Текст книги "Новобрачная"
Автор книги: Жюльетта Бенцони
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)
Первый и самый простой состоял в приготовлении в пищу заячьих яичек и голубиной печени. Виктория приложила немало хлопот, чтобы достать и то, и другое, после чего положила драгоценные продукты в острый чесночный суп, отбивавший всякий посторонний привкус. Антуан проглотил тарелку этого супа единым махом, признавшись, что никогда еще не ел ничего подобного.
Но увы! Приняв порцию означенного супа, он не только не кинулся на штурм Мелани, но наоборот полдня пролежал в кровати с сильной желудочной коликой. Раскаиваясь, Виктория пачкала его лекарствами, размышляя о том, что ей следует углубить свои познания в колдовстве, прежде чем снова браться за дело. Но разразившиеся через два дня после этого драматические события положили конец ее ведовским изысканиям. Все произошло неожиданно.
В тот день стояла прекрасная погода, и они пили кофе на террасе, откуда открывался чудный вид на долину. Только что с курьером прибыла пресса. Мелани совершенно не интересовалась тем, что пишут газеты, предпочитая следить за полетом белой бабочки. Антуан же быстро проглотил содержание одной и принялся за вторую. Вдруг он издал возглас, полный удивления и негодования:
– Ради всех святых, Мелани, посмотрите, что здесь написано!
Он протянул ей экземпляр «Фигаро», указав на нужную заметку.
Ее заголовок говорил сам за себя: «Драма на озере Комо. Молодая женщина, принадлежащая к французской аристократии, погибла во время лодочной прогулки…»
Далее сообщались невероятные подробности. Маркиза и маркиз де Варенн, проводя свое свадебное путешествие в Белладжио, где они проживали на вилле Сербельони, решили ночью при свете луны покататься на лодке. Чем же была вызвана трагедия? Неловкостью маркиза, внезапным порывом ветра, подводным рифом? В любом случае, лодка перевернулась, опрокинув в воду молодоженов. Хотя маркиз хороший спортсмен, он не смог помочь своей юной жене, более того, едва не утонул сам. Тело маркизы не найдено…
Заметка заканчивалась выражением глубоких соболезнований семейству Депре-Мартель, уже и так понесшему невосполнимую утрату в результате исчезновения его главы – великого финансиста Тимоти Депре-Мартеля. Говорилось также о глубоком горе овдовевшего маркиза и о том, что поиски тела продолжаются…
Лицо Мелани стало белее снега. Она подняла на Антуана испуганные глаза.
– Он убил ее!.. О боже! Он убил свою сообщницу!
– Вот и я так думаю, – прорычал художник. – Проклятье! Этого следовало ожидать, ведь он чудовищно логичен в своих действиях.
– Но зачем? Разве по планам этого чудовища меня не должны были доставить в психиатрическую больницу сразу после похищения с поезда?
– Это та информация, которую удалось получить Пьеру. На самом деле тот, кто должен был захватить вас, имел задание убить вас и спрятать труп, тогда как Варенн стал бы изображать влюбленного мужа по отношению к своей любовнице и сообщнице, которую он выдавал за жену. Но затем она тоже должна была исчезнуть. Думаю, что наша с ним встреча ускорила его отъезд в Италию и саму трагическую развязку, которая была задумана ранее.
– Вы считаете, что эту женщину он так же как и меня заранее обрек на смерть? Что Франсис не остановился перед двойным злодеянием?
– В этом деле трудно совершить лишь первый шаг. Потом преступника затягивает в омут все новых преступлений. Ну а теперь, цель его казалось бы достигнута. Он свободен, и к нему отходит все состояние семейства Депре-Мартель. Мастерский ход!
– Мастерский ход!.. О Антуан! – воскликнула шокированная Мелани.
– С точки зрения преступного мастерства это безусловно так. Думаю, что… так сказать «ваше» тело никогда не будет найдено. Наверняка они хорошо его спрятали…
– А может быть они вовсе ее не убивали, – высказала свое мнение Виктория, покончив с чтением заметки. – Кто знает, возможно он действительно любит ту женщину. Он мог ее высадить на берегу, назначив свидание через несколько недель… причем тогда ей уже незачем будет скрываться. Когда уляжется шум вокруг этой истории, они смогут открыто жить вместе и жить в роскоши!
