Текст книги "Брандер"

Автор книги: Зигфрид Ленц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Но уснуть он не мог. К рубке приближались шаги: казалось, их привело из невообразимой дали – четкие и тут же затихающие на палубном настиле, вкрадчивые на баке, они затем отчетливо раздались на железных ступенях трапа, и они приближались, а Фрэйтаг слушал мучительно медлительные шаги, но продолжал лежать, не поднимаясь, до тех пор, пока шаги не остановились на капитанском мостике. Он медленно выпрямился и посмотрел в открытую дверь: в проеме двери стоял Фред.

– А, – сказал Фрэйтаг. – Это ты. Я, когда услышал твои шаги, подумал, что ты идешь от самого побережья и уже ни за что не доберешься сюда.

Фред молча смерил отца полным неприязни взглядом, вошел в рубку, вытащил крюк из гнезда и затворил дверь.

– Ты не хочешь присесть? – спросил Фрэйтаг.

– Могу и постоять, – сказал Фред.

Фрэйтаг улыбнулся и губами передвинул холодную сигарету в другой угол рта.

– Тебе нужна моя помощь? – спросил он.

– Мне не нужно от тебя никакой помощи, – сказал Фред. – Я хотел бы тебе кое-что сказать.

– Я знаю, – сказал Фрэйтаг. – Я этого ожидал.

– Это на тебя похоже, – сказал Фред. – Ты никогда и ни в чем не рисковал и не отваживался на риск. Прежде чем что-нибудь предпринять, ты справляешься о гарантиях, и ты никогда не станешь ловить преступника – до тех пор, пока он не даст тебе честное слово, что у него вышли все патроны, только после этого ты начнешь действовать.

– Это ты все хорошо обдумал, – сказал Фрэйтаг.

– Потому что так оно и есть, – сказал Фред. – Теперь я это знаю.

– Ничего ты не знаешь, сказал Фрэйтаг. – До тех пор пока ты не уверен, что единственная возможность для безоружного заключается в том, чтобы заигрывать с ружейным дулом, – до тех пор мне безразлично, что ты думаешь об этой истории. Вот что я тебе скажу, Фред: я никогда не ходил в героях и никогда не мечтал оказаться в убийцах. Оба этих типа людей всегда были мне подозрительны: они слишком просто умирали и даже в момент смерти были уверены в себе, я бы даже сказал, слишком уверены, а так не годится. Я знал людей, которые умирали для того, чтобы поставить точку. Им это не удавалось, после них все возвращалось на круги своя. Их смерть помогала им самим, но не окружающим. У того, кто безоружен и не облечен властью, всегда больше возможностей, и иногда мне кажется, что за этим желанием – во что бы то ни стало замаячить перед дулом автомата – скрывается самый настоящий эгоизм.

– Это мне все неинтересно, – сказал Фред. – Я хочу знать только одно: почему ты отослал Ретгорна и других назад, когда они хотели связать всех троих?

– Я тебе только что это объяснял.

– А если бы им это удалось?

– Тогда Гомберт сегодня бы зашивал каждого по отдельности в простыню: им бы удалось только это.

– Значит, ты ничего не хочешь предпринимать против них?

– Я хочу, чтобы брандер благополучно закончил свое последнее дежурство и чтобы все члены команды были живы, когда мы вернемся в порт. Вот чего я хочу. И поэтому на судне ничего не должно предприниматься без моего согласия.

– Это все, – сказал Фред. – Больше у меня вопросов нет.

– Я так и думал, – сказал Фрэйтаг.

– Тогда тебе не нужно ждать никаких сюрпризов.

– Сюрпризы еще будут, – с безучастной улыбкой произнес Фрэйтаг и, когда Фред вышел из рубки, встал и двинулся вслед за сыном на мостик, спустился за ним по трапу, затем остановился в проходе на бакборте и посмотрел, как его сын уходил от него в тумане в направлении к бушприту. Фред шел прямо, быстро, и четкие шаги его не отдавались эхом…

Фрэйтаг стоял и ждал, пока его сын не исчез в медленно проплывающих клубах тумана, потом прошел к сходням и наклонился, опершись о поручни.

