Текст книги "Новобрачная"
Автор книги: Жюльетта Бенцони
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)
Вдруг он поднялся и раздавил в малахитовой пепельнице остатки сигары.
– Итак, раз уж тебя одевают, как матроса, воспользуемся этим. Чем здесь скучать, хочешь совершить прогулку на моей лодке? Я тебе покажу побережье английского Корнуолла. Я надеюсь, Фройлейн, что вы не страдаете морской болезнью, ибо не может быть и речи, чтобы вы могли оставить свою воспитанницу.
Если она что-то и ответила, то этого никто не услышал. У Мелани засияли глаза от радости, и она посмотрела на деда, как на бога, которому вдруг пришла бы в голову мысль посетить Динар.
– Уйти в море с вами? О, дедушка!..
От радости она не находила слов. Она забыла о своей больной ноге, все свои огорчения и совершенно загадочный отъезд матери и историю с балом, которая была похожа на ложь. Правда заключалась лишь в том, что Альбина сейчас путешествовала в компании многих людей и Франсиса… или только одного Франсиса?
Так как эту загадку она отгадать не могла, она предпочла выбросить ее из головы. Впрочем, сейчас дом пришел в движение: Тимоти Депре-Мартель, стоя посреди салона, отдавал приказы зычным голосом, как будто он был на капитанском мостике своей шхуны. Весь разнообразный обслуживающий персонал узнал, что завтра утром можно будет продолжать подготовку к отъезду в Париж, а Фройлейн было приказано подготовить свой багаж и багаж воспитанницы к утреннему приливу. Особые приказания были предназначены для мажордома.
– Когда вы закончите все приготовления к зиме, передайте ключи сторожу, возвращайтесь в Париж заниматься своими делами в доме на улице Сен-Доминик и приведите там все в порядок.
– Мы должны дожидаться возвращения мадам! – сказал явно недовольный Полен.
– Зачем? – резко сказал дед. – Она вам приказала быть готовыми к отъезду? Итак, это будет сделано. Сторож ей скажет, как обстоят дела, и она проведет ночь в отеле «Руайяль», вот и все. Вопросов нет?
– А если месье не сможет привезти мадемуазель Мелани?
– Вы о чем? Что же я ее оставлю на пустынном острове или заставлю возвращаться вплавь? Я ее привезу в Париж сам. А теперь за работу: мы должны рано лечь спать.
Благосклонно дед обращался только с Розой. Депре-Мартель знал ее очень давно, так как прежде чем перейти служить в дом его сына, она служила в течение пятнадцати лет в доме деда. Ее прежний хозяин дал ей указания, что приготовить на ужин, а также попросил корзину с продуктами, которую он возьмет с собой. Розу явно радовало похищение Мелани.
– Малышка выздоровеет намного скорее, – заявила она. – Кормите ее хорошо, месье Тимоти! Если бы меня здесь не было, у нее была бы только кожа да кости. Мадам так старается «сохранить линию», по ее собственному выражению! И я от вас не скрою, что, если бы время от времени не было торжественных обедов и ужинов, я бы отказалась от места после смерти бедного месье Франсуа.
– Будьте спокойны, Роза. Я ее буду кормить. Вы не печальтесь: когда мадемуазель Мелани выйдет замуж, а это не за горами, я думаю, вы поедете с ней. Это вам подходит?
– При условии, что вы ей найдете мужа, любящего поесть…
Что дед имел в виду, когда сказал, что «это не за горами»? Мелани уже начала подниматься по лестнице, опираясь на руку Фройлейн, но чуть было не повернула обратно, чтоб спросить у деда, что это означало. Но страх, который он ей внушал, еще полностью не испарился, и она не осмеливалась ему задавать вопросы. Она отложила свой вопрос на «потом» и полностью отдалась радости ожидания этого столь неожиданного путешествия.
Когда солнце, едва скользя своими лучами по водной глади, опалило крепостные стены Сен-Мало, Мелани и Фройлейн, сидя на палубе «Аскьи», смотрели, как моряки собирались отчаливать. Ветер надувал красные паруса, а дед стоял рядом с обеими женщинами и глядел на бескрайние дали, предоставив все заботы, связанные с отплытием, капитану Ле Моалю.