– Не исключено, что ты права, – согласился Антуан, слушавший ее с большим интересом. – Психологически такой поворот по моему мнению больше подходит к этому типу. К тому же, он не любит пачкать рук. И кто знает, быть может он ее любит?
И тут Мелани разрыдалась и, сорвавшись с места, убежала в дом. Она вдруг вспомнила ту нежную сцену, которую подсмотрела на террасе дома Юг-Алленов. Как мило ворковал тогда Франсис с этой рыжеволосой красавицей. Теперь ясно, что то был вовсе не легкий флирт, но страстная взаимная любовь, во имя которой идут на все. Или главным стимулом было все же желание завладеть одним из крупнейших состояний Франции? Мысли путались в голове Мелани. Все кружилось перед ее глазами.
Она забилась в самый угол кухни и, вжавшись спиной в стену, как бы хотела раствориться в этой белой штукатурке, слиться с нею, не быть… Она уже не могла плакать, просто в душе стало совершенно пусто. Вдруг она заметила, что над ней склонился обеспокоенный и одновременно опечаленный Антуан.
– Вы его по-прежнему любите? Не так ли? – спросил он ее каким-то чужим, срывающимся голосом.
– Кого? Франсиса?.. О нет!
– Почему же тогда вы плачете?
– А как вы думаете, легко ли перенести известие о собственной смерти?.. Ну уж нет… его я не люблю, это точно. Наверно, я плакала о самой себе. Я и так никому не была нужна я вот… меня нет! И никому до этого нет дела… Интересно, моя мать поплакала хоть немного? Или же она с головой ушла в пошив роскошных траурных платьев?
Присев рядом с Мелани, Антуан бережно обнял ее за плечи, поглаживая ладонью голову и мокрые от слез щеки.
– До вас есть дело мне! – произнес он веско. – И если после возвращения я избегал вас, то лишь потому, что не хотел принести вам вред, разрешив полюбить меня. Наша ночь была… невероятно прекрасна…
– О да… – прошептала Мелани, но тут же, как бы опомнившись, добавила совершенно упавшим голосом: – Теперь это уже не важно, ведь я не существую. У меня нет даже имени…
Горестные интонации ее голоса вконец растрогали Антуана. Встав перед ней на колени, он взял Меланж за плечи и встряхнул ее нежным, но властным жестом.
– Вы думаете, я не стану ничего предпринимать? Позволю этому мерзавцу завладеть ватам состоянием и расправиться с остальными членами вашей семье? Ну нет! Ведь он не остановится ни перед чем. Ему нужно все! Вашу легкомысленную мать легко будет одурачить и убрать. А вашему дядюшке можно устроить какой-нибудь вполне пристойный несчастный случай.
– Бедная мама, бедный дядюшка Юбер, – вновь задрожала всем телом Меланж. – Но может быть он их не тронет. А мне… мне так хорошо здесь. Почему ему не забыть обо мне?
– Ну что ж, тогда надо заранее заказать несколько месс за упокой вашей души. Ах, Мелани, Мелани, опомнитесь! Нельзя оставлять убийце свободу рук, ибо нет ничего соблазнительнее убийства. Поверьте мне!
– Как! Неужели вы испытали этот соблазн?
– Да.
– Чудовищно… И вы мне ничего об этом не расскажете?
– Нет! А теперь выслушаете мои советы?
– Да, да… Что я должна делать?
– Ничего. Во всяком случае теперь. Я же сегодня вечером на поезде отправлюсь в Париж. Там у меня есть друг журналист, он немного с приветом, но в критических ситуациях на него можно положиться. К тому же он любит авантюры. Я попрошу его изучить вопрос о том, нет ли свидетелей высадки рыжеволосой красавицы в одном из укромных мест побережья озера Комо. Ну а вы пока оставайтесь здесь.
– Никогда! – отрезала Мелани. – Если вы едете в Париж, я еду с вами. Мне необходимо самой о себе позаботиться, а кроме того, именно мое появление поставит Франсиса в невозможное положение. Нужно, чтобы мы встретились, чтобы он узнал меня! Вот будет спектакль!
