Текст книги "Сын Авроры"

Автор книги: Жюльетта Бенцони

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

«Поживите с ней подольше, и потом, только потом, сможете сказать наверняка, что она собой представляет. И я очень удивлюсь, если по прошествии времени ваше мнение не изменится...»

Аврора сначала хотела было потребовать от сына более четких и понятных объяснений, но со временем действительно поняла, что тот имел в виду. Настроение Иоганны отличалось редкой переменчивостью и перепадами от хорошего до совершенно скверного. Более того, настоятельница аббатства однажды с ужасом открыла для себя, что ее невестка, проводя время вдалеке от законного мужа, удовлетворяет свои потребности с мужчинами более низкого статуса... чаще всего – с конюхами.

Подобное поведение выглядело роковым в обществе, где с самой смерти аббатисы, которую позже заменила Мария-Сибилла Саксен-Вейссенфельская, у Авроры больше не было близких. Позже, когда умерла и Мария-Сибилла, проделки невестки вновь помешали Авроре быть избранной аббатисой, и ею стала Иоганна-Елизавета Гольштейн-Готторпская. И тогда графиня фон Кенигсмарк, наконец, решилась – она попросила Иоганну поискать развлечений где-нибудь в другом месте. Это был полный и безоговорочный разрыв отношений.

Та, испугавшись и осознав, наконец, какую опасную игру затеяла, пожаловалась свекру:

«С Морицем мы соединены священными узами брака, и я до сих пор горячо желаю мирной и спокойной жизни для нас обоих, был бы он только чуточку любезнее со мной! Я буду крайне счастлива, если он проявит немного уважения в отношении меня и перестанет грубить всякий раз, как я с кем-то заговариваю. Что касается остального, я готова принести Вашему Величеству клятву, что мое поведение отныне и впредь будет таким, что не вызовет ни единого нарекания».

Августу II ничего не оставалось, кроме как приказать своему сыну вернуться к этой маленькой бедняжке. И вот через два дня после того, как пришло письмо, он вернулся к ней и, забыв о всякой любезности, мрачно заявил:

– Сударыня, мне прекрасно известно, что вы клевещете и жалуетесь на меня каждому встречному. Если вы считаете, что нам лучше расстаться, я не буду против, но если вы хотите остаться со мной, должен предупредить, что вам в таком случае придется вести себя так, как я того требую. Ваше нынешнее поведение я совершенно не одобряю и хочу, чтобы вы впредь изменили его. Даю вам время для принятия решения до завтрашнего дня.

– Несложно догадаться, сударь, откуда взялось в вас это предвзятое отношение ко мне. Ваша мать никогда меня по-настоящему не любила, и если и принимала у себя, то только ради того, чтобы посадить меня на цепь и подчинить своим желаниям. Такова, видимо, моя судьба, как и многих женщин, которые имеют право лишь слепо подчиняться своему мужу. Но знаете что? Я лучше буду сидеть на хлебе и воде, чем приму ее. Вот вам ответ. А что до развода – я против!

– Хотел бы я знать, почему! Совершенно очевидно, что мы с вами не созданы друг для друга. Мы никогда не достигнем взаимопонимания. И о любви и речи быть не может – я вас не люблю.

– Но я-то вас люблю! Вот в чем разница!

И тут Мориц разразился приступом такого дикого хохота, что его отношение к высказыванию супруги стало очевидным:

– Кого вы пытаетесь заставить поверить в это? Похоже, что не меня... А если не так, то расскажите-ка о любовной истории с моим бывшим поручиком Яго [51]51
  Как ни странно, этот Яго действительно существовал, но его роль была незначительной. (Прим. автора.)


[Закрыть], с которым вас видели все и повсюду? Разве не с ним вы потом отправились к себе Шёнбрунн, и не его ли, спавшего в моей постели, принимали там как важного гостя?

– А вы придаете значение всем слухам?! Если бы я полюбила кого-то другого, я бы первая же попросила развод. А я, наоборот, этого не желаю!

