Текст книги "Брандер"
Автор книги: Зигфрид Ленц
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
– Что-нибудь случилось? – спросил доктор Каспари.
– Этот тип работал вместе со своими дружками в лодке, в нашей лодке, – сказал Эдди. – Я стоял наверху и смотрел, как они там что-то такое изображали, они, видите ли, вроде бы работали, эти расчудесные инженеры…
– Лодка отремонтирована? – спросил доктор Каспари.
– Она никогда не будет отремонтирована, – сказал Эдди. – Они, видите ли, работали исключительно молотком.
– Что с нашей лодкой? – нетерпеливо спросил доктор Каспари.
– Теперь ее можно списать. Я смотрел, как они там что-то такое изображали, пока вот этот тип, – Эдди кивнул на распростертого перед ним Цумпе, – не бросил что-то за борт. Мне кажется, это были свечи. Я заставил его подняться на палубу, и, если бы я за ним не присмотрел, меня бы сейчас с вами не было. Он пришиб меня канатом, он меня зацепил.
И он снова замахнулся ногой и ударил Цумпе под лодыжку.
– Оставь его, – сказал доктор Каспари. – Сядь. И ты тоже сядь, Ойген.
– Мне нужно идти, – сказал Ретгорн, – у меня дела.
– Можешь идти, – разрешил ему Фрэйтаг.
Ретгорн выждал, пока доктор Каспари не поглядел на него и не сказал ему: «Вы свободны, однако напомните вашему радисту – мы не заинтересованы в том, чтобы он связывался с мотоботом». После этого Ретгорн и с ним вместе Фред покинули кают-компанию, а Фрэйтаг склонился над Цумпе, приподнял его со стола и пересадил в одно из кресел, туго прикрученных к полу кают-компании. Фрэйтаг похлопывал Цумпе по щекам, надавливал на плечи – до тех пор, пока Цумпе не встряхнулся и не встал, но при этом он ничего не видел и ничего не говорил.
– Это я! – кричал ему Эдди. – Мы с тобой все еще в море!
– Оставь его в покое, – сказал доктор Каспари. – Сейчас нам надо подумать о том, как быть с лодкой.
– Насчет лодки лучше всего знает он, – кивнул Эдди в сторону Цумпе.
– Ты пробовал завести мотор?
– На этой лодке нам не добраться даже до островов.
– Жаль, – сказал доктор. – В определенном отношении это даже неприятно, я имею в виду, что это неприятно для вас, капитан. Вы хотели помочь нам с ремонтом.
Фрэйтаг молчал.
– Вы видите, что из этого получилось, – продолжал доктор Каспари. – Кто-то из ваших людей, по всей видимости, не согласился с вашим намерением и сделал так, что мы не можем теперь воспользоваться своей лодкой. Это была его оплошность, потому что теперь мы вынуждены взять напрокат вашу лодку. Нас ждут в Фааборге, и я не вижу иной возможности поспеть туда вовремя, кроме как на вашей лодке. Мы ее снова спустим на воду.
Фрэйтаг бросил взгляд в сторону шлюпбалок, где была закреплена их лодка, и различил спину Золтоу, который склонился над мотором, и еще он увидел над бортом руку Золтоу, в руке он держал разводной ключ. Фрэйтаг обернулся назад и заметил, что доктор Каспари тоже смотрит в сторону шлюпбалок, и в эту минуту почувствовал, что освободился из плена этого взгляда, который, казалось, всегда и везде неотступно следовал за ним.
– Ах, – вздохнул доктор Каспари, – я предполагаю, что ваша лодка тоже вышла из строя?..
– Это старая лодка, – сказал Фрэйтаг.
– Я это знаю. Но все же вы понимаете, о чем я говорю…
– Вы не возьмете нашу лодку, – сказал Фрэйтаг, – она нам необходима.
– Мне это чрезвычайно неприятно, нам эта лодка так же необходима. Нас ждут.
– Как хотите, но свою лодку я вам не отдам.
– Мы возьмем ее у вас на время.
– Лодка не будет спущена на воду.
Доктор Каспари улыбнулся, в задумчивости потер свое именное кольцо о бедро, после чего поднялся и сказал своим:
– Пойдите на палубу и осмотрите лодку. Если она в порядке, спускайте ее на воду…
– Вы не спустите лодку на воду, – сказал Фрэйтаг, когда они остались одни. – Вы не можете не знать, что значит для нас остаться без лодки.