Чала, которой была пришвартована лодка «гостей», свободно провисала в воде, мягко двигалась туда и обратно, подобно серому щупальцу животного; она бесшумно извивалась, словно змея, и, казалось, ощупывала покрытый водорослями корпус брандера. Фрэйтаг посмотрел вдоль чалы, туда, где, скрытая в тумане, должна была находиться лодка, и в недобром предчувствии снова посмотрел на свободно покачивающуюся чалу, которая, казалось, медленно утопала в воде, и вдруг Фрэйтаг перемахнул на сходни и спустился вниз. Он схватил чалу, медленно потянул ее на себя, ожидая встретить сопротивление лодки, но, прежде чем конец ее оказался у Фрэйтага в руках, ему стало ясно, что с лодкой что-то случилось, и, когда из воды показался конец чалы – с бахромой, будто отсеченный по краю ударом топора, – он поднял его, внимательно осмотрел и прислушался к тишине тумана, как если бы предполагал, что отрезанная от чалы лодка все еще где-то неподалеку. Потом он, размахнувшись, забросил чалу назад в море и услышал, как она плеснула по воде. «Это Ретгорн, – подумал Фрэйтаг. – Только он мог отрезать лодку, и, если даже это сделал Золтоу, это ему подсказал Ретгорн. Он хотел захлопнуть ловушку и поэтому лишил их лодки. Он будет отнекиваться, но все равно это сделал он. С самого начала он был против меня». Фрэйтаг поднялся по сходням на палубу, там он снова обернулся и вслушался в туманную безысходность, окутавшую корабль и море над гаванью, и теперь он думал о докторе Каспари и о его компаньонах и пытался представить себе их реакцию, когда они обнаружат исчезновение лодки. Фрэйтаг медленно двинулся к кают-компании.

Доктор Каспари сидел за столом и раскладывал пасьянс. В углу кают-компании, на приставленных друг к дружке стульях спал Эдди, положив автомат в изголовье, так что при надобности он мог бы стрелять лежа. Ойген вернулся на свое место за столом, где стояла эмалированная чашка с дымящимся кофе, и, ухмыляясь, стал наблюдать за картами.

Фрэйтаг сразу заметил, что это были его карты, и еще он заметил, что стеклянный футлярчик, в котором он держал карты, был открыт.

– Что-то не ложатся у меня карты, – выдержав паузу, сказал доктор Каспари, – да, не ложатся… Но с другой стороны, какая же это игра, если в ней даже нельзя хоть раз разочароваться?

– Мне надо с вами поговорить, – сказал Фрэйтаг.

– А что, наша лодка уже готова?

– Нет.

Доктор Каспари спокойно сгреб карты в кучу, собрал их в колоду и положил колоду в футляр.

– Я готов, – сказал он.

– У вас не осталось никакой возможности добраться до места, – сказал Фрэйтаг.

– Я могу поинтересоваться, на чем строится ваше утверждение?

– Ваша лодка уплыла, – сказал Фрэйтаг. – Кто-то перерезал чалу, на которой она была зашвартована.

– Мне казалось, ваши люди хотели ее отремонтировать; Ойген думал то же самое, не так ли, Ойген?

– Ее унесло в море, – сказал Фрэйтаг, – и искать ее сейчас, в тумане, было бы бессмысленно. Мы ее все равно не найдем.

– Вы говорите так, как если бы сами были этим озабочены, капитан. Но мы еще оставляли за собой право выбора.

– У вас теперь не осталось никакой возможности добраться до места, – повторил доктор Каспари.

– Сложившаяся ситуация говорит против этого, капитан. Вы забыли о своей, о вашей лодке, и еще вы не подумали о том, что в крайнем случае мы можем поставить под парус ваш корабль, даже если он оборудован только для стоянки.

– Я уже говорил вам, что брандер не покинет свой пост до тех пор, пока я здесь капитан.

– А если бы я спросил у вас совета, что бы вы мне посоветовали?

– Кончить всю эту историю, – сказал Фрэйтаг. – Сдаться властям. Даже если у вас будет лодка, ваши шансы добраться до Фааборга или еще куда-нибудь стали настолько мизерными, что игра не стоит свеч, и этих шансов у вас с каждым часом становится все меньше.

– Видите ли, капитан, в этом мы с вами расходимся: для вас неизвестность означает – никаких шансов, а для меня известность означает весьма немногое. И вы, я полагаю, не рассчитываете на то, что мы готовы отказаться от своего шанса: ценность его в том и заключается, что он мал. Я надеюсь, что вы, не откладывая, отдадите приказание отремонтировать вашу лодку и по заниженной цене предоставить ее в наше распоряжение.