– Не думаю, что спектакль увенчается успехом. Франсис упрется и не захочет ничего признавать. Кроме того, вы не отдаете себе отчета в том, как сильно вы изменились за время пребывания здесь. Он обвинит вас в самозванстве…
– А моя мать? Уж она-то меня признает.
Антуан поколебался минуту, но затем решился:
– Я очень не хотел говорить обо всем. Крепитесь! Вы не можете представить себе, насколько тесно ваша мать связана с этим человеком.
Видя, что лицо Мелани исказила неподдельная мука, он добавил как можно более нежно:
– Я знаю, что делаю вам больно, но необходимо вас предупредить… Поверьте мне, моя любовь, лучше будет, если я один подготовлю в Париже почву, увидевшись с вашим дядюшкой, которому вы доверяете…
– Но он вряд ли в Париже. Он вечно пропадает на охоте, на спортивных состязаниях. Вообще он неутомимый путешественник…
– Но не мог же он ничего не знать о якобы случившемся с вами несчастье. Стало быть он наверняка вернулся в Париж, чтобы присутствовать на мессе за упокой вашей души. Значит, я смогу его увидеть. А главное, вместе с Лартигом мы подготовим Франсису хорошую ловушку.
– Но если дядя Юбер в Париже, почему мне не поехать туда на встречу с ним?
– Если он там, я вас вызову. В противном случае вам незачем рисковать. Маркиз, будучи загнан в угол, способен на все. Позвольте мне подготовить почву для вашего появления. И тогда вы снова станете Мелани Депре-Мартель, а ваш псевдомуж окажется в тюрьме, после чего брак будет расторгнут и по суду, и церковью. Умоляю вас, Мелани, позвольте мне действовать так, как я задумал!
Мускулистые руки Антуана непроизвольно сжимали плечи Мелани все сильнее, так что ей даже стало немного больно. Но руки эти, их тепло и сила действовали на нее успокаивающе. Она улыбнулась:
– Мне больше нравится то имя, которым вы только что меня назвали…
– Какое?
– Вы очень хорошо помните. Ведь вы сказали «моя любовь», правда?
И тут Антуан уже не смог сдержать себя. Он привлек Мелани к себе, и она, такая хрупкая, испуганная и прекрасная, затрепетала в его объятиях. Их губы снова и снова сливались в поцелуе, а потом они уже не отрывали губ, и поцелуй этот стал бесконечным.
Замерев на пороге кухни, Виктория молча наблюдала за их лаской, которая была настолько прекрасна и чиста, что у нее не возникало никаких угрызений совести за это свое подсматривание. На глаза Виктории навернулись слезы умиления: то, о чем она мечтала все эти дни, наконец-то свершилось.
Уже в сумерках, Антуан вместе с Прюданом отправились на машине в Авиньон, куда скорый поезд Марсель – Париж прибывал в десять часов вечера. На протяжении всего пути Антуан не проронил ни слова.
Перед глазами по-прежнему стояла Мелани, провожавшая его на ступенях веранды с печалью и надеждой на лице… Вот почему ему всю дорогу приходилось бороться с искушением повернуть назад. Зачем как последний благородный олух он возвращает ее в тот круг, куда сам никогда не будет вхож, ставя тем самым крест на их любви, их будущем, когда он мог бы забыть обо всем и любить, любить, любить ее до потери чувств, наслаждаться совершенством и неподдельным восторгом ее тела, урвать эту неистовую радость в первый… да и в последний раз в своей жизни.
Может быть она действительно полюбила его? И он может надеяться… Нет, лучше не думать… Сейчас он должен спасти ее и он это сделает! Стиснув зубы… Но до чего же тяжко!