– Для вас это значит ровно столько же, сколько и для нас, – сказал доктор Каспари. – И поэтому я выступаю с предложением, капитан. Сделайте так, чтобы мы могли покинуть ваш корабль, и тогда у вас не будет никаких забот. Не пытайтесь заякорить нас здесь, не уподобляйте нас вашему кораблю и прежде всего предупредите ваших людей. Если ваши люди станут саботировать ваши приказания, может случиться «нечто», и это «нечто» будет не в ваших интересах. У меня есть свои причины предупредить вас, потому что я знаю Ойгена, равно как и его брата. Сделайте так, чтобы мы могли вас покинуть, прежде чем мы станем выказывать свое нетерпение.
– А что может случиться, если вы начнете выказывать свое нетерпение? – спросил Фрэйтаг.
Доктор Каспари вытащил из кармана длинный мундштук и портсигар, с нарочитой медленностью вкрутив сигарету в отверстие мундштука, он прикурил ее и, пыхнув несколько раз, ответил:
– Вы настаиваете на возможных подробностях?
– Может быть, мне сказать вам, из каких мест вы прибыли на мой корабль? – спросил Фрэйтаг.
– Лично я на этот счет не обманываюсь, – сказал доктор Каспари.
– У вас, кажется мне, рыльце в пушку, поэтому-то вы и хотите исчезнуть.
– Вот видите, – сказал доктор Каспари, – я наперед знал, что вы не сможете мне сказать ничего, кроме банальной правды. Еще одной причиной больше для того, чтобы нас здесь не было. Поговорите с вашими людьми. Это стоит сделать, это избавит вас от сюрпризов, а мы не очень хотели бы их вам преподносить. Вы сами увидите, что это сделать необходимо.
Эдди вошел в кают-компанию и остановился у дверей. В руках у него был опять все тот же нож.
– С ихней лодкой пустой номер. Ее нельзя спускать на воду, – сказал он угрюмо.
– Как я понимаю, у нее тоже нелады с мотором?.. – спокойно спросил доктор Каспари.
– Это только из симпатии к нам, – ответил Эдди.
– В таком случае мы отказываемся от идеи касательно лодок и воспользуемся последней возможностью.
– Что вы понимаете под последней возможностью? – спросил Фрэйтаг.
– Ваш корабль. – Доктор Каспари повернулся к капитану.
– Вам не удастся заставить нас покинуть то место, где мы сейчас находимся.
– Вы это знаете наверняка уже сейчас? – спросил доктор Каспари.
– И вы даже не попытаетесь это сделать, – сказал Фрэйтаг. – Знаете ли вы, что произойдет сразу же после того, как обнаружится, что нас нет на месте?..
– В Фааборге по этому поводу вряд ли станут волноваться.
– Сразу же будет сообщено на берег, и в море выйдут поисковые суда, в воздух поднимутся самолеты, и они обнаружат вас прежде, чем вы успеете добраться до вашего Фааборга.
– Ну это еще надо попробовать.
– Что ж, пожалуйста, пробуйте, – сказал Фрэйтаг. – Выбирайте якорь, ставьте парус – и попутного вам ветра. Из нас ни один с вами не поедет.
– Что, у вашего корабля неполадки в машинном отделении? – спросил доктор Каспари.
– У брандера нет машинного отделения, – сказал Фрэйтаг. – Брандер не приспособлен для плавания, он оборудован для стоянки.
– Рожденный пленником, – сказал доктор Каспари.
– Я вас предупреждаю, – повторил Фрэйтаг, – если брандер покинет свой пост…
– Что тогда?
– Это будет иметь такие последствия, которые трудно предугадать. Если корабль терпит катастрофу и тонет в открытом море, это просто засчитывается как отдельно взятый несчастный случай, и за это расплачиваются своими жизнями сами матросы. Но если брандер покидает свой пост, на море кончается всякий порядок…
– Порядок, капитан, – это удел тех, у кого нет ни на йоту фантазии. Как видите, в этом пункте мы с вами не сходимся. А теперь я снова выступаю с предложением: переговорите со своими людьми. Мы готовы покинуть ваш корабль, пользуясь своей лодкой, на ваш брандер мы смотрим как на последнюю возможность. А для того чтобы нам не держаться за последнюю возможность, необходимо, чтобы наша лодка была отремонтирована. Значит, вам следует переговорить с вашим машинистом и втолковать ему, что нас ожидают и, значит, дело у нас спешное. Я не хотел бы назначать вам какой-нибудь срок, но вы, вероятно, и сами понимаете, что у нас время ограниченно. С вашего позволения, мы втроем устроимся в кают-компании. Приходится только удивляться, какие неудобства надо терпеть под давлением обстоятельств…
Доктор Каспари улыбнулся, а Фрэйтаг, не удостоив его ответом, двинулся прочь из кают-компании, прошел в дверь, не взглянув на Эдди, который небрежно посторонился, давая ему дорогу, и прошел на спардек.
У шлюпок Фрэйтаг увидел Громилу, дробовик свободно болтался у него на бедре. Фрэйтаг прошел мимо него и направился в каморку Ретгорна.
Фрэйтаг вошел в каморку и увидел, что Ретгорн в расстегнутом пиджаке лежит на своей койке, а на табуретке перед ним сидит Фред.
Фрэйтаг почувствовал, что прервал их беседу и что теперь, когда он вошел, они не хотят продолжать разговор. Он снял фуражку и сел на край постели, вытащил из пачки Ретгорна сигарету, прикурил ее и продолжал молчать, сидя между штурманом и сыном.
– Хорошеньких гостей мы к себе пригласили, – после некоторого молчания подал голос Ретгорн.
– Ты о них что-нибудь слышал?
– Об этих господах было упоминание даже по радио, по крайней мере о двух из них. Самое удивительное то, что сходятся не только все приметы словесного портрета, но даже имена!..
– Когда была передача?
– Они сделали сообщение в передаче последних известий. Эти двое, которые братья, оказывается, родом из Целле, оба вооружены, и их следует опасаться – собственно, в этой информации для нас ничего особенно нового нет. Один из них застрелил почтальона. Почтовая сумка пока что не обнаружена.
– Хотел бы я знать, с какого боку здесь замешан этот третий – доктор Каспари или как его там… – сказал Фрэйтаг.
– По радио упоминались двое, которые братья. Они оба сбежали средь бела дня из каторжной тюрьмы.
– Доктор Каспари и эти двое при всем при том не одного поля ягоды.
Ретгорн поднялся с койки, застегнул пиджак, надел туфли, завязал шнурки и выжидающе посмотрел на Фрэйтага.
– Когда мы их будем брать? – спросил он.
Фрэйтаг с изумлением и какой-то вымученной улыбкой смотрел мимо Ретгорна. Взгляд у него был отсутствующий, в лице никакого движения – как если бы он увидел что-то, что целиком завладело его вниманием, и потому он забыл и о Ретгорне, и о его вопросе, и о Фреде. Так он сидел до тех пор, пока Ретгорн не вскочил и, тронув его за плечо, не спросил:
– Ну так когда?..
Теперь поднялся Фред, подошел к двери, прислушался, потом присел на середине каюты на корточки рядом с отцом и прошептал:
– Ты не имеешь права отпускать их с корабля, ведь теперь ты уже знаешь, кто они такие, и, кроме того, теперь уже поздно. Если мы захотим, они не сойдут с нашего корабля. Мы их скрутим, а потом отошлем на берег вместе с посыльным судном!
– Да, – задумчиво проговорил Фрэйтаг. – Да, все это только легко сказать…
– Так что же ты все-таки думаешь делать? – сердито спросил Фред и, резко поднявшись на ноги, отошел к Ретгорну, который стоял у раковины и мыл руки.
– Я хочу, чтобы наше последнее дежурство обошлось благополучно, – сказал Фрэйтаг. – Да, именно благополучно. И еще я хочу, чтобы все мы вернулись на берег целыми и невредимыми. И чтобы все остались живы.
– Ты ырел, что они сделали с Цумпе? – спросил Ретгорн, вытирая руки и до хруста сжимая пальцы.
– Да, я это видел, – ответил Фрэйтаг. – Цумпе совершил ошибку.
– О да, – с вызовом проговорил Ретгорн. – Он совершил ошибку, выйдя в море и притащив их сюда. Ему не следовало этого делать – пусть бы их унесло в море, подальше от нас…
– Если бы мне пришлось их вытаскивать опять, я бы это сделал, – сказал Фрэйтаг. – Я не оставлю в море человека, даже если буду знать, кто он таков на самом деле.