Фрэйтаг вынул изо рта холодную сигарету, раздавил ее, размял табак между пальцами и спросил:

– Вы адвокат?

– И адвокат тоже, – сказал доктор Каспари и загадочно и иронически сделал поклон в сторону Фрэйтага.

* * *

Гомберт сидел в носовой части лодки, подвешенной на шлюпбалках, и смотрел на грозу, бушевавшую над побережьем. Он подставлял лицо свежему ветру, от которого туго натягивалась якорная цепь и рассеивались клубы тумана, и все это время он держал в руке тяжелую металлическую свайку, похожую на куцый кинжал. Никто на корабле не знал, что он сидит здесь, запасаясь терпением и готовый ко всему, держа в свешенной вперед руке колючую свайку. Он думал о записке, которую он, адресовав Ойгену, забросил через вентиляторное окно в кают-компанию. Он это сделал перед самым ужином, когда доктор Каспари беседовал с Фрэйтагом, стоя на корме. Он не был уверен, обнаружил ли Громила его записку сразу же и успел ли он ее прочесть, но он знал, что записку не задуло в воздухозаборник и что она упала в кают-компанию. Не был Гомберт уверен также и в том, что, прочитав адресованную ему записку, Ойген никому о ней не сказал. Он написал Ойгену, что доктор Каспари хочет выскользнуть из ловушки один, сам по себе; один из членов команды, якобы подкупленный им, должен помочь доктору Каспари спустить лодку на воду. Как только доктор Каспари выйдет ночью из кают-компании, сообщалось в записке, он, Ойген, тоже должен выйти, но не следить за доктором, а сразу же идти к лодке и ждать. Гомберт рассчитывал на то, что эти трое в достаточной степени не доверяют друг другу.

Вот уже четыре часа сидел он в лодке и теперь посматривал на часы и думал о том, что последний, назначенный им самим срок подходит к концу. На брандере все было тихо.

Гомберт поднялся и выпрыгнул из лодки. Он засунул свайку в карман промасленного кителя и услышал звук отворяемой двери, затем скрип шагов по рифленым плитам пола, и затем у соседней с ним раковины остановилась чья-то фигура. Гомберт узнал профиль доктора Каспари.

– Гроза прошла? – спросил доктор Каспари.

– Как сказать… – сказал Гомберт.

– Это была бы самая подходящая погода для прогулки под парусом, а?..

– Вообще-то да, – сказал Гомберт.

– Хотите нам помочь? Нам нужно в район Фааборга. Вы нас можете высадить у берега и сразу же вернуться на место.

– По этому вопросу вам нужно говорить с капитаном, – сказал Гомберт.

– Я обратился к вам.

– Я здесь ничего не решаю.

– А если бы вы что-нибудь решали?..

– Если бы я здесь мог что-нибудь решать, я бы вздернул вас на мачте, всех троих. И не снимал бы до тех пор, пока мы не возвратились в гавань. Насчет одного из вас я бы распорядился особо.

– Так… – улыбнувшись, сказал доктор Каспари. – В таком случае мне не нужно расстраиваться по тому поводу, что вы пока не капитан этого судна. Мне очень жаль, но в данной ситуации я, пожалуй, воздержусь от пожеланий успеха в вашей карьере.

– На вашем месте я бы пожелал что-нибудь другое, – сказал Гомберт.

– Я как раз собираюсь это сделать, – сказал доктор Каспари.