На следующий день Мелани, не сумев побороть свое любопытство, пробралась в мастерскую Антуана. Усевшись прямо на полу, она с интересом и легким испугом разглядывала его полотна. Здесь были картины, выполненные в непонятной ей символической манере, пейзажи, написанные крупными мазками и концентрированным, интенсивным цветом, несколько портретов крестьян – А потом она обнаружила портреты каких-то красивых женщин и тут же испытала сильнейший укол ревности и желание уничтожить эти шедевры. Не на шутку расстроившись, она уже совсем собралась убежать из мастерской, когда взгляд ее упал на стопку набросков, выполненных карандашом и пастелью. Судя по всему, именно над ними Антуан работал в последнее время. Любопытство пересилило обиду: Мелани подняла один набросок, второй, третий… Везде была она, только она: на прогулке, сидящая у камина, читающая… И тут Мелани покраснела до корней волос – внизу стопки лежало несколько эскизов, на которых она была изображена обнаженной! Жгучий стыд и восторг смешались в душе девушки. Она увидела себя прекрасной, трепетной и… желанной, увидела глазами Антуана, которые отразили красоту ее тела куда точнее и глубже, чем это в состоянии передать любое зеркало. И еще она испытала гордость – гордость за своего возлюбленного, который был оказывается настоящим, большим художником!..
С улицы раздался звук подъезжающего автомобиля. Вдруг это вернулся Антуан? Скорее вон из мастерской, чтобы ее не застали на месте преступления. Украдкой она выскользнула в сад и, выйдя на тропинку, прогулочным шагом направилась к воротам. Ее охватило глубокое разочарование: за рулем автомобиля сидел вовсе не Антуан, а Пьер Бо – этот странный проводник спальных вагонов, с которым ее Антуан был на «ты». А Виктория разговаривала с ним так, будто они знали друг друга целую вечность. Она приблизилась к ним и теперь могла расслышать слова Пьера.
– Он отправился в Париж?.. Безумец! Именно этого я и боялся! Сам того не зная, он нарывается на засаду…
Уже же таясь, Меланж подбежала к автомобилю:
– Что случилось? Расскажите мне подробнее!
Ее появление же удивило проводника. Он приветствовал ее и даже изобразил ободряющую улыбку. Но лицо его оставалось встревоженным…
– Я имею право все знать, – не унималась Мелани. Ведь он поехал в Париж именно из-за меня. Скажите, какая опасность ему грозит? – Я лишь опасаюсь этого. Вчера, прочтя сообщение в газете, я предположил, что он именно так и поступит… Бросил все и поспешил к вам. К несчастью, опоздал, но я еще могу его нагнать…
– Прежде всего, ответьте на мой вопрос, – настаивала Мелани.
– И выпейте чашечку кофе! Кстати, нам всем не мешает его выпить, – вступила в разговор Виктория. – В любом случае, до ближайшего поезда на Париж остается несколько часов!
– Но почему нельзя отправить ему в Париж телеграмму? Ведь там у него есть квартира! Надо вызвать его телеграфом сюда, – не унималась Мелани.
– Он не вернется. Я смогу объяснить ему все только при встрече, – подумав, ответил Пьер.
Некоторое время они молчали. Пьер нервно барабанил пальцами по столу, не глядя на Мелани. И тут она опять взорвалась:
– Умоляю вас! Объясните, что происходит? Я люблю его, если с ним что-то случится… из-за меня… я просто не вынесу!
Но Пьер Бо молчал, опустив глаза и придав лицу непроницаемое выражение. Тогда заговорила Виктория.
– Месье Антуан не велит распространяться об этом, но по правде сказать, он уже давно ведет… двойную жизнь. Я знаю, что вы его любите. Так вот, быть может, он и его друзья вам помогут?..
– Его друзья… двойная жизнь… говорите же, что происходит! – закричала Мелани с отчаянием.
И тут Пьер Бо заговорил. И Мелани узнала, что под невинным прикрытием живописца Антуан Лоран уже давно служит Франции в качестве разведчика. Время от времени он выполняет различные поручения, зачастую используя для этого свои поездки на этюды.
Так, прошлой зимой он сумел добыть крайне важный документ, от получения которого во многом зависела судьба франко-русского союза. При этом Антуан был ранен, а тот, у которого он этот документ выкрал, известный террорист, агент царской охранки и германской разведки Азеф – предполагалось, что убит.