Стояла чудная погода. На голубом небе не было ни облачка, и белые виллы, окруженные садами, так четко выделялись на этом бархатном фоне, как будто были нарисованы пером.
– Я думаю, – сказал дед, – что будет дуть сильный бриз. Ты довольна?
Сияющее от счастья лицо Мелани и ее радостно блестевшие глаза были ему лучшим ответом. Она лишь энергично кивнула головой, на которую была надета матросская шляпа, обрамлявшая ее личико, и спросила:
– Куда мы направляемся?
– Если ты хорошо учила географию, тебе будет ясно. Мы взяли курс на Плимут. Оттуда мы пройдем вдоль всего Корнуоллского побережья, а затем войдем в воды Атлантического океана и дойдем до Тинтагеля. Я тебе покажу этот замок, овеянный легендами, которые сильно будоражили мое юношеское воображение. Затем мы повернем обратно и возвратимся. Если у нас будет время, я тебе покажу Ирландию, но сезон на исходе, и мы можем себе позволить лишь небольшое путешествие. – Для меня это большое удовольствие. Я никогда нигде не была, кроме Динара, да и то на поезде.
– Ладно, – сказал с радостью в голосе дед, – если ты хорошо перенесешь море, я тебя возьму с собой и в другие плавания. На следующий год мы сможем поехать в Соединенные Штаты и Канаду, если ты захочешь.
Если бы не болела нога, Мелани стала бы танцевать от радости и от облегчения. Если дед говорил о путешествии с ней в Америку в следующем году, значит, он не собирался выдавать ее замуж так рано, как сказал об этом Розе. И она с успокоенным сердцем посмотрела на Динарскую бухту, которая стала исчезать за шелковой гладью вод.
Уже собирались обогнуть мыс Мулине, как вдруг появилась величественная белая яхта с английским флагом и с водруженным белым брейд-вымпелом с красным крестом Святого Андрея, над которым сияла золотая корона. Мелани знала этот вымпел английского клуба, самого закрытого и шикарного клуба в мире. Очень мало было английских прогулочных судов, которые могли иметь этот вымпел. Дед схватил свой бинокль и стал пристально рассматривать яхту, которая собиралась войти в порт…
– Черт возьми! – выругался он, покраснев весь от злости и еле сдерживаясь. А затем, резко повернувшись к Мелани, спросил: – С кем твоя мать, ты сказала, уехала?
– Да с лордом Кларендоном и другими…
– С кем это, с другими?
– Откуда я знаю, дедушка? Я никого не знаю…
– Ты уверена, что никого не знаешь? Ни одного человека?
– Только одного… и то с недавних пор.
– Кто это?
– Маркиз де Варенн. Тот, кого я чуть не убила, когда упала с дерева. Почему вы спрашиваете?
– Потому что это яхта лорда Кларендона. Невероятно, чтобы твоя мать находилась на ее борту! Подожди, я сейчас узнаю!
Взяв огромный громкоговоритель, он окликнул английское судно, когда оно оказалось на самом близком расстоянии, и спросил, пользуясь самыми куртуазными выражениями, шла ли эта яхта из Англии, и если да, то не встречала ли она на своем пути корабль с названием «Сирена», что было его чистейшим вымыслом. В ответ англичанин приветствовал французского яхтсмена и ответил, что идет из Дьеппа и не встречал названного судна.
Положив громкоговоритель, дед направился к рулевому, возможно, для того чтобы успокоиться и избежать расспросов Мелани. Девочка никогда не видела у него такого багрового лица и такого ужасного выражения; она не осмелилась подойти к нему, и радость от путешествия была омрачена, ей снова показалось, что почва поплыла у нее под ногами. Ее мать не поехала на яхте лорда Кларендона с другими приглашенными, куда же она отправилась с таким количеством багажа? И с Франсисом? И почему она солгала? Да потому, что это было просто: Мелани знала не всех, а имя Кларендона она упомянула потому, что его яхта недавно стояла на приколе в бухте. Впрочем, она могла назвать любое другое, первое, которое ей пришло бы в голову.