– Будьте разумны, Иоганна! Я прекрасно осознаю, что не создан для супружеской жизни, а наш с вами неудачный опыт лишь еще больше утвердил меня в этой уверенности. Давайте разведемся! Вы сможете начать свою жизнь с чистого листа, построить отношения с другим человеком...

– Право же, нет! Мне нравится быть графиней Саксонской... Хоть наша жизнь и далека от той роскоши, на которую я надеялась.

И вновь Мориц рассмеялся:

– Жизнь в роскоши? Откуда у вас такие надежды? Вам надо было бы выйти замуж за моего сводного брата, а не за меня. Королем станет он!

– Короли женятся только на принцессах. А я, увы, таковой не являюсь. Но титул графини Саксонской вполне компенсирует этот недостаток, к тому же благодаря вам он уже окутан ореолом славы и величия, и я не собираюсь это терять. Возможно, однажды вы достигнете того же, чего достиг принц Евгений, и я не упущу шанс оказаться в этот момент рядом с вами.

– Печально, если именно это вы и называете любовью. Но хочу напомнить – я могу погибнуть в первом же бою, в котором окажусь, и вы останетесь ни с чем!

– Значит, я стану вашей вдовой! Очень воодушевляющая перспектива. А как я буду вас оплакивать...

– Даже не надейтесь! Я приложу все усилия, чтобы не доставить вам такого удовольствия! Более того, я сделаю все возможное, чтобы помочь вам избавиться от этого титула, которым вы так дорожите!

– Этого я вам не позволю! Я останусь графиней Саксонской, будете ли вы жив или мертв!

Устав от этой бесполезной дискуссии, Мориц выпрямился, расправил плечи и решил направиться к своей нынешней любовнице Матильде, танцовщице придворного театра, чтобы немного развеяться. Она сходила по графу с ума, и этот роман ему практически ничего не стоил. У Матильды, юной девушки с темными волосами и гибким телом, были ясные, сияющие глаза, и она напоминала ему о Розетте. Она всегда относилась к нему со вниманием и была весела, и рядом с ней можно было легко забыть об этом ужасном, неудавшемся браке, разрушить который будет очень непросто. Мориц знал, что его женушка завела привычку делиться всеми подробностями их жизни с Флемингом, то есть фактически и с самим королем.

Морицу и в голову не пришло, что идея о вдовстве, которую он так неосторожно озвучил в споре с Иоганной, надежно укрепится в мстительном сознании Флеминга. Пока что он вновь размышлял о предложении принца Евгения, имя которого в разговоре упомянула его жена, напомнив о достижениях принца: отправиться во Францию, начать другую жизнь, стать кем-то для самого себя, кем-то большим, чем королевский бастард, не лишенный воинских талантов. Похоже, что на этот раз Саксония будет пребывать в состоянии мира довольно долго. А это означает, что здесь в нем не будет никакой нужды... Обдумав все еще раз, он написал матери о своем решении.

Решение сына обеспокоило Аврору. Франция находилась далеко, и с его стороны было слишком неосторожным предоставлять Иоганне столько дополнительных возможностей не только выставить его на посмешище, но и не без помощи Флеминга опорочить в глазах короля. Но она знала своего сына достаточно хорошо, чтобы понимать, что, если он что-то решил, то решил твердо. Поэтому единственное, что ей оставалось – попытаться выиграть немного времени.

* * *

Несколькими месяцами ранее Юта покинула Кведлинбург – ей предстояло выйти замуж. Она отправилась в Гослар, а ее место заняла Цецилия Розенакер.

Она была хороша и очаровательна, и Аврора смутно надеялась, что Мориц увлечется ею настолько, что передумает уезжать во Францию. Способ, который она придумала, чтобы удержать сына, изысканностью не отличался, но накопленный жизненный опыт подсказывал ей, что для достижения поставленной цели все средства хороши, и не стоит зацикливаться на подобных мелочах. Но на этот раз она получила результат, диаметрально противоположный желаемому: Мориц удостоил девушку лишь рассеянным незаинтересованным взглядом... С Иоганной же Цецилия познакомилась чуть раньше, когда графиня гостила в монастыре, и, похоже, они хорошо поладили. Они были одного возраста, и Цецилия быстро привязалась к Иоганне, которую так жестоко отверг этот привлекательнейший из мужчин.