– Только на самом деле он не был убит, – продолжал Пьер Бо. – Всего неделю назад он выехал Средиземноморским экспрессом из Ниццы в Париж в обществе своей любовницы. Я сам узнал его. И едет он в Париж именно для того, чтобы расквитаться с человеком, вставшим на его пути и едва его не убившим.
– Тогда почему вы не предупредили Антуана?
– В этом не было никакой срочности, как раз наоборот. Для Антуана Азеф – личный враг и он мог презреть дисциплину и самостоятельно отправиться на встречу с ним, узнав, что тот жив и находится в Париже. Я предупредил руководство и мы решили, что Антуана лучше держать в неведении.
– Руководство?
– Да, причем на самом высоком уровне! Но прочитав статью, я испугался не на шутку. Я сразу понял, как Антуан станет действовать. И вот я здесь, но… опоздал! Все, что мне остается – попробовать найти его в Париже, пока еще не поздно… А теперь благодарю вас за угощение, мне пора ехать!
– Подождите несколько минут, я еду с вами, – решительно заявила Мелани.
– Что за вздор! Не смейте этого делать, – взорвалась Виктория. – Месье Антуан…
– По моей вине жизнь Антуана в опасности, – оборвала ее Мелани. – И мне пора самой вмешаться в это дело. Иначе месье Бо вряд ли уговорит его вернуться. Вы… сможете заплатить за мой билет на поезде? Я верну вам деньги, как только мы приедем в Париж.
– Может быть, вы хотите предупредить о своем приезде семью?
– Нет! Предупредим одного дядюшку! На него я могу положиться. И боже мой, какое облегчение он испытает, узнав, что я жива.
С этими словами Мелани побежала наверх собирать свой багаж.
Глава IX
Дом на Елисейских полях
Поезд, в котором приехала Мелани, совсем не был похож на Средиземноморский экспресс. Это был обычный пассажирский, где в вагонах первого класса можно было относительно удобно провести ночь. Однако она спала и чувствовала себя гораздо лучше, чем в спальном вагоне-люксе, где даже не раскрыла постель. Единственное, что ей мешало, это костюм, сшитый для свадебного путешествия, и этот ужасный корсет. Она приспособила на шляпку светло-коричневую плотную вуаль, которая скрывала ее волосы и лицо. В купе ехала еще одна пожилая пара, но, видя, что девушка ищет уединения, они даже не заговорили с ней. К тому же они должны были выйти в Лионе.
Пьер Бо ехал в том же поезде, но, усадив Мелани в купе, он попрощался и сказал, что поможет ей по прибытии, если Оливье Дербле не получил или не понял ее телеграмму. Сам же он нашел место в другом вагоне.
Мелани почувствовала себя не очень уверенно, когда в девять часов утра поезд прибыл на парижский вокзал. На платформе было много народа, и Мелани со своим багажом слегка растерялась. Но вскоре подошел носильщик, и, оглянувшись, она увидела Пьера, который разговаривал с железнодорожным служащим в форменной фуражке, не спуская с нее глаз. Она улыбнулась и сделала знак рукой, отправляясь вслед за носильщиком. Она шла, вглядываясь в лица людей, и волнение охватило ее: а вдруг Дербле не получил телеграмму? Или его нет в городе? Или телеграмму принесли с опозданием? Что она будет делать? Одно было несомненно: она ни за что на свете не поедет к матери.
И вдруг Мелани увидела его. Дербле стоял у входа на платформу, держа руки в карманах длинного серого пальто из английского драпа. Воротник был поднят. Нахмурившись, он вглядывался в толпу, выброшенную прибывшим поездом, ища знакомый силуэт. Обычно такой сдержанный и холодный, сейчас он казался взволнованным. Мелани бросилась к нему.
– Слава Богу, вы пришли! Вы не представляете, как я рада…
Он почти грубо схватил ее за плечи, вглядываясь в лицо, скрытое вуалью:
– Это действительно вы? Телеграмма чуть не свела меня с ума, потому что вы единственная Мелани, которую я знаю. А говорили, что вас нет в живых…
Вместо ответа она приподняла вуаль, чтобы он увидел лицо. Он облегченно вздохнул, а руки его бессильно упали с ее плеч.