– Вам холодно? – с беспокойством спросила Фройлейн, увидев, что ее воспитанница вздрогнула.
– Нет, благодарю вас. Надо пользоваться такой хорошей погодой… да и море такое красивое!
Шхуна, выйдя в этот момент из устья Ранса, шла в направлении острова Гернезея. Под узким форштевнем яхты море слегка расходилось, под напором ветра начинали скрипеть, как большие арфы, веревки винтов. Мелани жадно вдыхала воздух и радовалась тому, что бриз хлестал ее по щекам, давая возможность встряхнуться. На мгновение она закрыла глаза, чтоб лучше вдохнуть соленый морской воздух… Вдруг чей-то стон заставил ее их открыть, и она увидела, что бедная Фройлейн позеленела.
– Господи! – вскрикнула Мелани, – вы нездоровы?
– Я… я не ошен карашо сепя шуфстфую… – простонала несчастная, поднося платок ко рту, а затем устремилась к релингам и, склонив голову, отдала съеденный завтрак в дань Нептуну. Подбежавший матрос подхватил покачивающуюся женщину и проводил ее до каюты.
– Хоть ты не разболейся! – сказал Мелани дед, окинув ее взглядом, полным недоверия.
– Я никогда не страдала морской болезнью, когда уходила в море ловить рыбу с дядюшкой Глоагеном. С какой стати мне разболеться здесь, когда я с вами?
Он удовлетворенно кивнул головой.
– Прекрасно! – промолвил он и своей большой рукой обнял хрупкие плечики внучки. И они долго стояли вместе, наблюдая за игрой зеленых волн, на которые несущаяся яхта надевала корону из белой пены, объединенные тяжелой дланью деда. Теплоту ее она чувствовала сквозь шерстяную ткань куртки и ей передавалось доверие и спокойствие, которых она никогда не знала раньше. Через некоторое время, осмелев, она его спросила.
– Вы очень сердитесь на маму?
– Она сумасшедшая! – громко сказал он, но тут же, понизив голос, как будто этот взрыв погасил его ярость, добавил: – Правда, это я знал давно.
– Где же она может быть?
– Мы об этом очень скоро узнаем! Послушай, детка, мы с тобой совершаем прекрасное путешествие, по крайней мере, я надеюсь, что это так! И если ты согласна, давай условимся не говорить о твоей матери до тех пор, пока мы не будем иметь честь встретиться с ней в Париже. Кроме того, ты еще слишком молода, чтоб вмешиваться в дела взрослых, и ты должна уважать свою мать, даже если ты не всегда можешь понять ее поведение. Понятно?
– Да, дедушка, но я думаю, что…
– Но что?
– Ничего… это неважно…
Рука деда крепче сжала ее плечо, а голос стал более твердым:
– Мелани, если ты хочешь, чтобы мы были друзьями в будущем, ты должна мне доверять. Я могу догадаться, о чем ты думаешь. Ты была бы счастливее, если бы твоя мать не была бы вместе с этим Варенном. Или объясни мне, почему ты краснеешь, когда произносят его имя? Он так обольстителен?
Мелани кивнула:
– Он был очень мил со мной, и я предпочла бы, чтобы мы были друзьями. Но это неважно, – сказала она, подняв голову и улыбнувшись деду. – Вы правы, дедушка, не стоит портить наше путешествие всякими пустяками. Будем лишь говорить о том, что увидим вместе…
С сиплым криком над ними пронеслась чайка, возвращаясь к побережью, где дома начинали сливаться с густой зеленью, покрывавшей весь Изумрудный берег. Солнце припекало. Резким движением Мелани сняла свою шляпу, затем расстегнула приколку, которая держала косу на самой макушке, и распустила волосы, чтобы ветер, надувавший большие красные паруса, смог бы играть ими. Она смеялась, радуясь, что ветер подхватывал длинные пряди ее волос. Стоя чуть поодаль, дед смотрел на нее с выражением, которое выдавало его еще более глубокое чувство, чувство, которое Мелани была бы неспособна передать, даже если бы и поняла. Она полностью отдалась этому новому удовольствию: ей казалось, что, освободив волосы, она рвала с прошлым, в котором было много принуждения и которое она могла на время забыть. По крайней мере, до тех пор, пока Фройлейн будет в тисках морской болезни…
Глава III
Дед
Казалось, произошло чудо, но на следующий день нога Мелани стала опять почти такой же гибкой, какой была раньше, и она смогла без ограничений наслаждаться неожиданным круизом.