В Дрездене их отношения стали более близкими, и в какой-то момент графиня Саксонская добилась того, чтобы Цецилия уже осталась у них, заменив собой ее горничную. Аврора надеялась, что ее протеже будет проводить больше времени в покоях Морица, а не графини.

Чтобы еще больше подружиться с Цецилией, Иоганна частенько рисовала перед ней радужные перспективы:

– А знаете ли вы, – спрашивала она, – что один значительный господин обратил на вас внимание?

– Значительный господин? Обратил внимание на меня? Мадам, да такого быть не может! Вы верно, надо мной смеетесь.

– Да что вы! Ни в коем случае! У меня и мыслей таких не было. А вы вполне можете попытать удачи с ним, вас ждет прекрасное будущее. Ведь это сам король!

– Боже милостивый! Сам король?! И он обратил на меня внимание?

– Об этом я вам и толкую! Нужно подготовить вас к встрече с ним!

Довольная и взволнованная одновременно, Цецилия Розенакер спешно отправилась к мадам фон Кенигсмарк – ее она считала своей наставницей и предпочитала полагаться на ее мнение больше, чем на свое собственное. Аврора, если и удивилась новости, то не слишком сильно: ее подопечная и в самом деле была очень хорошенькой, и, зная своего бывшего любовника, графиня не находила ничего странного в том, что девушка ему понравилась.

– В таком случае, – сказала она, – интерес короля следует удовлетворить. Вы же и сами прекрасно понимаете, что он может дать вам много больше, чем я, настоятельница монастыря. Он может быть очень щедрым... но, прошу вас! Как только состоится ваша встреча, возвращайтесь сюда и поведайте мне все подробности! Кому, как не мне, руководить вашими действиями, ведь короля я знаю куда лучше, чем госпожа графиня Саксонская...

Цецилия заверила ее, что обязательно именно так и поступит. Она стала готовиться к тому, что ей предсказали, но не без некоторой тревоги. Иоганна, которая с помощью подруги надеялась упрочнить свои отношения с Августом, сообщила ему, что хочет представить ему одну свою знакомую. Встреча была назначена. И вот тот день настал... однако король на встречу так и не пришел. Не явился он и на следующий день. Он просто-напросто уехал в Варшаву, где его присутствия потребовал Флеминг, но Иоганна, не знавшая об этом, принялась срывать гнев из-за неудачи на Цецилии, ведь та сообщила о намечающейся встрече Авроре:

– Это все она! Я готова поклясться, что она нарочно все подстроила, чтобы у нас ничего не получилось! Она злая женщина и никак не может смириться с тем, что давно перестала быть фавориткой Августа! Ко всему прочему, я почти уверена, что она вне себя от ярости из-за того, что мы с вами подружились! Вы ведь теперь мне стали как сестра...

И тут она разревелась, жалуясь Цецилии на все свои страдания, неудачи и унижения, неустанно преследующие ее с того момента, как злой рок скрепил узами брака ее и графа Саксонского. Подруга попыталась утешить ее, но не удержалась и спросила, почему, если она так несчастна, не согласиться на развод.

– Я бы с радостью развелась с ним, – заявила графиня. – После всего, что было, после того как он вытер об меня ноги... Но ведь это он, он отказывается развестись! Мориц – самое настоящее чудовище. Без моих денег он был бы настоящим нищим, вот почему он не хочет развода! Он тратит мое состояние на своих любовниц, расточает его в азартных играх, предается разврату и порочит честное имя своего несчастного отца... И мое тоже! Он продает мои земли, ворует мои драгоценности, чтобы передарить их своей танцовщице. Он не даст мне развод, пока окончательно не доведет меня до нищеты! Как же я его ненавижу! Как же я ненавижу его мать! Это ужасная женщина, гнусная. Я знаю, что она хочет моей смерти! И вашей теперь тоже!