– Один из них убийца, – заметил Фред. – И ты хочешь дать ему уйти? Может быть, ты дашь ему на дорогу термос с горячим кофе?
– Перестань говорить в таком тоне, – тихо ответил Фрэйтаг. – Ты не член команды.
– Фред прав, – сказал Ретгорн. – Мы не можем дать им уйти. Мы должны помешать этому. И мы можем это сделать.
– А если их автоматы придерживаются другого мнения?..
– Мы должны что-то предпринять. Это наша обязанность.
Фрэйтаг устало приподнял плечи.
– Перестань, – сказал он. – Меня тошнит от этого слова – «обязанность». Я не могу слышать его без того, чтобы меня не потянуло на рвоту.
– Ну хорошо, – согласился Ретгорн. – Что ты предлагаешь? От чего тебя не потянет тошнить?
– Золтоу возьмется ремонтировать их лодку. Он может заниматься этим в нашей мастерской.
– Итак, ты хочешь оставить их на борту, – сказал Ретгорн и, взяв щетку, принялся чистить манжеты своих брюк.
– Я хочу сохранить команду и доставить ее на берег в целости и сохранности, – сказал Фрэйтаг. – Больше я ничего не хочу.
– Ты знаешь, на что идешь, – сказал Ретгорн. – Ты несешь ответственность.
– Я не хочу, чтобы в команде кого-нибудь недоставало, когда мы будем возвращаться в порт. И поэтому ты переговоришь с Золтоу. Пусть займется ремонтом их лодки. И пусть не затягивает. Это все.
Ночью Фрэйтаг лежал с зажатой во рту холодной сигаретой, скрестив руки за головой и обратив взгляд на койку, на которой спал его сын.
Он знал, что не уснет, лежал и ждал до тех пор, пока не услышал шаги Цумпе, который должен был сменить на вахте Гомберта. Затем он встал и оделся. Осторожно, будто опасаясь потревожить сон Фреда, он вышел из каюты, прошел на палубу и остановился в тени дверей. Небо было затянуто облаками, влажный воздух отдавал холодом. Ярко мигающий луч их светосигнальной системы вспарывал ночной воздух. В темени над водой луч словно бы пробивал просеку, морская птица чертила в ней косую линию полета.
Фрэйтаг оттолкнулся плечом от стены и вышел из тени; со стороны бака, там, где находился камбуз, он услышал торопливые шаги, чертыханье и приглушенный, заговорщический оклик, и он пошел на звук и остановился у самой перегородки камбуза. Он не пытался подслушивать, да если бы и попробовал сделать это, он бы ничего не услышал: они переговаривались так тихо, будто изъяснялись знаками, а в том, что они переговаривались, он не сомневался.
Первым вышел Филиппи. Вслед за ним – Ретгорн и Золтоу, и Фрэйтаг видел, как они, плотно прижавшись к стене, стояли шпалерой неподвижной угрозы. Кто-то из них сделал знак рукой, в которой был зажат какой-то острый предмет, – Фрэйтаг не видел, кто это был, – и вот они двинулись гуськом в сторону кают-компании. Все трое были вооружены. Фрэйтаг двинулся за ними. Он шел, не таясь, в упругом свете, падающем с фок-мачты на палубу, не окликая их и не упреждая их намерения до тех пор, пока Золтоу не услышал его шагов. Все еще пригнувшись, машинист резко обернулся и, узнав капитана, в ту же секунду едва слышно присвистнул.
– На вашем месте я бы пошел спать! – сказал Фрэйтаг.
– Если ты с нами не идешь, то хотя бы не мешай нам, – возразил Ретгорн. – Можешь вообще не вмешиваться в это дело, мы с ними как-нибудь и сами сладим.
– Идите по каютам, – скомандовал капитан.
– Мы все равно попробуем, – сказал Ретгорн.
– Но не на этом корабле, – повернулся к нему Фрэйтаг. – Я этого не допущу, пока я здесь капитан.
Он умолк, поразившись тому, что это он такое сказал, ибо все годы, что он командовал кораблем, не было ни одного случая, когда бы он воспользовался своим положением, и по лицам Ретгорна и его сообщников, взглянувших на него удивленно и вместе с тем скептически, он тут же понял, что сказал нечто, чего вовсе не хотел говорить.
– Расходитесь, – сказал он. – Идите спать со своими железками.
– Я бы лучше отнес эти штуки в слесарную мастерскую, – услышали они вдруг чей-то голос. – Им место скорее там, чем в постелях.
В отворенной двери кают-компании стоял доктор Каспари. У него за спиной виднелась фигура Ойгена Куля с болтающимся у бедра дробовиком; ухмыляясь, Громила подождал, пока доктор Каспари не вышел на палубу, после чего закрыл дверь изнутри.
– Эй, на палубе! Что случилось? – крикнул с вахты Цумпе.
– Ничего не случилось, – ответил доктор Каспари. – Просто мы знакомимся с непорядками в работе ночной смены.
– Пошли, – сказал Ретгорн, и он, и Филиппи, и Золтоу двинулись по палубе. Доктор Каспари, сощурясь, смотрел им вслед, пока они не скрылись, потом обратил лицо к Фрэйтагу и сказал:
– Мне отлично спалось, только вот их голоса меня разбудили.
– Весьма сожалею! – сказал Фрэйтаг. – Я должен подняться на мостик.
– Позвольте мне вас сопровождать.
– Я вам не могу этого запретить.
– Это верно, – сказал доктор Каспари. – Хотя это звучит странно, но соответствует положению вещей.
Они поднялись на мостик, и Фрэйтаг открыл штурманскую рубку, стены которой были увешаны морскими картами и в ней находился широкий приземистый стол, а рядом с ним стул. Стол был накрыт толстой стеклянной пластиной, под которой лежала какая-то морская карта. На одной из полок, за спинкой стула, лежали книги и поверх книг тетрадь в твердом переплете.
Доктор Каспари взял тетрадь, перевернул обложку, подошел к электрической лампе и принялся бегать глазами по странице.
– Ваш вахтенный журнал? – спросил он.
– Да, – ответил Фрэйтаг.
– В нем отмечается все, что происходит на борту, не так ли?
– Да, все.
– Это ужасно, – сказал доктор Каспари. – Жизнь на корабле должна быть ужасной, в ней ведь регистрируется каждый день, отмечается каждое событие. Жизнь превращается в сплошную бухгалтерию.
– В этом есть свои преимущества, – сказал Фрэйтаг.
– Ах, – сказал доктор Каспари, – я всегда пытался изгладить, стереть из памяти события, которые выходят за рамки обычного. Ну скажите – что вам может принести новый день, если на него падает тень предшествующего?
– Он может принести расплату.
– Резонно, – улыбаясь, проговорил доктор Каспари, затем, продолжая листать, спросил: – Я предполагаю, что мы тоже удостоились чести быть упомянутыми в вашем дневнике?
– Пока нет, – сказал Фрэйтаг.
– Вероятно, вы только что собирались это сделать?
– Я вынужден это сделать. В вахтенный журнал заносится все, что происходит на борту.
– Я знаю, – сказал доктор Каспари, – вы хотите запечатлеть, увековечить происшедшие на корабле события. А что случится, если вы вообще не станете упоминать о нашем визите, а просто оставите пробел, чтобы в дальнейшем никому и в голову не пришло вникать в то, что тут у вас в действительности произошло? Постарайтесь вообще ни о чем не упоминать.
– Дайте мне вахтенный журнал, – сказал Фрэйтаг.
Доктор Каспари положил журнал на стол и мягкими, вкрадчивыми движениями принялся полировать свое именное кольцо о бедро, время от времени поднося руку поближе к свету электрической лампы; при этом он наблюдал за Фрэйтагом, который взял в руки вахтенный журнал, раскрыл на первой попавшейся странице, перелистал дальше, потом захлопнул и поставил его на полку, не внеся никаких записей.
– Мы друг друга поняли, капитан, – сказал доктор Каспари. – Мне кажется, на борту нет ни одного человека, с которым я бы находил общий язык так же легко, как с вами.
Это прозвучало очень убедительно, как некое признание, и Фрэйтаг поднял изумленное лицо и выжидающе посмотрел на своего собеседника. Но уже в следующую минуту на лице доктора Каспари вновь проступила фальшивая улыбка – оно изменилось так же неожиданно, как неожиданно меняется вид спокойного моря, и Фрэйтаг поднялся и вышел на мостик.
– Мне можно постоять рядом с вами? – сказал доктор Каспари.
– Я не могу вам этого запретить, – сказал Фрэйтаг.
Под беззвездной чернотой небосклона показались огни идущего к берегу корабля. Мигающий луч брандера, будто указывая дорогу, вспыхнул навстречу ему, погас и снова вспыхнул.
– Они нас оттуда видят? – спросил доктор Каспари.
– Мы служим для них ориентиром, – сказал Фрэйтаг. – Нас видно на расстоянии пятнадцати морских миль.
– Следовательно, они ориентированы на нас…
– Они ориентированы на световую сигнализацию корабля, – сказал Фрэйтаг.
– Отлично, – сказал доктор Каспари. – Хорошо. Значит, там, на кораблях, все равно, додают им сигналы мои люди или вы?
– Что вы задумали?
– Ничего. Я лишь пытаюсь осмыслить дело, как оно есть. А если курс вдруг оказывается неверным, если вдруг, неожиданно, без предупреждения меняется сигнализация – что они тогда станут делать? По всей вероятности, все то же, к чему они привыкли, – примут к сведению изменившийся сигнал и, не сбавляя скорости, врежутся в песчаную банку?.. И только когда уже совсем завязнут, тогда-то они вспомнят, что кое о чем забыли: поинтересоваться теми, кто им этот курс дал.
– Для того-то мы здесь и находимся, – сказал Фрэйтаг, – и моряки знают, что на нас можно спокойно положиться. До сих пор мы их не подвели ни разу.
– Но сейчас вы на борту не один, – сказал доктор Каспари.
– Я это заметил, – сказал Фрэйтаг.
– А те, которые сейчас вон там, на корабле, об этом ничего не знают, – сказал доктор Каспари и показал на ярко освещенный огнями корабль, который, вспенивая воду, подходил к ним, чтобы пройти мимо.
– Они у нас в руках, и нам не стоило бы труда посадить их на мель. Они ведь будут придерживаться того, как мы их поведем, не так ли?
– Да, – сказал Фрэйтаг. – Так оно и есть.
– Больше я ничего не хотел узнать, капитан. Не хотите ли сигарету?
Фрэйтаг показал ему на незажженную сигарету, которую держал зажатой в губах, отрицательно покачал головой, поднял бинокль ночного видения к глазам и посмотрел на приближающийся корабль. Это был пассажирский пароход с освещенной средней палубой и двумя рядами ярко светящихся иллюминаторов, которые мягко и празднично скользили в темноте, как две цепочки маленьких лун.
– Пока мы находимся на борту брандера, – сказал он, – капитаны судов могут на нас положиться.
– Хорошо, что вы в этом убеждены, – сказал доктор Каспари. – Значит, вы позаботились о том, чтобы все осталось без изменений и лодка была отремонтирована.
Фрэйтаг закрыл глаза, положил руки на поручни и стоял, не говоря ни слова, как если бы испытывал напряжение, потом он сказал:
– Что бы ни случилось, корабль не покинет свой пост. Может случиться все, что угодно, но только не это. Корабль останется на месте.
– Это вам решать, – сказал доктор Каспари.
Фрэйтаг молчал. Он склонился над поручнями, посмотрел на палубу, по которой, волоча ноги и громко посапывая, передвигалась чья-то фигура; фигура – Фрэйтаг узнал Громилу – прошла к трапу и, секунду помешкав, перемахнула через борт и исчезла; пришвартованная к кораблю лодка громко ударилась об обшивку, потом послышался резкий стук, как если бы кто-то спрыгнул в лодку, и Фрэйтаг понял, что в эту минуту из чужаков на корабле остались двое: доктор Каспари, который стоял рядом, и Эдди – тот был в кают-компании.
– Это Ойген, – сказал доктор Каспари. – У него в лодке кое-какие дела. – Потом, наклонив голову в сторону Фрэйтага, добавил: – Сейчас на корабле только двое. Мне кажется, капитан, что вы только что об этом думали.
– Да, я успел об этом подумать.
– Сейчас вы можете сделать так, что на борту останется только один из нашей компании – Эдди.
– Послушайте, – сказал Фрэйтаг. – В своей жизни я встречал много людей, я видел их на взлете, видел, как они находили свое место под солнцем, видел, как они скатывались на дно, и я все мог понять в них, даже то, какую они себе при этом выбирали смерть. Но вас я понять не могу. Вы совсем не того сорта, что те двое ваших. Вы, как говорится, особый случай.
– Это верно, – сказал доктор Каспари. – У меня всегда было достаточно честолюбия, чтобы представлять собой особый случай. К этому я всегда стремился.
– И вам это удалось, – сказал Фрэйтаг, и он вдруг схватил бинокль, приставил его к глазам и посмотрел на серую, стального цвета воду, по которой, колыхаясь и образуя длинную цепочку, плыли бумажные четырехугольники – они слабо белели в наступающих рассветных сумерках и медленно отдалялись в сторону побережья.
– Вы видите эти белые прямоугольники? – спросил Фрэйтаг.
– Да, – сказал доктор Каспари.
– Что это?
– Письма. Мои друзья сели в лодку с сумкой, набитой письмами. Я предполагаю, что Ойген сейчас сидит внизу и рассылает их таким странным способом.
– Если ветер не изменит направления, эти письма, может быть, уже завтра прибьет к побережью, – сказал Фрэйтаг. – Во всяком случае какую-то часть их.
– Вы правы, – сказал доктор Каспари, и Фрэйтагу стало чуть ли не жутко оттого, что доктор Каспари опять сказал то, о чем он только что думал. – Если ветер и течение не изменят направления, побережье уже завтра будет усеяно этими письмами, и тот, кто их обнаружит, сразу же, надо полагать, позаботится о том, чтобы найти человека, который их отправил.
Доктор Каспари торопливо покинул капитанский мостик, и на этот раз Фрэйтаг пошел вслед за ним; оба они прошли до самого трапа, оба наклонились над поручнями, и оба увидели Громилу, который вскрывал, разворачивал письма, вертел их так и сяк в своей ладони и вдруг прерывал свою созерцательную деятельность для того, чтобы засунуть что-то во внутренний карман пиджака.
Какое-то время доктор Каспари наблюдал за ним – прежде чем окликнуть его и в очень вежливой форме приняться уговаривать не бросать больше писем в воду.
– Это нехорошо, – сказал он, – там, на берегу, найдутся люди, которые эти письма обнаружат, и они постараются сделать все, чтобы найти отправителя. Такой человек, как вы, не может этого не понимать!.. – И это продолжалось до тех пор, пока Громила не кивнул в знак согласия и не вручил все оставшиеся у него письма доктору Каспари.
– За все это вам придется ответить, – сказал Фрэйтаг. – Каждый из тех, кто писал эти письма, и каждый из тех, кто их должен был получить, предъявят однажды свои требования.
– Вы ошибаетесь, – сказал доктор Каспари. – На почте никто своих требований не предъявляет. То, что попадает на почту, как правило, нельзя затребовать назад, и мой друг это знает.
Он замолчал, потому что в этот момент по палубе метнулась тень и уткнулась им в ноги, так что они инстинктивно отступили назад и тут же услышали зазывный голос Гомберта: «Иди сюда, Эдит, ну иди же сюда!..» – повторял он, прищелкивая пальцами, в то время как ворон кружил вокруг ног Фрэйтага и доктора Каспари, а нелепо оттопыренное на сторону, обрезанное крыло птицы волочилось по палубе.
– Иди сюда, Эдит, ну иди сюда!.. – приговаривал Гомберт, и Ойген, передразнив Гомберта: «Иди сюда, ну иди сюда!» – ковырнул ее стволом дробовика.
– Грач… – сказал доктор Каспари.
– Осторожно! – закричал Гомберт. – Не наступите ей на крыло!
Ворон остановился между ногами Громилы, приоткрыв зазубренный на конце, цвета черного графита клюв и нахохлив отливающие синевой перья.
– Осторожно! – предупредил теперь уже Фрэйтаг. – Это не простой ворон, он умеет говорить.
– Ценность этого дара определяется текстами, – сказал доктор Каспари.
– Ну-ка, что ты такое можешь нам сказать? – обратился к ней Громила. – Может, прочтешь нам из молитвенника или расскажешь какую-нибудь сказку?
Ойген нагнулся, медленно опустил руку, растопырив пальцы так, что казалось, будто он хотел ковырнуть птицу в шею, словно вилкой, но, когда он уже хотел к ней прикоснуться, птица вытянула голову, подскочила и впилась клювом в мякоть руки Громилы, который испуганно отпрянул и поднял над палубой вцепившуюся в его руку птицу. Острым клювом она рассекла Громиле мякоть руки и неуклюже шлепнулась на палубу. Вытянув шею, словно собираясь сделать глотательное движение, птица тут же встряхнулась и, сложив крылья, успокоилась.
Ойген посмотрел на окровавленную руку, сжал ладонь, удивленно пощупал ее другой рукой, и вдруг его козлиные, с желтизной глаза превратились в щелки, и на этот раз рука его опустилась так резко, что ворон присел, как это делает курица, когда ее ловят. Громила ухватил птицу за шею и бросил за борт. Подрезанные крылья с шумом заплескались в безнадежном желании полета, и потом громко плеснуло еще раз – когда пернатая с маху упала на воду. Птица не затонула, ее распростертые куцые крылья приняли на себя силу падения и теперь отчаянно бились о воду. Поначалу она прямо шла от борта корабля, затем пошла по кругу, под конец о воду стучало только одно крыло.
– Она даже не попросит о помощи, – сказал доктор Каспари.
Человек с заячьей губой поднял ружье и выстрелил. Крыло птицы задралось и так и осталось висеть, краем окунувшись в воду.
– Вот так-то, – сказал Ойген, перезарядил ружье, резко повернулся к Гомберту и увидел, что тот идет на него, раздвинув и выбросив вперед руки.
– Осторожно! – громко крикнул Фрэйтаг.
– Иди сюда, Эдит, ну иди-ка сюда!.. – сказал Громила, подделываясь под голос Гомберта.
– Стоп, Гомберт! – сказал Фрэйтаг.
– Ну иди сюда, – продолжал говорить Громила. – Давай-ка поближе!..
Он придерживал дробовик на бедре, палец его лежал на спуске, дуло ружья смотрело в живот Гомберта, а глаза сузились.
– Гомберт, назад! – сказал Фрэйтаг.
– Ну еще пару шагов!.. – сказал Ойген и откинул голову, кончик языка проехался по краю рассеченной надвое губы, а окровавленная рука легла под ствол дробовика.
– Гомберт! – резко окликнул Фрэйтаг.
Гомберт растерянно остановился, опустил руки; лицо его передернуло тиком. Он глянул на ствол дробовика, повернулся, подошел к поручням и посмотрел вниз на черное, колыхаемое волной тело птицы, которое уносило течением вслед за вереницей писем.
– Боюсь, капитан, – сказал доктор Каспари, – что нам пришло время покинуть ваше общество. Мои друзья уже проявляют нетерпение. Позаботьтесь о нашей лодке и не забывайте о том, что мы назначили срок. Нам требуется самая малость, и в ней наш выигрыш.
В полдень, когда со стороны островов на корабль надвинулся туман, Фрэйтаг стоял на мостике и прислушивался к работе двигателя какого-то судна, которое подходило все ближе и ближе, через какое-то время прошло в стороне и теперь удалялось, и ни Фрэйтаг, ни Цумпе, дежуривший на баке, не увидели самого корабля.
– Прошел, – тихо сказал Фрэйтаг.
Вышедший из рубки Филиппи, как будто он ожидал этого слова от Фрэйтага, появился у капитана за спиной. Он небрежно бросил в воду окурок, стал рядом с Фрэйтагом, засунул руки в карманы и опустил лицо.
– Мы вроде бы обо всем договорились, – сказал Фрэйтаг. – Больше я тебя ни о чем спрашивать не стану: радируешь самое необходимое, дашь отбой, как ты это всегда делал, и ничего не скажешь дирекции. На борту никаких происшествий не случилось.
– Если тебя слушать с закрытыми глазами, только тогда можно поверить всему, что ты говоришь, – сказал Филиппи.
– Я знаю, что говорю, – сказал Фрэйтаг.
– С чем тебя и поздравляю, – сказал Филиппи.
– А теперь иди и передай свою радиограмму.
– Но перед этим я попрошу тебя подписаться под сообщением.
– Это еще зачем? Все радиограммы ты раньше подписывал сам.
– Раньше, когда я их передавал, мне не надо было на кое-что закрывать глаза.
– Хорошо, я подпишу, – сказал Фрэйтаг.
Филиппи кивнул и со скептической улыбкой на своем ястребином лице молча покинул капитанский мостик; бегающая на роликах дверь радиорубки с грохотом отворилась и с таким же звуком закрылась, и Фрэйтаг вошел в свою рубку, сел за стол, привалился к нему грудью и попытался уснуть.