– Я ничего не понимаю в этой истории! Но слава Богу, что вы догадалась обратиться ко мне!
Этот флегматичный обычно деловой человек был странно взволнован. Мелани верила в его честность и точность, но никогда не думала, что он столь эмоционален.
– Мне стыдно признаться вам, что я ничуть не доверяю своей матери, – сказала она, поправляя шляпку. – И я не знаю, где сейчас дядя. Но я вспомнила, что вы сказали тогда на этом же вокзале: я могу приехать и жить в особняке дедушки…
– Я заехал туда, чтобы предупредить Сомса, – сказал он все еще с некоторым сомнением. – Дом ждет вас, и я вас сейчас туда отвезу. У вас есть багаж?
– У меня лишь то, что я брала с собой в экспресс.
– У вас скоро будет все необходимое. Не забывайте, что вы богаты…
Он подвел девушку к двухместной карете, стоявшей во дворе вокзала, и она облегченно вздохнула, оказавшись на мягких подушках этого элегантного экипажа, пахнущего лавандой и английским табаком. В этот последний день апреля было холодно. Шел мелкий холодный дождь, и Париж казался еще более серым. Мелани чувствовала промозглый холод, пронявший ее до костей. Ей казалось, что Шато-сен-Совер, его солнце, цветы, и особенно теплота его обитателей были теперь так же далеки, как Китай.
Оливье Дербле заботливо усадил ее и накрыл ноги пледом.
– У нас уже неделю стоит ужасная погода, как будто зима решила вернуться… Я сгораю от нетерпения спросить вас кое о чем, но вы, наверное, устали.
– Не очень, я довольно хорошо спала. Но очень хочу есть!
Дербле улыбнулся, услышав такое заявление, которое в глазах любой дамы из света считалось бы вульгарным. Хотеть есть, это, по их мнению, что-то вроде болезни, относящейся лишь к низшим слоям общества, и говорить об этом считалось неприличным.
– Это мы сейчас уладим. И поскольку соловья баснями не кормят, то давайте просто смотреть на Париж.
К удивлению Мелани, несмотря на плохую погоду, город выглядел праздничным. Всюду висели французские и английские флаги, украшавшие общественные здания, а вдоль улиц трепетали на ветру длинные трехцветные вымпелы. Трамваи и омнибусы были украшены французскими и британскими флажками, а воздух пах лондонскими туманами.
– Отчего все эти флаги? – спросила Мелани. – Ведь сегодня не 14 июля?
– Завтра с официальным визитом в страну прибывает король Англии, а поскольку французы обожали его, пока он был принцем Уэльским, а теперь видят в нем монарха коварного Альбиона, которому не могут простить их поражение в Фашоде[3]3
Фашода (сегодня Кодок) – город в Судане на Ниле. В 1898 г. оккупирован французской экспедиции Маршала, но вскоре был передан Китченеру, который завоевал весь этот регион.
[Закрыть], то правительство надеется с помощью всей этой мишуры подогреть их энтузиазм. Вот вы увидите Елисейские поля! Кругом – синие, белые и красные цвета. Да где же вы были, что совсем ни о чем не знаете? – не смог он удержаться от вопроса.
Это заставило Мелани улыбнуться.
– В раю… или почти! В одном замке в Провансе. Но успокойтесь. Как только я утолю голод, я расскажу вам все. «Или почти», – подумала она про себя, решив не упоминать о своих близких отношениях с Антуаном.
Когда Мелани появилась на пороге огромного вестибюля, типично английская сдержанность старого Сомса растаяла, как снег на солнце. Он разрыдался.
– Так это правда? – воскликнул он. – Вы живы, мадемуазель Мелани? Зачем же было заставлять нас поверить в вашу… О! Я просто не могу произнести это слово!
– Ну так и не произносите его, Сомс, – ответил Дербле. – Она жива, и это главное. К тому же, очень голодна!
– Я уже все приготовил в зимнем саду.