Они повернулись одновременно, озадаченно посмотрели один на другого, как будто только что встретились, и Гомберт, как бы перед лицом полной неожиданности, сделал рефлекторное движение: его правая рука резко поднялась, и кулак ее обрушился на челюсть доктора Каспари, затем левая рука тут же метнулась вслед и с силой уткнулась в его лицо, и доктор Каспари, взметнув руками, повалился назад, зацепив затылком край раковины. Он упал на спину, его черные очки разбились и разлетелись осколками по уложенному плитами полу. Один глаз доктора Каспари был закрыт, другой сильно слезился и смотрел на Гомберта тускло и равнодушно, зрачок его уплывал на сторону, и Гомберт увидел, что это был глазной протез. Он прислушался, но в проходе все было тихо, только дверь болталась туда и обратно. Лишь теперь он понял, что произошло, и подумал, что могло бы произойти, если бы кто-нибудь из тех двоих – даже если и Фрэйтаг – вдруг вошел в туалет, и какое-то мгновение он думал о том, чтобы исчезнуть самому, а доктора оставить просто так. «Но может быть, – подумал он, – это будет началом всего, сигналом к освобождению, который услышат все остальные, и Фрэйтаг тоже, ну хотя бы потому, что если сигнал подан, то пути назад уже нет…» И он поднял с пола тело доктора Каспари, прислонил его к стене и, подогнувшись под него, принял доктора на плечо, так что тело переломилось и повисло на Гомберте двумя уравновешенными частями.

Ему хватало усилий одной руки, чтобы удерживать тело доктора Каспари на плече. В другую руку он взял свайку, концом ее открыл дверь, вышел из туалета и вступил в слабо освещенный проход. Пригнувшись под иллюминаторами кают-компании, он пронес тело доктора Каспари по палубе, потом вместе с ним поднялся на капитанский мостик, открыл штурманскую, свалил вялое, непослушное тело на стул, нашел на полке сигнальный фал, выпростал его оттуда, другой рукой придерживая при этом тело доктора, которое клонилось на сторону и грозило упасть. Он крепко привязал доктора Каспари к стулу, отошел на несколько шагов, как это делает художник, любуясь только что законченной картиной. И пока он вот так стоял, склонившись над ним, он услышал голос Цумпе, раздавшийся у двери. Голос, в котором жила скрытая радость и еще одобрение и азарт заговорщика.

– А придурка ты не пристукнул? – спросил шепотом Цумпе, все еще стоя у двери.

– Входи и поплотнее закрой дверь, – сказал Гомберт.

– Этот из них самый хитрый, – сказал Цумпе разочарованно. – Я думал, что ты притащил кого-нибудь из тех двоих.

– Мы их возьмем одного за другим, – сказал Гомберт. – Поодиночке, по очереди. А Громилу я буду брать сам. Начало во всяком случае есть!..

– Фрэйтаг что-нибудь знает?

– Пока еще нет. Но когда узнает, он должен держать нашу сторону. Теперь на попятную идти поздно.

– Позвать Ретгорна?

– Не нужно, – сказал Гомберт. – Я пойду к Фрэйтагу, разбужу его и все расскажу.

– Тогда я остаюсь здесь, – сказал Цумпе.

– Возьми свайку, – сказал Гомберт.

Он подал Цумпе увесистую свайку и пошел с мостика, а Цумпе стал перед дверью рубки, спиной к ней.

Хотя у него было большое желание возвратиться в рубку и взглянуть на связанного доктора, Цумпе продолжал стоять перед дверью, дожидаясь возвращения Гомберта, но вдруг услышал из рубки отрывистый стук, грохотанье и еще вздох; он испугался, что связанный упал вместе со стулом, и все-таки открыл дверь и вошел в рубку. Доктор Каспари все еще сидел на стуле. Он дергался, упирался ногами в пол и, вздрагивая и елозя ногами по полу, пытался отодвинуться вместе со стулом в сторону. Цумпе удивленно посмотрел на него, упер ему в затылок острие свайки и сказал:

– Сидеть тихо! Тебе очень скоро еще придется подвигаться.

Гомберт все еще не возвращался, хотя Цумпе полагал, что пора бы ему объявиться. Он стоял у трапа и прислушивался, оглядывая палубу, и через некоторое время до его слуха донеслись шаги двух мужчин. Он подумал, что это Гомберт поднимается на мостик вместе с Фрэйтагом. Шаги приближались со стороны бакборта, остановились, послышались снова, и Цумпе увидел Ойгена и Эдди, появившихся прямо под ним у трапа: впереди, нервный и подозрительный, прижав автомат к бедру, двигался Эдди. Позади него – Ойген, усталый, – с небрежно торчащей изо рта сигаретой; Цумпе видел, как они остановились, прислушиваясь к чему-то, и, прежде чем Цумпе успел укрыться, оба разом подняли головы и уставились на него. Они смотрели без удивления, без изумления, без всякой растерянности – смотрели так, как если бы ожидали от него какой-то реакции: может быть, оклика или какого-нибудь движения, а может быть, какой-то мгновенной определенности, и, возможно, они прошли бы дальше, если б он выдержал их взгляд и продолжал стоять на мостике. Но Цумпе вдруг отклонился назад и отступил на пару шагов. После этого тут же услышал, что они поднимаются. Они принялись осматривать мостик, шагая мимо Цумпе, перешептываясь и показывая глазами на лодку, висевшую на шлюпбалках, потом повернули назад и теперь, не спуская глаз с Цумпе, шли прямо на него.