Сделали короткую остановку в Плимуте, чтобы поесть крабов в Барбикане, где в закопченной таверне пили превосходный ром и восхитительный чай с пудингом из желтого крема.
Ночь пришлось провести на суше, чтобы поместить все еще больную Фройлейн в прелестную гостиницу, в которой любезная хозяйка поклялась заботиться о ней, пока ее не заберут на обратном пути. К большому удивлению Мелани, эта миссис Полдхью была старым другом дедушки и называла его просто дорогой Тимоти.
– Мне казалось, вы говорили, что у вас нет друзей? – сказала Мелани.
Он улыбнулся, а затем, посерьезнев, ответил:
– Ни в Париже, ни в том мире, в котором я живу, у меня их нет, детка! Финансовый мир – это те же джунгли, в которые можно войти только хорошо вооруженным, но ты будешь удивлена числом дружеских связей, которые я приобрел в маленьких портах, как этот, или в чужих землях. У меня есть друзья и в Англии, это еще друзья моей молодости. Я не хочу от тебя скрывать, что возлагаю большие надежды на нового короля Эдуарда Седьмого, с которым знаком уже очень давно, и знаю, что он хотел бы, чтобы его страна и Франция забыли бы войны, которые вели веками, и объединились в союз, в котором делят и плохое, и хорошее.
Посетив маленький музей, который деду казался интересным, потому что в нем было собрано лишь то, что имело отношение к контрабанде, морскому разбою, и сувениры бывших морских разбойников, Мелани с дедом вернулись в этот красивый дом, пахнущий свеженавощенными полами и теплыми булочками, и провели в нем очаровательный вечер, а ночью хорошо выспались. Но утром после такого успокоения пришлось выдержать баталию, чтобы добиться от Фройлейн, которая сразу выздоровела, как только ступили на твердую землю, чтобы она «отказалась от своих обязанностей», – это было ее собственное выражение, сказанное патетически-драматично. Понадобилось большое терпение деда, объяснившего ей, что он не собирался отнимать у нее навсегда эти обязанности и что тринадцать моряков и он лично смогут оградить Мелани во время прибрежного круиза от всяких неудобств и неприятностей с большей долей эффективности, чем больная морской болезнью женщина. Он добавил, что было бы бессмысленно и даже жестоко подвергать верную гувернантку его внучки новым многодневным страданиям, которые ей, несомненно, причинит морская болезнь. Достаточно будет еще тех испытаний на обратном пути до Сен-Сервана. С другой стороны, ее оставляли в хороших руках, и, поскольку она говорила по-английски так же хорошо, как по-французски, ей не оставалось ничего другого, как просто пожить здесь, иными словами, принять вполне ею заслуженные каникулы, которые ей предлагали. На этом дед закончил, пообещав, что мадам Депре-Мартель ничего не узнает и Мелани обязуется держать все в тайне.
Девочка была очень довольна и полностью поддержала заключение договора. С ощущением обретенной свободы она возвратилась на борт яхты – Одетая в матросскую куртку, с развевающимися волосами, придерживаемыми простым обручем на голове, Мелани заняла свой пост на палубе и стала смотреть на волны и морских птиц.
Так как лето кончилось, дед решил, что они пойдут прямо в Тинтагель, то есть к намеченной цели. Поэтому «Аскья» направилась в открытое море, чтобы оставить в стороне опасные рифы, которых было много на юго-восточной оконечности Англии, взяла курс на север.