Еще через минуту, не забыв пригласить к столу Оливье Дербле, Меланж поглощала чашку за чашкой взбитый шоколад со сливками, густой и жирный, макая в него по-плебейски рогалики, самые хрустящие и самые воздушные, какие ей когда-либо приходилось есть. Эти вкусности были делом рук Эрнестины – мадам Дюрюи, как ее стали называть с тех пор, как она стала экономкой в доме. Ибо, несмотря на все уговоры Оливье, невозможно было удержать шеф-повара, которому дед придавал столь большое значение. Этот подлинный артист своего дела заявил, что не может оставаться без дела возле своих погашенных плит. «Если я не работаю, я гибну», заявил он, снимая свой колпак и фартук. И отправился в Брюссель, где ему предложили эти атрибуты во дворце Лекэн. Его примеру последовали некоторые другие служащие из дома, в основном из молодых, но верность тех, кто остался, была безгранична, и Дербле не стоило труда взять с них слово, что они никому ничего не скажут о столь чудесном возвращении Мелани.
– Позволю себе заметить, – заявил Сомс от имени оставшихся слуг, – мы решили сразу же уйти, если маркизу де Варенну пришло бы в голову поселиться здесь. Его репутация среди живущих в доме оставляет желать лучшего…
И он отправился к себе. Мелани тем временем закончила свой завтрак, позволила Оливье закурить сигарету и уселась, свернувшись калачиком, в плетеное кресло на подушках, украшенных цветами. И начала свой рассказ о свадебном путешествии.
Дербле слушал ее, не прерывая и не высказывая никаких признаков волнения. Он сидел в теин гигантских листьев аспидистры, и лицо его было холодно и неподвижно, а глаза полуприкрыты. Казалось, он старался сделать так, чтобы собеседница забыла о его существования, и Мелани была ему очень признательна, так как это позволяло ей говорить более свободно.
– По всей видимости, господин Лоран спас мне жизнь, – заключила она, – и если бы я случайно не узнала, что возвратившись в Париж он подвергается опасности, помогая мне, я, может быть, никогда бы не приехала.
– Позволив преступнику получить наследство, на которое он не имеет никакого права? И не думая об опасности, которая грозит вашему дядюшке? О, мадам, я не узнаю внучку вашего дедушки.
В его голосе, кроме гнева, слышались какие-то другие нотки, но Мелани не могла понять, что бы это могло быть.
– Как бы вы могли меня узнать? – грустно спросила она. – Мы совершенно чужие люди. И вы не можете понять, что пережила я в этом доме, где чувствовала себя у себя и могла быть самой собой… Не думайте, что я пытаюсь защищаться, – добавила она, увидев, что он собирается ее перебить. – Я прощу вас иметь в виду только одно: после смерти отца единственный, кто заботился о моем благополучии, был дедушка. К сожалению, мы встретились с ним слишком поздно, и до последнего морского путешествия он оставался для меня неким стареющим Людовиком XIV, которого я по определенным дням должна была навещать.
– Я думал, вы любили его?
– Я полюбила его, когда открыла его… позже – слишком поздно! А теперь… я должна оставить вас, чтобы немного привести себя в порядок и… – Ну конечно же. Мадам Дюрюи должна была уже приготовить для вас комнату вашей бабушки…
Он вышел наконец из своего зеленого укрытия и протянул ей руку.
– Простите меня, если я чем-нибудь вас обидел. Прошу считать мою въедливость проявлением… преданности. Кроме того, признаюсь, я всегда презирал маркиза де Варенна…
В этот момент появилась домоправительница и объявила, что ванна готова. Дербле обратился к ней:
– Будьте столь любезны и снимите мерку с нашего милого привидения. И размеры всего прочего.
– Я как раз хотела вам сказать об этом, господин Оливье. У нашей молодой особы почти нечего надеть, кроме ее драгоценностей…
– Если вы доверите мне это дело, я постараюсь купить все необходимое. А пока я покидаю вас, но вечером приду снова.
– Вы пообедаете со мной?
– Благодарю вас, не сегодня. Впрочем, я приду кое с кем, кто может быть нам очень полезен. К счастью, де Варенн все еще в Италии, где он руководит «поисками», но собирается скоро вернуться.
– А мой дядюшка? Мне так хотелось бы увидеть его.
– К сожалению, он в Египте. Я постарался предупредить его, отправив телеграммы во все гостиницы… Ну, до вечера!
Комната бабушки, отделанная в стиле ее молодости, скорее подошла бы императрице Евгении, супруге Наполеона III. Мелани просто потерялась там, когда после ванны оказалась в этом мире розового бархата, пестрых ковров, глубоких кресел с подушками и кисточками. Над всем этим возвышалась кровать черного дерева, инкрустированного медью, столь огромная, что хрупкая фигурка Элодии Депре-Мартель просто терялась там, когда рядом не было могучего супруга. Кроме того, судя по обстановке комнаты, бабушка была большой мерзлячкой, да Мелани и до того знала об этом, ибо никогда не видела бабушку без ее многочисленных шалей, ее знаменитых кашмирских платков, которых у нее была целая коллекция.
Один из них, глубокого красного цвета с золотой нитью, и накинула Эрнестина на плечи Мелани. Ей пришлось натянуть серое шелковое платье бабушки, которое не сходилось на спине. Молодая особа была гораздо выше и полнее своей бабушки. Чтобы удлинить платье, горничная приспособила большой волан из гофрированного муслина от другого туалета.
Получилось довольно мило, но, разглядывая себя в большое зеркало, Мелани не могла не задать себе вопрос о том, будет ли она когда-нибудь носить платья не только сшитые для нее, но и по ее вкусу, ибо Оливье Дербле отправился с намерением обновить ее гардероб. Остается подождать, чтобы увидеть, во что это выльется.
По ее просьбе Сомс проводил ее в кабинет деда, где был установлен один из телефонов (второй стоял в вестибюле), и, поскольку она еще никогда не пользовалась этим изобретением, то попросила Сомса соединить ее с нужным номером. Она протянула ему клочок бумаги, на котором Пьер Бо записал парижский номер Антуана. Однако старый слуга напрасно просил барышню звонить и звонить еще, на том конце провода никто не брал трубку.
– Придется смириться, мадемуазель Мелани: никого нет.
– Попробуем еще раз, попозже, – но поскольку беспокойство, внушенное ей откровениями Пьера Бо, возрастало, она попросила Сомса позвонить в редакцию газеты «Матэн» и попросить к телефону господина Лартига. Увы, тоже безуспешно: журналиста не было в Париже. Мысль о том, что он, возможно, уже уехал на озеро Комо, несколько успокоила Мелани. Если это так, то он встретился с Антуаном, и тот пока не попал в лапы врага.
Она попросила принести ей сегодняшние и даже вчерашние газеты, но, просмотрев их, не нашла того, чего так опасалась: сообщения о смерти известного художника. В газетах говорилось лишь о предстоящем приезде короля Эдуарда VII, назначенном на 1 мая. Мелани с аппетитом позавтракала среди стеклянных нимф зимнего сада, ибо большая столовая показалась ей слишком огромной. Она завтракала в одиночестве, читая «Фигаро», приставленную к графину, как делал Антуан, когда у него было дурное настроение и он не хотел ни с кем разговаривать. Ее заинтересовало подробное описание королевской яхты «Виктория и Альберт», на которой новый монарх Англии путешествовал по Средиземному морю в сопровождении своей обычной свиты, исключая министра иностранных дел, вместо которого с ним был лорд Хардинг, «прекрасный дипломат и великосветский человек». Она прочла также, что президент Лубе и господин Делькассэ, нынешний обитатель Кэ д'Орсэ, решили, несмотря ни на что, сыграть на старой популярности Эдуарда до его коронации, чтобы наладить мосты «сердечного согласия», которое в течение бесконечного правления его матери было до сих пор невозможно.
Оливье Дербле вернулся гораздо раньше, чем обещал, но с ним была женщина: брюнетка с бледным красивым лицом лет сорока. На ней было короткое пальто, черное шелковое платье, очень простое, но великолепного покроя, и красная накидка с помпонами. Огромная масса черных волос заплетена и уложена вокруг головы, оттягивая ее назад, что придавало ей еще более величественный вид. На шее простое коралловое колье. Когда она сняла перчатки, Мелани увидела тонкие белые руки, на пальце красовалось кольцо с рубином, укрепленным маленькими золотыми лапками.