– Где наш доктор? – спросил Эдди.

– В кают-компании, – ответил Цумпе. – Он там квартирует.

– Он должен быть здесь, – сказал Эдди.

– На мостике посторонним делать нечего, – сказал Цумпе.

– Говори, где он, – сказал Эдди.

– Вы обычно все так хорошо знаете, – сказал Цумпе. – Что же вы на этот раз такие беспомощные?

– Здесь какая-то дверь, – сказал Громила и дернул за ручку, попытавшись открыть дверь штурманской.

– Убери лапы! – сказал Цумпе. – Сюда никто не имеет права входить, кроме капитана и штурмана.

Ойген покачал головой, засмеялся глупым прерывистым смехом и снова подергал дверь, так что Цумпе невольно придвинулся ближе, держа свайку наготове в кармане.

– Открывай, слышишь, – сказал Ойген.

– На это имеют право только капитан или штурман!

– И еще мы, – сказал Эдди. – Если мы тебе приказываем, это значит, что тебе приказывает сам капитан. Или тебе не ясно?

– У него, видать, башка неважно соображает. Хорошо бы по ней стукнуть.

Громила еще раз дернул за ручку, потом наклонился и заглянул в замочную скважину. Эдди в это время наблюдал за его лицом, как будто хотел определить, что его брат увидел в рубке. И в ту же секунду Цумпе выхватил из кармана свайку и замахнулся. Он уже выбрал точку – между ключицей и шеей, куда должно было войти острие свайки, но, прежде чем его рука успела опуститься, Ойген, который уже заметил в рубке связанного доктора Каспари, повернул голову, увидел занесенную над братом руку и резким ударом локтя оттолкнул Эдди в сторону, так что Эдди отбросило к поручням. Он оттолкнулся от них, как боксер отталкивается от канатов, и в ту же секунду нажал на спуск автомата.

Ствол автомата рассек воздух по косой линии, снизу вверх, разбрызгивая из дула осколки пламени. Очередь пропорола тело Цумпе от бедра до ключицы, ураганным шквалом отбросила его назад, и он казался удивленным, когда медленно оседал, и, осев, какое-то мгновение удивленно же смотрел в никуда, а потом упал лицом вниз.

– Ну вот видишь, – грустно сказал Ойген, – видишь, как оно обернулось…

Эдди откинул ногой с пола стреляные гильзы и сказал:

– Поторопись, они сейчас заявятся! Нам надо действовать.

– А доктор-то наш здесь! – сказал Ойген.

– Тогда открывай!

– Я уже пробовал, – сказал Ойген, – дверь не поддается.

– Ну-ка, посторонись, – сказал Эдди, – отойди назад!

Он направил ствол автомата на дверной замок и нажал на спуск. Пули искромсали, разбили замок и отбросили дверь внутрь. Пока Эдди, поводя автоматом из стороны в сторону, наблюдал за трапом, Ойген вошел в рубку и развязал доктора Каспари, который, болезненно усмехаясь, массировал себе суставы рук и затылок. Потом вытащил сигарету, с необычайной тщательностью ввернул ее в мундштук и закурил.

– Спасибо, Ойген, – вежливо сказал он. – Я не забуду твоей помощи.

– Нам надо смываться, – сказал Громила.

– Зачем? Что нам мешает сейчас пойти и спокойно позавтракать?

– Один из них лежит за дверью, и он больше не встанет, – сказал Ойген. – Тот самый карлик, он все напрашивался…

– Я все слышал, – сказал доктор Каспари.

– Идите сюда оба! – крикнул Эдди с мостика.

– Эдди начинает серчать, – сказал Ойген.

– Тогда пойдем к нему, – ответил доктор Каспари.