– Это необычное место, – сказал дед, – чем-то очень похожее на мыс Горн. Море здесь необыкновенно чистое и такого цвета, какого я не видел нигде… На Корнуоллское побережье приезжает много художников, но ни одному из них не удалось передать тот мимолетный ярко-голубой цвет, в который окрашивается на мгновение зеленая волна, не утрачивая, однако, свой глубокий изумрудный отблеск.
Мелани уже заметила, что он может без устали и очень образно говорить о море. Она отметила, что каждый час сближал ее с этим рыжим гигантом, с этим морским волком, которого она еще недавно считала нудным и немного боялась. Теперь она видела, что этот человек жил очень просто, и если и был богат, то умело использовал свои деньги, чтобы жить среди красоты, созданной природой или людьми. Шхуна, его любимое детище, была чистокровным мустангом, годным для участия в состязаниях, на палубе которой не было ни одного лишнего шезлонга, зонтика от солнца, никакого салона с плетеной мебелью.
Яхта была обита внутри красным деревом, начищенной до блеска медью и прочным сукном приятного зеленого цвета и представляла собой очень комфортабельный корабль, где самый простой моряк, так же как и хозяин, пользовался удобными жилыми помещениями, сделанными из одних и тех же ценных материалов.
Каждый вечер после ужина, сидя напротив деда в каюте, освещенной лампой, Мелани ела яблоко или виноград и смотрела, как дед зажигает свою пенковую трубку и курит ее, выпуская ароматный дым. Она любила это торжественное молчание, наступавшее после ушедших дневных хлопот, после которого наступала безмятежная тишина ночи. Слышно было только шелковое скольжение воды вдоль корпуса яхты.
Дед подолгу молчал, следя за клубами дыма, и затем, как бы продолжая беседовать с самим собой, начинал говорить…
Однажды он попытался заговорить о живописи, этой своей другой страсти, но сразу заметил, что Мелани была абсолютно несведущей в этой области, не знала ни Рембрандта, ни Веласкеса, ни Гойю, ни Кантена де Латура, ни более современных гениев, таких, как Дега или Ренуар, которые приводили деда в неописуемый восторг. Вряд ли можно было удивляться этому, если мать девочки принимала Леонардо да Винчи за итальянского сапожника.
– Я думал, что тебя уже водили хотя бы пару раз в Лувр! – сказал он с возмущением в голосе. – Но как я понял, ты никогда там не была?
– Никогда, дедушка! – серьезно сказала Мелани. – Мама говорит, что в музеях скучно, а Фройлейн любит только музыку.
– А та, другая, англичанка? Твоя няня, я забыл ее имя.
– Мисс Мак-Дональд? Она предпочитала вязать в то время, когда я училась ездить верхом. – Я должен был бы тобой заняться гораздо раньше! – вздохнул он. – Ну да что говорить! Надеюсь, Господь мне отпустит достаточно времени, чтобы я смог научить тебя смотреть на картины не так, как на картинки в твоих учебниках!
Захваченный врасплох этим внезапным открытием, он не мог найти в этот вечер тему для разговора. Может, ему вернуться к морю, о котором он мог говорить, как поэт, но Мелани затронула другую тему.
– Расскажите мне об этой яхте, дедушка! Я слышала, что ее построили в Америке?
– Совершенно верно. «Аскья» рождена в Мэне.
– Почему? Разве во Франции нет никаких конструкторов?
– Конечно, есть, но… об этом надо рассказывать издалека. Я не уверен, что тебе это было бы интересно.
– Напротив! Я вас почти не знаю. Папа мне о вас говорил раньше, а также о «дорогой мамочке», потому что он вас обоих любил, но у него было мало времени, да и я его нечасто видела…
В серых глазах деда промелькнула едва уловимая печаль, которая на некоторое мгновение затуманила его взгляд, но ему удалось отогнать ее от себя, и он улыбнулся своей редкой улыбкой.
– Ну слушай!
