели уже развитый характер.

Самолеты были снабжены радиосвязью между собой и с землей. Это явилось неоценимым подспорьем для воздушных воинов. Во времена же испанского фронта радиосвязь была слаба, на самолетах она, как правило, отсутствовала. Правда, благодаря подробно разработанному плану операции, каждый знал свое место и свою задачу в предстоящей схватке. И летчики стремились вылетать по двое или группой. Все ж одной из особенностей, отличавшей летчика от наземного бойца, было его вынужденное одиночество в бою. И при самом точном и подробном плане, в ходе сражения, возникают новые ситуации, они требуют от летчика смекалки, инициативы, исключительного бесстрашия и самообладания.

Серов не только подавал пример этих качеств, необходимых истребителю, но добивался выполнения принципа обязательной взаимной выручки. Этот принцип он поднял на максимальную высоту. Летчик, летавший в составе его эскадрильи, уже не чувствовал себя одиноким. Рядом был локоть товарища, сознавалось и ощущалось сердцем присутствие командира, который все видит и в нужный момент придет на помощь. Благодаря верности этому благородному правилу боеспособность республиканской авиации была такой высокой, летчики приобрели славу неустрашимых, а Серов – непобедимого командира.