Когда они вышли, с палубы доносились голоса членов команды – голос Фрэйтага, глухой голос Ретгорна и растерянные слова кока: «Вот здесь стреляли. Я слышал, как здесь стреляли!» И потом внизу послышались шаги, топот по ступеням трапа, а затем над площадкой показалось лицо Фрэйтага. Он не без удивления обнаружил, что поднимается навстречу Эдди и нацеленному на него автоматному дулу, но не приостановил движения, продолжая подниматься дальше – решительный, собранный, как будто дуло автомата, которое в него глядело, требовало сосредоточения всех его сил. Фрэйтаг поднялся еще на несколько ступеней и, возвышаясь над верхним краем трапа в половину роста, остановился, выждал какое-то время и теперь смотрел на Эдди, который, широко расставив ноги, с невозмутимым, таящим в себе любую неожиданность спокойствием наблюдал за ним и потом чуть слышно сказал:

– Дальше ни шагу!

Фрэйтаг повиновался. Предупреждение подействовало на него успокоительно, он чувствовал, что здесь рубеж, и, если он этот рубеж не переступит, ничего не произойдет, и он отвел взгляд от Эдди и посмотрел туда, где лежал Цумпе.

– Назад! – сказал Эдди. – Спускайтесь вниз и ждите, пока мы не сойдем. Мы сейчас спустимся.

– Пожалуйста, прошу вас, – сказал доктор Каспари, – освободите трап.

Фрэйтаг опять повиновался, подвинулся назад. На мостике пошептались, и после этого те трое удалились в сторону бакборта, так что они никого не встретили, когда сошли вниз и двинулись – Эдди впереди, доктор Каспари замыкающий – в направлении кают-компании, которую Громила предусмотрительно запер на ключ.

Лишь после того как они затворили за собой дверь, Фрэйтаг, Гом-берт и Ретгорн вышли из камбуза, который послужил им укрытием, и поднялись на мостик.

Гомберт опустился на колени у тела Цумпе и перевернул его: увидел лежащую на полу свайку, которую сам отдал ему, и полоску крови, повторяющую след, который пули пропороли в теле Цумпе, – от бедра до ключицы. На лице вахтенного все еще лежало выражение мучительного удивления, застывшее окончательно, словно маска.

– Снеси его вниз, – сказал Фрэйтаг Гомберту.

– Куда – вниз?

– Отнеси его в форпик, в кладовку.

– Что, я все должен делать? – спросил Гомберт.

– Почему ты задаешь вопросы?

– Придет посыльное судно и возьмет его на берег.

– Не знаю… – сказал Фрэйтаг. – Пока что снеси его вниз.

Гомберт поднял мертвое тело на плечи и пошел с ним к трапу, а Фрэйтаг отворил покачивающуюся туда и обратно дверь рубки, выложил на стол то, что недавно принадлежало Цумпе, и накрыл все это вахтенным журналом.

– Что ты собираешься предпринять? – спросил его Ретгорн. – Мы должны уведомить дирекцию о его смерти, да и родственники Цумпе должны об этом узнать.

– У Цумпе не было родственников, – сказал Фрэйтаг. – Мне неизвестно, где он пропадал и что делал в то время, пока мы бывали на верфи. Я знаю только то, что его никто никогда не ждал.

– Тогда об этом должны узнать в дирекции, – сказал Ретгорн.

– Он ослушался приказа, – сказал Фрэйтаг. – Цумпе не выполнил того, о чем мы договаривались.

– Скажи лучше, что ты всю вину хочешь свалить на него.

– Нет, не на него, – сказал Фрэйтаг. – А на того, кто отрезал чалу у лодки. Если бы Золтоу отремонтировал их лодку, их бы на корабле уже не было, и мы могли бы дать на берег радиограмму и позаботиться о том, чтобы они ушли не дальше чем на двадцать миль.

– Я чалу не отрезал, – сказал Ретгорн.

– Тогда кто же?

– Не я, и я никому не говорил, чтобы отрезать чалу. Даю тебе слово.

– Ты знаешь мое мнение насчет твоего честного слова, – язвительно заметил Фрэйтаг.

– Во всяком случае это был не я, – сказал Ретгорн.

– Оставь меня одного, – ответил Фрэйтаг. – Сейчас ты мне больше не нужен.

Он отвернулся, придвинул стул, сел и посмотрел на вахтенный журнал, потом взял его в руки и раскрыл.