Это событие послужило началом долгого периода страданий графини. Изо дня в день она все глубже и глубже погружалась в пучину переживаний и тоски, рассказывая Цецилии обо всем зле, которое ей причинили Мориц и его мать. Та, как могла, сочувствовала ей и пыталась всеми силами утешить, но на самом деле не замечала ничего из того, о чем говорила Иоганна, в поведении графа. С того момента, как она поселилась у супружеской пары, Мориц стал чаще бывать дома, и, хоть дом и был разделен на две части, он довольно охотно обедал вместе с Цецилией. Когда появлялась его супруга, граф становился менее приветливым и более угрюмым, и тогда Иоганна часами напролет плакалась Цецилии, которой из раза в раз все сложнее становилось найти для нее утешительные слова. Ведь у Морица такие красивые голубые глаза и такая очаровательная улыбка!

Одним утром, когда он еще не вернулся после ночи, проведенной с любовницей, Иоганна, убежденная в полной преданности Цецилии, пригласила ее в небольшой кабинет, где вела переписку. Когда та явилась, графиня встретила ее с самым печальным видом:

– Больше я так не могу! – призналась она. – Эти чудовища сведут меня в могилу, если сейчас же не предпринять никаких действий. К счастью, у меня все еще остались верные друзья. И один из них привез мне из Венеции вот это.

«Это» оказалось небольшой китайской лаковой шкатулкой, в которой обнаружились две фарфоровые коробочки. В каждой из них был насыпан мелкий белый порошок.

– Что это такое? – спросила Цецилия.

– Это – единственный способ вернуть мне свою свободу и спасти мою жизнь! И чтобы им воспользоваться, мне понадобится ваша помощь.

И, так как Цецилия все еще ничего не поняла, Иоганна, пустив слезу, снова расплакалась:

– Я заметила, что мой муж, возвращаясь домой, с огромным удовольствием пьет кофе, который вы ему подаете. Чтобы вернуть мне свободу, достаточно высыпать содержимое одной из этих коробочек на дно его чашки, прежде чем налить туда напиток. Вкус кофе от этого не изменится, и, как мне сказали, сразу же после того как Мориц его выпьет, ничего не произойдет. Но уже через три или четыре месяца его поразит смертельное заболевание. И если он не передумает отправиться во Францию, к тому моменту, как порошок подействует, мой муж будет уже слишком далеко отсюда, чтобы нас могли обвинить в его смерти...

– А для чего же тогда содержимое второй коробочки?

– Ее мы сохраним до того момента, пока моя свекровь не узнает о смерти сына... Тогда все посчитают, что ее в прямом смысле слова убило горе. Понимаете? Я могу изменить свою жизнь! Вам не о чем беспокоиться – королю вы понравились, и, в случае чего, он защитит вас. Прошу вас, сделайте это ради меня! Я буду вам обязана всю свою жизнь...

Цецилия испуганно округлила глаза и воскликнула:

– Вы хотите, чтобы я... чтобы я отравила господина графа? А потом – отравила его мать?

– Если вы и в самом деле любите меня так, как говорите, то это не будет слишком трудно для вас, тем более что вы ничем не рискуете.

– Я люблю вас! Очень сильно! Но это! Нет, нет! Даже не просите. Я на такое никогда не пойду. Это грех!

– Да нет же, нет в этом ничего плохого! Совсем наоборот. Я даю вам возможность восстановить справедливость! Возвращайтесь к себе в комнату и хорошенько подумайте над моим предложением. И не забывайте о том, что как только этих двоих не станет, никто больше не помешает вам найти свое счастье с королем!

На дрожащих ногах Цецилия вернулась к себе в комнату... и быстро обнаружила, что ее там заперли! Она не на шутку испугалась. А ночью она внезапно услышала из-за двери голос графини:

– Советую вам думать быстрее и выполнить мою просьбу. Иначе этот прекрасный белый порошок может оказаться в вашей еде. Даю вам на размышления три дня!

И снова в доме воцарилась ночная тишина.

Потеряв голову от страха, Цецилия поняла, что попала в западню, из которой ей не выбраться. Она не видела перед собой ни единого выхода из этой ловушки: дверь комнаты была сделана из прочного дерева, и открывается она только дважды в день, для того, чтобы слуга с насмешливым видом поставил перед ней поднос с едой. Сама комната находится на четвертом этаже, а потолки в доме высокие – не может быть и речи о том, чтобы попытаться выбраться через окно. А ведь у нее всего три дня!