Трудно поверить, когда смотришь на взрослого человека, что он мог быть ребенком, юношей. Во всяком случае, дед имел дар рассказчика, ибо Мелани сразу полюбила того молодого человека, историю которого он ей поведал. Эта история была похожа на все те истории других детей из богатых семей, отцы которых одержимы идеей строгого воспитания.
Отец Тимоти Депре-Мартеля также придерживался своих принципов. По семейной традиции полагалось, чтобы наследник был воспитан в иезуитской школе, а именно в колледже «Станислас» или в строгой школе «Отеи», но эта традиция восходила к ярому антиклерикализму, который, возможно, был порожден слишком большой узостью религиозного воспитания. Несмотря на уговоры матери, Тимоти переплыл Ла-Манш и оказался в колледже «Кенсингтон», где его воспитали джентльменом в наилучшем английском стиле, потом он продолжил свое образование в Оксфорде.
Юноша с легкостью подчинился этой жизни. Он любил Англию и почувствовал себя там еще лучше, когда у него там появились друзья. Во время каникул в Тедстоу у своего друга Трилоунея, он открыл для себя Корнуолл, и особенно океан.
Когда он закончил учебу, отец подарил ему путешествие вокруг Европы, но до того, как посвятить его в свои дела, послал в Соединенные Штаты изучать методы американских финансистов. Нью-Йорк находится на море, и Тимоти очень много общался с теми, кто любил парусно-моторный спорт. А за три года до этого, американский флот покрыл себя славой после подвига шхуны «Америка», которая победила в легендарном состязании вокруг острова Уайт парусный флот англичан.
Тимоти жил тогда в Англии, много слышал о поражении британского парусного флота, а в Нью-Йорке он увидел победоносную шхуну и был поражен ее формой. Он познакомился с архитектором Джорджем Стирсом и владельцем шхуны Джоном Коу Стивенсом и влюбился в парусники.
– Я дал себе слово, что в будущем построю корабль, похожий на «Америку». Ты не можешь себе представить, как я был сражен этим вытянутым носом, похожим на стрелу эспадрона. К тому же Стирс придумал сделать паруса из хлопчатобумажной ткани и машинным способом, вместо льняных обычных грубых парусов! Это было необычно… – «Аскья» похожа на «Америку»?
– Конечно, со временем инженеры внесли маленькие новшества. В 1888 году был создан корабль «Говернор» с пятью мачтами, а через два года появился «Жорж В. Уэллс» с шестью мачтами… Мой корабль действительно похож на «Америку». У него такой же черный корпус, но больше на одну мачту, в то время как у «Америки» их было только две, и паруса моей яхты красные.
– Почему?
– Такое было желание. «Аскья» носит имя вулкана. Мне казалось это очень впечатляющим… Чтобы утешиться после смерти твоей бабушки, я начал ее строить. Когда она была жива, я не очень много плавал. Она ненавидела море…
– Как так случилось, что вы, столько прожив в Англии и в Америке, не женились на иностранке?
Вдруг наступило молчание. Дед застыл в оцепенении, и глаза, всегда такие живые, погасли. Он отвернулся, и Мелани увидела, как его пальцы сжимают трубку. Почувствовав, что совершила бестактность, она тоже замолчала. Затем робко спросила:
– Я сказала что-то не то?
Он ей печально улыбнулся. У Мелани сжалось сердце от этой улыбки. Но все-таки это была улыбка.
– Нет, ты ничего не сказала плохого. Я действительно чуть не женился там, но отец решил этот вопрос по-другому. Я уже давно был помолвлен с Эрминой, «дорогой мамочкой», которая была дочерью высокопоставленного должностного лица, как ты знаешь. И я послушался…
– Извините, возможно, это не очень скромно… но это значит, что вы ее не любили?
Он серьезно посмотрел в эти огромные на маленьком личике глаза цвета спелой сливы, которые, в свою очередь, изучали его очень внимательно. Прежний Тимоти очень нежно улыбнулся:
– Признаюсь тебе, не с самого начала. Передо мной стоял другой образ, который мне трудно было забыть, но твоя бабушка была восхитительной женщиной. Со временем я ее полюбил, рождение же твоего отца сделало меня счастливым человеком.
– Но не рождение дяди Юбера?
– Конечно, тоже! Я не представлял тогда, что он будет интересоваться спортом больше, чем делами, и это его безразличие удвоило еще боль утраты Франсуа, но, к счастью, провидение мне послало Оливье Дербле. Ты его знаешь?
Нет. Мелани никогда не встречала еще дедушкиного заместителя. Знала только одно: ему было около тридцати, как-то дядя Юбер сказал, что он, вероятно, родился прямо на бирже и никогда ее не покидал, а мать вздыхала, когда заговаривали о нем, и говорила, что не встречала человека скучнее… но она этого деду не сказала.
– Я тебе его покажу скоро, – сказал в заключение дед. – Он личность заметная… Кстати, о чем я тебе рассказывал и как наш разговор зашел об этом? Кроме того, уже поздно, – добавил он, подняв глаза к часам в медном корпусе, которые висели на одной из стен каюты-салона. Иди скорее спать!
Мелани спала долго, и солнце уже было высоко, когда проснулась и вышла на палубу, которая раскачивалась теперь на больших волнах Атлантического океана. Побережье совершенно изменилось: не было больше пышной зелени, спускавшейся прямо к морю, не было маленьких бухточек с высокими кранами, цапель и морских птиц, виднелась только отвесные прибрежные скалы, покрытые скудной травой, и рифы, обтесанные западными ветрами. Порты были не-многочисленны и, по мнению Морвана, рулевого, совершенно недоступные в непогоду.
– К счастью, мы ненадолго в этих местах, – сказал он девушке доверительным тоном. – Корабль очень солидный, быстроходный, но буря испортила бы вам впечатление. Да, месье Тимоти очень хочет вам показать Тинтагель!
– Разве это интересно?
Он переложил жевательный табак за другую щеку, сплюнул за борт коричневую слюну и сказал:
– Конечно, да. Это такое место, которое, раз увидев, не забудешь…
И действительно, высокая скала Тинтагеля, у подножья которой океан стонал, как привязанный дракон, вызвала крики восторга у Мелани. Старинная разрушенная крепость графов Корнуолла, вероятно, построенная еще во времена норманнов возле античного монастыря, величественная, великолепная громада, пропитанная историей и овеянная легендами, казалась вышедшей из романа о Рыцарях Круглого Стола. Здесь красавица Игрен родила короля Артура, король Марк застал однажды вечером свою жену Изольду в объятиях Тристана, а под скалами открывался вид на пещеру волшебника Мерлина.
– Посмотри! – сказал дед, указывая трубкой на какую-то черную птицу. – Вот ворона с красными лапками и красным клювом. Люди считают, что эти птицы воплощают душу короля Артура, который все еще не обрел покоя. Недалеко отсюда есть то, что называется мостом Смерти, так как он был убит именно там. Здесь также находится озеро, в которое сир Бедивер сбросил шпагу Экскалибур…
– Я считала, что все это происходило в Бретани, – вставила Мелани. – Разве у нас нет бывшего леса Бросельянды? По крайней мере, так утверждает дядюшка Глоаген.
– Это из-за того, что Корнуолл и Бретань брат и сестра. Говорят даже, что очень давно они были соединены, их разъединило море. Впрочем, старики этого края рассказывают, что дважды в году ночью скала Тинтагель исчезает под волнами, и, когда она вновь появляется, скалистая полоса, которая ее соединяет с землей, немного суживается. Вскоре, очевидно, это будет остров…
– Разве мы не высадимся? Я бы так хотела туда вскарабкаться!
– Я думал так сделать, но это было бы неосторожно, ибо может случиться что-нибудь непредвиденное. Надо идти стать на якорь в Педстоу.
– Досадно. Не правда ли?
– Да. Я хотел тебя повести наверх, чтобы посидеть с тобой там, где я столько раз сидел когда-то. В этих местах время не существует, а есть только земля, море, камни и ветер – то, что имеет вечную ценность. Это место для тех, кто любит друг друга…
Мелани положила свою руку на голубую куртку деда:
– Вы хотите сказать, дедушка, что вы меня любите?
Продолжая смотреть на руины, дед положил руку на хрупкую руку Мелани.
– Ты бы не была, детка, здесь, если бы было по-другому. Но мы еще сюда вернемся, надеюсь. И если это буду не я, я тебе желаю приехать с тем, кого ты полюбишь… А сейчас надо уходить отсюда.
Он удалился быстрыми шагами, выкрикивая приказы, и Мелани могла краснеть, сколько ей было угодно. Она вспомнила элегантный силуэт Франсиса в летнем фраке, но вот странно, ей трудно было его себе представить в этом диком и величественном месте. Он совершенно не был похож ни на короля Артура, ни на Тристана, несмотря на то, что у него была слава путешественника. Он был слишком цивилизован, конечно… Он был продуктом высшего общества, утонченного и воспитанного, одетого с иголочки, и какой-то внутренний голос ей шептал, что, наверное, у него никогда не будет желания приехать сюда, чтобы полюбоваться старым разрушающимся замком. Но со своим сердцем спорить трудно, и это сердце находило в молодом маркизе столько привлекательного, что ему можно было охотно простить этот недостаток.
Погода действительно портилась. Море и небо становились одинакового цвета, и волны поднимались все выше. «Аскья» убрала некоторые паруса и уходила от надвигавшейся бури. Довольно быстро достигли Педстоу, курортного места с небольшим портом у устья реки Кемел, как раз вовремя, чтоб избежать шквального ветра, и целых два дня провели в этом месте, к большому огорчению деда, потому что сокращалось время, которое он предполагал посвятить путешествию. Придется возвращаться быстрее, особенно, если испортится погода.
Пребывание здесь скрасило чтение. На борту была маленькая библиотека с книгами на морскую тему, и Мелани с наслаждением погрузилась в путешествия Бугенвиля. Дед научил ее увлекательной игре в безик, и для нее, по крайней мере, время прошло незаметно. И как только океан стал спокойнее, шхуна пустилась так поспешно в обратный путь, что это даже огорчило Мелани. Казалось, дед ужасно торопится возвратиться! Со скоростью ветра пронеслись между грозными скалистыми берегами Корнуолла и островами Силли, которые лишь слегка вырисовывались в густом тумане, но все-таки остановились, чтобы осмотреть Маунт-Бай, глубокую бухту, которую закрывает Сен-Микаэль, величественная гранитная гора, прибавлявшая в высоте из-за выстроенного на ней в античные времена замка. Побережье было здесь особенно очаровательно: его скалы были покрыты розовым «олимпийским газоном», на котором росли редкие тамариндовые деревья, эти «ледовые растения» с припудренными, словно покрытыми изморозью, толстыми листьями и яркими цветами. Постояли на якоре у Пензанса, но этот порт, куда сходились дороги со всего безлюдного низменного побережья, населенного фантомами, показался Мелани печальным. Наверное, потому, что солнце уже не светило так ярко, как прежде. Близился октябрь, и в Полперро прибыли, когда шел проливной дождь. В порту на молу стояла Фройлейн, одетая в плащ и солидные башмаки. В темной одежде под проливным дождем она была похожа на женщин с этих островов на краю света – Уессан и Сейн, – «дочерей дождя», которые целыми днями, без устали ожидают появления парусника или высматривают силуэт хорошо знакомого корабля.
– Она ходила в порт, по крайней мере, три раза в день, – сказала танком миссис Полдхью. – Я думаю, дорогой Тимоти, что она предпочла бы бесконечно пребывать в агонии внутри вашей яхты, чем сидеть перед камином в моей гостинице, поставив ноги на решетку; она вздыхала так, что разрывалось сердце.
– Такому человеку можно доверять! – сказал дед. – Она вернется на мою яхту. У этих немок невероятное чувство долга… Признаюсь, что мне даже совестно, что ей придется вынести новое путешествие! Я не должен был бы ее брать с собой…
– Она никогда бы не согласилась, чтобы я уехала без нее, – сказала Мелани. – Хорошо, что она нам позволила уехать на эти несколько дней.