Вдруг он поднял голову. Он кожей почувствовал, что дверь за его спиной открылась, почувствовал приближение какого-то человека, его сдавленное дыхание, однако не оборачивался, хотя присутствие постороннего чуть не заставило его это сделать. И тут он услышал мягкий, вкрадчивый голос доктора Каспари.

– Я вынужден был вернуться, – сказал он. – Я предполагал, что вам помешаю, но мне необходимо сообщить вам, что я очень сожалею по поводу случившегося инцидента.

– Это не инцидент, – возразил Фрэйтаг. – Это убийство.

– Вы забываете о том, что произошло это при необходимости к самообороне.

– Я видел то, что видел.

– Когда видит только один, этого недостаточно.

– Подите прочь, – сказал Фрэйтаг. – Идите к своим попутчикам.

– Мои попутчики также сожалеют о случившемся.

– Ни вы, ни ваши попутчики не могут сожалеть ни о чем.

– Возможно, вы и правы, – сказал доктор Каспари, – вероятно, мы и в самом деле никогда и ни о чем не сожалели. Тем не менее я поднялся к вам, чтобы по крайней мере сказать вам: то, что произошло, не должно было произойти.

– Это все? – спросил Фрэйтаг.

– Нет, – вежливо возразил доктор Каспари. – Далеко не все. Я должен сказать вам еще кое-что: мы решили покинуть ваш корабль, и, если вы не отремонтируете нашу лодку в течение двух дней, вы поможете нам добраться до места на своем корабле. Мы заставим вас это сделать.

– Вы кажетесь самому себе очень сильным, я знаю, так, как вы, говорят обычно те, у кого в кармане лежит револьвер. Хотел бы я вас послушать, если бы вы были безоружны или если бы мы тоже были вооружены.

Доктор Каспари заметил лежавшую на столе ручку, бросил взгляд на полку, где лежал вахтенный журнал, взял его и, открыв, начал читать. Оправа его очков была стянута тонкой проволокой, одного стекла не было, и сейчас в лице доктора Каспари было что-то совиное. Не проявляя никакой реакции, он дочитал до конца все, что написал Фрэйтаг, потом положил журнал на стол и вырвал последний из исписанных листов.

– Вы, конечно, позволите, – сказал он, – ведь я действую в согласии с моим мнением о том, что вашему кораблю не помешало бы наконец-то иметь свою маленькую тайну. Кроме того, вы уже знаете – мы не заинтересованы в том, чтобы оставлять следы…

– Посыльное судно! – крикнул Ретгорн с вахты на мостике.

– Идет посыльное судно, – сказал Фрэйтаг и поднялся.

– Что это означает? – спросил доктор Каспари.

– Не более того, что вы слышали, – сказал Фрэйтаг. – На подходе посыльное судно.

– То есть к вам гости? – спросил доктор Каспари.

– Приятные гости, – ответил Фрэйтаг.

– Судно задержится надолго?

– Это зависит от нас, – сказал Фрэйтаг, – и еще от того, что мы им расскажем.

– Боюсь, что вам рассказывать особенно нечего.

– Рассказать всегда что-нибудь найдется.

– Отлично, – сказал доктор Каспари, – мы освободим вам кают-компанию и подождем здесь, на мостике, по крайней мере то время, что они будут находиться у вас. Вам известно наше положение, капитан, и вы знаете, к чему мы можем при случае прибегнуть. Учтите это обстоятельство, когда будете беседовать с вашими гостями.

– Что вы от меня требуете?

– Чтобы вы молчали о том, что для вас является главным, – кстати, в хороших рассказах такой прием используется. Необязательно понимать все, нужно оставлять малую толику неизвестности. Если ваши гости начнут задавать вопросы или выражать недоумение, отсылайте их к справочникам.

– Вы…

– Да, что вы хотели сказать?

– Я хотел бы как-нибудь добраться до вас, – сказал Фрэйтаг. – До всех троих, до каждого в отдельности, или, как вам это было угодно, разобраться с вами как мужчина с мужчиной, – вот тогда бы я с вами поговорил! От вашей спеси тогда не осталось бы ровным счетом ничего, вы бы сделались маленькими!..

– На этот счет я не обманываюсь, капитан. Человеческое величие гарантируется не только его претензиями, но еще и анатомией.