Первые два Цецилия провела, без остановки плача в подушку. Ей было настолько страшно, что она даже и не пыталась что-нибудь придумать. На самом деле, она не отличалась особым умом, что, конечно же, заметила Иоганна и использовала для достижения своей цели. И вот пленница пришла к выводу, что ей стоит поберечь силы, и что до того, как она даст Иоганне ответ, ей ничто не угрожает. Поэтому она решила поесть, впервые обратив свой взгляд на поднос, который приносил ей слуга. Он ни разу за все время не произнес ни слова, зато улыбался так, что бедняжке хотелось расцарапать его лицо.

Явившись на третий, судьбоносный день, слуга неожиданно достал из кармана клочок бумаги и протянул его Цецилии. На нем было написано: «Откройте окно в одиннадцать часов!» И больше ни слова! Как только она прочитала эту записку, слуга забрал у нее послание и снова убрал в свой карман, подождал, пока она возьмет еду, и ушел.

Дрожа от смутной тени надежды, Цецилия дождалась одиннадцати часов. Как только прогремел последний удар колокола в церкви неподалеку, она распахнула окно и уставилась вниз, пытаясь разглядеть темную улицу. Когда ее глаза привыкли к темноте, она смогла различить темный силуэт, который карабкался вверх по стене дома. Через несколько минут ее спаситель оказался на подоконнике, поднял веревочную лестницу и крепко ее привязал. Цецилия следила за его действиями с любопытством и страхом. Но когда этот человек спрыгнул с подоконника и прикрыл ставни, она совершенно перестала понимать, что происходит. Она открыла было рот, чтобы потребовать объяснений, но мужчина приложил палец к губам, давая ей знак молчать, и она послушалась. И вдруг поняла, что «спаситель» уже заключил ее в объятия:

– Знаете, я очень рискую ради вас, – прошептал он. – Думаю, я заслужил вашу благодарность?

– Но я...

– Тише, тише! Такая красивая девушка не может не быть щедрой. Так что я хочу вашей щедрости и для себя!

Он был намного сильнее Цецилии, и из его рук она могла бы вырваться, только закричав и перебудив весь дом... Дом, где ее не ждало ничего хорошего. И она отдалась тому, кто был с ней намного более нежным, чем она ожидала, с удивлением обнаружив, что это было не так уж и неприятно – ей даже немного понравилось.

Через несколько минут, поцеловав ее в последний раз, мужчина помог ей привести себя в порядок и прошептал:

– Я спущусь первым, чтобы придерживать лестницу, когда вы будете спускаться. Сегодня, к сожалению, немного ветрено. Как вы думаете, справитесь?

Снова испугавшись, Цецилия кивнула головой. Спаситель начал спускаться, и она с восторгом наблюдала, с какой ловкостью он это делает. Потом она почувствовала, как веревки натянулись – это означало, что пришло время испытать свою храбрость. Как и ее избавитель, Цецилия перелезла через подоконник и коснулась ногами первой перекладины лестницы. Вверив свою душу Богу, она начала спуск. Он оказался более легким, чем она думала, но она так боялась, что готова была лишиться чувств, и, как только ее ступни коснулись твердой земли, Цецилии пришлось уцепиться за этого странного храбреца.

– Вы знаете, как добраться до госпожи фон Кенигсмарк? – спросил он.

– Да, но вы? Что вы теперь будете делать?

– Я? Я поднимусь наверх, отвяжу лестницу, оставлю окно вашей комнаты открытым и преспокойно лягу спать!

Он проводил ее до угла улицы и стремительно исчез, посоветовав ей поступить таким же образом, хотя совет не имел особого смысла: Цецилия была до того напугана, что буквально понеслась к госпоже фон Кенигсмарк. По пути ей никто не встретился, благо Дрезден – город немаленький. Самым сложным оказалось попасть в такой поздний час в дом. Но в конечном счете ей это удалось, и все ее злоключения закончились в объятиях Авроры, встретившей ее в домашнем платье. Цецилия тут же разревелась. Понимая, что произошло нечто ужасное, Аврора усадила ее в кресло и терпеливо стала ждать, когда пройдет истерика, ласково поглаживая свою протеже по голове. Она распорядилась, чтобы гостье принесли горячего шоколада – казалось, что она дрожит от холода, и потом мягко спросила: что же такое ужасное произошло, что повергло Цецилию в шоковое состояние?

Отогревшись и успокоившись, та выложила всю правду, включая и обстоятельства побега. Закончила она свое повествование просьбой – никогда больше не посылать ее к таким опасным женщинам.

Аврора заверила ее, что подобного больше не произойдет, и пообещала отправить ее завтра же в Кведлинбург. Произошедшее вызывало у нее сильную тревогу и опасения – раз Иоганна-Виктория решила устранить их обоих, ее и Морица, она просто обязана предпринять какие-то ответные действия. И не ради самой себя (хоть и самой умирать таким глупым образом ей не хотелось), но прежде всего ради сына. Теперь, раз уж он так хочет уехать во Францию, она не будет эгоистично удерживать его, а наоборот, всеми силами ускорит его отъезд. Однако ночные происшествия – еще не конец сюрпризам, подготовленным ее снохой...

Утром графиня Саксонская вихрем вторглась к Авроре, пылая от ярости, и посоветовала госпоже фон Кенигсмарк как можно скорее избавиться от Цецилии, этой гадюки, этой интриганки, которая заботится только о собственном благосостоянии, разрушая при этом жизни других людей. Она сама вы-

ставила ее вон ночью и настоятельно рекомендует своей свекрови поступить точно так же.

– Эта женщина – самая настоящая чума, и она не сможет найти приют ни в одном уважающем себя доме! Отправьте ее обратно в ту дыру, из которой она явилась!

– Уже отправила, – холодно отозвалась Аврора. – С той только разницей, что Цецилия Розенакер из уважаемой семьи. И я буду вам крайне признательна, если об этом никто не узнает. Распространение этой информации не пойдет на пользу никому... Особенно вам.

– Интересно, почему же?

– Подумайте, дорогая, подумайте немного. Лично я никак не могу взять в толк, с чего бы Цецилия, эта бесхитростная девочка, вдруг захотела убить вашего мужа, который едва ли ее замечал, а потом и меня, хоть я ничего плохого ей не сделала. Зато вот вы...

– Ну, знаете, это уж слишком! Вы обвиняете меня, тогда как...

– Я вас не обвиняю, нет. Я лишь обрисовала вам в общих чертах то, что могут подумать, если вы будете слишком много болтать. Знаете, люди – такие злые существа...

На этом Иоганна покинула дом. Как только она вышла за дверь, Аврора отправила Готтлиба за Морицем, приняла меры, чтобы Цецилию доставили в монастырь, а сама села за свой рабочий стол и написала королю:

«Последние события, едва не стоившие мне жизни, о которых я расскажу Вашему Величеству позднее, вынудили меня изменить свой взгляд на желание графа Саксонского отправиться во Францию, и я беру на себя смелость молить вас отпустить его...»

* * *

Едва письмо было доставлено в замок-резиденцию, как на пороге дома появились Готтлиб и Мориц. В нескольких словах Аврора изложила ему суть произошедшего ночью и утром и заявила, что требует его незамедлительного отъезда в Париж. Само собой, сын тут же начал сопротивляться:

– Вы хотите, чтобы я бежал от этой ненормальной, которая желает меня отравить? Чтобы после этого все вокруг надо мной смеялись? Даже не думайте об этом! Я лучше разберусь с этой мегерой сам, и так, как она того заслуживает! Я заставлю ее подписать письменное признание и благодаря ему смогу получить у Церковного совета развод!

– Она никогда ни в чем не признается. А если вы еще и будете на нее давить и грубо с ней обращаться, сделаете только хуже.

– У нас же есть мадемуазель Розенакер! Она свидетель.

– Она напугана до смерти! И когда придет время говорить перед лицом Совета, она не сможет выдавить из себя ни единого слова! К тому же я уже отправила ее обратно в Кведлинбург. И – попросила у Его Величества отпустить вас.

– И он согласится?

– Я полностью в этом уверена. Флеминг не может ухватиться за этот шанс – отправить вас на другой конец Европы, надеясь, что вы не вернетесь. К тому же, – добавила она с ноткой грусти в голосе, – ваш отец прекрасно знает, что я изначально была против этой затеи, поскольку боялась, что вам слишком понравится жизнь во Франции.

– Но не настолько, чтобы я никогда не вернулся к вам, – смущенно ответил Мориц, обнимая мать. – Вы же знаете, как сильно я вас люблю! И я никогда бы не оставил вас одну с этой гадюкой, на которой меня заставили жениться!

– Как только вы уедете, не будет никакого повода волноваться о ней. К тому же ее поведение только сыграет нам на руку и позволит добиться развода. Поверьте мне. Стоит нам только предоставить ей немного свободы, как она сама опорочит себя так, что вовеки не отмоется. И будьте уверены, я за этим прослежу. А теперь – идите, вам надо собраться в путь.

– А мы не слишком торопим события? Ведь король может и отказаться...

– Не откажется, обещаю, – заверила она, улыбаясь.

И Аврора не ошиблась. Флеминг по велению Августа вскоре прислал краткий ответ:

«Во Франции граф Саксонский сможет продолжить обучение военному ремеслу, тогда как в Саксонии, где на данный момент не ведется никаких боевых действий и где они не желаемы, ему учиться больше нечему».

И дверь к пьянящей свободе распахнулась перед Морицем! К тому же Флеминг прекрасно представлял себе политическую ситуацию в мире и в своих предположениях был прав. Летом 1718 года был создан «Четверной союз», в который вошли Франция, Священная Римская империя, Англия (где на тот момент правил Георг I Ганноверский, супруг несчастной Софии Доротеи Целльской, до сих пор удерживаемой в Альдене) и Голландия. В начале 1720 года к нему присоединилась и Испания. Наконец, загадочная смерть [52]52
  После поражения под Полтавой Карл XII бежал в Османскую империю, но там султан приказал арестовать его. Карл вновь бежал и вернулся в контролируемый Швецией Штральзунд в Померании, а затем и в саму Швецию. 30 ноября 1718 г. во время своего последнего похода в Норвегию (она была тогда под властью Дании) при осаде крепости Фредрикстен он был убит шальной пулей. По другой версии, он стал жертвой заговора шведских правящих кругов, недовольных разорением страны бесконечными войнами, и был убит в результате покушения. Обстоятельства гибели короля до сих пор являются причиной ожесточенных споров историков.


[Закрыть]шведского короля Карла XII во время осады крепости Фредрикстен положила конец нескончаемой Северной войне, в которой так сильно пострадала Польша, а заключение Пожаревацкого мира заставило турок убраться восвояси.

В сущности, Франция в период правления регента Филиппа Орлеанского тоже находилась в состоянии мира, и едва ли граф Саксонский мог чему-то научиться с военной точки зрения. Однако французский двор все еще продолжал считаться самым роскошным в Европе, даже после смерти Людовика XIV, умершего пять лет назад. А посему считалось полезным для любого европейского дворянина отправиться в Париж и впитать в себя эту несравненную атмосферу праздника и красоты, которая позже выльется в философию Эпохи Просвещения.

После холодного официального прощания с венценосным отцом, душевного – с матерью и тетей Амалией, которая приехала несколькими днями ранее, и краткого – с супругой, которая надеялась никогда больше его не увидеть, но не хотела расставаться с титулом графини Саксонской, Мориц, наконец, отправился в Париж Была середина апреля.

Он еще не знал того, что повторит судьбу человека, которым всегда восхищался, то есть принца Евгения, но с точностью до наоборот. Тот покинул Францию по необходимости, зная, что никогда уже не сможет туда вернуться. Сын же Авроры фон Кенигсмарк покидал Саксонию окончательно, но ему еще придется не раз побывать там по семейным делам. Но пока он не знал, что на службе у короля Франции ему суждено вписать свое имя в военную историю Европы.