Фрэйтаг положил вахтенный журнал назад и спустился по трапу вниз, там уже собралась команда в ожидании посыльного судна. Глубоко зарываясь кормой в воду, оно шло прямым курсом на брандер. Высоко поднятая носовая часть взрезала гребень волны, которая била в борт судна. Судно быстро увеличивалось в размерах, и вот уже один из сидящих на корме махнул им рукой, встал на ноги, взялся за штурвальный рожок и подвел лодку к сходням.

Не поднимая головы, Фрэйтаг взглянул на мостик и увидел Эдди и Ойгена, которые, пригнувшись, стояли за ограждающей перегородкой, и он заметил, что оружие они держали в руках. Прежде чем швартовы, плеснув по воде, упали на палубу судна, Фрэйтаг, кивнув Гомберту, обратился к нему с какими-то словами, и Гомберт подошел к стоявшему у сходней и шепнул ему что-то на ухо. Потом двое вновь прибывших прошли на палубу брандера, на них были тяжелые куртки, оба были огромного роста и небриты. На обоих были черные кепи, брюки заправлены в сапоги. Оба сказали «Привет!» и сунули руки в карманы, многозначительно посмотрев в сторону кают-компании.

– Если я сейчас же чего-нибудь не выпью, – сказал один из них, – я умру на месте. У меня от жажды в глазах темно.

Для начала они выпили рому с чаем, и, пока сидели, окруженные суровыми ликами бывших капитанов брандера, команда выгружала на борт груз и почту. Фрэйтаг пододвинул им коробку с очень хорошими сигарами, вытащил бутылку очень хорошего коньяка, и они выбили свои трубки, отставили чашки, наполненные чаем с ромом, и первый сказал:

– Обычно в продаже, кроме дряни, ничего не найдешь. У вас же все наоборот: на борту самые лучшие товары, и даже к концу зимнего сезона.

– Как настроение? – спросил второй. – Ведь это ваше последнее дежурство.

– Настроение не такое, как обычно, – сказал Фрэйтаг. – Никак не могу представить себе, что нам предстоит покинуть брандер.

– Ждать осталось недолго.

– Я был бы рад, если бы все это уже было позади.

– Почему ты ничего не пьешь? – спросил первый. – Это очень хороший коньяк, и к тому же он твой.

– Сейчас не хочу, – ответил Фрэйтаг.

– В таком случае – твое здоровье, – сказал второй.

Они выпили, потом первый сказал:

– На прощанье нам надо бы взглянуть на твою посудину, прежде чем ее отбуксируют.

– В этом нет необходимости, – сказал Фрэйтаг.

– Хотя бы мельком, – сказал второй.

– Выпейте еще что-нибудь, – сказал Фрэйтаг.

– Идея стоящая, – одобрил первый и, закрыв глаза, понюхал сигару…

* * *

– Не знаю, чем мне восхищаться больше, – говорил доктор Каспари Фрэйтагу. – Вашей осторожностью или вашей стойкостью. Так или иначе, без вашей помощи ваши друзья вряд ли смогли бы пересесть на судно. Вы уверены, что они найдут дорогу назад?

– Вас это не должно заботить, – сказал Фрэйтаг.

– Но ведь это ваши друзья, – сказал доктор Каспари. – А их изрядно пошатывало, когда они переходили по сходням. Если бы это касалось меня, я бы за них волновался…

Доктор Каспари забросил за голову тонкий ремешок бинокля: он вынес из рубки стул, сделал в сторону Фрэйтага какой-то жест, прося позволения, и сел. В бинокль он долго смотрел вслед удаляющемуся судну, наблюдая, как все ближе клонился к воде подслеповатый свет кормовых огней.

– Я полагаю, они скоро будут на берегу, – сказал доктор Каспари. – Я все чего-нибудь ожидаю. Вот уже много лет я рассчитываю наперед каждый свой день, имея в запасе целую пачку квитанций.

Запас ваших квитанций пополнится, и, может быть, очень скоро, – заметил Фрэйтаг.

– Тем лучше, – сказал доктор Каспари. – В конце концов каждый должник рассчитывает на перемену обстоятельств.

– В этом смысле о вас позаботятся, – сказал Фрэйтаг.

Говоря с доктором Каспари, Фрэйтаг стоял, опираясь о поручни, и не смотрел на него. Теперь же он обернулся и сказал: